Разделы библиотеки
Не мой вариант - Ильза Мэдден-Миллз - Читать любовный роман онлайн в женской библиотеке LadyLib.Net
Не мой вариант - Ильза Мэдден-Миллз - Скачать любовный роман в женской библиотеке LadyLib.Net
Мэдден-Миллз Ильза
Не мой вариант
| Предыдущая страница | Следующая страница |
3 Девон
Жизель Райли сама навредила своей репутации.
Девяносто девять процентов времени она – сама чопорность и безупречность с головы до пят. Мерзавец Престон поступил с ней отвратительно, но она не сказала о нем ни одного дурного слова. Ни разу не слышал от нее бранного словечка, а появиться без укладки для нее, кажется, невозможно.
Но сейчас по ее лопаткам струятся, сверкая, рыжевато-золотистые пряди волос – как раз такие мужчине и хочется намотать на руку.
Неудивительно, что я не в силах оторвать от нее глаз.
Кто передо мной?
Щеки горят, серебристо-голубые глаза стреляют туда-сюда, она скинула туфли и переминается с ноги на ногу. Подняв на лоб очки, Жизель разворачивается и приближается ко мне. Девушка часто дышит, ее влажная блузка приковывает мой взгляд: видно, как соски приподнимают кружево бюстгальтера. Грудь у нее небольшая, но что с того? Я все равно смотрю на нее во все глаза и прикусываю язык, едва не предложив ей надеть пиджак от греха подальше. Не хочу заслужить затрещину.
А вообще-то я не прочь схлопотать от нее пощечину. Лучше так, чем и дальше по-идиотски на нее таращиться.
Джек устроит мне выговор, когда узнает, что я дал волю языку. Но мне до лампочки! Пока у него медовый месяц, я здесь вожусь с его не вполне нормальной семейкой. Это тоже нужно учитывать.
– Так я и знала! – говорит она. – Сначала ты от меня отмахиваешься, потом начинаешь причислять меня к скучным и даже чокнутым особам. Когда Джек вернется с Гавайев, я его удушу! – Она изображает, как перекрывает кому-то кислород. – Надеюсь, акула отхватит ему бросковую руку.
Вон до чего договорилась!
– Никогда не считал тебя чокнутой! – Почему я срываюсь на крик? – И ты наименее скучная из всех, кого я знаю.
Ее глаза сверкают, как молнии в грозу.
– Отлично представляю эту картину: раздевалка, он снимает с вас, своей команды, стружку и заодно несет какую-то чушь о бедной невинной Жизель, которая еще никогда… – Ее пухлая нижняя губка дрожит с полсекунды, прежде чем она берет себя в руки и выпрямляется. – Так нельзя. Это переход на личности.
Я развожу руками.
– Мало кто это знает. Об этом обстоятельстве осведомлен только я.
Она напрягается.
– Только ты?
– Я же сказал.
– Ну, да, он шепнул одному тебе в уверенности, что ты растрезвонишь остальным. Ты всегда слушаешься Джека?
Я издаю стон.
– Он мне доверяет, Жизель! Я его лучший друг. Эйден, к примеру, не в курсе, так что держи язык за зубами в его присутствии. Если бы он знал правду… – Мне досадно оттого, что мне трудно представить, на что горазд этот непредсказуемый тип. – Если бы он знал, то, конечно, обходил бы тебя за милю. – Хорошо бы было так! – Надо будет серьезно с ним потолковать. – И от души надрать ему уши.
Ее личико заливает краска.
– Хочешь его предостеречь? Лучше уж тогда размести платное объявление в газете, Девон. Или напиши в своем Инстаграме. – Она привстает на цыпочках, чтобы быть со мной вровень, что нетрудно: она высокая и гибкая. По тому, как бурно вздымается ее грудь, видно, что она в гневе. В меня упирается стальной взгляд, пухлые губы выпячены, указательный палец тычет меня в солнечное сплетение. От нее хорошо пахнет: это не тяжелый цветочный запах, а что-то легкое, свежее, как будто прошел легкий весенний дождик. Как я раньше не замечал, какая у нее чудесная кожа – цвета персиков со сливками, светящаяся…
Я встряхиваюсь, чтобы лучше усвоить ее слова.
– Ничего я ему не скажу, боже упаси! Это не мое дело. Я о чем… – Почему она так сбивает меня с толку? Вечно в ее присутствии я сам не свой. Уж слишком она умная, слишком… содержательная.
У меня опять звонит телефон, но я не могу пошевелиться. Все мое внимание поглощено этой сумасшедшей.
– Хочешь меня рассмешить? – Я приподнимаю бровь, моя цель – охладить ее гнев.
Она моргает, как будто сообразив, что оказалась слишком близко ко мне, облизывает губы.
– Нет.
Я чувствую натиск ее груди. Напрасно я считал ее мягкой… Погоди, о чем я?
– Я никому не скажу. И учти, здесь совершенно нечего стыдиться. Чудесно, что ты себя бережешь…
Она не дает мне договорить, ее голос превращается в шипение.
– Оставь свой покровительственный тон. Ты ничего не знаешь о причинах.
– Я не нарочно.
Жизель наконец отстраняется и опять принимается расхаживать туда-обратно.
– Я уже жалею, что он мне сказал, – говорю я ей в спину.
На самом деле мне было полезно узнать от Джека об этом. Когда мы с ней познакомились, она была помолвлена, но с тех пор грязное воображение не раз подсовывало мне разные картины с ней в главной роли. Я – мужчина, этим все сказано. Увидев раз, ее невозможно забыть. Сам не замечаешь, как, встав под душ, начинаешь фантазировать о ней – в очках, в жемчуге, на каблуках, и это весь ее наряд…
Я трясу головой, прогоняя неподобающие мысли. Это сродни богохульству, она же друг, до нее нельзя дотрагиваться. Между нами проведена жирная черта.
Она с усмешкой на пухлых губах возвращается ко мне. Эта картинка отпечатывается в моем мозгу, как стоп-кадр: вздымающаяся грудь, лицо в форме сердечка, плохо маскируемый юбкой широкий шаг. Она изящна и стремительна, не иначе, училась манерам и движениям на специальных курсах этикета.
Одним словом, она – леди. Хорошенькое дело!
Я на ее фоне – плохой парень. Хуже не придумаешь.
Говоря, что у меня что ни месяц новая девушка, она была недалека от истины. Женщины слетаются на меня, как мухи на мед, их притягивает моя слава, поэтому я могу быть разборчивым. Когда все кончается, я отпускаю их счастливыми и улыбающимися.
– Тебе не придется долго мучиться, храня мою тайну. Я намерена без промедления избавиться от своего изъяна.
Я тут же представляю себе Жизель в обществе, так сказать, субъекта, на котором пробу негде ставить. Меня охватывает беспричинный гнев, мышцы рук напрягаются. Я уже готов открутить паршивцу башку.
– Объясни.
Девушка вызывающе смотрит на меня и, готов поклясться, уже считает секунды.
– Я бы нарисовала тебе эту картину, но я не художница. Вообрази: щелка с перемычкой, в ней кое-что оказывается, щелк – и перемычка порвана. Готово, никто уже не обсуждает меня за моей спиной.
Выпалив эту тираду, она торопится к двери. Обтянутые узкой юбкой с высоким разрезом ягодицы призывно колышутся. Обычно она носит скромные брючки, а в эту юбку нарядилась ради свидания, что дополнительно меня бесит. Происходившее здесь было бессмыслицей с той секунды, как она распустила волосы, расстегнула пуговки на блузке и вспылила. Лучше бы она оставалась прежней Жизель…
Она оглядывается, теперь ее губы плотно сжаты, объект ее гнева – я.
– Никогда больше не назову тебя на «доске» в моем Pinterest Вареком!
– Не знаю, о чем ты! – кричу я ей вслед.
Она молча вылетает за дверь. Черт бы ее побрал, в таком состоянии с нее станется подцепить какого-нибудь случайного ковбоя и спешно проделать обещанное с его помощью.
Я бранюсь себе под нос.
– Подожди, Жизель! Давай обсудим! Ты забыла туфли и эти свои… – Я хватаю ее туфли и заколки и бегу за ней.
Она опередила меня на целый десяток ярдов и теперь лавирует среди посетителей, описывая замысловатые петли, минует вышибалу. Двери распахиваются – и она исчезает.Хорошо хотя бы то, что она покинула клуб. Доберется до дому и успокоится. Позвоню ей завтра, мы поговорим, и все обойдется. С другой стороны, мне очень не хочется, чтоб она провела всю ночь в расстроенных чувствах. Раньше я действительно собирался при случае пригласить ее поужинать. Обвести вокруг пальца Эйдлена – милое дело, но почему бы нам не приземлиться в «Милано»? Она бы села напротив меня, объяснила бы, чем вызвано ее решение прибегнуть к интернет-знакомству; я бы продемонстрировал свое умение вести себя прилично. Я бы мог много чего ей посоветовать… Одно ясно: все, кого она называет, никуда не годятся. В последнее время она растеряна, выглядит подранком, поэтому… Я бегу к выходу, полный решимости ее догнать и заставить объясниться.
– Девон! Подожди!
Чувствую на своем плече чью-то руку. Я чертыхаюсь и останавливаюсь. Тон Селены не предвещает ничего хорошего.
– Я спешу. В чем дело?
У нее измученный вид, она съела почти всю помаду с губ. Мы с ней почти одногодки и довольно похожи. Она тоже темноволосая, тоже зеленоглазая, тоже рассерженная. Наши матери – сестры, мы росли по соседству. Я поселил ее здесь год назад, когда она приехала из Калифорнии.
– Чьи это туфельки? – она указывает на туфли Жизель у меня в руках. – Если у тебя проснулся интерес к женской обуви, я могу подсказать тебе несколько магазинчиков в центре города.
– Жизель, девушки, которая здесь упала, видела? Она сбежала. – Я разрываюсь между желанием догнать Жизель и чувством долга перед Селеной.
– Я уже ей симпатизирую. Одобряю твой выбор.
– Она – друг, сестра Елены. Ты еще с ней не встречалась.
– Я обратила на нее внимание. Парень при ней был козел козлом, а она мне приглянулась.
– А мне нет. – Я предпочитаю испытывать к женщине умеренный интерес, чтобы своим чередом забыть ее. Жизель принадлежит к другой категории.
Селена вздыхает.
– Какая-то паршивка однажды разбила тебе сердце, с тех пор ты циник. Мне бы хотелось нянчить племянника или племянницу. Куда бы Ханна ни подевалась, очень надеюсь, что ей худо без тебя.
Опять она за свое!
– Хватит об этом. Что у тебя за проблема? – Я в нетерпении похлопываю себя по бедрам.
Она кривит губы.
– Вторая официантка так и не явилась, вентиляция не работает, а так все в шоколаде. Придется нанимать новых барменов. Специалист по вентиляции придет утром.
– Как я погляжу, все под контролем. – Я стараюсь не вникать во внутренние проблемы клуба. Я приобрел его как вложение средств. Абсолютный приоритет для меня – футбол. – Еще что-нибудь? – Хочу сосредоточиться на ее словах, но могу думать только о том, не обожжет ли Жизель ступни о раскаленный асфальт и нашла ли она уже Тофера; еще меня не отпускает недоумение. Чем вызваны повторяющиеся звонки отца? Я бы ответил ему раньше, но не мог себе позволить перестать наблюдать за Эйденом. Джек четко распорядился не подпускать его к Жизель. Именно поэтому я и вмешался.
– После ухода Ренди ты разрешил мне нанять кого-нибудь другого. Но кого бы я ни интервьюировала, никто не подходил. Обязательно нужен человек, иначе это место утратит популярность. – Селена держит поднос и, выжидающе на меня глядя, подпирает его бедром.
Я решаю проблему за три секунды.
– Теперь старший менеджер – ты. Надо было тебя назначить сразу после его увольнения. Найми вместо себя бармена. Вопрос снят.
Она радостно и гордо сверкает глазами.
– Ничего не выйдет. Весь клуб я не потяну. У меня даже нет диплома по бизнесу!
– Ты умная, работящая, тебя все уважают. Действуй! Хватит, возвращайся к работе.
Я уже намерен продолжить преследование Жизель на парковке, но Селена прыгает мне на шею и крепко обнимает. Поднос падает на пол, она болтает ногами в воздухе. Я хлопаю ее по спине.
– Да, вот такая между нами любовь…
– Даже не знаю, что бы я делала, если бы ты не устроил меня сюда. А ты уже меня повышаешь… Я что, выиграла в лотерее? – Она чмокает меня в щеку. – Какая теперь у меня зарплата?
Жизель уже, наверное, далеко. Я вздыхаю.
– Что ты сама предлагаешь?
– Столько же, сколько получал Ренди, плюс десять процентов.
– Плюс два. У Ренди был опыт. Он заправлял в трех других местах, прежде чем наняться сюда.
Она кусает губу.
– Плюс пять, и я еще сегодня нанимаю новых официантов и нахожу лучшего во всем Нэшвилле старшего бармена. Сам знаешь, я могу.
Я ухмыляюсь. Она действительно незаменимый работник.
– Три процента прибавки, и ступай уже.
Она смеется, делает пируэт и бежит к стойке.
Снова звонит мой сотовый. Я зажимаю туфли Жизель под мышкой и достаю телефон из кармана. Нажимаю зеленую кнопку, надеясь услышать голос отца. Но это не он.
* * *
– Как только ты там появишься, все сразу начнут тебя снимать. Люди обожают драмы, особенно в жизни знаменитостей. Все твои дела будут рассматривать под микроскопом, – говорит Лоренс, когда мы вылезаем из машины.
– Знаю, – отвечаю я. С самого колледжа я нахожусь в свете рампы, просто Лоренс – неукротимый болтун.
– Лучше бы ты не заезжал в этот квартал на такой тачке. Слишком заметная, привлекает воров.
Я кошусь на красную «Мазерати», мою любимицу и гордость. Управляя ей, я всегда вспоминаю, какой большой путь проделал после бедного детства в Калифорнии.
– У нее есть имя – «Красненькая».
– Сексуально!
Я ухмыляюсь.
– Твой костюм от Тома Форда за пять тысяч баксов тоже виден за милю. «Сюда, вытащите у меня бумажник!» – надрывается он.
Он поглаживает свой галстук.
– Уже не верится, что мы с тобой и Джеком зависали здесь, когда учились в колледже. Столько энергии – и никакого похмелья! С ума сойти! С тех пор я успел состариться, развестись, стать плательщиком алиментов. Черт, как же я тоскую по тем денькам! А ты?
– А я нет. – Я не скучаю по колледжу. Однажды мы выиграли национальный чемпионат, было дело, этого я стараюсь не забывать, но к приятным воспоминаниям подмешиваются горькие – из-за Ханны.
Он вздыхает. Мы останавливаемся на Уилбур-стрит, перед баром Рикки. Отсюда всего несколько кварталов до стадиона и до моего дома.
Я натягиваю на голову капюшон толстовки, надеваю темные очки. Лоренс щурится.
– Предлагаю последний раз: я схожу за ним сам, ты посиди в машине. Никто не узнает, что вы с ним родня.
Я отмахиваюсь.
– С тобой он не пойдет. Так будет только хуже.
Мы вваливаемся в бар. Там все как обычно: липкий пол, залитые пивом стены, длинная стойка с красными табуретами, старые люстры на потолке с желтыми подтеками. Помещение распланировано с перспективой возникновения беспорядочной пальбы: здесь целых четыре выхода. В одну дверь вошли мы, другая прячется в темном коридоре с отталкивающими уборными, за бильярдными столами, третья в кухне, четвертая – в кабинете владельца, если он себе на уме. Я тяжело вздыхаю. В местах, вроде этого, прошли мои подростковые годы: я мыл посуду, скреб полы, выносил мусор. Отец держал бар, потом разорился; остаток жизни он только и делает, что шатается между питейными заведениями, упорно попадающимися на его пути.
В этом воняет потом, жирной жареной картошкой и дешевыми духами. Трое мужчин играют в бильярд, две пожилые женщины пьют пиво по соседству с музыкальным автоматом, скулящим голосом Тэмми Уайнетт, на нескольких табуретах утвердились задницы, по бару бродят неприкаянные выпивохи.
Мы подходим к стойке, не вызывая интереса ни у кого, кроме пожилого бармена. У него седая борода, очки, обтянутое рубахой брюхо и шляпа с эмблемой команды «Нэшвиллские Тигры». Он – наш болельщик; остается гадать, хорошо это или плохо.
Наклонившись к нему, я тихо спрашиваю:
– Это вы звонили насчет Гарретта Уолша?
Он отставляет стакан, который протирал, кивает и указывает на темный коридор.
– Полчаса назад он пошел в туалет и там застрял. Вы его сын?
Я с гримасой разглядываю трещины на потолке.
– Ага.
Он трясет мне руку.
– Рикки Бернс. Мне нравится, как вы бегаете с мячиком. Я нашел в его телефоне твой номер. – Он достает из-под стойки потрескавшийся телефон. – Он оставил его включенным, вот я и позвонил последнему, кому звонил он. Понял, что это вы, только когда увидел имя. – Он хмурится. – При всем уважении, сынок, его мы больше здесь видеть не хотим. Он распугивает спокойных клиентов и задирается. Пытался затеять драку с бильярдистами. Увижу его снова – вызову копов.
Мне тошно от его речей, но я справляюсь с собой. Сколько раз я уже такое слышал!
– Благодарю, что не вызвали полицию сегодня.
– Никаких проблем. – Он берется протирать следующий стакан.
Лоренс достает из кошелька деньги, но Рикки отводит его руку.
– Это лишнее. Просто уведите его. – Он тихо продолжает, глядя на меня исподлобья: – До вас его искали еще двое – крутые, со шрамами и татуировками. – Он смотрит на сережку в моей брови и на синих бабочек на моих кистях. – Я сказал им, что его здесь нет, но вас решил предупредить.
– Чего они хотели?
Он приподнимает бровь, как будто я не в своем уме, усмехается.
– Я не задаю вопросов, но, судя по их решительном виду, могу предположить, что дело в деньгах. Я стар, этот бар – вся моя жизнь. Мне ни к чему неприятности, понимаете?
Что здесь может быть непонятного?
– Спасибо вам.
Лоренс разглядывает посетителей.
– Не возражаете, Рикки, если мы выведем его через заднюю дверь?
– Выводите, откуда хотите. Сработает сигнализация, но я отключу ее.
Мы доходим до края стойки и углубляемся в проход, освещенный тусклой лампочкой на гнутом шнуре. Я громко стучу в дверь мужского туалета.
– Отец, ты здесь? Открой, это я.
Я дергаю дверцу, она заперта. Меня охватывает отчаяние. Накатывают воспоминания детства: как, вернувшись домой с футбола, я находил его вырубившимся на ступеньках нашего трейлера, затаскивал внутрь и укладывал спать.
– Дай, я попробую. – Лоренс теснит меня и стучит еще сильнее.
– Вылезай из сраного сортира, не то мы вызовем долбаных копов!
– Полегче, – прошу я. Он пожимает плечами.
– Я знаю, как за это браться. Кто захватил с собой толстовку? Кто совал старикану деньги? Твое дело сторона. Я несу службу круглосуточно, семь дней в неделю. Мое любимое занятие!
– Нэшвилл от меня без ума! – Я твержу ему это всякий раз, когда он заговаривает о том, чтобы заделаться моим агентом по связям с общественностью. Мне агент ни к чему. Джек – другое дело, у него было бурное прошлое, так что Лоренс пришелся ему кстати. Мир тесен: вышло так, что наша троица вновь объединилась в одном городе. Джека пригласили играть в Нэшвилл сразу после колледжа, Лоренс вырос здесь, он открыл здесь собственную фирму для спортсменов, я играл в Джексонвилле, а потом мне повезло: несколько лет назад меня переманили в Нэшвилл. Счастливое воссоединение троих друзей!
– Гляди, что у меня есть! – Я достаю заколку Жизель и после трех неудачных попыток вскрываю замок.
– Спрашивать, откуда у тебя в кармане женская заколка?
– Не надо.
– У тебя получается лучше, чем можно было подумать, – ноет он.
– Он пил и запирал меня. Станешь тут изобретательным.
– Чтоб меня! Здесь воняет мочой. – Просовывая голову в туалет, Лоренс закрывает платком рот.
Отец лежит на спине перед раковиной, широко раскинув руки. Его грудь приподнимается и опускается, значит, он жив. Ком у меня в груди рассасывается. Последний раз я видел его месяц назад. Я кормил его ужином. Тогда он был ничего: немного беспокойный, но хотя бы трезвый.
Я отодвигаю Лоренса, наклоняюсь, трясу отца за плечо.
– Давай, просыпайся. Мы отвезем тебя домой.
Постепенно он приходит в себя, моргает, гримасничает, стонет. Мне в нос бьет запах пива.
– Где я? – хрипит он.
– В вонючем туалете. Чужом. – Теперь гримаса искажает мое лицо. Видя его таким, я вспоминаю, почему сам напился всего раз в жизни.
– У Рикки?
Я утвердительно киваю. У него заплетается язык, но вообще-то он еще не в худшем состоянии. Его опьянение бывает разным. Мне известны все степени. В этот раз он по крайней мере помнит, где был.
– Я поругался с Дотти, – бормочет он. – Я пытался тебе звонить, Дев, но ты не брал трубку. Ты на меня злишься?
Меня жжет чувство вины, что я не отвечал на его звонки.
Дотти – его подружка, они познакомились на собрании анонимных алкоголиков и с тех пор то сходятся, то расходятся.
– Пошли. – Я поднимаю его под мышки и с кряхтеньем сажаю на унитаз. Он раскачивается взад-вперед, скребет щетину у себя на лице. Когда-то белая рубашка с эмблемой рок-группы Grateful Dead вся в бурых пятнах. Мне больно видеть его засаленные волосы, темные круги под глазами, порезы на руках. Не хочется озираться на Лоренса, наверняка осуждающе глядящего на всю эту картину, поэтому я нахожу себе занятие: смачиваю бумажные полотенца и протираю отцу руки.
– Как это случилось?
Он удивленно смотрит на высохшую кровь, щурится.
– Не помню… – Отец пытается вырвать руку, но я крепко его держу.
– Обойдется без швов, но нужна дезинфекция. – Голос у меня дрожит, я скриплю зубами. Когда мне было шестнадцать лет, он сошел с тротуара на мостовую, попал под машину и угодил в больницу с переломами обеих ног. Накануне моего отъезда из Калифорнии для игры в команде колледжа он вдрызг разругался с соседом напротив и опять слег, на этот раз со сломанным носом, двумя сломанными ребрами и сотрясением мозга. Мне пришлось на три дня опоздать в летний тренировочный лагерь – ухаживал за отцом.
– Бывало и хуже, – ворчит он, как будто читает мои мысли.
Наши глаза встречаются, его, налитые кровью, говорят о многом. Лицо у него костлявое, землистое, все в морщинах – гораздо старше его пятидесяти лет.
– Смотри, посадишь печень, – выдавливаю я. – Давно у тебя запой?
Он пытается встать, хватаясь за стену, потом трет пальцами глаза.
– К черту… плевать. – Первая попытка сделать хотя бы один шаг едва не приводит к падению.
Я ловлю его и ставлю прямо. Мы одного роста. На помощь мне приходит Лоренс, отец закидывает руки нам на плечи, и мы медленно ведем его по коридору к выходу. Моя спина под толстовкой обливается потом. Мы выбираемся на безлюдную стоянку, где я жадно ловлю ртом свежий воздух.
Вот и моя «Красненькая». Лоренс держит моего отца, я открываю машину; мы сажаем отца внутрь и пристегиваем его ремнем.
– Позвони Дотти, скажи ей, что мне жаль… – Язык цепляется за зубы, он откидывает голову на подголовник и закрывает глаза.
Нет уж, обойдемся без звонков. Его личная жизнь печально напоминает мою. Увидев его во всей красе, заглянув в выгребную яму связанной с ним ненадежности, женщины шарахаются. Я уже семь лет не показываю девушкам, какой я на самом деле. Я захлопываю дверцу и смотрю на Лоренса.
Его лицо ничего не выражает – и на том спасибо. Сочувствие сейчас вывело бы меня из себя.
– Ты делаешь это далеко не впервые, – тихо говорит он. – Черт, Девон, почему ты никогда не говорил мне, что он…
Я прерывисто вздыхаю. Джек знает почти все, но даже он ни разу не видел моего папашу в таком состоянии.
Лоренс достает телефон.
– Ладно, если я тебе понадоблюсь, всегда пожалуйста. Я вызову «Убер». Позвони мне завтра, можем поболтать.
– О чем? – Зря он считает, что надо пережевывать этот досадный эпизод.
Он поднимает на меня глаза.
– Его искали какие-то отморозки. Надо узнать, зачем он им.
– Он просто пьяница. – Мой отец – алкоголик, но я стесняюсь произносить это слово вслух.
– Сколько денег ты ему даешь в месяц, Дев? Не считая оплаты всех его счетов?
– Не твое дело. – У отца есть работа, но я все равно сую ему деньги. Отец все-таки, да и денег у меня хватает. Для Селены тоже. Кроме них, у меня никого нет.
– Так я и думал. Ты даешь слишком много, – бормочет Лоренс. Взгляд у него при этом такой, словно он силится заглянуть мне в душу. Он идет на угол, к припаркованной там черной машине. – Как ни жаль мне пропускать вечеринку у Эйдена, сегодня вечером у меня свидание с девушкой. Звони! Если я тебе понадоблюсь, суперзвезда, то я в твоем распоряжении. – Он шлет мне воздушный поцелуй.
Я глупо ухмыляюсь, стряхивая напряжение.
– Береги себя, дубина. Спасибо за бесплатное содействие.
Он садится в машину, захлопывает дверь и уезжает.
Я залезаю в свой автомобиль.
Как я и боялся, отец тут же открывает глаза и начинает блевать.
Я достаю из бардачка мокрые салфетки, чтобы как-нибудь привести его в порядок, потом двадцать минут тащусь в восточную часть Нэшвилла, на окраину, застроенную однотипными одноэтажными домиками со скромными лужайками впереди. Я подобрал для отца этот домик, сразу как сам переехал, еще до того, как он перебрался в Нэшвилл. И работенку нашел для него неподалеку – в автосалоне всего в квартале отсюда.
Я помогаю ему выйти из машины, дотаскиваю его до темного дома, пытаюсь включить свет у входной двери, но только зря щелкаю выключателем. Приходится, чертыхаясь, волочить его в темноте в спальню, где свет все-таки работает. Я облегченно перевожу дух: хотя бы не придется чинить проводку. Я раздеваю отца до трусов, кладу его на бок, ставлю рядом с ним тазик на случай, если его опять станет тошнить. Я еще не успел его укрыть, а он уже храпит.
Я умываюсь в ванной и заглядываю к нему. На тумбочке у кровати стоит фотография: он, мать, десятилетний я. Мать улыбается, но вид у нее все равно отсутствующий, словно ее мысли витают где-то далеко от мужа и прижавшегося к ней сына.
«Я так и не смог сделать ее счастливой, – звучат у меня в голове слова отца. – Заделал ей тебя, и все».
Я невольно вспоминаю ее бегство из трейлера. Раскидывая пинками пивные банки, она прижимала к груди линялую дорожную сумку. Ее поджидала машина, за рулем сидел незнакомец. Я бежал за ней и умолял не уезжать. «Я вернусь», – пообещала она с измученным видом. Через месяц я заболел мононуклеозом, а она так и не вернулась. Она не приехала ни поздравить меня с тринадцатилетием, ни на Рождество. Она вычеркнула меня из памяти, словно меня никогда не существовало.
Отец приводил женщин одну за другой, и я липнул к ним в поисках любви. Они завоевывали мое детское сердце, а потом одна за другой следовали по стопам моей матери. «Пока, Девон, будь умницей, заботься об отце». Бонни, Мэрилин, Джесси – ни одна не задержалась надолго. Теперь я понимаю, что все они были шлюхами, которых отец цеплял в барах, а тогда мне страсть как хотелось, чтобы хоть одна из них осталась подольше.
Но зачем-то он сохранил эту фотографию… Я хватаю ее, сжимаю рамку, с трудом подавляю желание порвать фотографию, навсегда вычеркнуть мать из нашей жизни.
«ТЫ ГДЕ? Я КУПИЛ ТЕБЕ ПИВА, БАЛБЕС».
Появляется сообщение в моем телефоне.
«ИЗВИНИ. НЕОЖИДАННАЯ ЗАДЕРЖКА».
Отвечаю я Эйдену.
«А ТЫ ЕЩЕ ПРОСИЛ МЕНЯ НЕ ЗАДЕРЖИВАТЬСЯ! КОГДА ПРИЕДЕШЬ?»
Я оставляю фотографию на тумбочке и иду на кухню. Там чудовищный бардак: пустые бутылки из-под пива, пустые контейнеры от покупной еды, грязная посуда всюду, куда ни глянь. Я жмурюсь, как будто надеюсь, разжав веки, увидеть образцовый порядок. Странно, но этого не происходит. Я падаю на табурет и пишу ответ:
«СРОЧНОЕ ДЕЛО. УВИДИМСЯ ЗАВТРА».
Эйден разражается серией сердитых ответных посланий, но я их даже не читаю. Отец важнее.
.Получить полную версию книги можно по ссылке - Здесь
| Предыдущая страница | Следующая страница |
Поиск любовного романа
|
Партнеры