Тату на нашей коже

Наши отношения токсичны. Они разъедают каждую клеточку души и выворачивают наизнанку. Порочная страсть, вспыхнувшая так внезапно, смешивается с болью и окрашивается дорожками от слез. Там надежда тонет в отчаянии и воскресает от одного лишь взгляда. Но если люди узнают о нас… они не поймут. Они осудят и забросают камнями. Ведь у нас разница не только в интересах и окружении. У нас разница в возрасте. У меня семья. И вместе мы быть не можем. И порознь тоже. Что же нам делать? Что же мы натворили? Содержит нецензурную брань.

1 Страница

Теперь я знаю, каково это выгореть дотла. Когда поднявшееся на небо солнце и озарившее все небесное полотно своим прекрасным рассветом тебя абсолютно не радует. Когда раздражает абсолютно все: и пролитый кофе, и крик детей, и лицо собственного мужа, и даже полосатый кот Леха. Сидишь с остывшей чашкой чая в руках и смотришь в одну точку, мечтая лишь о тишине и чтобы тебя никто не дергал. Странно, что только ты в этой квартире должна знать обо всем на свете. И где ключи, и где носки, и где творческая работа сына-второклашки, и где губная помада твоей дочери-подростка. Плевать, что ты с температурой или же просто устала. Ты должна решать все вопросы и точка. Потому что если этого не сделаешь ты, то жизнь в этой семье застопорится на месте и наступит апокалипсис.

– Мама, где моя сменная обувь? – это слышится требовательный голос сына.

– Мам, ты обещала дать мне денег на новые кеды, – следом канючит дочь.

– Эля, там кот насрал, – добивает муж сверху.

Складываю руки на столе и роняю на них голову. Едва сдерживаюсь от того, чтобы не сорваться на них. Разве сложно повернуть голову и увидеть на вешалке пакет с обувкой, там же, где ты ее оставил вчера? Разве нельзя потерпеть с этими кедами до следующего месяца? Разве так трудно убрать кошачий, мать его так, лоток?

Интересно, если я прикинусь дохлой? Пронесет? А, нет, не прокатит. Будут стоять над душой, как сейчас. Все трое. Я чувствую их, даже не поднимая головы и не смотря на то, что они притихли. Даже могу с закрытыми глазами предугадать, где они находятся и с какими выражениями лица. Сын застыл у стола, чуть дальше у раковины остановилась недовольная дочь. Муж маячит в дверном проеме и пытается побороть галстук. В довершении всего, Леха с грязными от песка лапами запрыгивает на стол и тычет в меня свой мокрый нос. Я слышу, как от него несет мочой и это становится какой-то финишной чертой. Что-то внутри взрывается. Кот успевает увернуться от моей руки, но с перепугу приземляется на сына, который тут же заливается громким криком. Приехали. Если полный пиздец существует, то он прописался в нашей квартире.

– Эля, ну сделай что-нибудь! – Слышится возглас мужа.

– С чем? С котом? С сыном? С галстуком? – сверлю в его лбу дырку. – Или с глобальным потеплением?

Можно, дорогой мой, можно. А еще можно мне на голову сесть и ноги свесить. Хотя, постойте, вы это уже и так сделали.

Подхватываю сына на руки и несу к рукомойнику, где наспех умываю его прохладной водой и вытираю зареванное лицо полотенцем. Затем сую в руки заранее припрятанный чупа-чупс и отпускаю его у самой вешалки, где вручаю ему его обувь. Истерика моментально сходит на нет и барабанные перепонки благодарят меня. Далее на очереди кот и его горшок. Самого виновника не видно, но улики до сих пор на месте и воняют похлеще, чем мы трое все вместе взятые. Я уже проклинаю тот день, когда вошла на поводу у родни и взяла этого шерстяного гада в свой дом. Разносчик грязи и ходячий дом для блох, а не кот. Мысленно чертыхаюсь и на это недоразумение с усами, и на производителей песка, который безумно пылит, и на мужа – идиота. Последний, кстати, виноват больше всего. Потому что купил песок и даже не удосужился глянуть на фракцию камня. Теперь весь туалет в этой пыли, вся дорожка в ней и кот в придачу. Точнее его лапы и соответственно вся квартира.

– Мама, – Варька не отступает, – так можно взять деньги?

– Он сказал, что этими вопросами не занимается.

– Потому что все эти женские штучки должна решать ты. – Копируя тон отца, отвечает дочка.

Должна решать… нет, ну надо же, какая прелесть! Интересно, а кто должен мне? Мне вообще кто-то в этой семье должен? За угробленное здоровье после двух родов, за расшатанные нервы, за бессонные ночи… господи, да за все то, что я делаю для них каждый день!

– Варя, денег нет. – Проглатываю свой мысленный монолог и разворачиваюсь на выход.

– Странно, что ты в свои шестнадцать не знаешь таких простых слов. – Протискиваюсь мимо. – Не понимаю, зачем тебе еще одна пара кед, если мы только купили тебе обувь?

– А какие? Куда ты смотрела, когда их выбирала? Почему сразу не купила «такие»?

– Потому что это новая коллекция, – Варвара скрещивает руки на груди и закатывает глаза, – мам, ты просто многого не понимаешь в моде. Вон, Машка Зайцева купила их и говорит, что они такие классные… и стоят недорого. Всего-то пять тысяч.

Всего-то. Вот это меня и добило. Действительно, прямо акция века. Надо брать, а то как это, у Машки есть, а у нее нет. Если что, это во мне уже говорит сарказм. И плевать, что мать ходит в древних мокасинах, которые местами уже протерлись. Главное, чтобы у дочки было двадцать пар обуви и этого для нее было недостаточно. Возможно, сейчас многие подумают, что я эгоистична по отношению к ней. Но, нет. Я не эгоистка. Я просто устала. Устала во всем себе отказывать во благо детей и урезать свои потребности. Потому что знаю, что могу обойтись без помады или новых джинс. А вот дети растут и им постоянно что-то нужно докупать. А еще оплачивать ипотеку, кабельное, интернет, развивающие кружки для младшего и репетиторов для старшей, заправлять машину. И этот список кажется нескончаемым.

– Денег нет. – Повторяю свой ответ. – Потерпи до следующего месяца.

– Я никому ничего не обещала. Твои кеды могут подождать, это не жизненно важная покупка. Варя, деньги просто так не появляются, их для начала нужно заработать. А потом уже тратить на прихоти.

– Ну, ты же для чего-то же ходишь на работу! – Восклицает Варька.

Мне хочется кричать. Потому что моя дочь стала сейчас настоящим потребителем, который тянет из меня все соки. И при этом я не чувствую никакой отдачи.

– Что за тон, Варвара? – наконец-то на горизонте этого сложного разговора появляется наш глава семейства.

– Неужели я так многого прошу? Какие-то кеды! А мама как всегда говорит, что денег нет.

– Если она так говорит, значит так и есть. К тому же ты вроде бы покупала себе недавно обувь. Тысяч так за десять. Неужели уже вся износилась?

– Нет еще. – Едва слышно слышится в ответ. Так всегда, со мной она готова глотку рвать, зато со Славой тише воды и ниже травы.

– Значит, Варвара Вячеславовна, урежь свои аппетиты. Иначе лишу тебя карманных денег на ближайшую неделю. – Муж протягивает ей ее сумку и вручает макет младшего. – Будь добра, проводи Макса в школу и отдай его работу классной руководительнице прямо в руки. И не урони по дороге, а то мать всю ночь не спала, клеила ее.

– Ненавижу вас, – шипит этот шестнадцатилетний монстр, – обоих.

– Мы тоже тебя любим, солнышко, – Слава целует младшего сына и подталкивает его к сестре. – Не задерживайтесь после школы, сегодня семейный ужин.

Я и дочь синхронно вздрагиваем после упоминания об обязательном ритуале каждую пятницу. От этой затеи в восторге только сын и то, потому что еще слишком мал. Не понимаю, зачем устраивать это показательное шоу, если нас хватает ровно на пятнадцать минут этого цирка за столом? Рекордное время, в которое Слава пытается вместиться и побыть идеальным папой и мужем. А затем все снова встает на свои места и мы расходимся по своим углам. От этого я, кстати, тоже устала. Хочется какой-то встряски, чтоб вдохнуть в нашу среднестатистическую жизнь хоть какой-нибудь искры. Поэтому когда дверь за детьми захлопывается и муж поворачивается ко мне с уже измятым галстуком в немой просьбе, я вместо помощи с этим предметом его гардероба, целую его. Крепко, страстно и с каким-то отчаянием. До безумия хочется почувствовать его внутри. Как раньше, когда мы были помоложе и секс был спонтанным, а не по договоренности раз в неделю, а то и вовсе в две. Но моя инициатива затухает потому что я не чувствую ответного отклика. Поцелуи мужа скованы и едва ли могут поддерживать ту страсть, которую я пытаюсь вложить. А затем он вообще отстраняется со словами, которые я слышу вот уже не один год подряд:

– Слав, ты же начальник. Можешь позволить себе приехать чуть позже остальных. Скажешь, что была уважительная причина.

– Какая? – Он недовольно морщится. – Эль, не будь ребенком.

С каким-то раздражением муж отбрасывает галстук и подхватывает кожаный портфель с бумагами. Уже не целует на прощание, видимо я только что превысила в этом лимит и просто уходит из квартиры.

Внутри разливается тоска и обида. И да, я все же возвращаюсь к мысли, что выгорела. Да, точно. Я наконец-то в полной мере ощутила значение этого слова на собственной шкуре. И для этого мне понадобилось всего каких-то шестнадцать лет.

Шестнадцать лет «безудержного» счастья. С ослепляющей любовью в семнадцать, которая напрочь снесла мою крышу до такой степени, что я ушла из дома ничего не имея в этой жизни. Кроме розовых очков на все лицо, рюкзака за плечами и твердой уверенностью в том, что все вокруг слепы и не правы. Затем последовал неожиданный залет в восемнадцать, скоропостижная роспись в обшарпанном загсе без белого платья и шикарного ресторана. Как сейчас помню, что на мне был белый сарафан, а на Славке шорты и футболка. Соседка Зойка из общаги, где мы снимали комнату стала мне и дружкой, и тамадой, которая зычным голосом толкала тост за тостом и чуть ли не носом ныряла в рюмку с водкой каждые пятнадцать минут. Раздвижной стол с пропаленной скатертью шатался при каждом телодвижении, разномастные стулья скрипели, гости пьяно и наперебой орали «Горько!», закусывая наспех приготовленным оливье и остывшей курицей гриль. И, знаете, даже в тот момент, находясь в прокуренной комнатке с дешевыми занавесками и продавленной мебелью, я была счастлива. Глупое состояние. Это я уже сейчас понимаю. А тогда даже увеличивающийся с каждым месяцем живот не понижал градуса нашего счастья. Подумаешь, что нет ни работы, ни своего жилья, ни высшего образования. Мы-то молодые, еще успеем нажить. Москва ведь тоже не сразу построилась. Вот только время шло, а у нас по-прежнему ничего не прибавлялось. Кроме моего веса и долгов. Но главное, что вера в светлое будущее не угасала.

Рождение дочери отмечала вся общага, кроме меня. Пока я с орущим на руках младенцем ходила из угла в угол, Слава горланил песни на улице вперемешку с одами в мою честь. И тогда я впервые осознала две вещи: у мужа был отвратительный голос и меня начали раздражать звуки гитары. Как и все беспардонные соседи, как и вся эта общага. Пеленки, бессонные ночи и постоянное нахождение в четырех стенах напрочь убили всю романтику. Слава стал все чаще пропадать допоздна то на подработках, то у друзей. И я завидовала ему, потому что все мои подруги самоликвидировались еще в первый месяц жизни дочери. Никому в девятнадцать не интересно слушать о младенцах, а у меня кроме этой тематики и обсудить-то было нечего. Я не читала книг, не ходила по выставкам и уж тем более позабыла о дискотеках. И пока они бегали на свидания, а их жизнь была насыщенна разными событиями и достижениями, я медленно деградировала в обществе нашей тети Веры – вахтерши. Потому что только она помогала мне с ребенком и давала хоть какие-то дельные советы по уходу за ним. Родители разбрелись по разным уголкам Европы, а старшая сестра на тот момент была дико на меня зла. И за испорченную молодость, и за отсутствие мозгов.

Почти год в режиме тотального безденежья, взаимных упреков на этом фоне и ужасающего быта в стенах общежития выжал нас до такого состояния, о котором можно услышать только в страшных историях. В таких, какими стоит пугать всех девочек, чтобы они не залетали так рано. Но и на нашей улице свершилось чудо. Мужу в наследство перепала однушка на окраине, куда мы с радостью и съехали. Вы не поверите, что это за счастье жить отдельно. Где у тебя постоянно есть горячая вода, нет очередей в душ и все на кухне, как и в остальных комнатах принадлежит только тебе. Исчезла общага, исчезли соседи, а с ними и частые посиделки по ночам. Исчезли все раздражающие факторы, которые мешали Славе найти нормальную и, главное постоянную работу. А там и я нашла подработку в магазине, что благоприятно отразилось на нашем семейном бюджете. Худо-бедно, но мы вроде бы вылезли из ямы на ровную поверхность и медленными шажочками двигались вперед. Как вдруг бац! И задержка. И неверие с горькими слезами. Ну куда еще один? Родив однажды и столкнувшись с суровой реальностью, ты уже не веришь в этих заек и лужаек. Логично, что окружающим тебя людям плевать на твои проблемы. И многие вполне разумно реагируют на жалобы со стороны, когда слышат о тяжелом быте матери двух детей. Раз уж решились на второго, то уж будьте любезны сжать зубы покрепче и молча, тяните свою лямку.

Мне казалось, что я не справлюсь. Что буду плохой матерью и что мы вряд ли поднимем двух детей на ноги. И только уговоры Славы заставили меня одуматься от аборта. Он уверял, что мы справимся и что второй ребенок не станет помехой для нашей семьи. Наоборот скрепит ее еще больше. Что ж, отчасти это стало правдой. Рождение Макса дало такой толчок, что муж стал усиленно карабкаться по карьерной лестнице, чтобы мы ни в чем не нуждались. Но тут случилось вполне ожидаемая вещь. На ноги мы-то встали и даже переехали в просторную трешку почти у центра, правда, в ипотеку, но все же. Появилась машина, мы могли позволить себе и отдых на курортах. Но с каждым годом все отчетливее ощущалось, что мы лишь красивая картинка, а не семья. Где нет даже общих интересов и увлечений. Живет группа людей под одной крышей с одной фамилией, а толку от этого… Нет, как бы я иногда ни злилась на них, я безумно любила своих детей и это даже не обсуждается. А вот со Славой у нас кажется, назревал очередной кризис…

В такие моменты, когда на меня накатывают воспоминания, я звоню своей младшей сестре. Вообще нас в семье трое. Отец иногда шутит, что собрал свою собственную ростовку. На что мама лишь вздыхает, а мы стараемся дружно не начать скандал прямо за обеденным столом, чтобы не испортить редкие моменты воссоединения нашей семьи. Камень преткновения у нас всегда один – наши имена. Представьте себе шок советского общества, когда среди Наташ, Елен и Марина на детской площадке, в садике, в школе появлялись Элеонора ( Элька, то есть я), Эмма (Эмка – наша младшая) и Эстефания (Эска – самая старшая сестра). Не спрашивайте, почему все начинается на одну и ту же букву. Не спрашивайте, откуда в голове русского художника-абстракциониста взялась эта идея на всю жизнь «обрадовать» своих дочек. Я знаю, что многие из окружения родителей с восторгом восприняли модные западные тенденции, ведь сами были творческими людьми. А, как известно, все творческие личности немного странные и нестандартные. У нас в семье эти критерии зашкаливали. Отец – художник и мама – вокалистка ранее известного на весь союз квартета. Богемная парочка, сошедшаяся на каком-то фестивале и, не расходящаяся в своих легких взглядах на жизнь по сей день. Из нас троих, больше всего на родителей была похожа только Эмма. Гиперактивный человек, работающая креативным директором в достаточно огромной сети торговых центров. Вечно в движении, в полете и ведущая кочевой образ жизни. И это легко делать, когда у тебя нет ни семьи, ни детей. В карманах полно денег, дорожный чемодан почти не разбирается, а в загранпаспорте уже нет места для штампов. Нет, я не завидую ей и очень за нее рада. Именно Эмка всегда поддерживает меня в самые трудные времена и заряжает оптимизмом. Чего не скажешь о Эстефании. Стефа по своей натуре очень тяжелый человек, который вечно чем-то недоволен. Мне кажется, что это пошло прямо с детства. За ее имя промолчу, тут и так все понятно. По достижению совершеннолетия она просто взяла и сменила имя вместе с паспортом, но мы по привычке продолжаем называть ее Стефой, Стешей или Эской. Затем в семье появилась я и погнала банальная детская ревность и обида за то, что на нее буквально повесили мое воспитание. А уж о рождении Эммы можно и не заикаться. Самая младшая, самая любимая и, конечно же, не обделенная ни вниманием, ни игрушками. Если вы надеетесь на радостную историю о трех сестрах, то вам точно не по адресу. Потому что у нас были и ссоры, и драки с вырыванием волос в подростковом возрасте и стукачество друг на друга. Старшая не любила младшую, младшая не любила старшую. Ну и я зависла где-то посредине их баталий. Поверьте, сложно быть средней сестрой. Когда ты вечно разрываешься между двух огней, то рано или поздно тебе просто это надоедает. Посылаешь все к черту и наблюдаешь за происходящим со стороны. Так сложилось, что Стефа предпочла общаться с нами только по праздникам и более не интересовалась нашими жизнями. Даже за редким застольем она могла резко упрекнуть и ткнуть тебя носом в твои изъяны. Эмма по ее мнению была вертихвосткой, которая ничего не добилась в жизни. Я же очернила себя в ее глазах, когда бросила все и ушла жить к Славе в общагу. Сама Стефа защищала сотое по счету звание в какие-то там доктора наук и кроме работы ничего не имела. И я не виню мужчин за то, что они обходили ее стороной. Грешно сказать, но я бы тоже обходила да не могу, потому что мы с ней сестры. И из всех сестер именно мне родители втолковали, что ближних своих нужно любить вне зависимости от их характеров. Ведь ближе, чем мы друг у дружки никого не будет после смерти старшего поколения. Вот я и любила. Но предпочитала делать это на расстоянии.

Да, определенно все дело было в моем мягком характере и в стремлении угодить всем и каждому. Мне бы храбрости, как у Эмки или жестокости, как у Эски. Но нет, во мне преобладало добродушие. Я даже если и злилась, то недолго и всегда всю бурю переживала внутри, не выплескивая на окружающих. Вот только взрослея, поняла, что это качество играет мне совсем не на руку. Может быть, имея другой нрав, то и в семье у меня все было бы иначе.

Моя сестра будто уловила от меня сигналы на расстоянии, и телефон заиграл птичьим пиликаньем, вызывая у меня улыбку:

– И тебе привет, – Эмма кому-то сигналит на дороге, – снова накрыло?

– Что-то ты зачастила с этой хренью. – Вздохнула сестренка. – Завязывай. Ну хочешь, мы тебе другую работу найдем? Или с парашютом прыгнешь? Чтоб хоть как-то взбодрилась и перестала впадать в состояние обезьяны в прострации.

– Когда ты так говоришь, у меня возникает какое-то странное ощущение.

– Такое, будто я говорю сейчас со Стефой. Уж больно ты в последнее время на нее похожа в своих высказываниях.

– Ну, гены не пропьешь, – хохотнула Эмма, – но тебе бы лучше перекреститься. Кстати, как эта сучка поживает? Всех своих студентов переела уже?

– На то есть причины. – Я прильнула лбом к оконному стеклу и окинула взглядом двор с детской площадкой. – Если верить маме, то кажется, что у нашей старшей сестры наметился рабочий романчик.

– Да ну нафиг! Этого не может быть! – Завопили мне на том конце трубки и, пришлось даже отодвинуть телефон в сторону, чтобы не оглохнуть. – Роботы же не умеют любить, у них ведь нет сердца.

– Эмма, – с укором произнесла я в ответ, едва сдерживаясь от смеха, – будь хоть раз серьезной и порадуйся за сестру.

– Ага, а еще я посочувствую тому бедолаге, который повелся на ее внешность неприступной королевы, но не знает, в какую жопу он попал. Если она не сожрет его, то я обещаю поставить этому герою памятник.

– Мда, ничего не меняется. Когда ты уже будешь в городе?

– Где-то через недельку, а то и две. – Ее ответ меня немного расстроил. – Как приеду, можешь смело сбагривать племяшей на мужа. Потому что у нас будет крайне серьезный разговор.

– Пф, – фыркает Эмка, – а ты думала, я буду обсуждать твое предстоящее день рождение по телефону? Ну уж нет, мне нужно видеть твое лицо. Все, моя хорошая, отключаюсь. До встречи!

Ну вот, только мое настроение начало приобретать положительный заряд, как Эмма мигом все обрубила. Я не любила свое день рождение. Когда ты переступаешь тридцатилетний порог, то радоваться уже явно нечему. Нет, ты не просто становишься на один год взрослее. Ты попросту стареешь и с этим фактом все сложнее смириться.

Раз двадцатый проносится в моей голове, пока я стою через дорогу от ярко оформленной студии. Ноги будто приросли к асфальту намертво. Неужели я действительно на это решилась? Надо было не слушать Эмму и ее уговоры, но легче остановить танк, чем мою сестру.

Эта хрупкая девушка, которая меньше меня по росту и худее килограмм на пять умудряется сдавить меня так, как сжимает рестлер своего оппонента на ринге.

– Ай, Эмка! – строго прикрикиваю на нее. – Ты что там на своей работе анаболики вместо кофе хлещешь?

– Хватит ворчать, женщина, – сестра беззаботно смеется.

– Спасибо, что не бабушка. – Не могу остановиться и продолжаю бубнить.

Настроение у меня просто не день рожденьческое. И виной тому абсолютно все, что свалилось мне с утра на голову. Креатив Славы закончился ровно на том, как подписать открытку с деньгами. В итоге он ее никак не оформил и просто засунул в букет с розами. То, что и с цветами он не слишком заморачивался и купил первый попавшийся букет, я поняла по состоянию самих бутонов. Удивляюсь фантазии продавцов, которые приклеивают лепестки и покрывают слоем блесток, чтобы продать это вялое произведение по завышенной цене. Но еще более меня убивают такие персонажи, которые хватают веник побольше да подороже, лишь бы отвертеться. Что еще сказать? Хоть и настраивала себя на такой расклад, а в душе все равно словно дурочка надеялась на сказку. Да только видимо забыла я, что в моем возрасте все сказки уже давным-давно не действуют. Не было ни сердечек, ни шаров, ни жарких поцелуев с обещаниями о не менее жарком вечере. Почти дружеский чмок в губы и быстро всунутый букет в руки. Ну и почти на выходе сказанное предупреждение о том, что задержится. День рождение у жены? Не, не слышал. Правильно говорят, что не ценишь то, что пока не потеряешь. Раньше я сетовала на то, что Слава был душой компании и много уделял времени друзьям. Мне хотелось, чтобы он стал серьезней. Что ж, мои мечты осуществились. Теперь у меня есть очень успешный муж – трудоголик. Но это уже вовсе не тот Слава, которого я полюбила.

Затем меня «обрадовала» дочь. Варвара до сих пор дулась за то, что урезали ее прихоти. И поэтому ее презент видимо был эдакой местью. Мне был вручен пакет с платком. Знаете, такой пуховый, который любят носить все наши бабушки? Такой серый треугольник из чьей-то шерсти? Я, конечно, на звание самой лучшей матери не претендую, ведь и за мной наблюдаются промахи. Но… платок? Варя, ты серьезно? Неужели я в свои тридцать пять заслуживаю такой подарок? И еще в сопровождении с ее фирменным взглядом, мол, давай, начинай возмущаться. Думает, что стала настолько взрослой и что я не понимаю, как она провоцирует меня на скандал. Обидно, что повод для этого выбрала не совсем подходящий. Не такого ожидаешь в свой день рождения, совершенно не такого. И я в очередной раз прикусываю язык и благодарю за подарок. При этом стараюсь не показать, как мне досадно и обидно.

Я не знаю, где я совершила ошибку. Я любила и люблю Варю безумно. Она – мой первенец. Моя красавица и гордость. Может, слишком захвалила? Залюбила? Почему маленький человечек, который раньше обожал меня, теперь смотрит с каким-то презрением? Где мой прокол? Что я сделала не так? Сколько раз пыталась достучаться на нее, но безрезультатно. Слава отмахивался, мол, переходный период. Окей, но что-то этому периоду не видно ни конца, ни края. Я хочу свою прелестную дочь обратно, а не вот эту вот вечно недовольную девицу, которая непонятно в кого пошла таким отвратительным характером. Смотрю на то, как она демонстративно уходит в комнату и прихожу к мысли, что фиг она увидит новый планшет на свое семнадцатилетие. Максимум тамагочи. Хотя кому я вру? Это сейчас я вся такая боевая, а пройдет несколько дней и я как всегда ее прощу. И куплю тот планшет. А еще кучу дополнений к нему. Она же все-таки еще глупый ребенок, а я, как мать все стерплю… Единственное, что меня кое-как отогрело в этот ужасный день – звонок сына. Его на неделю забрала свекровь на дачу, а я уже так соскучилась. Слушала его звонкий голосок в телефоне и глотала слезы. Потому что Макс был еще очень юный и неиспорченный ребенок, который не знает, что такое ложь. Он не умеет обижать и редко обижается сам. Он – мой маленький островок спокойствия.

– Неужели, все так плохо? – Голос сестры возвращает меня в реальность.

Оказывается, мы сидим уже в кафе на летней площадке и перед нами стоят бокалы с ледяным шампанским. Как дошли? Не помню. Или настолько погрузилась в мысли, что вполне возможно. Или уже начался старческий склероз, от чего тоже уже не стоит отмахиваться.

– Когда ты звала меня отметить, я рассчитывала на чашку чая и торт, – выразительно киваю на напитки.

– Так мы и отмечаем, – глаза Эммы прямо светятся. – Чем тебе плохо?

– На улице десять утра, – мне немного неловко, потому что мимо проходящие люди как-то странно на нас косятся. На ум приходит известная строчка из моего любимого фильма «Бриллиантовая рука», где по утрам пьют или аристократы, или…

– Ой, да ладно, – сестра в свойственной ей манере отмахивается от моих слов,– хватит, Эля, успокойся уже. Тебе не семнадцать, у тебя уже взрослые дети и никого не надо вести в садик или школу. Мужу плевать, что ты сегодня будешь делать и до какой степени ты нажрешься.

– Не надо рассказывать мне про его занятость. – Как-то резко реагирует Эмма. – Если бы хотел провести время с женой, то хрен бы его какая работа остановила. А так, все банальные отмазки.

– Ой, только вот не надо мне заливать про то, что я еще не замужем и нифига не знаю. – Она крутит в руках запотевший бокал. – И про то, что не все так в жизни, как рисуют это в книгах и фильмах.

– Но это так. И то просто красивые истории на которые не стоит полагаться.

– А это мое мнение и к нему ты должна прислушаться. – Эмма кривится. – Ладно, проехали. Давай лучше выпьем за твои вечные восемнадцать, сестренка!

Холодные пузырьки приятно щекочут горло и я зажмуриваюсь. Понимаю, что окосею очень быстро ведь ничего не завтракала с утра, но это того стоит. В конец концов, в словах сестры что-то есть. Я расслабляюсь и чувствую, как напряжение покидает мое тело.

– Не знаю, что там надумали родители, – Эмка заглатывает виноградинку, – они вроде бы метались между очередной напольной вазой и картиной, но я решила поздравить тебя отдельно.

– Это в их стиле. – Улыбаюсь. – Как и в твоем. Хотя в этом году тебя по оригинальности, кажется, решила обойти Стеша. Курьер с утра привез посылку, где я обнаружила чудеснейшую книгу Карла Маркса под названием «Капитал». Не знаю, что ее сподвигло к такому выбору, но я была поражена.

Наблюдаю за тем, как сестра сначала давиться шампанским, а потом начинает хохотать. Едва сдерживаюсь, чтобы не присоединиться к ней.

– Прости, – она фактически всхлипывает, – вот зараза, аж тушь потекла.

Жду еще минут пять, пока она окончательно возьмет себя в руки. И уж затем, когда она с сияющим выражением лица протягивает мне конверт, я с каким-то недоверием смотрю внутрь. После всех презентов начинаешь с опаской проверять содержимое.

– Что это? – Отрываю взгляд от плотного картона в своих руках.

– Бумага с буквами. Вот в какое слово они собрались, такой и подарок. – Подмигивает мне сестра. – Я знаю, ты давно о нем мечтаешь.

– Эмма… – выдыхаю и несколько раз моргаю. – Ты серьезно?

– Абсолютно. Сделают все по высшему разряду, это я тебе гарантирую. Ты что, не рада?

– Честно? Я в шоке. – Снова смотрю на красочный сертификат.

– Да ладно, я же вижу, как загорелись твои глаза. Это же будет круто!

– Круто, – эхом отзываюсь вслед за ней, – оно бы было так, если бы мне было двадцать пять, а не на десять лет старше.

– Не смей, – сестра тычет в меня пальцем, – не смей отказываться от мечты. Я помню, как ты рисовала эскизы и прятала их от родителей и от Стеши. Потом ты прятала их от своего Славы. Но сейчас тебе что мешает? Ты взрослая женщина и тебе не нужно ничье разрешение.

Поджимаю губы и замолкаю, потому что Эмма снова бьет в цель. Я всегда хотела татуировку. Даже больше скажу, я мечтала стать работником в данной индустрии. Но в мое юношество эта профессия была не престижной и наколки носили в основном служившие и сидевшие. И даже не смотря на творческое мышление, мои бы родители бы точно не одобрили такой вариант. А потом я встретила Славу, беременность, замужество. Я не поступила в художественный универ, забросила абсолютно все увлечения. А с появлением ребенка и вовсе не стало времени на рисование. Но восхищение татуировками до сих пор осталось. Как по мне, это тоже искусство, что и живопись. Только вместо холста у тебя под руками кожа.

– Не знаю, – тушуюсь, – я все же мама двух детей…

– И что? Не человек что ли? Да ты видишь вообще, какие сейчас все разрисованные ходят? Это же не то, что раньше. Это не клеймо, не позор и не приговор твоей репутации. С татуировками ходят и пожарные, и хирурги, и профессора. – Не унималась Эмма. – Так что будь добра, прекрати забивать на себя и начни о себе думать. Сертификат действителен в течении месяца, так что начинай набрасывать эскиз.

Да, определенно, Эмма внесла свою лепту в мое решение. И если она только зародила во мне искру, то настоящий пожар раздул Слава. Я ведь его дождалась в тот день. Даже ужин приготовила праздничный. Думала, раз сын на даче, а дочка ночует у подруги, то хоть посидим вдвоем. Вспомним, каково это проводить время без детей. Муж пришел в полночь и был крайне удивлен тем, что я еще не сплю. Слово за слово пока разогревала картофель в микроволновке и как бы невзначай рассказываю ему о сертификате.

– Бред, – Слава усаживается на свое место и принимается за еду. – Как будто тебе в твоем возрасте больше делать нечего.

– В смысле? – Отрываю взгляд от закипающего чайника. – А что с моим возрастом?

– Эль, ну какая татуировка? Для чего она тебе?

– Не знаю, – настроение стремительно падает, – наверно затем, зачем и тебе коллекция твоих солдатиков на балконе.

–Это мое хобби, – возражает супруг. – А у тебя всего лишь прихоть. Вот всегда говорил, что твоя младшая сестра не отличается большим умом. Она б тебе еще вибратор подарила. Такой же дурацкий подарок, как и ее мышление.

– А знаешь, это был бы чудесный подарок, – не удерживаюсь от сарказма, – а главное, полезный.

– Не понял, – моментально заводится Слава и отбрасывает вилку, – что ты имеешь в виду?

– А то, что я молодая женщина, но все вокруг почему-то записывают меня в пенсионерки! Мне тридцать пять, слышишь? Не пятьдесят пять, а тридцать пять лет и я банально хочу, чтобы меня не списывали со счетов.

– И как же тебе в этом поможет твоя татуировка? – ехидным голосом уточняет муж.

– Эля, я устал и меньше всего хочу чтобы ты сейчас тр*хала мой мозг какой-то бабской херью. – Слава встает из-за стола. – Смахивает на какой-то кризис среднего возраста.

Да, вот так закончился тот вечер. Но чего я ожидала? Мои интересы в этой семье были на самом последнем месте. Только в этот раз я решила, что с меня довольно. Теперь вот стою перед студией и все никак не решусь зайти внутрь. Одно дело действовать на эмоциях, но совершенно иначе ты смотришь на всю ситуацию на свежую голову. Я не то, чтобы окончательно передумала. Просто боялась, что меня тупо засмеют. Сделать – то сделают, а потом начнут обсуждать, мол, тетка из ума выжила. За это сомнение я должна быть благодарной Славе, ведь именно его слова породили это чувство. Чувство того, что я уже старая для такой аферы. И не помогает даже собственное отражение в двери, где виднеется миловидная брюнетка со стрижкой каре чуть выше среднего роста. Фигура не без изъянов, но и не полная после двух родов. Джинсы, кеды и белая футболка с забавным принтом на груди. А так и не скажешь, что столько лет. Выгляжу молодо, ну или мне просто так самой хотелось бы.

Дверь резко открывается и заставляет меня отпрыгнуть в сторону. Из помещения выходит высокий парень весь одетый в черное и с сигаретой в руках.

– Простите, – слышится его далеко не по-мальчишечьи низкий голос.

– Ничего страшного, – неловко задираю голову, потому что он выше меня по росту.

– Переживаете? – Он затягивается сигаретой.

– Не бойтесь, это самая крутая студия в городе. Записаться нереально, но оно того стоит.

– Не, я сам пришел добить татуху. – Парень с гордостью закатывает рукав футболки, где виднеется рисунок. – Сегодня финиш. Три дня работы по пять часов.

– Ну, а ты? Что бить будешь? – Как-то сразу перешел на «ты» паренек, но я не стала его исправлять. В какой-то степени мне это польстило.

– Не знаю, – честно признаюсь, – даже не определилась с местом. Надеюсь, мастера подскажут.

– В этом не сомневайся, персонал тут отменный. Пойдем? Я тут типа уже почти всех знаю, заодно и тебя провожу.

Мы заходим в помещение и поднимаемся по лестнице вверх. Здесь все минималистично, на белых стенах висят эскизы и фото в черных рамках. Яркими пятнами бросаются растения в огромных кадках, установленные на черно-белом шахматном полу. Чуть далее стоит стойка администратора с витиеватой росписью, где нас встречает приятная девушка. Она уточняет наши данные и что-то смотрит в расписании. Затем мой случайный спутник сразу же отправляется к своему мастеру, а меня просят немного подождать и выпить кофе. Но я отказываюсь и просто прогуливаюсь по периметру, осматривая обстановку. Мне здесь нравится. Но это чувство вдруг внезапно прерывается каким-то другим ощущением. Будто кто-то смотрит на меня и прожигает дыру в спине. Оглядываюсь в поиске источника и нахожу его на втором этаже. Он стоит, вцепившись в металлические перила и смотрит на меня своими темными глазами, не сводя взгляда. По коже проносятся мурашки и я инстинктивно обхватываю себя руками, борясь с дрожью в теле. Не знаю, кто он, но мне неуютно даже находясь на значительном расстоянии от самого парня. Хочется уйти от этого тяжелого взгляда, скрыться. Слишком уж он подавляющий.

– Ваш мастер готов принять вас, – мило улыбается мне девушка и выходит из-за стойки, – пройдемте, я провожу вас.

Улыбаюсь ей в ответ и киваю, а сама мимолетно бросаю взгляд наверх, но парня там уже нет. Фух, надеюсь, что не столкнусь с ним…

– А вот и он, – девушка указывает на свободную кожаную кушетку, рядом с которой на вращающемся стуле застыл тот самый незнакомец. – Матвей, принимай клиентку.

Тяжелый взгляд не отрываясь, скользит с головы до ног. Оценивающе. Он смотрит глазами, а создается впечатление, будто трогает меня руками. Я даже готова поклясться, что чувствую, как чьи-то призрачные пальцы пробегаются по позвонкам и вызывают дрожь по всему телу. Почему он на меня так смотрит? Непозволительно пристально и слишком… Разрываю зрительный контакт и перевожу взгляд на другие места. Всего в зале шесть кушеток и между каждой из них есть небольшие перегородки, скрывающие процесс работы. Я вижу макушку того парня, которого встретила на входе. На другой кушетке маячит блондинистая голова девушки. Зал наполнен легкой музыкой и тихим жужжанием инструмента. Я даже им немного завидую, их мастера спокойно работают и не стараются залезть тебе под кожу одним лишь взглядом.

– Приступим? – доносится до меня голос Матвея.

– Да, конечно, – отмираю и делаю не смелые шаги вперед, но ноги едва слушаются хозяйку. Будто не к кушетке иду, а на эшафот. И палач под стать этому ощущению.

– Можете оставить сумку на пуфе, – небрежно бросает парень, – если нужно, то пароль от вай-фая четыре единицы.

– Спасибо? – на губах Матвея появляется и тут же меркнет улыбка. – За что? Я еще ничего не сделал. Кстати, я не работаю на расстоянии.

– Простите, что? – знаю, что безбожно туплю, но ничего не могу с собой поделать.

– Я имею в виду, что вам нужно сесть на кушетку. Смелее, я не кусаюсь.

Черт! До меня доходит смысл его сказанных слов и хочется провалиться под землю. Надеюсь, я не самый странный клиент в его практике. Несмело забираюсь на кушетку и оказываюсь в непосредственной близости от парня. Тут же улавливаю терпкий запах сигарет и мяты. Убийственное комбо.

– Какие у нас предпочтения? Кошечки, лисы, надписи или быть может что-то мультяшное? – Без энтузиазма проговаривает Матвей. И судя по всему, все ранее перечисленное сидит у него в печенках, но приходится исполнять. Ведь клиенту же надо угождать. Представляю, сколько он всего этого набил и понимаю, откуда берется скука в его голосе. Он может и умеет делать даже простейшие рисунки, но в его силах гораздо больше. Подтверждением моим выводам служат его наброски на стене и он сам. Судя по его собственным татуировкам, Матвей поклонник реализма. Они плавно перетекают из одного изображения в другое и создают причудливые скопления, которыми покрыты обе его руки, шея и явно все тело, скрытое под футболкой. Я видела много людей и скажу честно, что есть такие, кому татуировки не идут. Хоть и выполнены работы профессионально, а не смотрятся на человеке. Не его это. А бывают вот такие, как Матвей. Которые исписаны с головы до ног, но выглядят при этом органично. Я снова забываюсь в своих мыслях настолько, что начинаю тупо рассматривать парня и снова не слышу, как он обращается ко мне.

– Так что? – немного раздраженно переспрашивает он меня.

– Простите, я сегодня немного не в форме, – откашливаюсь, – дайте мне минуту и я возьму себя в руки.

Вдох-выдох, вдох-выдох. Собираю мозги в кучу и вроде бы чувствую себя не такой лужицей, которая растеклась перед ногами этого парня. Не знаю, то ли Луна в Марсе, то ли еще какие погодные катаклизмы, но раньше я такой не была.

– Бывает, – соглашаюсь, – но хотелось бы оставить после себя хорошие впечатления. Начнем сначала?

Очень надеюсь, что мое предложение не звучит слишком жалко. Но работу ведь лучше начинать хотя бы с того, что мы будем знать имена друг друга. Благо Матвей принимает все адекватно и протягивает мне руку для рукопожатия:

– Эля, очень приятно, – стоит нашим ладоням соприкоснуться, как я чувствую нечто похожее на легкий разряд тока, пробежавший между нами. Отчего все волоски мгновенно встали дыбом.

– Эля? – переспрашивает он, не отпуская мою руку.

– Старое, – поправляю его, – надо быть честнее.

– А если я хотел сделать комплимент? – не сдается Матвей.

– Ну, если это действительно так, то спасибо. Просто я уже привыкла к тому, что люди прикрываются банальным «О, какое красивое имя!». Хотя думают вовсе иначе.

– Это не я такая, это жизнь такая. – Отмахиваюсь. – Что ж, если вы не против, то я бы хотела сделать татуировку по своему эскизу.

От меня не скрывается промелькнувший в его глазах скептицизм. Знаю, что скорее всего наступила на всеми нелюбимую и больную мозоль всех мастеров. Выскочек со своими уставами никто не любит. Но я безумно хочу увидеть на своей коже именно этот рисунок. И когда листок с эскизом оказывается у него в руках, я с облегчением вздыхаю. Ведь на смену скептике приходит удивление. Он даже подается чуть вперед, чтобы лучше рассмотреть нарисованную картинку.

– Признаюсь, что после того, как вы сказали о собственном эскизе, то я ожидал увидеть нечто иное.

– Взятое из интернета или, уж простите, но приходят с такими «собственными» каракулями, что и браться не охота. Но ваше… вы это сами нарисовали?

– Да. Много лет назад, когда мечтала работать в этой сфере.

– Учились в художественном?– Матвей переводит свой взгляд на меня и с интересом рассматривает мое лицо.

– Отец – художник, – с усмешкой отвечаю ему,– передалось по генам.

– Удивительно, но смотрится интересно. Только можно с вашего позволения я кое-что дополню? Не переживайте, я не собираюсь его полностью перекраивать.

Что самое удивительное, но я верю ему и позволяю появиться на бумаге новым линиям. Он рисует прямо на кушетке, расположившись у моих ног. Изредка я чувствую мимолетные прикосновения, но они настолько быстрые, что их даже можно смело списать на игру воображения.

– Можно спросить? – Парень резко поднимает голову в тот момент, когда я, сменив позу, склонилась над ним. Наши лица оказываются в нескольких сантиметрах друг от друга. Сколько ему? Лет двадцать пять от силы. Легкая щетина на острых скулах, выбритые виски и линзы в глазах. Я непозволительно долго держу этот зрительный контакт и первой же отвожу взгляд.

– А почему лица чужих людей? – Отвечаю ему вопросом на вопрос и киваю на одну из его рук.

– Понятно, – впервые за все это время Матвей искренне смеется и от его смеха с хрипотцой мне становится жарко. – Никто не хочет расставаться со своими секретами.

– На то они и секреты, чтобы не посвящать в них незнакомцев.

– Ну, знаешь ли, нас можно смело приравнять к лучшим психоаналитикам. Мы наравне с таксистами и барменами выслушаем все перипетии жизни и можем дать тонкий совет. К тому же, мы же уже познакомились, так что явно не незнакомцы друг другу.

– Хорошая попытка влезть в душу, – прищуриваюсь в ответ.

–Ладно, – притворно вздыхает парень, – придется ограничиться только кожей.

– Уж будь любезен, – поддерживаю его в переходе на «ты».

– Хорошо, где будем бить? – Мгновенно становится серьезным Матвей, возвращаясь к работе.

Хороший вопрос. Как и предыдущий о значении татуировки. Почему компас? Я нарисовала этот эскиз после новости о второй беременности. Когда чувствовала себя совсем разбитой и уставшей. На тот момент мне казалось, что я потеряла все ориентиры. Я запуталась. Я не знала, что мне делать. Чувствовала себя стрелкой, которая вращается по кругу и не может найти нужную ей сторону. Странно, но даже не смотря на прошедшие годы и относительную стабильность в жизни, я почему-то до сих пор в душе ощущала себя той же стрелкой. Но это сокровенное. То, что никому не рассказываю.

– Хочешь спрятать? – Матвей будто читает мои мысли. – Но я бы не стал этого делать. Эскиз шикарный и это будет преступлением, если ты его скроешь.

– Дай мне свою руку, – просит парень, и я без заминки выполняю эту просьбу.– Думаю, что вот здесь ей самое место…

И как только я чувствую его касания к своей коже, я понимаю, что это дикость. Дикость чувствовать то, как сердце начинает выплясывать канкан в груди. Дикость чувствовать жар там, где не надо. Дикость, что я тону в водовороте странных чувств. И от полного погружения меня удерживают только эти крепкие руки. Чьи пальцы чертят дорожки от запястья и выше, вызывая дрожь в ногах. Он что-то нашептывает мне, но я фактически не слышу слов. И да, я согласилась со всем, что он предложил. Чертов гипнотизер.

Мы еще на протяжении получаса обговаривали детали и разбили работу на два дня. Из студии я уходила с каким-то сожалением. Общение с Матвеем произвело на меня странное впечатление. С одной стороны, я словно нашла родственную душу. Столько много точек соприкосновения, столько общих интересов не смотря на разницу в возрасте. Я как будто вынырнула из болота обыденности и сделала глоток свежего воздуха. Но с другой, мне стало стыдно. Я позволила парню флиртовать с собой и поэтому чувствовала себя почти предательницей. Жалкой женщиной, которая соскучилась по знакам внимания со стороны мужа и теперь фактически строит глазки молодому парню. Это неправильно, так ведь нельзя. Надо остановиться…

Но эти мысли я гнала прочь и старалась зацепиться за что-то хорошее. И домой попала, будучи в состоянии какой-то одухотворенности.

– Мамуля! – слышится звонкий голосок сына, и он бежит мне навстречу.

– Максик, солнце, – кружу его на своих руках, – как дела?

– Хорошо, я сегодня получил пятерку по математике!

– Да что ты говоришь, – ставлю ребенка обратно на пол, – откуда знаешь?

– А она по телефону сегодня два часа болтала и жаловалась. – Услужливо доложил сын.

– А я и не подслушивал, она из комнаты в комнату ходила и громко рассказывала.

– Ладно, с этим разберемся попозже, – мое настроение существенно портится.– Ты кушал?

– Ага, Варька мне лапши заварила. Ой, мама, а там Федька на улицу звал, можно я побегу? Я тебя ждал, чтобы спросить разрешения.

Провожаю Макса на улицу и, закрыв за ним дверь, сразу же направляюсь в комнату дочки. Та ожидаемо лежит на кровати в наушниках и слушает музыку настолько громко, что я с порога слышу эти басы. Подхожу к постели и стягиваю наушники с ее головы.

– Мать, ну ты чего? – возмущенно воскликнула она и недовольно оторвалась от телефона.

– Во-первых, снимай обувь, когда заходишь в дом и тем более, когда ложишься на кровать. Ты этими подошвами в гавно на улице вступаешь и в плевки на полу лифта. Не тащи всю эту заразу в дом. Во-вторых, ты снова кормишь брата всякой дрянью, в то время как холодильник забит едой. Неужели так трудно разогреть ему борщ?

Варвара качественно меня игнорирует и рассматривает свой маникюр. Не слушает.

– Варя, что происходит? – меняю тактику. – Где и когда я тебя обидела настолько, что ты сейчас отыгрываешься на мне? Почему у нас не так, как у других мам и дочек? Я хочу быть тебе подругой и опорой. Хочу, чтобы мы смотрели вместе фильмы, сплетничали, ходили за покупками…

Мой пыл иссякает, когда я вижу безразличие на ее лице. Уму непостижимо! Распинаюсь здесь перед ней, а в ответ игнор.

– Хорошо. Поговорим о более близкой и трепетной для тебя теме. – Скрещиваю руки на груди. – Что ты мне скажешь по поводу сегодняшнего визита к завучу?

– Откуда ты узнала? – Варя немного опешила, но через секунду ее глаза сузились – Мелкий настучал, да?

– Какая теперь разница? Я могла встретить ее на улице или она могла меня набрать по телефону.

– Меня интересует повод Варя. Прогулы? Поведение? Учти, если не захочешь мне сказать, то я приведу отца.

– Да курила я в туалете, курила! – Взрывается дочка в ответ. – А нас эта карга старая спалила на большой перемене.

– Курить в школе не позволительно! Даже не смотря на то, что ты без пяти минут выпускница. – Я и так закрыла глаза на тот факт, что от тебя вечно несет сигаретами после ваших посиделок во дворе. Думала, что если не стану крепить тебя хотя бы в этом, то ты сама наиграешься и бросишь. Но ты в край офигела! Все, месяц будешь сидеть без развлечений!

– Ой, можно подумать, что вы меня и так не ущемляли до этого. – Парирует дочка в ответ. – Что ни попрошу, так сразу слышу «нет». Особенно, когда дело касается денег. Но они-то у нас есть! Вот только ты их вечно куда-то откладываешь.

– И благодаря этому, ты в прошлом году отдыхала в Турции, а не как половина твоих одноклассников на дачах у бабушек. И вещи у тебя брендовые, которые не купишь в стоковом магазине. Живешь почти в центре, меняешь телефоны почти каждый год. Скажи, у всех ли твоих друзей есть такие возможности? А ведь этот список еще даже не весь озвучен.

– Не утруждайся, все всегда сводится к одному и тому же. Мол, цени то, что есть и прочее бла-бла-бла. А следом всегда идее упоминание о том, что у вас такого не было и что до сих пор, тебе приходится в чем-то себя урезать, чтобы у нас наоборот все было. И знаешь что, мама? Прекращай быть жертвой. Тебя никто не заставляет экономить на себе.

Я слушаю ее и замираю на месте, не в силах сказать ни слова. Я в шоке от неожиданной для меня жестокости в ее монологе. Понимаю, что как родитель, должна быть терпеливой, понимающей, рассудительной. Но не сегодня. Эмоции берут верх и я отпускаю ей звонкую пощечину, но даже не жалею об этом. В глазах Вари мелькают слезы, но маловероятно, что это от обиды. Неприкрытую злость, вот что я вижу. И дабы не сорваться еще больше и не развить этот скандал до точки невозврата, просто ухожу из ее комнаты. Но ожидаемо слышу в свою спину шипение с очередными гадостями.

Отключаю все мысли и на автомате делаю всю работу по дому. Успеваю проверить уроки с вернувшимся с улицы Максом, сварганить ужин и сделать часть дел по работе. Слава возвращается аккурат к тому моменту, когда стол накрыт.

– Привет, – муж стандартно целует меня в макушку. – Ужасно устал. Совещание на совещании и вдобавок выезд на объект почти под конец дня.

– Может, набрать тебе ванную? А ужин потом разогреем?

– Да ну, что ты, – Слава бросает одежду на стул и натягивает халат, – чувствую, что это последний ужин в кругу семьи в этом месяце. Намечается командировка на месяц-полтора. Справишься здесь одна?

Глупый вопрос, который стоило задавать раньше, когда он оставлял меня с двумя детьми и одному из них, не было еще и двух месяцев. А не сейчас, когда они взрослые и вполне обходятся без меня. Но в ответ я подыгрываю ему:

– А куда мне деваться? Конечно, справлюсь. Дети, к столу!

Как я и предполагала, нас на ужин собралось трое. Варвара даже не удосужилась выйти из своей комнаты даже для того, чтобы встретить отца.

– Что произошло? – Слава кивнул на пустующее место. – Что снова не так?

– А я тебе серьезно и отвечаю, – с грохотом ставлю тарелку с салатом на место, – она уже взрослая девушка, которая вполне может отвечать за свои поступки самостоятельно. Как и за свои слова.

– Понятно, – вздыхает муж и поднимается с места.

Не останавливаю Славу, пусть делает то, что считает нужным. Пусть все увидит и услышит сам. Мы вдвоем с Максом проводим семейный ужин и болтаем о его мальчишечьих пустяках, отвечаю на его вопросы и стараюсь не думать о том, что впереди меня ожидает тяжелый разговор.

– Сын, ты уже поел? – на кухне вновь появляется Слава и вид у него, мягко говоря, не самый радостный.

– Да, пап, – кивает тот в ответ головой, – сейчас маме помогу посуду помыть.

– Не надо милый, я сама справлюсь. А ты лучше иди в комнату и посмотри мультики. – Подталкиваю ребенка к выходу, потому что назревает разговор явно не для детских ушек. Прикрываю дверь и оборачиваюсь к мужу. Тот стоит у окна и сверлит меня тяжелым взглядом.

– Что именно? – зависаю с грязной тарелкой над столом.

– Я не била ее в том смысле, в котором ты думаешь. Была одна пощечина и не более.

– О, – хмыкаю, – а она не рассказала? Душещипательную историю о матери-садистке, которая изводит свою бедную дочь?

– Эля, будь серьезней. Ты понимаешь, что с подростками так нельзя? Ты же мать, в конце концов, ты должна терпеть.

– Нет. – Качаю головой. – Всему есть предел. Она не маленький ребенок, который может нечаянно обидеть. Она специально выбирает слова, чтобы побольнее ими ударить. Ее поведение неприемлемо и ты вместо того, чтобы помочь мне приструнить ее, наоборот, жалеешь и поощряешь. Когда она в последний раз подходила и обнимала тебя просто так, а не когда ей нужны деньги на очередную прихоть? А когда она говорила тебе, что любит тебя? Тоже просто так, а не в тот момент, когда ты даешь ей свою кредитку? Может она в кои-то веки интересовалась твоим здоровьем? Наверно, тоже нет. А знаешь почему? Потому что мы для нее не родители, а ходячие банкоматы.

– Я не понимаю, какого черта все сводится снова к деньгам? Я работаю словно проклятый, чтобы мы не бедствовали. И мы вроде бы ни в чем не нуждаемся. Почему нельзя просто взять и дать ей столько, сколько она хочет?

– Это в твоем стиле, Слава, – раздраженно закидываю посуду в посудомоечную машину, – откупиться и забыться. Может быть, у тебя на работе это и решает все проблемы, но в семье так нельзя. Детей нужно учить, ими нужно заниматься. А не приходить раз в неделю, чтобы поиграть в добродетель. Мы, как родители, должны действовать заодно и придерживаться единой линии воспитания. А не так, что один ограничивает и выглядит цербером, а второй все позволяет и от того самый любимый. Сейчас такой возраст, что Варе нужно задать рамки, иначе…

– Мне кажется, что ты опоздала с этим. – Внезапно очень холодно произносит муж.

– Ну а кто? Если так разобраться, то воспитание детей является твоей прямой обязанностью. Так что это твой косяк, Эль. – Припечатывает Слава. – Это твое упущение.

– А что еще на мне лежит? Помимо стирки, уборки, готовки, контроля за всеми оплатами, кружками и репетиторами для детей. Планирования отпуска с последующими приготовлениями и бронированием билетов на самолет и номеров в отелях. Перебежек по больницам, когда кто-то из них болеет или организация дней рождений. Закупка подарков для всех родственников, походы по мероприятиям. И даже, с*ка, уборка кладбища у твоего прадеда и та лежит на моих плечах. Что еще я упустила, а? – Внутри меня все буквально кипит от гнева.

Не первый раз у нас случается такой разговор с разбором полетов. И каждый раз, я прихожу к одному и тому же выводу. После того, как эйфория от замужества и рождения ребенка улетучивается, женщина безумно обесценивается, как человек. Как же к ней меняется отношение и сколько дерьма сваливается на ее голову. Ее труд по дому принимается за данное, а ее интересы больше никому не нужны. Она ведь выполнила свое главное предназначение, теперь ее место у плиты с крепко закрытым ртом.

– Ты меня услышала, Эля. – Слава как обычно, уходит от ответа. – Чтоб больше такого не повторялось.

– Женщина, только сделайте так, чтобы я на фотографии была красивой, – особа лет эдак около пятидесяти с густо нарисованными бровями усаживается на стульчик и картинно смахивает пережженные белые волосы на один бок.

– Это вряд ли, – без особого энтузиазма отзываюсь я, когда беру маленький цифровик в руки.

– В смысле? – ее брови оживают и движутся куда-то вверх.

– Ну, это же фото на документы, – жму плечами, – редко кто хорошо на них выходит.

Да, сегодня день не летный. Настроение на нуле и с этим, увы, я ничего не могу поделать. Что-то внутри не дает сосредоточиться.

И от этого внезапно навалившегося чувства я не могу скрыться даже на работе. А ведь совсем недавно этот небольшой отдел канцелярии был моим островком спокойствия, где я фактически царствовала. И пусть, что он вовсе был не моим. В хозяйках числилась моя бывшая одноклассница Наташка, но по факту, она сама по доброй воле позволила мне управлять этим магазином. Что поделать, Ната любила деньги, но ненавидела работу и все, что с ней связано. Подарку в виде этого бизнеса она была рада в кавычках и, судя по всему, в моем лице в свое время она обрела спасение. А я… а что я? Это был мой первый глоток свободы после очередного декрета. Я устала от извечных четырех стен, от бытового однообразия и от того, что сижу на шее у мужа. Мне было стыдно просить деньги на свои элементарные женские мелочи. Хотя Слава и утверждал обратное, но сейчас-то я уже понимаю, что ему просто было удобно, что жена вечно сидит дома. И что она зависима от него. Как бы он не пытался скрыть этого, но моя самостоятельность его раздражала. В редких и особо крупных скандалах этот факт всплывал, но мы как-то быстро старались замять ссору на той стадии, когда этого еще не поздно сделать. Однако, озвученные слова иногда достигали своей цели и осадок от них не смывался днями, неделями, а то и вовсе годами. Что ж, правду говорят, что идеальных семей, как и людей не бывает. С этим можно смириться, это можно пережить. А вот то, что твои самые близкие и родные люди, те, которые по определению не должны делать тебе больно, обижают… этого я до сих пор не могу понять и принять.

Взять сегодняшний день. Глаза закрываю и вижу, с каким превосходством смотрит на меня дочь. Я думала, что Слава хоть что-то вынес из вчерашней беседы. Но оставленная лично в руки Вари баснословная сумма денег на личные расходы убедила меня в обратном. Меня не слушают и не слышат, они отмахиваются от меня так, словно я превратилась в назойливую мошку. И тогда я замираю на месте. Я затихаю и больше ничего не хочу им говорить. Просто смотрю на них двоих и подмечаю, что Варвара стала вылитой копией отца не только во внешности, но и во всех повадках. Очередной немой вопрос «Как такое может быть?» так и зависает между нами в воздухе. А затем они уходят, оставляя меня в одиночестве. Смотрю на закрывшуюся дверь и хочется плакать.

И я плачу, но не дома. А в тот момент, когда больше не смогла находиться на работе и на перерыве вышла в сквер, что расположен у торгового центра. Плачу тихо и незаметно, украдкой утирая слезы, которые медленно стекают по щекам. Хорошо, что не забыла надеть солнечные очки и теперь боль в моих глазах никому не видно. В душе такая неразбериха, что я и сама не понимаю, что именно оплакиваю в данный момент. Потраченную молодость? Несбывшиеся мечты? Скверный характер дочери или же то, что муж принимает решения без меня? Не знаю. Может, все и сразу. Ну и в довесок и то, что кот наблевал в мои новые балетки, а старые мокасины я все же успела выкинуть. Пришлось брать обувь дочери и теперь мои ноги гудели от непривычно высоких босоножек на танкетке.

Перед носом внезапно из ниоткуда возникает платок и я с удивлением всматриваюсь в руки, которые преподнесли мне такой сюрприз. В эру влажных салфеток и всяких обеззараживающих лосьонов, квадратный кусочек ткани смотрится дико. Тем более в мужских руках. Веду взглядом по витиеватым картинкам вверх и теперь смотрю на его обеспокоенное лицо.

– Спасибо, – киваю в знак благодарности и принимаю платок. – Не ожидала встретить тебя здесь.

– Я часто прогуливаюсь в этом сквере, – Матвей присаживается рядом. – Все в порядке?

– Да, – улыбаюсь ему, но улыбка насквозь пропитана грустью.

– Нет, я, правда, хочу помочь. – Парень придвигается еще ближе и аккуратно снимает с меня очки. – Так и знал, что ты плачешь. Что случилось?

– Все в порядке, правда. Просто кризис среднего возраста в глаз попал. – Отшучиваюсь и натягиваю очки обратно на глаза.

Я благодарна Матвею за то, что он больше не лезет с вопросами и просто сидит рядом. Не знаю, чего он ждет, но как по мне, глупо вываливать свое дерьмо на чужую голову даже ради облегчения своего состояния. Поэтому мы просто продолжаем сидеть на скамейке в полной тишине. Но мне этого достаточно, чтобы привести себя в чувства.

– Ты же помнишь, что сегодня сеанс? – подает голос парень, когда я встаю с места.

– Запуталась. – Честно отвечаю ему. – И не знаю, что мне нужно.

– Что ж, – Матвей тоже поднимается следом за мной, – думай. Я наседать на тебя не буду, к этому, как и к любому другому решению нужно приходить осознанно. А там, ты знаешь, где меня найти.

– Эля, – его голос звучит немного хрипло, – ничего постоянного нет. Все изменится, вот увидишь.

Смотрю, как он медленным шагом удаляется вглубь сквера. Сверлю взглядом его широкую спину и на подсознательном уровне ловлю себя на мысли, что его будущей девушке безумно повезет. Матвей не по годам слишком взрослый, это чувствуется сразу, как только начинаешь с ним общаться. Он понимающий, вежливый, за ним реально почувствовать себя как за каменной стеной. И от этого внутри просыпается какое-то новое и странное чувство. Стоп. Ревность? Или зависть? Или все вместе взятое?

Но мне же должно быть все равно, ведь так? Мы ни друзья и даже не знакомые. Я просто клиентка. А он… талантливый мастер и просто хороший человек, которому отчего-то не плевать на проблемы взрослой и чужой тетки, как я. Вот именно с такими мыслями возвращаюсь на рабочее место и с удивлением вижу Эмму, наворачивающую круги у закрытого отдела.

–Эмка, ты что здесь делаешь? Разве у тебя сегодня не запланирована поездка?

– Приветики, – девушка чмокает меня в щеку, вылет аж на четыре часа и я решила напоследок заскочить к тебе. Что с лицом?

– А что с ним? С утра оно вроде бы было на месте. – Открываю дверь и пропускаю Эмму вперед.

– Снова твои шуточки? Я за вид твой. Что это за мешки под глазами? Такое чувство будто ты…

– Что? Плакала? – чего таить. – Ну, было малехо.

– Все Эмка не так. Вся моя жизнь не так. Знаешь, у меня такое чувство, будто я пришла в этот мир не для этого. Будто что-то упустила. Будто это не мое место. – Говорю ей и сама буквально прозреваю. – Я задыхаюсь здесь, но выхода не вижу.

– Тебе просто нужно отвлечься. – Ловит мой взгляд Эмма и сжимает за руку.– Новые эмоции, вот что тебе необходимо.

– И где их взять? – горький смешок срывается с моих губ. – Здесь? Или дома, где вот уже больше десяти лет одно и тоже? Славе оно и нафиг ничего не надо. Деньги есть? Еда есть? Шмотки есть? Отдых раз в год есть? Если я начинаю о чем-то говорить и предлагать, он смотрит на меня так, будто я зажралась.

– Может, он тоже устал? – внезапно предполагает сестренка. – Может, вам вообще нужно отдохнуть друг от друга?

– Да легко! Мама с папой возвращаются послезавтра, они с радостью заберут детвору к себе погостить.

– Эмка, ты сейчас вообще начинаешь ерунду выдумывать. Смысл? Слава и так собирается в командировку, чем ему не отдых от нас?

После этого вопроса я задумываюсь. Признаюсь, я уже давным-давно перестала мечтать о таком. Когда становишься мамой, тем более двоих детей, ты уже не живешь для себя и не представляешь каково это быть без детворы рядом. Будто они твой хвост, который априори всегда рядом. А тут его предлагают на время отрезать. Меня пугает и в то же время окрыляет эта мысль. Мысль о мнимой свободе на несколько дней, когда я смогу делать то, что хочу. Или не делать. Когда у меня не будет болеть голова над тем, что приготовить на ужин или проверены ли все уроки. И мне становится стыдно за такие мысли.

– Я чувствую себя матерью – кукушкой. – Честно в порыве откровения признаюсь сестре.

– У тебя с головой все в порядке? – Эмма таращится на меня почти не моргая.– Угомонись! Вот если бы ты родила и постоянно сбагривала малых на родителей, а сама где-то зависала, тогда бы я еще согласилась. А так ты вечно с ними, ни на шаг не отходишь. Эля, они уже взрослые, прекращай. Твоя жизнь, между прочим, тоже с их рождением не закончилась. Ой, ну кому я это говорю! Сама наберу маму и попрошу ее посидеть с нашими зайчиками. А ты за это время проветришь голову, отдохнешь, пересмотришь свои взгляды на жизнь. Глядишь, и с Варькой больше цапаться не будешь.

– О, это она уже успела наябедничать? – Сжимаю губы.

– Ну… это же моя племяшка, разве она не может позвонить своей тетке и просто поговорить?

– Перемыть своей матери кости, – поправляю ее.

– Эля, ну вспомни нас в ее возрасте. – Эмма картинно хлопает руками, – Ну мы же такие же были.

– Ладно, – соглашается она, – я была такой. Но не суть. Короче, записывайся в спа или куда там тебя черти понесут, а я займусь остальными вопросами. А то смотреть на тебя не возможно. Постой, важный звонок. Алло? Да? Я знаю, но мне не нравится результат. Нужно быть активнее. Предположу, что нужно включить максимум своего обаяния, чтобы что-то вышло.

Сестра отходит дальше и я мысленно жалею того бедолагу, которого она сейчас отсчитывала. Что сказать, в гневе и на работе Эмма бывала страшна. Пока она решала вопросы, ко мне в отдел наведалось пару человек и я с удовольствием отвлеклась на работу.

– Так, а что там с сертификатом? – Снова вторгается Эмма в мое личное пространство. – Почему я не слышу визга радости? Ты была там?

– Мы обговорили с Матвеем все нюансы и он ждет меня.

– Матвей? – Глаза Эммы загораются огоньками с дьяволятами. – С этого места подробней. Молодой? Красивый? И, главное, свободный?

– Не легче самой было пойти и посмотреть? – фыркаю в ответ.

– Что тебе понятно? – медленно начинаю закипать.

– Что надо, – отмахивается она. – Уже и спросить нельзя. Чего такая нервная? Слишком хорош?

Иногда я фигею от беспардонности Эммы. Вот про « в жопу без мыла» прямо точно описывает мою сестру.

– Да, Эмка, хорош. Для тебя в самый раз.– Не знаю почему, но нервничать начинаю еще больше. Мне не нравится этот разговор.

На лице сестры мелькает довольная улыбка. Даже не хочу вникать, откуда она и по какому поводу. Зная ее тараканов в голове, ничего путного там сейчас не творится. Иногда я вообще не знаю, что ею движет.

– Неа, – качает она головой. – Ладно, старая и ворчливая сестра, я полетела. А от тебя жду фоточек с обновкой.

Я даже не уточняю о чем она, все и так ясно. Не слезет же ведь, пока я действительно не сделаю татуировку. И где-то глубоко внутри меня, юная девочка ликует. Она очень рада, что ее мечта почти сбылась.

Стою перед ним и никак не могу оторвать взгляда от его улыбки. Она такая теплая и открытая, что хочется тут же ее повторить следом за ним. И я ведь улыбаюсь, то и дело, одергивая край платья. Вырядилась, дура. Сто лет не носила ничего подобного. Джинсы с кроссовками, брюки с мокасинами, ветровки, свитера, рубашки. Диапазон выбора был не так уж и велик. Каблуки давно забыты, платья фактически не покупались из-за их непрактичности. Когда у тебя дети, ты делаешь ставку на удобность, а не на красоту. Да и этот наряд я купила в каком-то слепом порыве, когда проходила мимо витрин одного из любимых магазинчиков. Легкое, в светло-серый зигзаг с нежным оформлением зоны декольте. Все ждала подходящего момента. Вот он и настал. Вдыхаю полной грудью и киваю:

– Прошу тогда занять место, согласно купленному билету, – улыбка Матвея становится еще шире.

Иду в его сторону будто привороженная и даже не успеваю толком опомниться, как сижу на кушетке и чувствую первые проникновения иглы под кожу. Почти не больно. Едва уловимо мелькает стальной стержень, окрашенный в черный цвет. Первые тонкие линии проявляются на белой коже, до полноценного рисунка еще далеко, но мне уже нравится то, что я вижу. И кого я вижу. Матвей серьезен и увлечен процессом. Он то и дело проводит салфеткой по руке, убирая излишки краски и вновь наводит линии. Я любуюсь им и его работой. И, словно девчонка, краснею от этого. Мне стыдно признаться даже самой себе в том, что этот парень напротив симпатичен. Господи, да кому я вру? Он красив и я запала на него. Это ведь плохо, да? Скажите хоть кто-нибудь, что я попросту сошла с ума, пожалуйста… И что от недостатка внимания я невесть чего себе навыдумывала. И что все его знаки внимания мне мерещатся. И что…

Нельзя! Мираж рассеется и тебе будет очень больно.

И я почти соглашаюсь с внутренним голосом, когда чувствую его пальцы на своих щеках. Они касаются моей кожи настолько трепетно и нежно, что я даже боюсь сделать вдох, чтобы не спугнуть его.

– Эля, – тихо зовет он меня по имени своим бархатным голосом, – посмотри на меня.

И я повинуюсь, открываю глаза и вижу лицо Матвея прямо перед собой. Момент становится настолько деликатным и интимным, что в пору бы оттолкнуть его, но я не двигаюсь. Его ладонь ложится на мой затылок и притягивает еще ближе, а глаза как будто спрашивают меня о согласии.

– Да… – едва слышно успеваю произнести и тут же чувствую его.

Грубый, страстный поцелуй, от которого внутри меня моментально вспыхивает пожар. Его язык дразнит меня, манит и заставляет схлестнуться с ним. Чувства, которые дарит мне Матвей… они первобытные и животные. Все мысли отсекаются куда-то на задний план. Я просто его хочу, как и он меня. Чувствую его возбуждение и то, с каким усилием Матвей сдерживается. Его руки смещаются на мои бедра, оголяя их от платья и следуют выше туда, где виднеется кромка трусиков. В сотый, нет, в тысячный раз мне становится стыдно. Из-за того, что, по сути, стала падшей женщиной, которая потекла от прикосновений чужого мужчины. Глупо отрицать этот факт и сводить ноги обратно, особенно когда он сам почувствовал, насколько стало влажным мое белье. Пусть моя совесть сожрет меня позже, а сейчас… хочу, чтобы он подарил мне облегчение. И Матвей словно считывает мои мысли, стягивая белье долой. Еще мгновение и…

Я просыпаюсь. С грохочущим сердцем, рваным дыханием и чувством тяжести внизу живота. Неудовлетворенности. Крупные капельки пота стекают по спине и я зажмуриваюсь. Черт. Надо ж было такому присниться! По инерции провожу рукой по второй половине постели и, только потом до меня доходит, что я одна. Одна во всей квартире. Слава отчалил в командировку, дети у родителей, а у меня уже второй день «законных выходных». За которые я успела переделать все то, до чего не дотягивались руки. Например, выбросила весь хлам с балкона, навела порядок в шкафу и вымыла все окна в квартире. Перемыла хрусталь, натерла плафоны и сделала химчистку ковролина в детской у Макса. Комнату Вари трогать не стала, иначе бы потом еще долго выслушивала претензии, что лезу в ее вещи и жизнь. Знаем, проходили уже такое. Осталось только искупать Леху, но кот, будто почувствовав неладное, вот уже второй день не покидает своего укрытия под кроватью. Выходит только ночью и то, быстро поесть и насрать в лоток.

На часах три пятнадцать, отлично, вот и выспалась. Встаю с постели и топаю на кухню, где под звук закипающего чайника просто втыкаю в одну точку. Это ведь не нормально, что я до сих пор чувствую прикосновения Матвея на своей коже? Мне до сих пор чудятся его губы на груди, которая моментально и чувствительно отзывается на это затвердевшими сосками.

– Это же невыносимо, – бурчу себе под нос в тот момент, когда направляюсь в ванную, чтобы умыться ледяной водой и привести себя в чувства. Но разве это спасает? Напряжение не покидает мое тело, и я раздраженно стягиваю с себя пеньюар, собираясь полностью залезть под холодные струи.

Согласна. Жалкая. От того, что перестала чувствовать себя привлекательной женщиной. А ведь так хочется думать, что ты еще ничего. Что есть еще порох в пороховницах.

Лгунья. Нет в тебе ни пороху, ни запала. Тебя даже муж не хочет, а ты себе придумала историю с этим мальчишкой.

Верно. Слава давно уже не говорил мне никаких комплиментов и не делал никаких жестов в мою сторону. Секс… как будто ему уже не хочется, а надо. Неужели я настолько плохо выгляжу?

Оглядываю себя в зеркале с ног до головы. Ну да, грудь немного обвисла после вторых родов, на бедрах апельсиновая корка полезла и кожа на животе немного в растяжках. Но в целом-то и талия есть, и морщинок не так уж и много. Прическу обновляю каждый месяц, маникюр-педикюр в порядке. Так почему же даже не смотря все это, я чувствую себя такой старой и некрасивой? Внутренний голос молчит. Предатель.

Закутываюсь в халат и зябко передергиваю плечами. Очередной раунд самокопания в себе не приносит никакого облегчения. В такой момент хочется живого и такого простого общения. Поддержки. Выключаю свет, останавливаюсь у окна и сжимаю горячую чашку обеими руками. На улице еще властвует ночь и все дома погружены в сон, укрытые темным покрывалом с вкраплением из мелких звездочек. Гипнотизирую одну точку и горько улыбаюсь своему отражению в стекле. Столько людей постоянно вокруг меня, а чувствую себя одинокой. Странный парадокс.

А вот мысли о Матвее стоит отсечь. Особенно в таком ключе. А то чувствую себя законченной нимфоманкой со сдвигом в башке.

Получить полную версию книги можно по ссылке - Здесь

Тату на нашей коже - Crazyoptimistka - Читать онлайн любовный роман

Crazyoptimistka

Аннотация к произведению Тату на нашей коже - Crazyoptimistka

1 Страница