Дочь мента

Ульяна – девочка из образцово-показательной семьи, и всем окружающим кажется, что её холят, лелеют и любят. Богдан – переступил закон, испачкав руки кровью, чтобы заплатить по чужим долгам. Но мало кто знает, что она заложница в собственной семье без права голоса, где слово её отца – закон, а он – защищал близких ему людей. Их жизнь разделена на черное и белое, где он – преступник, а она – всего лишь… дочь мента. Содержит нецензурную брань.

Пролог

Устало потираю глаза, закончив набирать текст на компьютере, линзы после многочасовой работы, кажется, готовы вот-вот прилипнуть к внутренней стороне век и буквально раздирают роговицу. Поспать бы, да работы так много, что мне остаётся лишь мечтать о том, как вечером я доберусь до своей подушки и усну. Муж, смотрящий на меня, как щенок лабрадора, постоянно твердит о детях, а я в ужасе представляю свою жизнь, лишённую последних крупиц сна, и втайне от него принимаю противозачаточные.

Распечатав документы для предстоящего допроса, складываю их, не скрепив в папку с делом, и, прижимая её к груди, изучаю своё отражение в зеркале. Лицо бледное, заострившееся из-за излишней худобы: работы так много, что порой у меня не хватает времени на перекус, что уж говорить о нормальном питании. Синяки под глазами, вызванные моим пятичасовым сном, свежести не прибавляют, да и голубая рубашка с погонами, украшающими мои плечи, никак не скрашивали облик, звездочки лишь вызывали ехидную улыбку – недавно меня повысили в звании и дали новую должность, а с ними забрали всё свободное время. Если бы коллеги, ранее занимавшие моё новое место, не сбежали, не справившись с напряжением, объёмом и сложностью, возможно, моё настроение было бы чуть лучше.

Пусть работа у меня и новая, но старые дела, скопившееся еще до моего перевода, кроме меня разгребать было некому. Я держала в руках очередное дело, которое мне необходимо довести до суда, но на пути к правосудию несомненно столкнусь с препятствиями, но справиться с ними мне скорее всего не помогут ни законы, ни погоны. Каждый раз расследуя преступления с минимальными шансами к раскрытию, я даю себе зарок, что это последнее, что я веду в органах, а потом непременно уйду на покой и устроюсь на любую другую работу, где из меня никто не будет пить кровь и сматывать нервы в клубок.

Следую по коридорам управления на автопилоте, встречая знакомые лица, киваю и иду дальше. Иногда кажется, что запас моих сил совсем на исходе, ещё чуть-чуть, и я просто хлопнусь в обморок, тут же прогоняю эти думы, понимая, что сама выбрала для себя такую жизнь.

С одной стороны, я испытывала дикий азарт, когда удавалось довести дело до конца, с другой, с каждым очередным годом работы в полиции у меня создавалось ощущение, что от моих действий ничего не зависит. Сильный всё равно останется на свободе, а слабого уберут.

Перед входом в кабинет начальника управления отмечаю, что спиной ко мне стоит мужчина, и что-то в его облике мне кажется смутно знакомым. Он ведёт диалог с адвокатом, с которым я имела неудовольствие пересекаться ранее, и когда тот замечает моё приближение, его собеседник оборачивается ко мне, а мои пальцы конвульсивно разжимаются и папка с делом, которую я, казалось, так крепко держала секунду назад, падает на пол, рассыпая в хаотичном порядке листы прямо под их ноги.

– Что же Вы, Ульяна Владиславовна, документы разбрасываете, – раздаётся голос Богдана, отдавая болью по моим натянутым от напряжения нервам. Он подтягивает свои идеально сидящие брюки, облепляющие его спортивные ноги, и присаживается на корточки, помогая мне собирать бумажные листы. Я не в силах взглянуть ему в лицо, вообще ничего не вижу, всё плывет перед глазами, мои руки позорно дрожат, тремор не даёт ухватиться за лист и вложить его обратно в папку.

– Что ты тут делаешь? – задаю вопрос, и кажется, мой голос дрожит не меньше.

Тянусь к очередному листу, но он только мнётся, и я уже в отчаянии думаю о том, чтобы просто собрать этот ворох листов в одну кучу, когда Богдан сжимает мою кисть, останавливая дрожь, из-за чего я вынуждена взглянуть в глаза человека, которого по моей вине приговорили к пятнадцати годам лишения свободы.

1. Ульяна

Спешу домой, быстрыми шагами перебирая дорогу, укутанная, словно матрёшка, в многослойную одежду, с натянутым до самых глаз шарфом. Пары закончились поздно, голова от вложенной в неё преподавателями информации просто трещала, но надо было ещё подготовиться к завтрашним семинарам, только для начала согреться и поужинать.

Из-за шума ветра, шапки и капюшона, накинутого на голову, не услышала шаги позади себя, поэтому толчок в спину стал для меня неожиданностью. Первая мысль: дурацкая шутка кого-то из знакомых. Но когда на асфальт полетела моя вязаная шапочка, а с плеча сорвали сумку, стало очевидно, что скоро мне придётся познакомиться на деле с несколькими статьями Уголовного кодекса, которые я бы предпочла оставить в границах подготовки к экзаменам.

Подняла быстро шапку, прижала к груди, обозревая совсем незнакомые лица, ощущая, как тревожно, словно у испуганного зайца, бьётся внутри моё сердце. Они окружили меня, и я, не смея двинуться с места, верчу головой. Двор освещает тусклый свет фонаря и ни единой живой души рядом, только свист ветра и жалящие кожу снежинки.

– Смотрите, какой снеговик нам достался, – рассматривая меня, обращается к своим товарищам тощий как жердь парень, очевидно имея в виду меня, и принимается рыться в моей несчастной сумке. В ней только половинка шоколадки, сосиска в тесте, шкурка от банана, бальзам для губ и сто рублей на дорогу – одним словом поживиться им нечем, да и не выгляжу я как девушка, у которой можно что-то украсть.

– Что вам от меня надо? – спрашиваю, думая, когда будет уместно сказать, что мой папа – подполковник милиции и, если он узнает об их обращении с его дражайшей доченькой, разорвёт на куски. Если не посчитает, что я сама в этом виновата, конечно.

Кто-то пинает меня, и я, теряя равновесие, падаю прямо к ногам Жерди, чувствуя, как к глазам подбираются слёзы. Пуховик длинный, тяжёлый, я путаюсь в нём при попытке встать, но подо мной лёд, и я просто плюхаюсь на задницу, когда в очередной раз неудачно пробую подняться. Несмотря на мороз, на лбу выступает испарина, меня пробирает жар от страха, а холодный лёд и снег под пальцами царапают ладони.

– В сумке у тебя ничего интересного нет, – неожиданно помогая подняться, дёргая за капюшон пуховика, признаёт Жердь, понуждая меня взяться за впившийся в горло ворот, – может, под пуховичком найдём что-то. Согреемся сами и тебя согреем.

Я в ужасе отшатываюсь от него, распахивая широко глаза, не веря, что ситуация может принять настолько опасный оборот.

– Мой папа… мой папа… – бормочу я от страха себе под нос, они даже не слышат мой лепет, пока Жердь продолжает унижать меня описанием своих планов. Он озвучивает очередную похабную шутку, которая кажется очень смешной его друзьям, и они все вместе начинают смеяться, и этот звук куда больше похож на блеянье ослиного стада. Их оскорбления меня не задевают, я судорожно думаю лишь о том, как бы убраться сейчас отсюда.

– Что здесь происходит? – слышу мужской голос, оборачиваясь на его звучание в надежде на спасение. Мужчина стоит в тени от света фонаря, и единственное, что я могу разглядеть, это высокую широкоплечую фигуру. Надежда расцветает во мне буйным цветом, когда я вижу, как один из парней натыкается прямо на мощный кулак спасителя. Не думая, что делаю, я дёргаю из рук Жерди свою сумку, получая в ответ кулаком по губам, и от шока замираю, чувствуя во рту привкус разливающейся крови и пульсацию боли. Смотрю не мигая на падающие на снег капли моей крови и в ужасе представляю, как буду объясняться отцу. Он просто больше никогда не выпустит меня из дома.

Я была так поглощена видом кровавых пятен, пачкающих белоснежный покров, что даже не заметила, как Жердь и все остальные смылись, оставив от себя только следы ботинок на снегу.

– Эй, с тобой всё в порядке? – кажется, именно ко мне обращается парень, подходя ближе, его капюшон закрывает лицо, и мне становится не по себе. Я пячусь, чувствуя, как наступаю сапогом на мягкую ткань своей сумки. Молодой человек попадает в зону освещения фонаря и, снимая капюшон, даёт разглядеть знакомые черты, затаившись, как зверь на охоте, понимая, что трусливый заяц может вот-вот дать дёру.

Резко вдыхаю морозный воздух, не ожидая увидеть здесь это лицо. Мышцы, находящиеся до этого в напряжении, мгновенно расслабляются, и страх потихоньку начинает меня отпускать, пульс успокаивается, а надрывное дыхание больше не рвет легкие.

Красивый он все же – в который раз убеждаюсь я, чувствуя, как до этого бившееся о ребра сердце, замирает в груди, как и сотни раз, когда имела возможность лицезреть его в университете, пока мы там изредка пересекались, я на первом курсе, он – на последнем.

Я мотаю головой, не в силах что-то ответить. Богдан странно смотрит на кровь, капающую с моего подбородка, словно не понимает, откуда она, и я прижимаю ладонь ко рту, испытывая свою вину за всё случившееся. По мере того как до него доходит, что меня ударили, его лицо меняется, губы сжимаются в тонкую линию, а в глазах полыхает такая ярость, что я вновь испытываю страх. Но теперь он его источник. Вижу, как Богдан берёт себя в руки и быстрее меня соображает скомкать снег и тут же прикладывает к моему рту.

– Больно? – он спрашивает, а я сейчас испытываю не боль, а замешательство, потому что Богдан совсем не такой, каким я его запомнила. Таких, как он, называют душой компании, весёлый парень, от улыбки которого у проходящих мимо девушек в животе начинают порхать бабочки. Сейчас его серые глаза словно переполнены темнотой, лишённые и малой толики того света, что был в них раньше. Казалось, за те годы, что я его не видела, он приобрёл опыт куда больший, чем полагается в силу его возраста и образования, и я невольно задаюсь вопросом, что на него так повлияло.

Замечаю, как на мой светлый пуховик попадает кровь. Чёрт, это самый ужасный вечер в моей жизни! В голове возникают тысячи вариаций оправданий, смешанных с ложью, потому что сказать, что на меня совершили нападение, я никак не могу, иначе начнётся такое… нет, только не это! Я бросаю комок снега и леплю новый, черпая его из сугроба, но теперь чтобы отмыть пуховик, забывая про лицо. Не знаю, о чём сейчас думает Богдан, должно быть, решил, что я спятила, но он просто не понимает, что ждёт меня дома: тысячи нотаций, запретов, обвинений и никакой свободы.

– Эй, успокойся, что ты делаешь? – положив ладонь мне на плечо, видя, как я нервно оттираю пуховик, спрашивает он, хмуря брови, а я не понимаю, как ему объяснить, что если мачеха это увидит, то не преминет донести на меня отцу. Я всё ещё лелею в себе надежду, что синяка не будет и всё наладится. Не так сильно меня сейчас заботит миновавшая угроза изнасилования и кражи сумки, как реакция собственного отца.

– Надо отмыть пуховик, не хочу расстраивать родителей, – вру, не глядя ему в глаза, но отчего-то кажется, что ему не нужно смотреть на меня, чтобы почуять запах лжи.

– Я живу в соседнем доме, давай там помоем, не думаю, что снег тебе поможет вывести кровь.

Поднимаю к нему взгляд, не понимая, с чего вдруг ему помогать девчонке, которую он даже не смог вспомнить, но его предложение звучит слишком заманчиво, а других вариантов у меня нет, поэтому я всё же киваю. Прежде чем последовать за ним, я воровато оглядываюсь, боясь, что меня заметят вместе с ним, но скрип снега слышу лишь вдали. Нужно поспешить, приду домой позже «комендантского часа» – начнут досматривать пуще обычного, и моя разбитая губа точно будет замечена, а завтра я уж что-нибудь да придумаю.

Меня почему-то удивляет, что он живёт один. В квартире по-спартански аскетично, ничего лишнего, даже пыли на полках нет, отчего мне вдруг становится стыдно за свою комнату.

Богдан забирает из моих сжатых пальцев шапку, которую я цепко держала, забыв про неё от стресса, затем, внимательно изучая моё лицо, разматывает длинный шарф и, расстёгивая пуговицы на пуховике, тянет собачку молнии, помогая мне снять верхнюю одежду. Я не сразу понимаю, что это выглядит странно, словно я маленький ребёнок, а меня раздевает папа после того, как мы вернулись из парка, покатавшись на санках. Правда, у меня подобного никогда не было, но я думаю, что в нормальных семьях примерно так отцы и ведут себя.

– Иди в ванную комнату, найдёшь там пятновыводитель, я сейчас подойду.

Следую его команде и довольно быстро избавляюсь от следов крови, правда, на пуховике остаются белёсые разводы, но это не страшно.

Возвращаясь, Богдан обнаруживает меня сидящей на бортике ванны и передаёт мне пакет со льдом, который я тут же прикладываю к губе.

– Дай глянуть, – он приподнимает мой подбородок, и моя рука, сжимающая лёд, медленно сползает. Скуратов, изучая ранку, немного тянет за кожу подбородка так, что нижняя губа оттопыривается. Мне ужасно неловко оттого, что он касается меня вот так, но в то же время я вся напрягаюсь, замираю, прислушиваясь к собственным ощущениям, и, когда он встречается с моим взглядом, я понимаю, что Богдан может прочитать в моих глазах все эмоции девчонки, которая вдруг в реальности столкнулась с объектом своих грёз. Щёки тут же наливаются румянцем, и я опускаю веки, успевая заметить улыбку на его губах.

– Вроде ничего страшного, – убирая руку, резюмирует он, возвращая к ране лёд, про который я уже забыла, и отступает назад к дверному проёму небольшой ванной. Но я-то успела рассмотреть себя в зеркале, пока умывалась, и он явно врёт – губа распухла, разве что синяк не проявлялся пока, но ещё не вечер.

Богдан молча проводил меня почти до самого подъезда, но я попрощалась с ним на таком расстоянии, чтобы никто из домочадцев не обнаружил нас из окна.

Мне несказанно повезло. Отец, как и ожидалось, задерживался на работе, сводная сестра, которой дозволялось всё, в отличие от меня, осталась у друзей, ну а Татьяна Михайловна – жена моего отца – сегодня, похоже, слишком погружена в собственные проблемы, чтобы обратить на меня внимание.

Медленно выдыхаю, успокаиваясь, теперь понимая, что излишне накрутила себя. Но я лучше всех знаю, что случилось бы при развитии самого плохого из вариантов, которые были в моей голове.

Получить полную версию книги можно по ссылке - Здесь

Дочь мента - Елена Рахманина - Пролог Читать онлайн любовный роман

Рахманина Елена

Аннотация к произведению Дочь мента - Елена Рахманина

Пролог

1. Ульяна