Разделы библиотеки
Анастасья. Парижский роман - Ксения Трачук - Читать любовный роман онлайн в женской библиотеке LadyLib.Net
Анастасья. Парижский роман - Ксения Трачук - Скачать любовный роман в женской библиотеке LadyLib.Net
Трачук Ксения
Анастасья. Парижский роман
| Предыдущая страница | Следующая страница |
3 Страница
Париж, 2018
Дело Обенкур поневоле отошло на второй план: «жёлтые жилеты» прочно заняли заголовки новостей. Но как следственный судья не только по должности, но и по душевному призванию, Жан-Люк Моди не мог не думать о злополучной миллиардерше. Почему-то прокурор до последнего не хотел передавать расследование в их руки: по всем признакам он давно был обязан обратиться к судебным следователям, но по-прежнему тянул резину…
Как Моди знал из своих источников, дочь Марианны Валери недавно предоставила в распоряжение правосудия новые документы, и, по-видимому, там было достаточно много «жареного». Эти материалы, предварительный допрос фотографа Франсуа Барнье, насмерть напуганного предстоящим разбирательством, вся масса информации об этой загадочной женщине, Марианне Обенкур, – всё это, как парижская детская карусель, беспрестанно крутилось в его голове. Даже когда он разговаривал по телефону с женой или обедал с коллегами, Марианна Обенкур не переставала занимать его воображение.
Моди подозревал, что прокурор не хочет передавать дело следственным судьям просто потому, что на носу Рождество и всем хотелось бы поскорее забыть об уличных забастовках и разойтись на долгожданные каникулы. Возможно, существовали и другие соображения, о которых судья не знал или не мог знать…
В этот день, совершив традиционную утреннюю пробежку, Моди собирался перед работой зайти выпить кофе у стойки бара, но неожиданно вспомнил нечто важное и остановился прямо посреди улицы. Как не раз бывало, масса информации, которую он переварил, наконец выдала промежуточный результат – плодотворную идею, которую можно было использовать.
Конечно, Рафаэль Санти-Дегренель! Кажется, Моди раз или два слышал по радио его выступления в качестве эксперта по американским выборам и, кажется, по России. Именно он, Санти-Дегренель, был любовником Марианны задолго до злополучного Франсуа Барнье! Как он сразу не подумал об этом! Да, этот тип может быть полезен для расследования… Когда-то они вместе учились на подготовительных курсах для поступления в Ля Гранд-Эколь, куда, кстати, оба так и не прошли… И этот философский кружок тогда ещё молодого Батиста де Курзеля, куда они ходили вместе с Жаном де Кортуаном… И хотя в деле имя Рафаэля пока ни разу не упоминалось, Моди не сомневался, что нащупал нужную ниточку. Он должен увидеться с этим субъектом!
– Орели! – Судья немедленно набрал номер своего ассистента и обрадовался, что застал её на месте: обычно никто не приходил раньше десяти. – Срочно найди мне контакты Рафаэля Санти-Дегренеля. Да, «Санти» через «a». И посмотри, что пишут о нём в связи с Марианной Обенкур. Нет, это неофициально! Ты же знаешь, пока мы занимаемся тем же, чем раньше. Да, и побыстрее, пожалуйста!
***
– Итак, Марианна, ты вспомнила о Люцифере?
– Я никогда тебя не забывала, и ты знаешь об этом! Но сейчас мне так важна поддержка друзей…
Предупредительный мажордом Паскаль, прекрасно помнивший привычки Рафаэля, уже застыл рядом с подносом, на котором стояла рюмка коньяка Hine Rare. Марианна Обенкур кивком отпустила своего помощника, с трудом приподнялась и, тяжело ступая, приблизилась к Рафаэлю.
Он сидел в кресле у окна, которое когда-то так любил Доминик, её покойный муж. Нежно проведя руками по лицу Рафаэля, она застыла в одном положении, стоя вполоборота и глядя поверх головы своего бывшего любовника. Её рука оставалась в его руке, и они долго молчали, вспоминая всё, что связывало их долгие годы.
– Итак, мэтр Роже на старости лет решил стать честным человеком, – начал Рафаэль.
Он предполагал, что Марианна, с которой он не виделся несколько лет, вызвала его из-за финансового скандала. Дело Обенкур продолжало занимать умы парижан, и, если бы не «жёлтые жилеты», журналисты трубили бы о нём с утра до вечера.
– Я устала, Раф, я очень устала…
Марианна действительно выглядела на десять лет старше своего возраста: он ещё помнил её свежей сорокалетней женщиной, с порывистыми движениями, едва смягчёнными светскими манерами, и горящими любовью к нему глазами. Теперь перед ним была утомлённая жизнью, сильно накрашенная пожилая дама…
– Доминика больше нет… Моя дочь, увы, не хочет иметь со мной ничего общего! И ещё это расследование… Если бы ты только знал… С тех пор как ты отдалился от меня…
– Перестань, я никогда не отдалялся от тебя!
– Я сама во всём виновата… Только я! Да, этот Барнье оказался обыкновенным мошенником, я всё знаю… Я так любила его – но ты был прав, ему никогда нельзя было доверять!
Рафаэль предпочитал не комментировать увлечения Марианны – это было не в их правилах – и всё же действительно всегда испытывал неприязнь к этому скользкому Франсуа…
– Говорят, он неплохо поживился на приобретении картин для твоей коллекции? – осведомился Санти-Дегренель.
– О, Раф, если бы только это! – Марианна привычно понизила голос: после обнаружения в её доме прослушивающих устройств она приучила себя к осторожности. – Франсуа подделал завещание, украл кучу вещей Доминика – даже ту гравюру Медичи, которую ты помог найти во Флоренции… О господи, что я натворила! Пожалуйста, помоги мне! Я хочу сесть рядом с тобой…
Рафаэль, осторожно поддерживая Марианну, помог ей сесть на диван и устроился рядом, продолжая держать её слегка дрожащую руку. Он чувствовал, что она страдает и морально, и физически, но знал, что любое проявление жалости ей претит. Но он обязан был задать этот вопрос:
– Я могу что-то сделать для тебя, Марианна?
– Мой новый адвокат – некто Делиль – говорит, что я должна указать тебя в числе свидетелей. Конечно, если дело дойдёт до этого…
– Ты можешь на меня рассчитывать!
Вздохнув, Марианна Обенкур откинулась на мягкую спинку дивана. Её силы были на исходе: свидание с прежней любовью оказалось тяжелее, чем она ожидала. Но ей ещё так много надо было сказать…
– Я знаю, Раф, ты сделаешь всё, что в твоих силах, и мэтр Делиль тебя проинструктирует. Впрочем, он говорит, что мне ничего не угрожает. Все операции проводились без моего прямого участия, я действительно ничего в этом не смыслю… Ну а ты – что теперь делаешь ты? Я хочу знать всё, я имею на это право!
В глазах Марианны заиграл знакомый ему огонь – даже в своём нынешнем состоянии она оставалась властной и восторженной женщиной, привыкшей к всеобщему подчинению.
– Дорогая, тебя вряд ли заинтересуют мои серые будни… Что ж… Моя книга о России переиздана в третий раз. Недавно выпустил монографию об американской избирательной системе. Пара статей о Пармской школе живописи – да, я не оставил наше общее увлечение… Кроме того, Моруа-Кобе предлагал возглавить один франко-немецкий институт, но, как ты знаешь, я терпеть не могу немцев…
– А ты не думал о Французской академии? – с жаром начала Марианна. – Я уверена, твоё место там! Как-то давно я говорила об этом с Элен… Она всегда была очень высокого мнения о тебе!
Марианна знала независимый характер Рафаэля: за эти годы он отверг не одно заманчивое предложение. Впрочем, он и сейчас оставался собой:
– О, ты хорошо знаешь мою позицию! Даже мнение блистательного секретаря Французской академии, которое мне очень льстит, не имеет значения. Я не хочу сковывать себя узами древних структур. И, честно говоря, после последних избраний желание сидеть на Ке-де-Конти пропало окончательно. Кстати, моя поездка в Россию…
– Да, расскажи мне об этом – нет, не о России! Я хочу услышать о твоей русской возлюбленной! Ведь ты по-прежнему с ней?
Марианна приподнялась и с силой сжала его руку: казалось, речь шла о жизни и смерти. Рафаэль с наигранной иронией приподнял брови: никогда не имевший сердечных тайн от Марианны, на этот раз он, кажется, не разделял её энтузиазма.
– Дорогая, я никогда ничего от тебя не скрывал – ни о ней, ни о ком-либо ещё. Но, прости, я не понимаю, зачем…
– Раф, мне уже так мало осталось – неделя, месяц, я не знаю сколько… Я всю жизнь была легкомысленна. Но теперь ты и моя дочь – это всё, что у меня есть!
– Не говори так, Марианна! Ты ещё проживёшь много лет, я уверен.
Это было неправдой, о чём они оба знали, но Марианне было мало пустых утешений:
– Ведь эта русская заменила тебе меня – так, признайся? Ты сравнивал её с женщинами Бронзино49 и Боттичелли… Ты никогда не говорил обо мне так, как о ней! Ещё когда мы были вместе, ты хотел её – больше, чем когда-либо хотел меня! Да, я стара и некрасива, но когда-то…
– Дорогая, никто никогда не заменил бы мне тебя, и ты знаешь, что все эти годы…
– Брось, Раф, я знаю всё! – перебила его мадам Обенкур. – Я знаю, что она работает в благотворительной организации и постоянно куда-то ездит. Но когда она здесь, в Париже, она первым делом несётся к тебе, как влюблённая лицеистка. Десять лет! Ведь это продолжается почти десять лет? Мы с тобой были любовниками и того меньше! Ты изменил своим привычкам, не так ли?
– Кажется, мы с тобой всегда были выше ревности и прочих ненужных эмоций…
– О, ревность… При чём тут это? Ты видишь, что я очень больна. Я хочу знать о тебе то, чего ты не хочешь мне сказать!
Зная её настойчивость, Рафаэль поддерживал разговор, который не входил в его планы:
– Дорогая, между нами нет никаких тайн! Анастазья русская и всегда ею была. Сколько бы она ни жила в Париже и сколько бы ни ездила по миру. Увы, она никогда не будет смотреть на вещи нашими глазами. Ведь ты понимаешь, что я имею в виду?
– Именно поэтому ты выбрал её! Я права?
Марианна смотрела, требуя немедленного подтверждения своих слов, – о, это было так в её духе! Что она вбила себе в голову? Не считает ли мадам Обенкур и его самого влюблённым лицеистом? Забавное сравнение… Рафаэль без зазрения совести соврал бы следователю прокуратуры, чтобы выгородить Марианну, но дорога в его душу была закрыта даже для неё.
***
Доктор Гросс сломала руку, поэтому встретила Анастасью в специальной лангетке, и та не могла не спросить, в чём дело.
– О, пустяки! Играла в мяч с младшим сыном и неудачно упала. У меня четверо детей – всё время что-то случается…
«Четверо… Ничего себе!» – подумала Анастасья. У её матери, не считая её самой, тоже четверо: двойняшки, мальчик и девочка, и ещё двое младших, мальчики. Она не помнила, когда видела их в последний раз… Слава богу, вроде не забыла имена: Жорик, Света, Слава и Костя. Наверное, они уже совсем взрослые! Надо бы попросить маму прислать фото. Давненько они не общались… У рядовых французов обычным делом считается завести троих или даже четверых детей, но проблема в том, что ей попался совсем не рядовой француз!
– Скажите, а что вы думаете об «Анне Карениной»? – Анастасья сама не знала, почему задала этот вопрос.
– Простите, что?
– О, извините… Дело в том, что в свободное время я предпочитаю читать и сейчас увлечена одним романом Толстого, на русском. Как вы думаете, это может помочь?
– Если вы чувствуете себя лучше, то конечно!
Кажется, её психотерапевт была рада переложить проблемы пациентки на Льва Николаевича.
– На самом деле особых улучшений нет и сны продолжаются… – уточнила Анастасья. – Но мне кажется, я стала кое-что понимать.
– Послушайте, я уже не раз говорила и повторю опять: терапия как таковая не решит ваших проблем! Только вы сами должны разобраться в себе и найти их решения. А наши сеансы лишь наметят путь к этому познанию.
По-видимому, мадам Гросс говорила эту заученную фразу всем без исключения.
– Конечно, я это понимаю.
– Думаю, вы уже сами сформулировали то, что вас мучает, – продолжала доктор. – Мы разобрали вашу семейную историю, и корень проблемы, как мне видится, именно там. Ваши отношения с матерью, пусть и эпизодические, очень конфликтны. Вы не можете её простить – это порождает многое другое. Возможно, на самом деле подсознательно вы не совсем отделились от вашей матери: сепарация – это такой психологический термин…
Только не это! Анастасья не любила модные научные словечки, которые ей мало о чём говорили. К счастью, доктор Гросс ими не увлекалась.
– Да… А что касается вашего… друга, Рафаэля, – продолжала психотерапевт, – то, думаю, здесь прежде всего проблема ревности – понимаете, о чём я? Это очень типично для таких «свободных союзов», и я нередко консультирую тех, кто живёт так сознательно, но всё равно ревнует. Вы находитесь в этих отношениях не по своему желанию, ведь вы сами никогда не хотели полной свободы, так?
Хотя Анастасья и не думала требовать, чтобы Рафаэль женился на ней или даже жил с ней, но мысль о том, что он свободно встречается с другими… Что и с кем он делает, пока она открывает очередной филиал SOS World или проходит тренинг на другом конце света? По-прежнему ли он бывает у Марианны Обенкур? Вспоминает ли он вообще, что она, Анастасья, существует? Ей хотелось бы не думать об этом, но она не могла. Конечно, и у неё самой время от времени появлялись ухажёры – взять, к примеру, этого Томá из Квебека… Но если Рафаэлю было плевать, что она может оказаться в чужой постели, то она признавала только одну – его парижскую постель!
– Знаете, я чувствую себя как Анна Каренина в романе Толстого: она ушла от мужа к любовнику из-за большого чувства. Но её избранник страдал гораздо меньше, чем она, то есть фактически он чувствовал себя свободным, а она нет! Да, наверное, так и есть… Я всегда ревновала Рафаэля к разным женщинам, а особенно… – Анастасья осеклась, чтобы не произнести имя Марианны Обенкур: как бы доктор Гросс, наверняка следящая за новостями, не сочла её по-настоящему сумасшедшей!
Впрочем, помимо скандальной миллиардерши, были и другие. Полгода назад они столкнулись в Опере Гарнье50 с известной телеведущей, лучезарно улыбающейся блондинкой. Анастасья не могла забыть, как эта королева новостей смотрела на Рафаэля… О, это был хорошо знакомый ей взгляд – и так смотрели на него очень многие успешные и красивые женщины, вхожие в парижскую интеллектуальную тусовку…
– Вот видите, вы сами осознаёте свою проблему! – поддержала её психотерапевт. – Конечно, чтение на русском может помочь, ведь это ваш родной язык! Кстати, вы не знакомы с романом Батиста де Курзеля «Скифы снегов»? Он как раз о России. Блестящая вещь, рекомендую!
***
Борис любил Париж таким, какой он есть: с криминальными кварталами на севере, куда чужакам лучше не заглядывать, с пёстрыми этническими уголками, разбросанными по разным округам, с вылизанным туристическим центром…
И всё же существовало место, которое он не переносил, – шестнадцатый округ. Этот приют респектабельной парижской буржуазии вызывал у него отторжение: накрашенные вежливые старушки, чинно выгуливающие мопсов по узким тротуарам, чопорные мадам с благовоспитанными отпрысками, амбициозные молодые клерки… Дорогой, тихий, мёртвый квартал, почти лишённый растительности, если не считать, конечно, примыкающего к плотной городской застройке Булонского леса.
Оказавшись здесь много лет спустя, Левин смотрел на шестнадцатый округ другими глазами: оплот неизменности в меняющемся мире, где бастуют транспортники, бесчинствуют «жёлтые жилеты» и настенные надписи появляются даже на средневековых постройках. Наверное, он просто постарел…
– Месье Левин?
За его столик присел мужчина средних лет в зелёном клетчатом пиджаке.
Это был дядя Анри – профессор Антуан Фурнье, работающий в исследовательском центре SNRC в этом самом шестнадцатом округе. Румяный дядюшка казался необыкновенно свежим для своего возраста, как будто трудился не в центре Парижа, а где-нибудь в альпийской деревушке. Особого сходства с Анри, впрочем, не наблюдалось, разве что курчавая шевелюра и яркий стиль одежды чем-то напоминали его неформала племянника.
– Называйте меня Антуан, пожалуйста! Я ещё не так стар. Мне исключительно приятно, что вы приехали ко мне сюда. Конечно, можно было бы встретиться в нашем институте, но теперь в кабинете вместе со мной сидит стажёр, поэтому отвлекать его неудобно, – с улыбкой пояснил профессор Фурнье, по-видимому, обрадованный возможностью отлучиться на часок-другой.
– Понимаете, я десять нет не был в Париже, – издалека начал Левин. – Очень хотелось бы увидеть Анри! Через знакомых нашёл его телефон, но, кажется, он отключён…
– О, это непростая история! – огорчился дядя Антуан. – Я сам не видел моего дорогого племянника больше года. С тех пор как он ушёл из института – ведь он работал в SNRC, но принял решение прекратить свой контракт и уволился… – сокрушённо уточнил он. – В общем, если в двух словах, то Анри решил открыть для себя Бразилию. Или, выражаясь философски, отправился на поиски себя!
– На поиски себя? В Бразилию? – Борис не подозревал, что Анри интересовался этой страной. Кажется, он не владеет португальским?
Дядюшка Антуан сделал неопределённое движение головой: по-видимому, он и сам не до конца понимал, что двигало его племянником.
– Анри давно метало из стороны в сторону… – расплывчато пояснил он. – Наверное, причиной этому русская кровь – ведь его мать, Вероника, из русских. Правда, она никогда не жила в России, её родители эмигрировали ещё в первую волну. Потрясающая община! Вы имели дело с белыми эмигрантами? – живо поинтересовался месье Фурнье, как будто считал это само собой разумеющимся.
– Белые эмигранты?.. Нет, я с ними мало знаком… – честно признался Левин. – А вы не знаете, когда Анри вернётся в Париж?
– Каверзный вопрос! Пару дней назад мой брат, то есть отец Анри, получил странное сообщение. Племянник пишет, что находится в Санкт-Петербурге – то есть в вашей прекрасной стране. Впрочем, никто не гарантирует, что это не очередная шутка. А вы, Борис… Простите за любопытство, какая у вас научная специализация? – вежливо осведомился дядюшка Антуан.
– Сначала занимался современностью – в общем, политологией, – защитил кандидатскую. А потом переключился на новейшую историю – франко-российские отношения. Всё-таки с историческими дисциплинами как-то меньше проблем… – пояснил Левин.
– Что вы имеете в виду? – поинтересовался его собеседник.
Борису казалось, что он говорит очевидные вещи:
– Понимаете, я не хочу лезть в политику. То, что происходит сейчас, мне не то чтобы неинтересно, но… Не хочется быть заложником политической конъюнктуры, – наконец дипломатично сформулировал он свою мысль. Нет, углубляться в эту тему не стоило…
– О да, кажется, понимаю! Впрочем, лично я относился и отношусь к России и русским с уважением и даже любовью…
Левин снова пожалел, что залез в эти дебри, но деваться было некуда:
– Ведь вы как специалист понимаете, что история – это факты. Факты, подтверждённые признанными, проверенными источниками. Можно сколько угодно спорить по поводу текущих событий, оценок, высказываний… Но исторические факты непреложны! Конечно, есть разные толкования…
– Увы, здесь не всё так просто… Впрочем, не будем о сиюминутном, как вы говорите! – Дядя Антуан, по-видимому, тоже не хотел муссировать щекотливые вопросы. – Простите за нескромность: вы, кажется, женаты? Приехали с супругой?
– Нет, жена боится приезжать из-за «жёлтых жилетов». А вы сами что думаете по этому поводу – я имею в виду манифестации? – поинтересовался Левин.
– О, мы, парижане, всегда найдём предлог для недовольства, – улыбнулся дядя Антуан, но тут же принял серьёзный вид. – Этих людей можно понять: в регионах падает уровень жизни, не хватает врачей, безработица… Плюс ещё пенсионная реформа, а ведь французы долго боролись за то, чтобы учителя и другие льготники уходили на пенсию раньше остальных… Но, с другой стороны, у нас нет денег на поддержание такой затратной социальной системы.
– Да-да… Так вы думаете, Анри ещё выйдет на связь? – с надеждой спросил Борис и поспешил добавить: – Я здесь до конца года. Если он вдруг объявится, дайте мне знать, пожалуйста! Вот моя визитка.
– Не волнуйтесь, когда что-то прояснится, обязательно сообщу! – бодро заверил дядюшка Антуан. – Если, конечно, наш дорогой Анри не затеряется где-то в джунглях Амазонки! Кстати, у Батиста де Курзеля есть замечательный роман – «Трансцендентная Амазония»? Не читали?
Услышав имя знаменитого философа-романиста, Борис чуть не пролил кофе на брюки: все как будто сговорились напоминать ему о Насте Белкиной!
Париж – остров Ре (департамент Приморская Шаранта), 2004
«Кафе де Флор»51 считалось невероятно претенциозным местом, поэтому Боря, стыдясь своего скромного студенческого рюкзака и заношенной куртки, робко оглядывался по сторонам и не знал, как привлечь внимание кого-нибудь из персонала: надо было всего лишь сказать, что его ожидают.
Наконец добрая душа провела его на второй этаж, где за круглым столиком у окна сидела типичная француженка средних лет – худая, непричёсанная и одетая во всё серое. Её вытянутое лицо в аккуратных очках выглядело дружелюбным, почти милым, а небрежно повязанный шарф придавал её образу немного богемный вид.
– Мадам Стюарт? – робко поздоровался Боря.
– Месье Левин, здравствуйте! Вы будете кофе или чай? Может быть, минеральной воды? У меня не так много времени, поэтому сразу перейдём к делу.
– Конечно. Правда, я…
– Да, всё это очень странно даже для меня самой, – перебила она. – Но когда мне позвонил Жан – месье де Кортуан, я имею в виду, – и рассказал о вашей ситуации, всё сложилось на редкость удачно. Значит, вы не можете продолжать учёбу в Школе журналистики Ля Гранд-Эколь из-за того, что у вас нет стипендии?
– Именно так, – подтвердил Боря. – Месье де Кортуан предложил мне учиться в Школе журналистики. Это было очень неожиданно, но я согласился. А потом выяснилось, что в Ля Гранд-Эколь дают не стипендию, а лишь субсидию на оплату учёбы.
– Да, я это поняла. Ужасная ситуация… Жан сожалеет, что так получилось, но ничего не может сделать, поскольку Управляющий совет не выделяет дополнительных средств. Вам нравится в Школе журналистики?
Честно говоря, Боря жалел, что согласился на эту авантюру. Он прекрасно писал на французском, но бегать с телекамерой и микрофоном по Парижу – нет, это не для него!
– Кажется, до этого вы подавали документы на участие в исследовательской программе? – подбодрила его мадам Стюарт.
– Да, изначально я думал именно об исследованиях, но потом соблазнился предложением пойти в Школу журналистики, – честно признался Левин, сам не до конца понимавший, как это получилось.
Его ответ явно порадовал добродушную мадам Стюарт, которая, как он уже знал, заведовала одним из исследовательских центров в Paris I Panthéon-Sorbonne52.
– А вы когда-нибудь слышали о cotutelle? – продолжала она. – Это совместная аспирантура французского и русского вуза, в данном случае Сорбонны и МГУ. Вы будете учиться одновременно в двух университетах – интересно, правда?
Он будет учиться… Что она имеет в виду? Складывалось впечатление, что они уже всё за него решили – ему требовалось лишь утвердительно кивать… Боря, не обращая внимания на принесённую ему минеральную воду, с интересом ждал продолжения: что за очередной сюрприз готовит ему Париж?
– Дело в том, что у нас осталось одно место в этой программе, – пояснила его собеседница. – Поэтому я могу предложить его вам. Стипендия рассчитана на три года – правда, только на те шесть месяцев в году, которые вы будете находиться во Франции. А в Москве у вас будет российская стипендия, как у аспиранта.
Мадам Стюарт говорила так, как будто собиралась пристроить неходовой товар: действительно, не каждый согласился бы учиться в двух аспирантурах сразу! Боре ещё не приходилось слышать о таких программах.
– А что я должен делать – писать диссертацию? – на всякий случай решил спросить он, хотя ответ был очевиден: что же ещё можно делать в аспирантуре?
– Две диссертации, – уточнила мадам Стюарт. – Одну вы будете защищать в России, другую – во Франции. К сожалению, не получилось сделать единую защиту – административные сложности… Кстати, вы можете выбрать тему, связанную со средствами массовой информации, – это один из предметов моей специализации.
Положа руку на сердце, всё это выглядело сомнительно: учиться сразу в двух местах, да ещё ездить туда-сюда… Даже Боре, с его наклонностями ботаника, это казалось запредельным. Но Париж… Ещё три, пусть и неполных, года в Париже!
– У вас есть время подумать, – заверила его мадам Стюарт. – Не стесняйтесь, звоните мне, если будут вопросы. Но постарайтесь решить поскорее, потому что… Вы знаете, французская бюрократия – такая штука! Сейчас они должны срочно пристроить эту стипендию, а потом будет поздно!
Ещё вчера Боря по телефону говорил маман, что собирается покупать билет в Москву и готов был паковать чемодан! И вот теперь…
– Я согласен! – неожиданно для самого себя выпалил он.
***
Нина Поярчук считала себя умной, красивой и успешной – и не без основания. Природа наделила её не только бюстом размера DD, но и – редкий случай – не поскупилась на серое вещество. К двадцати трём годам она успела с золотой медалью окончить лучшую школу Тамбова, поступить в московский Иняз, из которого вышла с красным дипломом, и – высшее достижение – отправиться на учёбу в Париж. Кто-то усмотрел бы в этом блат и помощь папаши-бизнесмена, но факт оставался фактом: Нина была исключительно талантлива.
Но всё же кое-что омрачало её французскую жизнь, и это определялось одним словом: Нантер. Да, как и томившаяся в Лионе Настя Белкина, Нина Поярчук мечтала унести ноги из университета, куда попала волей случая!
Через месяц после её приезда учёба, заключавшаяся в посещении лекций в громадных переполненных аудиториях, и вовсе приостановилась: студенты-леваки снесли стену одного из зданий. Предлог для этого выбрали самый никчёмный: студенческим профсоюзам не понравилось введение ограничений на посещения общежитий посторонними.53
Эти плохо одетые, непричёсанные и невоспитанные полуподростки слонялись по кампусу без всякого дела; там и сям возникали какие-то выступления, вывешивались лозунги, выкрикивали ругательства… Поговорить Нине было просто не с кем: в её магистерской программе, где, как предполагалось, преподавали международное право, не нашлось ни одного человека, кто вообще мог поддержать разговор. Все изъяснялись на противном жаргоне, а иностранных студентов было раз-два и обчёлся. Жуткая публика, жуткая атмосфера, никаких знаний и уж тем более полезных знакомств – всё это Нина прекрасно понимала.
«Это мой шанс, – думала она, стоя на входе в амфитеатр54, где только что начал выступать с лекцией директор Ля Гранд-Эколь Жан де Кортуан, редкий в этом убогом заведении гость из элитного парижского мира. – Если только он не задержится со своей дурацкой лекцией… Надо рвать когти!»
Наконец двери открылись, и де Кортуан с каким-то хорошо одетым юнцом быстрым шагом направился к выходу. Студенты оставались внутри, поскольку после де Кортуана должен был выступать какой-то министр, и ему, судя по количеству охранников внутри аудитории, грозил весьма агрессивный приём…
– Месье де Кортуан, извините!
Атака Нины, бюст которой даже из-под пальто рвался наружу, началась.
– Позвольте, – благообразный мальчик-секретарь попробовал принять удар на себя, но Нина отстранила его одним движением руки.
– Месье де Кортуан, я из русской газеты «Ведомости». Пожалуйста!
– Извините, мы должны идти!
– Пожалуйста, один вопрос! – не унималась Нина.
Де Кортуан, не обращая никакого внимания на её отчаянные попытки, продолжал двигаться к выходу.
– Мадам, обратитесь в пресс-службу Ля Гранд-Эколь, – посоветовал Нине секретарь.
– Шарли, дай ей визитку, – бросил де Кортуан, собираясь наконец покинуть этот «вокзал», как он мысленно называл современное здание университета Нантера.
И вдруг из-за угла, как чёрт из табакерки, выскочил патлатый тип с плакатом «Че Гевара, вперёд!» – и ринулся прямо на Жана де Кортуана. Хилый секретарь ошарашенно отпрянул, однако Нина в мгновение ока бросилась наперерез хулигану и поставила ему ловкую подножку. Патлатый тут же оказался на полу, где его, чертыхаясь на все лады, настигли запоздавшие стражи порядка.
Всё-таки в тамбовской спецшколе Нина недаром была чемпионкой по карате!
***
– Итак, вы представились корреспондентом российской газеты, чтобы взять у меня интервью. А затем спасли меня от сумасшедшего троцкиста.
– Совершенно верно!
Поярчук, одетая в эффектный топ, подчёркивавший все достоинства её фигуры, сидела напротив де Кортуана в его кабинете в Ля Гранд-Эколь, приятно отличавшемся от простоватых интерьеров Нантера. Джонни, как про себя называла его Нина, выглядел добродушно и жевал жвачку – она надеялась, что это хороший знак.
– Я всегда восхищалась Ля Гранд-Эколь и теми изменениями, которые произошли в философии и имидже этого института с тех пор, как его возглавили вы. Поэтому для меня большая честь взять у вас интервью – пусть и не для «Ведомостей», но для русско-французской интернет-газеты, которую недавно запустили мои друзья. Она называется «Русский Париж».
– Я к вашим услугам! Впрочем, должен принести извинения: французские службы безопасности оказались не на высоте и подвергли вас неоправданному риску. – В обществе де Кортуан славился галантными фразами, которые он расточал так же легко, как в частной жизни рассыпал ругательства. – Они сосредоточили свои усилия на охране оратора в аудитории – ему, кстати, действительно пришлось туговато. Увы, у него не было такого телохранителя, как вы!
– Итак, вы согласны на интервью? – обрадовалась Нина.
– Приступайте! – Де Кортуан широким жестом показал, что готов отвечать на любые вопросы: в этот день у него было прекрасное настроение.
– В прошлом году в Нью-Йорке вы сказали, что ваша главная мечта – сделать Ля Гранд-Эколь похожим на Гарвард. Вы уже произвели революцию: ввели обязательные курсы на английском, дали возможность каждому студенту год обучаться за рубежом, привлекли новые кадры… Но не кажется ли вам, что этого мало?
– Что вы имеете в виду? – уточнил де Кортуан, слегка подняв брови.
«Эта русская неплохо осведомлена – пожалуй, даже слишком хорошо для рядовой студентки Нантера…» – невольно подумал он.
– Ля Гранд-Эколь не лишён недостатков, – продолжала Нина. – Один из них, например, – элитарность: дорога в эти стены по-прежнему доступна лишь избранным…
– О, это досадное наследие прошлого, увы, – вздохнул Джонни. – Но у меня на этот счёт есть и хорошая новость. Ваше издание будет одним из первых, кто сможет рассказать о новом проекте – запуске программы для наиболее талантливых студентов из неблагополучных кварталов Парижа. Лучшие ученики смогут бесплатно обучаться в Ля Гранд-Эколь и получать стипендию. Будут организованы подготовительные курсы и специальный отбор. Пока этот проект находится на стадии разработки, но, в качестве исключения, вы можете написать о нём. Другие вопросы?..
Джонни по-настоящему оценил напор этой особы: наглецы любого пола вызывали у него смесь восхищения и раздражения. И всё же он надеялся побыстрее отделаться от неё, предвкушая, как на обеде в Guy Savoy, назначенном на два часа дня, в деталях расскажет своему бойфренду Кристофу эту забавную историю…
– А можно… вопрос личного характера? – не унималась Нина. – Вы верите в судьбу?
Что за идиотские вопросы! Де Кортуан явно терял время.
– Я верю в упорный труд, настойчивость и талант, – всё же ответил он. – Это определяет судьбу.
– И вы довольны результатом вашего труда – вашей судьбой? – продолжала неугомонная русская.
– Вряд ли пора подводить итоги. Надеюсь, что у меня ещё будет возможность достичь большего, – лавировал Джонни.
– Например?
Де Кортуан задумался. Разговор, начавшийся с Ля Гранд-Эколь, перетёк на его персону, а эта щекотливая тема не входила в его планы.
– Мои цели – сделать Ля Гранд-Эколь ведущим вузом не только франкоязычного мира, но и всей планеты. Это мой скромный вклад в формирование умов. А вы, такая целеустремлённая и сильная, – каковы ваши цели? Ведь вы учитесь в Нантере? Будете юристом?
Нина, слегка переменив положение, ещё больше приблизилась к де Кортуану и произнесла заранее продуманную сентенцию:
– Университет Нантера – очень… демократичное место, но мои амбиции значительно серьёзнее. Базовое юридическое образование в России я уже получила, а также прекрасно владею иностранными языками. Моя цель – учёба в институте высшего разряда, то есть в Ля Гранд-Эколь. Моё место – здесь!
Такого поворота он не ожидал. Всё-таки эти русские много о себе возомнили!
– И что же вам мешает? – холодно спросил де Кортуан. – Вы имеете право подать документы.
– Но в этом году конкурс уже закончился… – многозначительно заявила Нина, и её декольте, казалось, прямо-таки рвалось в бой.
– Но я не сомневаюсь, что удача улыбнётся вам в следующий раз!
– А я не сомневаюсь, что для вас нет ничего невозможного!
Карие глаза Нины, лишь слегка тронутые тушью и карандашом (жизнь во Франции уже научила её скромности в макияже), смотрели на де Кортуана так, что он невольно отвёл взгляд.
– Мадемуазель… Пояршук, – как все французы не выговаривая звук «ч», произнёс де Кортуан. – Я признателен вам за спасение моей скромной персоны. Но, увы, конкурс завершён. Я ничем не могу вам помочь.
– Ну что же, благодарю за интервью.
Нина поднялась и, не прощаясь, эффектно прошествовала в сторону двери. Её походка, в Москве повергавшая в ступор малочисленную мужскую часть Иняза, как нельзя лучше соответствовала её фигуре и торжественности ситуации.
– Впрочем, подождите, – неожиданно услышала она за спиной. – Вы увлекаетесь журналистикой? Возможно, у нас есть одно вакантное место в магистерской программе…
***
– Ты приедешь на Рождество к нам на остров Ре? – с надеждой спросил Жан-Ив. – Родители сказали, что ты можешь приехать! Боюсь, из Лиона добираться неудобно, но мы что-нибудь придумаем.
Она поедет на Рождество в семью Жан-Ива!
Стоя со своим сотовым телефоном в узком коридоре общежития кармелиток, Настя едва сдерживалась, чтобы не завизжать от восторга. Де Курзели приглашают её в своё загородное имение! Хорошо, пусть не имение, а дом на острове недалеко от Ла-Рошели, на атлантическом побережье…
– Понимаешь, и Флоранс будет с женихом, и Себастьян привезёт очередную подружку, – обстоятельно объяснял Жан-Ив, имея в виду своих брата и сестру, с которыми Настя уже познакомилась в Париже. – Правда, разместить всех в нашем домике невозможно – увидишь, это та ещё лачуга… Но отцу нравится, ведь по соседству живёт Жоспен.
– Жоспен? Политик? – уточнила Настя: кажется, она где-то слышала это имя.
– Да, социалист. Бывший премьер-министр. В общем, Флоранс с Мишелем остановятся в гостевой комнате, а Себ с подружкой – в новой пристройке. Это не совсем справедливо, но, похоже, нам с тобой придётся ночевать в гостинице в Ла-Рошели… Как тебе вариант?
– В гостинице? Хм… Надеюсь, нам будет там так же хорошо, как здесь в Les quatre vents. – Настя имела в виду отель, где обычно останавливался Жан-Ив, приезжая в Лион. – Ты хоть скучаешь там без меня?
– Ещё бы! Правда, с этой работой… Не представляешь, как меня достала Констанс – я тебе говорил, это моя новая начальница, – уныло начал он.
– Начальница? И ты так спокойно об этом говоришь? Наверняка она молодая и красивая! – притворно возмутилась Настя.
– Ну что ты, стерва стервой, лет сорок! Всё время спрашивает, как продвигается мой отчёт – неужели надо это делать каждые пять минут? Кстати, мы с Луи придумали новую штуку! Я тебе говорил, что мы будем делать детектив с ужастиками?..
Настя приготовилась ещё двадцать минут слушать о комиксах. Да, работа в инвестиционном банке, на которую Жан-Ива устроил его блистательный папочка, совершенно не вязалась с его необычным увлечением. Она и сама в глубине душе не воспринимала всерьёз эти крупноформатные книги для подростков, которые Жан-Ив хранил в специальных картонных коробках, занимающих добрую половину спальни, и Настя не сомневалась, что без неё он уже завалил комиксами всю квартиру.
***
Батист де Курзель встречал гостей в полосатой вязаной шапочке: по его словам, только это помогало защититься от неизбежной сырости острова Ре. Невысокий брюнет с вполне заурядной внешностью, он выглядел совсем не по-парижски, немного «мелкотравчато», как какой-нибудь провинциальный учитель или доктор. Его большие глаза непонятного цвета постоянно бегали туда-сюда, но когда останавливались на чьём-то лице, то как будто сверлили собеседника. Нет, Настя совсем не так представляла себе властителя французских умов!
– Знаете, Анастазья, в прошлом году я выступал в Москве с лекцией о Сартре и Раймоне Ароне55, – начал Батист, немного растягивая слова, как будто и сейчас находился перед благодарной аудиторией. – Русские студенты поразили меня своей эрудицией: задавали дельные, острые вопросы, на прекрасном французском. Москва меня эпатировала – да, это именно то слово! И тем не менее я предпочитаю Санкт-Петербург: великий имперский дух, места Достоевского… Ведь вы из Москвы?
– Да, я там училась, но…
– Здесь у нас всё скромно, в традициях этого края, – продолжал знаменитый неоструктуралист. – Я вижу, вас удивляют низкие потолки, голые стены… На острове Ре всё сурово и лаконично! Я постарался максимально сохранить уникальный дух этого жилища. Это дом местного доктора; мой отец приобрёл его случайно, но это истинная жемчужина.
Действительно, морскую резиденцию де Курзелей никто бы не назвал шикарной: как и большинство строений на острове, традиционный белый домик с зелёными ставнями выглядел довольно неказистым, хотя оказался вполне современным внутри.
– Мы специально добавили пристройку, чтобы чувствовать себя в комфортных условиях. Конечно, это стоило кучу денег… – вмешалась Жюльет, мама Жан-Ива, с которой Настя уже успела бегло познакомиться в Париже. – Скажите, Анастазья, а ваши родители не возражают, что вы не приехали в Россию на Рождество?
– Родители? Нет, моя тётя… – начала Анастасья, но Батист снова перебил её:
– Жюльет, дорогая, ты забыла, что по православному календарю Рождество празднуют на две недели позже – кажется, седьмого января?
Не дожидаясь подтверждения своих слов, он протянул Насте бокал с какой-то жидкостью янтарного цвета. Неужели коньяк на аперитив?
– Это пино! – провозгласил Батист де Курзель. – Пино-де-шарант. Вы уже знакомы с этим напитком? Находясь здесь, мы уже не парижане – делаем всё как местные жители…
Глотнув, Настя поняла, что это креплёное вино – довольно приятное, немного напоминающее разбавленный коньяк.
– Кстати, дорогой, вчера доставили подарок от Рафаэля – ящик вина из Сент-Эмильона, я тебе говорила? – обратилась к мужу Жюльет.
Рафаэль? Настя невольно насторожилась. Неужели это тот самый жгучий брюнет во всём чёрном? После памятной вечеринки она осторожно расспросила Жан-Ива, и её догадки подтвердились: даже в продвинутом кругу интеллектуалов этот тип слыл чудаком, «американцем» и, как она сразу почувствовала, безудержным донжуаном. Знаменитая связь с Марианной Обенкур не была единственной: Жан-Ив упоминал о романах и с другими известными женщинами. «И что они только находят в этом пижоне?» – добавлял её бойфренд, ничуть не смущаясь того, что речь идёт о его крёстном.
– О да, щедрая Марианна Обенкур, видимо, присылает ему по ящику в месяц, – благодушно заметил философ, вальяжно расположившись на диване со своим бокалом пино. – Кажется, она купила тот самый шато56, который когда-то хотели заполучить китайцы? А ведь я давно говорил, что надо законодательно запретить передавать французские виноградники в чужие руки!
– Рафаэль – крёстный Жан-Ива, – пояснила Жюльет. – Мы дружим с давних времён, его мать общалась с семьёй Батиста, поэтому мы попросили его быть крёстным, хотя он был слишком молод для этой роли. Ну, вы понимаете…
– Дорогая, Рафаэль – человек с энциклопедическими знаниями и прекрасный специалист по России, – перебил её Батист. – Возможно, Анастазья была бы рада с ним пообщаться. Что из того, что он любовник Марианны Обенкур? Назовём вещи своими именами, мы ведь не в каменном веке?
– Батист, мне кажется… О, я вижу, подъехали Флоранс с Мишелем…
Метнув на мужа многозначительный взгляд, Жюльет поспешила встречать только что прибывшую дочь – маловыразительную особу с вытянутым лицом, которую Насте в прошлый раз не удалось разговорить даже на пару банальных фраз.
Батист, налив ей добавки янтарного пино, доверительно продолжал:
– Жюльет до сих пор считает нас католиками. Впрочем, мы ими, конечно, являемся, но это не мешает нам здраво смотреть на вещи. Нравы изменились, и в этом нет ничего сверхъестественного. Лично я уже не вижу криминала в однополых браках и суррогатном материнстве. То, что раньше делалось тайком, просто признали нормой, вот и всё! Боюсь ошибиться, но, кажется, в России на это смотрят иначе?
– О, нравы меняются везде, – уклончиво ответила Настя, предпочитая сменить тему. – А что изображено на этой картине – кажется, какое-то судно?
Ей безумно хотелось выведать побольше про Рафаэля и Марианну Обенкур, но это могло показаться неприличным. Она даже нашла в Интернете пару их общих фотографий… Знаменитая магнатша, выглядевшая лет на десять старше своего приятеля, казалась совершенно обыкновенной, даже некрасивой – бледная брюнетка, каких в Париже пруд пруди, в самом обычном чёрном платье.... Неужели у этой женщины, владелицы крупнейшей промышленной империи, нет желания хотя бы одеваться в соответствии со своим положением? По-видимому, Санти-Дегренеля привлекает в ней что-то другое…
Жан-Ив, только что перетащивший из машины вещи – им всё-таки выделили комнатушку в гостевой пристройке, – наконец устроился на диване рядом с Настей и собственнически положил руку ей на плечо. Как ни невыразительно было его лицо в круглых очках, Настя чувствовала: он горд тем, что впервые приехал к родителям с девушкой. Конечно, она не Марианна Обенкур, но всё же…
Получить полную версию книги можно по ссылке - Здесь
| Предыдущая страница | Следующая страница |
Поиск любовного романа
|
Партнеры