Девочка, которая зажгла солнце

Это история о чудном спасении. Джек Дауни, вынужденный жить в чужом для него городе, хорошо знает, как дорого может человеку обойтись пусть даже самое потрепанное и жалкое на вид счастье. Однако его солнце неожиданно вспыхнуло от прикосновения чьей-то ладони. Сможет ли маленькая рыжеволосая девочка с зелеными глазами показать, что не все ангелы носят платье до самого пола, пьют мятный чай и выбирают из крыльев белоснежные перья?

1 Страница

По залитому лунным светом кладбищу гулял осенний ветер, холодные порывы которого чуть слышно перегоняли успевшие опасть листья. Туман, ставший постоянным и совершенно обыденным явлением Бостона, на этот раз осел, затерявшись где-то в траве, словно разлитое молоко. Несколько утоптанных дорожек, ведших от центрального входа-арки к полукругу могил, растущие поодаль тонкие деревья, в темноте кажущиеся тощими, или даже костлявыми, ожившими чудовищами… Вот одно из них будто бы вновь зашевелилось, замахнулось когтистой лапой на кладбищенскую пустошь, а после замерло в угрожающем жесте, как бы говоря: «Я никогда не сплю, и не мечтайте. Моя работа – сторожить мертвецов, ведь именно из-за меня, из-за моего присутствия они не покидают свои деревянные постели!» И, в последний раз покачнувшись во время очередного сильного порыва, затихает, убаюканное лунным сиянием.

Вдруг чья-то тень скользнула по серым и безмолвным надгробиям, пронеслась мимо лысеющих ветвей деревьев, и секунду спустя на одной из тропок вырос человеческий силуэт. Немного постоял, завороженный ледяной красотой ночи, прошел вперед к ничем не примечательной плите и медленно, словно каждое движение приносило неимоверную боль, опустился на колени.

Звук соприкосновения тонкой джинсовой ткани с сухим мхом, наверняка уже пожелтевшим, сменился другим, более продолжительным – незнакомец закатал длинные рукава толстовки и бережно вытер пыль с мрамора, водя по нему ладонями и замирая, чуть только дрожащие пальцы задевали выпуклые очертания букв.

– Я пришел. Скучала? – тихо, но с такой нежностью в голосе прошептал таинственный ночной гость. – Прости, что так долго не заходил. Мэг никак не хотела угомониться и выпустить меня, но это ничего. Теперь уже ничего.

Темный человек чуть приподнялся и подогнул под себя ноги, становясь похожим на уставшего странника-йога. Застыл в таком положении, и только когда ветер встрепенул его густую копну волос, кудрявящихся на самых кончиках, продолжил, не переставая упрямо глядеть на именную табличку:

– За эти дни не произошло почти ничего нового. Учебный год едва начался, а я уже думаю о его окончании, забавно, правда? Кстати, вчера один подонок… – юноша резко прервался и шутливо шлепнул себя по губам, расплываясь в грустной улыбке. – Один молодой человек, именно это я имел в виду! Прошу прощения, мэм. Так вот, один крайне нехороший человек подошел ко мне и плюнул прямо в лицо, сказав: «Где твоя мамочка, малыш Джеки? Очень хочу повидаться с ней! А твоя тетя не подкинет мне травы?» А потом заржал, как конь, и его огромное жирное тело сотрясалось в такт смеху…

Незнакомец закрыл глаза, видимо, погружаясь в пелену еще свежих воспоминаний: вот он идет по слабо освещенному коридору школы; старается перешагивать каждый второй черный квадратик плитки, совершенно не заботясь о времени до начала урока, потому что явиться на химию вовремя – что-то ему несвойственное, а репутацию нужно поддерживать. (Да и к тому же, если все в этом мире будет правильно, и каждый человек начнет чистить зубы, помогать соседям, перестанет опаздывать и будет пить только по воскресеньям, планета сойдет с орбиты, и люди потеряют баланс. А, как известно, гармония и равновесие являются важнейшей частью человеческого существования.) Видит, как проходящие мимо девушки – кажется, у одной из них нос с небольшой горбинкой, а другая гордо носит струящиеся шоколадом до самого пояса кудри – недвусмысленно подмигнули ему и бросились прочь, намеренно виляя ягодицами, торчащими из-под ну слишком коротких юбок.

«Боже, как это можно носить…» – вздохнул про себя Джек и тут же почувствовал удар в плечо.

– Джеки! Я-то думал, тетка снова тебя обкурила!

– И тебе привет… – промычал парень, пытаясь проскользнуть как можно дальше от жирной туши Тоби Рокуэя. «Интересно, ему хоть раз говорили о пользе душа?»

– Я тут подумал… Не хочешь пойти на футбол сегодня вечером? Пышногрудые красотки из группы поддержки White School…

Джек уже было раскрыл рот, ведь любой вечер, проведенный вне компании Мэг и стен ее грязной прокуренной квартиры, считался подарком свыше, как вдруг наткнулся на злобный, ничем не отличающийся от крысиного, оскал.

– Погоди, мы же не берем с собой сопливых сироток! Но не грусти, Джеки, ты всегда можешь пожаловаться маме! Вот только где же она? – Тоби неуклюже огляделся по сторонам, изображая искреннее недоумение. – Где твоя мамочка…

Парень почувствовал, как все внутри закипает от ярости и праведного гнева. Сердце заколотилось в груди быстрее, дыхание участилось, и неслабая дрожь охватила сжатые в кулаки руки. Казалось, весь окружающий мир замер в немом ожидании – шаги бегущих учеников раздавались все медленнее, да и сам Джек словно погрузился в густой туман, марево, а теперь четко, как в замедленной съемке, видел что-то говорящего Рокуэя, его пухлые и слюнявые губы в движении, подбородок, трясущийся от смеха так же, как и складки торчащего из-под майки живота трутся друг о дружку.

Еще мгновение, и кулак стремительно приближается к чужому лицу, насмешка в глазах Тоби превращается в испуг, а рот вытягивается в небольшое кольцо…

– Поверь, Тоби получил по заслугам! – расплылся незнакомец в довольной улыбке. – Стоило видеть, как он улепетывает со всех ног к учительскому кабинету, а под его глазом расползается фиолетовое пятно! Но, знаешь… – парень замялся, кашлянул в ладонь, сдерживая горький приступ грусти, но все же продолжил:

– Мне тебя все еще не хватает, и что-то в его словах не дает покоя. Прошел целый год, и все наперебой говорят: «Время лечит. Смирись. Ты себя накручиваешь…» А у меня не получается забыть. Очень сложно, знаешь ли, обрывать связи с прошлым, когда оно так прочно срослось с сердцем, а теперь приходится голыми руками отдирать с кровью, кожей и… Ну, не будем о грустном, хорошо?

Черная тень вновь дернулась, когда дрожащий юношеский голос замолк. Послышался глухой хруст вырываемой с корнем травы.

– С Мэг все в порядке, но она так и не завязала. Я стараюсь ее переубедить, так она тут же свирепеет, становится слишком опасной, и говорить с ней уже нет толку.

Парень вздрогнул, почувствовав, как по запястью что-то ползет. Поначалу он подумал, что это ожившая мертвячка тянет к нему руки сквозь земляные комья, хочет схватить и забрать ТУДА, вниз, тянуть, пока он будет давиться грязью и задыхаться от этой ужасной хватки… «Я, может, и не прочь», – всплыло где-то на краю чужого сознания, в то время как по пальцам маленький жук усердно молотил крошечными лапками. Тихий щелчок раздался в сером воздухе, и насекомое отлетело в жидкие кусты, затерявшись в них и замолкнув.

– Пожалуй, мне пора, – пробормотал ночной гость, поднимаясь с земли с хрустом затекших ног. – Я постараюсь придти на этой неделе, если не произойдет никаких неприятностей.

Ладонь снова коснулась идеально гладкой поверхности надгробия, но тут же отдернулась прочь, будто вспыхнувшая от раскаленных докрасна углей.

Стоило этим словам растаять в ночной тишине, тень сорвалась с места и бросилась по тропинке в сторону входной арки.

Еще минуту слышен был удаляющийся топот и шлепанье кроссовок по грунтовой дороге, а после кладбище вновь погрузилось в мрачную дремоту, убаюканное светом уходящей луны и ласками холодного осеннего ветра.

В старшем классе школы было на удивление тихо и спокойно. Воздух в кабинете медленно перегонял старый, периодически выплевывающий из себя пыль вентилятор, но духота все равно тяжело давила на виски расплывшихся по партам учеников.

– Психология человека – невероятно глубокая и занимательная тема, – восторженно рассказывал мистер Фредерик, чуть прикрыв глаза, как он всегда делал, начиная все больше и больше удаляться от основной темы урока. – Представьте только, сколько различных способов манипулировать другими людьми было найдены учеными! К примеру, легкие кивки головой и доброжелательная улыбка позволяют без особых усилий расположить к себе собеседника…

Мужчина резко крутанулся на месте и, обойдя огромный грязно-зеленого цвета учительский стол, рухнул в кожаное кресло. Мебель протяжно застонала.

– Возьмем следующую ситуацию. У вас возникла срочная необходимость вновь наладить контакт с человеком, как вы знаете, вас недолюбливающим. Вы мигом оказываетесь между двух ям – с одной стороны, унижаться и подобным путем вымаливать прощение вы не намерены, с другой же повернуть назад не является возможным, ибо общение с этим человеком представляет из себя немалую ценность. То есть, возникает проблема, над которой можно ломать голову долгие недели. Секрет в том, что разгадка до смешного проста! К человеку – объекту данного эксперимента, если можно так выразиться – нужно всего лишь обратиться с личной просьбой. Не имеет значения ее суть – будь то щепотка соли для приготовления супа или сотня в долг до следующей пятницы – этот жест, по мнению исследователей, поможет вам добиться расположения…

Джек Дауни что-то промычал себе под нос, улегшись на рукав толстовки, и закрыл глаза. Иногда отключить разум и слух бывает сложно, но многолетняя практика не прошла даром – цепляйся он к каждому слову, а тем более запоминай сказанное, давно стал бы похож на заучку-Линси. «Ну, давай же…» – взмолился парень, еще сильнее зажмуривая глаза и с облегчением ощущая, как окружающие звуки начинают угасать и растворяться, а мягкая темнота обнимает за плечи, нежно баюкает и несет вместе с темным потоком мыслей, туда, где грань сна…

– Джек! – настойчивый укол в плечо чем-то острым стал своего рода предупреждением, сродни надоедливому звону разрывающегося ранним утром будильника, и позволил, хоть и с трудом, вырваться из забвения. – Не смей засыпать! Мало прошлого раза?

Правый глаз юноши лениво распахнулся. Кудрявая бестия по имени Кэтрин снова уже было замахнулась карандашом, но, увидев, что вечно-во-все-вляпывающийся-сосед соизволил взглянуть на нее, проворчала:

– А потом мы будем жалостливо умолять и мило улыбаться, когда придет время теста, и протяжно мямлить: «Ну Кэ-э-эти… Мы же друзья…»

– Я слушал лекцию, – отрезал Джек и приподнялся на локтях, выпрямляя сгорбленную спину и пытаясь изобразить на своем лице полную сосредоточенность и равнодушие к адресованному ему упреку. Иногда людям нужно дать волю посмеяться, чтобы после они не отравляли мир своими серыми кислыми лицами. Таков закон жизни – вероятно, мистер Фредерик пока еще его не усвоил.

Брюнет наградил усмехнувшуюся девушку усталым взглядом. «Слабо отключиться прямо сейчас?» – зашептал предательский голосок в голове, в то время как Дауни заворожено уставился на россыпь веснушек на чуть заостренном носике. «Нет, пожалуй, не время».

– Она ошибочна. Сама посуди, если я сейчас встану и вежливо попрошу Фредерика заткнуться, он не станет лучше ко мне относиться.

Джонс прыснула, прикрыв рот ладонью, и с озорным упреком взглянула на Джека. Вот такой он ей нравился – открытый, веселый, пытающийся шуткой развеять душную скуку в классе. Пожалуй, если бы Кэтрин спросили о том, кому бы она отдала звание «обаятельный красавчик старшего класса», она бы объяснила: «Все предельно просто, особенно, когда усердно занимаешься литературой – в конце концов привыкаешь к бесконечному сравнению характера героев того или иного произведения. Нет, здесь ГОРАЗДО проще. Начнем с чисел – класс состоит из 20 человек. Из них 11 – девушки, следовательно, вариантов осталось 9. Толстяка Тоби в счет не берем, как и Ника с Робом – зубрилы не в моем вкусе. Итак, всего шестеро, один из которых приходится мне братом (если вы это записываете, то добавьте, что Дарэл – очаровашка, и для меня всегда был, есть и будет первым красавцем). Фишер и Уилсон также отпадают, иначе наладить отношения с их девушками я не смогу, даже воспользовавшись этой несчастной лекцией по психологии… Что до Джона Картера, то злых и самоуверенных в себе футболистов я недолюбливаю. Следовательно, осталось не так уж и много: Майки, милашка Брэд и Джек. Первого из них я вычеркну – по личным причинам, иначе вся школа прознает мои секретики – словом, у нас есть два финалиста. Правда, иногда Дауни меня пугает. Может начать нести какую-то чушь, а один раз закричал на улице во весь голос про свою покойную мать… Так, стоп! Достаточно подробностей, господа. Интервью окончено, спасибо, что были с нами, а мне пора бежать!»

Да, это уж точно. Еще в детстве малышку Кэти показывали друзьям и знакомым, как редкостный предмет выставки, и все смотрели на нее, ожидая, что сейчас у нее вырастут крылья или покажется змеиный язык. А мать тем временем приговаривала, взирая на удивленных гостей с высоты задранной к небу от гордости головы: «У нее очень богатый внутренний мир! Вот если бы только ваш ребенок был хоть капельку похож на Кэйт (она часто называла дочь так, холодно отчеканивая глухие согласные). У нее…»

Чей это голос? Да и зачем так настойчиво повторять?

Кэтрин вырвалась из окружившего ее выдуманного кабинета с десятками телекамер, микрофонов и что-то записывающих людей в реальность, сфокусировав пока еще мутный взгляд на Джеке. Он почему-то вытянулся, будто проглотил палку, и стрелял глазами куда-то влево. Туда, где рассерженный учитель сверлил взглядом их третью с конца парту.

– Благодарю вас, мисс Джонс, за то, что, наконец, соизволили обратить на меня свое внимание, – протараторил мужчина, вытерев ладонью морщинистый лоб. – Как я сказал ранее, вы слишком мечтательны, юная леди…

Не прошло и минуты, как девушка вспыхнула от накрывшей ее волны стыда: вот чертов Дауни слегка улыбается, насмехаясь над ее положением и предполагая, что этот жест останется благополучно незамеченным; спиной она чувствует укоряющий взгляд Дарэла; десятки глаз уставились ей прямо в лицо, как бы спрашивая: «Она это серьезно?»; а кончики кудрявых волос из темно-бурого начали светлеть и отдавать красным, сливаясь с лицом их обладательницы.

Неловкую и явно слишком уж затянувшуюся паузу прервал глухой стук в дверь.

– Всем доброго дня, класс. Здравствуйте, Мартин, – обратилась к Фредерику вошедшая женщина лет тридцати пяти, чья стройная фигура была упакована в бежевый пиджак и коричневую юбку-карандаш. – Я не отниму у вас много времени. Джек Дауни и Тобиас Рокуэй! – огласила она и пробежалась взглядом по застывшим ученикам. Названные юноши встали у своих мест.

– Прошу вас обоих незамедлительно проследовать в кабинет директора.

Женщина сделала шаг назад, в сторону двери, кивком головы показывая, что требование действительно срочное. Укладывая в рюкзак пенал с канцелярскими принадлежностями, Джек наклонился к соседке и прошептал:

– Если я не вернусь, закопай на заднем дворе все мои личные вещи.

Из класса он вышел, чувствуя спиной блеклую улыбку Кэтрин.

Тишину огромной светлой комнаты с расположенным посередине дубовым столом нарушил звук рвущейся бумаги. Лысый мужчина, который, кажется, своими габаритами полностью соответствующий немалому размеру мебели, да и самого кабинета, протяжно вздохнул, склонившись над кипой листов.

– И что же мне с вами делать, молодой человек?

Сидящий напротив парень неопределенно пожал плечами и закинул в рот обрывок мятой бумажки, усердно его жуя. «Чтоб я подавился прямо здесь», – пронеслось в его голове, в то время как очередной кусочек таял под языком от размочившей его слюны, – «это же будет просто сенсация. Внимание, внимание, ученики худшей в Бостоне (да и в Массачусетсе, и во всей Америке) школы White School! Срочное объявление! Вчера один из учеников старшего класса по имени Джек Дауни подавился бумагой и задохнулся. Да, этот парень совершил СМЕРТЕЛЬНУЮ ошибку! А сейчас давайте взглянем на этого умору!» Картинки с невероятной скоростью сменяли друг друга и проносились в сознании Джека, но суть их он явно уловил: огромные плакаты с его посиневшим лицом на переднем плане, закатившиеся мертвые глаза и несколько ярких надписей под ними.

«Отсутствие средств – не помеха суицыднику!»

«Бумажный скандал, первая смерть в стенах школы!»

«Несчастный случай или осознанное самоубийство?»

– Выдать аттестат и отпустить на свободу, – заключил Джек, бросая на директора короткие испытывающие взгляды.

– Глупая шутка, мистер Дауни. Я подумываю, что недельное отстранение от занятий будет подходящим наказанием.

Стоило этим словам вылететь из-под пухлых губ Лоуренса, и юноша болезненно содрогнулся. Неприятные образы, прятавшиеся долгое время в глубинах его памяти будто почувствовали «то-самое-время» и с новой силой выскочили из своих нор, являя омерзительные отрывки прошлого.

Узкий, ничем не освещенный коридор. Всюду разбросаны банки, бутылки, а в углу, между входом в кухню и ванной, кажется, лежат чьи-то вещи. Невыносимо воняет сигаретным дымом. От него вскоре начинает неприятно першить в горле, будто пропитанный никотином воздух корябает горло и оседает тонким слоем прямо на языке, глаза заволакивает слезная пелена, и дорогу приходится искать почти наощупь.

– Джеки, солнце мое! – грубым голосом зовет кто-то стоящего в проходе мальчика. Тот испуганно отшатывается, до боли щипая себя за кожу (а ведь после останутся некрасивые черточки-рубцы, которые можно будет обвести ручкой в какое-нибудь невиданное никем прежде созвездие), чтобы только не вскрикнуть от страха.

– Что заставило тебя прийти в мой дом, детка? Кончился хлебушек? А может, твоя мамочка привела дядю и велела тебе пойти погулять?

Худощавая женщина с зажатой в правой руке сигаретой отделяется от стены и ласково манит к себе ребенка.

– Не нужно меня бояться, тетя Мэг никогда тебя не обидит…

Откуда-то сзади, быть может, из спрятанной от посторонних глаз спальни, доносится звон бьющегося стекла. Джек пятится к двери, через которую только что вошел, и случайно задевает ладошкой торчащий в стене гвоздь. Из маленькой ранки вытекает пара алых капель, но мальчик не позволяет себе даже всхлипнуть. Прежде, чем он вновь собирался просить денег, мама раз за разом повторяла, что тетя Мэг добрая, и ее нельзя ни в коем случае злить. Хороших людей ведь расстраивать ни к чему, верно? Иначе они уже перестанут быть такими хорошими.

Дверь спальни распахивается, и на пороге вырастает огромная человеческая фигура, чуть покачивающаяся из стороны в сторону. Мужчина смотрит на мальчика сначала с удивлением, потом трясет мощной головой, поворачивается в сторону улыбающейся Мэг и скалится, получив в ответ легкий кивок. Корчит некое подобие улыбки и начинает громко хохотать, указывая на царапину:

– Бедный мальчик! Тебе, наверное, бо-о-ольно… Хочешь, заражу тебя СПИДом?

Он тянет к заплаканному личику волосатые руки, но Джек срывается с места и пулей вылетает из квартиры. Вслед его крикам долго еще летят отзвуки безумного смеха.

Сцена первого визита Дауни к Мэг Стилсон блекнет, пропуская новую, более четкую и светлую картину на воображаемый экран.

Женщина замахивается на несопротивляющегося и застывшего от ужаса подростка туфлей, и острый каблук пролетает в опасной близости от лица, слегка его задев.

Или взять нож, чаще всего лежащий где-то у раковины, и вскрыть горло. Без колебаний и страха, с горящими от гнева и решительности глазами занести надо мной оружие и, подобно палачу средневековья, спрятать эмоции под тканевой маской. Ее бы оправдали, как умалишенную, но я бы вряд ли смог отметить это событие праздничным пуншем.

«Перестать так думать», – сморщился Джек, пытаясь вернуться в нынешний разговор.

– … не глуп, ведь понимаешь, что мистер Рокуэй активно участвовал в строительстве школы и регулярно перечисляет средства для ее содержания…

– Пожалуйста, только не отстранение… – прошептал парень, силясь подавить появившийся образ рассвирепевшей Мэг, замахивающейся для удара. – Он виноват так же, как и я, а значит, это несправедливо. Я соглашусь на дополнительные занятия в классе после уроков или даже утром; могу брать листы с тестами и прорешивать их отдельно; принять участие в каком-нибудь очередном благотворительном концерте…Что угодно. Прошу вас.

– Боюсь, твои слова сейчас мало что значат. Учителя будут в курсе, ты свободен.

Джек выскочил из кабинета, на ходу закрывая рюкзак. «А этот чувак знает, как испортить жизнь людям», – подумал он и тут же ощутил сильный толчок в грудь. Инстинктивно отшатнулся, краем уха отмечая стук чего-то о плитку пола, и злобно уставился на врезавшуюся в него девушку.

– Засунь свои извинения… – начал было Дауни, но, вспомнив, где находится и чем карается сквернословие, выдохнул и зашагал к гардеробу.

Растерянная и возмущенная, девушка присела на корточки, отводя рукой от лица прядь рыжих волос и поднимая с пола оброненную грубияном мелочь.

В ее ладошку легла маленькая медная подковка.

В небольшом доме на пересечении Бейкон Стрит и Сторроу Драйв все еще горел свет. Одно лишь окно на втором этаже ярко светилось и, по сравнению с мрачной чернотой дома Робертсонов, казалось нелепо нарисованным пятном на фоне затихающего города. На улицах все еще яркими пятнами горели огни шоссе и перекрестков, и фонари мутнели желтым, раскрашивая уходящие вдаль улицы грязными тенями. Казалось бы, разве можно придумать лучше – приглушенный свет за окном, тихий шум проезжающих мимо автомобилей, свежее дыхание осени наполняет легкие через приоткрытую форточку… Лечь бы на холодные простыни и забыться долгим сном, что-то обдумывая и рассчитывая в уме или же просто с головой погрузившись в кавардак мыслей, не пытаясь разобрать их и получая истинное наслаждение от воцарившегося хаоса. И все же кому-то не спалось.

Рэйчел Робертсон спрыгнула с кровати, кубарем скатилась на ложе сестры и, закинув ноги на стену, вопросительно посмотрела на Хлою, которая, хоть и была ее старше всего на каких-то там четыре года, уже носила пирсинг и одевалась так, словно собирается прожить всю оставшуюся жизнь без родительского контроля. В ответ на такую выходку раздалось сонное и несколько даже раздраженное мычание:

– Да так… Почти ничего, – девочка замолкла, давая ей время прийти в себя после легкой дремоты, и затем продолжила на удивление громко и звонко:

– Скажи, смогла бы ты опознать человека, допустим, примерно твоего возраста, который учится в нашей школе?

– Опознать его труп? – улыбнулась блондинка, полностью развернувшись и напустив на себя как можно более загадочный вид. В карих глазах ребенка вспыхнул ужас:

– Нет, что ты! Его личность по внешности, конечно. Он был одет в такую темную толстовку с капюшоном, я еще подумала: «Как ему не жарко, бедняга». А еще у него темные густые волосы, немного кудрявые, и серый рюкзак.

Хлоя высокомерно взглянула на сестру и наклонилась к ней еще ближе, так, что Рэйчел почувствовала ледяной укол от прикосновения серег-колец к своей шее. На самом деле, этот вопрос в течение всего дня наводил на Робертсон уныние и странную грусть; то ли вспоминалась грубость, с которой незнакомец с ней говорил, то ли собственная нелепость и неуклюжесть заставляли краснеть снова и снова…

– Кажется, я знаю, кого ты имеешь в виду, пчелка. Он учится в моем классе – Дауни Джек.

Рыжеволосая подавила в себе дикое, требовательно рвущееся наружу «не называй меня так» и полностью обратилась в слух, от нетерпения покачивая ногами в разноцветных носочках. Время на часах давно перевалило за полночь.

– По крайней мере, это единственный из моих знакомых, подходящий под описание. Только вот зачем он тебе сдался? Неужели ты…

Хлоя победно улыбнулась и села чуть поодаль от сестры, наблюдая за ней с присущей хищникам внимательностью. Ее ставшие львиными глаза задержались на смущенном личике (ночные тени так кстати перекрывали собою его настоящий цвет, что нельзя было определенно сказать, изменился ли хоть на каплю его оттенок).

– Нет, даже думать об этом не смей! – рассердилась младшая из Робертсонов и вцепилась что есть силы в наволочку своей подушки. Секунда – и мягкий квадрат превращается в оружие, приземлившись прямо на макушку умолкнувшей девушки. Та принялась отчаянно бороться и высвобождать запутавшиеся из-за небольшой застежки волосы.

Рэйчел вернулась в положение ноги-стена, решив не дожидаться рассерженного шепота сестры – наверняка громкие вскрики родители случайно могли услышать. «Какого было бы их удивление, – подумала она про себя, – если бы они узнали, что «юные леди» давно не спят и занимаются обсуждением… О чем мы вообще говорим?»

«Ах, да, я зачем-то пытаюсь узнать хоть что-то о том парне, с которым столкнулась в коридоре, потому что моя чистейшая совесть не позволяет оставить себе ЕГО ВЕЩЬ.

Ведь мамы всего мира будут теперь являться ко мне во снах и наперебой причитать: «На чужом добре счастья не построить! Ты можешь оставить эту безделушку себе, и через месяц-другой она затеряется в твоем шкафу, заживо похороненная массой скопившихся там вещей, или… ты найдешь настоящего владельца и вернешь. Вернешь немедленно».

Девочка представила, как сотни разъяренных женщин, одетых в старые рваные тряпки, босиком и с копнами немытых колтунов вместо волос ползут со всех сторон, тянут к ней худые, покрытые пятнами руки. Как одна из тех, кому удалось подобраться максимально близко к веснушчатому лицу, вонзает обгрызаннные ногти в мягкое плечико и наклоняется к самому уху, опаляя кожу смрадным дыханием, и хрипло стонет: «Вернешь…». И Рэйчел будто наяву чувствует исходящее от женщины зловоние и прикосновение к себе страшных костлявых пальцев.

Мягкая пяточка розового носка начала тереться о шершавую поверхность обоев.

Все то время, пока маленькая-проблема-семьи рассматривала белоснежный потолок, видимо, глубоко погрузившись в собственные мысли, Хлоя выбиралась из своей ловушки, опасаясь повредить остро заточенные ногти.

– И зачем тебе нужен Джек? – пропыхтела она наконец и отбросила в сторону ненавистную подушку. – Личный интерес или что-то еще?

Рэй медленно вынырнула из задумчивого облака и повернулась к говорящей, начиная бурить карим взглядом маленькое колечко в ее носу. Мысли никак не хотели выстраиваться в ровную линию, и теперь девочка барахталась между ними, то и дело ухватываясь руками за одну, а после тут же ее отпуская и принимаясь за другую. И так снова и снова, пока особо сильная волна не захлестывала с головой, погружая под воду ее тело и не позволяя ей вырваться, а некогда спасительные островки тыкались в живот, грудь и ребра, отдаваясь в ушах мерзким бульканьем.

– Я… – пробормотала рыжеволосая, когда комната перестала казаться темным морским дном, и перед глазами чуть посветлело. – Это долгая история, – загадочная улыбка разорвала продолжительную паузу, и, усевшись ближе друг другу, «юные леди семьи Робертсонов» тихо перешептывались, время от времени поглядывая на приоткрытую входную дверь.

– Черт возьми, ты серьезно? – Хлоя силой подавила рвущийся наружу смешок, и тут же прикрыла рукой рот, понизив голос. – Нет, ты это серьезно, правда? Так заморачиваться из-за какой-то подковы?

– А вдруг она ему нужна? – парировала Рэйчел, уперев кулачки в щеки и поджав губы. Теперь идея возвращения найденного показалась такой непрочной, с каждым словом все более и более расшатывающейся из стороны в сторону башней, готовой обрушиться на маленькую голову. – Вдруг эта какая-то дорогая ему вещь, что-то вроде моего блокнота или твоих наушников? То, без чего ему ОЧЕНЬ ПЛОХО? Или это не его вовсе, и он должен вернуть ее в срок, иначе возникнут проблемы, а теперь…

– А теперь успокойся, пчелка. Ты слишком сильно беспокоишься из-за пустяков, – прервала ее блондинка и встала с кровати, чуть не стянув вслед за собой одеяло. Посмотрела на себя в зеркало, глубоко и широко зевнула и засунула стопы в мягкие тапочки. – Выпьем чаю?

Рэйчел недоуменно посмотрела на сестру, уже направившуюся к двери, и прошептала:

– По-моему, время – полная чушь, согласна? С какой стати кто-то поставил временные рамки на наши действия? То есть завтрак должен быть утром, а вечером – исключительно ужин и ничего кроме? Глупости – вот, что я думаю. А если кто хочет покончить с собой, неужели он будет дожидаться определенного часа? Нет, потому что в этом нет смысла, – выпалила Хлоя, переходя с шепота на недовольное тихое ворчание и обратно. Голос ее из мягкого и певучего сразу стал грубее и звучнее, таким, что каждое сказанное слово вдалбливалось в подсознание собеседника, а затем крутилось в нем и отдавалось эхом в ушах. Но, осознав, что немного заболталась, и разговоры о висельниках-самоубийцах на ночь могут плохо повлиять на детскую психику, она добавила, как бы извиняясь или оправдываясь:

Рэй весело сверкнула глазами, спрыгнула с мягкой простыни, поддаваясь свойственной всем детям беззаботности, и сестры направились в сторону кухни, едва сдерживая рвущиеся наружу смешки и не переставая грозно «шикать» друг на друга, как будто только это способно было усмирить хотя бы одну и приглушить разгорающееся внутри веселье, какое нахлынет волной в самое замечательное время, будь то обыкновенный вечерний чай или лучшая в мире медовая вафля в самом дорогом ресторане какого-нибудь вычурного Парижа.

Несколькими днями позже Рэйчел бодро шагала по парковой аллее. Рыжую копну волос то и дело трепал легкий осенний ветерок, подошвы кроссовок весело шлепали по чуть влажному после дождя асфальту, и настроение было просто великолепным. Давно в Бостоне не припоминали таких теплых дней, тем более сегодня юная Робертсон выполнит свой священный долг – избавится от этой ненавистной ей подковы, а вместе с ней и от гложущего чувства вины.

Ты слишком сильно заморачиваешься по пустякам…

«По-другому будет скучно», – вывела она в своем маленьком блокноте во время семейного ужина. «Если не задумываться о мелочах, станет неинтересно жить». Привычка вести регулярные записи появилась у нее с того самого ночного разговора с Хлоей, то есть около недели назад, однако для Рэй эти дни медленно ползли, подобно дождевым каплям на оконном стекле. Если бы не отвратительная погода, девочка, не задумываясь, вскочила бы с места и направилась прямиком к дому Дауни (благо, адрес ей подсказала сестра), чтобы, наконец, увидеть его и признаться: «Да, это я взяла то, что принадлежит тебе, да, это я наткнулась на тебя в коридоре тем днем и до сих пор жалею об этом, а теперь забери ЕЕ, забери, иначе я брошу прямо тебе в лицо».

К счастью, девочка записывала не все, о чем думала.

– Прекрасная погода… – пробурчала Рэйчел, когда ей на плечо приземлился очередной сухой лист. – Идеальная для того, чтобы забыть всю эту историю.

Подарок осени был тут же отправлен в полет небрежным движением руки, и Робертсон погрузилась в глубокую задумчивость, вынырнув из нее, лишь когда оказалась перед лестницей к входу в дом.

С виду он был непримечателен: кирпичные стены с какими-то черными пятнами краски в некоторых местах, уныло выглядывающее из углубления окно без штор (полное отсутствие приличия, по словам Марго Робертсон) и черный смоляной фонарь около деревянной двери с металлическим глазком посередине. «Интересно, зажигают ли фонарь каждую ночь?» – почему-то подумала про себя рыжеволосая, поднимаясь по плотным ступеням. Наверное, иначе

монстры, отвратительные и ужасающие, приходят в дом к Дауни и играют с ним в карты на его душу, и поэтому он такой мрачный и безрадостный

из него просто выкрутили бы лампочку. Совсем нет ничего страшного, верно?

Рэйчел занесла кулак, и уже было первый удар глухо отразился от дерева, как рука замерла в воздухе.

«А если он прогонит меня? Обсмеет или опозорит, а после расскажет всем своим знакомым (да и незнакомым тоже), и те будут шептаться и показывать на меня пальцами… Может быть это и не его вещь, она могла зацепиться за замочек от рюкзака, ее могли подкинуть, нарочно спрятать, а я подумала…»

Робертсон крепко зажмурилась и нащупала в заднем кармане подкову. Взяла ее во вторую ладонь и, стоило холодному металлу прикоснуться к нежной коже, кулак дернулся, набрал силу и врезался в дверь. И еще раз. И еще.

Послышался быстрый топот ног, словно кто-то опрометью несется через комнаты, перескакивает вещи прыжками (шаги тогда затихают, раздается стук, и бешеный бег продолжается снова), очень спешит, почему-то ужасно торопится, желая поскорее встретить незваную гостью. Дверь неприветливо распахивается, и девочке приходится отступить на пару шагов, чтобы не получить еще один подарок, но не от осени, а на этот раз от Джека Дауни, стоящего перед ней.

Волосы парня выглядели взъерошенными, сонные глаза лениво блуждали по открывшемуся виду на улицу. Казалось, он специально не поворачивает голову в сторону пришедшей, и не просто не желает никого видеть, так еще и уши готов закрыть руками (или даже вырвать, и ничего не слышать) для избавления от ее тихого, немного растерянного приветствия:

– Что-то срочное? – резко перебил ее Джек, по-прежнему почему-то избегая зрительного контакта и то и дело оборачиваясь назад, туда, где темнел вход в коридор.

Поначалу девочка не поняла сути вопроса и глупо уставилась на брюнета. «О чем это он? Где же вежливость и манеры, где заходи-присаживайся-не-хочешь-чаю? Он что, просто…»

– Ты пришла в ОЧЕНЬ неподходящее время, – снова отрезал Дауни и, проверив в очередной раз мрак за своей спиной, продолжил, – так что давай отложим болтовню на потом. Мне некогда. Быть может вечером… да, в парке, часиков в семь. А теперь мне пора. Жду не дождусь нашей встречи.

Рейчел уже открыла рот, чтобы закричать на него, выразить все свое недовольство, сказать этому мерзавцу: «Неужели ты даже не спросишь, зачем я здесь? Это ведь в твоих интересах – получить свою несчастную подкову! Как будто к тебе часто приходят гости! Ты невоспитанный хам, Дауни, который испортил мне настроение!» Но не успела – парень схватился за ручку, и дверь стремительно понеслась назад, оглушив стоящую у порога громким хлопком.

Девочка недовольно топнула ногой и хотела снова постучать, но резко остановилась. «В доме могут быть люди», – размышляла она, нерешительно двигаясь по улице в неясном ей самой направлении. «Ты помешаешь, если будешь ломиться – или уже помешала – иначе почему ОН так странно себя вел? Как будто боялся чего-то… Но это теперь не имеет значения. Надо решить, куда идти».

Все зависит от того, куда ты хочешь попасть

Жаль, что у Рэйчел нет собственного чеширского кота и личной сказки, где она получит все, чего только пожелает.

Короткий взгляд на дисплей мобильника – время всего четыре часа дня, то есть скоротать придется немало. Девочка в который раз мысленно обругала Джека и направилась в сторону книжного магазина, своими яркими синими вывесками притягивающего прохожих. Разве нет чего-то лучше, чем прогуляться по рядам с сотнями книг, затеряться где-то между полками и, возбужденно водя глазами по блестящим обложкам забыться, начать читать, погружаясь с каждым мигом глубже и глубже в вымышленный автором мир? Тем более когда время не поджимает, как обычно (прогулки по книжным лавкам Рэй могла позволить себе только в выходные), а балует своим количеством, позволяя распоряжаться как угодно подаренными минутами…

Предвкушая удовольствие от выбора (и, возможно, даже покупки) книги и таком своеобразном времяпрепровождении, Робертсон распахнула белоснежную дверь и твердой походкой двинулась к дальним полкам, желая обойти все и не обделить вниманием ни один роман, напрочь забыв о встрече в парке, недавнем инциденте и своей бесконечной, но, как оказалось, не такой уж и сильной злости на Дауни.

В то время как расстроенная Рэйчел покидала порог дома Джека и утешала себя всевозможными способами, парень тихо прокрался на кухню и уже две минуты стоял у холодильника, замерев и напряженно прислушиваясь к ворчанию мотора за окном.

«Мэг вернулась? Нет, не неси чушь, Джон или Майкл или кто-то там еще привезет ее только к вечеру, когда меня здесь не будет. Тогда почему я сомневаюсь? Можно же выглянуть из-за двери, всего на секундочку, и посмотреть, кто же приехал – вероятность попасться очень мала, но она всегда есть. Давай, Джек, перестань вздрагивать от каждого постороннего звука!»

Парень потянулся к лежащему на полупустой полке банану, держа вход в дом под постоянным наблюдением.

Знаешь, почему ты боишься? – зашептал предательский голосок в его голове. Все просто, как дважды два, Джеки. Страх – постоянное твое состояние, так тебе комфортней и легче жить. Ты привык к ЕЕ сумасшедшим выходкам, и потому тебе проще бояться все время, без перерывов на рекламную паузу… Никогда ведь не знаешь, с чего начнется следующая серия – накормит она тебя тортом или разобьет об стену бутылку в опасной близости с перепуганным лицом, попытается наброситься или завалится пьяная и тут же рухнет в коридоре. Проблема в том, что ты знаешь цену временного спокойствия, только и всего. Понимаешь, что, если Мэг приведет друга – возможны побои, или чего хуже. Сама же она не представляет из себя опасность для жизни, ее женская вечно дрожащая рука не поднимет что-то тяжелее чугунной сковороды. А ты всегда сможешь убежать от НИХ. Что бы ни случилось, черт возьми, ты убежишь, и ничего плохого не произойдет, а потом ОНИ забудут про тебя, и ты вернешься через окно в свою комнату, и уснешь, только перестань думать обо всем этом.

Они не имеют права причинить тебе зло или навредить, и мы с тобой прекрасно об этом знаем, такие мысли придают нам уверенности и не позволяют окончательно свихнуться…

Тогда почему ты все еще дрожишь и до сих пор вслушиваешься?

Джек несколько раз моргнул и сфокусировал блуждающий взгляд на открытом нараспашку холодильнике. Интересно, как долго он стоит здесь и препирается со своим внутренним «Я»?

Не желая больше терять ни секунды, парень проворно схватил банан, захлопнул небольшую дверцу и осторожными шагами направился в дальнюю комнату.

– А недельное отстранение – не такое уж плохое наказание, – подумал он вслух, чуть вздрогнув от такого приглушенного звука собственного голоса, и довольно растянулся на кровати, откусывая первый кусочек сладкого фрукта.

По крайней мере, есть время подумать, да, Джеки?

Например, о вреде той-самой-всего-одной-сигареты-в-день.

никому не повредит, к тому же всего одна штука ничего не изменит. В моей жизни шансов умереть от чьей-нибудь тяжелой руки в десятки раз больше, нежели заполучить рак или болячку в этом роде. Тем более сегодня я постараюсь воздержаться. Что там дальше по списку?»

Спланировать следующий визит на кладбище. Так, чтобы Мэг не догадалась.

«Как-нибудь на следующей неделе. Если ОНА узнает о наказании, то быть может немного разозлится, а вот о маме… Не стоит близко подходить к клетке со львами, если от тебя за километр разит свежим мясом и ты не уверен, закрыт ли сегодня засов».

А как же встреча в парке? Ты ведь не забыл о ней, Джеки?

«Рыжая девчонка? Да, я помню. Интересно только, что ей нужно от меня? Если бы ее послала Кэти или Роджер – другое дело, но они бы заранее позвонили. Значит, сама пришла».

Чем тебе поможет знакомство с малолеткой? Будешь обмениваться с ней фантиками или обсуждать новые сериалы? Нет, это бред какой-то, проще

«прийти в парк чуть раньше и смыться оттуда под предлогом нехватки моего времени и ее отсутствия. Блестяще!»

Джек дожевал последний кусочек банана и разблокировал телефон, отмечая время на небольшом черном экране и устанавливая сигнал на 6:30 вечера. Проделав это, парень откинулся на подушки и натянул одеяло по самую шею. Больше никаких отвлекающих мыслей, ничего плохого, только сладкий послеобеденный сон, который в любую секунду может нарушить скрежет входной двери или, чего хуже, шлепки чужих ног по полу.

Топ-топ… – раздалось где-то в воображении, но так явственно и правдоподобно, что Дауни приоткрыл один глаз, готовясь подобраться и тут же вскочить с места.

Топ-топ… – совсем близко, так, что снова приходится насторожиться. Это всего лишь стук сердца, Джеки, его же не выключишь по одному щелчку, правда? Иначе зашипит, как телевизионный экран в пятницу вечером, и вскоре совсем погаснет, так и не показав ночной матч.

Топ-топ… – и сердечная мышца оборвалась; звук шагов отразился от стен полупустой квартиры, как цокот заведенных часов-маятников. И снова тишина, гложущая изнутри и пугающая до тряски костей своей тяжестью – именно такую, наверное, и включают в страшных фильмах, чтобы зрители могли слышать только свое и чужое дыхание, шевеление грудных клеток, биение пульса прямо в голове. Мелодия собственной плоти гораздо страшнее, и они умоляют мысленно, чтобы уже закончилась эта отвратительная для ушей сцена, и раздались крики, смех или пусть даже обыкновенный всхлипы – только бы не эта ненавистная тишина.

Если долго смотреть лжецу в глаза, он не сможет продолжать обманывать. Ведь поддерживать зрительный контакт и одновременно с этим сочинять крайне сложно – более того, ложь будет звучать сухо и совершенно неубедительно. Именно так считала Мэг Стетлер, и, когда вошла в квартиру, обнаружив спящего Джека у себя в комнате, бесцеремонно схватила его за волосы:

– А теперь немедленно объясни мне, почему директор школы только что позвонил мне с жалобой на твое поведение?

Женщина намертво вцепилась в темные пряди еще сонного, но уже отчаянно вырывающегося мальчишки, и что есть сил заорала, с каждым словом все сильнее и сильнее оттягивая волосы.

– Почему он позвонил мне? Ах, да, наш малыш ПЛОХО СЕБЯ ВЕДЕТ!

Мэг сделала рывок в сторону, желая сбросить провинившегося с постели, но, когда услышала его жалобные стоны, продолжила, как ни в чем не бывало:

– Нравится распускать кулаки? Тогда чего ты ждешь, Дауни, давай, врежь мне, сделай, что умеешь! Почему же сейчас ты уже не такой смелый?

Женщина бросила на раскрытое настежь окно короткий, но расчетливый взгляд. Джек встретился с тетиными грязно-коричневыми глазами и на миг время для него вновь остановилось. Совсем как тогда, посреди ненавистного школьного коридора, но в прошлый раз за этим, казалось бы, секундным промедлением последовал приток сил. Теперь же отчетливее видна была каждая тоненькая ресничка Стетлер, ее вздернутая в яростном припадке губа, дряблые щеки и пожелтевшие от курения, едва виднеющиеся из-за приоткрытого рта, зубы. Всем своим видом она словно говорила: «Даже не вздумай закричать, парень. Мы оба знаем, чем это может закончиться, правда? Так что давай без глупостей, иначе я потрачу уйму своего драгоценного времени, рассказывая прохожим, как ты случайно прищемил дверью палец и неистово орал».

Они смотрели друг на друга чуть больше минуты, и, когда Мэг прочитала понимание и повиновение во взгляде напротив, рванула снова и сильной рукой закрыла последний-шанс-на-спасение-Джека-Дауни.

– Неужели ты до сих пор не понял, что твое существование в этом доме – не более прихоти моей доброй души? – тихо начала она после этой, кому-то показавшейся вечностью, паузы. – Я кормлю тебя, дарю тепло и крышу над головой, и вот чем ты решил мне заплатить? Так ты благодаришь свою тетю, Джеки?

Парень терпел, когда острые ногти прошлись по коже на макушке, терпел, в то время как ОНА снова и снова бросалась на него, брызжа ядовитой слюной, но стоило слезам боли выступить на глазах, Дауни начал сопротивляться. Выбрав удобный момент, извернулся, несмотря на хруст вырываемых с корнем волос, и всем своим телом навалился на ошарашенную противницу, сбивая ее с ног и не позволяя подняться.

– Отпусти меня, урод! Живо слезь, иначе я вспорю тебе глотку ножом, и ты очень пожалеешь об этой выходке!

Джек изменил свое положение, по-прежнему не реагируя на выкрики и угрозы, и посмотрел в сторону выхода из комнаты. Вон там, в сером сумраке, должна быть спасительная дверь, нужно всего лишь…

«Успеть, вот, что тебе действительно нужно. Ты уже не маленький мальчик, которого она не ударит за просто так, нет, чувак, тебе скоро восемнадцать. Ни для кого не секрет, что будет, если ты сейчас смоешься и оставишь ее – вряд ли после этого ты сможешь вернуться сюда».

Но ты знаешь кое-что наверняка: если покажешь себя слабым, она накажет тебя. Или даже убьет. Теперь точно может убить, Джеки, и ты сам виноват в том, что разозлил голодного зверя. Им положены клетки. Так может ты оставишь ЕЕ наедине с железными прутьями? Кажется, тебе пора на выход. Посещение зоопарка несколько затянулось.

Более не медля ни секунды, парень сгруппировался, ожидая возможного удара, и дернулся вправо, к заветному выходу и свободе. Он уже мысленно распахивал дверь дома, вылетая в осенний вечер, слышал быстрый победный топот ног по дороге, вдыхал влажный, пахнущий травой и гниющими листьями воздух…

Костлявая рука вцепилась в запястье Джека, не давая ему сдвинуться, и на мгновение Дауни увидел повернутое к себе женское лицо. Глядя на него, на искаженное злобой и ненавистью выражение, на прилипшие к потному лбу пряди волос, он подумал: «Она ни за что не позволит мне вернуться».

Резкий рывок, и кожа тут же отозвалась острой болью.

Еще один – до серебристой ручки меньше метра.

Последний, и от свежего городского воздуха чуть не закружилась голова, а Джек все бежал и бежал, слыша за собой крик Мэг, по-прежнему несясь без остановки, перепрыгивая ямы и расталкивая идущих людей. Стюарт – Стрит, следом Арлингтон, Тремонт…

Только убедившись, что погони не намечается, и дом давно исчез вдали, скрытый фонарными столбами, деревьями и перекрестком, он остановился, судорожно глотая воздух.

«Такому не учат в колледже или школе, это уж точно. Можно часами грызть корки книг по физической культуре и упасть в грязь на первом же повороте… Лучше не думать о том, что случилось бы, упади я где-нибудь недалеко от НЕЕ».

Парень взглянул на наручные часы и вздохнул. Еще полчаса до этой импровизированной встречи в парке, а он без сотового и совершенно не знает, как скоротать время. Лучше и быть не может.

Посуди сам, ведь теперь тебе не придется убегать от этой девчонки и предстоящего с ней разговора – скука не позволит. И что бы ты там сейчас не говорил, это правда, ведь твое подсознание машинально отторгает одиночество и приветствует любое общение, будь то даже простой секундный контакт. У тебя нет выбора, конечно, если ты не хочешь вернуться обратно. Радушные объятия и вкусный ужин – по-моему, тебе не следует ожидать чего-то особенного. Чего-то хорошего.

– По-моему, общением с людьми я уже сыт по горло, – усмехнулся Дауни, поднимая поврежденную руку на уровень глаз. Проходящая мимо женщина в бежевом пальто недоуменно посмотрела на парня, что-то пробормотала про себя, и ускоренным темпом двинулась дальше.

Джек вздрогнул и подпрыгнул на месте, когда ему на голову плавно опустился оранжевый лист. Немного придя в себя и успокоив бешено колотящееся сердце («А вдруг это была бы ОНА, бросилась за мной и, увидев, что я остановился, напала сзади, схватив за шкирку и, как строгая мать, причитая на всю улицу, волокла бы к дому, а там…), он смахнул мусор и, бодро развернувшись, пошел по Тремонт – Стрит к бостонскому парку.

Едва миновав полукруглую арку входа с выведенным на ней белой краской «Добро пожаловать» и огромный разноцветный стенд с подробным расписанием мероприятий на всю будущую неделю, Джек огляделся по сторонам. Всюду, куда только падал взгляд, пестрели трехцветные дубы; некоторые из них были сплошь зеленые, и сухое дыхание осени не успело их коснуться, кое-где на других верхушки уже пожелтели, а растущие вдоль заасфальтированных дорожек кусты полностью иссохли, став похожими на уродливые колючки. Немного спереди из-за редкой листвы выглядывал серый памятник, жаль, его название по-прежнему остается для парня загадкой, ведь урок истории на свежем воздухе он благополучно прогулял.

мы ведь никогда не упустим возможность упустить возможность, верно?

Вновь смерив статую печально-холодным взглядом, Дауни продолжил прогулку, внимательно вглядываясь в лица сидящих на лавочках. Какое-то странное и навязчивое чувство все более и более нарастало, стремясь полностью его поглотить – казалось, что именно сейчас, здесь, в этом несчастном парке, что-то должно случиться, нечто крайне важное и значимое; и теперь он слишком внимательно и подозрительно смотрел на людей, напрягал слух, готовясь получить какой-либо сигнал, будь то простой удар в плечо или звук знакомого голоса… «Привет, паранойя», – подумал Джек, увеличивая скорость ходьбы, но тут же себя одернул. «Тебе некуда спешить, идиот. Ты умудрился вляпаться в сильнейшие неприятности, но это ничего, нужно лишь дать ЕЙ остыть, и все будет в полном порядке».

Брюнет плелся по подметенной аллее до тех пор, пока не увидел свою новую знакомую на одной из скамеек. Она что-то быстро печатала в телефоне, временами не сдерживая улыбку и выпуская из себя тихий смешок, из-за чего заправленная за ухо прядь рыжих волос то и дело попадала ей в глаза. Синяя джинсовая куртка была распахнута, своей длиной почти перекрывая черную, доходящую до колен, юбку. Обыкновенно люди сидят с кислыми лицами на этих самых скамейках, подложив под себя какую-нибудь кофту или сумку и таким образом спасаясь от холода; поднимают грустные глаза к небу, и в двух бездонных стекляшках отражаются серые облака и изредка расчерчивающие их точки-птицы; а эта улыбается, как будто ей далеко не все равно, и так странно смотреть было ей в лицо, будто в том есть что-то запретное или стыдное.

Пока есть время – беги, Джеки, и к черту эти детские игры. Общение с ней не принесет…

Дауни уже было хотел нырнуть за растущее неподалеку дерево и медленно, шаг за шагом, пятиться к выходу, чтобы остаться незамеченным, но девочка оторвала глаза от дисплея и обвела взглядом аллею. Приветливо улыбнулась, поправив непослушные волосы, и помахала рукой застывшему в полной нерешительности парню.

Ты упустил шанс на спасение, чувак. Теперь тебя ждет смертная скука, сопровождаемая щенячьим блеском в глазках этой рыжей.

– Привет, меня Рэйчел зовут, но сокращенно – Рэй, – поздоровалась она, освобождая половину места для пришедшего. – И, между прочим, я здесь уже очень давно. Жду тебя.

– Да, я знаю. Приношу свои извинения, – съязвил он и театрально откланялся, усаживаясь рядом. – Так о чем же ты хотела поговорить – неужели это было настолько срочно, что ты не поленилась прийти в мое скромное обиталище?

– Помнишь, мы однажды виделись в школе? – осторожно начала девочка, засовывая руку в карман джинсовки и ощущая уверенность при сжатии в ладони лежащей там подковы. Джек ухмыльнулся и уже открыл было рот, но тут же оказался бессовестно прерван пылкой речью. – Наверное, ты сейчас скажешь: «Вообще-то я учусь в ней одиннадцать лет, а ты, быть может, пять или шесть», – и я легонько тебя ударю, потому что перехожу уже в восьмой класс, и мне далеко не двенадцать. Но затем ты снова продолжишь, вернувшись к сути вопроса, ведь вероятность нашей встречи в помещении школы очень велика, и, наверняка, мы уже не раз друг друга встречали…

Рэйчел выпалила все это почти на одном дыхании, отчаянно жестикулируя и не желая показаться глупой в чужих глазах. «Ты думаешь, что говоришь с ребенком, Дауни, хотя разница в три, четыре или сколько-там года не делает тебя взрослым».

– Я не собирался придираться к твоим словам, – поправил ее парень и прервал этот, возможно очень долгий и неинтересный, монолог. – Меня больше беспокоит причина твоей настойчивости.

– Ах, точно… Так вот, когда мы столкнулись в коридоре несколько дней назад, ты обронил кое-что…

– То есть это ты та самая рыжая, которую я очень вежливо попросил отвязаться и в чужие дела не совать нос?

Джек громко хохотнул и впился глазами в новую знакомую, отмечая детали ее внешности. Ну, конечно – те же самые веснушки, покрывающие щеки, зеленоватые с ореховыми вкраплениями глаза, плотно сжатые, но постоянно растянутые в улыбке губы, голос… Как можно было раньше всего этого не заметить?

– Почему твое «рыжая» звучало как оскорбление? – насупилась Рэйчел и встала с лавочки, теперь возвышаясь над брюнетом.

– Каждый воспринимает фразы так, как ему больше нравится. Это психология, рыжик, и ты…

Не дожидаясь обидного подзатыльника или пинка, Дауни сорвался с места и побежал по аллее, иногда оборачиваясь назад и смиряя догонявшую победным взглядом. «Эта пробежка куда лучше той, правда?» Девочка старалась не отставать, но слезы смеха делали свое дело, и она остановилась в нескольких метрах от Джека, все еще смеясь и пытаясь отдышаться. Дауни подскочил к ней и пропел прямо над ухом:

– А ты редко балуешь себя физическими упражнениями. Может, тебе стоит всерьез заняться спортом?

Робертсон слабо замахнулась на него. «Ты не ошиблась, пчелка», – раздался в ее голове голос Хлои, услужливо озвучивающий непрошенные мысли. «Он, конечно, не подарок, и характером не блещет, но друг из него ничего так. На твердую тройку».

– Сделаю вид, что не слышала этого, – парировала девочка, как вдруг радостно облизнулась, краем глаза заприметив тележку мороженщика. Удивительно, что в такой поздний час он еще не повесил тяжелый замок на свой белоснежный вагончик. Джек сунул руку в карман, почти выпотрошив его, и извлек оттуда мятую десятидолларовую купюру.

Это почти все твои сбережения, Джеки, и ты решил потратить их на сладкое для себя и какой-то (как ее там зовут, надо бы вспомнить) Рэйчел. Сейчас не время для благородства, особенно если ты собираешься провести эту ночь неизвестно где без единого цента и крошки хлеба на ужин

«Уверен, оно того стоит», – успокоил себя парень и ровным шагом направился к продавцу.

– Какое будешь? – спросил он девочку, и в ту же секунду был по уши засыпан извинениями и бормотанием:

– Да нет, что ты, я просто… Просто увидела, только и всего… И вообще, я равнодушна к мороженому и всякому такому…

– Если не хочешь брать его, как угощение или подарок, сделаем так: сегодня я куплю два рожка, а в следующий раз придется заплатить тебе. Идет?

– Конечно! – снова повеселела пристыженная некогда Рэйчел и с важным видом нависла над прилавком. Каких только вкусов не предлагал купить этот полноватый мужчина в смешной приплюснутой сверху шапочке – темно-желтое «лимонное», белоснежный «пломбир», сливочное с шоколадной крошкой, манящее фиолетовым «черничное», «банановое», «персик»… Казалось, глаза уже готовы разбежаться, а сделать выбор не так уж и просто. Слишком много притягивающих цветов, слишком яркие образы подбрасывает одурманенное открывшимся видом воображение, ведь можно вечно думать о покрытом взбитыми сливками стаканчике с холодным лакомством, или же горе различных шариков в глубокой розовой миске…

Тишину нарушил поежившийся от порыва ветра мороженщик:

– Никак не можете выбрать? С моей дочерью та же беда – как увидит в магазине полки с конфетами или печеньем, замирает около них и всматривается, оценивает каждую пачку, а простоять так может с час и больше!

– А я, сэр, пожалуй, все же определился, – подал голос Дауни и указал пальцем на коричневую массу, – одно шоколадное.

Мужчина удовлетворенно кивнул и медленно натянул прозрачные перчатки, изогнутой ложкой начиная соскребать десерт в вафельный рожок. Проделывая все это, он бросал на обоих своих покупателей короткие удивленные взгляды.

– Знаю, что не должен этого говорить, но… в такую-то погоду… и мороженое… Признаюсь честно, хотел уже было уезжать из города – к счастью, эта малышка моя собственная, – мужчина гордо указал кончиком локтя на свой вагончик, но после несколько помрачнел и добавил с нескрываемой грустью:

– Эмили просила не закрываться до первых дождей. А там что будет, как знать…

Он демонстративно вздрогнул и передал лакомство Дауни. Тот выглядел снова помрачневшим и равнодушным, а вот его спутница дружелюбно улыбнулась и поспешила восторженно пояснить:

– Моя сестра говорит, что временные рамки, придуманные людьми – полные глупости. Не важно, жарко сейчас или такой холод, что зуб на зуб не попадает, главное искренне хотеть, и тогда любое, даже самое абсурдное на первый взгляд действие будет казаться нормальным. Человек не обращает внимания на помехи и прочие препятствия, когда чего-то отчаянно желает, верно?

– А вы абсолютно правы, юная леди, – ответил ей мужчина, теперь замерев над прилавком с ложкой и новым, на вид хрустящим и очень аппетитным рожком. – Каким вкусом я смогу вас порадовать?

Рэйчел прикусила губу и в последний раз пробежалась глазами по контейнерам с названиями – этикетками. «Ну же, не испытывай судьбу и не заставляй его ждать тебя. Ты же помнишь, что он все еще с недоверием к тебе относится и может в любую секунду развернуться и уйти прочь, так что… Выбери уже это чертово мороженое!»

– С вас пять долларов, – произнес, наконец, продавец, протягивая десерт девочке и в ожидании теребя пухлыми пальцами пуговицы плаща. Казалось, что он хочет поскорее получить сумму и избавиться от этих странных людей, поведение которых предсказать немыслимо, ведь, если они в эту же секунду бросятся бежать, догнать их будет невероятно сложно.

Джек рассчитался и засунул сдачу в карман, небрежно прощаясь с мороженщиком и вновь располагаясь к Рэй. Та не медлила, а нижняя губа уже была измазана фиолетовым сиропом. Словно не замечая этого, девочка продолжала неспешно есть, особое внимание уделяя каждому кусочку и при этом блаженно жмурясь.

– Только не говори мне, что уже несколько лет не ела мороженого, – предупредил Дауни, расправившись с большей частью своего лакомства.

– Да почему… Ладно, неважно. На самом деле раньше, то есть довольно-таки давно, отец привозил нам вкуснятину каждые выходные – будь то фруктовый лед или шоколадные конфеты, – начала Робертсон и захрустела вафлей. – Мы с Хлоэй этого не ценили, а относились больше как к должному. Поэтому подарки скоро прекратились.

– Хлоя… Она твоя сестра, да? – уточнил Джек, почему-то поднимая голову к небу и бормоча себе под нос имена. – Ты хочешь сказать, Хлоя Робертсон?!

Так вот, откуда она знает твой адрес… Неплохо они подготовились, да? Теперь под твоим боком вечно будет вертеться ее информатор.

– Да. Я думала, ты знаешь. Она же вроде учится вместе с тобой.

– Ты на нее непохожа, – после некоторого неловкого молчания произнес Джек, откашливаясь и сжимая в ладони с десяток крошек от съеденного рожка. – Не знаю, как такое бывает, вы же вроде сестры, но… Просто поверь, что вы очень разные. Никогда бы не подумал…

Парень улыбнулся собственным мыслям, еще не понимая, были они озвучены или до сих пор мирно покоятся в его голове. «Значит, Рэйчел Робертсон… Неплохо звучит».

Девочка вдруг подскочила на месте и начала шарить рукой в кармане джинсовой куртки. Спустя минуту напряженных поисков она выудила оттуда что-то маленькое, по цвету напоминающее камень, и протянула изумленному брюнету.

– Я пыталась отдать ее еще утром, но ты меня очаровал своей любезностью, поэтому держи.

Медная подковка, подаренная Дауни его отцом еще в детстве, аккуратно легла в раскрытую юношескую ладонь.

– Я… потерял ее? – неверяще спросил Джек то ли у спутницы, то ли у самого себя, боясь прикоснуться к вещице.

– Еще тогда, в школе, но я не знала, твое это…

Но брюнет уже ничего не слышал. Слова быстрым потоком проносились мимо ушей, а в голове снова кто-то случайно включил проектор. Черно-белые картинки мгновенно превратились в целостный фильм, и теперь перед глазами был не парк и аллеи с опавшими листьями, а далекое-далекое всеми забытое воскресенье. Солнце тогда еще не грело,

но весенняя оттепель лучше всякой жары поднимала серое настроение, придавая ему радужных красок. В небольшом доме Дауни готовился праздничный обед; с минуты на минуту должен вернуться из длительного отъезда глава семьи. Шарлотта нарядилась в свое любимое, и потому свято оберегаемое от пыли, но редко сидящее на самой женщине, белое платье до колена, с завязанным на боку в виде банта шелковом поясом. Сам же Джек наряжаться не хотел, но, видимо, мамина ласка и пару теплых слов сделали свое дело – выглаженная и отутюженная рубашка и клетчатые штанишки делали мальчика похожим на насупившуюся куклу.

Только-только из духовки хозяйка вытащила румяную утку, покрытую золотистой корочкой, и начала быстрыми отточенными движениями шинковать зелень, как дверь дома распахнулась и впустила на порог высокого мужчину лет тридцати. Взлохмаченные ветром темные волосы так и норовили попасть ему прямо в лицо, а бежевая сумка болталась на сильном плече. Джек бросился к отцу:

– Прости, малыш, злые акулы в серых костюмах никак не давали поскорее уйти. Им снова нужны были разные бумажки – а разве можно оставить акул без помощи? Пусть лучше едят бумагу, чем кого-то еще.

Джордж бросился на кухню и стиснул в объятиях свою улыбающуюся жену, что-то прошептав ей на ухо, а когда та в ответ легонько шлепнула его по губам и отстранилась обратно к плите, вернулся к сыну. Присел на корточки и вытащил какую-то мелочевку из сумки.

Джек заворожено уставился на сжатый кулак.

– Нет, это гораздо лучше любого печенья, – рассмеялся Дауни и раскрыл ладонь, передавая мальчику небольшую подковку на тонкой серебряной нити. – Теперь она твоя. Эта штучка может исполнять желания, но только если ты веришь в то, что они действительно сбудутся.

– Правда, папа?! – охнул малыш и крепко-крепко прижал подарок к груди. – Любое желание?

– Все, что ты захочешь. Просто подумай об этом и подержи подкову в руках – но помни, что без твоих собственных усилий она не будет работать. Если ты просто будешь что-то хотеть и ничего не сделаешь для осуществления своей мечты, она так и останется всего-навсего желанием в голове, понял меня?

– Да… – младший в семье Дауни тут же посерьезнел, но тон отца мигом изменился на прежний, искренне-радостный:

– А кто у нас проголодался? Малыш Джеки, давай поцелуем маму, и тогда она разрешит нам съесть эту чудесно пахнущую утку!

Джордж подхватил сына и усадил к себе на плечи. Шарлотта уже накрыла на стол, а ласковая улыбка не сходила с ее счастливого лица.

Когда спустя год отец ушел из дома, собрав свои вещи и оставив записку с просьбой не искать его и никогда не звонить, Джек не отчаялся. В то время как миссис Дауни глушила печаль алкоголем, он каждый вечер подходил к окну и просил у всего, что только видел – у звезд, ночного неба и своей медной игрушки – чтобы папа вернулся. Позже выяснилось, что Джордж переехал в Нью-Йорк и счастлив с новой семьей.

Когда еще спустя пять лет семья Дауни была на грани банкротства, и Шарлотта соглашалась на любые унижения в попытках наскрести несколько долларов на оплату счетов и погашение долга. Мальчик снова просил, но уже не так рьяно и настойчиво, чтобы в их жизни произошло чудо. Через пару месяцев женщине пришлось продать загородный дом и переехать с сыном в Бостон.

Долгие два года отозвались Шарлотте Дауни тяжелейшей болезнью, которую она, к сожалению, перебороть не смогла. В течении недели женщина мучилась и бредила, и в конце концов умерла от лихорадки.

Тогда почему ты до сих пор не избавился от этой дешевки? На что-то надеешься?

«Это память», – ответил парень внутреннему голосу и, немного помедлив, добавил, – «о тех временах, когда я действительно считал себя счастливым, думал, что лучше быть не может, и оказался чертовски прав».

– Джек? – раздался взволнованный голос откуда-то издалека. – Джек, все хорошо?

«Со мной всегда все хорошо», – грустно подумал парень и вытащил пленку. На сегодня кино закончилось.

– Да, разве что-то не так? – Дауни состроил непонимающее лицо и посмотрел на говорящую. Ее маленькие, но выразительные зеленые глаза беспокойно искали подвох и пытались уловить каждую перемену в движениях брюнета.

Рэйчел невольно поежилась и нехотя ответила:

– Ты немного странно себя вел. Я не сразу заметила, что ты меня не слушаешь, но когда ты уставился прямо перед собой и не обращал ни на что внимания… Кстати, мимо нас проходила женщина с миленькой собачкой, так она и вовсе подумала, что ты болен. Пришлось убеждать ее в обратном, – девочка подавила смешок, вспомнив, с каким недоверием смотрела на нее эта леди, и как пес заинтересованно обнюхивал кроссовки парня, но тут же посерьезнела и продолжила. – О чем ты думал?

– Да так… мелочи… – Джек скорчил жалкое подобие улыбки, не желая снова погружаться в эти не сулящие добра воспоминания, – забудем об этом. Готова наперегонки до вон того фонаря, рыжик?

И, не дожидаясь ответа, он рванул с места и понесся вперед под радостные крики бегущей сзади Рэй.

Чуть позже Джек понял, что теперь ни за что не отвяжется от этой веселой рыжеволосой девчонки, и, быть может, простое общение в скором времени перерастет в настоящую дружбу. Он подумал об этом спустя пару дней, когда пытался всеми силами унять колотящееся от страха сердце и крался к входной двери, ожидая увидеть там Мэг, но на пороге стояла Рэйчел

В руках она держала два небольших вафельных рожка с шоколадным мороженым.

Парень поежился и сунул руки в карман толстовки, продолжая удерживать телефонную трубку между ухом и подбородком. Осенний вечер выдался куда холоднее, чем он того ожидал.

– Джек? Это же не твой номер, – растерянно послышалось с того конца провода. Связь на мгновение прервалась, и отвратительное, безжалостно режущее слух шипение заставило Дауни зажмуриться. – У тебя там все хорошо?

– Да, я звоню с уличного аппарата, – нехотя признался он и снова печально посмотрел вокруг себя. Плохая погода и надвигающиеся на город темные серо-лиловые тучи мигом разогнали с улицы прохожих-гуляк; остальные же либо выглядывали из-за стеклянных витрин магазинов, ожидая, что вот-вот разразится дождь, другие спешили по тротуарам быстрым шагом, то и дело бросая короткие оценивающие взгляды на хмурое небо.

– Всего двадцать центов, Роджер, и могу говорить с тобой целый час, если у тебя не отсохнут уши.

Сквозь трубку донесся приглушенный смех, и собеседник ответил:

– С радостью на это посмотрел бы. Осторожнее, Джеки, иначе у Николь могут появиться поводы для ревности!

Дауни через силу улыбнулся и подул на ледяные ладони. «Если ты и дальше будешь продолжать мямлить, то проведешь ночь на улице. Эта глупая болтовня бесполезна, перестань тратить свое время зря. Роджер твой друг, он не сможет тебя выгнать, даже если посчитает это правильным или необходимым, да?»

Так в чем же дело? сомневаешься в вашей «дружбе»?

– Фиш, понимаешь, я снова попал передрягу, – начал медленно рассказывать парень, делая продолжительные паузы и пытаясь услышать хоть какую-нибудь реакцию, касающуюся сказанных им слов, будь то простое дыхание или даже короткий зевок. – Мэг настолько рассвирепела, что, кажется, готова любыми способами выкурить меня из дома, смешно, правда?

– Мэг – твоя та-самая-безумная-тетка, которую давно уже пора сдать в дурку или клинику, чтобы прочистить ее закуренные мозги?

– Именно так я думаю, но вслух не говорю, – немного повеселел Джек и продолжил, – иначе ты помнил бы обо мне только из-за совместных фотографий.

– Ты на улице? Деньги, мобильный – что-нибудь при себе? – участливо раздалось в трубке, и парень снова пожалел, что взвалил на Фишера тяжесть собственных проблем.

Сколько не пытайся твердо держаться, но когда человек жалуется окружающим, в девяноста шести процентах случаев получает слова утешения и лепет о сочувствии, в трех – равнодушие и холодное безразличие, и только один несчастный процент, быть может, уже спешит тебе на помощь.

– Около пяти долларов. Скажи, ты не будешь против, если… если я…

– Нет, стоящий под ветром в какой-нибудь своей дурацкой толстовке идиот, я не буду против. Мой дом полностью в твоем распоряжении, так что постарайся не медлить или, чего хуже, не схватить простуду.

Дауни никак не мог выдавить из себя ни звука, удивляясь странной удаче и невероятной легкости, с которой эти слова, некогда стоявшие камнем поперек горла, вырвались наружу.

– Эм… спасибо… А как же Николь? Она не будет против?

– Чувак, ты это серьезно? – даже не видя собеседника, парень почувствовал, как тот слегка постучал кулаком по виску. – Мисс Голдман категорически отказалась жить у меня, а наши отношения еще не заходили дальше обыкновенных поцелуев. Так что оставь при себе свои нелепые отговорки и быстро топай сюда. Я жду.

– Да, конечно… Слушай, ты просто не знаешь, как я тебе благодарен, Роджер, я даже…

Дауни пришлось через силу проглотить все те добрые слова, что он успел наскрести в знак признательности, когда из трубки раздались ритмичные нудные гудки. Аппарат вернулся на место, звякнув и тем самым предупреждая о своей готовности к следующему звонку. Джек еще раз глупо улыбнулся самому себе, представив, как Фишер теперь плюхнулся в кресло и, наверняка, взял с чайного столика свои любимые печеньки с арахисовым маслом, желая таким образом скоротать время до прихода нежданного гостя.

«Этот мир иссох бы без сладостей, – заявил как-то Роджер, в очередной раз кладя в рот квадратик Hershey’s, – ведь они обеспечивают работу дантистам и кондитерам. Пожалуй, если меня спросят, выберу я симпатичную девушку или десерт, то без раздумий налью горячий шоколад в чашку и поставлю ее к тарелке, на которой меня уже будет ждать бисквитное пирожное с шоколадом в шоколадной глазури с кусочками шоколада в белом шоколаде и стружке».

Вспомнив этот разговор и то, как Фишер с набитым ртом разъяснял ему все прелести этого лакомства и происходных от него блюд, Дауни бодро зашагал по улице, вдыхая сухой воздух перед начинающимся дождем и глядя на расчерченный серыми облаками закат.

Джек только переступил порог скромного на первый взгляд жилища друга, как тут же был окружен легкой приятной музыкой и запахами чего-то аппетитного и кажущегося очень вкусным. Издалека раздалось приглушенное приветствие:

– Привет, а я уж думал, ты и не придешь вовсе. Вещи бросай на тумбу, рюкзак можешь оставить, где хочешь.

Дауни облегченно выдохнул, и тут же почувствовал, как заныли от усталости натруженные бегом и ходьбой ноги. Глубоко зевнув и потянувшись так, что спина приятно захрустела в ответ, парень снял с себя толстовку, оставшись в одной плотной черной майке, и прошел по небольшому коридору вглубь квартиры.

Несмотря на то, что Фишер жил здесь один (более того, он был единственным из всех друзей Джека, у кого уже было собственное жилье), комнаты пребывали в относительном порядке. Ковер в средних размеров гостиной был хорошо вычищен, на бархатистой спинке дивана – ни одного пятнышка от соуса, а библиотечные шкафы доставали до потолка и хранили в себе не меньше сотни книг. Парень застыл перед деревянными полками и крикнул, стараясь донести слова до колдующего на кухне друга:

– Вот уж не думал, что вы, мистер Фишер, увлекаетесь литературой и чтением! Быть может, мы могли бы с вами обсудить некоторые произведения классиков?

Джек ухмыльнулся, и, не получив никакого ответа, прошел дальше через узкую дверь. Следующими комнатами на пути к кухне были ванная и личная комната Роджера, в которой сам Дауни был не раз, а потому знает ее главный секрет. Если дизайном и обстановкой прочих частей квартиры занималась миссис Фишер с вероятной помощью своего мужа, то над собственным уголком парень трудился самостоятельно. В нем не было никаких ящиков с мелочевкой или прочим мусором, отсутствовал стол (вернее, полностью был занят техникой) и окна были занавешены темно-синими тяжелыми шторами… Но посередине комнаты, оттеснив скромную кровать к одной из стен, высился огромный компьютер с десятками исходящих от него проводов к наушникам, планшету, колонкам и микрофону, рядом с ним в жалостном ожидании своего хозяина покоились черные блестящие пульты и джойсы. Казалось, это место – истинный идеал любого геймера, и каждый приходящий в этот дом фотографировал волшебный уголок, а после разносил приукрашенные сплетни о нем по улицам и подворотням Бостона.

У брюнета эта комната уже не вызывала столь ярких эмоций и восторга, как это было несколько лет назад (правда, тогда в этом доме обитала вся семья Фишеров), поэтому он лишь окинул коротким взглядом черный гладкий бок компьютера и прошмыгнул на кухню.

– Еще минута, и я подумал бы, что ты умудрился заблудиться, – заметил светловолосый парень в помятой футболке, стоящий у плиты. Его серые глаза медленно просканировали Дауни, и, видимо, не заметив ничего неладного, Роджер вернулся к приготовлению ужина.

– Слушай, знаю, что странный вопрос, но… это твои книги в гостиной?

– Нет, хотя я подумывал заняться самообразованием. Но сам посуди: кто-то переносит свои мысли на бумагу и, что очень вероятно, страдает какой-нибудь душевной болезнью, а я должен читать этот бред? К чему мне чужие фантазии, когда и своих более, чем предостаточно? Это все оставили родители на те редкие времена, когда они приезжают в гости. А ты подумал…

– Нет, – резко оборвал его Джек, но тут же смягчился и оправдал свою грубость, – я слишком хорошо тебя знаю.

Роджер что-то хмыкнул себе под нос и, наконец, отстранился от кухонного стола. В руках он держал два блюда со спагетти.

Еще мгновение – и вот золотистые макароны уже расположились перед носом сидящего брюнета, а теплый пар и аромат заставили желудок чуть слышно заурчать.

– Это не обсуждается, – рявкнул парень и уселся напротив, уже накручивая на вилку длинную масляную нить. – Держу пари, ты ничего не ел с самого утра.

На это Джек лишь неопределенно пожал плечами, но поспешно принялся за еду.

Некоторое время оба напряженно молчали, сосредоточившись на пище, и окружающую их тишину прерывали лишь звуки жевания и редкие звонкие удары вилки о дно тарелки. Наконец, Фишер заговорил, но размеренно и не торопясь, словно давая другу возможность впитать в себя все услышанное и как следует обдумать:

– В школе ходит множество разговоров о том инциденте с Рокуэем. Говорят, ты сломал ему нос, и теперь он подаст на тебя жалобу через своего отца.

Дауни никак не отреагировал на эту новость, но видно было, что он уже не так сильно наслаждался горячими спагетти.

– И что с того? Угрозы избалованного неженки не сильно меня беспокоят.

Роджер отложил приборы и наклонился к сидящему напротив, для большей убедительности понизив голос и почти перейдя на шепот, словно опасаясь, что кто-нибудь посторонний ненароком его услышит:

– Ты не понимаешь, да? Из-за твоей вспыльчивости тебя могут ждать огромные неприятности, уж поверь мне. Его папаша приложит все усилия, возможные и не очень, чтобы обидчик дорогого сынка получил по заслугам. Только не думай, что я на стороне Тоби, – неожиданно добавил юноша. – Просто я пытаюсь стянуть розовые очки с твоих глаз.

Сказав все это и сделав небольшую паузу для закрепления своих слов, Фишер вышел из-за стола и забрал тарелку у помрачневшего Джека. Свою он также отправил в раковину. Затем, не говоря ни слова, приблизился к небольшому буфетному шкафчику и выудил из него пачку лимонных бисквитов, немного улыбнувшись, когда твердая картонная упаковка коснулась пальцев руки.

– Как насчет десерта? Все еще пьешь кофе или поумнел и разделишь со мной чай?

Парень поставил угощение на стол, сняв с него упаковку, и теперь шесть пирожных, покрытых тонким слоем желтой глазури, уютно выглядывали из оборачивающих их бумажек. Дауни усмехнулся:

– Некоторые вещи не должны меняться. Ты всегда будешь пить это полупрозрачное и безвкусное недоразумение из травы…

– А ты и дальше станешь давиться горькой гущей, с виду больше похожей на землю или разбавленный водой помет, а по вкусу напоминающей сигаретные окурки, – парировал блондин, ставя наполненный водой электрический чайник на подставку.

– Согласен, мистер Фишер, ваш пример звучал оскорбительнее, – согласился Дауни писклявым голосом, парадируя известного одному ему человека, – но это не делает вас лучше в моих глазах. Долго вы придумывали эту шутку?

Роджер задумчиво почесал затылок, отрывая все еще голодные глаза от десерта на столе, и язвительно ответил:

– С тех самых пор, мистер умник, как вы покинули мой чудесный дом, озадачив меня своим едким комментарием насчет вкуса великолепнейшего медового чая. Я не смог стерпеть нанесенное вами тогда оскорбление, а потому принялся за свое, то, которое смогло бы затмить любое ваше. Если хотите взглянуть, в гостиной лежат два исписанных блокнота с остротами.

Джек тихо засмеялся, но тут же прекратил, стоило веселью в глазах друга перемениться на легкую тревогу.

Ты же понимаешь, Джеки, что вы рано или поздно вернетесь к этому разговору? Он беспокоится о тебе. Заодно услышишь лучшие сплетни, накопившиеся за время твоего отсутствия в школе. Уникальное предложение, а главное, только сегодня! Два по цене одного!

Когда в комнате раздался глухой щелчок, напоминающий о том, что вода давно уже закипела, Фишер резко развернулся к плите, скрывая свою злость и волнение под маской непринужденного равнодушия. Дауни внимательно следил за каждым его движением: вот рука сняла с крючков два стакана, а тот, что был чуть левее, брюнет сам подарил Роджеру на один из его дней рождений (разумеется, из-за отсутствия более привлекательной идеи), наклонила чайник, и кипяток тонкой струей начал заполнять пустоту кружек.

– Без сахара и молока? – бросил парень, так и не поворачиваясь к сидящему позади гостью. На довольное хмыканье он ответил легким кивком головы и поставил около коробки с лакомствами две полные до краев чашки. Джек с удовольствием сделал первый обжигающий глоток, ощущая, как горячий кофеин растекается вместе с кровью по венам и несет заветное расслабление и тепло всему телу. Фишер тоже хотел было испробовать свой напиток, но отложил стакан в сторону и глубоко вздохнул.

– Поговаривают, что старший Рокуэй очень зол, хотя еще не знает твоего имени. Он очень влиятельный человек, и ему не составит большого труда просто покачать головой, чтобы тебя выставили из школы. Что ты об этом думаешь?

Выпалив эту мысль, долго хранящуюся в светловолосой голове, парень взял из коробки лимонный бисквит и мгновенно освободил его из плена бумажной обертки, готовясь сделать самый первый и сладкий укус. Дауни тоже решил взять пирожное.

– Ничего. Нет, я серьезно, – добавил он, заметив, что таким односложным ответом друг явно не удовлетворился. – Да и вряд ли я смогу что-то сейчас сделать. Мы оба знаем, что в этом случае два пути – действие и, что меня больше привлекает, бездействие. Первое представляет из себя унижение перед Тоби и попытка вновь наладить с ним отношения, второе же не требует от меня невозможного. Я просто буду жить и надеяться на лучшее. Есть проблемы куда хуже этой.

Оба юноши замолчали, обдумывая эти слова и тщательно пережевывая десерт.

Роджер знал, конечно же, он знал о всем том кошмаре, что начал твориться в доме Дауни с недавних времен. Не раз слышал, как во время телефонного разговора с Джеком тишина сменялась криками и бранью, видел побои и многочисленные, не успевающее сходить с рук друга синяки, а иногда, проходя по Стюарт-Стрит мимо дома двадцать один замечал состояние заходящей в него женщины и мысленно молил о том, чтобы Джек не подвернулся под ее горячую тощую руку.

А еще он знал о том, сколько Дауни готов терпеть, лишь бы не привлекать к своей персоне лишнего внимания, а потому осторожно перевел тему разговора, в то время как уже второй бисквит растворился в его желудке:

– Извини, что вот так набросился на тебя с этим. Просто хочу понять, что с тобой происходит в последнее время.

Брюнет грустно улыбнулся и отхлебнул еще немного горького кофе. «Что со мной происходит? Хотел бы я рассказать тебе, но ты не сможешь понять меня, мистер доброе-сердце-и-чистые-побуждения. Почему-то я не могу разобраться с этим даже внутри себя».

– Даже не знаю, что на это ответить, – бросил Джек, и вновь наступила тишина, растворяясь в застывшем от напряженного молчания воздухе.

Несколькими часами спустя Дауни вскочил с дивана, часто дыша и обхватив горло потной рукой. Сердце нещадно колотилось в груди, словно внезапно начавшаяся барабанная дробь в тишине улицы. Казалось, этот звук оглушает и сводит с ума, заставляя перебирать в голове все известные науке цифры в жалкой попытке хоть немного успокоиться… Часы показывали почти полночь.

Ему снился кошмар, хотя такие видения практически перестали быть редкостью – каждая ссора с Мэг сопровождалась подобным сном, хуже дело обстояло, когда парень наведывался на кладбище. Тогда он и вовсе не мог сомкнуть глаз, постоянно выслушиваясь в шум улицы и пьяное бормотание людей в соседней комнате, ожидая, что вот-вот к нему снова придет мамочка, обнимет и крепко прижмет к себе, заставляя забыть о том, что он давно уже не маленький и беспомощный мальчик… Правда, Джек постоянно ловил себя на страхе больше не проснуться после такой встречи.

Так и сейчас чьи-то костлявые и уродливые руки безжалостно его душили, но впервые ощущение нехватки воздуха не вызвало искреннего ужаса. Было страшно, и в то же время хотелось узнать, чьи пальцы желают принести ему столь быструю смерть, кто (неужели Шарлотта?) будет виноват в произошедшем, кого благодарить за это короткое страдание…

Джек потряс головой, пытаясь выкинуть из нее остатки пережитого кошмара, и прошлепал в сторону ванной. Немного побродив по дому, нашел ее и наполнил стоящий на раковине стакан.

«Кричал ли я во сне?» – подумал он, залпом выпивая всю воду и открывая кран для новой порции.

«А вдруг я разбудил Роджера? Да и где он, и почему квартира не сотрясается от его храпа?»

Парень вливал в себя жидкость до тех самых пор, пока не почувствовал, что после еще одного стакана его точно вывернет наизнанку. Отставив стеклянный бокал в сторону, он посмотрел на человека, уставившегося на него по ту сторону зеркала.

Серые круги под глазами и немного слипшиеся между собой ресницы, опухшее лицо и спутанные темные волосы этого незнакомца не вызывали ничего, кроме молчаливого сожаления. Да и у самого Джека появилось навязчивое желание приласкать к себе беднягу, выкупать и накормить, ни на секунду от себя не отпуская и не переставая шептать ему слова утешения.

Теперь ты понимаешь, почему Роджер ТАК на тебя смотрел?

В который раз проклиная появляющийся в самые неподходящие моменты и знатно раздражающий голос в собственной голове, брюнет начал красться обратно в гостиную. Если Фишер до сих пор сладко спит, ему точно не смогут помешать легкие шаги, но… Джек замер на месте, стоя в раскрытых дверях кухни и разглядывая стоящую впереди, за стеклянной балконной дверью, фигуру. Она была неподвижна; только изредка рука черной тени тянулась куда-то вверх и затем незамедлительно возвращалась на место, словно чуть выше кто-то тянул за невидимую нить, изображая из себя кукловода.

«Это точно Роджер?» – подумал Дауни, медленно приближаясь к балкону. «А вдруг кто-то…»

влез в дом посреди ночи и решил прежде всего постоять на свежем воздухе и полюбоваться ночным городом? Браво, детектив, может принесешь вору плед и теплое какао, мало ли он замерз и проголодался?

По-прежнему игнорируя едкие комментарии, появляющиеся в ушах, парень задержал дыхание и потянул на себя пластмассовую ручку двери. Фигура вздрогнула и поспешила обернуться.

– Джек? Черт возьми, чувак, не пугай меня так больше.

Дауни виновато пожал плечами, догадываясь, что этот жест друг не увидит в темноте, но точно почувствует, и пристроился рядом. Из открытого окна в лицо пахнул свежий ночной воздух, от которого поначалу прижлось слегка поежиться.

– Не спится? – шепотом спросил Фишер то ли парня, то ли себя самого, и в черной гуще вздрогнул маленький огонек зажигалки. Немного повилял из стороны в сторону, а затем рядом с ним вспыхнул заранее подставленный кончик сигареты, одинокой оранжевой точкой теперь выделяющийся из тьмы. Роджер блаженно улыбнулся.

Блондин подавил в себе смешок и выпустил изо рта первые клубы дыма. Тут же этот запах ударил в нос Джеку, и тот голодно облизнулся, продолжая дырявить глазами крошечный огонек.

– Я могу дать тебе, но только если ты сам попросишь. Предлагать тебе из своих рук я не буду, и не надейся.

Дауни сделал глубокий вдох, по-прежнему ощущая сигаретный дым на языке. Роджер не глуп, он отлично знает каждую из его слабостей, потому и ведет себя с виду как самый настоящий… «Это для твоего же блага», – раздалось в голове предупреждение, но парень поспешил отмахнуться от него и с ненавистью, в которой четко выражалось дикое и непреодолимое желание, взглянул на сигарету в чужих руках.

Так однажды сказал им учитель по истории, немного отойдя от темы лекции и углубляясь в смысл сказанных слов. «Если, упаси Бог, вы когда-нибудь, даже в самом страшном сне потянетесь к табаку, вспомните времена Второй мировой войны. Эту дрянь использовали, чтобы убивать людей и ослаблять мощь американской армии. Просто задумайтесь, что держите в собственной руке пистолет, неизвестно, заряженный или пустой, и каждый раз спускаете курок, выкуривая сигарету. Поначалу шансов умереть крайне мало, но позже вам все чаще и чаще будет попадаться пуля».

Джек протянул вперед руку, не решаясь произнести эту фразу, давая себе последний шанс и одновременно с этим борясь с внутренним голосом.

Вряд ли Шарлотта обрадовалась бы, узнав, что ты делаешь.

В темноте встретился глазами с Роджером, который стоял в беззвучном ожидании и тоже о чем-то думал.

Остановись, не совершай глупых вещей… что ж, ты сделал свой выбор.

Брюнет на мгновение перестал дышать, чувствуя пульсирующую в висках кровь и легкое головокружение. «Это будет лучшая сигарета в моей жизни. Давай, Джеки, просто скажи ему, что ты хочешь, что тебе ЭТО нужно».

Роджер помедлил, но только самую малость, и темноту раскрасил еще один кусочек яркого пламени. Джек заворожено смотрел на огонь.

Еще не поздно отказаться, – раздалось в голове, но парень отмахнулся от этих слов, как от назойливой мухи. Казалось, он вечно может вечно стоять здесь, на этом балконе, вдыхая ночную прохладу и с радостным блеском в глазах принимая подрагивающими пальцами свою дозу яда. Ощутив в пальцах приятную легкость сигареты, Дауни сделал глубокую затяжку, с диким восторгом поглощая дым легкими.

– Это великолепно, – растаял в теплой улыбке брюнет, – пожалуй, лучшее, что случалось со мной за последний год.

– Но ты же понимаешь, что именно мы сейчас делаем?

Фишер высунул руку из окна и стряхнул скопившийся серый пепел. Джек замер, глядя на эти кружащиеся в воздухе серые песчинки.

– Думаю, да. Ты отдаешь предпочтение давней привычке и не хочешь отказывать себе в удовольствии. Не думаешь о последствиях – тебе глубоко наплевать, сколько осталось в пачке, если ты действительно хочешь курить; все равно на то, какой час, если эта имбирная печенька лежит прямо перед носом и просится в твои объятия, – парень замолчал, обдумывая свои слова, и также тихо продолжил, – тебя это совершенно не волнует. Знаешь, одна моя новая знакомая говорит, что такие люди не ограничены временными рамками, и потому чувствуют себя лучше. Гораздо лучше остальных. Что до меня, так я просто наслаждаюсь хорошими вещами в хорошей компании.

Оба дружно рассмеялись, но ненадолго, и прежде чем отправить в полет сигарету, Джек добавил:

– Все равно мы рано или поздно умрем. Не в наших силах это изменить.

Как бы невзначай бросив эту фразу, Дауни широко зевнул и, улыбаясь самому себе, между тем чувствуя в темноте невидимое присутствие стоящего где-то сбоку Роджера, развернулся к раскрытому окну. Холодные порывы разыгравшегося ветра умыли горячее лицо, принося с собой приятную слабость и умиротворение. На Бостон огромным ледяным куполом опустилась октябрьская ночь.

Спустя еще пять холодных до дрожи, серых и безрадостных осенних дней, Дауни шагал по Бейкон-Стрит, вздрагивая и поворачиваясь спиной к сухому ветру. На удивление, настроение парня было немного приподнято, и причин этой странности оказалось несколько. Одна из них, и, пожалуй, самая значимая и влиятельная – отсутствие проблем в школе. Джек долго не мог поверить в то, что его «отвратительный, аморальный поступок, не достойный воспитанного молодого человека» остался более-менее безнаказанным (единственным неприятным нюансом была ссора с Мэг во время его пребывания под домашним арестом). Совсем недавно, плетясь по школьному коридору, он ожидал самого худшего обращения, уже отрабатывал в голове ответы и ругательства, в то время как надоедливый голос услужливо их подсказывал, и приготовился к неприятностям.

Поэтому, когда брюнет осторожно скользнул в раскрытые двери кабинета истории, несколько любопытных пар глаз обратились к нему, но тут же потеряли всякий интерес, вновь возвращаясь к прерванным делам. Остальные же либо пожелали сохранять глубокое и презрительное молчание, либо и вовсе забыли о том инциденте. Только Кэти, сидевшая до этого времени одна и что-то сосредоточенно выводившая в собственной записной книжке, обернулась, и, всеми силами скрывая дикую радость и рвущийся наружу восторженный крик, бросилась другу на шею, едва не опрокидывая его:

– Наконец-то вернулся! Ты не представляешь, сколько всего интересного произошло за это время… А ты, кажется, немного похудел, – Джонс озабоченно оглядела потухшие глаза и глубокие серые синяки под ними. – И вообще перестал спать. Хэй, чувак, у тебя была целая неделя беззаботного отдыха, куда ты ее дел?

Я бы с радостью отдохнул, детка, – подумал про себя Дауни, – если бы не тратил все свое свободное время на размышления об угрозах Рокуэя и постоянное бегство от Мэг и ее дружков, зная, что моя безопасность полностью зависит от ее расположения духа.

Вместо того, чтобы выпалить это на одном дыхании и гневно оттолкнуть от себя девушку, Джек слегка приобнял ее за плечи и прижал к себе, но не переступая границу дозволенных дружбой правил:

– Не получилось хорошенько оттянуться. Ну, так что там с новостями, или ты повторишь все то, что рассказала по телефону?

Несмотря на ежедневные звонки, Джонс все же сумела выудить из своей памяти кое-что любопытное. К примеру, то, как огромный толстяк с именным бейджем на правой стороне груди, заключенной в узкую и слишком сильно обтягивающую каждую складку тела рубашку, ввалился на один из уроков и очень настоятельно попросил показать ему Джека. Правда, не понятно, что он впоследствии испытывал – злорадство или легкое разочарование – когда чуть позже покидал школу после продолжительного разговора с директором. Более того, она пересказала слух о том, что теперь Дауни терпеливо ждет исключения, и на этот раз все не ограничится недельным отстранением.

– Но это было давно, – успокоила его Кэтрин, увидев в глазах друга искренний ужас. – Сейчас все более-менее замялось, поэтому поводов для паники нет. Да и о тебе все на какое-то время забыли – скоро же осенние экзамены.

Брюнет тогда неловко плюхнулся на стоящий неподалеку стул и от навалившейся усталости на мгновение закрыл глаза.

Даже спустя столько дней, пролетевших слишком незаметно для Дауни, он помнил те секунды с невероятной точностью, словно они продолжались бесконечно долго и растянулись на весь октябрь. До сих пор ощущал слегка заметное покалывание в кончиках пальцев, какой-то непонятный звон в голове, словно кто-то поместил туда два металлических шарика и без устали колотил их друг об друга. Джек опустил веки, ставшие невероятно тяжелыми, и глубоко вдохнул, пытаясь снова обрести потерянный контроль над своим телом.

«Давай, соберись, если ты прямо сейчас заснешь или грохнешься без сознания – наживешь себе кучу неприятностей и привлечешь внимание. Тебе же это не нужно? Мало проблем, которые уже не дают тебе ни шагу спокойно ступить?»

А еще он прекрасно помнит руку, опустившуюся на плечо и доверительно его сжавшую. Парень, не глядя, накрыл ее своей, и впервые холод серебряных колец придал ему уверенности и помог сделать над собой усилие. Джек все же открыл глаза и удивленно посмотрел на склонившуюся к нему девушку, чьи кудрявые волосы щекотали шею.

– Знаешь, я все равно волновалась. Сложно это объяснить, но… Пожалуйста, будь осторожнее. Никогда не угадаешь, какой будет цена твоей следующей выходки.

Затем она тут же отстранилась, и весь оставшийся день вела себя совершенно обычно.

Об этом интересном случае и размышлял Джек, но, когда подошел к дому, который указала ему новая знакомая, застыл и не мог пошевелиться. Все это время под словом «дом» он понимал квартиру, ну или, быть может, занятый семьей целый этаж, потому, подойдя вплотную к железным воротам и окинув взглядом возвышающееся перед ним двухэтажное строение, не смог сдержать короткого: «Вот, черт…»

Дом был действительно огромен; небольшие окна на втором этаже и средних размеров дверь только сильнее подчеркивали чистоту светло-коричневых стен, а подстриженный сад и выложенная темным камнем дорожка вела прямо к деревянному крыльцу, которое, вероятно, с другой стороны дома превращалось в терассу.

Джек неловко улыбнулся, представив в своем воображении следующую картину. Вот вся семья Робертсонов приготовилась к ужину на свежем воздухе. Отец и мать очищают место на этой самой терассе, быстрыми и слаженными движениями переставляют кресла, чтобы в итоге расположить их полукругом, а в центре устанавливают небольшой стол. Из дверей дома показывается Хлоя, обеими руками придерживая круглый поднос с запеченной рыбой, и, оставив блюдо под родительским присмотром, убегает за следующим. Позже она появляется вместе с Рэйчел, неся сервиз, чайники и различные соусы в узких баночках.

Когда все основные приготовления завершены, Робертсоны, наверняка, приступают к трапезе (хотя в их случае нельзя исключить возможность предобеденной молитвы). Дауни как наяву увидел Хлою, аккуратно разрезающую свой кусок семги и обильно поливающую его пастой; Рэйчел, что-то оживленно рассказывающую и ковыряющую кусочки зелени в тарелке с салатом; миссис Роберстон, которая оценивающим взглядом пробегает по кушаньям и мысленно отмечает, что овощи надо бы нарезать солонкой, а не кружками; и, мистера Робертсона, увлеченно слушающего дочь и за обе щеки уплетающего свой обед. Полная идиллия.

Размышляя о хозяевах дома, Джек не сразу заметил, что перед ним возвышается чья-то невысокая фигурка. Женщина недоверчиво оглядела брюнета с ног до головы и открыла калитку, выходя ему навстречу.

– Вы что-то хотели, молодой человек? Если вам нужен мистер Джефферсон, то, огорчу вас, он уже год как переехал на кладбище. Обычно его почту оставляют вот здесь, в этом ящике, но я советую спустить письма в ближайший мусоропровод. Всего доброго.

Выпалив это, она осторожно прикрыла за собой дверцу, не позволяя незнакомцу заглянуть внутрь их уютного двора.

– Миссис Робертсон, – довольно холодно представилась леди и пристально уставилась в глаза нежданному гостю. Короткие светлые пряди волос женщины бережно укрывали ее плечи, словно легкий шарф.

– Оу, простите, – Джек в нерешительности почесал затылок. «Сказать ей, зачем я пришел? Глупости, а вдруг Рэйчел не объявила матери об этой прогулке, и я подставлю всех нас? Вдруг она сейчас рассвирепеет и бросится искать рыжую, а та будет плакать и кричать, умолять не трогать ее, потому что это все большая ошибка, и она понятия не имеет, кто я такой и что здесь забыл…»

Не все люди такие же, как Мэг, – ответил голос его мыслям, – так что давай, Джеки, смелее. Не заставляй никого ждать.

– Так зачем пришли? Вы не похожи на разносчика газет, – миссис Робертсон опасливо отступила на шаг от парня, назад, ближе к железной калитке и помощи, если такова ей потребуется. – Слушай внимательно и говори, что хочешь, но если ты со своими дружками снова разрисуете забор, я вызову полицию.

– Нет, что вы… Я пришел за вашей дочерью, она в курсе, но просила немного ее подождать…

– Странно, но Хлоя ни словом не обмолвилась о твоем приходе, – немного повеселела женщина и неуверенно посмотрела на стоящего перед ней молодого человека своими медового цвета глазами. – Наверное, подзабыла, но это ничего, она вечно витает в облаках в последнее время. Уж не из-за тебя ли?

Дауни улыбнулся и позволил себе засмеяться вместе с этой очаровательной дамой. Его удивляла абсолютно все, вплоть от самого дома и до каждого из живущих в нем; это казалось таким естественным, ненаигранным, таким живым и правильным, что создается ощущение, что это место оградило себя от тяжелого городского воздуха, грязных людей и похоти. Как будто после месяца пребывания в пустыне ты находишь небольшой островок, несешься к нему что есть сил, но все больше и больше сомневаешься в его реальности, а потом… боишься прикоснуться к зеленым листьям, опасаешься, что мираж исчезнет так же быстро, как и появился. И поначалу угрюмая недоверчивость, а затем веселый и жизнерадостный смех, эти переливающиеся на солнце глаза и пропускающие через себя лучи тонкие волосы не могли давать поводов даже для незначительной плохой мысли.

Я и не сомневался, что такие люди рождаются только в счастливых семьях. Нельзя излучать тепло и радость, если ты не был обласкан ими еще с раннего детства.

– Мне позвать ее? – снова нарушила на этот раз приятную тишину миссис Робертсон и уже было потянулась к ручке калитки, желая нырнуть в сад и первой обрадовать девушку, наверняка ничего и не подозревающую о приходе гостя, но Дауни быстро остановил ее:

– Нет, вы немного меня не поняли. Мне нужна Рэйчел.

Женщина отшатнулась от Джека и замерла с раскрытым ртом и застывшими в уголках глаз слезинками от смеха. Парень же твердо смотрел на ее лицо, пытаясь собраться с мыслями, но не зная, как успокоит эту любящую и теперь очень взволнованную и испуганную мать.

Чем дольше ты медлишь, тем быстрее возрастает вероятность того, что она сейчас закричит и бросится обратно в свой уютный замок, не забыв позвонить кому нужно. Поверь, после таких звонков ты сможешь навсегда забыть о поступлении в университет, работе, да и просто жизни в этом городе. Но как на это отреагирует Мэг…

– Выслушайте меня, только не бегите, пожалуйста, – Джек приблизился к женщине и с облегчением заметил, как та начинает успокаиваться и все более и более внимательно и заинтересованно его слушает. – Мне кажется, вы неправильно поняли мои слова. Да, я пришел именно за Рэйчел, а не за Хлоэй, и она об этом знает. Наверное, уже обе, но не в этом суть. Мы с вашей младшей дочерью просто друзья, ничего больше, вам не стоит беспокоиться. Я ни в коем случае не рассматриваю ее как девушку, хотя она великолепный друг, о котором можно только мечтать.

Выпалив все это буквально на одном дыхании, парень затих и выжидающе уставился на миссис Робертсон, улавливая каждую перемену в ее настроении и лице. К счастью, та полностью смягчилась и двинулась в сторону дома, маня Дауни за собой и рассказывая на ходу:

– Я провожу тебя внутрь, пока эта копуша будет собираться. Поверь, ждать придется, хоть и не очень долго – обычно Рэйчел не сильно заморачивается с выбором одежды. Интересно, почему она о тебе так ничего и не рассказала?

Миссис Робертсон обиженно хмыкнула и продолжила путь вдоль аккуратно подстриженных кустов. Джек же покорно шел за ней следом и не замечал, что и вовсе не слушает бормотаний женщины; его полностью поглотило окружающее здание великолепие. Ровный, без единой травинки газон с сочной на вид травой (вряд ли искусственной), небольшие пестрые клумбы, расположенные по какой-то особой, известной одним хозяевам, схеме, круглые шары-деревья, строгой колонной возвышающиеся около забора из темно-серых пик – все это выглядело слишком хорошо, чересчур вычурно и торжественно. Особенно странным казался сад на контрасте собственного жилья Джека, где привычным делом была ужасная вонь от тухлых продуктов и разбросанный по комнатам мусор. Парень не мог перестать удивленно оглядываться по сторонам.

– Чудесный вид, правда? – гордо спросила женщина, улавливая сильнейший восторг в чужих глазах, и легко поднялась по ступенчатому крыльцу. – Мой муж, Элиот, сам построил этот дом еще несколько лет назад, когда мы с детьми только собирались поселиться в Бостоне. По правде тебе скажу, здесь довольно шумно – гораздо спокойнее живется в Бруклине или Медфорде, уж я то знаю, о чем говорю. Мы колесили по всему Масачусетсу, прежде чем обустроиться в этом месте.

Сам того не заметив, Джек очнулся уже сидя на небольшом диванчике в гостиной чудного дома. Комнаты, казалось, были сделаны для проведения в них танцев или чего подобного – множество свободного от мебели и цветков в горшках (которые стояли на каждом подоконнике и в каждом углу) места давало немыслимый простор воображению. Глядя на уютно примостившуюся под белоснежным потолком хрустальную люстру, парень задумался: «Когда они успели обзавестись всем этим, если переехали несколько лет назад? Такой расклад кажется немного необычным, верно? Сначала семья живет где-то в другом месте, затем внезапно дается в путешествия по штату, а после покупает себе дом на немалую сумму денег…

«Нет, перестань так думать», – одернул сам себя Джек и благодарно улыбнулся миссис Роберстон на ее предложение поторопить Рэйчел. «Ты не хочешь так думать, но думаешь, потому что не можешь по-другому. Мэг научила тебя, что, если у людей хорошая жизнь, то они обязательно мошенники, убийцы или скрываются от уплаты долгов и налогов».

Наверху раздался быстрый топот маленьких ног, видимо, перескакивающих ступеньки лестницы, и другой, чуть менее спешащий и потяжелее. Не прошло и минуты, как в гостиную влетела рыжеволосая девочка, тормозя перед сидящим на диване Дауни. Ее средней длинны волосы на этот раз были аккуратно собраны в конский хвост, теперь уныло болтающийся на худеньких плечиках, а голубая блузка аккуратно заправлена в оранжевого цвета юбку.

– Ты сегодня решила полностью соответствовать своему прозвищу?

Рэйчел громко, но коротко засмеялась и задрала вверх губу, наигранно поворачиваясь к гостю спиной. Пышный подол юбки крутанулся вслед за ней.

– А ты, видимо, все такой же непроходимый зануда, – парировала девочка, но, мигом сообразив, что мама где-то поблизости, и подобными фразочками в стенах дома разбрасываться не стоит, добавила:

– Пойдем уже, если ты не хочешь просидеть в гостиной весь день. Который час?

Джек встал и двинулся за маленькой хозяйкой дома к выходу, бросая короткий взгляд на крошечный кружок циферблата и одновременно с этим сверяя свое время со временем на настенных часах комнаты.

– Половина второго. Ты стояла прямо перед часами, почему сама не посмотрела?

Рыжеволосая улыбнулась и, не реагируя на этот вопрос, словно и вовсе его не слышала, начала накидывать на себя куртку. Ненадолго замерла, борясь с десятком пуговиц и петель, а после снова удивленно посмотрела на Джека. Тот в нерешительности стоял в дверях.

– Это называется общение, мистер всезнайка. Какой смысл тогда двум людям находиться в одном помещении, если они оба молчат и могут самостоятельно завязать себе шнурки или налить стакан воды? Скучно. Поэтому я и спросила – поддерживаю нашу беседу.

Снова раздался звук шагов, и с кухни вышла миссис Робертсон, держа в руках заварочный чайник и в недоумении глядя на уже почти одетую дочь и ее друга. В чужих глазах мигом промелькнули калейдоскопом десятки всевозможных чувств, что бывает, когда на один и тот же предмет через прошедшие годы глядишь по-разному – будто в зрачки установили две новенькие блестящие линзы, и теперь все чудно и кажется совершенно другим и новым. Наконец, женщина обиженно воскликнула:

– А как же чай? Рэйчел, милая, неужели ты даже ничего не предложишь гостю…

Но девочка холодно перебила укоряющий материнский тон и засунула ноги в черные кроссовки.

– Мы пообедаем в кафе, мама. Это тоже часть нашей прогулки, так что, будет неправильно, если Джек наестся дома печенюшек или каких-нибудь конфет и потом примется язвить каждый раз, когда я захочу что-нибудь съесть. Так что нет, к сожалению, мистер Дауни вынужден будет пересилить себя и отказаться от такого заманчивого и щедрого предложения.

Закончив кутаться во всевозможные шарфы и размышлять над необходимостью зонтика, Рэй подбежала к матери и чмокнула ее в щеку, в то время как Джек продолжал извиняющее пятиться к выходу. Девочка тоже не стала терять свое драгоценное время, и вот уже через несколько минут они шли по Беркелей-Стрит, молча и быстрыми шагами разрезая улицу вдоль на две невидимые полосы.

«Эта та самая неприятная тишина, – подумала вдруг Рэйчел, – которая иногда просачивается между делом, и не дает тебе вымолвить ни слова. С одной стороны прекрасно понимаешь, что это всего лишь неловкая паузы, и ее легко можно прервать сказанной невзначай шуткой или чем-то подобным, но с другой… не хочется бросить что-нибудь глупое или неловкое, чтобы потом чувствовать себя пристыжено – тогда правильнее и вовсе не говорить, а только внимательно смотреть себе под ноги. Именно из-за такой тишины люди быстро прощаются и с головой окунаются в свое гордое одиночество, полагая, что, верно, здесь они никому не нужны».

– Как тебе моя мама? – тихо спросила девочка, не чувствуя на себе вопрошающего взгляда идущего рядом парня.

– Очень заботливая. И гораздо гостеприимнее, чем ты, рыжик.

– Да, она такая. Ярая перфекционистка. Все в ее жизни должно быть безупречным – если дочери ругаются, то это «неподобающее для леди поведение», если в спальне бардак, «нужно немедленно прибраться, неужели поддерживать чистоту так сложно», ну а ее грандиозное «чтение книг легко может заменить тебе общение с друзьями, хотя, будь Моэм или Шекспир одними из них, я бы забрала обратно свои слова». Ты не поверишь, как же сильно это выводит из себя! Иногда мне кажется, что я живу в совершенно другом мире с другими правилами, – вздохнула рыжеволосая и поникла еще больше.

– Чьи-то странности не должны влиять на твое восприятие мира, – пояснил Джек, сворачивая с улицы и перестраивая их маршрут в сторону Чайнатауна. – Если твоей матери нравятся правильные вещи – в этом нет ничего плохого, ведь в любом случае можно прийти к компромиссу. Ты не представляешь, как важно ценить то, что имеешь. Особенно семью.

Дауни глубоко вдохнул и с большим трудом сдержал начинающуюся в пальцах дрожь. Каждый раз воспоминания о прошлом отдаются ему вот так, не как у всех, будто он чертово исключение из общего слаженного и стройного уравнения. Некоторые сидят вечером под теплым пледом и пьют какао с плавающими в нем зефирками, пересматривают старые фотографии, кассеты, смеются и шепчутся о прошедшем – они ложкой черпают золотистый мед из своих банок, доставая его из самого низа и с любопытством глядя, как тягучая масса переливается на солнце и стекает обратно, мягкой гущей укрывая верхние слои… Джек же видит это совсем иначе, для него на дне банки только сухой шиповник, и чем больше ковыряешь его ложкой и пытаешься достать, чтобы хоть одним глазком взглянуть и вспомнить, тем листья с каждым разом все более и более мельчают, оставляя на своем месте колючие шипы, а ягоды переминаются в отвратительную кашу.

Рэйчел виновато посмотрела на нахмурившегося парня и осторожно, почти шепотом спросила его, раздумывая, как бы ненароком не обидеть:

– А что случилось с твоей семьей? Что-то плохое?

От девочки не укрылось, как Джек вздрогнул и сильнее стиснул кулаки, так, что костяшки пальцев чуть побелели. Он явно не хотел говорить о таком личном с новой (и совсем недавней) знакомой, это было слишком сокровенное, слишком тайное, чтобы выкладывать первому встречному. «Эта мелкая не поймет, точно не поймет, с ее-то воспитанием. Гораздо лучше…»

оставить свои проблемы при себе, запереть их где-нибудь глубоко-глубоко и терпеливо ждать, пока не начнут гнить прямо внутри тебя – это ты имеешь в виду, Джеки?

– Я позже расскажу тебе, – коротко бросил парень, снова закутываясь в мысленный кокон и по-настоящему жалея, что прогулка не задалась с самого ее начала. Теперь даже ненадолго выглянувшее солнце слепило глаза и раздражало, и казалось, будто весь окружающий мир решил «помочь Джеку сойти с ума».

Рэйчел опустила голову, пытаясь не смотреть никуда, кроме как под ноги. «Черт, ну зачем я спросила! Видно же, что это него для колкая тема, а ты… Глупая, глупая! Не можешь ни слова сказать, никого не обидев. Интересно, почему он еще не ушел от тебя? Да и куда мы вообще?»

Девочка осторожно посмотрела на лицо Дауни, как бы случайно отмечая его мрачность и холодное безразличие. Затем огляделась по сторонам и резко стукнула нового друга по плечу, разыгрывая искреннее удивление:

– Куда ты нас завел? Хочешь меня похитить, а потом продать каким-нибудь злостным типам в подворотне?

Дауни выдавил из себя слабую улыбку и, не сбавляя шаг чуть быстрее прогулочного, разъяснил ровным тоном:

– Если бы я и хотел сделать с тобой что-нибудь в этом роде, то, во-первых, не стал бы показываться на глаза твоей родне. Во-вторых, не позволил бы тебе узнать обо мне столько всего, иначе ты можешь использовать эту информацию против. Ну, и в-третьих, я не пошел бы сейчас с тобой в Старбакс.

– Старбакс? Серьезно!? Я не была там сто лет! Он маленький и уличный, где можно брать только напитки, или это действительно кафе?

– Поверь, ты сможешь накупить там столько сладкой гадости, сколько тебе захочется. Ты ведь так и не начала заниматься спортом?

Брюнет предусмотрительно отодвинулся на шаг от закипающей Рэйчел, именно в тот момент, когда ее кулак набирал скоростью и просвистел в воздухе точно там, где прежде была рука Джека. Рыжеволосая на это только презрительно фыркнула.

– Вы уже готовы сделать заказ? – грузная женщина с румяным дружелюбным лицом подошла к столику, легонько постукивая кончиком карандаша о твердую корочку блокнота. Джек театрально поднял вверх руки, всем своим видом показывая, что уступает даме, и официантка обратилась к Рэй с подобным вопросом.

После того неловкого разговора они шли в ноющей тишине, прерываемой лишь короткими указаниями парня касательно дороги к кафе, поэтому, когда двери заведения распахнулись, и в лицо ударил терпкий аромат свежего кофе и пекущегося теста, девочка не смогла удержаться от облегченного вздоха. Все же шум столовых приборов, чужих спокойных голосов и льющейся откуда-то сверху приятной музыки в разы лучше молчаливой враждебности. Похоже, Дауни придерживался того же мнения.

– Мне, пожалуйста, один ванильный коктейль со взбитыми сливками и клубникой, – начала перечислять Рэйчел, задумчиво глядя в меню и в очередной раз пересчитывая в уме данные матерью деньги, – и творожный пудинг. И, будьте так любезны, одну лишнюю ложечку.

Женщина понимающе кивнула и испытывающее посмотрела на второго посетителя. Тот наклонился и неотрывно глядел на собственные руки, будто желая прожечь в них огромную дыру. Очнулся он от глухого и кислого голоса:

– Молодой человек, вы будете что-нибудь заказывать, или я могу идти?

«Тебе же на самом деле некуда спешить», – подумал про себя Джек, переводя более осмысленный взгляд на официантку. «Это твоя работа. Ждать, пока гость не сделает свой выбор и, наконец, не закажет свой несчастный капучино или яблочный пирог, и уйти с полностью испорченным настроением, устало положить листок с заказом на стол бармена, а после бросить короткий взгляд на наручные часы и терпеливо вынести последние шесть часов рабочего дня, натянув на лицо бессовестную и неискреннюю ни на цент улыбку. И ты прекрасно знаешь, по моим глазам видишь, что я сдерживаюсь от какой-нибудь неприличной грубости только из-за присутствия этой рыжей… Считай за подарок свыше».

– Мне один черный кофе без сахара, молока, сливок и всего того, что вы захотите туда положить. Благодарю.

– Отлично, – женщина сделала пару черточек в записной книжке и с видимым облегчением отчеканила, – ваш заказ будет готов спустя несколько минут. И, последнее, могу я узнать ваши имена, чтобы мы могли написать их на ваших напитках?

Дауни демонстративно закатил глаза, предвидя, что девочка захочет вмешаться и мысленно проклиная ее за это, но в то же время с легким интересом наблюдая происходящее. Робертсон не стала медлить:

– Извините его, он просто не знает ваших правил. Меня зовут Рэйчел, а этого грубияна – Джек.

– Замечательно, – с напускным весельем ответила работница, борясь с сильным желанием отвернуться от парня и продолжить общение с милой гостьей. – Ждите, пока не услышите, что заказ готов. Хорошего дня.

– До свидания, – крикнула Рэй вслед удаляющейся тучной фигуре, и сердито посмотрела на все еще молчащего Джека. Он так и сидел, чуть повернутый в сторону окна от основного прохода между столиками, задумчивый и слишком унылый для сегодняшнего дня.

«Давай, Рэйчел, ты знаешь, что его гложет, знаешь, что ему срочно нужно высказаться. Можешь либо подтолкнуть его к рассказу, либо перевести тему, хотя во втором случае шансы развеселить или просто вернуть в обычное состояние этого ненормального крайне малы. Действуй, или он и дальше будет пожирать глазами тебя и остальных посетителей этого кафе».

– Джек? – девочка позвала находящегося в прострации парня и, наконец, спросила первое, что только смогло прийти ей в голову. – Почему ты выбрал именно это место?

Брюнет несколько раз глухо щелкнул пальцами, и, когда звук стал громким и более четким, тут же утонув в шумной суете помещения, пожал плечами:

– Не знаю. Если честно, сегодня утром, прежде чем выйти из дома и направиться к тебе, я думал о конечном пункте нашей прогулки. Мы, конечно же, могли бы побродить по городу или снова зависнуть в парке, но я не успел перехватить ни куска с того момента, как только встал. Ну или самую малость. Так что кафе или закусочная – лучший вариант. Да и вообще… В этом что-то есть, понимаешь?

Не успел парень договорить, как со стороны кассы прозвучал короткий звонок, и звучный мужской голос отчеканил:

– Мисс Рэйчел и мистер Джейкен, ваш заказ ожидает у кассы. Мисс Рэйчел и мистер Джейкен…

Рэй тут же беспрерывно захохотала, едва только диктор произнес последнее слово, и кафе вновь поглотили другие звуки. Джейкен… А она, в свою очередь, так долго размышляла над прозвищем, хотя бы таком же обидном, как «рыжик», делала записи, сравнивала. Кто бы мог подумать, что обыкновенный поход в Старбакс так ей в этом поможет!

– Джейкен, будь другом, – девочка едва ли могла внятно говорить, постоянно давясь раздирающим горло смехом и чувствуя, как тот отдается легкой, но приятной болью в висках, – забери заказ.

Молчаливый и серый, как одна большая и недовольная жизнью туча, Дауни выплыл из-за стола и, одновременно с этим проклиная каждого человека в этом здании, подошел к кассе. Обеими руками ухватил поднос, на котором опасно раскачивались два стакана, а затем установил его перед уже успокоившейся Робертсон.

– Спасибо. Выглядит аппетитнее, чем в меню, правда?

Действительно, прозрачный стаканчик с небольшими холодными каплями снаружи, в котором плавала шапка из сливок с клубничной посыпкой, и целая тарелка молочного цвета пудинга, заправленного шоколадом, были восхитительны. Даже кофе Джека – казалось бы, самая невзрачная часть обеда – выглядел привлекательно за счет приятного запаха и поднимающегося от крышки пара.

Девочка притянула коктейль ближе, а тарелку с лакомством оставила на середине стола. Невозмутимо взяла свою ложечку и отломила первый кусочек, медленно жуя и при этом блаженно улыбаясь.

– Вторая – тебе, – пояснила Рэй, делая ледяной глоток из стакана. – И даже не думай отпираться, я знаю, что ты тоже голоден, и, более того, одна я с такой порцией не управлюсь.

Джек с радостью в душе согласился и даже позволил себе растаять в довольной улыбке. Только спустя минуту его лицо вновь стало серьезным и сосредоточенным, как тогда, во время прогулки в парке – даже глаза будто потемнели и превратились в два задумчивых карих огонька.

Ты же не собираешься делать того, о чем думаешь, правда? Мы оба знаем, к чему это может привести – ты зависим и слаб, когда люди знают твои секреты. Не позволяй этой девчонке прикасаться к своим демонам…

Рыжеволосая уверенно кивнула и отпила еще немного коктейля, подаваясь вперед и тем самым давая понять, что она полностью готова впитывать в себя каждое слово.

– Понимаешь, это не так просто, как ты думаешь – взять и рассказать что-то человеку, которого ты едва знаешь. В этом, конечно, есть свои плюсы – можно выстроить историю так, как тебе того хочется, и она не будет ложью, а так, лишь небольшой недомолвкой, ведь слушающий тебя не сможет это проверить. Но какой смысл лгать? Поэтому я чувствую, что стану свободнее и чище, если доверюсь кому-то, посвящу в свои проблемы, но… Могу ли я рассчитывать на взаимную поддержку и преданность, Рэй?

Джек опять крепко стиснул кулаки под гладкой крышкой стола, выжидающе и почти умоляюще глядя на девочку. Та растерянно мешала напиток трубочкой, а недоеденный кусочек пудинга так и лежал на ложке в ее руке. Наконец, она тихо, почти не своим, а каким-то тонким и хриплым в то же время голосом ответила:

– Люди бывают жестокими. Эта как лотерея, и ты никогда не сможешь предугадать, какой человек находится перед тобой в данный момент. Он может говорить одно, а думать о совершенно ином и гадком – только тебе решать, веришь ты ему или нет. Я не стану принуждать тебя к рассказу. Ни в коем случае. Сделай это, когда почувствуешь себя ужасно или когда поймешь, что поделиться нужно немедленно, иначе тебе сорвет крышу. Главное, чтобы ты сам захотел мне довериться – тогда я пойму и выслушаю, даже не сомневайся.

После этих слов девочка как ни в чем не бывало принялась доедать свою часть десерта, а Джек с раскрытыми от удивления глазами наблюдал за каждым ее движением.

«То есть, она согласилась, но дала мне шанс передумать. Неплохо, очень даже неплохо. Пожалуй, оставим на потом сопливые откровения и переживания».

– Знаешь, – Рэйчел быстро дожевала и участливо улыбнулась парню, – ты можешь попробовать кое-что. Да, это великолепная идея!

Последняя фраза была произнесена слишком уж громко, и теперь два соседних столика с любопытством замолкли и обернулись в их сторону. Робертсон поспешила исправиться и понизила голос, все еще восторженно повторяя:

– Просто замечательно! Если ты не можешь рассказать о своих проблемах, так напиши! Заведи свой личный дневник и записывай все, что вздумается.

Дауни протестующее замычал и покачал головой:

– Ты хочешь присоединить меня к армии маленьких девочек, клеющих бабочек и милых щенят в свои разрисованные каракулями тетрадки? Глупости, взрослые люди не решают так свои проблемы. Они беседуют с друзьями за кружкой хорошего пива в баре, ходят на приемы к психотерапевту…

– Тогда почему ты просишь моей помощи? – Рэй удивленно уставилась на Джека, и, видя, что ответ дается ему крайне тяжело, добавила: – Почему не идешь к своим друзьям?

Дауни усмехнулся, представив на мгновение, как он сидит перед Кэти, в то время как та наносит тысячный слой пудры на накрашенное лицо, и слезно рассказывает о своих проблемах. Или как Роджер увлеченно играет в компьютер и краем уха слушает причитания друга, изредка и почти всегда наугад поддакивая и со всем соглашаясь.

– Хорошо, я тебя понял. Что мне нужно сделать? Чертить закорючки в блокнотах и приносить их тебе?

– Нет, что ты. Все куда проще. Во-первых, не обязательно доверять кому-то свои записи – важен сам факт того, что ты пересилил себя и высказался, пусть всего лишь на бумаге. Если появится такое желание, ты можешь показать мне, но этого не случится, верно? Во-вторых, не относись к этому, как к заданию или пытке, а преврати в ежедневное правило. Если будет сложно что-то написать, можешь пожаловаться на ужасную Рэйчел, которая жестоким образом заставляет тебя вести этот глупый и бесполезный дневник.

Робертсон с довольным лицом положила ложечку на поднос и грустно оглядела свой недопитый коктейль. «Почему-то мне кажется, что это ему поможет. Я не практикующий личный психолог, но, когда грустно или тошно, нужно вытаскивать из себя этот гной, неважно, куда – на бумагу или делиться им с кем-то и медленно размазывать по чьему-то лицу. Иначе можно просто свихнуться от груза накопившихся проблем».

– Ты закончила, рыжик? – спросил Джек и встретился с виноватой улыбкой и легким кивком головы в сторону молочного напитка. – Это ничего, попробуем по-тихому пронести мимо персонала. Давай сделаем так: я заплачу и отвлеку официантов, а ты тихо вынырнешь из кафе со стаканом. Встретимся на улице, идет?

– А если нас поймают? – Рэй испуганно вжала плечи и с опаской огляделась по сторонам. – Что они могут нам сделать?

– Думаю, устроят истерику на всю улицу и сообщат в школу. Может быть даже пойдут к родителям, – Джек озабоченно скривил губы и, как и ожидалось, отметил в чужих глазах неподдельный испуг. Он поспешил добавить:

– Но этого не произойдет, если будешь точно следовать моим указаниям, ясно? Жду на выходе.

Бросив это, Дауни протянул руку, требуя части денег за заказ, и, когда получил из дрожащих пальцев чуть измятые купюры, двинулся к кассе. Девочка не стала провожать брюнета глазами и терять драгоценное время, а потому схватила стакан и юркнула влево, встав за угол и осматривая зал в поисках возможной опасности. Щупленький паренек в фартуке и моющая окно снаружи уборщица – мелочи, но и их нужно учесть для успешного проведения операции.

В детстве Робертсон часто играла с сестрой и отцом в подобные игры: они делились на отряды и рассыпались по саду, создавая себе воображаемые крепости и убежища в кустах, на деревьях или в высокой траве, и, когда из дома раздавался сигнальный гудок, ползли по земле, перебегали из одного укрытия в другое, только бы остаться незамеченными. Из-за такой неплохой подготовки в летнем лагере Рэй присвоили значок «смелого и проворного бойца», который она потом с гордостью носила на правой стороне кофточки, словно это и вправду была боевая награда. Тогда эта картонная звездочка с прикрепленной к ней булавкой казалась рыжеволосой чем-то восхитительным, воплощенным в предмете идеалом, к которому она так долго стремилась и, наконец, заслужила в непростой битве.

Если бы сейчас тебе дали такой же бумажный ошметок, ты бы недоуменно улыбнулась и избавилась от него спустя несколько минут. Печально это осознавать.

Выбросив из головы лишние мысли, девочка прижала стакан с напитком ближе, прямо к быстро колотящемуся сердцу. «Всего десять шагов, Рэй, давай, сделай их, ведь сейчас ты вызываешь больше подозрений, чем если бы шла к выходу». Равнодушная маска на лицо, расправленные плечи, задумчивый взгляд – и Робертсон осторожно пошла к двери.

Шаг – кажется, или кто-то посмотрел на нее слишком вызывающе?

Второй – почему в кафе стало так тихо? Неужели на нее обратили внимание все посетители, и теперь затаили дыхание, разом умолкли, изредка перешептываясь и насмехаясь над каждым ее действием?

«Перестань думать об этом, у остальных есть дела поважнее, нежели наблюдать за идущей на улицу рыжеволосой девчонкой… Ты уже почти у своей цели, почти пришла, осталось только протянуть руку, и…»

Дверь легко распахивается наружу, позволяя Рэйчел вылететь из помещения и глотнуть свежего теплого воздуха. Но девочка не давала себе передышку до тех самых пор, пока не оказалась на достаточно большом расстоянии от Старбакса, таком, с которого совершающий свою вылазку Джек смог бы ее увидеть. Облегченный вздох тут же вырвался из напряженной груди.

Так глупо гордиться тем, что ты сделала, хоть ты и гордишься. Наверняка, Дауни пришлось куда хуже, или его уже поймали и вот-вот поведут в полицию, а ты стоишь здесь и чему-то радуешься.

Не успела Рэй подумать о всех тех бедах, которые могут ожидать парня в случае провала, как он невозмутимо вышел из кафе и, даже не оглянувшись назад, подошел к замершей от волнения подруге. Та не смогла не похвалиться:

– У нас получилось, да? Вышло же? О, Господи, я так старалась, чтобы меня не поймали, уже несколько раз успела пожалеть…

– Слушай, рыжик, – брюнет бесцеремонно перебил девочку и отхлебнул остатки горького кофе, слегка при этом поморщившись, – я должен тебе кое-что сказать. То, что мы сделали – совсем неплохо, и я не хочу, чтобы ты грустила или винила себя. Все обошлось.

Парень начал медленно и незаметно удаляться в сторону от замешкавшейся Рэйчел, и, когда возможные пути отхода были им отмечены, продолжил чуть живее и с наигранным сожалением:

– Правда, есть один маленький нюанс. Дело в том, что… выносить напитки из этого кафе не было запрещено. Конечно, я хотел тебе рассказать, но ты так живо отреагировала на мою шутку, что я решил тебя не трогать и позволить отыграть роль до конца…

После Дауни еще не раз мысленно возвращался в тот день, проигрывая его в памяти снова и снова. Ведь не зря же самые великие и не очень люди так восхваляют чудесные способности нашего мозга и советуют уделять размышлениям хотя бы несколько свободных минут – Джек тоже старается придерживаться этого простого правила с тех пор, как умерла Шарлотта, и свободного времени появилось более, чем достаточно. Поначалу было сложно справляться с быстрым и сильным потоком несущихся и накрывающих с головой мыслей: они захлестывали, не давали вынырнуть, сдавливали быстро поднимающуюся и опускающуюся в сдавленном крике грудь и постоянно долбили по голове, заставляя ее раскалываться на части от боли. В такие моменты парень мог лишь лежать и молча глотать слезы, не в силах справиться с собой и некогда ничтожными, но теперь такими дорогими и неприкосновенными воспоминаниями. Потом медленно начало приходить осознание, и блокировать такие мысли стало чуть легче. Этот выводящий из себя звук в его голове сперва был далеким эхом нежного маминого голоса, а теперь окончательно изменился, превратившись в язвительное и надоедливое, хотя иногда даже услужливое, «Я» Джека – своего рода броня, спасающая от ностальгии и грусти.

Наконец, спустя долгие несколько месяцев, Дауни удалось обрести контроль над разумом, а рассмотрению и расщеплению предавалось лишь то, что хотел сам хозяин. Больше никаких ненужных эмоций, истерик и долгих терзаний – на смену всему этому пришли рациональность и холодная расчетливость.

Потому, бродя по городу или же уставившись в потолок спальни отстраненным взглядом, Джек в тысячный раз вспоминал то самое семнадцатое октября, когда посиделки в кафе вылились в задушевный разговор, и парень впервые почувствовал свою зависимость от этой рыжеволосой девочки. Он мог в любой момент описать выражение ее лица, когда в пропахших свежей выпечкой стенах впервые раздались предложения о помощи; как Рэй сосредоточенно смотрела в глаза напротив, в задумчивости касаясь пальцем кончика веснушчатого носа и иногда слегка прищуриваясь, словно она действительно хотела помочь. Как будто ей было не все равно, не наплевать. Но это воспоминание тут же сменялось другим, еще более интересным – Дауни помнил каждую малейшую детальку. То, как он сам не смог удержаться от рвущегося наружу смеха, и, вопреки своему желанию скрыться от рассерженной девочки, подошел к ней и не сопротивлялся, когда ее кулаки слабо, но все же весьма ощутимо, колотили по плечу и спине. Или бледное лицо, мигом покрасневшее от смущения и злости, а затем крики, смех, полусерьезное возмущение, оправдания и пролитый на холодный асфальт давно всеми забытый молочный коктейль…

Тем же вечером, когда Рэйчел, уставшая, но довольная и счастливая, заперлась в своей комнате от всяческих расспросов и любопытных взглядов, миссис Робертсон не находила себе места. Еще в обед, стоило только дочери и ее сомнительному на вид другу покинуть дом, Джанетт тут же бросилась в гостиную, туда, где после утреннего перекуса муж читал свежий газетный выпуск.

Привыкший к чрезмерной эмоциональности и раздражительности жены Элиот поднял на нее глаза, все еще держа «Таймс» раскрытой в своей руке. Его обыкновенно задумчивое овальной формы лицо кажется, вытянулось еще сильнее (обе девочки не забывали отпустить шутку о том, что оно очень похоже на длинный воздушный шарик, из каких обычно вяжут надувных собак или фламинго):

– О чем именно ты хочешь мне сказать, Джанетт?

Женщина принялась выписывать по комнате маленькие круги, что-то непрестанно бормоча себе под нос и то кивая, в знак согласия, то прицокивая и качая головой. Ее всегда безупречные волосы окрасились оранжевым в отблеске солнечного света. Наконец, Роберстон решился прервать этот непонятный для него спектакль:

Она резко остановилась и посмотрела на мужа так, словно впервые его видит и не имеет ни малейшего понятия о том, что они вместе делают в гостиной. У Джанетт случались подобные выходки, но не очень часто – слишком глубоко закрываясь в собственных мыслях, хозяйка дома порой очень долго выпутывалась из этого плена, тяжело осознавая происходящее вокруг нее. На этот же раз все прошло более-менее мягко; женщина решительно направилась в сторону стоящего неподалеку дивана и села на самый его краешек, не переставая удивленно смотреть на мужчину.

– Ты сейчас серьезно? Смеешься надо мной, да? Случилось, кое-что случилось, занятый только собой папаша, которого не волнует жизнь и проблемы собственной дочери! Если бы ты хоть немного обращал внимания на свою семью, на наших детей, то заметил бы, что именно произошло!

Элиот устало выдохнул и отложил утреннее удовольствие в сторону, полностью обращаясь к бьющейся в истерике супруге и ласково, немного даже взволнованно, спрашивая:

– Ты имеешь в виду того молодого человека, который зашел за Рэйчел несколько минут назад? Я слышал их голоса, уверен, ты напрасно переживаешь.

Джанетт хрустнула пальцами и грустно посмотрела на сидящего напротив нее мужчину так, словно он был ничего не понимающим ребенком. Подобные споры, едва не перерастающие в ссору, случались в этом доме довольно редко, и единственной их причиной был характер миссис Роберстон. И если с ее желанием окружить себя идеальными вещами, людьми и безупречной жизнью домашние могли иногда мириться, то иногда этот отчасти нездоровый перфекционизм становился поводом для всплеска эмоций.

– Почему ты так спокойно на это реагируешь, Элиот? Ей всего тринадцать лет, а он выглядит как затравленный наркоман, ищущий легкую добычу в лице нашей малышки! Все его слова о дружбе и честности – полная чушь, и я ни за что в это не поверю. Моя дочь никогда не будет общаться с такими персонами! Вставай, поднимайся сейчас же, мы должны поехать…

Робертсон резким взмахом руки оборвал кричащую жену и протянул руку к небольшому чайному столику, на котором высилась гора всевозможных печенек и маленьких шоколадных конфет. По-прежнему не говоря ни слова, взял кружочек шоколадной вафли и отправил в рот, усердно жуя и намеренно громко хрустя своим лакомством. Затем запил молоком с этого же стола и только после мягко и тихо, едва слышимым шепотом, ответил:

– Ты себя не слышишь, дорогая, – начал он, с неохотой выдавливая из себя последнее слово и делая на нем особое ударение, – ни себя, ни меня тем более. Перестань так голосить, иначе и моему терпению скорее придет конец.

Робертсон сделал небольшую паузу, ожидая, что сейчас в его адрес вылетят пара-тройка гневный оскорблений и обвинений, или вот-вот истеричная Джанет гордо поднимется с дивана и, бросив презрительный взгляд назад, быстро уйдет по направлению к кухне. Нальет бокал красного вина и с жадным блеском и невыразимой, наигранной всеми силами тоской в светло-карих глазах сделает глоток, затем еще и еще один, сдерживая рвущиеся наружу рыдания и размышляя о своей ненужности и никчемности.

Вопреки всему она осталась на месте, поникшей и опущенной книзу головой напоминая сломанную куклу.

– Вот и отлично. А теперь вернемся к нашему разговору. Тебя не устраивает новый знакомый Рэйчел, и поэтому ты хочешь вмешаться, я правильно тебя понял? – Элиот требовательно протянул раскрытую ладонь, и, получив неуверенный кивок, резко сжал ее в кулак, и на запястье отчетливо проступили вены. – Поддерживая мысль о равенстве всех людей в мире и уважении их прав, ты не считаешься с правами своей дочери, если намерена запретить ей общаться с теми или иными лицами только из-за собственной неприязни к ним. Теперь понимаешь? Она не будет вечно под твоим колпаком, Джанетт, и чем быстрее ты это осознаешь и примешь, тем проще будет твоя дальнейшая жизнь.

Закончив рассудительный монолог, мужчина прошел на кухню и вернулся оттуда с новым стаканом молока, полным до краев. Мгновенно осушил его и, отставив в сторону, присел к жене на диван, приобняв ее за острые плечи.

Сама же Робертсон никак не могла принять свою очевидную ошибку, и потому не шевелилась, ожидая реакции и следующих слов супруга. Она прекрасно знает, что мягкость Элиота не позволит ему уйти и оставить поникшую жену в одиночестве, он слишком нежен, слишком заботлив и трогателен этой своей вечной обеспокоенностью. Не требовалось никаких скандалов и криков, чтобы заставить этого человека почувствовать себя виноватым, а потому ей оставалось просто сидеть и терпеливо ждать, пока жалость не возьмет верх над справедливостью. Наконец, Роберстон примирительно поцеловал любимую в шею и прошептал в ее ухо:

– Я хочу поступить честно, как по отношению к тебе, так и к Рэй. Давай на время отложим эту ситуацию, так же, как ты откладываешь семена в надежде посадить их потом, как-нибудь на следующей неделе, когда погода будет благоприятнее всего, – оба слегка улыбнулись, и хозяйка дома расслабилась в теплых объятиях. Да, она действительно грешила, оставляя некоторый дела на будущие дни, и вся семья Роберстонов знала, что неделя незаметно растягивается на месяц, тот на сезон, а злосчастное «потом» превращается в липкую бесконечность, к которой не следует прикасаться. – Отложим, но не забудем. Не думаю, что сейчас от Рэйчел можно будет услышать что-то трезвое и убедительное, когда она вернется с прогулки. Признаться честно, я и сам очень часто держу некоторые слова при себе, а делюсь ими только после тщательного обдумывания – такова уж привычка. Давай поговорим с ней об этом новом знакомом завтра утром? Не сомневаюсь, что за столом она будет чувствовать себя комфортнее, чем припертая допросом к стенке, да и твои фирменные оладья могут сделать ее куда сговорчивее.

Джанетт счастливо закивала головой и вскочила с места, заранее начиная строить примерный план грядущей беседы и набрасывая опорные фразы на воображаемый бумажный лист. Элиот только тяжело вздохнул и продолжил чтение газеты, думая про себя: «Сумасшедшая. Таким законы не писаны».

На следующий день, как и было задумано в голове у Джанетт, утренний прием пищи представлял собой не просто ее поглощение. Пересмотрев десятки книг с различными советами о проведении важных разговоров с детьми, два часовых фильма на эту же тему и бесконечное число интернет-советов от обеспокоенных этой темой мамочек, женщина теперь сидела за столом, с привычной радостью наблюдая за тем, как члены ее семьи расправляются с завтраком. Сама же она нисколько не спешила и переводила хитрый, но немного заспанный взгляд с одной дочери на другую, затем на мужа и обратно на уплетающую горячие оладьи Рэйчел, ждала подходящего момента и, наконец, решилась.

Стоит понимать, что подобные «выуживания» информации из детей не могут привести ни к чему хорошему, – утверждал один из сидящих перед камерой психологов, чье лицо и голос заметно искажались на экране, а сидящая с банкой пломбира Джанетт увлеченно кивала и перекладывала планшет из одной руки в другую. – Вы должны на начальном этапе воспитания создать атмосферу дружелюбия в ваших с детьми отношениях. Иначе все дальнейшие действия будут просто бессмысленны. Однако, камера в очередной раз перескочила на другое, чуть полноватое и потное лицо, и завязался обыденный для передачи спор. – А что, если изначально мать не смогла найти контакт со своим ребенком и не нащупала эту самую нить, с помощью которой может его контролировать без всяких помех? Вы хотите сказать, что она должна опустить руки и прекратить любые попытки, ведь, послушав вас, мой дорогой, молодые мамочки скорее всего так и сделают. Зал ахнул, и вместе с этими невидимыми людьми замерла в ожидании и миссис Роберстон. Первый человек спокойно возразил, уверенно глядя на телезрителей и поднимая руку в успокаивающем жесте: Ни в коем случае. Я не спорю с тем, что, разумеется, бывают случаи, когда отношения между детьми и родителями не залаживаются изначально – возможно всякое, и, пожалуй, не будем углубляться в подробности. Но при таком раскладе как раз самое важное, так это не сдаться и не опустить руки. Понемногу, по капельке, быть может даже без видимого прогресса вы должны расположить к себе свое чадо, стать верным другом и надежным защитником в его глазах. Попытайтесь просто поговорить с вашим ребенком, и я уверен, что результат не заставит долго себя ждать.

Поэтому сейчас был самый подходящий для такого рода беседы момент. Лучше и придумать нельзя. Сделав небольшой глоток обжигающего какао и затем тщательно облизав губы, женщина ненавязчиво, как бы между делом, спросила:

– Как прошел ваш вчерашний день? Что-то интересное или новое?

Элиот грозно уставился на мило улыбающуюся жену и хотел уже было погрозить ей пальцем, но Хлоя довольно сухим голосом начала рассказывать:

– Ничего необычного, мам. Мне даже кажется, что выходные гораздо отстойнее школьных будней.

– По-моему, ты глубоко заблуждаешься, детка, – ответила сладким голосом блондинка и добавила, уже развернувшись ко второй дочери, – просто найди занятие себе по вкусу. А ты, Рэй? Как дела у тебя?

То ли из-за слишком странного поведения мамы, то ли всему виной были эти лживые участливые нотки в каждом ее слове, но Рэйчел мгновенно насторожилась. Аппетит, словно по команде, исчез, и теперь девочка задумчиво ковыряла вилкой подостывшее тесто, пропитанное сладким сиропом.

– Тоже неплохо. Наверное, даже немного лучше, чем у Хлои, – ограничившись таким коротким ответом, рыжеволосая с неохотой отправила очередной кусочек в рот, усердно жуя и всем своим видом показывая, что на длительный разговор можно и не рассчитывать. Джанетт, кажется, была совершенно иного мнения.

– Ну, детка, не скромничай. Кстати, а как там твоя прогулка с тем юношей?

Рэйчел задумчиво опустила глаза в тарелку. Ответить честно и подробно было бы правильным, но, учитывая характер миссис Робертсон, почти немыслимо. И не потому, что она не внушает доверия или не заинтересована в рассказе, нет, ни в коем случае – дело в том, как эта женщина умеет слушать. Поначалу молча, позволяя тебе полностью раскрыться и передать все свои накопленные эмоции через слова, затем – начиная постепенно задавать легкие и непринужденные вопросы, словно хочет всего-навсего уточнить ту или иную деталь. И, в конце концов, напирает с нравоучениями, жизненными и бесценными советами, которые девочка больше ни от кого в этом жестоком мире не услышит. После нескольких минут нудных нотаций остается лишь побежденно уткнуться в согнутые руки и тысячу раз пожалеть о том, что вообще решился прийти в эту комнату и чем-то поделиться.

Таких безрадостных рассуждений Рэйчел придерживалась всегда, но ситуация повторялась снова и снова.

Раскроешь рот – и будешь слушать ЭТО до конца завтрака, а в школу пойдешь с отвратительным настроением. Чего ты добиваешься, пчелка? Мало проблем, верно? Помолчи, соври какую-нибудь чушь и не рассказывай ей ничего, иначе вся семья будет «безмерно тебе благодарна» за будущее шоу.

Рэй глубоко вздохнула и посмотрела на маму. Та спокойно и не подавая виду допивала утренний напиток, ловко запечатывая рвущееся из нее любопытство глубоко внутри.

– Было весело, – девочка медленно обдумала скрытую сторону каждого сказанного слова, но, убедившись, что придраться не к чему, ласково улыбнулась почему-то хмурому папе и отложила вилку в сторону.

– А как его зовут, милая? Кто он и откуда? Нам же всем жутко интересно!

Женщина чуть приподнялась на локтях и заглянула смущенной дочери в глаза, как бы беззвучно повторяя: «Я знаю, конечно же, знаю, почему ты молчишь, детка, и это очень глупо. Поверь, никто не будет ругать тебя, если ты расскажешь о своем новом друге еще немного. Папочка будет в восторге, я с замиранием сердца выслушаю твою речь, и Хлоя тоже раскроет рот от удивления, ведь у нее нет таких хороших знакомых. Давай же, Рэй, только начни, и, будь уверена, я с радостью помогу тебе закончить».

– Джек. К сожалению, я пока не знаю, где он живет, – Рэйчел прикусила губу, старательно делая задумчивое лицо и якобы вспоминая адрес. – Но он очень хороший человек, мама, и мне нравится проводить с ним время.

– Замечательно, Рэй, – вклинился в разговор до этих пор молчавший Элиот и, отметив искреннюю благодарность в глазах дочери, продолжил, – на этом, я полагаю, можно закончить. Будет неприятно, если дети опоздают на занятия в первый же день после выходных, да, Джанетт? Мне было очень вкусно, но теперь нам и вправду пора ехать.

Миссис Робертсон осторожно повернула голову к мужу и изумленно, отчеканивая каждое свое слово, воскликнула:

– Еще слишком рано, Элиот. Ты же не хочешь, чтобы девочки сидели под дверями и терпеливо ждали назначенного часа? К чему спешить, если мы можем потратить это время на общение друг с другом. Мы ведь так редко…

– Джанетт, – мужчина оборвал ее сначала немного грозно, но после гораздо мягче предупредил, – не надо, прошу тебя.

Робертсон снова стрельнула глазами на уже умолкнувшего супруга и злорадно подумала, насколько же хороша ее выдержка, если этот безвольный тюфяк сломался и растаял от первых капель дождя, в то время как ей удалось стойко выдержать натиск бури. С победной ухмылкой она пропела:

– Этот Джек, дорогая, он… не обижает тебя? Не подумай, что я имею что-то против вашего общения, просто безумно за тебя волнуюсь. Он ведь не заставляет тебя гулять с другими незнакомыми и подозрительными людьми, правда?

– Нет, мама, не заставляет, – сквозь зубы выдавила Рэй и мысленно досчитала до десяти, пытаясь справиться с клокочущими в горле слезами.

«Она опять сделала это», – раздалось в голове девочки звонко и плаксиво. «Как всегда непринужденно и незаметно. А я позволила ей, дала слабину, и теперь она просто разорвет меня в этой глупой словесной перевалке».

Так уйди, – подсказало что-то внутри рыжеволосой и забилось в ушах настойчивым гулом, – оставь это все. Не поддавайся ее расспросам и просто выйди из-за стола. Это ты можешь сделать?

– А какой он сам из себя? – Джанетт обвела голодными глазами комнату и, остановив взгляд на висящих в углу и постоянно цокающих часах, продолжила, лихорадочно перечисляя: – У него есть родители? А друзья? Может быть ты знаешь хотя бы некоторых персон, с которыми можно связаться? Хотя это не столь важно, нет, нужно обратить внимание совсем на другую сторону! Его плохие привычки – он курит? Выпивает? Если так, то, Рэйчел, я не переживу, увидев тебя с сигаретой в зубах и бутылкой пива или еще чего хуже! Детка, ты обещаешь мне…

Девочка с застывшими на ресницах слезами посмотрела на умолкнувшего и не смеющего перечить отца. Тот опустил голову и что-то увлеченно рассматривал в тарелке, не обращая внимания на обращенные к нему и полные мольбы глаза. Перевела взгляд на Хлою. Блондинка тоже опустила взгляд в ответ, и по ее влажным от чая и чуть подрагивающим губам можно было отчетливо прочесть: «Прости, пчелка, пожалуйста, прости меня. Я не могу, понимаешь, не могу помочь тебе… Я все вижу и понимаю, но не имею права так рисковать. Сделай что-нибудь и перестань пожирать меня своими щенячьими глазками».

В отчаянии Рэйчел оттолкнула от себя недоеденное блюдо и еще не допитый шоколад и воскликнула:

– Нет, мама, я не обещаю! Не обещаю делать все, как ты хочешь, и повиноваться каждому твоему слову, общаться только с подобранными тобой людьми и жить под твоим вечным контролем. Твои слова… Ты делаешь людям больно, и сама этого не замечаешь. Если ты не поймешь, что не права, не осознаешь своей ошибки и не попытаешься искоренить ее из жизни…

Девочка не договорила, а на красном от злости и горячности лице выступили первые полупрозрачные капли. Тонкими струйками спустились вниз, к жадно глотающим воздух губам, и Рэй почувствовала солоноватый привкус собственного отчаяния. Не позволяя себе разреветься и после этого позорно выбежать из комнаты, так и не сказав самого важного, она шмыгнула носом и крепко стиснула зубы, как можно более грозно и внушительно продолжая:

– Ты не понимаешь, мама… Глупо искать идеальное во всем, что тебя окружает, если сама далека от подобного стандарта. И знаешь, если ты все же проигнориуешь эти слова и не захочешь над ними подумать, то… мне тебя искренне жаль.

Бросив последнюю фразу в тишину застывшей столовой, Робертсон выскочила за дверь и кинулась в свою спасительную комнату. Еще несколько минут после ухода девочки три пары изумленных и пристыженных глаз провожали ее удаляющиеся быстрые шаги.

«Здравствуй, нисколько не дорогой дневник, вести который у меня нет ни малейшего желания. Одна маленькая рыжая дьяволица заявила, что ЭТО может помочь мне разобраться с самим собой и проблемами внутри меня, а также дала понять, что кроме нее никто не собирается помогать мне с подобными вещами. Она сказала, что я могу писать здесь все, что вздумается – связное и не очень, какие-то отрывки историй из моей жизни или даже списки дел на день и того, что я не хочу забыть. Можно попробовать включить описание людей, окружающих меня событий или чего-то непонятного, например, моих философских размышлений.

Признаться честно, не знаю, нужно ли мне это, и помогут ли глупые записочки хоть в чем-то. Пока нужно поставить себе цель. Пусть это будет что-то легкое, но требующее небольших усилий, быть может жалобы на Рэйчел или рассказ о прошедшем дне жизни – не суть важно – главное, зачем я это делаю, моя нынешняя мотивация и желание или же его отсутствие. Рыжик велела написать и об этом и выделить фразу как-нибудь по-особенному. Что ж, я, Джек Дауни-Уинтроп, начинаю вести этот ничтожный и бесполезный по своей сути дневник, потому что

меня заставили сделать это, использовав запугивание и прочие угрозы

я на самом деле хочу разобраться в своей голове и своих мыслях

большинство людей на этой планете ведут дневники и утверждают, что такая привычка способствует развитию мышления и базовых писательских навыков

как бы я ни пытался отрицать это при разговоре с Рэйчел, мне действительно страшно доверить свои сокровенные размышления пусть даже более-менее приближенному к себе человеку, а эта тетрадь вряд ли сможет использовать мои секреты против меня самого

когда я вырасту и стану хоть чуточку серьезней, мне захочется понастольгировать и удариться в былые времена; я перечитаю эти записи, сделаю определенные выводы и сожгу все написанное в собственном камине, в то время как моя ирландская кошка будет жалобно мяукать в одной из огромных комнат двухэтажного коттеджа в Калифорнии

последняя и самая незначительная причина, которую я все же включу в этот список – гордость. Будущий восторг от вспыхнувшего в глазах рыжей удивления, радостная улыбка из-за ее широко раскрытого рта и быстро бегущих по исписанным страницам глаз».

Джек отложил в сторону ручку и пробежался сонными глазами по только что написанному. Поначалу слова выходили очень медленно и тяжело, как комья кашля, которые с силой нужно вытолкать из горла, а затем потекли сами собой, преобразовываясь в весьма сносный текст.

Парень впервые за несколько дней снова оказался в ставших родными, но все еще ненавистных стенах квартиры на Стюарт-Стрит. Все происходящее трое суток назад казалось не более чем бредовым сном или каким-то продолжением одного из многочисленных фильмов, просмотренных Джеком во время пребывания у Роджера – Дауни просто пришел домой. Заглянул в каждую из комнат по пути к кухне и подпрыгнул на месте от страха, держась рукой за сотрясающуюся от гулкого биения сердца грудь, когда раздался женский плаксивый голос:

Парень неверяще выпрямился и медленно заглянул за угол, уже было приготовившись к удару или летящей в него посуде. Мэг Стилсон сгорбилась на одном из стульев и чуть ли не каждую минуту вытирала серым платком слезящиеся глаза. Ее руки сухими плетьми болтались между деревянных ножек.

– Я так рада, что ты вернулся. Куда пропал так надолго? Я не видела тебя со вчерашнего вечера, милый, и очень беспокоилась.

Джек тяжело плюхнулся на стул и вопрошающе посмотрел на спокойное лицо тети. «Да, чувак, ты невероятно везучий», – подумал он, разглядывая более подробно темные мешки под глазами и широкие, закрывшие собой почти всю радужку, зрачки женщины. «Этой действительно наплевать. Для нее ты не шатался черт знает где, не коротал все шесть дней у друга, в то время как тот смерял тебя сочувствующим взглядом и щедро делился кровом и пищей – она не видела тебя всего сутки, парень. Хороший пример для антирекламы наркотических препаратов».

Словно прочитав чужие мысли, Мэг искренне удивилась:

– Ты чем-то встревожен, верно? Расскажи мне, может, мы вместе сможем решить твою проблему?

Дауни грустно улыбнулся и на секунду прикрыл глаза.

«Я никогда, ни за что на свете не доверюсь этому человеку. Тот, кто унижает тебя и относится, как к собаке, не может любить. Она лишь временно делает вид, что любит меня, копит свою гниль внутри, а после извергает эти помои. Чувства такого человека не могут быть искренними».

Если ты не можешь получить того, чего хочешь, – подсказал тут же появившийся голос, – попробуй взять максимум из возможного. Сейчас ты спросишь ее о чем угодно, не боясь последующего за твоим любопытством наказания. Используй свой шанс.

Джек как можно правдоподобнее зевнул и тихим голосом спросил:

– Могу я лечь в своей комнате? Просто очень соскучился по этой кровати.

– Да, конечно, солнце. Обнимешь любимую тетю перед сном?

Джек попытался заглушить кричащие в голове мысли и подавить подступившую тошноту. Они обнимались всего два раза – когда все семейство Дауни некоторое время гостило у Стилсон и чуть позже, но в похожих обстоятельствах. Теперь же любое прикосновение к этой растекшейся в довольной улыбке обкуренной женщине вызывало неподдельное отвращение.

Парень встал и на гудящих ногах подошел ближе к Мэг, наклонившись почти к самому ее лицу. От исходящего из ее рта зловония табака и чего-то еще непонятного, но не менее омерзительного, свербило в носу.

Перебори себя, Джеки. Она хочет почувствовать твою поддержку и заботу, ощутить своим тощим телом твое тепло… Если это не побудило тебя сдаться, подумай о завтрашнем и последующим за ним дне, когда ОНА, наконец, вспомнит о той самой проблеме. Представь в деталях, как рассвирепевшая женщина будет носиться за тобой по дому, осыпая ругательствами, и на этот раз бродяжничать уже не придется. Даже твой дружок Фишер не сможет прийти на помощь. Ты останешься совершенно один. Подумай об этом.

Дауни крепко-крепко зажмурил глаза и вцепился в плечи сидящей перед ним женщины, всячески отгораживая себя от реальности любыми способами. «Это все неправда, тебе просто кажется, Джек. Всего лишь сон, и на самом деле ты спокойно лежишь в постели и обнимаешь подушку. Обыкновенную мягкую подушку и ничего кроме».

Получить полную версию книги можно по ссылке - Здесь

Девочка, которая зажгла солнце - Ольга Золотова - Читать онлайн любовный роман

Золотова Ольга

Аннотация к произведению Девочка, которая зажгла солнце - Ольга Золотова

1 Страница