Разделы библиотеки
Записная книжка Дэша и Лили - Дэвид Левитан - Читать любовный роман онлайн в женской библиотеке LadyLib.Net
Записная книжка Дэша и Лили - Дэвид Левитан - Скачать любовный роман в женской библиотеке LadyLib.Net
Левитан Дэвид
Записная книжка Дэша и Лили
| Предыдущая страница | Следующая страница |
Глава 4 Лили
Я никогда не хожу в кино одна. Обычно я смотрю фильмы с дедушкой, братом, родителями или кем-то из родственников. Больше всего мне нравится ходить в кино всей семьей – эдакой армией попкорн-зомби, в унисон ахающей, и хохочущей, и не брезгующей пить из одной соломинки кока-колу необъятных размеров. Для того семья и нужна.
Я собиралась потребовать у Лэнгстона и Бенни сходить со мной на десятичасовой сеанс. В конце концов, они сами заварили всю эту кашу. Я специально пошла будить их пораньше – в восемь утра, – чтобы они успели покопаться в своих футболках с ироничными надписями и навести на голове творческий беспорядок в стиле «мне пофиг на прическу, на которую ни капли не пофиг».
Вот только Лэнгстон, когда я попыталась его растормошить, швырнул в меня подушку. И даже головы не поднял.
– Прочь из моей комнаты, Лили, – проворчал он. – Иди в кино одна!
Бенни перевернулся и посмотрел на часы рядом с кроватью.
– Ay, mamacita, который час? Восемь?! Merde merde merde[4], и это в Рождество, когда не поспать до полудня просто-напросто преступление? Ay, mamacita… Иди спать! – Бенни снова перевернулся на живот, накрыл голову подушкой и, видимо, сразу погрузился в свой испано-английский сон.
Я чувствовала себя разбитой, поскольку встала в четыре утра, чтобы сделать своему таинственному другу особенный подарок. И не отказалась бы, как в детстве, прикорнуть на полу рядом с Лэнгстоном. Но подозреваю, что если заикнусь о таком в это самое утро, в этой самой компании, Лэнгстон повторит свою дежурную фразу:
– Ты слышала меня, Лили? Прочь из моей комнаты!
Ой, он и правда это сказал, а не в моем воображении.
– Но мне нельзя идти в кино одной, – напомнила я брату правило, установленное родителями, когда мне было восемь. Его никто не отменял.
– Тебе можно идти в кино одной. А если даже нельзя, то пока родители в отъезде, за тебя отвечаю я. И чем скорее ты покинешь мою комнату, тем скорее я разрешу тебе гулять до двенадцати, а не до одиннадцати.
– Мне запрещено гулять после десяти, а не одиннадцати.
– Знаешь что? У меня для тебя новое правило: никаких запретов на гулянки. Гуляй до скольких хочешь и с кем хочешь, мне плевать, только мобильный не выключай, чтобы я мог убедиться, что ты еще жива. Веселись на здоровье: напивайся, развлекайся с парнями и…
– Ла-ла-ла-ла-ла, – запела я, заткнув уши ладонями, чтобы не слышать дальнейшие пошлости. Повернулась, собираясь выйти из комнаты, но тут вспомнила: – А что мы будем готовить на предрождественский ужин? Я подумываю о жареных каштанах и…
– Вон! – закричали хором Лэнгстон и Бенни.
Вот тебе и предрождественские пожелания. Когда мы с братом были маленькими, то за неделю начинали готовиться к Рождеству и каждый день приветствовали друг друга за завтраком словами: «Доброе утро! Счастливого тебе пред-пред-пред-предрождественского дня!» И так до самого Рождества.
Интересно, какие монстры поджидают в кинотеатре тех, кто приходит туда в одиночестве, потому что их братья наотрез отказались вылезать из постели? Нужно по-быстрому научиться делать злобную мину, чтобы быть готовой к разного рода опасностям. Я оделась, упаковала свой особенный подарок, а потом покорчила у зеркала страшные рожи, которые должны были отпугнуть любого монстра, нацелившегося на одиночку.
Состроив наистрашнейшее лицо – болтая языком, морща нос, злобно сверкая глазами, – я заметила Бенни, стоящего позади меня в коридоре.
– Зачем ты изображаешь котенка? – спросил он, зевнув.
– Я изображаю страшные рожи!
– Слушай, – отозвался он, – papi[5] скорее отпугнет твой прикид, чем твоя злобная кошачья мордашка. Что ты нацепила на себя, Мисс Безумица?
Я оглядела свой наряд: школьная оксфордская рубашка, заправленная в войлочную желто-зеленую юбку до колен с вышитыми на ней оленями, чулки с узором карамельной трости и поношенные кроссовки.
– А что не так с моей одеждой? По-моему, мой наряд довольно праздничный для пред-предрождественского дня. И для фильма с оленем. И вообще, я думала, ты спишь.
– В туалет захотелось. – Бенни обвел меня с ног до головы оценивающим взглядом. – Нет, – отрезал он. – Обувка у тебя точно не в тему. Если уж собралась идти в таком виде, то уж доработай образ до конца. Идем.
Он взял меня за руку и потащил к шкафу. Там порылся в куче моих кроссовок.
– У тебя что, никакой другой обуви нет? – удивился Бенни.
– Что-то завалялось в сундуке со старьем, – шутливо ответила я.
– Отлично!
Он бросился к старому сундуку, стоявшему в углу комнаты, и принялся выгребать оттуда тюлевые пачки, балахоны, фанатские бейсболки, пожарные каски, туфельки принцессы, туфли на платформе и кошмарное количество резиновых тапочек, пока, наконец, не вытащил на свет божий сапожки мажоретки, принадлежавшие моей двоюродной бабушке Иде. С кисточками и железными набойками на носках и каблуках.
– Они тебе по размеру? – спросил Бенни.
Я примерила их.
– Большеваты, но сойдет. – Сапоги замечательно подходили к чулкам. Прикольные.
– Класс! Они будут отлично смотреться с твоей шапкой.
Шапка у меня забавная – винтажная, красная, с помпонами по бокам. «Винтажная» в том смысле, что я связала ее в четвертом классе для школьного танцевального мюзикла «Рождественская песнь», на который нас, конечно же, вдохновил Диккенс. Пришлось порядком поднасесть на директора школы, чтобы он разрешил нам поставить его на сцене. Некоторые люди слишком узколобы.
Завершив свой образ, я направилась к метро и чуть не потеряла по дороге болтающиеся на ногах сапоги. Уже хотела вернуться домой и переобуться в свои старенькие кроссовки, но передумала: набойки так празднично постукивали по тротуару! Эти сапоги просто созданы для того, чтобы петь… ла-ла-ла… ой, чуть не соскочили… ха-ха-ха.
Должна признаться, что, несмотря на желание следовать указаниям таинственного незнакомца, я понимала: парень, оставивший мне билет на «Бабулю сбил олень Санты», вряд ли окажется тем, кто мне нужен. Меня оскорбляло уже само название фильма. Лэнгстон сказал, что к таким вещам нужно относиться с юмором, но я не понимаю, что такого смешного в наезде оленя на пожилого человека. Олень – травоядное животное и питается исключительно растительной пищей. Он ни за кем не охотится и никого не затаптывает. Мне неприятны мысли об олене, навредившем какой-то старушке, поскольку все мы знаем: случись такое не в кино, а в реальной жизни, Служба охраны диких животных устроила бы охоту на этого оленя и пристрелила бы рогатого беднягу, когда виновником случившегося, скорее всего, была бы сама бабуленция! Которая вечно забывает надеть очки и из-за остеопороза ходит медленно, согнувшись в три погибели. Да она же просто живая мишень для нашего старого доброго Бэмби!
Наверное, в кино я собралась ради одного – возможности встретиться с таинственным парнем. Хотя на листке, оставленном им вместе с записной книжкой в чулке с моим именем, он написал:
«Не читай то, что я написал в твоей книжке, пока не придешь в кинотеатр.
Запиши в нее свое самое худшее рождественское воспоминание.
Не умалчивай об ужасных подробностях.
Оставь книжку для меня за Мамой.
Спасибо».
Я человек честный и раньше времени не открывала записную книжку. Прочитать ее дома было все равно, что заглянуть в родительский шкаф с приготовленными для меня рождественскими подарками. Я пообещала себе, что открою ее только после сеанса.
Я была готова к тому, что мне не понравится фильм, но была совершенно не готова к тому, с чем столкнусь в кинотеатре. Последний был заставлен с улицы стройными рядами колясок. Видимо, именно в это время показывают детские фильмы и мультики и мамочки могут привести сюда свою малышню, которая бесконечно что-то лопочет, срыгивает и надрывается от плача. В зале кинотеатра стояла сплошная какофония из «ваа-ваа», «мама, хочу…», «нет!» и «мое!». Какой там фильм, я и не смотрела его, отвлекаясь на летевшие в меня с задних рядов крекеры, мелькающие в воздухе детали «Лего» и отклеивание подошв бабушкиных сапог от липкой лужи на полу.
Дети пугают меня. Они, конечно, милые создания, но настырные и неразумные и еще странно пахнут. Поверить не могу, что когда-то была такой же. Удивительно, но сам кинотеатр вызвал у меня большее отвращение, чем фильм. Пока чернокожий комик на экране играл толстую мамашу, мамочки вокруг меня пытались справиться со своей малышней.
Через двадцать минут я не выдержала, вскочила и вышла из зала в тишину и покой вестибюля, чтобы наконец прочитать записную книжку. Но тут ко мне подскочили две мамочки, водившие своих крох в туалет.
– Сапоги у тебя – загляденье! Просто прелесть!
– Где ты такую шапочку взяла? Прелесть!
– Я не прелесть! Я – Лили! – крикнула я.
Мамочки отступили.
– Лили, – сказала одна из них, – пожалуйста, скажи своей маме, чтобы она купила тебе успокоительного.
Другая неодобрительно поцокала языком. Они поспешно увели своих карапузов в зал, подальше от Крикливой Лили.
Я нашла укромное местечко за огромной картонной фигурой, служившей рекламой фильму «Бабулю сбил олень Санты». Уселась за ней по-турецки и наконец-то открыла записную книжку.
Прочитанное опечалило меня.
Как хорошо, что я встала сегодня рано и испекла незнакомцу печенье. Мы с мамой целый месяц делали и замораживали заготовки из теста, поэтому мне нужно было лишь разморозить печенюшки с разными наполнителями, выложить их на противень и испечь. И – вуаля! – у меня с собой жестяной рог изобилия с печеньями всевозможного вкуса (доказательство моей веры в то, что Бука достоин таких усилий): мятного, тыквенного, имбирного, пряничного, с шоколадными снежинками и эгг-ногом. Каждое печенье я украсила соответствующей обсыпкой и повязала на банку бант.
Я сняла наушники и выключила айпод с ораторией «Messiah», чтобы сосредоточиться, а то меня все время подмывало подирижировать карандашом, и начала писать ответ на вопрос таинственного незнакомца.
«У меня было только одно плохое Рождество. В шесть лет.
Тогда, перед самыми рождественскими каникулами, моя мышка-полевка трагически погибла на школьном показе домашних питомцев.
Знаю, знаю, звучит смешно. Мне смешно не было. Происшедшее было зверским убийством.
Прости, но, несмотря на твою просьбу, вдаваться в ужасные подробности я не буду. Мне все еще больно вспоминать об этом.
Что меня действительно тогда ранило – конечно же, не считая мучительного чувства вины и потери, – полученное после этого случая прозвище. Видя, как погибает моя мышка, я визжала как ненормальная. Но мои гнев и боль были столь сильны, что я продолжала визжать и дальше. Если ко мне кто-то пытался подойти или заговорить, я снова кричала. Крик словно стал моим основным инстинктом. И я ничего не могла с этим поделать.
В школе меня прозвали Визглей. Это прозвище приклеилось ко мне на всю начальную и среднюю школу, пока родители не перевели меня в частную школу для старшеклассников.
Но именно в то Рождество я стала Визглей.
В те каникулы я оплакивала не только потерю мышки, но и потерю своей наивной веры в то, что ребенка везде и всегда примут таким, какой он есть.
В то Рождество я поняла, почему переживающие за меня родные перешептывались, что я слишком впечатлительная, слишком чувствительная. Другая.
В то Рождество я поняла, почему меня никогда не приглашали на вечеринки в честь дней рождения и почему меня всегда выбирали последней в команду.
В то Рождество я поняла, что я – странная».
Закончив писать ответ, я поднялась. И осознала, что понятия не имею, где оставить записную книжку для таинственного незнакомца, сказавшего положить ее за Мамой. Мне оставить ее в зале, на сцене перед экраном?
Я посмотрела в сторону барной стойки. Попросить помощи? Попкорн выглядел аппетитно, и у меня сразу заныло в желудке. Рванув туда, я чуть не свалила картонную фигуру, за которой сидела. Тогда-то и увидела надпись: «Мама». Я уже находилась за ней. Картонная фигура была изображением чернокожего мужчины, игравшего необъятную мамашу.
Я записала в книжку новые указания и положила ее за Мамой. Там ее найдет только тот, кто знает, где искать. Вместе с посланием я оставила банку с печеньем и туристическую открытку, которую нашла на полу кинотеатра прилипшей к жвачке. Открытка была из музея мадам Тюссо – моей любимой ловушки для туристов на Таймс-сквер.
На открытке я написала:
«Что ты хочешь на Рождество?
Только давай без умничаний.
Что ты действительно прям очень-очень-очень сил-нет-как-хочешь?
Пожалуйста, напиши об этом в записной книжке и оставь ее у смотрительницы, приглядывающей за Честным Эйбом*.
Спасибо.
Искренне твоя, Лили
* P.S. Обещаю, смотрительница не будет тискать тебя, как дядя Сэл в «Мэйсис». Уверяю, с его стороны это не было сексуальным домогательством, он просто любит обнимашки.
P.P.S. Как тебя зовут?»
.Получить полную версию книги можно по ссылке - Здесь
| Предыдущая страница | Следующая страница |
Поиск любовного романа
|
Партнеры