Нас просто не было 2 - Маргарита Дюжева - Глава 4 Читать онлайн любовный роман

В женской библиотеке Мир Женщины кроме возможности читать онлайн также можно скачать любовный роман - Нас просто не было 2 - Маргарита Дюжева бесплатно.

Правообладателям | Топ-100 любовных романов

Нас просто не было 2 - Маргарита Дюжева - Читать любовный роман онлайн в женской библиотеке LadyLib.Net
Нас просто не было 2 - Маргарита Дюжева - Скачать любовный роман в женской библиотеке LadyLib.Net

Дюжева Маргарита

Нас просто не было 2

Читать онлайн
Предыдущая страница Следующая страница

Глава 4

Я не знаю, как мне удалось пережить эту ночь. Душевная боль была настолько сильной, что ощущалась на физическом уроне. Разрывала грудную клетку, дробила ребра, острыми клыками впивалась в сердце. В голове мысли, словно качели, метались от наивного «не верю» до отчаянного «не хочу жить».

Зорин ушел, а я так и продолжала сидеть на полу, гипнотизируя дверь взглядом, как собака, ожидающая своего хозяина возле магазина. Я все еще на что-то надеялась, не хотела принимать что Зорин ушел и обратно не вернется. Выть бы, жаловаться на несправедливую судьбу, да нет смысла. Сама виновата, сама ломала, когда надо было строить, и теперь получила по заслугам. От этого еще хуже, еще больнее.



Утро было ужасным.

Открыв глаза, я не поняла, где нахожусь, и ощутила прилив паники. Потребовалось насколько бесконечно долгих секунд, чтобы сообразить, что я на полу в прихожей – так и просидела всю ночь в коридоре, прижавшись спиной к стене, закрыв глаза, слушая тишину.

В этом доме больше не будет его громкого смеха, не будет светлых выходных, когда вместе на кухне, шутя и обнимаясь, готовили завтрак. Никто не разбудит легким поцелуем в плечо. И ночью никто не обнимет, согревая, даря ощущение защищенности.

Перед глазами, будто видения, проносились яркие образы, настолько отчетливые, что казалось – протяни руку и дотронешься. Улыбка белозубая, зеленые хитрые глаза, в которых искрится любовь, сильные руки.

Со стоном ударилась затылком о стену. Из-под ресниц сорвалась одинокая слеза, горячей дорожкой пройдясь по щеке.

– Прости меня…

Господи, пусть он справится, выберется из бездны, в которую я его столкнула своими собственными руками. Найдет в себе силы жить дальше. Нормально, открыто, как он любит, умеет. Артем не заслужил этой боли, этого кошмара. Пожалуйста.

Тело задеревенело, затекло, потеряло чувствительность. Как и душа. Словно предохранители перегорели. Пусто. Темно. Тихо. Апатия.

Я медленно поднялась на ноги, пошатываясь, добрела до спальни и снова легла спать. Потому что не хотела ничего. Будто и нет меня больше. Умерла. Рассыпалась пеплом по ветру.

***

Череда странных дней, когда не понимаешь, какое время суток, где ты, кто ты, что вокруг происходит. Я не помнила большую часть этого времени. Лишь рваные фрагменты.

…Пыталась есть. Вкуса не чувствовала, запаха тоже.

…Бледное измученное лицо, глядевшее на меня из зеркала в ванной комнате.

…Теплые струи воды в душе, и я под ними, уперевшись рукой в стену, пытаясь уцепиться сознанием хоть за что-то, потому что чувствовала: исчезаю, растворяюсь, теряю себя.

…Ночные посиделки у телевизора: стеклянный взгляд в экран и механическое перещелкивание каналов. Не видела ничего, сплошное марево.

…Стояла на балконе, глядя на темневший внизу парк. Холод пробирался от босых ступней все выше, по ногам, бедрам, животу, проходя студеной поступью по плечам. Мне все равно. Вдыхала полной грудью, с трудом осознавая, что все это время бродила по дому в его футболке, все еще хранившей родной запах. Дышала им и снова умирала.

Так хотелось позвонить ему, но я не могла.

Сотню раз брала в руки телефон, чтобы набрать заветный номер, но всегда останавливалась, гипнотизируя взглядом его фотографию на экране. Я даже представить боялась, что творится у него внутри. Если мне, виновной, так плохо, что же ощущает он? И я откладывала в сторону телефон, потому что понимала – мой голос для него, как нож в открытую рану. Понимала, что любые мои слова или действия сделают только хуже, больнее.

Каково это – узнать, что твоя семья изначально была не более чем игрой для избалованной стервы? Что эта стерва выставляла тебя полным посмешищем в глазах остальных. Что она, равнодушно наплевав на все клятвы, зажималась с другим мужиком. И узнать не просто так, а от первых лиц, с подробностями, со спецэффектами.

Боже, это не нож в спину! Нет! Это атомная бомба в душу. Нервнопаралитический газ. Иприт времен Первой Мировой.

Такого безумия и врагу не пожелаешь, а я умудрилась утопить в этом аду самого дорого на свете человека.

Душа рвалась к нему каждую секунду, каждый миг. Я мечтала услышать его голос, увидеть, обнять, уткнувшись носом в шею, заснуть в любимых объятых. К нему хотела, и ничего больше в этой жизни не надо.

***

Очередное утро. Пятое или десятое с того момента, как Артем ушел. Не знаю, мне все равно. Вся моя жизнь – серый поток, в котором дрейфовала, с каждым днем все больше погружаясь в непроглядную пучину.

Как робот, поднялась, умылась, пошла на кухню. В холодильнике пусто, даже пельменей нет. Я слишком долго сидела дома, спрятавшись от всего мира. Так дальше продолжаться не может, но мне снова плевать.

Сделала сладкий кофе. Нашла в шкафу старое жесткое печенье. Вот и весь мой завтрак. А мне большего и не надо, все равно ничего не влезает, желудок сжимается, протестуя против пищи.

Наплевать. Влила в себя кофе, механически пережевывая печенье, и замерла, услыхав звук отпирающейся двери.

Сердце сделало кульбит, и робкая надежда заставила поднять взгляд. Неужели пришел? Вернулся? Не дыша, смотрела на дверной проем, ожидая появления Зорина, и заново разбилась вдребезги, когда на пороге возник Лось. На мгновение ожившая душа снова погасла, покрываясь черной ледяной коркой. Дура. Не вернется он. Никогда.

Я снова обратилась к кофе, потеряв интерес к амбалу, стоявшему в дверях. Он меня не интересует. Его здесь нет. Он не имеет значения. Ничто больше не имеет значения.

– Алексей Андреевич хочет тебя видеть, – без единой эмоции сообщил Дима.

– Вот она я. Пусть приезжает и смотрит.

Взяв кружку, отошла к окну. После того как надежда на миг озарила сердце, снова стало тяжело дышать. Мне хотелось побыть одной, но отцовский телохранитель уходить не собирался:

– Он хочет видеть тебя немедленно.

– Ничем не могу помочь. – Голос механический, неживой. – Я никуда не поеду.

Минутное молчание, после чего раздалось спокойное:

– У меня распоряжение доставить тебя домой. Хочешь того или нет.

Развернулась к нему и подняла одну бровь:

– Силой потащишь?

– Да, – согласился все так же равнодушно.

И у меня нет никаких сомнений, что может быть иначе. Лось беззаветно предан моему отцу. Слово Антина-старшего для него закон. Он, как огромный питбуль, у которого есть только один хозяин, а всех остальных он терпит, но если получит приказ – разорвет, не задумываясь. Вот и меня он терпит, потому что дочь работодателя. Терпит, и не более того. И ему плевать на то, плохо ли мне, в настроении ли я, есть ли у меня свои дела. Это все мелочи. Если отец велел меня доставить, значит, доставит, закинет на плечо и понесет. Все остальное – несущественные мелочи.

Я медленно допивала кофе, не сводя взгляда от Сохатого, со скучающим видом поигрывавшего ключами от машины. Потом поставила кружку в раковину и пошла в гардеробную. Бороться с этой равнодушной махиной бесполезно. Моих слов он не услышит, слезы его не тронут. Бесчувственный робот, которому плевать на истерики, вопли, ругань. Отец знает, кого надо за мной посылать.

Собиралась не торопясь. И вовсе не из вредности. Просто у меня внутри ступор, ледниковый период. Стояла посреди комнаты и не могла вспомнить, где и что у меня висит. Не могла выбрать, что надеть. Ничего не могла. Никчемная.

Наконец, нашла черные брюки, черный свитер. Вся в черном, словно в трауре. По любви, по семье, по счастью.

Лось ждал меня у входа, терпеливо переступая с ноги на ногу. Не глядя на него, вышла из квартиры, почему-то чувствуя себя голой, незащищенной перед этим суровым миром, и бесконечно одинокой. Дима направился к своей машине, ожидая, что я последую за ним, а я пошла к своей красной «Ауди».

– Куда? – раздался грозный оклик над самым ухом, от которого невольно вздрагиваю.

– Я своим ходом.

– Мне велели тебя привезти!

– Еще раз повторяю: я своим ходом! У меня потом дела. А ты, если боишься, что сбегу, можешь ехать следом за мной и дышать в затылок, – устало огрызнулась и села в машину.

Завела, пытаясь вспомнить, как ею управлять. Будто первый раз за рулем. Может, и зря я решила ехать сама. В таком состоянии это небезопасно. Ничего не соображала, перед глазами пелена, реакция заторможенная. Так и до беды недалеко. Разбиться можно. На смерть.

Эта мысль вдруг показалась такой привлекательной, желанной, что сердце в груди сжалось. Чего плохого в смерти? Не будет больше боли, отчаяния. Ничего не будет. Только тишина, темнота, пустота. Потрясла головой, отгоняя наваждение, и все-таки тронулась с места.

Сохатый, как и ожидалось, словно верный Цербер, ехал следом за мной.

Дорога до отцовского дома заняла непривычно много времени. По городу кралась со скоростью сорок километров в час, а на загородной трассе разогналась аж до шестидесяти, потому что внимание расползалось, не могла сконцентрироваться на дороге. Все норовила завернуть не туда, полосу держать не могла, виляла из стороны в сторону. Ладно хоть шальной водитель на встречке не попался, а то действительно могла и не доехать.

Въехав на территорию отцовских владений, припарковалась у входа и несколько минут просто сидела, приходя в себя. Дверь с моей стороны резко распахнулась:

– Кто так водит? – гневно спросил Лось. – Ты пьяная, что ли?

– Нет, – равнодушно пожала плечами и вышла из машины.

– Непохоже!

– Боишься, отец будет недоволен, что дал мне сесть за руль в таком состоянии? Печеньку не даст и за ухом не почешет? – обойдя его, направилась к дверям.

Лось ничего не ответил, но пошел следом за мной. Конвой. Судя по тому, как нагло он себя вел, меня ждал очень неприятный разговор с родителем. Так всегда, отец в хорошем настроении – Лось сама корректность, отец злится – Лось превращается в хамоватого надсмотрщика, копируя настрой хозяина.

Отца встретила в холле. Он с кем-то говорил по телефону, облокотившись рукой на перила парадной лестницы. Заметив меня, мрачно нахмурился, недовольно поджал губы и кивком приказал следовать за ним в кабинет. Я отрешенно подумала, что мог бы дочь встречать и не в столь официальной обстановке. Дом огромный, столько уютных комнат, выбирай – не хочу. Так ведь нет. Кабинет. Всегда только кабинет. Словно я подчиненный, а он мой начальник. Раньше не обращала на это внимания, а сегодня полоснуло, вызвав горькую усмешку.

Зашли внутрь. Пока я прикрывала дверь, отец занял свое место: кожаное кресло во главе массивного рабочего стола. Я присела напротив него, чувствуя, как спадает внутреннее оцепенение, как апатия, ставшая постоянным спутником после ухода Зорина, отступает, а под сердцем зарождается трепет. Отец давил меня своей энергетикой, ледяным взглядом, своей позой. Перед ним я всегда терялась, превращаясь в маленькую нашкодившую девочку.

– Ты почему на звонки не отвечаешь? – раздраженно начал он. – Почему я должен за тобой людей посылать?!

– Я не могла ответить, – смиренно ответила, чувствуя, как по спине побежали мурашки.

Глаза у него холодные, жесткие. Значит, разговор будет тяжелым. Заранее стало неуютно, не по себе.

– Не могла? А что так? – наклонился в мою сторону, упираясь локтями на стол. – Чем занята была, прекрасная? Сопли на кулак наматывала? Себя жалела? —

Его слова прошлись по кровоточащей душе, как когти. Я поморщилась, но ничего не ответила. Да ему и не нужен мой ответ.

– Ну что, Кристина, поздравляю. Ты все-таки умудрилась все просрать. Браво! Я уж, грешным делом, подумал, что звезды как-то особым образом расположились на небе, даровав тебе мозги. Ан нет! Все как всегда! Не разочаровываешь отца. Держишь планку!

От его тона холодно, хотелось поежиться, закутаться в теплый плед. Понимала, что молчать не станет, все на поверхность вытащит, стиснула нервно подрагивавшие руки и кивнула. Просрала. И отпираться нет смысла. Упустила важное, размениваясь на мелочах.

– …Что за хаос ты устроила на благотворительном вечере? Попросил же, как разумного человека сходить, достойно себя показать. А ты, черт знает, что вытворять начала! Напилась как свинья! Засветилась перед всеми по полной! Что там с мужиками твоими происходило, вообще понять не могу! – Каждая его фраза, как ком снега за шиворот. – О чем ты вообще думала, когда устроила этот бедлам на мероприятии?

– Ни о чем, – смущенно рассматривала пол. Конечно, ему донесли о том, как дочь отличилась. Иначе и быть не могло, – я не знаю, как это произошло…

– Что ты вообще знаешь? – вопросил, глядя в упор. – Где трусы модные купить? Как ногти красить? Что, Кристин? Расскажи, может, тогда пойму, что в твоей голове творится! Что за мысли бродят. А то у меня подозрение, что там бесплодная пустыня или горная расщелина, где ничего, кроме раскатистого эха, нет! —

Я сидела, все больше сжимаясь и краснея, под лавиной заслуженных упреков.

– Ко мне Артем приходил… – Я дернулась как от удара. – …через день после того, как… увидел тебя во всей красе. Разговор у нас с ним состоялся серьезный. Не думай, он не жаловался, даже не заикнулся о том, какая ты дрянь. Зато прямой как топор, неудобные вопросы задавал прямо в лоб, глядя в глаза. Черт, я от стыда за тебя был готов провалиться сквозь землю! Объясни, какого хрена я должен был это все расхлебывать, рассказывать? Мне только такого позора на седую голову не хватало!

Значит, Зорин решил сначала с отцом переговорить. Был уверен, что я опять врать начну, выкручиваться?

– Я тебе когда сказал поговорить с Артемом? В январе! Кристина! В январе, сейчас конец марта! Чем ты занималась два месяца? Тешила себя надеждами, что все само исправится, что все твои косяки сами рассосутся?

– Я просто испугалась, – прошептала чуть слышно, – хотела поговорить, но боялась его потерять.

– Молодец! Что я еще могу сказать? Просто молодец! Боялась она. Херню творить не боялась, а тут струсила, голову в задницу засунула…

Он порывисто встал и подошел к окну. Заправив руки в карманы брюк, стоял, с досадой качая головой и глядя на серый, еще не совсем освободившийся от снега сад.

– Головой надо думать! Она для этого и дана! А не для того, чтобы волосы на ней отращивать и сережки втыкать! Два месяца кота за хвост тянула, и все равно в итоге его потеряла…

С трудом сглотнула горечь во рту.

– Ладно – сама дура, а парень-то в чем виноват? В том, что идиотку такую полюбил? Без сердца, без мозгов. На нем лица не было, когда приходил.

Больно. Отец бил по незащищенным местам. Не жалел.

– Хотя он – красавец. Держал себя в руках, несмотря на то, что крутило. Сильный.

Зачем он мне это говорил? Зачем? Добивал, заново вспарывая раны, покрытые кровавой коркой. Это такой педагогический ход? Типа встряхни непутевую дочь?

– Он домой-то пришел? Или все, решил, что с него хватит твоей божественной персоны?

– Пришел, – чуть слышно, потому что воспоминания нахлынули заново.

Этот наш фатальный разговор, прощание, его отстраненность. Такой холодный, чужой, с мрачной решимостью в глазах.

– Ну и как? Поговорили? – отец злился, не отступал, вынуждая снова погружаться в этот кошмар.

– Поговорили.

Главное – не разреветься прямо здесь, на глазах у сурового родителя. Его всегда слезы раздражали, и вместо сочувствия в такие моменты прилетало колкое замечание.

– Итог?

– Он подал на развод, – чуть ли не простонала.

– Молодец парень! – всплеснул руками. – Уважаю. Знаешь, а он справится. Сейчас его переломает, перекрутит, вывернет наизнанку. А потом он дальше пойдет. И другую себе найдет. Умнее, достойнее, порядочнее. А ты будешь все такой же пустоголовой стрекозой порхать с места на место и смотреть грустными глазами ему вслед.

От этих слов дернулась, как от пощечины:

– Пап, хватит, – попросила осипшим голосом.

– Статейку-то видела? Понравилось?

Увидев в моих глазах немой вопрос, подошел к столу, рывком открыл верхний ящик и достал свернутую газету. Швырнул ее на стол так, что она соскользнула по гладкой поверхности на пол. Мне ничего не осталось, кроме как нагнуться и поднять.

Пальцы свело судорогой, когда наткнулась взглядом на большую, в пол разворота фотографию. На ней Зорин. Мрачный, как демон. Глаза прищурены, губы сжаты в узкую линию. Смотрит перед собой. Под локоть держит мое вялое тело, тащит за собой. Я отвратительна на этом снимке. На голове шухер, платье задрано по самое не балуйся, да еще и расстегнуто сбоку. В прореху выглядывает белье. Под глазами на щеках черные разводы. Лицо безумное, пьяное, гадкое.

Не могла дышать, глядя на это безобразие. Статья называется «Как отдыхает золотая молодежь», а чуть пониже фото крупными буквами моя цитата «Главное – это семья».

Боже мой! Непроизвольно зажала рот рукой. Представила, с каким удовольствием все мусолят эту газетенку. Бомба! Никто и предположить не мог, что тухлый скучный вечер закончится таким представлением со мной в главной роли.

– Что, нравится? – отец продолжал давить. – А мне вот не очень! Только ленивый не позвонил и не ткнул меня носом в эту статью! Почему я должен постоянно из-за тебя краснеть? Объясни! Неужели так трудно сделать хоть что-нибудь, хоть раз достойно, а не через жопу? Тьфу, глаза б мои не смотрели!

А у меня круги перед глазами, потому что кислорода не хватало. Не могла выпустить из рук газету, не могла оторваться от жуткой фотографии. Это не просто позор. Крах, полный. Не отмыться. Никому. Ни мне, ни Зорину, ни папаше. Всех подставила, всех опозорила.

Хотелось разрыдаться. Громко, в голос, с подвываниями. Особенно как представила, что Артем тоже видел это дерьмо. И стыд, жгучий, ядовитый, побежал по венам, сметая остатки самообладания. Господи, лучше бы я разбилась, пока ехала сюда! Лучше умереть, сгореть заживо, чем видеть это!

– Что ж ты за пустышка такая получилась? А? Только я порадовался, что хоть что-то нормально сделала. Что мужа умудрилась найти хорошего. И на тебе, пожалуйста! Семья для нее главное, – последние слова просто выплюнул, презрительно глядя в мою сторону, – пустозвонка!

Мне больно, горько, а еще очень страшно. Потому что чувствовала, как черная трясина засасывала все глубже, и мне одной не справиться, не выплыть. Внутри что-то разбилось, когда я пригнулась под потоком жестких слов, которыми осыпал меня отец. Да, он прав, во всем прав. Я виновата. Перед ними всеми. Я все испортила, испоганила. Я это знаю, понимаю, но мне отчаянно нужна помощь, чтобы окончательно не сломаться.

– Пап, неужели ты не можешь хотя бы раз в жизни просто поддержать? – чуть дыша, спросила у него. – Не макая носом в дерьмо, не возя мордой по столу, показывая, какая я бестолковая, никчемная дура. Я и так это знаю! Я все знаю! Неужели сейчас не видишь, как мне хреново? У меня вся жизнь под откос пошла, а ты еще масла в огонь подливаешь. Зачем?

– О как, – всплеснул руками, – Тебе хреново? Как всегда, все мысли о себе любимой? Ей хреново – и все дружно должны начать жалеть и успокаивать? – снова сел за стол. – Говоришь, жизнь под откос пошла? А кто виноват? Напомнить? Надо же, дорогая дочь поддержки возжелала. Знаешь, милая, ее заработать надо.

– Не знаю, – горько до такой степени, что уже не могла сдерживаться, – всегда думала, что поддержка родителей – это что-то, на что ребенок всегда может рассчитывать, что бы ни натворил. Видимо, не наш случай. Неужели сам всю жизнь идеальным был?

– Свои выступления оставь для кого-нибудь другого, – бесцеремонно оборвал на середине фразы. – Она творит бог весть что, позорит на весь город, а потом поддержку подавай ей! С чего вдруг такое желание? Или тебя деньгами поддержать надо? Отвалить кучу бабок, чтобы ты по магазинам пробежалась для поднятия настроения? Такой поддержки тебе надо?

– Пап, да хватит уже деньгами попрекать. Можно подумать, меня, кроме них, ничего не интересует в этой жизни.

– Разве это не так? Может, хобби какое есть? Увлечение? Хоть что-то?! Ты даже замуж выскочила исключительно из-за своего стремления быть при деньгах и при этом ничего не делать!

Задыхаюсь, не понимая, как могут быть два родных человека быть настолько далеки друг от друга. Он меня не видит, не слышит, не чувствует. Да, я хреновая дочь, хреновая жена. Полнейшее разочарование. Провал в его амбициозных планах на жизнь. Но неужели не достойна простого отцовского участия? Вопроса «как ты»? Неужели просто нельзя посидеть рядом, помолчать? Или сжать руку ободряющим жестом? Не говоря уж про отцовские объятия. Я для него всегда лишь объект для придирок. Пусть зачастую заслуженных, обоснованных.

Раньше не обращала на это внимания, а сейчас задыхалась.

Может, если бы он тогда, в январе, не просто мордой в грязь натыкал, открывая глаза на катастрофическую ситуацию, а поддержал, сказал бы «я с тобой», у меня и хватило бы сил на разговор с Артемом. Нет, я не пыталась сейчас переложить ответственность за свои поступки на чужие плечи. Ни в коем случае. Просто хотела понять, почему все сложилось именно так. Где мне взять сил, чтобы все это преодолеть, если за моей спиной никого нет?

– Ну так что, Кристин? Денег захотелось, да? И побольше? – отца несло, он уже не пытался держать себя в руках.

– Ничего мне не надо! Я вообще о другом говорила! О нормальной человеческой поддержке, а не о деньгах! – огрызнулась, чувствуя, как закипаю. Как к нестерпимой боли подмешивается обида.

– Ничего не надо, говоришь? – хмыкнул он. – И денег в том числе? Что ж, а их и не будет! Представляешь, какая ирония судьбы?! Мы снова оказались в начале пути. На том же самом месте, с которого все началось.

Горло сдавил спазм, я уже знала, что он сейчас скажет.

– Итак. Кристин, условия все те же: или на работу, или замуж. А пока три копейки на еду.

Задохнулась, не веря своим ушам. Неужели он не понимает, что делает со мной?

– Что на этот раз делать будешь? Все-таки оторвешь свой зад от стула и пойдешь работать или еще одного дурака будешь искать, чтобы женить на себе? Сомневаюсь, что найдется еще один такой же, как Артем.

Вскочила на ноги так резко, что стул отлетел в сторону:

– Прекрати! – рыкнула на него. – Как только язык поворачивается говорить такое?! Тебе настолько на меня насрать, да? Может, я и дура, но живая! Да, делаю ошибки. Много ошибок! И расплачиваться за них буду сама! Но это не значит, что я бесчувственная кукла! Я его любила! Люблю! И мне сейчас сдохнуть хочется от осознания того, что натворила! А ты… ты… По-моему, задался целью добить! Размазать!

– Села, быстро! – холодно процедил сквозь зубы. Словно я собачонка, мешавшаяся под ногами.

– И не подумаю, – все мои эмоции, переживания прорвали плотину выдержки.

Может потом и пожалею о резких словах, но сейчас мне все равно. Слишком больно, слишком страшно. Я как звереныш, которого загнали в угол, и ничего не остается, кроме как показывать зубы. Порывисто раскрыла сумку, достала кошелек, из него извлекла отцовские карты и положила перед ним на стол. Папашин взгляд стал еще холоднее, вымораживал изнутри, но отступать уже некуда, да я и не хотела.

– Знаешь, это ты только о деньгах думаешь, полагая, что они решают все на свете! – смотрела ему прямо в глаза. – Сколько я себя помню, просто затыкаешь мне рот своими деньгами, откупаешься, чтобы не мешалась под ногами. Тебе так было проще. Всегда! Зачем тратить время на горе-дочь? Сунул банкноты и отправил восвояси, преисполненный гордости за то, что выполнил отцовский долг. Я не помню ни одного нашего разговора по душам. Чтобы мы сели за чашкой чая, ты бы спросил, как у меня дела, спокойно выслушал, дал совет. Ни-че-го! Только претензии и недоумение, как у такого, как ТЫ, могло вырасти такое, как Я! Да, вот такая я пустышка. И я не уверена, был ли у меня хоть один шанс вырасти другой!

– А ну-ка рот закрыла и извинилась! – взвился отец, окончательно выходя из себя и тоже поднимаясь на ноги. – Еще наглости хватает такие вещи говорить!

– Не буду я ни за что извиняться! – голос дрожал от обиды, горечи, осознания того, что я совсем одна. И неоткуда ждать поддержки. Этот суровый мужик напротив никогда меня не услышит и не поймет.

– Значит так. Униженная и оскорбленная. Пока свою спесь не уймешь и не извинишься, чтобы духу твоего в моем доме не было! Поняла?

– Как тут не понять? – развернулась к двери. Не могла здесь больше находиться. Мне плохо. Тоска скручивала внутренности. – Не переживай, твое Позорище уходит!

– Иди-иди. Скатертью дорога! Интересно, как быстро надоедят вольные хлеба, и приползешь обратно.

На пороге остановилась, бросила на него прощальный взгляд, полный сожаления, и, качая головой, пообещала:

– Не приползу. Сдохну, но не приползу.

Я не слушала, что он там еще говорил. Развернувшись, выбежала в коридор, слетела по лестнице, перескакивая через три ступени, и, налетев на дверь, вывалилась на улицу. Холодный, колючий, совсем не весенний ветер ударил в лицо, пока я, глотая слезы, бежала к машине. Меня словно разобрали на кусочки. Содрали броню, засыпав на кровоточащие раны сухой щелочи.

Хуже всего неописуемое чувство одиночества. Осознание, что абсолютно одна. Что весь мой мир рассыпался в прах.

У каждого человека жизнь строится на нерушимых китах: семья, любовь, друзья, работа, увлечения. Если исчезает один кит, остальные подхватывают, не давая пойти ко дну. А у меня нет никого и ничего. И это настолько страшно, что словами не передать.

.

Получить полную версию книги можно по ссылке - Здесь


Предыдущая страница Следующая страница

Ваши комментарии
к роману Нас просто не было 2 - Маргарита Дюжева


Комментарии к роману "Нас просто не было 2 - Маргарита Дюжева" отсутствуют


Ваше имя


Комментарий


Введите сумму чисел с картинки


Партнеры