Разделы библиотеки
Люция. Спасенная - Рикарда Джордан - Читать любовный роман онлайн в женской библиотеке LadyLib.Net
Люция. Спасенная - Рикарда Джордан - Скачать любовный роман в женской библиотеке LadyLib.Net
Джордан Рикарда
Люция. Спасенная
| Предыдущая страница | Следующая страница |
2 Страница
Лия только громче рассмеялась.
– С другой стороны, иудейская девушка Лия, – объяснила она, – будет сопровождать своего брата Давида в поездке по стране. Он должен отправиться в Вильцбах, что у Михельсберга. Он везет партию тонких тканей для картезианских монахов. Наверное, они хотят сшить себе на лето новые одежды, более легкие. Ну а поскольку Лия любит ездить верхом и у нее есть такая красивая новая мулица, он возьмет ее с собой. С разрешения отца и мастера, конечно, как полагается. Ну что, рискнешь?
Лия взмахнула полой плаща для верховой езды, который свободно спадал с ее плеч.
– Конечно, тебе придется надеть капюшон, пока мы проедем через Майнц. Но ведь приличная девушка все равно должна прикрывать волосы. Что случилось, Люция? Ты потеряла дар речи?
У Люции в животе возникло странное ощущение, которое нельзя было объяснить одним лишь голодом. Поскольку она ходила на мессу, то, разумеется, не завтракала. Но если она правильно поняла, что конкретно имела в виду Лия… Она же умрет от страха!
– Лия, повтори, пожалуйста, только очень медленно, – попросила она. – Ты хочешь снова поменяться одеждой? Ты хочешь пойти и помолиться в церкви, а я должна…
– Совершенно верно! – воскликнула Лия. – Я надеюсь, что Всевышний не поставит мне это в вину. Послушав Аль-Шифу, можно подумать, что тебя ударит молния, если по неосторожности войти в христианскую церковь. Но Господь – добрый бог, он накроет влюбленных своей дланью…
– Лия, хватит шутить! – Люция не знала, что и думать. – Неужели ты веришь, что нам все сойдет с рук? А если нас кто-то узнает…
Лия покачала головой:
– Ну же, Люция! Что тут может пойти не так? Ты же всегда говорила, что в этих церквях темно как ночью. Я просто присяду в самой дальней нише…
– В часовне, – поправила ее Люция. – Это называется «часовня». И нужно не присаживаться, а встать на колени.
– Я так и сказала! – заявила Лия. – В любом случае никто не станет отвлекать меня от молитвы. И в Вильцбахе тебя тоже никто не узнает. Или ты бывала там раньше? Видишь! Тебе просто нужно как можно быстрее выбраться из Майнца. Смотри, вон и Давид!
Сердце Люции чуть не выскочило из груди, когда она увидела молодого Шпейера, сидевшего на своем муле у церкви Святого Христофора. Давид, похоже, не был так уверен в успехе их авантюры, как его сестра: вид у него был немного испуганный. Но Лия не дала им возможности передумать. Она соскользнула с мулицы, прихватив с собой легкий плащ Люции (утром, перед мессой, было прохладно, но позже, во время поездки верхом, Люция сняла накидку и положила ее перед собой, на круп животного) и завернулась в него.
– Когда начинается вечерняя месса? – быстро спросила она. – Вы должны вернуться вовремя, чтобы мы успели опять поменяться одеждой. Но тебе необязательно возвращаться к Шрадерам, Люция, просто иди сразу в церковь Святого Квентина. Скажи им, что после поездки с иудейкой ты почувствовала себя грязной и хотела бы искупить свой грех в молитве!
Лия поспешила прочь. Не выказывая ни малейших колебаний, она исчезла за порталом церкви.
– Надеюсь, она не наделает ошибок… – неуверенно пробормотал Давид, но, когда он повернулся к Люции, его лицо просияло. Она уже села на мулицу и закуталась в плащ Лии. – Я знаю, это дерзкий поступок. Но я должен был увидеть тебя, Люция! С самого вечера накануне Шаббата я только о тебе и думаю. Я живу тобой, я дышу тобой. Я должен хоть разок побыть рядом с тобой и не чувствовать страха. Я люблю тебя, Люция, я…
– Давай сначала подумаем, как отсюда выбраться! – натянуто произнесла Люция. – Поговорить можно и потом.
Давид повернул на юг, проехал через ворота у рыбного рынка и направился дальше, по набережной вдоль Рейна. Это был самый опасный участок маршрута, так как большинство складов, где хранили строительный лес, железо и зерно, принадлежали иудеям. Давид мог встретить там друзей или даже столкнуться с женихом Лии. Однако влюбленным помогло то, что в воскресные дни здесь не было обычной суеты. Складские рабочие-христиане выстаивали мессы, а иудеи старались не оскорблять религиозные чувства своих соседей-христиан, слишком активно работая в день Господень. Большинство торговцев занимались исключительно бумажной работой в своих конторах или даже оставались дома. В любом случае никто не обратил внимания на Давида и Люцию, их верховых животных и вьючного мула, которого они вели с собой. Выехав из города, они также не привлекли чьего-либо внимания: иудеи на междугородних трактах были обычным явлением, а иудейки часто закрывали лица.
Тем не менее, когда они покинули городские окраины, Люция вздохнула с облегчением.
– Вот, я так и знал, что перед службой ты моришь себя голодом! – со смехом сказал он и принес еще одеяла и что-то вроде скатерти, на которой Люция разложила продукты. Она с аппетитом поела, а затем легла рядом с Давидом на солнце, впервые разрешив себе полностью расслабиться. Чувствуя себя совершенно счастливой, Люция охотно позволила юноше поцеловать ее, и на этот раз он не ограничился ее губами, но также стал исследовать ее тело, лаская декольте и основание груди. В конце концов он даже развязал шнурки, которые удерживали ее льняную рубашку, и двинулся дальше. Однако Люция мягко, но твердо остановила его.
– Так нельзя, Давид! Твоя вера велит тебе делать это только со своей законной супругой, и я тоже хочу сохранить девственность для своего суженого, – заявила она, стараясь, чтобы ее голос звучал строго.
Давид обнял ее и посадил к себе на колени, как ребенка.
– Но ты должна быть моей женой! Мне не нужна другая девушка, мне нужна ты! А ты…
Люция покачала головой:
– Давид, тебе нельзя! И ты сам это понимаешь! Ты должен жениться на иудейке, иначе твоя семья отречется от тебя. И что ты тогда станешь делать? Обратишься в христианство? Да и я тоже не могу выйти за тебя замуж! Это просто мечты, Давид, и только!
– А если бы я именно так и сделал? – вызывающе спросил Давид. – Что, если бы я крестился? Тогда бы ты пошла за меня?
– И вот так отплатить твоим родителям за всю их доброту ко мне? Вот уж точно, это была бы благодарность так благодарность! – горько заметила Люция.
Обращение в христианскую веру одного из членов семьи в иудейских семьях приравнивалось к смерти. Родители оплакивали блудного сына или дочь, читали специальную молитву кадиш, занавешивали зеркала и соблюдали траур.
– Люция, не думай о моих родителях! Думай о нас! Разве ты не понимаешь, какой подарок я хочу тебе сделать? Я люблю тебя, Люция, я люблю тебя больше своей жизни!
Люция улыбнулась. Конечно, ей было приятно, что ее так сильно любят. Но как скоро Давид пожалеет об этом? И девушка решительно сменила тему.
– Нам нужно продолжать путь, и немедленно, – заметила она. – Иначе ты не успеешь добраться до монастыря у Михельсберга до полуденной молитвы, а если нам придется ждать, мы не успеем вовремя вернуться домой.
Давид вместе с Люцией стал нехотя собирать остатки еды, а потом помог девушке снова забраться на мулицу Лии.
– Но ты обещаешь подумать? – нетерпеливо, как дитя, спросил он. – Ты ведь не скажешь сразу «нет»?
– Давид, я думаю о тебе каждую ночь, – утешила его Люция. – Я очень хочу быть рядом с тобой. Но я не вижу никакого выхода…
– Поживем – увидим! – с вызовом произнес Давид. Нежное признание Люции вернуло ему оптимизм. – Теперь я вижу, что моя любовь к тебе так высока, что достигает небес, а твоя – всего лишь робкий росток. Но со временем росток окрепнет, Люция! Он будет большим и сильным и однажды тоже достигнет неба! – Юноша снова поцеловал ее, но теперь уже не робко, а требовательно и страстно. Люция ответила на поцелуй и впервые целиком разделила его страсть.
Давид торжествующе улыбнулся и пустил своего мула вскачь.
Они прибыли в монастырь до послеобеденного отдыха; дневная молитва только что отзвучала. Люция ждала снаружи монастыря, полностью накрывшись плащом, и Давид не стал задерживаться. Он просто отдал материю, взял мешочек майнцских пфеннигов и сразу же вышел, готовый отправиться домой. Теперь они ехали быстрее, и Люция наслаждалась плавным ходом пегой мулицы. Лия не преувеличивала: подарок дяди был поистине княжеским. Захария Левин, торговец из Ландсхута, судя по всему, был человеком не только чрезвычайно богатым, но и чрезвычайно щедрым.
Повторный обмен плащами с Лией также прошел гладко. Когда портной с супругой вошли в церковь – причем фрау Шрадер была охвачена волнением из-за пропавшей ученицы, – Люция уже стояла коленопреклоненной на своей любимой скамье.
– Я только что пришла сюда, фрау Шрадер, а перед тем была в церкви Святого Христофора. Иногда я чувствую побуждение провести какое-то время наедине с… э… в… разговоре с Господом Иисусом и Его Святой Матерью. Я тогда подумала…
– Так ты весь день провела в церкви? – недоверчиво уточнил Шрадер.
Люция кивнула.
– Можете спросить пастора церкви Святого Христофора, – спокойно ответила она. – Возможно, он меня видел!
Успех этой проделки, конечно же, побудил Лию и дальше организовывать тайные встречи подруги и брата.
Все чаще и чаще Люция якобы проводила часть воскресенья с бондарихой и ее детьми или предавалась тихой молитве в различных церквях и часовнях города. В церкви обычно сидела Лия, а Люция разъезжала по стране с Давидом или даже проводила несколько часов в конторе Элеазара бен Мозе. Последнее ей не очень-то нравилось, хотя Давид готовил для них постель на тюках тончайших тканей, подавал Люции лучшие вина и баловал ее благовониями и пряными блюдами с Востока.
– Здесь нет ничего твоего… – укоризненно говорила она, хотя ее волновало не это. Скорее, она боялась разоблачения. Мастер Давида в основном работал по воскресеньям дома, но он мог что-то забыть или появиться на складе по какой-то другой причине.
Иуда бен Элеазар, жених Лии, тоже мог зайти туда, или какой-нибудь клерк, или секретарь. Вдобавок в якобы безопасных, закрытых помещениях Давид вел себя даже настойчивее, чем в поле или на берегу реки. Он хотел большего, чем невинные ласки, которыми Люция с радостью обменивалась с ним. Юноша хотел получить ее целиком и полностью, и его заверения в том, что он готов пожертвовать своей семьей, своим наследством и своей верой, становились все более горячими. К этому моменту Люция уже была готова всерьез задуматься о свадьбе с Давидом. Со временем она почувствовала к нему любовь и нежность. Она определенно хотела возлечь с ним, и иногда ей приходилось заставлять себя отказывать ему в максимальной близости.Кроме того, он был для нее практически единственным шансом на замужество, даже если бы не сумел обеспечить ей достойную жизнь горожанки. Давид остался бы без гроша, если бы действительно порвал со своей семьей. Он не смог бы создать торговый дом без капитала, да и просто найти работу стало бы для него почти невозможно. Ведь практически все купцы были иудеями. Торговля с другими государствами, к которой Давида готовили с детства, полностью находилась в руках иудеев, и отступников они не принимали. Так что Давид мог в лучшем случае наняться куда-нибудь в качестве чернорабочего, слуги или попытаться устроиться на место городского стража. Такая работа легкой не была, да и вознаграждение за нее щедрым не назовешь. Без поддержки семьи и друзей Люция и Давид окажутся на грани нищеты.
Мысли о будущем все чаще пугали Люцию, но Давид был полон решимости найти выход из положения.
– Лия нас поддержит! Как будущая жена Иуды, она довольно богата и уже владеет большим количеством драгоценностей. Сестра говорит, что если мы действительно сбежим, то она готова отдать нам все. Возможно, этого окажется достаточно, чтобы начать небольшой гешефт. Люция, любимая, тебе просто нужно этого захотеть!
Люция знала, что решение придется принять самое позднее до наступления зимы. Когда погода больше не позволит ездить верхом и отдыхать на свежем воздухе, Давид начнет настаивать на регулярных встречах в конторе. И рано или поздно их обнаружат – а этого Люция очень боялась. Да, возможно, у нее сомнительное происхождение, но до сих пор она бережно хранила свою честь. Для нее было важно оставаться уважаемой и добродетельной девицей. Бесконечные проповеди Аль-Шифы о сохранении девственности любой ценой постоянно звучали в ушах девушки. Она и мысли не допускала о том, чтобы ее обнаружили в конторе воздыхателя-иудея на покрытой шелками кушетке, обнаженной и увешанной заморскими украшениями!
После первого вечера в Шаббат, проведенного в доме Шпейеров, Лия продолжала приглашать подругу отобедать с ними, и постепенно ее родители перестали противиться этим визитам. Девушка, в конце концов, вела себя смиренно и добродетельно, приходила только после окончания всех ритуалов и с присущей ей вежливостью и скромностью рассказывала о своих успехах в мастерской Фридриха Шрадера. Сара и Вениамин постепенно пришли к выводу, что, возможно, несколько переусердствовали с мерами, когда заметили, что Давид бросает на нее влюбленные взгляды. В любом случае сейчас юноша почти не замечал Люцию и даже театрально закатывал глаза, когда она принималась вести «девичьи разговоры» с Лией. Сара уже стала подыскивать сыну будущую супругу. Как только они сыграют свадьбу Лии, она также позаботится и о сыне.
Однако у другой женщины из дома Шпейеров было более острое зрение. Аль-Шифе сразу показалось, что отсутствие у Давида интереса к Люции – напускное. В конце концов, юноша сделан из плоти и крови! Как он мог не замечать такую девушку, теперь уже полностью созревшую, здоровую и наделенную соблазнительными формами?
Поэтому мавританка не спускала глаз с молодых людей, и иногда ей чудилось, что она замечает взгляды, которые не были такими невинными, как казались. И потому она не удалилась в свою комнату, когда Люция, попрощавшись, ушла, а отправилась на конюшню и стала ждать там. Ее терпение было немедленно вознаграждено. Вскоре после того, как Люция вышла из дома через парадную дверь, из кухонной двери выскользнул Давид – он нес плащ Лии и факел.
Глубоко встревоженная, Аль-Шифа последовала за ним по ночным улицам – и то, что она наконец увидела, заставило ее забыть все решения, которые ей пришлось принять в самые мрачные часы своей жизни!
8
Сгорбленная старуха неуверенно шла вперед. Она была одета во все черное, а широкий капюшон скрывал ее волосы и лицо. Люция удивилась, почему старуха направилась именно к ее скамеечке для молитвы. Никогда прежде ей не доводилось видеть эту женщину в церкви Святого Квентина. Но сегодня старуха опустилась рядом с ней, а жена портного предусмотрительно отошла в сторону. Люция тоже попробовала отстраниться, но старуха каждый раз снова подвигалась поближе к девушке. Она постоянно бормотала молитвы и осеняла себя крестным знамением. А затем она толкнула Люцию локтем – как раз в тот момент, когда все верующие внимательно наблюдали за тем, как священник благословляет Святые Дары.
Люция поморщилась, но неожиданно услышала знакомый голос:
– Не бойся, доченька! Мне нужно поговорить с тобой. Останься здесь после мессы и найди часовню, в которой можно помолиться. Думаю, твой мастер и его супруга уже привыкли к тому, что ты так поступаешь! Тогда я приду к тебе.
Люция широко раскрыла глаза от изумления: она узнала Аль-Шифу. Но ей удалось сдержаться. За последние несколько месяцев она познакомилась со всевозможными секретами. Придя сюда, Аль-Шифа подвергала себя большой опасности. Тем более что мавританка не побоялась последовать за Люцией и ее мастером к алтарю и принять причастие. Затем она перешла к другой скамейке.
– Странная старуха! – заметила жена Шрадера, когда месса закончилась. – И с тобой тоже что-то не так, Люция! Благочестие – это, конечно, хорошо, но молиться и поститься каждое воскресенье… Ты так святой станешь!
Люция застенчиво улыбнулась.
– Я молюсь за мою покойную матушку, – благовоспитанно опустив глаза долу, ответила она. – Бондариха открыла мне, что матушка, оказывается, все же была грешницей, хотя повитухе-иудейке она и сказала обратное. Поэтому она определенно нуждается в моих молитвах о ее душе. Мне и представить страшно, каково бедняжке в чистилище!
Супруга портного понимающе кивнула:
– Хорошо, дитя, увидимся позже. Я… я оставлю тебе еду.
Это было чрезвычайно великодушно – портниха далеко не всегда так поступала. Люция смиренно поблагодарила женщину. Затем, все еще оставаясь в напряжении, она опустилась на колени в капелле Девы Марии. Когда церковь опустела, к ней присоединилась Аль-Шифа.
– Разве ты не сразу узнала меня? – удивленно спросила мавританка, приподняв вуаль. – Клянусь Аллахом, у меня болит спина. Строить из себя горбунью – дело нелегкое. Надо бы почаще раздавать милостыню мошенникам на сенном рынке. Но вернемся к тебе, доченька…
– Нет, поговорим о тебе, Аль-Шифа! – встревоженно прошептала Люция. – Что ты здесь делаешь? Представь, если тебя обнаружит пастор! Несомненно, это ересь, когда мусульманка молится в христианской церкви!
Аль-Шифа тихо рассмеялась:
– Для твоего пастора я никакая не мусульманка. Конечно, я бы не хотела в этом признаваться, потому что тогда мне пришлось бы покинуть дом Шпейеров. Но между нами, дочка, я крещеная. У меня такое же право находиться здесь, как у тебя и твоего фанатичного хозяина.
Люция была поражена, особенно потому, что Аль-Шифа никогда не скрывала своего отвращения к христианской религии. Аль-Шифа, казалось, прочитала мысли Люции.
– Да, я далеко не все тебе рассказала… – задумчиво произнесла мавританка. – Но сначала ты! Это правда, что говорит Лия? Давид фон Шпейер хочет бросить семью ради тебя?
Люция покраснела до корней волос.
– Лия так говорит, да?
– Она призналась во всем только во время сурового допроса! – торжественно заявила Аль-Шифа. – Я призывала самые страшные кары на ее голову, да простит меня Аллах. Но после встречи в субботу… с тобой и Давидом… О чем ты думаешь, дитя? Ты его любишь?
Люция пожала плечами:
– Думаю, да. И он меня любит…
Аль-Шифа кивнула:
– О да, он безумно тебя любит. Иначе такой план ему бы и в голову не пришел. Ты действительно этого хочешь, Люция? Ты хочешь вынудить его отказаться от своей веры ради тебя?
– Мне нет нужды заставлять его! – фыркнула Люция. – Это вообще не моя идея. Напротив, я пыталась отговорить его. Но что я могу сделать? Что я должна сделать? Он мне тоже нравится, и для меня брак с ним…
– Был бы выходом, я понимаю, – тихо произнесла Аль-Шифа. – Вот почему я не хочу тебе ничего советовать, дитя. Но любовь не всегда ведет нас по правильному пути, и в большинстве случаев она вовсе не стоит той опасности, которой мы подвергаемся из-за нее. Как я уже говорила, я не до конца поведала тебе свою историю. Хочешь услышать ее сейчас, дочка?
Люция кивнула. Аль-Шифа бросила пристальный взгляд на все еще почти полностью пустую церковь. Лишь немногие молчаливые верующие по-прежнему стояли, преклонив колени, и молились.
– Что ж, – начала мавританка, – тебе уже известно о том времени, когда я жила в гареме. Подарок, который не понравился, но тем не менее оставался ценным… Эмир вспомнил обо мне, когда к нему во дворец приехали послы из Кастилии. Как это часто бывает, с возмутительными идеями и требованиями. Возглавлял их делегацию епископ города Толедо – фанатичный, непримиримый человек, имевший лишь одну слабость: ему было трудно соблюдать заповедь целомудрия. В тот раз речь шла о каком-то сложном политическом деле – то ли мирном договоре, то ли союзе, – которое было важным для эмира. Епископ попросил вернуть ему какую-то реликвию. Ты же знаешь, что христиане собирают кости своих святых, осколки крестов и все такое прочее. Епископ хотел получить указательный палец какого-то мученика. И эту косточку берегла как зеницу ока одна из самых важных христианских общин Гранады. Конечно, косточку можно было отобрать силой. Но христиане могли взбунтоваться, а эмир хотел, чтобы в его стране царил мир. Так что вместо пальца епископ получил другой подарок. Почти столь же ценный, но предназначенный не для всего сообщества, а лично для епископа. Подарок, который непременно успокоил бы его… – Аль-Шифа склонила голову.
– Тебя? – ахнула Люция. – Епископ получил в подарок… девицу?
Аль-Шифа кивнула.
– Такое случается чаще, чем ты думаешь. Я уже говорила тебе, что госпожа Фара учила нас христианским наречиям.
– Но… но священнослужители…
– Дочка, нужно ли уточнять, что они тоже всего лишь мужчины?
Люция внезапно поняла, почему Аль-Шифа так беспокоилась по поводу ее уроков у пастора церкви Святого Квентина.
– И как все произошло? – хрипло спросила она. – Каким он был?
Аль-Шифа пожала плечами:
– А каким он должен был быть? Всем известно, что искусству плотской любви в христианских монастырях не обучают. Она считается постыдным занятием, и это тоже делу не способствует. Мой епископ делал все жестко, даже грубо – но быстро. Исполнять его волю оказалось не так уж сложно. Но вот дни были хуже, чем ночи.
– Как все вообще произошло? – не уставала удивляться Люция. – Он отвез тебя в Толедо? Совершенно не таясь? Разве епископу дозволено подобное?
Аль-Шифа резко рассмеялась:
– Конечно не дозволено. Но у архиепископа Майнца тоже есть служанка – а может, и несколько. Других священнослужителей посещают монахини, и даже скромный священник церкви Святого Квентина приглашает девицу к себе на занятия. Церковь насаждает строгие правила, Люция, но ей не удается собрать своих священников в гарем.
Люция чуть не рассмеялась при мысли о гареме, полном священнослужителей. Но для Аль-Шифы жизнь с епископом наверняка была адом.
– Вот и я вела у него хозяйство. Это единственное занятие, которому госпожа Фара не обучала нас. Я знала латынь и греческий лучше, чем мой хозяин! Но убирать, готовить и стирать меня не учили. К тому же меня унижали насмешки и любопытные взгляды христианок, которых я встречала на рынках. Они, разумеется, догадывались, что к чему. А какие взгляды на меня бросали в церкви! Мой хозяин настоял на том, чтобы я крестилась и каждый день посещала богослужения. Вскоре из-за жестких скамеек у меня на коленях образовались мозоли. Вдобавок ко всему через недолгое время я забеременела, что, конечно же, пришлось скрывать. Первых двух детей я потеряла – наверное, из-за туго затянутого пояса. Но одну девочку я потом все-таки родила. Она была так похожа на тебя в детстве, Люция! Милая, нежная, светловолосая… Но, возможно, волосы у нее потом потемнели… Я любовалась ею лишь один день. А назавтра хозяин забрал ее у меня…
Аль-Шифа вытерла глаза. Даже сейчас, через столько лет, мысль о потере ребенка причиняла ей боль.
– Через год родилась еще одна девочка. Теперь мне не хотелось смотреть на нее, но хозяин потребовал, чтобы я покормила ее грудью. Только один раз, но это должно было дать ей силы на всю дальнейшую жизнь. Так что, похоже, на самом деле он не выбросил ее, а, как и сказал, отнес монахиням. Но я ее в любом случае потеряла.
Аль-Шифа на минуту замолчала, как будто ей было слишком трудно продолжать рассказ, но потом быстро взяла себя в руки и снова заговорила:
– С годами я привыкла к своей жизни. Я смирилась с мыслью о том, что так и состарюсь рядом с епископом. Он больше не приходил ко мне в постель так часто, как раньше, но зато начал ценить все, чему я научилась. Ты не поверишь, но иногда я даже писала ему проповеди. Мы были как супружеская пара, у которой нет ни любви, ни ненависти друг к другу. Но потом появился он – Федерико Морено де Саламанка. И я влюбилась…
Аль-Шифа стыдливо закрыла лицо руками, чем удивила Люцию. Разве влюбиться – это так плохо?
– Федерико был рыцарем – красивым, молодым и умным мужчиной благородного происхождения; он носил дорогие одежды и хорошо разбирался во многих искусствах. Но он тоже был несвободен – он был рыцарем Храма…
– Одним из тех рыцарей-монахов, которые сражались на Святой земле? – уточнила Люция. Она знала о тамплиерах – слышала во время своей жизни в доме Шпейеров. Говорили, что рыцари должны были охранять дороги в Святой земле, оберегая путешественников. Однако они часто не облегчали, а усложняли жизнь еврейским торговцам.
Аль-Шифа кивнула.
– Его жизнь была отдана Богу – так они говорили, – уточнила она. – Но Федерико был сорвиголовой. Как и твой Давид. Он любил меня больше всего на свете – и больше всего на свете хотел обладать мной, целиком и полностью. Ради меня он был готов бросить все. Ох уж эти ночи в Толедо! Я все еще слышу, как он, держа меня в объятиях, шепчет мне на ушко признания в любви. Он хотел выйти из ордена, отказаться от своего статуса рыцаря. Мы бы жили только любовью! И я тоже обезумела, я жила его поцелуями, горела от каждого его прикосновения. Я наконец поняла смысл стихов о любви, которыми Фара пичкала нас, когда мы были детьми. Стихи воплотились в жизнь, и я ни на секунду не сомневалась, что мой рыцарь относится ко мне серьезно…
Взгляд Аль-Шифы мечтательно устремился вдаль, но затем ее глаза снова наполнились слезами.
– Он… он бросил тебя? – спросила Люция, желая услышать конец истории.
Аль-Шифа вернулась к реальности.
– Намного хуже, дочка. Он признался епископу в бесконечной любви к служанке последнего и попросил того походатайствовать перед Великим магистром о почетном освобождении от обязанности служить ордену. Но епископ только посмеялся над ним. После всех этих лет, которые я провела с ним, он выставил меня развратницей и блудницей. Я оказалась шлюхой, которая всю жизнь переходила от одного любовника к другому, при этом проживая под крышей епископа. Ему якобы пришлось отдать в монастырь двух моих ублюдков, а еще двоих – похоронить в саду. Я не достойна такого человека, как Федерико, он должен меня забыть!
– И он этому поверил? – ужаснулась Люция.
– Он плюнул на меня! И я… Я была тогда еще молода, глупа и бесконечно обижена… Я рассказала ему правду. Я рассказала ему о том, как приехала в Толедо в качестве подарка для епископа, как епископ отрекся от собственных детей… Я все ему рассказала, Люция, и чуть не погубила себя.
– Но ты же ничего такого не сделала! – удивилась Люция.
– Это ты так считаешь! А для церкви я была Евой, змеем, соблазнившим доброго епископа. Вот как он должен был это изобразить, лишь бы сохранить свой статус, потому что Федерико все обнародовал! Весь Толедо говорил о ведьме-мавританке, которая сбила с пути истинного не кого-нибудь, а епископа! Моего епископа допрашивал сам кардинал, и хозяин постоянно придумывал все новые и новые заклятия, которые я будто бы использовала, чтобы заманить его в свою постель. В конце концов за мной пришли городские стражи. Я знала, что меня ожидают пытки и смерть. И на этот раз я действительно использовала все навыки соблазнения, которым научила меня Фара. Я сделала так, что стражи провели со мной одну ночь. Это была ужасная ночь. Но мне удалось так обворожить их, что они сами придумали выход. Вместо того чтобы передать меня священникам, они продали меня работорговцу-иудею. Аллах знает, что они потом сказали епископу, но тот не стал проводить серьезное расследование. Возможно, у него все же проснулась совесть. И, конечно же, меня спасла мудрость торговца-иудея. Этот человек уже слышал мою историю, когда меня привели стражи. Он был добрым и хотел помочь! Поэтому он не повез меня с собой, а передал другу, который двигался на север. Я покинула Толедо, спрятавшись среди товаров Вениамина фон Шпейера. Как ты знаешь, я все это время оставалась верна ему и его близким.
Аль-Шифа склонила голову, словно молясь за своих хозяев.
– Так вот почему ты сейчас делаешь все возможное, чтобы спасти Давида от женитьбы на христианке! – Люция пожалела об этих словах еще до того, как они сорвались с ее губ. Мавританка удивленно посмотрела на нее.
– Или я хочу уберечь свою названую дочь от разочарования в мужчине! – Аль-Шифа огляделась, пораженная неожиданной силой своего негодования. Повышать голос в церкви было непростительно, но к этому времени последние из верующих уже ушли: наступил полдень.
– Так, значит, ты считаешь, что Давид предаст и бросит меня? Как бросил тебя твой Федерико? – приглушенно спросила Люция. – Ты думаешь, он такой… такой…
Аль-Шифа прикусила губу:
– Надеюсь, что нет, потому что иначе я бы поняла, что не справилась. В конце концов, я сыграла большую роль в его воспитании. Но, как известно, чужая душа – потемки. Давид слаб, дочка, и всегда был слабым. В детстве он был капризным и легкомысленным мальчиком. Впрочем, парень он неплохой и сегодня определенно честен с тобой. Но завтра? Что, если Давид вдруг поймет, что его ждет на самом деле, если он уйдет из семьи? До сих пор это была просто романтическая греза, возникшая на почве рыцарских романов, которые пришли сюда из Франции, а также из моей страны. Но как он поведет себя, когда ситуация станет по-настоящему серьезной? И даже если он действительно сбежит с тобой – как долго продлится его любовь? Нужны ли ему твоя душа, твое общество, дочка? Вы говорите на серьезные темы, вам нравится быть вместе? Или ему просто нужно твое тело? И надолго ли его хватит, если вам придется просить милостыню и воровать, чтобы выжить на улице?
– На улице? – тихо переспросила Люция. – Но он…
– Он планирует не только опозорить свою семью, но и обокрасть ее. Да, я знаю, доченька, мне все рассказала Лия. Давид сейчас не в состоянии трезво мыслить. Если уж говорить о привороте, то ты его действительно приворожила. Но ничего хорошего из этого не выйдет, Люция. Поверь мне.
С этими словами Аль-Шифа встала, неуклюже поклонилась Святая святых и покинула церковь, согнувшись и хромая. Она очень хорошо сыграла роль старухи. Люция же осталась в часовне. Она забыла о еде, которую оставила ей жена мастера, и твердая скамейка больше не причиняла ей боль. Она полностью погрузилась в свои воспоминания о поцелуях, объятиях и обещаниях Давида. Но также ее тревожила мысль о том, что они никогда не были настоящими друзьями, – прежде чем между ними вспыхнуло желание. Разговоры о сокровенном, общие интересы – ничего такого у них никогда не было. Давид хотел обладать не Люцией, а всего лишь ее телом. И Люция не хотела обладать Давидом – она просто нуждалась в безопасности, домашнем очаге и немного – в забытьи, которое может подарить человеку дурман похоти.
Люция не хотела признаваться себе, но ее «любовь» не стоила того, чтобы разрушить семью Шпейеров, навлечь на себя бесчестье и сделать несчастным Давида.
Когда Люция покинула церковь после вечерней службы, она была настроена весьма решительно. Она больше не увидит Давида фон Шпейера.
9
Конечно, Давид не был готов принять решение Люции. Он по-прежнему ежедневно прятался в нише на заднем дворе портняжной мастерской, и из-за этого Люция не осмеливалась воспользоваться туалетом. При встрече юноша осыпал ее мольбами, упреками и признаниями в любви. Люция сначала попыталась объясниться с ним, но в конце концов махнула рукой и просто молча проходила мимо него. Ее сердце разрывалось так же, как у Давида. С какой бы радостью она бросилась в его объятия! Но Аль-Шифа была права: их отношениям нужно было положить конец. К сожалению, Лия тоже не понимала, почему Люция решила отказаться от любви. Она призывала подругу не бросать Давида, ведь для этой необыкновенной, воистину настоящей любви, несомненно, найдется выход. Может, Люция обратится в иудаизм! Конечно, в мире есть какая-то страна, где это возможно. В Аль-Андалусе, например, никто не преследует ни иудеев, ни христиан. Если бы там был раввин…
Люции до Аль-Андалуса было так же далеко, как до луны. У нее не хватило бы ни денег, ни смелости, чтобы бросить ученичество и отправиться в неизвестность. Для такого поступка – теперь она и сама это осознавала – Давид был недостаточно важен в ее жизни. Она, конечно, была влюблена в него, но ее нежные чувства к нему ослабевали с каждым днем, уступая место некоторому раздражению. Если Давид действительно любит ее, он должен принять ее решение и перестать усложнять ей жизнь!
Однажды она выпалила эти слова прямо в лицо Лии, и та почувствовала себя оскорбленной.
– Так ты больше не хочешь иметь с нами ничего общего? Теперь ты считаешь себя лучше нас, потому что живешь среди христиан и тебе не нужно носить желтые круги на одежде? Теперь Давид недостаточно хорош для тебя?
Ситуация действовала Люции на нервы. Ей надоело снова и снова повторять, что больше всего на свете ее заботит только благополучие Давида. В любом случае, вместо того чтобы якобы навещать родственников или молиться в церкви, она снова проводила воскресенья в доме своего хозяина. Она опять похудела, ведь никто больше не приносил ей лакомства. С другой стороны, она стала лучше спать, потому что больше не ломала себе голову всю ночь напролет. Сначала Люция надеялась, что Аль-Шифа снова придет в церковь, но мавританке, похоже, хватило и одного появления там в образе набожной старухи. Так прошла зима, и Люция полностью смирилась со своей безрадостной жизнью. Ни любви, ни волнений – но и никаких опасностей. Она убедила себя в том, что всем довольна, даже если ей приходилось по ночам сворачиваться в клубок под холодным сырым одеялом, потому что Шрадериха экономила дрова. Иногда она тосковала по теплому телу Давида – или по телу другого мужчины. Может быть, того, к кому она испытает настоящую любовь, глубокую и настолько сильную, что будет готова даже жизнь отдать за любимого! Люция пыталась представить себе этого человека, но воображение отказывало ей в этом. И потому она снова мысленно перелистывала страницы книги Ар-Рази, чтобы отвлечься. Если бы только она могла изучить канон! Книги и учеба всегда приносили ей столько радости!
Наконец наступила весна, и сердце Люции бешено заколотилось, когда однажды в воскресенье, после мессы, она увидела перед домом Шрадера одну из двух лошадей семейства Шпейеров, а не мула, как раньше. И всадник тоже был не член семьи, а старый слуга Ганс.
Люция доверчиво улыбнулась ему – и поразилась, заметив в его взгляде нечто очень похожее на похоть. Разглядывая ее зарумянившееся от радости лицо и медовые волосы, выбившиеся из-под капюшона, он шутливо заметил:
– Ты только посмотри, какой хорошенькой девушкой стала наша маленькая Люция! Наверняка парни тебе прохода не дают! Кто же устоит перед такими красивыми глазами! Однако не торопись, выбери себе достойного христианина! Ты должна пообещать мне, что не станешь глядеть по сторонам, когда будешь танцевать на иудейской свадьбе!
– На какой еще свадьбе? – раздался строгий голос хозяйки, которая тут же встала между Люцией и Гансом. – Моего мужа никто не просил отпустить ученицу!
– Я как раз пришел, чтобы обратиться к вам с этой просьбой! – поспешно заявил Ганс и неловко поклонился мастеру, его жене и Люции. – Я смиренно прошу вас от имени моего хозяина, мастера Шпейера, отпустить Люцию на свадьбу его дочери Лии. На восьмой день следующего месяца он выдает замуж свою дочь, и самое заветное желание невесты – чтобы рядом с ней была ее давняя подруга. Несмотря на то, что одна из них иудейка, а другая исповедует истинную веру, что, конечно, не совсем уместно. Но поверьте мне, мой хозяин проследит за тем, чтобы никто не покушался на добродетель девицы. Заверяю вас, что в доме иудея Шпейера никто не держит камня за пазухой и не проводит тайных обрядов.
Люция не знала, что и думать. Итак, Лия простила ее и пригласила на свою свадьбу! Люция ликовала. Только сейчас она осознала, как сильно соскучилась по Лие. С другой стороны, она снова увидит Давида – и Аль-Шифу! При мысли о последней ее сердце затрепетало от радости.
– Почтенный мастер и вы, моя госпожа, присутствовать на свадьбе подруги – мое самое заветное желание! – сдержанно обратилась Люция к своим хозяевам. – Я готова работать на два часа дольше каждый вечер в течение недели до свадьбы и еще одной недели после свадьбы, чтобы наверстать упущенное. Сейчас темнеет позже, так что свечи я жечь не буду.
У Шрадеров особенно строгому учету подвергались свечи. Люции же хотелось хотя бы по вечерам уделять время чтению и письму. В магазинчике, который держали иудеи, она купила несколько листов нового писчего материала под названием «бумага», а также перо и чернила. Как только солнце стало садиться позже, давая вечером достаточно света, девушка попыталась записать по памяти «Руководство» Ар-Рази и, возможно, даже перевести его на латынь.
Хозяин, похоже, еще не принял решение, но его супруга, вероятно, очень хотела расспросить ученицу об иудейской свадьбе. В последнее время среди христиан появлялось все больше и больше слухов о том, что иудейские праздники и различные церемонии связаны с магией и кровавыми ритуалами. Люция знала, что это ложь, но жители Майнца, казалось, искренне верили в эту ерунду. По крайней мере, они делали вид, что у них по спине пробегают мурашки, когда заходила речь об иудейских зверствах.
– Мой хозяин предлагает компенсировать вам потерю заработка, – быстро сказал Ганс. Старик, похоже, просто забыл уточнить этот момент. – И во всем остальном вы также не понесете никакого ущерба.
Здесь он, несомненно, имел в виду дополнительные скидки на ткани от иудейских торговцев. Для мастера Фридриха последнее оказалось решающим фактором.
– Что ж, передайте своему хозяину, что Люция принимает приглашение, – пробормотал он. – Однако она не будет присутствовать ни на каких языческих ритуалах!
Последнее условие было тяжелым для Люции: оно означало, что собственно свадьбу девушка не увидит. Она с грустью подумала о том моменте, когда Лие пора будет принять ритуальную ванну перед свадебной церемонией. С какой радостью она бы составила компанию подруге! Она жевала черствый хлеб в доме мастера и знала, что Лия сейчас постится, – считалось, что это дает невесте возможность хорошенько подумать перед свадьбой.
Лия также с нетерпением будет ждать обмена подарками между женихом и невестой. Традиционный молитвенник, который, несомненно, вручит ей Иуда, никого не удивит, но от богатого жениха следовало ожидать и других даров, таких как украшения или дорогие ткани. Сама Лия наверняка месяцами обдумывала подарки, которые сделает молодому мужу. В прежние времена она бы бесконечно обсуждала это с Люцией или другими подругами. Люция снова пожалела о разрыве с детьми Шпейеров – и тем сильнее обрадовалась, что Лия сделала первый шаг к примирению.
Свадебная церемония Лии должна была проходить не в синагоге, а дома. Ганс, который наконец смог забрать Люцию, заверил Шрадеров, что, когда девушка появится, самые «кощунственные» обряды уже закончатся.
Люция недоумевала, что такого кощунственного в том, что жених и невеста выпьют вина из одного бокала, стоя под балдахином, который символизировал дом, а потом новоиспеченный муж наденет жене кольцо на палец. Но когда Люция вошла в дом Шпейеров, эта церемония действительно почти закончилась. Ганс, не посмев постучать в парадную дверь, подвел Люцию к черному ходу.
Из просторных комнат на первом этаже дома Шпейеров донеслось пение псалмов – и, таким образом, Люция смогла присутствовать на самом последнем свадебном обряде. Она стояла рядом с Аль-Шифой и Сарой Шпейер, плакавшими от волнения, пока новобрачные получали последние благословения.
– Благословен Ты, Господь, веселящий жениха с невестой!
Затем Иуда бен Элеазар швырнул бокал на пол и засмеялся, глядя на свою молодую невесту, скрытую под покрывалом. Этот ритуал, конечно, не следовало воспринимать слишком серьезно; в действительности это был языческий обычай, который изначально служил для защиты от злых духов. Гости бурно захлопали в ладоши, и кто-то затянул веселую песню, а Иуду и Лию ненадолго вывели в соседнюю комнату. Их первое уединение в качестве супругов символизировало физический союз. На самом же деле Иуда лишь мог открыть лицо молодой невесты, чтобы они впервые посмотрели друг на друга уже как супруги и, возможно, обменялись парой дружеских слов.
Во всяком случае, когда новобрачные наконец вернулись к гостям, лицо Лии сияло. Жених и невеста теперь занимали почетные места на банкете; все ели, а потом танцевали и пели.
Люция сидела рядом с Аль-Шифой, которая на этот раз не прислуживала другим, а была приглашена в качестве гостьи. Она обрадовалась, увидев свою приемную дочь, но о совместном посещении церкви не сказала ни слова.
Только однажды, когда кто-то упомянул, что Сара и Вениамин могут гордиться своей прекрасной дочерью, мавританка слегка сжала руку Люции.
– Никто не смог бы гордиться своей дочерью больше, чем я, дитя мое! – нежно произнесла она.
Люция посмотрела ей в глаза и увидела в них понимание и признательность. Аль-Шифа наверняка понимала, как трудно ей было расстаться с Давидом и, следовательно, с Лией.
Сначала Давид не обращал на Люцию никакого внимания. Как это обычно происходило на иудейских праздниках, мужчины и женщины сидели отдельно. Они тоже танцевали не вместе, как христиане, а с представителями своего пола. Однако к вечеру вино потекло рекой, и самообладание отказало Давиду. Снова и снова Люция чувствовала на себе его настойчивые взгляды – сначала робкие, а потом почти похотливые. А позже ей показалось, что в его глазах также мелькнул гнев. Но к тому моменту она наконец добралась до Лии и больше не обращала внимания на юношу. Лия была рада видеть свою давнюю подругу и хотела показать подарки, которые преподнес ей Иуда и его семья.
– Представляешь, отец Иуды купил нам дом по соседству! Мне вообще не нужно переезжать, и Аль-Шифа сможет растить моих детей, как растила нас! И ты всегда сможешь прийти ко мне в гости! Обещай, что станешь приходить каждую субботу, вечером! И…
– Тогда тебе не нужна белая мулица! – поддразнила Люция свою подругу, и они обе прыснули со смеху, вспомнив детские пожелания Лии. Молодая женщина сегодня выглядела прекрасно. Она и вправду надела вуаль из переплетенного золотыми нитями шелка, который Люция выбрала для нее тогда на складе, а ее платье было из более простого синего шелка, но с золотой отделкой. Но прежде всего Лия светилась изнутри. Она казалась действительно влюбленной в Иуду.
Остальные женщины начали танцевать, и Лия втянула Люцию в их круг. Аль-Шифа танцевала, как молодая девушка, и, окруженная женщинами и невидимая для мужчин, она позволила уговорить себя исполнить один из тех мавританских танцев, который должен был усиливать вожделение у мужчин. Люция и особенно Лия с восхищением наблюдали за танцем, и Люция невольно рассмеялась, подумав о том, что Лия наверняка завтра утром исполнит этот танец для своего Иуды.
Окунувшись в общее веселье, танцуя и откликаясь на шутки, Люция совершенно позабыла о Давиде. Не думала она и о портновском деле – и даже о том, что ей никогда не придется стать невестой на подобной свадьбе. Как и все остальные, девушка опьянела от вина и была счастлива. Только когда служанки зажгли первые свечи, она вспомнила об обещании, данном Шрадерам.
– Мне пора идти! – с сожалением сказала она Лие. – Уже поздно. Но я все еще могу пройти по городу одна. Или ты думаешь, что будет лучше, если Ганс опять проводит меня?
Лия хихикнула.
– Слуги уже давно позабыли обо всем на свете. Мой отец отнес в конюшню много кувшинов вина. Я бы удивилась, если бы Ганс все еще мог стоять на ногах. Обычно они пьют только пиво.
Люция не думала, что это так уж смешно. Был вторник, завтра все должны приступить к работе, поэтому улицы наверняка не будут заполнены пьяными, когда она пойдет домой в наступающих сумерках. Внезапно она решила воспользоваться этим. Люция быстро попрощалась, вышла из зала, где продолжалось празднество, и направилась к лестнице. Но когда она закрыла за собой дверь и побежала по коридору, из библиотеки вышел Давид.
Люция испугалась. Юноша, должно быть, специально поджидал ее здесь. Зачем же еще он прятался бы в библиотеке в такой праздничный вечер?
– Ты уходишь так внезапно, Люция… – У Давида немного заплетался язык – наверное, ему очень понравилось вино. – Даже не попрощалась. И разве я не должен отвести тебя домой сегодня? Я больше тебе не нравлюсь, свет мой… моих… очей?
Люция вздохнула.
– Конечно, ты мне все еще нравишься, Давид. Но я не думаю, что ты достаточно трезв, чтобы провожать меня домой. Кроме того, было бы обидно уходить посреди праздника. Послушай, я тоже не хотела уходить так рано, но мой хозяин велел мне вернуться до наступления темноты.
– Да за… забудь ты о хозяине! – пробормотал Давид и подошел к Люции поближе. – Мы… не поговорили за весь день. Нам надо… поговорить. Мы…
– Мы ведь уже все обсудили, Давид. – Люция пыталась оставаться спокойной и приветливой. У нее уже не осталось никаких чувств к юноше. О чем он вообще думает, приставая к ней здесь, в доме своих родителей? Если кто-то услышит их разговор, они оба будут скомпрометированы.
– Опять испугалась, да? Но бояться совсем нечего. Просто иди сюда…
Люция сопротивлялась изо всех сил, но Давид крепко взял ее за руку и потащил в библиотеку.
– Тебе ведь здесь нравится! И знаешь, я… Я еще разок все обдумал. Если мы… если мы заберем парочку свитков, когда уедем… никто… не заметит. А кое-какие штуки тут дороже золота. Твой любимый арабский ко… коды…
Давид качнулся в сторону полок, но Люция удержала его.
– Давид, не трогай книги! Если ты их порвешь…
– Не нужны мне книжки. Мне нужна ты…
Люция хотела сбежать, но Давид схватил ее и грубо швырнул на письменный стол отца. Люция боролась, однако не смогла его одолеть. Ее мысли лихорадочно метались, а его язык уже проскользнул между ее губ. Может, он действительно просто хотел украсть у нее несколько поцелуев? Может, если она ему подыграет, он успокоится?
– А, вспомнила? Приятно, правда? Ты ведь тоже меня любишь, да? – Давид тяжело навис над ней; на его лице блестели капельки пота, а руки уже тянулись к декольте Люции.
– Конечно. Я… я… Слушай, ты мне тоже нужен, но… – Люция старалась казаться любезной и послушной, но при этом ждала подходящего момента, чтобы высвободиться из его объятий и помчаться к выходу.
К тому же ее беспокоила мысль о том, закрыл ли вообще Давид за собой дверь? И не успела она спросить его об этом, как ответ не заставил себя ждать.
– Что здесь происходит? – раздался голос Вениамина фон Шпейера. Люция до смерти перепугалась, но тут же успокоилась. Отец Давида, должно быть, видел, как она сопротивлялась. Или нет?
– Давид! Как ты можешь… ты пьян!
Давид наконец отпустил Люцию. Слова фон Шпейера, похоже, очень медленно доходили до сознания юноши.
– Нам нужно немедленно поговорить, – сурово заявил торговец, но затем повернулся к Люции: – А ты, Люция! Вот так ты отблагодарила нас? А мы ведь тебя на помойке нашли, отмыли, отчистили…
Люция почти физически ощущала презрение в словах Шпейера.
– Но ведь я… Я не хотела… – прошептала она.
Фон Шпейер громко фыркнул:
– Я сам все видел! Ты еще скажи, что мой сын затащил тебя сюда против твоей воли!
– И вовсе не против воли! – к ужасу Люции, заявил Давид. – Это… мы оба хотим, чтобы мы… что мы заключили… хм… единый… э… христианский союз!
– Ты не понимаешь, что говоришь! – Фон Шпейер и Люция выкрикнули эту фразу почти одновременно, но восклицания девушки торговец не услышал.
– Так вот куда у вас все зашло! Вот как ты его околдовала, шлюха! – Вениамин снова повернулся к Люции. Теперь его глаза сверкали от ненависти. – Убирайся из моего дома и никогда не возвращайся! Моя жена тогда была более чем права! Тебя следовало выгнать гораздо раньше. Или, еще лучше, тебя надо было просто оставить в сточной канаве, там тебе и место!
– Отец, не… не говори так с моей… моей невестой… – Давид попытался придать себе решительный вид, но ему это не удалось: глаза у него оставались тусклыми, а сам он едва стоял на ногах.
Люция выбежала из комнаты.
Позже она не могла вспомнить, как выбралась из дома Шпейеров, как дошла до дома портного по уже темной улице Унтер-ден-Волленгаден. Шрадериха ждала возвращения девушки, чтобы хорошенько расспросить ее, но Люция, рыдая, пробежала мимо нее в свою комнату и захлопнула за собой дверь. Жена мастера, конечно, могла войти к ней, но, похоже, не считала, что дело не терпит отлагательств.
Люция залезла под одеяло. Что же теперь с ней станет? Неужели Давид порвет со своей семьей? И поедет ли она тогда с ним? В тот вечер она его боялась. Она больше не хотела, чтобы он прикасался к ней. И уж точно не стремилась к неопределенному будущему с ним в качестве его жены.
Впрочем, об этом больше не могло быть и речи. На следующее утро ее грубо разбудили. Жена мастера ворвалась в ее комнату с восходом солнца и сорвала с нее одеяло.
– Собирай вещи! – резко сказала она и бросила Люции рабочую блузу, чтобы та прикрылась. – Мы знаем, что произошло. Мастер Шпейер еще затемно прислал нам весточку. Жидовская подстилка! Мы всегда это знали! Вот почему они так сильно хотели от тебя избавиться. Хоть ты и была лучшей подругой маленькой принцессы! Хороша подруга, ничего не скажешь! Соблазнила брата! Убирайся отсюда сейчас же! И в мастерской больше не появляйся, мой супруг все равно не хочет тебя видеть.
– Но… но куда же мне идти? – Люция беспомощно посмотрела на хозяйку. Девушка еще не вполне проснулась.
– Я не знаю! Может, тебя возьмет к себе сутенер! Или бондариха. Тебе там найдется место – среди блудниц и воров!
Люции пришлось поскорее собрать свои немногочисленные пожитки, пока жена мастера не обнаружила и не уничтожила ее маленькие сокровища. У нее их было немного: два платья и плащ, драгоценная бумага и крошечная серебряная цепочка, которую Давид подарил ей в разгар их романа. Наконец она двинулась по переулкам в сторону иудейского квартала.
Теперь Давид был ее единственной надеждой. Он должен был признать, что она ни в чем не виновата, и поддержать ее. Или же действительно жениться на ней. Ей по-прежнему это не нравилось, но остаться не только одинокой, но и безработной было бы еще хуже.
В отчаянии она подошла к задней двери дома Шпейеров – и ее так же быстро и неожиданно затащили в тень конюшен, как вчера Давид затащил ее в библиотеку. Люция чуть не закричала, но потом узнала Аль-Шифу. На этот раз ее ждала мавританка.
– Аль-Шифа, ты все не так поняла! – воскликнула Люция. – Я ничего не сделала, я…
– Я знаю, дочь моя. Юноша был совершенно пьян, он совсем себя не контролировал. Вчера он полночи кричал и плакал, но сегодня пришел в себя. Давид ужасно смущен. – Аль-Шифа успокаивающе обняла свою названую дочь.
– Он хочет все исправить? – В тот момент чувства Давида совершенно не интересовали Люцию.
Но Аль-Шифа вздохнула.
– Ах, милая моя, он почти ничего не помнит! А Шпейеры ничего не хотят слышать. Они даже поговорить с ним не захотели, а просто велели собирать вещи. Сегодня днем по Рейну пройдет корабль, он направляется вниз по течению. Давид поплывет на нем: отец подготовил рекомендательное письмо купцу в Нидерландах. Сначала Давид поработает там, а потом станет ездить по делам торговли. До его возвращения могут пройти годы. И можешь не сомневаться, что здесь его будет ждать хорошая иудейская невеста, – если его сразу не женят на дочери голландца. В любом случае такие разговоры уже были.
– А как же я? – в отчаянии спросила Люция. – Я ни в чем не виновата! Я девственница…
– Дочка, о тебе у Шпейеров голова больше не болит. Так бывает, когда ты всего лишь игрушка в руках сильных мира сего. Но я пойду с тобой к бондарихе и дам ей немного денег. Тогда она непременно снова приютит тебя, хотя бы на время. Пока ты не найдешь новую работу. Мне очень жаль, дочка… – Аль-Шифа притянула девушку к себе.
– И мне очень жаль! – Люция вздрогнула, услышав голос Давида. Так, значит, он тоже ее ждал. Юноша, должно быть, увидел ее из окна и теперь прокрался в конюшню.
Выглядел Давид ужасно: он явно проплакал всю ночь напролет и к тому же страдал похмельем. Даже сейчас в его глазах стояли слезы.
– Я действительно хотел жениться на тебе. Я… люблю тебя, Люция. Но мои родители… – Юноша поежился. – Мои родители против, и…
– Твои родители против? Нет, правда? А разве мы думали, что твои родители ждут не дождутся, когда же получат в невестки христианку? – крикнула Люция. Теперь она не испытывала к нему ни малейшего сочувствия.
– Да… нет… Ты должна понять меня. Знаешь, Люция, если бы ты в прошлом году… если бы ты сказала «да». Но теперь… Вчера ты на самом деле этого не хотела!
– Еще один сюрприз! – Люция едва сдержалась, чтобы не вцепиться ногтями ему в лицо. – Кажется, вчера ты так не думал.
– Я был немного пьян. Но теперь… ну, если ты этого не хочешь, да еще и мои родители против… Мне нужно уехать на несколько месяцев. Может, когда вернусь…
– Перестань, Давид! – крикнула Люция. – Да кто захочет за тебя замуж? Если я и выйду замуж, то за мужчину, а не мальчишку, избалованного иудейской мамочкой! По крайней мере, ты мог бы сказать правду… – И она буквально набросилась на него с кулаками. – Ты разрушаешь мою жизнь!
– А ну-ка, руки прочь от моего избалованного сынка! – раздался громкий, но спокойный голос Сары Шпейер. Аль-Шифа, наверное, видела, как вошла ее хозяйка, но предупреждать Люцию было уже слишком поздно. – В отличие от тебя, у него есть жизнь, которую можно разрушить. Просто скройся с моих глаз и не смей возвращаться. И если я тебя хоть раз еще увижу здесь, то спущу собак! Дочь шлюхи!
Люция в отчаянии посмотрела на своих приемных матерей: в глазах Сары она прочла одну только ненависть, в глазах Аль-Шифы – отчаяние и жалость. Давид вообще опустил голову, хотя и мог исправить положение – прямо сейчас. Но он не стоил того, чтобы так унижаться. И Люция, схватив свой узелок, выскочила на улицу.
Слова Сары все еще звучали у нее в ушах.
«Дочь шлюхи!»
.Получить полную версию книги можно по ссылке - Здесь
| Предыдущая страница | Следующая страница |
Поиск любовного романа
|
Партнеры