ПоЛЮЦИя, ЛЮЦИфер, РевоЛЮЦИя. Часть 6 + Эпилог

Осень 2013 года. В Киев прибыл Люцифер со свитой. Он призывает давних своих поклонников и вербует новых. Грандиозна Его цель объединить Землю под властью Сатаны. Большинство стран давно перешли на Его сторону, живут по Его законам. Остался единственный, не до конца покоренный островок – варварские земли славянского православия. Готовится Революция. В муках должен родиться Дивный Новый мир! Однако, Революция – не главная цель Сатаны! В Киево-Печерской лавре упрятан древний артефакт – легендарный изумруд «Святой Грааль» – который дает безграничную власть над миром. Собственно за ним Люцифер и прибыл в Киев. И НАЧАЛОСЬ… Пройдите вместе с героями романа тернистыми путями греха, любви, порока, раскаяния. Спуститесь в Ад и вознеситесь в Рай. Узнайте почему Сатана может дать ВСЕ, кроме счастья Почему в наш дом пришла война, а на Землю – «короновирус» Эта книга – ЗЕРКАЛО. Уродам страшно смотреть в зеркало. Кто не боится, приглашаем в зал на представление! Содержит нецензурную брань.

1 Страница

ВСЕ совпадения лиц, имен, пространства и времени – СЛУЧАЙНЫ.

События ПРИДУМАНЫ и наяву НИКОГДА не происходили.

Великий Энтомолог – Владимир Владимирович – учил: хороший читатель знает, что искать в книге реальную жизнь, живых людей и прочее – занятие бессмысленное.

Во многой мудрости много печали – сказал сами знаете кто. Потому, недозволенно смешивая жанры (о, как смешивает их жизнь!), впадая в мистику, смакуя недозволенное, чувственно воспевая невоспеваемое, сносок, ссылок и разъяснений не даем, отсекая праздношатающихся. Братья-по-разуму и так поймут (в крайнем случае, с помощью «гуглов» и разнообразных «википедий» – благо развелось их на закате Пятой расы).

Текст книги содержит нецензурные слова, жаргонизмы, натуралистические сцены табакокурения, эротики, употребления алкоголя, насилия и жестокости, прочих неблаговидных поступков, магических ритуалов и оккультных практик. Это вредит вашему здоровью.

НЕ РЕКОМЕНДУЕТСЯ ЧИТАТЬ: детям до 18 лет, беременным, легковнушаемым, зомбированным, одержимым бесами, неуравновешенным особам с психическими отклонениями.

Категорически запрещается повторять ритуалы и оккультные практики, описанные в книге. ПОМНИТЕ: занятие магией без необходимой подготовки приведет к обратному.

В данном тексте закодирована информация с элементами экзорцизма, которая может крайне вредно повлиять на последователей Сатаны и членов деструктивных сект.

Я поднял руки. Рассмотрел ладони, пальцы, которыми еще недавно касался Вериной тайны, тискал ее, нежил, сжимал в горсти.

«Это была не Верина тайна, а клоака какого-то чудища…».

То она не попала в аварию, ей не нужна помощь.

Буду нескончаемо лежать в помятой несвежей постели, по соседству с корявым пятном подсохшей блевотины, и ждать смерти.

Если бы можно было закрыть глаза и сразу переместиться в Ад…

То, что теперь ходит по земле и лежит на вонючем диване – лишь фантом, жалкое подобие меня позавчерашнего…».

Поднял голову с подушки, оглядел сиротливое жилище: на столе лежала холщовая сумка.

Потянулся – благо, расстояние позволяло – взял сумку, распахнул молнию.

В сумке были деньги – аккуратные пачки купюр по сто Евро.

Пересчитал: пятнадцать пачек. Разорвал на одной банковскую тесемку: по дивану и по грязному ковру рассыпались новехонькие хрустящие листочки, больше похожие на сувенирные открытки, чем на деньги.

«И в каждом листике чья-то загубленная жизнь. И, судя по номиналу, не совсем пропащая, и не одна».

Собрал рассыпанное богатство, засунул обратно в сумку, задернул молнию. Сумку швырнул под диван.

«А если Велиал обманул? – укололо несмелой догадкой. – Если вчерашняя девушка, или кто там она, – не Вера: ни слова не проронила, лицо прятала!

А настоящая – МОЯ Вера – находится в реанимации и ждет в помощи?

И демон нарочно подстроил, чтобы я потом терзался виной, зная, что мог помочь Вере, и деньги для этого были, но не помог».

Я поднялся с дивана. Не умываясь, наскоро оделся.

Сунул сумку с деньгами в рюкзак, выскочил на улицу.

Поймал такси и направился в больницу к Вере.

– Карантин! – процедил он сквозь зубы. – Вход запрещен.

– Мне проведать больную в реанимации. И к доктору… – залепетал я, пытаясь обойти санитара. Тот стоял монолитной стеной.

– Не суетись, – сказал санитар, беря меня двумя пальцами за локоток. – В приемном отделении есть регистратура. Все вопросы туда. Я проведу.

Не отпуская руку, он потянул меня по темному лабиринту больничных коридоров. Подвел к застекленному барьеру с овальным окошком, за которым сидела чернявая и недовольная, похожая на цыганку, тетка в белой косынке.

– Я хочу проведать Артеменко Веру. Она в реанимации. Позавчера доставили после автомобильной аварии.

Тетка смерила меня сонными глазами, молча стала перебирать карточки в длинных узких ящиках, затем долго листала журнал.

– Как, нету! – меня передернуло. – Позавчера нас обоих доставили в вашу больницу. В реанимацию. После аварии на житомирской трассе…

– А почему вы не лежите в палате, а бегаете по коридорах?

– Вы только что сказали, что вас обоих доставили!

– «Да» или «нет»? Мужчина, вы меня путаете! – возмутилась тетка, подняла глаза на санитара.

Тот стоял рядом, сложив огромные волосатые лапищи на груди и глядел на меня, как на капризного ребенка.

– А в морге? – шепотом спросил я – не было силы произнести ЭТО в голос. – Может она в морге?

– Мужчина, вы дурак? – зло пробурчала тетка. – Как она может быть в морге, если ее к нам вообще НЕ ДОСТАВЛЯЛИ?

«И к лучшему… Не хочу ее видеть мертвой. Пусть уж Касикан… Эта гадина Велиалова».

– Просто хотел узнать… – обреченно сказал я. Страшная догадка закрадывалась в сердце. – А доктор на месте?

– Н-не знаю… Он ко мне в палату заходил. Позавчера. В сто двадцать третью.

– Вы, мужчина, сначала разберитесь, – буркнула тетка, но все же достала блокнот, пролистнула. – Доктор Пугач в отпуске.

– Как в отпуске? Я с ним общался! Ми с ним договаривались…

– Не знаю, с кем вы договаривались, но доктор Пугач уже две недели как в отпуске. Доктора – нам не чета, они по заграницам ездют, – ехидно сказала тетка и покосилась на санитара.

– Нет, нет… – я вырвался. – Так не может быть!

Санитар опять схватил меня за руку, но уже всей ладонью – как тисками.

– Все может быть, – прошептала тетка, уткнулась в бумаги.

Он сначала вел меня за руку, но потом отпустил – понял, что никуда не денусь. Подвел к выходу, открыл стеклянные двери, выпустил меня наружу.

Домой шел пешком. На такси денег не хватило – оставалось лишь пару сотен гривен, которые отложил на продукты.

Дотронуться же к напитанным чужой болью и смертью еврофантикам, лежавшим в рюкзаке за спиной, брезговал.

И в троллейбус соваться не было силы: от обиды и страшной правды меня совсем не осталось.

Шел и ПОНИМАЛ, что вчера ко мне приходила, все-таки, ВЕРА.

«Вернее – демоница, которая играла ее роль.

Вспомнил, как мы, вместе, в нашем двуедином счастливом Мире, рассуждали о понятиях «навсегда» и «никогда».

Я протискивался меж групп озлобленных парней в масках, с битами и палками наперевес, которые бродили по улицам, и думал, что ЛЮБВИ в этом гребанном мире НЕТ.

А еще думал о том, сколько горя причинил людям своими ЖЕЛАНИЯМИ.

«Я, ведь, и раньше их загадывал. Перед поездкой в деревню, еще, будучи на службе у Велиала, загадал двадцать тысяч гривен, которые затем потратил на Верины одежки. И не особенно тогда комплексовал, и не мучился виной».

Я шел медленно. Будто перед смертью вспоминал детство и юность, и свои мечты об идеальном и гармоничном мире.

Где-то, в воспаленном мозгу, шелестел инстинкт самооправдания. Он утешал, что злые корыстные люди, своим цинизмом и лицемерием сделали из восторженного юноши-гуманиста себе подобное чудовище, которое принялось их убивать.

Я не хотел жить и размышлял, как бы обмануть Велиала, чтобы наложить на себя руки.

Способов было множество, но не один мне не подходил.

Пришел домой. Не раздеваясь, повалился на диван.

Убивая липкую тишину, включил приемник. Из динамиков лилась то восторженная, то осуждающая галиматья о событиях, которые происходили в центре города, и до которых мне теперь не было дела.

Оказалось, что за время моего отсутствия в Киеве, зомбаки и особо буйные гипнотики захватили городскую администрацию, теперь там живут. Выбивая двери и ломая мебель, они называли себя «воинами Нарнии», «Орками» и тому подобной сказочной нечистью. Разбредясь по огромному зданию, хулиганы принялись грабить кабинеты, столовые, киоски, и все, что попадалось под руку. Во время экспроприации были изнасилованы две особо ответственные чиновницы, защищавшие секретные документы, и дедушка-завхоз. Одна из женщин, после экзекуции сумела вырваться, закрылась в кабинете и вызвала милицию. Когда на вызов прибыло три милиционера, их насмерть растерзала пьяная толпа.

Повертел ручку настройки – не было силы слушать эту грязь.

В эфирных завываниях и шорохе прорезался девичий голосок, который бодро сообщил, что вчера в Альпах сорвалась снежная лавина и накрыла большую группу туристов – сто двадцать три человека, среди которых – семеро детей. Все погибли.

Я понял – ПОЧУВСТВОВАЛ! – откуда взялись деньги, которые принес Велиал.

Нужно было переться в магазин. От одной мысли о том, что нужно сейчас одеваться, обуваться, выходить на улицу, становилось тошно. Но другого выхода не было.

«Разве что умереть. Но я даже из окна выпрыгнуть не могу, с первого этажа…».

Превозмогая тошноту, поплелся в ближайший магазин.

По дороге размышлял, как поступить, чтобы избавиться от щемившего во мне ужаса и боли. Решение было одно, и я уцепился за него, как за соломинку.

– Сто двадцать три, – шептал я, глядя в потолок. – Из них семеро детей.

Зеленые чертики плясами перед глазами, голова раскалывалась.

– Сто двадцать. И семеро. Сто двадцать три минус семь – сто шестнадцать. Сто шестнадцать и семь.

Сердце в который раз сжалось колючей судорогой.

Губы пересохли, внутри жгло, саднило под левым подреберьем. Страшно представить, какой запах исходил изо рта.

Хорошо хоть, Веры рядом нет. Ее больше никогда не будет…».

– Ее НИКОГДА не было! – хрипло захохотал-закудахтал я.

«Веры не было, и моя жертва никому не нужна, и те, сто шестнадцать и семь погибли напрасно».

Я честно пробовал себя убить. Не вышло: веревка оборвалась, газовые горелки натужно шипели, но, не сохраняя огня, тут же гасли.

Приноровился пырнуть себя ножом в сердце – не хватило духу.

Собрал все имевшееся таблетки. Превозмогая спазмы, проглотил горстями, запивая водкой.

Проваливаясь в серое забытье. Думал, НАДЕЯЛСЯ, что на этом ВСЕ и закончится.

Утром проснулся с жутким похмельем, вонючий, мерзкий, но живой.

Я решил не вставать с дивана, и умереть от голода.

Но не прошло и получаса, как нестерпимо захотелось в туалет.

Умирать долгой смертью, истлевая в своих же испражнениях, я был не готов. Пришлось вставать.

Я блевал долго, протяжно, выворачивая нутро на изнанку.

Я перебрался в кухню, долго пил из крана, понимая, что мой вчерашний план умирания не сработает.

Будто в издевательство, после очищения желудка дико захотелось есть.

Я вывалил на стол содержимое пакета с продуктами, которые вчера купил вместе с водкой.

Судорожно разломал хлеб, кольцо колбасы, сыр. Запихивался и ел, брезгливо наблюдая за собой в зеркало, но не имел силы и желания остановиться.

Я выцедил остатки водки – вышло меньше рюмки. Глотнул залпом, зажевал.

«Нужно было раньше. После такого обжорства – не заберет».

И действительно, реальность оставалась прежней: лишь чуть ярче краски и резче звуки.

Зато новой волной нахлынули вчерашние мысли.

Выскочил в коридор, выпал на лестничную площадку.

Длинно, нетерпеливо позвонил в дверь Эльдару, затем Светлане Ивановне. Опять Эльдару, опять Светлане.

– Водка есть? – выпалил я в приоткрытую дверь.

– Заходи, – буднично сказал Эльдар. Отошел с прохода.

Я протиснулся в узенький коридор, не снимая обувь, прошел на кухню. Плюхнулся на стул.

– Сто двадцать три. Из них семеро – дети, – выдохнул я. – Умерли. Это я их убил.

– Лично?! – Эльдар притворно содрогнулся, доставая из холодильника запотевшую бутылку водки.

Он поставил на стол граненый стакан, плеснул в него больше половины.

Я взял дрожащей рукой, выпил в три глотка. Вкуса не почувствовал.

Отдал стакан Эльдару. Занюхал горбушкой хлеба им же протянутой.

Несколько первых секунд ничего не случилось. Затем жестокий мир накрыло хмельной волной. Я расслаблено откинулся на спинку стула, блаженно улыбнулся:

– Я убил сто двадцать три человека. Из них семеро детей.

– Гм, – смутился Эльдар. – Китайский лидер Мао Цзэдун, воплощая политику «Большого скачка», привел к гибели тридцать миллионов китайцев. Одиннадцать миллионов уничтожено фашистами из-за Гитлера. По вине Сталина погибло двадцать миллионов. Вот это, я понимаю, размах.

– Смерть человека – трагедия, смерть миллионов – статистика. Сталин говорил.

– Сталин таких слов не говорил. Эта фраза является переиначенной цитатой из романа Ремарка «Черный обелиск»: «Но, видно, всегда так бывает: смерть одного человека – это смерть, а смерть двух миллионов – только статистика». Нужно читать хорошие книги, а не верить досужим домыслам. Кстати…

Я дожевал горбушку. Размазано, пьяно, отдал ему свою ладонь.

Эльдар поднял меня на ноги, завел в комнату, усадил в кресло.

Отстраненным, обезболенным рыбьим взглядом я наблюдал, как он подошел к письменному столу, порылся в ящике, извлек оттуда пухлую зеленую коленкоровую папку. Развязал тесемки, вынул стопку листов стандартного формата с отпечатанным на них текстом. Протянул мне.

«ДЕВИАЦИЯ» – прочитал я название. И внизу, курсивом: «История любви».

– Я дам тебе почитать СВОЮ книгу, – сказал Эльдар. – Я о ней и раньше упоминал. Но тогда ты еще не дорос.

– Не ерничай. В этой книге ответы на многие вопросы, которые тебя волнуют.

– Меня сейчас мало что волнует, – пьяно осклабился я.

– О безразличии к политике, экономике, патриотизму, суконной морали, атомным бомбам и будущему человечества – для меня это очень скучные материи. Моя книга о Вечном: о Любви и Смерти.

– Типа? – не унимался я. Меня бесил его тон и его самолюбование.

Эльдар замолк на полуслове, недовольно посмотрел на меня.

– Хорошо, – согласился он. – Сейчас я прочитаю небольшой фрагмент. Он из второй книги трилогии – еще не отредактированной. Прочитаю, и задам несколько вопросов.

Эльдар вытащил из того же ящика вторую папку, красного цвета, на которой шариковой ручкой, неряшливым почерком, было нацарапано: «Кн. втор. Мария».

Развязал тесемки, перебрал несколько, от руки исписанных, листов. Просмотрел. Один положил на стол, остальные вернул обратно.

Он хекнул в кулак, прочистил горло и принялся читать:

– Утро буднего дня. Мы лежим с тобою в постели. Все разбрелись по своим неотложным делам. Наконец-то, нам никто не мешает.

Эльдар поднял на меня глаза – внимательно ли слушаю?

– Мы с тобою – тайные любовники. Мы смотрим утреннюю передачу об изготовлении мороженного. Вернее, ты смотришь, а я вдыхаю твой запах и трогаю тебя везде, потому что не могу тратить драгоценное время нашей неподконтрольной близости на ерунду.

На тебе короткая ситцевая ночная рубашка и простенькие трусики. Твои мягкие волосы убраны в хвостик. На мне из одежды лишь семейки, поскольку я, крадучись, пробрался из своей постели в твою, как только из квартиры ушли прочие населенцы.

«Моя девочка любит мороженное?» – спрашиваю я, легонечко поглаживая твои ножки, затем поднимаюсь к попке. Твои трусики так приятны на ощупь.

«Угу…» – отвечаешь ты, не отрываясь от телевизора.

Меня это немного раздражает. Я игриво шлепаю тебя, властно переворачиваю на спину.

Я касаюсь сквозь тонкую материю твоего мякенького цветка. Ты послушно раздвигаешь ноги, разрешая доставать его и потискать.

Я глажу пальцами тонкую, чуть влажную, ткань, перемещаясь снизу доверху, чувствуя подушечками два налитых валика по краях, и один, тонкий, упругий и самый сладкий, вверху между ними.

«Мне щекотно!» – прыскаешь ты, игриво сводишь ножки, зажимая мою ладонь, и прячешь лицо в подушку.

Но я не отступаю. Я уже знаю, что это – необходимый ритуал.

Я целую тебя в висок, освобождаю зажатую ладонь, опять укладываю тебя на спинку. Слюнявлю указательный палец и запускаю руку тебе в трусики.

Ты привычно раздвигаешь ноги. Влажный палец ложиться между лепестков, на сладкий упругий холмик, на перламутровую жемчужину.

От прикосновения тело твое дрожит. Я легко, едва качаясь, начинаю массировать медовый валик. Дыхание твое учащается.

Минуту спустя, тихонько повизгивая, ты начинаешь подаваться своими маленькими бедрами навстречу моему пальцу. Вверх и вниз…

– Норма, – пьяно ответил я. – Хорошо написанная эротическая сцена. Легкая, при том. Легчайшая – по нынешним временам.

– Ты прав. Если девушке двадцать. А, если – пятнадцать?

«Кто бы мычал…» – отдалось в растекшихся мозгах.

– Так вот, – продолжил он. – «Девиация» о том, была ли описанная Любовь преступлением? Бывает ли вообще Любовь преступлением? И что такое Любовь?

Он забрал из моих рук стопку листов, бережно положил в папку, завязал бантиком. Вернул мне.

– Когда прочитаешь, тогда поговорим более подробно. И, это… – Он ободряюще подмигнул. – Не сильно убивайся из-за погибших в Альпах. Если ты в меру начитанный, то вспомни разговор Кришны и Арджуны на поле Курукшетра перед битвой. Умному достаточно.

После визита к Эльдару меня отпустило. Возможно, алкоголь расслабил, а возможно его наставления, особенно книга.

Раззадоренный прочитанным фрагментом, я уселся в кресло, пролистнул «Девиацию».

Название говорило само за себя. Я ожидал увидеть меж напечатанных на плохом принтере строчек распутную улыбочку Лолиты, но так ее и не нашел.

Зато там был Здравомыслящий Гном, Змея-Хранительница, Демон плоти, Люцифер и его возлюбленная Лилит – первая жена Адама. А еще мать-ведьма, дед-ведьмак, школьные дискотеки, похороны пионерской дружины, любовь восьмиклассницы и стоическое воздержание главного героя. Занимательное чтение. Такое мог написать лишь ПСИХИЧЕСКИ БОЛЬНОЙ человек.

Я отложил рукопись. Текст чуток нагрузил и пересытил.

«Раз я не могу осчастливить Веру (ее НЕТ!), а на себя мне плевать, то есть еще одна живая душа…».

Я взял мобильник. Нашел Иркин номер. Вдавил зеленую кнопочку.

В трубке долго ныли длинные гудки. Уже хотел отключиться, как проявился недовольный Иркин голос:

– Я больше никому не верю. Кроме тебя. И еще, я могу осуществить твою мечту.

– Это уже интересно, – в Иркином голосе прорезались нотки любопытства. – А у тебя с головой все в порядке?

– Или малолетка мозги высосала? – гоготнула Ирка.

– Настоящий больной всегда считает себя здоровым… – она пару секунд помолчала. – Ладно, вечером приеду.

Я хотел возразить, но, окинув взглядом свою загаженную вонючую конуру, согласился:

– Жди, и не забудь об обещанном. – Ирка отключилась.

Не впадая в рефлексию и не мешкая, отложил Эльдарову книгу и принялся за уборку.

Раскладывая, развешивая и затыкая вещи по местам, соскабливая прилипшую блевотину и троекратно вымывая пол, я думал, что деньги отдам Ирке, обо всем ей расскажу и попрошу совета, как жить дальше.

«В этой ситуации, только она – НЕЗАИНТЕРЕСОВАННАЯ и НЕПРИЧАСТНАЯ – может что-то посоветовать».

– Если ЭТО – правда, то – ПЕСЕЦ! – смазано пролепетала Ирка, выслушав исповедь о моем горе.

Исповедь у меня получилась эмоциональная, сбивчивая, с остановками каждые десять минут для пятидесятиграммовых рюмочек, без тостов и без закуски.

Она пришла около половины восьмого, после работы – как обещала. Принесла литровую бутылку водки и банку шпрот.

Я наотрез отказался пить. Особенно после вчерашнего отравления. Но Ирка, узнав о сути моего рассказа, настояла, что без выпивки в этом деле не разобраться.

– Правда! – пьяно доказывал я. – Можешь проверить.

– Ну, ты и дебил, если ПРАВДА, – хмуро сказала Ирка.

– Пожелал бы личный остров. И огромный замок на нем. И меня – в управляющие. И гарем студенток – как ты любишь. И еще один гарем, постарше – для меня. Эх!

– За остров с замком и гаремом, наверное, половину населения страны, того…

– Мать их трижды! – перебила Ирка. – Особенно рагулей.

– Правильно говорить: рОгулей. От слова: рог.

– А мне пох! Но девушка твоя, все равно – сука и говно! Они, молодые и смазливые, все – расчетливые суки! Лишь бы насосать на безбедную жизнь…

– Угу, – обреченно согласился я. – Она даже не девушка.

Я взял налитую Иркой рюмку. На дне литровой бутылки оставалось пальца на три.

– Она НЕ-человек. Она – демоница. Чудище! Называется: Каси-кан-дри-эра, – выговорил по слогам.

– Нифига се! Все равно – сука! А ты хороший! Давай за нас, – Ирка размашисто чокнулась.

Мы выпили. Закусили остатками хлеба, обмакнутыми в шпротное масло.

Ирка притянула меня за плечи, мокро поцеловала в щеку возле губ.

Я брезгливо скривился – от Ирки пахло шпротами и водкой.

– Не нравится? – заметила Ирка, отпуская меня. – Мне тоже не нравится: мужиков терпеть не могу, но ты – друг. Хоть я тебе не верю.

– ТАКОГО быть НЕ МОЖЕТ, понимаешь? – продолжила Ирка. – Ты, просто, переутомился. Девушка тебя бросила… Как ее?

– Нет! – Ирка брезгливо надула губы. – Я о человеческом имени.

– Ну, вот, Вера бросила. Спермотоксикоз наступил. Рассудок у тебя помутился. Разные, там, бесы привиделись, демон… Как его? – она запнулась, вспоминая имя.

– Демон Велиал, – повторила Ирка. – И черт с ними! Тебе лечиться нужно.

Она взяла бутылку, взболтнула по кругу содержимое.

– Но, понимаешь, мой милый, впечатлительный друг, – серьезно сказала Ирка. – Ладно, там, желания разные извращенные тебе мерещатся: телка, которая не-телка, и ты ее по всякому, и тэ-дэ и тэ-пэ. Но – РЕВОЛЮЦИЯ… Люди вышли на Майдан по СВОЕМУ желанию. Потому, что дальше ТАК жить не могли. И я была среди них. Я приходила на Майдан по своему ЛИЧНОМУ желанию. Правда, потом, облажалась – но это мои проблемы. Кстати, спасибо тебе за помощь… Но, что бы ты не говорил – люди делают РЕВОЛЮЦИЮ! За европейский выбор! И в душе – я с ними.

Ирка перевела дух, вперила в меня мутные глаза.

– Какая, в пилюлю, революция! – зло отмахнулся я. – Ты же сама их рогулями называешь…

– Есть вещи, которыми не шутят! – отрезала Ирка. – Как не крути, и как не плюйся на рогулей, но Майдан это – проявление прямой демократии, последний довод народа. Янык всех достал! И «регионалы» достали! От Европы отказался, гад! Вот люди и вышли на улицу. Они имеют право! Я – юрист, и могу отличить зерна от… как их?

– Ну, да, библеист. Интеллигент сраный!… Так вот, я – юрист. Ты об этом постоянно забываешь.

– Мне кажется, что, это, ты – того. – Я покрутил указательным пальцем у виска.

– Как ни странно, но я – нормальная. И не одна я. Оглянись вокруг.

– Кто? – Ирка зло сощурилась. – Осторожнее с эпитетами! А то, в ухо можно получить.

– Вы все гипнотики, или даже – зомбаки! – Я устало откинулся на спинку стула. – Вас тупо развели и кидаюткидают-кидают… Нет никакой прямой демократии. И «революции» тоже нет! И Западу – как равные партнеры – вы сто лет не нужны! Разве как рабсила и сырьевой придаток… Есть лишь толпа людей, доведенная колдовством до состояния обезумевшего стада, управляемого бесами. Как с одной, так и с другой стороны – менты не лучше. А потом этим стадом одна мразь снесет другую мразь, и установит Новый Мировой Порядок господина Люцифера. А когда надобность в стаде исчезнет, его пустят на фарш. Так не раз уже было в истории. Я, к счастью, или, к сожалению – историк. Ты тоже об этом забываешь.

– Пускай! Но я ХОЧУ жить по-человечески. Как в Европе. Даже, если там правит Люцифер. Хоть Сатана! Даже, если эту возможность мне подарит мразь, которую я приглашала в квартиру.

– Я тебя разочарую, потому, что ЗНАЮ: никогда… – Я протянул руку, взял Иркину ладонь в свою. – Ириска, поверь: то, что сейчас происходит на Майдане – бесовской шабаш. Давно спланированный и подготовленный. Таких, как ты – наивных и доверчивых – жестко имеют в самой извращенной форме и посылают на смерть. Причем без права на сопротивление. Потому что всякий, кто попытается прекратить изнасилование, будет объявлен врагом и исчезнет в бесовском водовороте.

Я обессилено замолк. Загреб бутылку, наполнил рюмки.

– Не обижайся, – сказала Ирка. – Но я тебе не верю.

Ирка пьяно уставилась на меня, в глазах светился интерес.

– Ты, наверное, забыла, но я обещал исполнить твое желание?

– О таком не забывают, – равнодушно сказала Ирка. Потянулась за сигаретами, неспешно закурила. Выпустила сизый протуберанец в потолок.

– Лучше о полете на Марс. Или телепортации в Антарктиду. После твоих откровений о бесах, я ничему не удивлюсь. Но, даже, если… – она запнулась. – Я все равно буду тебя любить. Даже если ты больной, без Марса и без денег.

– Не больной, – сказал я и присел на корточки.

Наслепо пошарил рукой за диваном, достал сумку, которую принес мне Велиал.

Поставил на стол, опрокидывая пустые рюмки. Расстегнул молнию: в проеме показались упругие денежные пачки.

Я взял одну, отложил на стол, остальные, вместе с сумкой, протянул Ирке.

Ирка двумя руками взяла сумку, раздвинула створки, принялась разглядывать содержимое.

– Сто двадцать три человека. Из них: семеро детей.

Ирка в ужасе оттолкнула сумку. Подняла на меня круглые глаза.

– Сто пятьдесят тысяч евро. Которые я выменял на тех несчастных. Вернее – сто сорок. Десяточку себе оставлю, на жизнь. Я хоть и полубес, но пока кушаю по-человечески. Потом научусь сосать кровь, а потом – пожирать флюиды твоих низменных эмоций – как лярва.

Ирка не отвечала, и, казалось, не обращала на меня внимания.

Она вывалила пачки на диван, разорвала банковские ленточки, шепотом пересчитывала деньги, складывая в кучки.

Она оставила сумку, бросилась ко мне. Сгребла в охапку, принялась тискать да слюняво целовать, обдавая перегаром.

Пробовал высвободиться. Не удалось. Ирка уцепилась, как клещ.

– Тебе с мужиками противно… – отмахивался я.

– Хватит! – пыхтел я, брезгливо морщась, и вспоминая ее некрасивое тело в ванной после убийства. От Ирки мне – ЭТОГО – точно не хотелось.

– Не хватит! Не хватит! – сопела Ирка, продолжая жамкать меня и целовать.

Затем, так же резко оттолкнула, упала на диван, обняла сумку и зарыдала.

Ирка плакала долго, около получаса. Я не мешал.

Этим временем прибрался на столе, заварил чай.

Несмотря на изрядную дозу выпитого, опьянения почти не чувствовал.

Последние дни, после аварии и разоблачения Веры, будто что-то изменилось в моем теле и мировосприятии: чувства обострились, жалость к людям уходила. Я постепенно переставал быть человеком и становился полубесом.

«Теперь, когда точки над “і” поставлены, а кровавые деньги отданы Ирке, я могу перейти в другой мир хоть сейчас, и принять любое Велиалово поручение».

– Когда человек УЖЕ мертвый, ему нечего бояться, – сказал я в голос.

Ирка недоуменно подняла на меня зареванные глаза, но больше не плакала.

После рыданий над сумкой, она стала спокойнее.

Разговор опять повернулся к моим недавним откровениям.

Ирка больше не упрекала меня, а поддакивала и смотрела, как на доброго волшебника.

– А ты сходи к соседу, – сказала Ирка, после того, как я в очередной раз принялся сетовать на неопределенность будущего без Веры. – Сходи. Может что посоветует. Мне кажется, что он в ЭТОМ разбирается.

– Ты откуда знаешь? – удивился я. Раньше ми с Иркой об Эльдаре, вроде, не говорили.

– Сам рассказывал, – хмыкнула Ирка. – На третьем месте у него сигареты, на втором – девочки, в смысле – женщины, а на первом – книги. Он психически болен. Неужели не помнишь, как ты мне рассказывал?

Ирка упаковала сумку с деньгами в грязный дерюжный мешок, который нашла в кладовке – я в нем картошку хранил. После этого мешок не отпускала из рук. Вызвала такси и уехала.

С деньгами она стала чужая. Я уже жалел, что отдал ей те, злосчастные, еврики. Я боялся потерять последнего друга. Потому, что Эльдара другом не считал, и навещать его не хотел.

«Опять будет измываться, строить догадки и поучать.

Началось похмелье, когда ломит тело, кипят мозги и болит душа. Но особо щемило одиночество «без-Веры».

Взял папку с Эльдаровой книгой, перебрал листочки.

Пробовал читать – не читалось. Хоть книга, видимо, хорошая.

«Нужно выпить и вылить из себя яд последних дней, иначе разнесу этот паршивый мир вдребезги!».

При всей неприязни к Эльдару, он оставался единственным, с кем можно поговорить на ТАКИЕ темы.

«Никто другой меня слушать не станет, не поймет.

А если станет, то утешит, а тем временем вызовет бригаду скорой психиатрической».

Посомневался я еще минут десять, и пошел к Эльдару – подобное тянется к подобному.

На дверной звонок тот не отвечал. Я прислушался: внутри квартиры что-то трещало, но ни шагов, ни всегдашней музыки.

«Пошел в парк, гармонизировать мироустройство придуманной вселенной?».

Снова и снова вдавил кнопку звонка. Никто не отвечал.

Почувствовал, как брезгливо поджались мои губы, защемило под сердцем.

Отчаянно пнул дерматиновую обивку Эльдаровой двери. Та шурхнула, со скрипом подалась. Она была не заперта. В коридоре горел свет.

Эльдар сидел за столом, спиной ко мне и яростно колол орехи массивным чугунным крокодилом. Очищенные дольки складывал в полулитровую стеклянную банку, скорлупу бросал в пластмассовое ведерко, пристроенное на полу возле ног.

Он часто не попадал, и ореховая скорлупа щедро устилала пространство кухни.

– Чего орешь! – хмуро отозвался Эльдар. – Не видишь, медитирую?

Я без приглашения протиснулся в узенький дверной проем, стараясь его не задеть. Ореховая скорлупа трещала под ногами.

Сел на табурет с противоположной стороны стола.

Он на меня не глянул. Перебирал раздавленный орех.

– Рассказывай. Подробно и не торопясь. Можешь, без интимных подробностей.

– Давай с детства. Только конкретно. Мне нужно оценить потенциальную опасность.

Рассказал о краже клубники на соседском огороде. О взятой без спросу чужой зажигалке. О библиотечном «Декамероне». О вырезке из пионерского журнала, юношеских грезах и бессонных ночах над той вырезкой. О любви с Алинкой в общежитии. И дальше – о встрече с Верой, о визите Велиала и его предложении; о Настеньке, о погибшем Степане и телохранителях. О бесплотных визитах под мрачные своды потустороннего замка, где меня посвятили в Светлое Воинство. О присутствии на собрании сатанинских сил, где воочию видел Люцифера и холеные морды из телевизора. Об Иркином убийстве и Ритуальной жертве на Майдане. Снова о Вере. Об аварии. О вчерашнем приходе демона и Верином предательстве. О том, что теперь я навечно в Велиаловом рабстве, и не знаю, что делать.

Эльдар внимательно слушал: то хмыкал недовольно, то хмурился, но ничем не выказывал своих эмоций. Это было на него не похоже – раньше бы сто раз оборвал, покуражился.

Под конец я совсем выдохся – будто кто из меня силу по капельке выцедил.

Я поднялся из-за стола, взял стакан, налил из крана воды.

Эльдар молчал. Меня раздражала его отрешенность.

– Почему вы сразу всего ЭТОГО не заметили, если такой провидец? – спросил я.

– Не провидец – теоретик. Я не «знаю» и не «вижу». Я могу предчувствовать суть вещей по наследственной склонности, с учетом знаний и опыта, накопленных за время настоящего воплощения.

– Что ты конкретно влип. Я о чем-то подобном догадывался. Уж очень ты придурковатым казался в присутствии той девчонки.

– Как не в ней! Она затянула меня к Велиалу! Она притворялась. Она играла. Она меня не любила, наконец!

– Значит, твоего дружка зовут Велиал? Демон Лжи?

– Да уж… – задумчиво сказал Эльдар. – Он ко мне тоже приходил. В юности. И не раз. Обещал исполнить ЛЮБОЕ желание. Но я удержался, не загадал. Это было ТАК трудно. Порой жалею, что не загадал. Я, вообще, в ЭТОЙ земной жизни мало грешил.

Получить полную версию книги можно по ссылке - Здесь

ПоЛЮЦИя, ЛЮЦИфер, РевоЛЮЦИя. Часть 6 + Эпилог - Олег Валентинович Ясинский - Читать онлайн любовный роман

Ясинский Олег Валентинович

Аннотация к произведению ПоЛЮЦИя, ЛЮЦИфер, РевоЛЮЦИя. Часть 6 + Эпилог - Олег Валентинович Ясинский

1 Страница