Разделы библиотеки
Цветок, что умирает после рассвета, не человек ли это? - Ару Василиск - Читать любовный роман онлайн в женской библиотеке LadyLib.Net
Цветок, что умирает после рассвета, не человек ли это? - Ару Василиск - Скачать любовный роман в женской библиотеке LadyLib.Net
Ару Василиск
Цветок, что умирает после рассвета, не человек ли это?
| Предыдущая страница | Следующая страница |
3.
Неизведанными тропами идёт людская любовь,
Может, это часть провиденья.
Что ж, я продолжу совершать те же ошибки,
В надежде, что однажды ты поймёшь,
Что мы находим любовь рядом с нами.
Их переписка с Минчже была странной, практически хаотичной, где один вкидывал в чат нелепую шутку, второй тут же её подхватывал или, наоборот, высмеивал – незлобно, но чувствительно. Никто из них двоих не обижался, у них было разное чувство юмора, в этом и был смысл. Наверное, что-то совпало в них самих, будто на миг они идеально состыковались душой, всего лишь секунда и это всё решило. Минчже закидывал его видео с утятами и пчёлами, нарезками с людьми, поскальзывающимися на ровном месте, и писал, смотри-смотри, мне кажется, что это точно ты. И Джеха был очарован новым знакомым.
Со стороны смотрелось это нелепо. Джеха сотню раз повторял себе, что он приехал в Европу не с телефоном в обнимку сидеть, но всё равно хватал его, как только мессенджер звонкой квакал. В ответ обычно посылались фотографии, кривоватые, сделанные на ходу во время прогулки по городу. Две недели общения тянули на два полноценных месяца и несколько личных встреч.
Джеха сразу признался, что никогда не слушал песни группы Минчже, тот рассмеялся и сказал, мол, это заметно. Как будто на человеке написаны все его предпочтения! По внешнему виду Джехи иногда даже нельзя было сказать, чем он занимается, не говоря уже о более сложных вещах.
– Разве тебе не кажется, что мы проигрываем клиповому мышлению? – спросил он в середине вечера. За окном были потемневшие улицы Праги, ноги гудели от долгой прогулки и почему-то ныл висок. – Говоря о нас, я имею в виду всех, кто создаёт что-то своё.
Минчже долго молчал в трубку. В Корее была середина ночи и он говорил тихо, одними губами. В комнате общежития он жил далеко не один, хоть и был одним из старших.
– Ты думаешь, что мы – артисты, – Минчже усмехнулся. – Джеха, мы всего лишь продукт на прилавке.
Джеха было вскинулся поспорить, но усталость уже осела где-то внизу, мешаясь с двумя кружками светлого пива и супом. Может, он просто не захотел спорить с тем, кто знал конфетный мир шоу-бизнеса изнутри. Они переговаривались ещё полчаса, пока Минчже не стал зевать, с каждым разом всё дольше и громче.
– Ты ужасно фотографируешь, – сонно пробормотал Минчже. – Но ещё никто не устраивал мне прогулки в реальном времени.
– Спокойной ночи, – отозвался Джеха. И отключился, наблюдая за тем, как вдалеке зажигаются газовые фонари.
После таких разговоров Джеха чувствовал себя лёгким, обычно он долго раскачивался, ещё дольше планировал – куда зайти, что надеть, когда поесть. Это путешествие отличалось от всех. Столько всего интересного и захватывающего, ему порой казалось, что ещё немного и он сможет ухватить время за кончик хвоста, за самую его кисточку, маняще маячившую впереди, как будто время – это дракон, неторопливо разворачивающий свои бесконечные кольца. И Джеха очнулся только в конце отпуска.
Ветер принёс и уронил на стол ароматные белоснежные лепестки. Пахнуло неожиданно ванилью и Джеха заулыбался, вспоминая стоящие на окнах горшки с цветами и улыбчивых хозяек. В Дрезден он приехал в субботу, ближе к обеду, оставил багаж в номере и спустился на улицу. Выбирал между прогулкой и едой, но тут от пивной пахнуло скворчащими колбасками и Джеха пошёл на зов желудка. Что бы там ни говорил Минчже, но он стал фотографировать намного лучше. Пока ждал заказ, нащёлкал гору снимков и уже попивая из огромного бокала, выбрал самые удачные для мамы и редактора Кана. После недолгих раздумий отстучал сообщение для Минчже, хотя тот ещё не появлялся в сети.
Отчего-то захотелось поделиться с ним этим странным чувством томного счастья, слегка ленивого и спокойного, с вкусным запахом выходного дня и сладковатым, почти приторным ароматом домашних цветов в горшках. Минчже не ответил, наверное, занимался в тренировочном зале или отрабатывал танцевальную практику или надрывал связки в студии для вокала. Иногда казалось, что для тренировок в его компании изобрели восьмой день недели. Минчже говорил, что скоро очередной камбэк7 и Джеха уже решил по приезде сходить на мини-концерт его группы. Минчже очень настаивал, обещал достать билет со скидкой и даже проговорился, что во второй раз агентство хочет устроить нечто невероятное, душезахватывающее.
– Может, душераздирающее? – захохотал тогда Джеха.
– Ну тебе-то виднее, – ответил Минчже и спорить не стал, добавив, что, если он не будет тренироваться, зрелище и вправду станет душераздирающим.
Когда Джеха положил телефон на стол в ожидании нового сообщения, лепестки ещё перекатывались, колеблясь под мягкими порывами ветра. Но внимание на них он обратил только тогда, когда они подкатились совсем близко. Первым порывом было сбросить их на землю, но солнце светило так ярко и стоял прелестный погожий день, поэтому неожиданно для себя Джеха подхватил лепесток и поднёс его к носу. Ему на миг показалось, что он может втянуть в себя вдохновение, которое окружило его здесь, в этом когда-то чуть непогибшем городе. Мыслями он уже пребывал где-то далеко, с ещё несуществующим персонажем, который только распахивал дверь в его воображении. Пахло цветущими по весне деревьями, что-то вроде яблони: нежный аромат, со сладкими, почти приторными нотками, и неожиданно ржавчиной. Джеха нахмурился, выдернутый из вечерней неги, присмотрелся внимательнее и с невнятным звуком отбросил лепесток прочь. На одной из его сторон прерывистым росчерком была размазана бурая кровь.
Худшее, что могло произойти с ним в чужой стране – лепесток из кашля заражённого. У Джехи на миг похолодело в груди, но затем он благополучно вспомнил, что нелюбящий заразиться не может. Он слегка посмеялся над собой, однако неприятное, скользкое чувство от близости чужой трагедии уже завладело им. Он быстро допил кружку пива, расплатился и поспешил покинуть семейный ресторанчик, будто за ним кто-то гнался. Пребывая в смятении, Джеха даже не ответил на сообщения Минчже, хоть и видел, как телефон вибрировал и постепенно сползал на пол по скользкому покрывалу. Тёмные волны рефлексии поднялись и сомкнулись над ним, в очередной раз он не смог их покорить, они обрушились на него, совершенно неготового и беззащитного перед их напором, в попытке спастись от них Джеха плотно зажмурил глаза.
Когда время приблизилось к рассвету, он всё ещё не спал, клавиши ноутбука дробно отбивали чёткий ритм. В этот раз он писал о любви, рождённой из грусти, что так часто заставляет людей чувствовать себя несчастными и одинокими. Для Джехи не впервой писать такие истории, в конце концов, весь его дебютный роман об одиночестве, но каждый раз как в первый. Иногда в конце ему хочется не ставить точку, а продолжить повествование до конца, желательно до счастливого. Но он раз за разом усмиряет такие порывы, потому что есть истории, которым суждено оставаться печальными, ведь в мире не может быть слишком много счастья и добра, ведь тогда нарушится заветное равновесие. Если хорошего будет много, то оно запылится в суете, станет чем-то повседневным и, в конце концов, обесценится, тогда хорошее отшвырнут в сторону, как надоевшую игрушку. Счастье должно быть чем-то крохотным и незаметным для чужого глаза, тогда оно останется с тобой так долго, как захочешь ты этого сам.
Джеха пришёл к этому выводу постепенно, много читая, гуляя и думая. Ему всегда казалось, что мыслям в его голове тесно, они толпятся там, как неуклюжие гости, которые в попытках снять обувь – снимают носки, и так неловко, и сяк неудобно, поэтому их нужно пригласить поскорее внутрь или выгнать вон. Может, Джеха потому и стал писателем, чтобы рассказать о мыслях-гостях всем остальным.
Оставшееся время он провёл в отеле, изредка выбираясь в город на обеды или ужины. Однако в день перед отъездом Джеха навестил Галерею старых мастеров8, исполняя давнюю мечту, которую он запланировал ещё в Корее. Он прошёл мимо туристических групп, чей гомон разносился гулко под высокими потолками здания, отмахнулся от услуг навязчивого китайского гида, отчего-то твёрдо уверенного в том, что перед ним стоит один из потерянных земляков, купил билет и погрузился в атмосферу.
Большинство музеев, где выставляются старые картины, похожи друг на друга, как родные братья и сёстры. Джеха застыл посреди первого зала, крутя головой в поисках указателя, и на мгновение почувствовал себя экспонатом – опознанным, отреставрированным и помещённым на пьедестал со специальной инвентарной пометкой. Он впитал эти ощущения и медленно побрёл вслед за другими посетителями. Приближение шедевра он опознал по нарастающему гулу толпы, который он смог ощутить, даже его не слыша. И пройдя под высоким прямоугольным проёмом, Джеха поднял глаза и столкнулся взглядом с картиной.
Некоторое время он стоял без движения, его наполнило восхищение и даже робкое благоговение перед печальными и мудрыми глазами младенца-Иисуса. Никакое описание, никакие реплики не могли подготовить его к тому, что он испытал, столкнувшись с оригиналом. До слёз в глазах Джеха всматривался в Сикстинскую мадонну, пока не насытился. Он никогда не был религиозен, но в мире всегда будут вещи, которые для него стоят выше религии и прочей надуманной людьми суеты. В момент, когда его глаза встретились с нарисованными, ему открылась новая грань любви, безусловной всепрощающей любви, когда помимо того, что есть, ценят и то, чего у тебя никогда не будет. Ему захотелось закричать в полный голос, но всё, что он смог сделать, так это сфотографировать на телефон картину и послать снимок в ответ на последнее сообщение Минчже.
На душе Джехи установилось затишье перед бурей, своеобразный эмоциональный штиль. Он не знал, когда начнётся буря, но отчаянно надеялся, что она обойдёт его стороной. Он шёл дальше по коридорам галереи, но больше ничего не запомнил. И люди, и полотна размылись в единое пятно – непонятное, серое и скучное. С трудом Джеха нашёл место в подъехавшем автобусе, дышал в рукав, потому что от водителя пахло резкой хвоей и ему казалось, что он заперт в старой машине, в номере он сел на кровать и одержимое существо вырвалось на свободу, судорожно перебирая буквы, как струны. Приступ творчества продолжался до глубокой ночи, после чего он закрыл потёртый ноутбук и свалился, скорее не от усталости, а от эмоционального истощения. На телефон он ни разу не посмотрел.
На следующий день Джеха нашёл время, чтобы зайти в попавшийся по пути в метро книжный магазин. В небольшом помещении, которое ютилось на улице вдалеке от центра, не нашлось ни консультанта, ни толковой вывески, обычная антикварная лавка с книжным отделом. Джеха искал что-то особенное, не очередное издание книги, а что-то… душезахватывающее, как сказал Минчже. Он брал книгу одну за другой и рассматривал их внимательно, хотя немецкого он не учил и вряд ли мог понять, что написано на обложке.
На одной из книг золотом и строгим готическим шрифтом были вытеснены слова «Jenseits von Gut und Böse». Джеха достал телефон и с помощью приложения-переводчика расшифровал для себя немецкое название. «По ту сторону добра и зла». Ему не потребовалась дальнейших поисков на корейском, он и так знал, кто автор9. Разговор жестами с продавцом, пожилым мужчиной с аккуратно подстриженной бородкой, ни к чему толковому не приводит. Ему уступают десяток евроцентов, не более, но Джеха радуется книге на языке, который он, возможно, никогда не выучит.
В аэропорт он приехал с книгой в шуршащем пакете и несколькими магнитами для знакомых, в кармане – пара неистраченных евро. Он идёт в кассу, где возвращает налог на купленные подарки, куда входит бутылка крепкого немецкого ликёра для редактора Кана.
Выбрать сувенир для Минчже оказалось сложнее, чем думал Джеха. Тот упоминал, что, несмотря на плотный график и статус знаменитости, пытается продолжить своё обучение в университете. Для Джехи студенческие дни запомнились как череда бесконечной учёбы с редкими ясными моментами, когда он обнаруживал себя в компании ШиУ и других ребят с его этажа. Блуждание в корпусах, бег наперегонки до маленькой закусочной на углу квартала, первые свидания вслепую – всё это Минчже пропускает, меняя раннюю славу на юность. Всё, что Джеха знает о нём, так это то, что Минчже пробыл трейни10 порядочный период. Он пожертвовал ради сцены многими важными вещами, их перечень слишком долог. Счастливые школьные воспоминания явно не про него, а вот бесконечные тренировки в тусклой студии уже что-то ближе.
Джеха знает, что зов мечты бывает слишком сладостным и манящим, чтобы отступить ни с чем. Он не сразу захотел стать писателем. Он пришёл к этой цели в каком-то неясном для него самого озарении. Но с тех самых пор не жалел, хотя трудные времена были и Джеха знал, что они ещё будут. Его всё устраивало. Джеха почти уверен, что и Минчже тоже ни о чём не жалеет. А это, как он считает, главное в жизни – не жалеть об упущенном.
В магазине Джеха долго выслушивал советы от симпатичной немки с холодными как лёд, глазами, буква «р» рычала, урчала и ревела в её словах, эдакий грубовато мурлыкающий флирт продавца с упрямым покупателем, который сам не знает чего хочет. Когда она выдохлась и переключила внимание на других туристов, он с облегчением схватил то, что заприметил уже давно. Когда самолёт поднялся в небо, на дне его сумке лежал нотный блокнот с кожаной обложкой и вытисненными буквами: «Man muss noch Chaos in sich haben, um einen tanzenden Stern gebären zu können»11. По опыту Джеха знает, что нет лучшего слушателя, чем пустые страницы.
В Ч. стояла тёплая и солнечная погода, но Джеха, порядком уставший от дороги из аэропорта, поторопился домой, в свою небольшую, но привычную квартиру, где можно поскорее отдохнуть и выспаться, смыв с себя воздух чужой страны. По пути он заметил, что на стене соседнего с его домом здания разместили огромный рекламный баннер. На нём девушка с белоснежной, почти прозрачной кожей и шелковистыми чёрными локонами легко прижималась губами к изящно выточенному пузырьку с лавандовой жидкостью. Джеха мимолётно отметил, что лицо модели кажется ему знакомым, но усталый мозг совсем не соображал и гнал его в постель. Уже позже, лёжа в постели и задумчиво разглядывая родной потолок, в его памяти всплыли отдельные черты девушки. Джеха попытался вспомнить, где и когда он видел девушку из рекламы, но его веки налились тяжестью и, не доведя мысль до конца, он уснул.
Во сне он бродил по плохо освещённому лабиринту, узкие стены высились и вместо потолка клубилась вязкая тьма, вдалеке же мелькала чья-то спина. Джеха подумал, впереди такой же потерявшийся человек, он потянулся за ним, чтобы тут же растерянно остановиться. Незнакомец, а это была широкоплечая мужская фигура, удалялся от него прочь, его тень стелилась за ним точно чернильный след. Джеха начал сомневаться, в этой темноте всё казалось таким одинаковым. И когда решился свернуть в другую сторону, туда, где тени казались слабее, человек впереди перестал убегать и развернулся к нему. Он показался из-за угла, тесня сутулую тень, белая рубашка сияла в темноте и пузырилась на невидимом сквозняке. Незнакомец был бос и шёл по земле лабиринта неторопливо, но неумолимо.
У него было гармоничное лицо – с правильными чертами, большими лучистыми глазами, чувственными губами, волосы обрамляли овал со скульптурными скулами и подбородком.
Человек в темноте носил лицо Минчже, но в то же время это был не он, а холодное и отстранённое его отражение. Как только не-Минчже подошёл ближе, Джеха сразу всё понял и где-то внутри почувствовал нарастающий ужас от одной мысли, что в лабиринте может бродить его собственный двойник.
– Ты всего лишь сон? – едва разлепляя губы, прошептал он.
Отражение молча подошло к нему так близко, что ему невольно захотелось отступить. Спиной он чувствовал холодок от неосвещённых частей лабиринта, ему показалось, что вокруг них сгущается темнота, а может до него добралась тень не-Минчже. Оно смотрело на него пристально, не делая никаких попыток отстраниться и ни один мускул на его лице не двигался, но оно стояло так близко к нему, что Джеха замер, не в силах двинуться. Но отражение ничего не делало, постепенно он успокоился.
Когда же прошло достаточно времени, чтобы Джеха перестал опасаться и наконец выдохнул, то его интерес переключился на отражение. Удивительно, как хорошо он помнил, как выглядит Минчже. Глаза у того были тепло-карие с шоколадным отливом, теперь же они опустели и наполнились чернотой, в которой отражался Джеха.
Пока он разглядывал не-Минчже, создание лабиринта пошевелилось и медленно положило левую руку Джехе на грудь. Это было ледяное прикосновение, от которого холод просочился внутрь, словно пустил глубокие корни. Джеха передёрнулся и взял отражение за запястье, чтобы убрать его от себя, но оно перехватило кисть и положило себе на лицо. Щека под горячими пальцами была гладкая, как у отполированной до идеала мраморной статуи, пальцы соскользнули с неё.
Отражение потянуло его руку к себе ко рту, идеальное лицо сморщилось в судороге и на ладони оказались обжигающе алые лепестки. Джеха отшатнулся было в испуге, но багровые потёки были уже везде. Из глаз, ноздрей и ушей не-Минчже полились кровавые слёзы, одежда Джехи намокла так стремительно, словно он попал под проливной дождь. Красная жидкость растеклась повсюду, он начал тонуть и барахтаться в ней, вязкий сон становился тягучее, а отражение – прекрасная ожившая статуя – вцепилось ему в ногу и утянуло с собой на дно.
Джеха проснулся с застывшим криком, пальцы были скрючены, словно он цеплялся за простыни или их свело судорогой, во рту стоял металлический вкус крови. Ощупав губу, он понял, что во сне укусил щёку и, быть может, поэтому всё произошедшее показалось ему таким реальным.
Стрелки часов застыли между четверкой и пятеркой, но Джеха расхотел ложиться обратно – воспоминания были свежи. Он добрался до ванной, умылся и цокнул огорченно языком, рассматривая синяки на лице, однако особо по этому поводу не переживал. В попытках занять себя делом – распаковывал чемодан, вытащил все вещи, отложил в сторону сувениры и подарки, поставил на зарядку потухший телефон, в общем переделал всю рутину, которая нападает после поездки. Небольшие мелочи, в которых можно было найти успокоение и дать бунтующему мозгу передышку.
Потом Джеха включил ноутбук и сходил на кухню за чашкой кофе, а по возвращении полистал новости и снова взялся за текст. Новая история не поддавалась, шла со скрипом, он и забыл, как тяжко порой даётся написание книги. Слова периодически застревали на полпути и чаще всего он удалял только что напечатанный абзац, кривя в недовольстве рот. Когда за окном показалось солнце, он выпрямился, в отчаянии растирая затекшие плечи.
Дело было даже не в его способности сосредоточиться после странного сна, он вообще не мог перестать думать о Минчже. Он смотрел на буквы, но за ними видел равнодушные глаза. В очередной раз Джеха откинулся на спинку стула в районе семи часов утра, расписываясь в собственной беспомощности обуздать поток мыслей. Запустив одну руку в волосы и взлохмачивая их так, что он напоминал страдающего бессонницей ежа, другой он удерживал кружку с кофе. Оживший телефон неожиданно загорелся и квакнул входящим сообщением.
Ли Минчже: Прилетел?
Ли Минчже: Устал, да?
Ли Минчже: Тебе тоже после перелётов хочется лечь и не вставать?
Джеха улыбнулся и почти тут же набрал ответ.
Ким_Джэ: Почти не устал. Долетели очень быстро.
Ким_Джэ: Очень соскучился по Корее, особенно по еде. Не хочешь как-нибудь пообедать?
Он коснулся значка «Отправить», сообщение появилось в окошке их чата и сразу отметилось как прочитанное. Джеха шумно отхлебнул кофе, не сводя глаз с экрана телефона, рот обожгло, потому что в чашке плескался кипяток. Прошла минута, другая, и дисплей потух, так и не дождавшись от хозяина новых действий. Кофе почти закончился, когда от Минчже пришло короткое сообщение.
Ли Минчже: Не могу, мы на мероприятии за границей.
И до того, как Джеха успел расстроиться, следующая строка вспыхнула в чате.
Ли Минчже: Послезавтра вернусь. Нормально?
У Джехи от этих слов в груди словно полыхнуло. Не замечая опасно покачнувшуюся кружку, он поспешно напечатал:
Ким_Джэ: Конечно!
У постели резко замолчал ноутбук, уходя в спящий режим. За окном мир только начал просыпаться. У Минчже, в Японии, тоже было слишком рано, но для его профессии ненормированный рабочий график – дело настолько привычное, что они оба не обратили на это внимание. Они говорили и говорили, иногда молчали, когда чувствовали необходимость взять паузу, иногда перебивали друг друга, обсуждая еду, людей, фильмы, музыку, деревья, города и всё на свете. Когда солнце восстало на горизонте, Джеха смеялся, чувствуя себя пьяным от общения, и ему в его крохотной квартире, с сотнями книг и двумя закрытыми наглухо окнами, впервые было не одиноко.
Получить полную версию книги можно по ссылке - Здесь
| Предыдущая страница | Следующая страница |
Поиск любовного романа
|
Партнеры