Разделы библиотеки
Дерзкое предложение дебютантки - Энни Берроуз - Читать любовный роман онлайн в женской библиотеке LadyLib.Net
Дерзкое предложение дебютантки - Энни Берроуз - Скачать любовный роман в женской библиотеке LadyLib.Net
Берроуз Энни
Дерзкое предложение дебютантки
| Предыдущая страница | Следующая страница |
Глава 4
Первым побуждением Эдмунда было немедленно встать с кресла и броситься вдогонку в Лондон. Объяснить…
Что именно?
Между тем молодой мистер Уикфорд грузно опустился в кресло напротив, не сняв с него покрывала, и положил свои мясистые руки на колени.
– Да, теперь, когда траур окончен, старшая миссис Уикфорд намерена вывезти дочь в свет. Связывает с ней большие надежды.
– В самом деле? – рассеянно отозвался Эдмунд, слушая хозяина вполуха. Куда больше его занимал вопрос, что чувствовала Джорджиана, когда этот человек со своей женой бесцеремонно выставили ее из дому спустя всего несколько часов после того, как сам он грубо отверг ее предложение.
– Буду очень удивлен, если она не добьется успеха, – говорил между тем мистер Уикфорд. – Очаровательное создание эта Сьюки.
– Сьюки?
– О, уместнее, конечно, называть ее мисс Мид, но она такая дружелюбная девушка, что с ней трудно придерживаться условностей. Совсем не то, что мисс Уикфорд, – добавил он, качая головой.
– Что именно вы хотите этим сказать? – начиная распаляться, воскликнул Эдмунд.
– Ну, вы же понимаете, – отозвался мистер Уикфорд, делая неопределенный жест рукой.
– Боюсь, нет, не понимаю.
– Вы, разумеется, едва с ней знакомы, не так ли? Что ж, позвольте ограничиться замечанием, что она довольно странная и грубоватая девушка. Но едва ли с этим можно что-то поделать, принимая во внимание то, как она воспитывалась. Мать ее умерла при родах, – сообщил Уикфорд, не подозревая, что Эдмунду это отлично известно. Все же напоминание потрясло его. Не потому ли Джорджиана не желает вступать в настоящий брак? Из боязни производить на свет детей? – То было большим разочарованием для моего кузена, – продолжал бубнить мистер Уикфорд. – Он-то, понимаете, сына хотел. Ну, это вполне естественно, правда? Беда в том, что он с девчонкой своей обращался как с мальчиком, вместо того чтобы посмотреть правде в глаза.
На самом деле все было совсем не так. Отец Джорджи просто разрешал ей поступать как заблагорассудится. Стоило, однако, признать, что он поощрял любовь дочери к верховой езде и прогулкам на свежем воздухе, но совершенно определенно не пытался повлиять на формирование ее привычек. Выкажи она интерес, скажем, к куклам и нарядам, отец, Эдмунд не сомневался в этом, покупал бы ей на рынке кружева и отрезы атласа, а не новые сапоги для верховой езды и кнутики.
– Лишь когда она достигла возраста, в котором девушке совершенно необходима мать, – проговорил мистер Уикфорд, наклоняясь вперед и заговорщически подмигивая, – кузен осознал свою ошибку. Именно поэтому он и женился во второй раз – чтобы женщина сгладила острые углы, научила падчерицу вести себя, как подобает леди. Ну а появление у Джорджианы сестры вроде Сьюки, являющей собой само воплощение женственности, стало приятным дополнением.
Вот, значит, как местные жители восприняли эту историю!
А может, так оно в самом деле и было?
Но зачем мужчине, который многие годы позволял Джорджи жить совершенной дикаркой, вдруг понадобилось перевоспитывать дочь? Если даже он и руководствовался этим соображением при повторном вступлении в брак?
– И миссис Уикфорд как раз из тех дам, кто любит сглаживать острые углы, полагаю? – уточнил Эдмунд, пытающийся нащупать свой путь.
Мистер Уикфорд негромко рассмеялся.
– Видите ли, когда кто-то упоминает о миссис Уикфорд, я всегда думаю, что речь о моей матушке. Но теперь этим именем называется также и вдова моего кузена, не говоря уж о моей собственной супруге. Мне еще предстоит к этому привыкнуть, ведь я женат всего две недели.
– Мои поздравления, – машинально и без всякого чувства отозвался Эдмунд.
Мистер Уикфорд просиял.
– Премного благодарен, милорд. Я склонен считать себя счастливчиком. Пока наследство не получил, о браке и мечтать не мог, не говоря уж о браке с такой женщиной, как Сильвия Дин. Пришлось попотеть, убеждая ее…
– Вот как? – Эдмунд подался вперед и приподнял бровь, поощряя собеседника к дальнейшим откровениям, хотя в действительности ему было совершенно неинтересно. Однако за последние десять минут этот говорливый болван выболтал ему куда больше о жизни Джорджи, чем сам он узнал за десять лет.
– О да, – подтвердил мистер Уикфорд, глупо ухмыляясь. – Ухаживание за ней занимало почти все мое время. Не выкажи старшая миссис Уикфорд готовности остаться здесь и лично руководить хозяйством, мне, возможно, этот трюк и не удался бы.
Эдмунд считал, что никак не отреагировал на слова собеседника, однако не удивился, услышав низкий рык Льва. Этот человек только что признался, что разрешил Джорджиане и ее мачехе пожить в, по сути, их собственном доме вовсе не из сострадания. Напротив, он действовал в личных интересах. А как только перестал в них нуждаться, быстренько от них избавился.
Тут Эдмунд отметил еще одну причину, побудившую Джорджи бежать к нему со своим вопиющим предложением. Ее не только заставляли совершить шаг, который она считала отвратительным, но и лишали всего, что ей принадлежит. Его самого она, должно быть, воспринимала как спасение – точно так же потерпевший кораблекрушение цепляется за обломки судна! Он же разозлился, накричал на нее и отверг, тем самым насыпав соли на ее и без того глубокие раны.
Джорджи не заслужила подобного обращения. Да, в прошлом она причинила ему боль, но ведь она тогда была всего лишь ребенком.
Его неприязнь к ней быстро пошла на убыль, так что с трудом верилось, что он не только принес это чувство во взрослую жизнь, но и тщательно взлелеял. Наблюдать со стороны за ее страданиями или даже усилить их стало бы наказанием, несоразмерным ее провинности.
Ругая самого себя, Эдмунд встал с кресла.
– Прошу меня извинить, – проговорил он, ощущая пробежавший по спине холодок и тяжесть в желудке, – я не могу задерживаться дольше.
– Как? Ах, боже мой! – вскричал мистер Уикфорд, также вскакивая с места. – Миссис Уикфорд очень расстроится, что не застала вас. Она ведь побежала наверх приводить себя в порядок, едва завидя из окна приближение вашего экипажа. Уверен, она с минуты на минуту появится…
– Сожалею, – неискренне проговорил Эдмунд. – Завтра я должен отправиться в Лондон по неотложному делу, поэтому сегодня мне предстоит много чего…
Мистер Уикфорд нервно сглотнул и, заламывая руки, бросил взгляд в сторону лестницы, но Эдмунд, больше не обращая на него внимания, уже шагал к выходу.
Прошлое Джорджианы вдруг предстало ему в новом свете, совсем не таким, как он считал. Он ни за что бы не поверил, что отец, который обычно посмеивался над нелепыми выходками дочери, повторно женился, только чтобы мачеха привела ее в божеский вид. Или, хуже того, привел в дом еще одну девочку, чтобы продемонстрировать дочери, как следует себя вести. Джорджи, наверное, чувствовала себя опустошенной.
Шагая по дорожке с поспешающим по пятам Львом, Эдмунд хмурился. Когда отец Джорджи женился второй раз, ей, несомненно, больше, чем когда-либо, хотелось написать ему, но узнал он эту новость из письма своей матери. Матери, которая, невзирая на все свои недостатки, поддерживала с ним регулярную переписку. Тогда он непременно обвинил бы Джорджи в отсутствии постоянства, но теперь…
Она была сломлена. А так как он находился в отъезде, ей не к кому было обратиться. Потому что, обдумывая сейчас события прошлого, он мог с уверенностью заявить, что она была не только его единственным другом, но и, поскольку проводила с ним так много времени, у нее самой других знакомых не осталось.
Так почему же она не обратилась к нему?
Почему не прибежала в одно из его редких посещений Бартлшэма, вместо того чтобы выскакивать из магазина, позабыв покупки, стоило ему лишь переступить порог?
Ее поведение озадачивало его с тех пор, как вернулся. Он по-прежнему чувствовал себя уязвленным принятым ею решением не писать ему, но был решительно настроен смириться с существующим положением дел и, по крайней мере, выказывать ей учтивость. Однако в первое же воскресенье его пребывания в Бартлшэме Джорджи не ответила на кивок, которым он великодушно приветствовал ее, сидя через проход в церкви Святого Бартоломью. А когда нудная служба подошла к концу, ушла, гордо вздернув нос.
Тогда-то Эдмунд и решил прекратить попытки возобновления знакомства. Уехав на учебу в университет, он по-настоящему оставил Джорджи в прошлом.
Беря с трудом дышащего Льва на руки, чтобы посадить в экипаж, Эдмунд вспомнил ее обвинение. С глаз долой – из сердца вон. Будто это она не получила от него ни одного письма.
Неужели… если мачеха поставила себе цель привести падчерицу в божеский вид – иными словами, превратить ее в благовоспитанную молодую леди, какой она в настоящее время и является, – то могла и не одобрить их переписки. Юным девушкам, строго говоря, не дозволяется писать молодым людям, с которыми не состоят в родстве.
Да, это вполне объясняет, почему он не получил от Джорджи ни единого послания, невзирая на ее обещание.
Но… он покачал головой. Ему по-прежнему непонятна причина ее злости, когда перед отъездом в Оксфорд он нанес ей краткий визит.
Если только…
Что она почувствовала, когда он перестал писать ей? Преданной, как и он сам, не получая от нее вестей?
Очевидно, так и было.
Эдмунд счел такое предположение единственно разумным и объясняющим ее поведение в последние десять лет.
Осознание случившегося вспыхнуло в его голове, заставив выпрямиться на сиденье.
Мачеха.
Не из-за ее ли историй Джорджиана считает акт зачатия детей омерзительным и грубым?
Кто еще мог бы забить девушке голову подобными глупостями?
Когда он уезжал из Бартлшэма, Джорджиане ничего не было известно о физической близости между мужчиной и женщиной. Не мог представить он и то, чтобы отец описал брачные отношения таким образом… вообще каким-либо образом. Не пристало отцу подобным заниматься.
Но… Эдмунд заморгал, осматриваясь по сторонам, и обнаружил, что находится на полпути к дому.
– Боже мой, ну что за идиот, – прорычал он. Спеша поскорее избавиться от общества омерзительного кузена Джорджианы, он забыл уточнить, где именно в Лондоне она остановилась. А о том, чтобы вернуться и спросить, не могло быть и речи.
– Но, мама, – воскликнула Сьюки, прикладывая к лицу синюю ленту, – разве ты не видишь, что этот цвет придает моему взгляду особую глубину?
Чтобы подчеркнуть сказанное, она широко распахнула свои васильковые глаза. Застывшее в них умоляющее выражение могло бы растопить сердце любого молодого человека в Бартлшэме. Джорджиане в самом деле не раз случалось наблюдать разрушительное действие этих глаз. И миссис Уикфорд – сама обладательница таких же – обучила Сьюки тому, как правильно пользоваться ими в своих целях.
– Синяя лента, может, и идет тебе, – рассеянно отозвалась миссис Уикфорд, едва подняв голову от полученной от модистки коробки, – но сегодня вечером ты будешь в белом. Вся в белом. Именно этот цвет подходит благовоспитанным дебютанткам. А так как мы наконец-то станем выходить в свет, я не позволю ни одной из вас сделаться объектом пересудов.
Она и без того приложила много усилий. Последние две недели они только и делали, что заискивали перед людьми, которые, по ее словам, могли поспособствовать их вхождению в высшее общество. Они приглашали этих почтенных матрон в свой арендованный особняк и угощали чаем с бутербродами, и миссис Уикфорд превозносила красоту Сьюки и родословную Джорджи в надежде получить ответное приглашение.
Тщетно.
Пока случайно не открылось, что некие живущие в паре улиц от них девушки, с которыми они постоянно сталкивались в магазинах или на площади, знакомы с виконтом. Миссис Уикфорд тут же объявила этих девушек лучшими подружками Сьюки и с тех пор всякий раз, собираясь за покупками, звала их с собой. А так как они не меньше Сьюки любили листать модные журналы, радовать себя новинками и болтать о том, как бы поймать в свои сети мужей, то очень быстро стали с ней неразлучными.
Так им и удалось раздобыть приглашение на сегодняшний вечер в Дюран-Хаус, дом упомянутого виконта.
Где Сьюки надеялась очаровать мужчину с титулом и кучей денег в придачу.
В то время как Джорджиана… в ужасе дергала себя за корсаж платья, пытаясь набраться мужества, чтобы выразить протест.
– Раз нам в обязанность вменяется не сделаться объектом пересудов на первом же светском приеме, не кажется ли вам, что мне стоит надеть что-нибудь… поскромнее?
– В твоем наряде нет ровным счетом ничего нескромного, Джорджиана, – отрезала ее мачеха. – Я же уже объясняла тебе, что вечерние туалеты дам более открытые, чем дневные. Я видела девушек куда моложе тебя, но при этом гораздо более откровенно демонстрирующих свои прелести, – добавила она, кивком указывая на виднеющиеся в вырезе тесного корсажа Джорджианы гордые полукружия грудей.
– Да, но Сьюки одета куда более сдержанно… – возразила Джорджи, снова принимаясь теребить платье, но добилась лишь, что мачеха поднялась с места и шлепнула ее по рукам, заставляя убрать их от корсажа.
– Сьюки красивая, – сказала она. – Мужчины уже обратили на нее внимание.
– Ах, мама! – Сьюки уронила ленту на туалетный столик. – Джорджиана тоже красивая. По-своему. То есть, я хочу сказать, наверняка найдутся мужчины, предпочитающие крупных девушек с густыми черными волосами и карими глазами, – уверенно объявила она, несмотря на очевидность обратного.
Ни один молодой человек из Бартлшэма, равно как и из соседних городков, никогда не проявлял к Джорджиане ни малейшего интереса. Хотя мачеха научила ее вести себя как леди, манеры и одежда представляли собой лишь тонкий поверхностный слой. Как бы она ни старалась, все равно всегда будет выглядеть большой и неуклюжей по сравнению со своей изящной младшей сводной сестрой, вызывая у мужчин совершенно иные чувства.
Миссис Уикфорд вздохнула.
– Мужчины, предпочитающие женщин покрупнее, наверняка захотят получше рассмотреть ее главное достоинство, не так ли? Не думала, что придется напоминать тебе, Сьюки: каждая женщина обязана наилучшим образом распорядиться тем, чем наградил ее Бог, если хочет выжить в этом жестоком мире. – Она обвела рукой груды бумаги, коробок со снятыми крышками, перчаток и туфелек, лежащих на всех горизонтальных поверхностях гардеробной, которой сестры пользовались вместе.
Возражения замерли у Джорджианы на губах. Глубоко в душе она понимала, что мачеха делает для нее то, что считает лучшим. Просто… Джорджиана вообще не хотела ехать в Лондон. Как она и опасалась, жизнь в столице мало чем отличалась от жизни в пустыне.
Здесь не оказалось ни полей, ни лесов, ни речушек. Верхом можно прокатиться разве что в маленьком чопорном парке, но леди и этого не дозволялось.
Джорджиане в любом случае не удалось бы этого сделать, ведь мачеха продала Уайтсокса. Нижняя губа ее задрожала. Этот конь был последним папиным подарком ей – и последним скакуном в конюшне, на которого они имели право. Мачеха заявила, что будет куда разумнее продать его, ведь в Лондоне им все равно негде его держать, а вырученные деньги пустить на неизбежные текущие расходы.
Джорджиана до последней минуты надеялась, что произойдет какое-нибудь событие, которое помешает совершению сделки. И что ей удастся сохранить эту последнюю связующую ее с отцом ниточку – но нет. Даже отчаянный призыв к Эдмунду ни к чему не привел. Хотя, конечно, он не знал всей истории.
И это, как она в конце концов решила, целиком и полностью ее вина.
Ей бы следовало обстоятельно изложить причины, вынудившие обратиться к нему за помощью. Возможно, даже в письменной форме. По крайней мере, в таком случае он обошелся бы с ее прошением уважительно. И возможно, повел бы себя посговорчивее.
Она могла хотя бы упросить его выкупить Уайтсокса, чтобы не переживать, в хорошие ли руки он попадет.
Вместо этого, ожидая его прихода, она бередила старые раны и ломала голову над нынешними проблемами, поэтому к его приходу готова была взорваться. Что и сделала. И оттолкнула его от себя.
Если вообще возможно оттолкнуть человека, давным-давно ставшего чужим. Холодным, недоступным незнакомцем, лишь внешне чуть-чуть похожим на мальчика, заключавшего в себе весь ее мир. Незнакомцем, который, повзрослев, ни разу не попытался восстановить их дружбу. Напротив, однажды, завидев ее, он даже перешел на другую сторону улицы.
Вынув носовой платок, она высморкалась.
– Ах, Джорджиана, пожалуйста, не плачь! – воскликнула Сьюки и поспешила к ней, чтобы обнять. – Мама, почему бы нам не разрешить ей прикрыть грудь кружевной косынкой, а?
Джорджиана обвила руками талию сводной сестры. Милая Сьюки! Какое же доброе у нее сердце!
Всякий раз, как Джорджиана из-за чего-нибудь расстраивалась, Сьюки принималась плакать вместе с ней. Когда мачеха вошла в дом новой женой отца и частенько задавала Джорджиане трепку, Сьюки переживала куда сильнее самой Джорджианы и, садясь у ее кровати, брала ее за руку и умоляла постараться хорошо себя вести, потому что ей невыносимо видеть, что ее часто бьют. В конце концов, Джорджиане стало казаться, что это Сьюки наказывают за ее провинности.
Так совместными усилиями мать с дочерью искоренили желание Джорджианы бунтовать против правил и условностей, определяющих поведение молодых леди. Да и к чему ей было продолжать вести тот образ жизни, что был у нее до повторной женитьбы отца? Эдмунд уехал, и ей не с кем стало боксировать, рыбачить и фехтовать. Местные мальчишки хоть и перестали дразнить ее за то, что отличается от прочих девочек, когда она побила парочку самых крупных из них, в свои ряды ее не приняли. В то время Сьюки была единственной, кто хотел с ней дружить. Она ходила за Джорджи по пятам, точно щенок, то и дело повторяя, как ей всегда хотелось иметь сестру.
– Кружевной косынкой? Тогда все решат, что у нее напрочь отсутствует вкус. Нет, нет и нет! Если мы хотим найти Джорджиане мужа, нужно заставить мужчин обратить на нее внимание.
– Но я не хочу замуж, – запротестовала та, снова принимаясь дергать себя за корсаж.
– О боже, только не начинай сначала! – устало проговорила миссис Уикфорд. – Уважаемая женщина должна вступить в брак, если только у нее нет семьи, готовой позаботиться о ней. И обсуждать тут больше нечего.
– Я знаю, но…
Миссис Уикфорд подняла руку, призывая к молчанию.
– Я пообещала твоему отцу, что найду для тебя хорошего мужа, и так и сделаю.
Джорджиана села на стул, не в силах оспаривать последнюю волю папы.
– Любитель спорта, возможно? Не это ли всегда повторял твой отец? Что только спортивный аристократ тебе и подойдет, такой же энергичный, как ты, и разделяющий увлечение верховой ездой.
– Да, папа действительно так говорил, – угрюмо подтвердила Джорджиана. Он надеялся, что однажды она приведет в его дом именно такого зятя. Раз сама не родилась мальчиком, лучшее, что могла сделать, – это выйти замуж за человека, которого он с радостью назвал бы сыном.
Но она не хотела связывать судьбу с подобным человеком, поскольку от любителей лошадей и скачек всегда несет конюшней, что неизбежно возвращало мысли Джорджианы к омерзительной сцене, свидетельницей которой она стала. Всякий раз, думая об этом, она вспоминала, как горничная заливалась слезами, лишившись работы и дома.
Легко было мачехе говорить, что девушке не следовало позволять мужчине делать с ней то, что он сделал, пока они не женаты, но Уилкинз-то имел свое мнение на этот счет.
– Кроме того, ты же хочешь иметь детей? Разумеется, хочешь! – безжалостно продолжала мачеха, не давая Джорджиане и слова сказать. – Это вполне естественно.
– В таком случае я самая неестественная из всех женщин, – со вздохом ответила она, зная, что зачать ребенка можно, лишь проделав то, что Уилкинз проделал с горничной, а это выглядело в высшей степени омерзительно. Джорджиана не могла позволить мужчине делать с ней… это. От самой мысли об этом ее начинало мутить.
– Ты совсем по-другому заговоришь, когда встретишь правильного мужчину, – заявила ее мачеха. – Который одним взглядом развеет все твои глупые девичьи страхи и фантазии. Не удивлюсь, если это случится сегодня вечером.
– Зато я удивлюсь, – мрачно отозвалась Джорджиана. – Потому что светские мужчины предпочитают брать в жены девушек с титулом или приданым. А у меня нет ни того ни другого.
Миссис Уикфорд замерла на месте.
– Джорджиана! Я полагала, ты понимаешь, на что я потратила деньги, отложенные отцом тебе на будущее. Твое представление ко двору было его сокровенным желанием. Будь он жив, уверена, сам бы все организовал точно так же.
Джорджиану ее слова ничуть не убедили. Если бы отец мечтал о представлении дочери ко двору, то наверняка сказал бы ей об этом, вместо того чтобы делиться лишь с женой, так что сама Джорджиана узнала о его планах только после его смерти.
– Я… должна признать, что не вполне представляла, сколько это будет стоить. Из-за необходимости заплатить той женщине, вместо того чтобы… ну… – Миссис Уикфорд резко замолчала. – Я на подобное не рассчитывала. Не говоря уже обо всех этих обручах и перьях, а также драгоценностях, позволяющих вам выглядеть так, будто и правда принадлежите к высшему обществу…
Сьюки послала Джорджиане умоляющий взгляд, и та снова подавила закипающее в душе возмущение и ответила именно так, как ожидалось:
– Я знаю, матушка. Понимаю, что вы стараетесь изо всех сил… в нынешних непростых обстоятельствах…
– Непростых? Да тебе и половины неизвестно! Плохо уже то, что слабоумный кузен твоего отца снял для нас дом здесь, в Блумсбери, несмотря на высказанную мной настоятельную просьбу проживать по модному адресу…
Миссис Уикфорд окинула тесную, загроможденную вещами гардеробную, которую вынуждены были делить девушки, полным ненависти взглядом, и этого оказалось почти достаточно, чтобы приободрить Джорджиану, вспомнившую уверения мачехи, что в вопросах аренды мужчины понимают куда больше. Мачехе пришлось прикусить язычок в тот самый миг, как они вышли из экипажа, а рядом остановился фургон с их пожитками. Блумсбери отнюдь не считался модным районом Лондона, совсем наоборот. Их соседями оказались отставные адмиралы и капитаны, а вовсе не маркизы и графы. Миссис Уикфорд простила бы эту оплошность, будь особняк попросторнее, но, осмотрев его, пришла к выводу, что лишь гостиные могут похвастаться размерами, в то время как комнаты второго этажа, где им предстоит спать, настолько малы, что напоминают монашеские кельи.
Джорджиана ничуть против этого не возражала. Наоборот, впервые после повторной женитьбы отца у нее появилась отдельная спальня. По-иному просто не получалось, поскольку никому не по силам было втиснуть две кровати ни в одну из комнат наверху. Не говоря уже о шкафах, комодах и полках, чтобы разместить все купленные ими наряды и безделушки.
А вот мачеха пришла в ярость. Она-то рассчитывала, что Сьюки поймает в свои сети ни больше ни меньше пэра, который, очарованный ее красотой, едва надев ей кольцо на палец, без возражений возьмется обеспечивать и ее матушку с сестрой.
Однако шансы на претворение в жизнь столь грандиозного плана, оставаясь в Блумсбери, представлялись такими же ничтожно малыми, как и их спальни.
– Не желаю больше слышать глупости из уст ни одной из вас! – нервически воскликнула миссис Уикфорд.
С этими словами она покинула гардеробную девушек, спеша принарядиться к сегодняшнему вечеру.
На мгновение воцарилась тишина. Сьюки с тоской во взгляде трогала кончиком пальца синюю ленту, а Джорджиана с тревогой рассматривала собственное отражение в зеркале.
– Неужели ты ничуточки не взволнована посещением первого светского приема? – удивилась Сьюки, очевидно заметившая выражение лица сестры.
– Нет, – резко отозвалась та. – Он меня пугает. – Желудок крутило от недобрых предчувствий с тех пор, как Эдмунд отверг ее. Она понимала безнадежность попыток пробить брешь в окружающей его крепостной стене, чтобы проникнуть в цитадель и обрести там желанное убежище. Разумеется, подобно большинству солдат со схожей миссией, ее грубо пресекли прежде, чем она успела добраться до цели.
– Кроме того… – Она повернулась к Сьюки, и в голове тут же всплыло беспокойство иного рода.
– О, Джорджиана, не начинай опять! – Сьюки надула губки.
– Прости, Сьюки. Я знаю, ты очень сдружилась с Дотти и Лотти Пагеттер, но все же чувствую себя виноватой от того, что матушка буквально преследовала их, узнав, что их кузине недавно посчастливилось выйти замуж за виконта.
– Никого она не преследовала.
– Но дружелюбие стала проявлять, только узнав о наличии виконта в их окружении.
Сьюки захихикала:
– Полагаю, это было несколько…
«Жестоко», – подумала Джорджиана, но вслух ничего не сказала.
– Тебе никогда не приходило в голову, что будет, если вы втроем влюбитесь в одного и того же мужчину?
Сьюки покачала головой. При этом на лице у нее появилось выражение, столь похожее на материнское, что Джорджиана удивилась, как это ее не выбранили.
– Мы пожелаем друг другу удачи и приложим все усилия, чтобы выйти победительницей. Боже мой, Джорджиана, разве охотники в полях не поступают точно так же? Никто же не ожидает, что они пойдут на уступки противнику.
Настал черед Джорджианы удивляться.
– Ты считаешь мужчин своей добычей?
Сьюки снова захихикала:
– Почему бы и нет? Принимать участие в этой игре очень весело, Джорджиана.
– Но это ведь не игра, не так ли? Это… наша жизнь. – Ужас перед тем, с чем вот-вот предстоит столкнуться, сковал ее сердце.
– Именно. Нужно насладиться в полной мере.
– Но…
– Будь же благоразумной, Джорджиана! Женщинам положено выходить замуж…
– В том-то и проблема! Родись я мужчиной, мне не пришлось бы зависеть от мужа.
Сьюки весело взвизгнула:
– Вот уж не надо!
– Ох, ну ты же поняла, что я имею в виду, – ответила Джорджиана, не в силах сдержать улыбки от того, что сестра намеренно ее не поняла. В этом вся Сьюки. Даже когда Джорджиана пребывала в самом подавленном состоянии, младшей сестре почти всегда удавалось приободрить ее. Она даже сумела заполнить бездну, разверзшуюся в сердце Джорджианы после отступничества Эдмунда. Хотя Эдмунд, с тоской размышляла она, никогда не приходил в ужас от ее поведения и не удивлялся ее суждениям.
– Будь я мужчиной, – продолжила она, хоть и понимала тщетность подобных мечтаний, – научилась бы ездить верхом, сама зарабатывала бы себе на жизнь и хозяйство тоже вела бы сама…
Джорджиана надеялась, что именно так и будет жить на оставленные ей отцом деньги. Купит где-нибудь маленький коттеджик и заживет очень просто. Вместе с мачехой и сводной сестрой, конечно, только они втроем. И чтобы никаких мужчин поблизости, ведь они так все осложняют!
Но миссис Уикфорд ни о чем подобном и слышать не желала. Она придерживалась прочно укоренившегося мнения о том, что женщины нуждаются в заботе мужчин, и ничто не могло поколебать этого убеждения. Даже дом в Блумсбери.
– Джорджиана, ради бога! Если бы мама это услышала…
– …то сказала бы, что я недостаточно стара для подобного, – со вздохом закончила Джорджиана.
– Нет, – возразила Сьюки. – Она бы этого не сказала, потому что ты слишком умна, и не стала бы огорчать ее. – Она послала сестре многозначительный взгляд.
Джорджиана тяжело вздохнула.
– Прости, Сьюки. Знаю, ты очень рада полученному приглашению на прием, и не хочу своим подавленным настроением все испортить.
– Просто ты взволнована, как мне кажется, – милостиво ответила Сьюки. – Ох, я и сама как на иголках! До сих пор не могу поверить, что миссис Пагеттер удалось внести наши имена в список приглашенных ее племянницы, когда всем вокруг известно, что предполагается тихий прием только для членов семьи и близких друзей. Я слышала, там будут по крайней мере два виконта и одному Богу известно кто еще. – Она бросила прощальный, исполненный печали взгляд на ворох лент и повернулась к Джорджиане. – Думаю, мы с тобой составим отличный дуэт, раз обе будем в белом.
– Как ты добра, Сьюки. – Таким образом она обычно выказывала свою солидарность. – Но даже увидев нас стоящими рядышком, никто и не подумает, что мы сестры. Хотя, надеюсь, нам не придется долго стоять друг подле друга. Тебя отнесет от меня волной смеха и болтовни, как только прибудем на место, и ты окажешься в эпицентре веселой компании. В то время как я отыщу для себя тихий, неприметный уголок, где и укроюсь ото всех. Надеюсь, у Дюранов есть пальмы в больших кадках.
– Укроешься за пальмой в кадке? Что за идея? Не станешь же ты отказываться от шанса, который мама с таким трудом для нас добыла?
– Для тебя все сложится наилучшим образом, – запротестовала Джорджиана, – потому что не на твой бюст будут смотреть все присутствующие мужчины. Нет, они запомнят черты твоего лица, возможно, даже какого цвета у тебя глаза. Что касается меня, то их взгляды не поднимутся выше шеи, и все из-за вот этого. – Она с отчаянием указала себе на грудь. – Ах, мой бюст слишком велик и тяжел… и с ним неудобно скакать верхом.
– Потому что привыкла ездить галопом. Вот если бы выбирала более спокойную манеру верховой езды…
– Не стану я выбирать более спокойную манеру верховой езды потому лишь, что на мой тринадцатый день рождения у меня выросла грудь!
– Однако именно так леди подобает кататься на лошади, – отозвалась Сьюки и, озадаченно покачав головой, шагнула к зеркалу полюбоваться своим отражением.
А Джорджиана осталась при мнении, что, какой бы красивой и женственной ни была Сьюки, в глубине души она похожа на свою мать. Именно по этой причине Джорджиана, хоть и испытывала к сводной сестре теплое чувство, никогда не была с ней абсолютно откровенной.
Как когда-то с Эдмундом, который был единственным человеком, после папы, принимавшим ее такой, какая она есть.
.Получить полную версию книги можно по ссылке - Здесь
| Предыдущая страница | Следующая страница |
Поиск любовного романа
|
Партнеры