Разделы библиотеки
Ее Вечное Синее Небо - Лана Асан - Читать любовный роман онлайн в женской библиотеке LadyLib.Net
Ее Вечное Синее Небо - Лана Асан - Скачать любовный роман в женской библиотеке LadyLib.Net
Асан Лана
Ее Вечное Синее Небо
| Предыдущая страница | Следующая страница |
2 Страница
Наконец все родственники были перечислены, поклоны отданы, деньги торжественно вручены и наступил кульминационный момент обряда – открывание лица невесты. Закончив петь, акын подошел к Аиде и грифом домбры откинул ткань с ее головы, представив взору притомившейся публики раскрасневшееся то ли от смущения, то ли от жары лицо новобрачной, которая отдала всем последний низкий поклон. Зал взорвался бурными аплодисментами и возгласами одобрения, вновь заиграла музыка, и к Аиде подошла мама Тимура – новоиспеченная свекровь, которая поцеловала сноху, принимая ее тем самым в семью и обещая беречь, как родную дочь. Затем к Аиде практически подбежал успевший соскучиться Тимур, и на молодоженов посыпался шашу – дождь из сладостей, монет и лепестков роз, которыми на счастье осыпали молодых. И все это респектабельное общество, забыв на мгновение о своем величии, бросилось подбирать конфеты и монеты, потому что считалось, что они приносят удачу. Особенно старались дети: девочки в нарядных платьях с цветами и заколками в волосах и мальчики, такие забавные в парадно-выходных костюмчиках и галстуках, – они безумно радовались возможности побегать после этого красивого, но очень затяжного ритуала.
Однако передышка для участников свадебного торжества оказалась недолгой, и вот уже тамада приглашал гостей в основной зал, где их заждались вышколенные официанты и ломящиеся от угощения столы.
* * *
Шел третий час свадебного тоя, а молодожены все еще принимали поздравления от словоохотливых родственников и гостей, и конца этому испытанию не предвиделось. К счастью, пространные тосты за здоровье новобрачных чередовались с выступлениями артистов разных жанров, – начиная с исполнительниц казахских национальных танцев и номеров в стиле беллиданс, заканчивая витиеватыми бальными постановками и зажигательными латиноамериканскими перформансами, – во время которых молодые могли присесть и перекусить. Кроме того, неутомимый тамада придумывал всё новые способы расшевелить гостей и вытащить их из-за стола с помощью интересных только ему самому конкурсов и игр, а поскольку блистать талантами в этом шапито приходилось главным образом молодежи, Сабина смогла наконец оценить преимущества статуса подружки невесты, который позволял ей не участвовать в этих сомнительных развлечениях.
Подруги давно скинули под стол превратившиеся в орудие пытки туфли и теперь внимали напутственным речам дальних родственников Тимура, которых он сам едва знал, стоя босиком. Благо, задрапированный до пола белой тканью стол скрывал это незначительное отступление от правил приличия, давая возможность устроить отдых измученным ногам.
Краем уха слушая очередной пятнадцатиминутный панегирик, скучающая Сабина в который раз изучала чересчур помпезное, на ее взгляд, убранство зала, думая о том, что на ее свадьбе все было бы иначе. Организаторы этого мероприятия, по ее мнению, перестарались с золотым цветом: слишком много было золотой драпировки на стенах, больших золотых бантов на стульях и золотистых лент в букетах из кремовых роз, стоявших на столах в кованых подставках, выкрашенных в золотой цвет. Вся эта мерцающая феерия несколько подавляла, делая огромный зал визуально меньше и темнее, и спасали положение только высоченный куполообразный потолок, стилизованный под шанырак, и гигантская люстра, дающая много света. Видимо, забраться на такую высоту оформители просто не смогли, и потолок остался чуть ли не единственным белым пятном, над которым не потрудились увлекшиеся блеском драгоценного металла дизайнеры. Будь это ее свадьба, Сабина украсила бы этот красивый и без дополнительного декора зал только букетами белых роз, сохранив легкость и воздушность пространства, но это была свадьба друзей, и она благоразумно держала свое мнение при себе. Да и вообще не факт, что ее свадьба когда-нибудь состоится, потому что… Она вновь и вновь возвращалась к своим мрачным раздумьям, хотя и старалась не терять бодрости духа и надежды, что все еще образуется, и тем не менее сама атмосфера чужого праздника, пусть даже праздника ее лучшей подруги, в свете обстоятельств собственной личной жизни действовала на нее угнетающе.
Весь этот день она пребывала в уверенности, что столь важное для нее знакомство с родителями Армана, которые были гостями на этом торжестве, все-таки состоится. С этой мыслью она проснулась сегодня утром, с этой мыслью стоически перенесла все события дня и даже почти не плакала на церемонии регистрации (хотя соблазн был велик): ее согревала вера в то, что и в ее судьбе вскоре произойдут пусть небольшие, но значимые для нее перемены. Она ни на миг не забывала о том, что уже завтра ей придется проститься с Арманом на неопределенный срок, но ей хотелось хотя бы какой-то ясности в их отношениях, хотя бы малейшего свидетельства того, что его семья одобряет их общение, а сам он относится к нему достаточно серьезно, ведь тогда ей было бы легче пережить разлуку и ждать его столько, сколько потребуется.
Она сознательно не говорила Арману о желании быть представленной его родителям, потому что не в ее характере было навязываться и унижать себя подобными просьбами. Довольно долго она надеялась, что он сам догадается это сделать, однако они уже пересеклись с его папой и мамой несколько раз, но Арман или упорно прикидывался, что не знает, как вести себя в такой ситуации, или действительно не понимал, что по правилам хорошего тона должен представить свою спутницу (тем более девушку, с которой встречается не первый год) семье.
Впрочем, его родители тоже не изъявляли желания узнать, в чьей компании проводит время их сын. Более того, при встрече они обращались исключительно к нему, словно ее, Сабины, для них не существовало. Особенно ярко это проявилось в тот момент, когда они столкнулись с его мамой у входа в здание и она тихим, но удивительно резким голосом (который Сабина вживую, не по телефону, слышала впервые) попросила сына принести ей забытый в машине палантин, будто бы не замечая, что Арман держит за руку некую девушку. К ужасу Сабины, Арман, уточнив у матери, где припаркована их машина, развернулся и помчался на улицу, не сказав Сабине ни слова и оставив ее наедине со своей родительницей. Онемев от страха, несчастная стояла, ощущая себя овцой на заклание, а его мать, едва скользнув по ней взглядом, поплыла обратно в зал, сделав вид, что никакой особы по имени Сабина в поле ее зрения не было и в помине.
Словом, вечер, на который Сабина возлагала такие надежды, обернулся настоящим кошмаром. Возможно, другая девушка, не обремененная таким гипертрофированным чувством собственного достоинства, которое было присуще ей, не стала бы драматизировать, а подошла и представилась бы его родителям сама. Но какой в этом смысл? Что означало бы это знакомство, если его инициатором не был Арман? Да и наружность его мамы не располагала к подобным эскападам: эта невысокая черноволосая женщина с высокомерным взглядом темных, как у Армана, глаз и тонкими, презрительно поджатыми губами, производила впечатление дамы со сложным характером. И то, как она весь вечер или старательно игнорировала присутствие Сабины рядом со своим сыном, или бросала на нее недобрый, оценивающий взгляд, заставляло девушку чувствовать себя неловко. Она не понимала, чем вызвала такое неприятие у этой женщины и, главное, что ей теперь с этим делать. При большом желании и отлично развитом воображении эту неблагосклонность можно было бы списать на вечный антагонизм свекрови, пусть даже потенциальной, и невестки, но и отец Армана не излучал радушие. Этот седоволосый мужчина с мягкими, будто смазанными чертами лица выглядел менее устрашающе, но в его спокойном, даже апатичном взгляде читалось настолько явное безразличие ко всему происходящему вообще и к Сабине в частности, что ни о каком доброжелательном общении не могло быть и речи.
Впервые столкнувшись с таким пренебрежением к своей персоне, Сабина была растеряна и сбита с толку. Она держала себя в руках все торжество, но день был на исходе, банкет медленно, но верно приближался к неизбежному концу, и с каждой минутой она все отчетливее осознавала, что чуда не произойдет: Арман не только не познакомит ее с родителями, но и не поможет как-то разобраться в довольно оскорбительной для нее ситуации. Борясь с искушением закатить ему скандал, она была в миллиметре от этого шага, но, зная Армана, понимала: если начнет предъявлять ему претензии по поводу нелюбезного обращения с ней его родственников, он просто покрутит пальцем у виска и скажет, что она выдумывает какую-то чушь. И будет, вероятно, в чем-то прав, потому что никаких других обвинений, кроме пойманных ею недружелюбных, брошенных искоса взглядов, выдвинуть против них она не могла, а ни один мужчина, в особенности ее возлюбленный, не счел бы это основанием для выяснения отношений или, тем более, принесения извинений «потерпевшей» стороне.
* * *
Снедаемая подобными мыслями несколько часов подряд, в какой-то момент Сабина поняла, что больше не в состоянии геройствовать и прятать эти чувства в себе. Ей нужно было с кем-то посоветоваться, а поскольку Арман на роль советчика в данном вопросе годился меньше всего, оставался только один вариант – Аида. И хотя Сабине не хотелось приставать к ней со своими проблемами в такой день, другого выхода у нее не было: она надеялась, что разговор с подругой поможет ей успокоиться и дожить до конца этого утомительного празднества. Поэтому, улучив минуту, когда в перерыве между тостами Арман с Тимуром вышли покурить, она подсела ближе к Аиде, которая торопливо дожевывала кусок куриного рулета и параллельно намазывала хлеб слоем черной икры, зная, что времени на перекус до очередной поздравительной речи у нее немного.
– Слушай, ты не знаешь, почему мама Армана на меня так смотрит?
– Айжан Мухтаровна? Как «так»? – Аида не сразу сообразила, что именно тревожит Сабину.
– Как будто я ей сто долларов должна и не отдаю.
– А, ты об этом! Так ты же еще хуже провинилась – сына у нее увела.
– Шутишь? Куда я его увела? – Сабина была ошарашена словами подруги.
– Ну, в смысле, пытаешься увести. – Дожевав бутерброд с икрой, Аида переключилась на салаты и копченого лосося.
– Нормально! Он что теперь – всю жизнь за мамину юбку держаться должен?
– Ну, всю не всю, а младший сын, сама понимаешь.
– Не понимаю, честно. Тимина мама же про тебя так не думает?
– Ошибаешься! Еще как думает, просто виду не подает. – Судя по равнодушному тону подруги, ее такой расклад вполне удовлетворял.
– Почему? Ты же золото, а не невестка. – Похоже, для Сабины сегодняшний вечер был порой ошеломляющих открытий.
– Это нам с тобой так кажется, а у нее на этот счет другое мнение. Она меня терпит, как неизбежное зло. Ну и ладно, мне ее любовь не очень-то и нужна. Пусть квартиру нам купят и идут лесом. Надеюсь, к зиме будем жить отдельно и не мозолить друг другу глаза каждое утро.
– Как же она позволила своему сыночку на тебе жениться, если она тебя не переваривает?
– Сабина, я тебя умоляю, ты что, с Луны свалилась? Я же выгодная партия: папа в Нацбанке работает, мама – директор школы. Да и сама вроде ничего. – Аида хихикнула, потешаясь над собственной ложной скромностью. – Ну и Тима настоял. Пригрозил, что, если не разрешат жениться, из дома уйдет. Но они, в общем-то, не сильно сопротивлялись. А что им еще надо? Где они другую такую сноху найдут?
– Однозначно нигде. – Сабина улыбалась, хотя в душе ей было не до смеха. Ее вдруг осенила неожиданная, до сих пор ни разу не приходившая в голову мысль о том, что, возможно, родителей Армана не устраивает не лично она, а ее недостаточно высокий социальный статус. Быть может, они были бы приветливее с девушкой, семья которой может похвастаться более видным положением в свете?
Родители Сабины, которыми она, безусловно, очень гордилась, были людьми чрезвычайно образованными и интеллигентными, но далекими от того круга избранных, принадлежность к которому так ценилась в обществе с некоторых пор. Хотя, конечно, было бы ошибкой полагать, что этот пиетет был сугубо новым веянием, ведь поклонение элите в той или иной форме свойственно любому социуму, любой эпохе и культуре. Другое дело, что трактовка понятия «элитарность» периодически претерпевает те или иные изменения, и не всегда в лучшую сторону. Так, еще сравнительно недавно, во времена бесславно канувшего в Лету СССР с его демонизируемым нынче социалистическим строем, всеобщим уважением народа пользовались представители научной и творческой интеллигенции – по крайней мере те, что вписывались в конъюнктуру (поскольку неугодно-неформатным власть дорогу не давала). Именно они: ученые, писатели, поэты, художники и композиторы – считались цветом нации и занимали достойное место если не на вершине социальной пирамиды, то максимально близко к ней. С распадом Союза во всех независимых республиках, и, разумеется, в суверенном Казахстане, началось строительство другой общественно-экономической формации, в рамках которой развивалось все прогрессивное человечество, но вот по мере становления и развития этой системы почему-то исчезло из жизни социума былое почтение к науке, культуре, духовным и нравственным ценностям (исключение составляли, пожалуй, только деятели эстрадно-развлекательного жанра, по-прежнему купавшиеся в безмерной народной любви, хотя культурное значение и дарование этих кумиров, к сожалению, нередко были спорными). Теперь к сливкам общества причислялись те, кто обладал деньгами или властью (а лучше и тем и другим), причем безотносительно того, каким тернистым и извилистым мог быть к этому обладанию путь.
Родители Сабины, трудившиеся в непопулярной нынче сфере (Елена Александровна, кандидат филологических наук, преподавала в институте иностранных языков, а Амир Каримович, профессор, доктор исторических наук, заведовал кафедрой востоковедения в одном из крупнейших университетов страны), на себе прочувствовали прелести капиталистического мироустройства, наблюдая, как подрастающее на их глазах поколение шло на исторические и филологические факультеты только в том случае, если не могло пробиться на престижные теперь банковское дело, экономику или финансы. И все-таки, в отличие от многих коллег, ринувшихся в пучину малого и среднего бизнеса, они остались верны призванию, предпочтя не приносить свои убеждения в жертву новым богам, и потому, будучи добропорядочной семьей со стабильным, но умеренным достатком, занимали весьма скромное положение на иерархической лестнице общества.
Означало ли это, что Сабина не была той завидной невестой, которую хотели бы видеть рядом с сыном родители Армана? Могло ли это обстоятельство служить объяснением тому, что он не спешил не только с женитьбой, но даже с представлением ее семье как своей девушки? Задумавшись об этом впервые с момента их знакомства, Сабина пребывала в растерянности и недоумении. Она-то, глупая, всегда считала, что людей нужно оценивать по их личным качествам, а не по размеру банковского счета папы или должностному положению троюродного дядюшки. Но видимо, она, воспитанная на немодных нынче нравственных идеалах, была неправа и никого на самом деле не интересовали ее ум, образованность, богатый внутренний мир, наконец. Неужели это правда? Неужели Арман не собирался жениться на ней из-за этой ерунды? Нет, он не такой, он действительно любит ее – уж в этом она была уверена на все сто.
Отчаянно желая верить Арману и боясь оскорбить свое большое и светлое чувство к нему, она решила, что даже думать о нем в таком ключе – совершать преступление против их любви. Наверняка их свадьба просто вопрос времени, ведь вряд ли он захочет висеть тяжким грузом на шее у родителей, да еще и с женой в придачу. Сначала ему нужно закончить учебу, обрести материальную независимость и крепко встать на ноги, а потом они обязательно поженятся, иначе и быть не может. А его семья… Что ж, рано или поздно они вынуждены будут смириться: смирилась же, по словам Аиды, мама Тимура со своей невесткой. Да ни одна женщина на свете не сочтет избранницу сына подходящей ему кандидатурой, потому что собственный ребенок, а тем более любимый младший сын, всегда самый умный, самый красивый, безупречный во всех отношениях и заслуживающий всего самого лучшего, в том числе и жены. Так что не стоит расстраиваться из-за неблагосклонности его родителей и убиваться из-за того, что они не бросаются к ней с распростертыми объятиями: когда-нибудь они непременно примут и оценят ее по достоинству, и все тогда будет хорошо. Надо только набраться терпения и подождать, ведь они с Арманом любят друг друга по-настоящему, а что в жизни может быть важнее и могущественнее любви?
* * *
Окрыленная сеансом самовнушения и возродившейся надеждой, Сабина вскинула голову, расправила плечи и постаралась сосредоточиться на том, что происходило вокруг. В эту минуту присутствующие замерли в предвкушении одного из самых красивых и трогательных моментов вечера – танца жениха и невесты. Арман и Тимур только что вернулись за стол, а неугомонный ведущий уже объявлял выход молодоженов. Тимур раздосадованно поставил обратно бокал шампанского, из которого не успел отпить ни глотка, а Аида судорожно дожевала кусок лосося и промокнула губы салфеткой. Притихшие и смущенные, под прицелом множества любопытных глаз, они с опаской вышли из-за стола и направились к центру зала. Выглядели они не очень счастливыми – скорее, подавленными всеобщим вниманием к их персонам и массой утомительных обязанностей, которые накладывал на них сегодняшний статус. К тому же, как было известно Сабине, Тимур слыл не самым искусным танцором и очень комплексовал по этому поводу, а Аида все время наступала на подол своей юбки и боялась упасть.
Но вот они встали лицом друг к другу, в зале зажгли свечи и приглушили свет, и за пленительными звуками «Признания» Гару последовали неловкие, скованные па. И уже через несколько мгновений молодые люди преобразились: страхи их улетучились, движения стали плавными и уверенными, а в глазах засияла любовь. Жених, стройный и элегантный, забыв о своей нескладности, смело вел в танце грациозную невесту в пышном белом платье. Люди повставали с мест, чтобы лучше видеть происходящее, и уже скоро пару окружало плотное кольцо зрителей.
Сабина осталась за столом, потому что он стоял на возвышении прямо перед площадкой, где танцевали новобрачные, и ей было все отлично видно. Она наблюдала не только за молодоженами, но и за гостями, смотревшими на их танец, и размышляла о том, что все эти люди испытывали сейчас одни и те же чувства: восхищение, умиление, радость и вместе с тем легкую, светлую грусть. Женщины утирали неизбежные в такой ситуации слезы, а мужчины задумчиво взирали на молодую влюбленную пару, которая вступала в новую, неизведанную жизнь.
В какой-то момент, пробегая глазами по лицам зрителей, поглощенных созерцанием юной четы, Сабина натолкнулась на взгляд, выражающий чувства иного рода: в нем была такая враждебность и такой леденящий, арктический холод, что она невольно поежилась и лишь потом осознала, что на нее смотрит стоявшая в толпе напротив мама Армана. Под ее неприязненным взором девушке стало не по себе – все ее с грехом пополам восстановленное равновесие и позитивный настрой вновь полетели к чертям, уступая место сомнениям и омерзительному ощущению собственной неполноценности. Видимо, эта женщина уже сделала свои, судя по всему, нелестные выводы о Сабине и даже не пыталась их скрывать. Будь на ее месте кто-нибудь другой, кто угодно, Сабина не обратила бы на это внимания: она же не червонец, чтобы всем нравиться; но это была мать Армана, и одного ее взгляда было достаточно, чтобы девушка превратилась в сгусток оголенных нервов, а на глаза навернулись непрошеные жгучие слезы. Ей безумно захотелось исчезнуть, испариться, спрятаться подальше от этой женщины, от ее нелюбви, от всех расстройств и разочарований последних дней. Она устала, устала и измучилась из-за своих переживаний, из-за неоправдавшихся ожиданий и несбывшихся надежд. Ей нужно было побыть одной, подумать, успокоиться. Она, к сожалению, не могла сбежать отсюда насовсем, но хотя бы небольшую передышку она должна была себе позволить.
Не дожидаясь окончания танца, Сабина встала и вышла из зала в холл, а оттуда на улицу, рассчитывая, что прохлада и безмятежность летнего вечера помогут ей взять себя в руки и поддержать вновь пошатнувшуюся уверенность в себе. К счастью, в этот момент в маленьком парке, разбитом вокруг Дома приемов, почти никого не было, и темнота сгущающихся сумерек утаивала от редких прохожих ее состояние. Она шла по парку, рыдая и всхлипывая, не замечая ни изумительной свежести воздуха, ни аромата цветущих пионов. Все мысли несчастной были заняты только этим испепеляющим взглядом и непереносимой жалостью к себе. Как хотела бы она оказаться дома, в своей комнате, под любимым покрывалом, чтобы не слышать ничего об Армане и его родителях и вдоволь поплакать над своими напастями и злополучной судьбой. И хорошо, что хотя бы здесь, в парке, никто не мешал ей предаваться печали, никто не лез со словами утешения и бесполезными советами.
Однако уединение девушки было недолгим: не успела она дойти и до середины аллеи, огибающей здание, как за спиной послышались торопливые шаги. Очень надеясь, что это не по ее душу, она все же прибавила шагу, так как сойти с густо обсаженной пихтами аллеи было некуда, но буквально через минуту Сабину нагнал запыхавшийся Арман. Подбежав, он схватил ее за плечи и развернул к себе, вглядываясь в заплаканное лицо и покрасневшие, полные обиды глаза.
– Сабинка, малыш, что случилось? Почему ты плачешь?
Даже под дулом пистолета она не призналась бы ему в подлинной причине своих слез, но так как на виртуозную актерскую игру сил уже не осталось, да и времени на сочинение достойной версии тоже, она выдала первое, что пришло ей в голову:
– Не знаю, растрогалась, наверное…
– Это ты от их танца так поплыла? – Арман смотрел на нее с недоумением.
– Ну… да. Мы же, девушки, сентиментальные, по любому поводу плачем.
– Раньше я за тобой такого не замечал. – Арман был не на шутку встревожен ее реакцией и, похоже, не верил в наскоро состряпанную легенду. – Уверена, что ничего не хочешь мне рассказать?
Сабина покачала головой и отвернулась. Он ни за что не должен узнать, почему она плачет, иначе он посмеется над ней и решит, что она чокнутая истеричка, выдумывающая бог знает что.
– Но я не понимаю, все же было хорошо еще пять минут назад. Что стряслось?
Не желая изобретать еще одну причину своего во всех смыслах плачевного состояния, она молчала.
– Мне уйти?
– Как хочешь. – Она не хотела его прогонять, но была бы рада, если бы он догадался оставить ее одну. Однако сегодня Арман сообразительностью не отличался: вместо того чтобы уйти, он притянул ее к себе и обнял, прижав ее голову к своему плечу.
– Малыш, послушай, если это из-за моего отъезда… – Он, видимо, действительно не понимал, что еще могло быть не так, и это был единственный вариант, который приходил ему на ум. Что ж, она не собиралась его разубеждать, ведь он был не так уж далек от истины: завтра ночью у нее появятся все основания рыдать из-за его отъезда, а сегодня пусть тоже помучается, теряясь в догадках из-за ее поведения. В конце концов, он это заслужил, не только же ей страдать. Между тем Арман продолжал: – Сабинка, я знаю, ты расстроена и не хочешь, чтобы я уезжал. Я сам этого не хочу, но что мне делать? Я не могу спорить с родителями, пойми же это. И я очень быстро вернусь – ты даже соскучиться не успеешь, честно. Любимая, у нас все будет хорошо! Я так тебя люблю, ты мое счастье, моя радость, моя судьба… – Арман зарылся губами в ее волосы, шепча берущие за душу слова: – Я не смогу без тебя жить, ты мне нужна как воздух. Любимая, солнце мое, жизнь моя… – Он гладил ее голову, скользя ладонью по завитым небрежными локонами волосам. – Малыш, мой маленький, глупый малыш… Я люблю тебя больше всего на свете, ты ведь это знаешь? Ты мне веришь?
Конечно, она ему верила! А разве могло быть иначе? Разве могла она сомневаться в его любви? Она знала, что он любит ее так же сильно, как и она его, что они обязательно преодолеют все преграды, пройдут через все испытания и рано или поздно будут вместе. Она стояла, всем телом прижавшись к Арману, и постепенно, как всегда в его руках, к ней возвращалось душевное спокойствие и надежда на оптимистичный финал. Его любовь придавала ей сил, и она поняла, что ее боевой дух еще не сломлен. Она не станет отказываться от Армана без борьбы, ведь ей было за что бороться – по крайней мере, она была искренне в этом убеждена. Возможно, он, как многие мужчины, был слишком слаб, чтобы ввязаться в драку, – значит, отстаивать право на счастье придется ей одной. Но так просто она не сдастся! Она еще покажет родителям Армана, своей маме, всему миру, что такое истинная любовь!
Однако она не ответила Арману и только громко шмыгнула носом.
– У нас все будет хорошо, ты верь мне, пожалуйста! – Арман, отстранив ее от себя, вгляделся в ее лицо. – Ты веришь?
Она молчала, и он повторил вопрос:
– Веришь?
– Верю, – короткое утверждение далось ей не без труда, но, произнеся его, она почувствовала такое облегчение, словно с нее свалился весь груз огорчений и обид, который она тащила на себе уже пару недель. Как это сплошь и рядом бывает в юности, слепая, безграничная любовь оказалась сильнее гордости и самоуважения, а вера в такое же пылкое ответное чувство – сильнее доводов разума и элементарного здравого смысла.
Сабина обвила шею Армана руками и коснулась его губ поцелуем. Арман, успокоенный, вздохнул и снова спросил:
– Ну, как ты? В порядке?
Она уже почти пришла в себя и смогла вполне внятно ему ответить:
– Да, все нормально.
Она охотно провела бы его в объятиях весь вечер, но гипертрофированное чувство ответственности не позволяло забыть о том, что сегодня они друзья молодоженов и не должны надолго покидать свой пост. Кроме того, она начала всерьез опасаться, что Арман в стремлении ее утешить скоро оставит одни воспоминания от той укладки, ради которой она поднялась сегодня в такую рань, поэтому Сабина осторожно высвободилась из его рук, смахнула с лица невысохшие слезы и выразила готовность идти обратно.
* * *
Когда, держась за руки, они вернулись в зал, танец молодых уже закончился. Сабина с видом победительницы поискала глазами свою соперницу в борьбе за любовь Армана и, не найдя ее среди гостей, небрежно пожала плечами. В эту минуту на небольшой сцене появилась казахстанско-российская группа, известная и любимая на всем постсоветском пространстве, и солистка, стильная красавица с грузинскими корнями и магическим голосом, запела новый хит, отчего Сабина мгновенно оживилась. Вот он, долгожданный момент любого торжества – танцы! Наконец-то можно будет отвлечься от так измотавшей ее рефлексии и отдохнуть от обязанностей подружки невесты, успевших ей до смерти надоесть.
Она обожала танцевать и очень жалела, что в свое время мама не разрешила ей заняться этим основательно, потому что участие в ансамбле, в который ее настойчиво приглашали, повредило бы, по мнению мамы, учебе. Но жить без танцев Сабина не могла. Она великолепно двигалась, тонко чувствовала музыку и ритм и на любом танцполе становилась центром всеобщего внимания, ведь не любоваться кошачьей грацией ее движений было нелегко.
И все-таки приличия требовали от подружки невесты соблюдения неких неписаных законов, и Сабина, которая в другой ситуации уже отплясывала бы в центре зала, чинно повернулась к Арману, устремив на него вопрошающий взгляд. Арман понял ее без слов и улыбнулся, и вместе, пританцовывая, они направились к сцене, где уже зажигала бóльшая часть публики, позабывшей на время про свой возраст, радикулит и пресловутое социальное положение.
* * *
Скоро все поздравительные тосты были сказаны, букет невесты брошен, трехъярусный торт разрезан и съеден, и торжество медленно, но верно приближалось к логическому завершению. Самые молодые и стойкие еще находили в себе силы танцевать, а большинство гостей, в особенности старшего поколения, разъезжалось.
Сабина сидела за столом в кругу подруг, болтая и смеясь, хотя настроение ее было далеко не так безоблачно, как могло показаться на первый взгляд. Арман провожал родителей, а она в который раз за последние несколько часов сражалась с вновь захлестнувшими ее обидой и хандрой. Робкая надежда на чудо с трудом дожила до конца этого вечера и умерла в муках. Долгожданное знакомство не произошло; хуже того, Сабина поняла, что вряд ли станет желанной гостьей в семье возлюбленного. И хотя их отношения с Арманом были нежными и трепетными, как никогда, горечь разочарования разъедала душу. Было бы неплохо поделиться этим с Аидой, но подруга была занята проводами гостей, да и бесконечно приставать к ней со своими бреднями неуместно: у человека все-таки свадьба. Другие девчонки, конечно, с радостью пошушукались бы с ней на эту тему, но посвящать их в свои беды Сабине не хотелось: по-настоящему близки они были только с Аидой, а той сейчас не до нее. Поэтому Сабине приходилось держаться, делая вид, что у нее все хорошо, да что там – просто замечательно!
Молодежь собиралась продолжить гуляние в недавно открывшемся ночном клубе, и девушки, скинув туфли под стол, решили дать отдых натруженным ногам, коротая время до дискотеки в обсуждении самых эффектных платьев, украшений и интересных молодых людей, подмеченных сегодня. Изнуренные празднованием Камила, Айсулу и Баян, подперев руками щеки, вспоминали, какое бесподобное алое платье было на супруге одного бизнесмена, в какой жуткий наряд канареечного цвета облачилась дочка помощника президента и какие огромные бриллианты сверкали в ушах и на запястьях снохи одного из министров. Счастливая Динара сидела в обнимку с добытым в нешуточной борьбе свадебным букетом, явно не желая с ним расставаться. Подруги смеялись, что после ее троекратных мучений в качестве подружки невесты ей должно было наконец повезти, и она мечтательно закатывала глаза, прикидывая, с кем именно из ее кавалеров реальнее всего привести в исполнение план под кодовым названием «свадьба века». И только Катя, судя по всему, намеревалась кутить до упаду: она по-прежнему вытанцовывала с парнем, с которым познакомилась пару часов назад, и была, казалось, так же бодра и энергична, как и в начале вечера.
Сабина, намертво приклеив к лицу улыбку, прилагала неимоверные усилия к тому, чтобы не сделать достоянием общественности переживания, снедавшие ее изнутри, когда к их столу подошла Даша, славившаяся отсутствием чувства такта и хроническим пренебрежением правилами хорошего тона. Она с ходу плюхнулась на свободный стул рядом с Сабиной и, сняв туфли, швырнула их в проход между столами.
– Уф, я уже с ног валюсь, а еще в клуб ехать! Вы едете? – она обвела присутствующих беглым взглядом и, не дожидаясь ответа, продолжила стрекотать обо всем, что только приходило ей в голову: – Крутая свадьба получилась, только с тостами перебор: я пару раз чуть не заснула и под стол не рухнула. – Она заливисто рассмеялась и пихнула локтем сидевшую рядом Сабину: – Аидка сказала, что сетку для волос ты ей в Париже заказывала. А они только свадебные бывают?
– Не знаю. – Меньше всего Сабине хотелось сейчас любезничать с Дашей, но элементарная вежливость не позволяла игнорировать собеседника.
– Аидка сегодня просто красавица, и платье шикарное. И мама у нее молодец, классно выглядит. Не знаешь, сколько ей лет?
– Не помню, что-то около пятидесяти. – Было бы здорово, если бы Даша все-таки оставила ее в покое, но та, видно, была настроена на содержательный диалог.
– Я, кстати, родителей Армана первый раз сегодня увидела – такие важные оба. Ты с ними общаешься?
Сабине страстно хотелось придушить эту назойливую особу, но вместо этого она как можно более небрежно ответила:
– Нет, не общаюсь. – И отвернулась в другую сторону.
Обсуждать эту тему с Дашей было невыносимо, и она решила уйти, закончив тем самым разговор, но девушка тараторила, не замечая ее реакции:
– Блин, вы же давно встречаетесь. Почему он тебя с ними не познакомил? Хотя я бы на твоем месте не температурила – у него мама такая высокомерная! Или мне показалось? А Арман, по-моему, классический маменькин сынок. Представляешь, я ее сегодня увидела с сигаретой и обалдела, говорю: «Арман, а твоя мама курит?» И знаешь, что он мне сказал?
– Понятия не имею. – Сабина уже стояла в проходе, норовя сбежать от надоедливой девицы, но теперь никакая сила на свете не сдвинула бы ее с места: она должна была услышать продолжение.
– Что, типа, она курит иногда, как все светские женщины. Прикинь, светская женщина! Умрешь! – Даша снова расхохоталась, а Сабине, напротив, стало совсем не смешно.
С одной стороны, в этой фразе, сказанной Арманом, не было ничего особенного, с другой – в ней недвусмысленно читалось его отношение к матери и, очевидно, ко всей своей семье, что наводило на крайне неприятную мысль о том, что, будучи столь высокого мнения о родителях, он, вероятно, считал Сабину недостойной чести не то чтобы войти в его семью, но даже быть представленной этой великосветской паре. Иначе чем еще объяснить его нежелание знакомить ее с ними? А вдруг он на самом деле думает, что она просто не заслуживает их внимания? Похолодев от новой догадки, она до боли в пальцах сжала спинку стула: «Неужели это все-таки правда?!»
Даша все еще плела какую-то чушь, но Сабина ее не слышала: в очередной раз за этот вечер, ставший для нее настоящим испытанием, она задумалась обо всех вновь открывшихся обстоятельствах, связанных с Арманом и его родителями, и с каждой минутой выражение ее лица делалось все мрачнее и мрачнее. А что, если ее бредовые на первый взгляд предположения не так уж и абсурдны? Ведь если не только она, но и другие люди подмечали что-то неладное в их взаимоотношениях (пусть даже не у всех, как у Даши, хватало наглости об этом говорить), то это, по всей видимости, означало, что проблема была реальной, а не надуманной, и от такого вывода было невесело. Будь это только ее домыслы, она охотно рано или поздно списала бы их на свое разыгравшееся воображение, ведь в глубине души она понимала, что достойна лучшего обращения, но тот факт, что даже Даша, не отличавшаяся выдающимся умом и прозорливостью, видела пробел в таком важном вопросе, как ее коммуникация с родителями своего молодого человека, вновь заставил Сабину сомневаться в своей значимости в жизни Армана и серьезности его намерений по отношению к ней.
Однако сегодня она так вымоталась из-за своих подозрений, из-за странностей и, мягко говоря, шероховатостей в поступках Армана и его семьи, что подробно анализировать эту ситуацию была не в состоянии. Им еще предстояло ехать в клуб, и потому она снова, из последних сил, натянула на лицо вымученную улыбку и настроилась нести свою ношу до конца.
* * *
Клуб был заполнен до отказа, в воздухе по обыкновению витали алкогольные пары и дым сигарет, бит нещадно рвал барабанные перепонки, отдаваясь где-то в районе солнечного сплетения, а мерцающий свет слепил глаза, но сейчас это было именно то, что нужно. Сабина танцевала, никого не замечая вокруг и не слыша ничего, кроме музыки и бешеных толчков своего сердца. Она танцевала второй час подряд и не чувствовала усталости. Она вообще ничего не чувствовала – ни боли, ни обиды, ни разочарования. Танец и музыка были для нее лучшими анестетиками, а более подходящий момент для их применения сложно себе и представить. Голова была на удивление легкой и пустой: мысли испарились, эмоции угасли, и посреди окружающего хаоса девушка была этаким островком с трудом завоеванного спокойствия. Завтра, когда праздник закончится и она останется один на один со своей бедой, она будет думать об Армане, о его отъезде и его родителях, но сейчас ей хотелось одного – танцевать. Танцевать, чтобы отвлечься, расслабиться и обо всем забыть.
Время от времени подруги выходили на танцпол, чтобы составить ей компанию, но, быстро выбившись из сил, возвращались за огромный, длиной в ползала, стол, который заняла их ватага. Ребята пили виски и курили кальян, девчонки баловались коктейлями, Аида и Тимур беспрерывно целовались, а друзья возмущенно требовали, чтобы они прекратили это безобразие, и энергично поднимали бокалы за их счастливую совместную жизнь и многочисленное потомство.
Здесь была только молодежь, и торжество продолжалось в демократичном формате. Все были рады тому, что утомительные мероприятия под бдительным надзором старшего поколения остались позади и можно скинуть маски благопристойности и оторваться на полную катушку, не опасаясь упрекающих взглядов и неодобрительного шепота поборников чужой нравственности.
Арман, продержавшись возле Сабины не больше получаса и выдохнувшись окончательно, предпочел вернуться за стол к ребятам, которые старались в кратчайшие сроки наверстать упущенное и налегали на спиртное. Зная, что он устал не меньше, чем она, и толком ничего не ел с самого утра, поначалу Сабина тревожилась за благополучное завершение этого вечера, но потом решила, что все равно ничего поделать с этим не может: как и многие мужчины, Арман терпеть не мог, когда его просили не злоупотреблять алкоголем. Поэтому она не стала даже начинать разговор на эту тему – в конце концов, он уже большой мальчик, а следить за его поведением у нее нет никаких полномочий, пусть это делает его любимая мамочка. И, не испытывая желания переживать еще и за количество выпитого Арманом, она продолжала танцевать, залечивая этим своеобразным способом душевные раны, нанесенные ей возлюбленным и его семейством.
Как водится, она привлекала к себе повышенное внимание, но ей сегодня было не до него. Ей было наплевать на все, что происходит вокруг: она растворялась в музыке, в некоем подобии нирваны, где ей было спокойно и хорошо. В какой-то момент получилось так, что вся их компания, обессиленная, сидела за столом и на танцполе Сабина осталась одна – и тут же несколько парней, которые битый час вились неподалеку, но не отваживались приблизиться, потому что с нею рядом все время кто-то был, надумали действовать. В мгновение ока она оказалась в кольце незнакомых мужчин, во взглядах которых, помимо восхищения, читались и не самые безобидные помыслы. Пару минут она, увлеченная танцем, ничего не замечала, а потом вдруг почувствовала неладное. Оглянувшись и осознав, в какой ситуации находится, она попыталась выбраться из толпы пожиравших ее глазами молодчиков, и в ту же секунду ее так сильно схватили за руку и так резко выдернули с танцпола, что она чуть не упала. От неожиданности и испуга, что это какой-нибудь особенно ретивый ухажер, она едва не закричала, но, обернувшись, увидела перед собой разъяренное лицо Армана и его остервенелые, налитые кровью глаза.
– Арман, ты что делаешь?! Я же могла упасть!
– Это ты́ что делаешь? Скачешь там, как последняя… – Он крепко держал ее за руку, и его пальцы впивались в кожу, причиняя боль.
– Что?! – Он никогда не позволял себе разговаривать с ней в таком тоне, и сейчас она не поверила своим ушам. – Повтори, что ты сказал!
– Что слышала! Все другие сидят, а что ты там устроила?
– Ты в своем уме? Или ты пьян в стельку? – Она в самом деле не понимала, что происходит, потому что этот грубый, развязный незнакомец был совсем не похож на того Армана, которого она знала до сих пор. Или до сих пор она не давала ему поводов для ревности?
– Может, я и пьян, но еще соображаю. И прекрасно все видел.
– Что ты видел? Что я сделала?
– Сама знаешь что, и не строй из себя оскорбленную невинность! Чем бы все это закончилось, если б я тебя оттуда не вытащил?..
– Прекрати, слышишь! И не смей так со мной разговаривать!
– А то что? Другого найдешь? Ну, давай, вперед, вон их сколько – желающих, – Арман кивнул в сторону площадки, на которой отрывались несостоявшиеся кавалеры Сабины.
Неужели это не сон, и человек, которого она знала не один год, мог так измениться всего за несколько минут? И из-за чего? Из-за того, что она первый раз повела себя неподобающим, по его мнению, образом?
– Арман, перестань. Спасибо, что спас от бесчестья и выручил из беды, я очень тебе за это признательна, но, будь добр, не трогай меня сейчас. – Она с трудом отцепила его пальцы от своей руки и отступила на безопасное расстояние.
– Издеваешься? По-твоему, это смешно? – Его лицо, искаженное яростью, побагровело еще больше.
– По-моему, это грустно. Ты отлично знаешь, что я не сделала ничего плохого и не заслуживаю такого отношения.
– А я, значит, заслуживаю, чтобы моя девушка вертела задом перед толпой мужиков и я этим любовался?
– Я просто танцевала! – Сабина чуть не плакала от унижения.
– В толпе мужиков… – не унимался Арман.
– Я их не видела! Я просто танцевала!
– Только не рассказывай мне про проблемы со зрением! И если я тебе помешал – без вопросов, можешь возвращаться к своим воздыхателям, они только этого и ждут, – в его голосе звучали ноты ревности и по-детски горькой обиды, но красные, бешеные глаза были полны злобы и агрессии.
Понимая, что он пьян и спорить с ним сейчас совершенно бессмысленно, Сабина постаралась прекратить ссору:
– Пожалуйста, давай успокоимся и свернем разговор, пока мы оба не наговорили лишнего.
Ее примирительный тон подействовал на Армана отрезвляюще, и он немного остыл.
– Ладно, поехали домой, я устал как собака, – прикрыв глаза, он потер ладонью лоб.
– Поехали. – Настроение было испорчено окончательно, танцевать ей отбили всякую охоту, и Сабина тоже почувствовала себя обессиленной. – Надо со всеми попрощаться.
– Пошли, – Арман снова взял ее за руку, но уже без прежней грубости.
Они попрощались со всей компанией, обняли Тимура и Аиду и, договорившись созвониться с ними завтра, стали пробираться к выходу.
* * *
В такси повисла напряженная тишина. Оба, несмотря на усталость, были на взводе и еще не отошли от скандала, который напрочь уничтожил остатки мало-мальски приятных впечатлений от сегодняшнего вечера. Сабина не могла выкинуть из головы оскорбительные слова и взгляд Армана, которым он смотрел на нее несколько минут назад. Неужели она действительно так непотребно себя вела? Неужели танцевать, ни на кого не обращая внимания, до такой степени крамольно и безнравственно? Судя по реакции Армана, именно так он и считал, но имеет ли он право предъявлять ей какие-то претензии, сам не слишком преуспев в соблюдении правил приличия? В свете всех последних событий его собственнические притязания казались Сабине как минимум неуместными, но выяснять с ним отношения было сейчас невмоготу, и она тихо сидела, отвернувшись от него и уставившись остекленевшим взглядом в окно.
Получить полную версию книги можно по ссылке - Здесь
| Предыдущая страница | Следующая страница |
Поиск любовного романа
|
Партнеры