Разделы библиотеки
Екатерина Чубарова - Татьяна Алексеевна Коршунова - Читать онлайн любовный романВ женской библиотеке Мир Женщины кроме возможности читать онлайн также можно скачать любовный роман - Екатерина Чубарова - Татьяна Алексеевна Коршунова бесплатно. |
Екатерина Чубарова - Татьяна Алексеевна Коршунова - Читать любовный роман онлайн в женской библиотеке LadyLib.Net
Екатерина Чубарова - Татьяна Алексеевна Коршунова - Скачать любовный роман в женской библиотеке LadyLib.Net
Коршунова Татьяна ВладимировнаЕкатерина Чубарова
12 СтраницаЛиза раздавала милостыню нищим на паперти в память о погибшем женихе. Из-за парящих над куполами туч заигрывало холодное солнце то одним, то другим краешком. За храмом синела Волга, и речной ветер толкал выходящих с обедни в спину к площади, наводненной народом. Под каждой аркой кто-то копошился. Через площадь двигались гружёные обозы. Отовсюду слышался гомон, цокот, скрип – всё гудело и кричало. Медный звон колокольни над Успенской церковью завибрировал в осенней чистоте воздуха. Соседние подхватили перезвон. Понедельник продолжал празднование Рождества Пресвятой Богородицы. Народ крестился. И четыре храма с разных концов площади слились колоколами в единый оркестр. Светлый православный оркестр. Екатерина и Лиза с паперти оглядывали кишащую народом площадь. Кобыла тащила телегу с мешками. Шли три молодые монахини с корзинами овощей, кланялись знакомым лицам. Навстречу ползла низенькая горбатая старушка. Справа возле арок работники в серых подпоясанных рубахах и коричневых гречневиках, перекрикиваясь, выгружали из телеги мешки с мукой, бухая их так, что в воздух взлетало белое облако. Ругань приказчика заглушали зазывания торговцев из-под арок. – Пойдём, Лиза, – Екатерина потянула её за руку. – Мы будем искать модный дом? – Нет, мы купим ткань и сошьём тебе платье сами. Так скорее будет. За день управимся. У модисток кроме нас полно заказчиц. Они прошли к ряду лавок, где стоял гвалт и торговцы не успевали собирать выручку. Запах колбасы напоминал, что пора бы позавтракать. Но здесь никто не глядел, что две девицы в платочках – дворянки. А титул давали одни бойкие локти. Толпа в армяках и чуйках не пустила барышень к прилавку и вынесла их из сумасшедшего колбасного легиона. Екатерина схватила Лизу за руку и потащила на свободное пространство – в середину площади. Мимо пролетела тройка – едва их не сшибла. Кого бы спросить? Кого спросить?.. Вот – какая-то дама с зонтиком в европейском платье опиралась о локоть плечистого господина во фраке. Барышни поспешили к ним. – Не скажете ли вы, где здесь торгуют тканями? – спросила Екатерина. Дама, вся в кудряшках, указала на дальние здания с арками под зелёной крышей: – Вон там, у холщевников спросите. Поклон-благодарность – а ноги уже бежали, подладились к ярмарочной суматохе. – Кто такие холщевники? – Не знаю, Лиза, идём скорей! За арками десять прилавков подряд ломились под тканями. Чего здесь только не было! И муслин, и бархат, и креп, и шёлк, и разные холсты. – Дымка, тюль, батист, кисея! – зазывала полная круглолицая торговка с коралловыми бусами. Ей вторили из-под соседних арок. По ушам били рыночные словечки, каких ни Екатерина, ни Лиза никогда в жизни не слыхивали. – Чего желаете, барышни? Есть шелка самые разные, кружево. А быть может, вам батисту? – обратился постриженный полукругом купец. – А есть ли у вас чёрный траурный креп? – спросила Екатерина. Торговец перестал улыбаться. – Погодите, матушки, поищем. А, быть может, вам лучше шёлк? Наталья! – крикнул он за плечо белокурой, одетой по-европейски девице с зеркальцем в руках. – Чова любоваться! Позонь, поверши, что у нас есть из траурного? Девица лениво поднялась и нырнула под занавес разноцветных шалей. – Вам сколько отмерить? – спросил купец. – На платье для барышни, – Екатерина указала на Лизу. Девица вынесла охапку чёрных свёртков полотна, уложила на прилавок. Купец принялся их раскатывать: – Вот шёлк с мериносовой шерстью – для осени как раз. Шёлк-сатин! Для платья грубоват будет – зато не порвётся. А вот креп… – А не скажете ли, где мы можем купить шляпку, перчатки и сумочку? – привычные к шитью пальцы Екатерины щупали зернистую креповую ткань. – А это на второй этаж надобно подняться… *** Они снова шли угличской немощёной улочкой, согреваясь последним солнцем бабьего лета. Мимо бревенчатых старых домов в три окошка на каменных подклетах. Екатерина тащила под мышкой рулон материи, завёрнутый в бумагу. Коробка со шляпой выскальзывала у Лизы из рук. Вдоль обочин подсыхала застарелая трава. Кое-где виднелись запоздалые хилые цветки нивяника. Но особенно удивляла здесь лесная рябина у каждого дома. Нигде больше не видели ни Екатерина, ни Лиза таких крупных ягод. Из-за крыш вдали блестели кресты храмов. Противоречивый город был – этот Углич. Казалось, в окружении церквей – он благословлен Богом. Но кто не знал, что в этом городе убили Царевича Дмитрия? И память об этом навевала что-то мрачное… хоть и люди здесь казались счастливыми. – Катя, а где мы будем платье кроить? На полу в сарае? – Дождёмся хозяйку, и я попробую упросить её пустить нас в дом до вечера, – она перехватила на ходу тяжёлый сверток. – Прости, что из-за меня ты не поехала в Москву. Екатерина вздохнула. – Скажи, Лиза, ты доверяешь сеньору Раффаеле? – Да! Слева за купеческим домиком показался угол белого каменного особняка. Они украдкой пробрались через калитку в сад, объятый монастырским покоем. Обошли дом. Екатерина, держа Лизу за руку, приоткрыла дверь сарая. – Венчались мы – мене всего севнадцать годков было, – слышался шёпот в дальнем углу за ящиком. – И вот Мирона мово отдали в рекруты, а я была на сносях… Ненила сидела рядом с герцогом на одеяле у печной кладки, прижимая к груди спящую дочку. – Катерина Иванна, Лизавета Андреемна! Наконец! – она вскочила на ноги. Белый платок её сполз на затылок, открыл пробор в льняных волосах. – Тут такое было, Катерина Иванна!.. Она принялась рассказывать про конюха и про девку с кочаном. Раффаеле поднялся, отряхнул с одежды сухие травинки. Уже без капустной повязки. – Мы ждали, что барынька придёт и нас выгонит, – говорила Ненила. – Вот и сидим тут тише воды. А хозяюшки-то до сив пор нету! – Вы голодны? – спросила Екатерина. – На площади ярмарка. Жаль, что мы не купили колбасы. – Не вам, барышня, колбасу на базаре покупать! – вылез из-за копны Леонтий. – Дело ли? Послали б меня. Всё рамно ворота заперты – не уехать. – А мы пока что никуда и не едем. Надобно Елизавете Андреевне траурное платье пошить. Лиза смотрела, как провинившийся ребёнок, обнимая коробку со шляпой. – Позвольте мне поговорить с вами, сеньор Раффаеле, – Екатерина оперлась о его локоть и повела к двери. Отрез чёрного крепа остался лежать на крышке ящика, упакованный в серую пергаментную бумагу. – Сеньор Раффаеле, только вы знаете, зачем я еду в Москву. Вы понимаете, как дорог мне каждый день пути. И вы знаете, как трудно мне сейчас. У меня никого нет ближе вас в нынешних обстоятельствах, и потому я смею просить вас о помощи. – Я с вами, чтобы помогать вам, – он коснулся ладонью груди и воздуха перед нею. – Я прошу вас позаботиться о Лизе. Я не могу отправить её назад в имение и оставить там одну. Гувернантка уволена. Тверская губерния близка к театру войны. Я не могу отправить Лизу в Петербург к моим родителям. Ей придётся признаться им, что я не в имении. Мне не сделать для неё больше, чем вверить её судьбу в ваши руки. Я понимаю, что рискую её репутацией, но лучшего я не смогла придумать. Я прошу вас остаться с Лизой. Отвезите её в имение и наймите для неё компаньонку. Вы можете обратиться за помощью от моего имени к Нине. Вéсти с войны подскажут вам, что делать. Если придут французы, тогда иного не останется, как ехать в Петербург. – А что вы будете делать? – Я поеду в Москву одна. Мы с вами простимся здесь и поедем разными дорогами. Раффаеле сдвинул брови, защипнул пальцами воздух, поднял руку… Опустил. – Вы хотите, чтобы я оставил вас – одну? – Я прошу вас понять моё положение. Я в ответе за Лизу. Но вы же знаете, что я не могу сама с нею остаться. Я думала ночью, думала в церкви, и я не нашла иного решения. Быть может, его видите вы? – Ваше положение! – он надавил рукой на лоб. – Но в какое положение вы – меня ставите? Я не могу отказать вам и не могу согласиться! Ненила баюкала ребёнка и смотрела на господ, приоткрыв рот. Лиза за сенным валом переминалась с ноги на ногу и покусывала губы. – Сеньор Раффаеле! Я могу сама о себе позаботиться, – сказала Екатерина. – Лиза больше нуждается в вас. – Maronna! – он воздел руки и принялся ходить по кругу. – Comme fà? Comme mm'aggi' 'a spartere?.. – Катя! – Лиза не выдержала и кинулась к ней. – Прошу тебя, не мучь сеньора Раффаеле! Я поеду с тобой в Москву. Строгие серые глаза замерли на её лице. – Лиза! Для того ли я увезла тебя из имения? – В имении я была бы одна. А с тобой и с сеньором Раффаеле не так страшно. – Понимаешь ли ты, что под Москвой французы, Лиза? Мы не знаем последних вестей! А вдруг я не смогу уберечь тебя? – Но сеньор Раффаеле не будет знать покоя, если ты поедешь одна. Он ходил взад и вперёд, поглядывал на барышень и держался за виски. – У вас снова болит голова, сеньор Раффаеле? – спросила Екатерина. – Нет! Я хочу её оторвать! – Когда ты вернёшься оттуда в Петербург, Катя? – Лиза заглядывала ей в глаза. – Я не могу тебе ответить. Я еду в русский лагерь к офицеру! Он тяжело ранен и находится в госпитале при полку. – Он твой жених? – Нет… Но он мне дороже собственной жизни и репутации. Лиза перевела внимательный взгляд на Раффаеле. Он остановился к ним спиной и молчал. – Я готова рисковать своей жизнью, – произнесла Екатерина. – Но твою, Лиза, я не вправе подвергать опасности. Детская мягкая щёчка прижалась к её плечу: – Катя! Позволь мне самой отвечать за свою жизнь. Ты не виновата, что Михаил Евстафьич погиб и я не могу остаться в Угличе. – Сеньор Раффаеле! – позвала Екатерина. – Вы хотите, чтобы Лиза поехала с нами? Вам легче станет? Ненила! А ты? Куда ты поедешь? Не бойся, отвечай! Ты свободна. – Я за Лизаветой Андреемной. Куда мене ещё, ежели не за барышней? У меня никого больше не осталось. – Куда же ты младенца повезёшь? – О Ddìo! – Раффаеле закатил глаза. Один Леонтий с невозмутимым видом сидел на сене в углу и кусал сухой стебелек мятлика. Дело кучерское немудрёное: куда прикажут – туда и повезёт. Скрипнула дверь – вошла маленькая женщина в большом белом платке, заколотом под подбородком. Хозяйка Анна Прокопьевна. Желтовато-серый повойник прятал её лоб и волосы. – Что за шум вы подняли? – Простите, – ответила Екатерина. – Я за вами пришла. Пойдёмте в дом, муж мой знает о вас! Я ему рассказала, потому как грех от мужа тайны иметь. Это он велел привести вас, потому как обедать пора. Как-никак, а отпустить людей голодными – не по-божески. Несмотря на благодушие, говорить она старалась строго, как игуменья монастыря. Хотя, будь у неё дети, никто бы не принимал всерьёз её строгость – настолько безобидно-простым казался её облик. Перед парадным крыльцом хозяйка обернулась и оглядела Леонтия: в коричневом сермяжном зипуне, серых потёртых онучах и войлочном колпаке. – Поди в людскую, тебя там накормят! Ненила же, как свободная солдатка, с ребёнком на руках проследовала за господами в дом. За крыльцом оказался тёмный тесный коридор и узкая лестница в углу с резными деревянными перилами. По лестнице Анна Прокопьевна привела гостей на второй этаж. Потянула за чугунное кованое кольцо – и отворила тяжёлую дверь. Через светлую комнату с обитыми деревом стенами они прошли по широким отбелённым половицам, заметив здесь маленький столик с самотканой скатертью и старинным медным самоваром, длинные лавки и ткацкий станок у стены. В жилых покоях вместо дверей зияли низкие и тесные проёмы. Пахло льном. Хозяйка завела гостей в просторную комнату с белыми в цветочек занавесками на окнах. Вдоль половиц здесь стоял ряд дубовых обеденных столов и тяжёлых деревянных стульев. Писанные маслом иконы на полке украшало вышитое полотенце и венчал восьмиконечный крест, а с расписного потолка спускалась большая лампада. На почётном месте под иконами сидел бородатый… старик – не старик. В тёмно-синей шёлковой рубахе с кушаком. Желтовато-русые, постриженные полукругом волосы его разделял пробор. Анна Прокопьевна поклонилась: – Вот они, батюшка. Позади неё на чистом лоскутном половике выстроились Екатерина, Лиза и Раффаеле, а за их спиной – Ненила с младенцем. Как на эшафоте – под оценивающим взглядом хозяина. Длинный ряд столов наполнялся. Щи в чугунке, пшеничная каша на молоке, холодные рыбные пироги… К столу из соседних комнат выходили дряхлые старухи в чёрных одеждах. С десяток. Сервировкой занималась девка в серой косынке. Повернулась лицом… Раффаеле и Ненила переглянулись: она приносила капусту к сараю. Точно! Она. Хозяин поднялся со стула, как с трона. Выкатил живот. Половицы заскулили под его сапогами. Он подошёл к гостям. Взгляд его остановился на чёрных, подкрашенных ресницами, глазах герцога. – Тебя утром наша прислужница у сарая видела? – напрямик спросил он, глядя из-под насупленных светлых бровей. – Да, – ответил Раффаеле, не шелохнувшись. Хозяин обернулся к девке: – Феодора! Ведро из колодца убери. Скотину поить из него будем. Та беззвучно поклонилась. – Ты из еллинов будешь? – Я подданный Неаполитанского королевства, – ответил герцог деликатным тоном. – Это Апеннинский полуостров, к югу от Рима. – Знаю. Город твой еллины основали. О том и спрашиваю. – Я католик. – Всё одно – еретик! Хмурные глаза обратились на Ненилу: – А твой муж где? – Убили на войне, – она ткнулась носом в макушку ребёнка. – Ты что же, Анна Прокопьевна, их вместе – в одном сарае, всех поместила? Хозяйка сжала плечи и наклонила голову. – Ладно. После каяться будешь! Пора обедать садиться. Хозяйские дети – три мальчика и две взрослые дочери отличались среди домочадцев русскими разноцветными косоворотками и сарафанами: синим и красным на льняных рубахах. У девиц шёлковые ленты обвивали голову, подвязанные под косой. Широкие рукава собирались узкими манжетами на запястьях. – Феодора! Отодвинь стол еретикам, – приказал хозяин. – В угол поставь – вон в тот. – Батюшка, Иван Васильич, да неужто мы с еретиками будем обедать? – с поклоном прошептала Анна Прокопьевна. – Не лучше ли их в другую комнату отправить. – Я сказал – стол для них поставить здесь! Пусть зрят истинную веру! Феодора поволокла тяжёлый стол в тёмный угол. Поставила перед Раффаеле миску щей, поглядела на него, как на сатану, – и пошла-пошла бочком. Он смотрел на Екатерину ошалелыми глазами: – Почему этот человек назвал меня eretico? – Не разговаривать! Молча обедайте! – пригрозил хозяин. Герцог сдвинул брови на деревянную некрашеную ложку. Все встали перед иконами и положили три поклона. Пропели молитву. Перекрестились – и заняли места за столом. – Они по-другому крестятся, – шепнула Ненила. – Они раскольники, – ответила Екатерина. – Что значит «раш-кольники»? – спросил Раффаеле. Хозяин и хозяйка обернулись на шум. Екатерина прикрыла губы платком: – Я вам потом расскажу. Старушки обедали с хозяевами. За длинным рядом столов не осталось свободных мест. Ели строго молча. Во время трапезы любопытные синие глаза хозяйской дочки – той, что в красном сарафане, выглянули на гостей из-за головы сестры. – Марья! – отец ударил кулаком по столу. – А ну вон ступай! Без обеда будешь! Ступай в молельню, двести поклонов положишь! Девица безответно встала, поклонилась отцу и тихо вышла, оставив недоеденные щи. – Катя, – прошептала Лиза, – Они не позволят нам остаться. – Я попробую упросить. После трапезы и благодарственной молитвы старушки в чёрных одеждах покинули комнату. Пустые тарелки собирались матрёшкой в Феодориных руках. Екатерина поправила на голове платок и подошла к хозяйскому столу. – Могу ли я говорить с вами? – Агафья, Мишка, Митька, Алёшка, выйдите! – приказал Иван Васильевич. От мощного его дыхания пахнуло хлебным квасом. Старшая дочь с соломенной косой вывела мальчиков в соседнюю комнату. – Позвольте поблагодарить вас за приют и за обед, – сказала Екатерина. Хозяйка поклонилась в ответ. – Не стоит того, – супруг её глянул из-под светлых бровей. – Что хотели-то? – У нас в Угличе нет знакомых, кроме вас. И просить о помощи некого. Моя подопечная, девица благочестивая, вчера узнала о гибели жениха на войне. Ей нужно сшить траурное платье. – Так подите на площадь, там есть заведения, где вам сошьют, – проворчал хозяин, закрывая душу скрещенными руками. – Полотно у нас куплено, и нитки. Платье должно быть готово уже к вечеру. – Помилуйте, матушка, мы такие заведения сроду не посещали. Откуда нам знать, как скоро они шьют? – Анна Прокопьевна глядела ясными глазами. – Мы не можем задерживаться в Угличе. Я спешу в Москву – там находится человек, тяжело раненный в бою. – Ты скажи нам, барышня, чего ты от нас-то хочешь? – хозяин скрипнул дубовым стулом. – Нам надобно снять мерки и раскроить платье. Позвольте сделать это в вашем доме. – А шить вы где будете? – спросила Анна Прокопьевна. – Нам некуда идти. Я понимаю, что в вашем доме правила не располагают принимать людей вроде нас… Екатерина замолчала, не находя слов. Иван Васильевич оглядел её тёмно-серое дорожное платье с длинным рукавом. Посмотрел ей на ноги. В лицо. Тонкие пряди выбились из-под шёлкового серого платочка и спутались с ресницами. Щёки – устало-бледные, глаза – тусклые и строгие, как у измождённой постом схимницы. – Жаль мне их, Анна Прокопьевна. Девицы-то хоть и еретички, а честные. Погляди: лица чистые, не напудренные, каблуки не носят… – Позволите им остаться, Иван Васильич? – Пускай займут комнату. Только с этим чужеземным господином как быть? Хозяйка наклонилась и зашептала ему на ухо. – Чтоб мои дочери шили бесовское немецкое платье?! – взревел Иван Васильевич. Анна Прокопьевна сжала плечи, склонила голову и снова принялась шептать. – Агафья! – он отстранил локтем жену. Девица в синем сарафане выскочила из соседней комнаты, как будто стояла за дверным проёмом и подслушивала. За нею высунулась жёлтая мальчишечья голова. – Ступай, приведи Марью, – отец притопнул широким носом сапога. Обе дочери показались перед ним. Марья, глазами похожая на мать, хлопала ресницами. – Сейчас пойдёте помогать еретичкам шить платье. Анна Прокопьевна, и ты ступай с ними. Будешь следить. С еретиками не разговаривать! Когда будут платье примерять, тело нагое руками не трогать! И не глядеть! Лиза за столом напротив Раффаеле зарделась. – А поклоны, тятенька? – спросила Марья. – Поклоны потом положишь! А сейчас – помогать! А то они, ей-Богу, так никогда и не уедут от нас. Принесло же их на нашу голову… Но прежде с Анной Прокопьевной сходите в молельню, от бесов молитвою защититесь. – Благодарю вас, – произнесла Екатерина. – Позвольте мне стакан воды… Губы пересохли. Она справилась – уговорила хозяев. Осталось определиться с участью Лизы и Ненилы. *** Феодора проводила гостей в светлицу с обитыми тёсом стенами. И тотчас ушла, сторонясь Раффаеле, как чумы. Под окнами здесь стояли лавки, у стены против окон – пастельно-голубой мягкий диван. Над ним висела полка с рядом старых икон. На маленьком дубовом столике лежали пяльцы с полотном и серый шерстяной клубок. Екатерина разложила чёрную ткань на чистом полу, разгладила руками складки. На белёных половицах здесь обронённая иголочка не затерялась бы. Раффаеле подошёл к окну. Отодвинул льняную шторку. Окна светлицы выходили в сад. Вид на улицу и соседний купеческий дом закрывался глухим забором, яблоней и высоким дубом, вдали выглядывали голубые купола с крестами. Из-за шторы в дверном проёме показались хозяйка и две её дочери. Вернулись с молитвы. Обе девицы посмотрели на герцога, потупили взгляды – и щёки их зарумянились. – Скажите моим дочерям, госпожа Чубарова, что делать надо. Агафья, Марья, найдите иглы и ножницы. А вы, милостивый государь, – Анна Прокопьевна строго взглянула на Раффаеле, – пойдёмте-ка за мной! Она вывела герцога из светлицы за жёлтую цветастую занавеску. – Вот что, милостивый государь! Пошли бы вы, погуляли по городу что ли! Не к добру вы тут! Дочери мои из-за вас стали рассеянны! Слова молитв забывают! Такого с ними отродясь не бывало! Чёрные глаза смотрели невиновато. И как у Бога такая красота получилась?.. Тьфу-тьфу-тьфу! Анна Прокопьевна отвернулась и в спешке ушла, пряча улыбку. Екатерина сняла мерки и раскроила на полу платье. Трудно строилась работа с хозяйскими дочками: им строго-настрого запретили разговаривать. Сидя на лавке рядом, Ненила подсматривала, как девица стачивала рукав ровными стежками. – Ишь ты, как ладно вы шить умеете! Хорошие жёны вашим мужьям достанутся! – Что ты говоришь, матушка! – испугалась Агафья. – Тятенька нам даже думать про это запрещает! – Почему? – спросила Екатерина. – Тятенька говорит, что замуж выходить грешно, – Агафья с опаской глянула на жёлтую занавеску. – А как же родители ваши? – Тятенька с маменькой не сразу к истинной вере пришли, – подняла голову Марья. – А чего будет, ежели вы замуж захотите? – спросила Ненила. – Вдруг полюбите кого? Она пожала плечами: – Верно, уходить надобно будет от родителей и никогда с ними не знаться. – Господи сохрани! Не говорите нам такое! – закрестилась Агафья. – И ты, Марьюшка, думать не смей! Права маменька, что говорить с вами не позволила! Ненила прикусила язык: не подвести бы барышень под монастырь с недошитым-то платьем. Алёнка гулила на диване, шевелила ручонками из-под белых пелёнок. Через час вернулась хозяйка и взялась помогать. Заняла место рядом с Агафьей: Ненила то и дело вставала покормить, покачать, поменять мокрый подгузник. И каждый раз Анна Прокопьевна цыкала на дочек, когда те заглядывались на младенца. Дело спорилось до первой примерки – матушка вывела дочерей из светлицы и запретила им прикасаться к смётанному платью, осквернённому телом еретички. Агафья и Марья так и не вернулись. *** Солнце краснело огоньком на горизонте, рассеивался в вечерних сумерках фиолетовый свет, когда Екатерина пришивала последнюю полоску кружева к лифу. Лиза без дела смотрела, как её рука пронизывает иглой чёрную ткань. Ненила баюкала Алёнку. Из-за жёлтой занавески послышался голос – мягкий, как гретое сливочное масло: – М-мн'е позволили быть зд'есь. М-могу ли я остатьс'я с вам'и? – Конечно, можете, сеньор Раффаеле, – отозвалась Екатерина. – Где вы были? Он приклонился, чтобы войти, и сел на диван рядом с Ненилой. – Гулял – по городу. Его можно обойти за один час. Здесь есть красивая набережная. Церквей больше, чем в Пьетробурге. В этом городе убили вашего царевича в шестнадцатом веке. Я видел дворец, в котором он жил. – Кто вам рассказал про царевича? Раффаеле улыбнулся: – Я встретил эту женщину, которую мы видели ночью на площади. Она начала вечерний променад. Она узнала меня и показала дворец. Платье было готово. Лиза смотрела на своё отражение в старом напольном зеркале в углу светлицы. Чёрный креп, длинные рукава, высокий воротник – будто юная вдова, кроткая и боязливая. Екатерина поправила на ней кружева и плечевые швы. И вышла бесшумной поступью в соседнюю тесную комнату, где ждал Раффаеле. – Пора собираться. Лиза и Ненила едут с нами – положимся на волю Божью. Он взял её руку. Подушечки пальцев у неё разгорячились от работы иглой. – Каттерина… Где есть война – будут другие правила. Вам придётся забыть, чему учили вас в деревне и Пьетробурге, к чему вы привыкли. – Да. Придётся позабыть… Только за Лизу боязно. Большие ворота возле каретника отперли, и Леонтий подогнал экипаж к передней калитке. Хозяйка вышла проводить. – Поезжайте на Московскую улицу, – посоветовала она Екатерине, – а оттуда на Мироносицкую дорогу – этот путь короче будет. А до ближайшего постоялого двора – около двадцати вёрст. Раффаеле взглянул из-под полей шляпы на дом. На втором этаже хозяйские дочки толкали друг друга, чтобы отвоевать место на узком подоконнике. Заметили, что герцог смотрит, – заулыбались. Он не успел приподнять шляпу – девицы исчезли, как разогнанные мухи. Вместо них в окошке показалась бородатая плечистая фигура. Когда карета за четвернёй покатилась по узкой немощёной улочке, обсаженной рябинами, Иван Васильевич проводил её благословляющим взглядом. *** Старая Московская улица сверкала фонарями и домашними огнями из окон разновековых строений. Леонтий подогнал лошадей к трактиру, с виду спокойному и немноголюдному. Столики, накрытые белоснежными скатертями, стояли вдоль окон с зелёными шторами. За одним обедал в одиночестве купец третьей гильдии. У стены напротив ряд столов без скатертей с неубранными крошками предназначался для низших сословий. Буфет манил ароматом свежезапечённого мяса и солений. На стойке красовались два больших начищенных самовара и ряд гранёных стаканов. Хозяин трактира в подпоясанной рубахе и полосатых штанах сновал туда-сюда мимо полок с фарфоровыми чайниками и расписными подносами. Густым кудрявым белым чубом он напоминал матёрого быка. Подбежал половой – подстриженный полукругом малый в белой рубахе. С полотенцем на локте. Раффаеле попросил столик в укромном месте, чтобы спрятать дам от чужих глаз. – У нас только вот этот столик куплен господином Меховым, а из остальных можете выбирать, – сообщил половой. – Вон тот, в уголочке, не устроит ли? Пожалуйте сюда. Барышни протиснулись к стене. Лиза положила на стол чёрные перчатки. Расстегнула редингот: старенький, поношенный, отороченный коричневым плюшем. Широковатый в плечах. Ненила села с краю. Видел бы Петербург: солдатка за столом – напротив герцога! Три неопрятных мужика в холщовых рубахах вошли, покосились на барышень и уселись по-соседству с обшарпанным столиком Леонтия. Половой принёс для господ фарфоровые тарелки. Суп из осетрины с кореньями и зеленью, икра, телячьи отбивные в сметанном соусе, ватрушки с творогом, чай в белых чайниках и кусочки сахара на блюдцах. – Это и для меня тоже? – робко спросила Ненила. Раффаеле улыбнулся: – Благодарность за капусту! – Для меня?.. Стол-то какой – прямо-таки царский! – Королевский! – поправила Екатерина. Из другой половины доносился звон ложек и мужицкие разговоры. Скрипнула дверь – и пахнуло, как из нечищеного коровьего стойла. Человек в затёртом длинном кафтане, прикрывая лицо поднятым воротником, прошёл к буфетной стойке. Не удосужился даже снять колпак. – Чего пришёл? – раздался голос хозяина трактира. – Поесть. И выпить налей. – Тут тебе не питейный дом! А ну уходи! – Хоть хлеба дай. Шурин ты мне как-никак… Екатерина не ела. Помешивала суп, поглядывала на Раффаеле. Он отворачивался, зажимая ноздри платком. Мужики рядом с Леонтием басили, как ни в чём не бывало. – Хлеба ему… Тоже мне, зять… Татьяна одна ребятишек подымает, а ему – хлеба. Доколе ещё прятаться собираешься по болотам? – Тихо ты! Дай пожрать-то! – Пришёл… У меня тут люди приличные сидят, а ты моё заведение срамишь! Я вот сейчас квартального позову… – Не позовёшь. Дай хлеба – и уйду! На стойку упал сухой ломоть. Посетитель оглянулся на столики. – Этих господ карета на дворе стоит? – тихо спросил он хозяина. – Не твоё дело! Уходи! – Мне не нравится эта таверна, – Раффаеле поморщился и покрутил рукой. – Зато у них хорошие повара, и даже Тверской фарфор подают, – заметила Екатерина. – А подобных лиц везде хватает. Давайте ужинать. До полуночи мы успеем проехать два десятка вёрст до почтового стана. – Барышня Катерина Иванна! А куда нам ехать? Барынька нам про какую-то дорогу толковала, – спросил Леонтий через проход. – Про Мироносицкую. Говорят, по ней быстрее. – Ну, дело. Посетитель, как назло, замедлил шаг, проходя к двери мимо господского стола. Замешкался: совал краюшку хлеба за пазуху. Раффаеле, морщась, отклонился к плечу Екатерины. Все, кто входили в трактир, мещане или иные «подлые люди», как по указу, косились на барышень. Виданное ли дело, чтобы дамы ужинали в таком заведении? Да ещё и Алёнка попискивала на руках у Ненилы. Только купец, как благовоспитанный человек, неспешно попивал чай и рассматривал бумаги. Бывало, в Петербурге дни пролетали как один: посещения, выезды, вечером – великосветские салоны или театры, днём – чтение книг и рукоделие. Один день бывал похож на другой – так и год мог пролететь в одних и тех же занятиях, поедающих время. Но последние два дня в Угличе, а особенно нынешний, 9-е сентября, казался длиннее Петербургского года. Утро не предсказывало вечер, как левый глаз не видит правого. Но день ещё не кончился, и вечерние потёмки скрывали впереди долгую эпопею… .Получить полную версию книги можно по ссылке - Здесь
Поиск любовного романа
Партнеры
|