Разделы библиотеки
Искупление - Элеонора Гильм - Читать любовный роман онлайн в женской библиотеке LadyLib.Net
Искупление - Элеонора Гильм - Скачать любовный роман в женской библиотеке LadyLib.Net
Гильм Элеонора
Искупление
| Предыдущая страница | Следующая страница |
3 Страница
Вопреки обыкновению морозы ударили после Святок. Дни и ночи снег падал с неба, укутывая землю, как заботливая мать больное дитя.
Русская земля действительно была нездорова. Смуты, восстания, распри сотрясали ее не первый год. Царевича невинного убили, говорили старики, с того пакость и началась. Бориска Годунов Бога прогневал, нельзя басурманину царем становиться, кричали вторые. Ложный царь, расстрига Гришка Отрепьев всему виной, ляхов привел на землю Московскую, возмущались третьи. А кто-то поносил матерными словами нынешнего царя Ваську Шуйского.
При Годунове выведывал он правду об убийстве царевича Дмитрия. Сказал честному люду, что Бориска не виновен. Потом кричал на всяком углу о вине царя. Присягал самозванцу Гришке – и он же возглавил переворот. Где найти веру такому царю? В закоулках души русской найдется место и для прощения, и для гордости, и для поклона земного сильному властителю, но не сыскать ни горстки доверия к вору, обманщику и лицемеру.
Василий Шуйский, в ком кровь Рюриковичей разбавилась давно в потоках родовитых кровей бояр, был таким властителем. Он силился угомонить русский народ, но смута полыхала багряным пожаром.
Зимой 1607 года на окраинах государства появлялись и множились самозваные цари. Весной новый Дмитрий признан был мятежными людишками. И народ родовитый, и казаки, и шляхтичи перебегали к самозванцу. Крестьяне с посадскими выживали кто как умел. Те, чья земля оказалась под пятой чужеземцев-ляхов или разбойников, брали в руки вилы и топоры. Те, кому посчастливилось жить в стороне от бурь, молились за судьбу Отчизны.
В дни, когда трескучие когти мороза стягивали деревушку, еловские больше сидели дома. Разговаривали, ругались, пели песни, ткали, плели веревки и сети, мастерили утварь, рассказывали сказки, воспитывали младших.
На Тимофея-полузимника поминали приметы: если снег глубокий, то хлеба хорошие уродятся. Мерили сапогом выпавший снег. Полголяшки закрыл – опять скудный урожай. Аксинья с Софьей проверяли закрома, вздыхали над скудными запасами. Вечером Анна отвлекала от грустных дум:
– Далеко от нас возвышается город Казань. Он… красив, велик. Сказывают местные, что когда-то жили там… змеи. Правителем был царь по имени Зилан. Змеиный царь грозен и жесток был, не любил он людей и велел подданным своим не пускать людей в царство свое. Кусали они окрестных жителей, убивали, держали в страхе. Однажды молодая девица пошла по грибы-ягоды, увлеклась да в чащобу змеиную зашла. Сгубили ее змеи, по крупицам жизнь выпили. Девицу погребли, а жених ее, богатырь… батыр по-ихнему, поклялся изничтожить Зилана.
– А дальше что? – Матвейка, открыв рот, слушал сказку, Нюта на его руках таращила глазенки, будто понимала что-то. Аксинья оторвалась от своих снадобий, а Васька завороженно смотрел на бабушку. Даже Софья отложила веретено.
– Дайте передохнуть, тяжело бабушке. – Аксинью до глубины души ранила немощь Анны.
Спустя некоторое время пожилая женщина продолжила сказ:
– Нашел он кузнеца непростого, колдуна. Тот сковал ему меч, заговорами придал ему силы. Коня непростого дал, волшебного. Поехал богатырь навстречу змею. Тридцать три раза подступали к нему подданные царя змеиного, но каждый раз рубил он их на части. Подъехал молодец к горе, внутри которой царь Зилан устроил себе логово. Крикнул: «Выходи, чудище змеиное!» Вышел Зилан, ударил хвостом, и волна прошла по земле. Ударил второй раз – сшиб богатыря с коня. Ударил третий раз… да хотел убить богатыря. Обернулся конь соколом волшебным, выклевал глаза змею. А богатырь изловчился да отрезал змеиный хвост.
Голос Анны становился все тише. Сглотнув слюну, она продолжила:
– По кускам резал богатырь Зилана… да взмолился тот: «Смилуйся, воткни нож в пасть мою! Не хочу я мучиться». Пожалел его молодец, сделал, как он просил. Внезапно вспыхнул огонь, охватил он меч богатырский и самого молодца. Оба они сгорели – и Зилан, и победитель его.
– Чудная легенда. – Аксинья подошла к матери, поправила одеяло. – Не сказывала ты ее в детстве нашем с Федей.
– Еще девчонкой я была, когда соседка-татарка… Путала она русские да татарские слова. Но мы ее понимали. Только сейчас вспомнила я сказку. Лежу, времени много… лежу, перебираю прошлое, что было, как жили…
– Сказывай еще, – попросил тихо Матвейка.
– Казь, – подтвердил Васька.
– Все мы, как богатырь, пытаемся побороть змеев, да сами рушим себя борьбой той, – неожиданно сказала Аксинья.
– А мне… мне… – нарушила долгую тишину Софья. – Мне с людской молвой бороться надоело. Вокруг змеи подколодные. И змееныш – вон, – кивнула она на Матвея, играющего с Васей. – Надоело мне скрывать. Уезжаю я… С сыном.
– Да куда ж ты поедешь? К родителям?
– Нет, не к ним.
– Так куда? – Аксинья не отступала от братниной жены.
– Нашла я дом нам. Васенька, иди сюда. Обними мать.
Софья
Почему одним Бог дает все: и внешность, и ум, и приязнь родительскую, и любовь мужскую? А кому-то пинки, тычки да уродливую личину? Софья с детства недоумевала, пыталась разгадать тайну. Да не получилось.
Родители считали наказанием свою уродливую дочь. Соседи прятали детей да скот подальше – вдруг сглазит. Девки дружить не хотели. Парни смеялись. А всего-то пятно на лице. Большое, темное. Но разве оно мешало Софьюшке быть доброй девкой, хорошей работницей? Девочка старалась изо всех сил получить одобрение людское. А все продолжали ее шпынять.
Потом стала гадить по мелочи: одной соседке кур отравила, ядовитое зерно подбросила в кормушку, о другой слух распустит неприятный. Внешне всегда тихая, скромная Софья не вызывала никаких подозрений и тем пользовалась.
Наступила и прошла пора девичьего расцвета, а никто к Софке-уродке свататься не спешил. Однажды на исходе шестнадцати лет затащила она на себя пьяного соседского парня. Утром их обнаружили родители, все честь по чести. А через день-два парень сбежал. Говорили, в Сибирь подался. Лишь бы не жениться на девке, меченной чертом.
К Феодоре за помощью Софья пошла от полной безнадеги. Не осталось у нее сил на жизнь такую. Веселая, самоуверенная Аксинья сразу ей понравилась. Вот такой бабой хотелось стать Софье. Замужней, бойкой, красивой, имеющей обо всем свое мнение и не боящейся его высказывать. Она осторожно расспрашивала Аксинью и узнала, что у той есть холостой брат. Что дальше делать, Софья прекрасно понимала. Напроситься в гости, а там…
Сначала Федька Воронов ей не пришелся по душе. Шуганый, молчаливый, забитый. На нее вовсе не смотрит, все думает о чем-то, людей чурается. А потом разглядела: и добр, и красив, и строен, и кудри смоляные вьются. Мечта, а не жених.
Софья начала охоту на Федю-дурачка. То улучит момент, когда старших дома нет, и в полуспущенной рубашке пройдет, то полы моет да подол задерет выше положенного, то коснется невзначай. Испугалась уже Софьюшка, что чары ее бессильны. Но вид рыдающей девки в полупрозрачной мокрой рубашке добил Федьку. Все у них быстро срослось, когда зареванная девка гладила по кудрявой голове парня, прижималась к нему упругой грудью. Приехавшие за Софьей родители нечаянно помогли: Федор испугался, что может милую свою потерять, и на следующий день они просили благословения Вороновых, скоро и свадьбу сыграли.
Софка-уродка получила ту жизнь, о которой мечтала. Красивый и добрый муж, снисходительные свекор со свекровью, ночные стоны и сытная жизнь.
Рождение Васятки наполнило существование Софьи радостью материнства. Да недолго рай на земле длился.
Сколько кляла она себя за то, что не запретила мужу помогать сестре-гулене! Ничего с Аксинькой не случилось бы, сама тюки с вещами дотащила бы до родительской избы. Смерть Феденьки разрушила ее ладный мир. Наверное, Софья не его самого любила, а жизнь с ним, хорошую, спокойную. Ей жаль было не мужа, что в расцвете лет покинул мир, а себя – вдову с малым ребенком.
Она долго не могла прийти в себя, мучило ее сознание того, что она виновата, она недосмотрела, что в мужа запустят камнем и убьют. А Оксюшка виновата пуще нее: не жилось с мужем спокойно, захотелось хвостом крутить перед Строгановым. На всю родню позор и поругание на- влекла.
Со смертью Василия Ворона жизнь семьи становилась все хуже. Продавали кружки да кринки, потом перешли на одежу. «Надо бежать, – осенью 1607 года поняла Софья, наблюдая за золовкой, кормящей дочь. – Двое детей, нищета подступает к нам». Еще молодой, ядреной бабе улыбнулась удача. Нелюбимые родители помогли дочке найти выход из ловушки. За одно это она простила им былые побои и насмешки.
* * *
Январь продолжал мучить пермских жителей вьюгами да морозами. В один из тех дней, когда непогода завывала голодным волком и рвалась погреться у печи, Софья металась по избе и увязывала тюки с вещами.
– Ты скажи хоть, куда поедешь? Где жить будешь?
В настойчивости Аксинье не откажешь.
– Есть ли дело тебе, золовушка? Племянник у вас другой завелся, Васятка не нужен. Так нет вам разницы, где жить будем…
– Да что ж ты говоришь такое? Бесстыжая. – Аксинья покосилась на печь, где грелась мать. Не проснулась бы.
– Да, бесстыжая я! Федора забили камнями. Я бесстыжая. Свекор в лесу помер, сердце не выдержало. Я бесстыжая. Подонка неизвестного роду-племени приютили. Я бесстыжая.
– Не могу я с тобой говорить.
– Да и не надо. Все ли я взяла? Наряды мои… Одежда Васеньки… – Софья бормотала себе под нос, не обращая внимания на Аксинью. – Рушники, перины, скатерти…
После смерти мужа вдова из мужниной семьи могла забрать приданое свое, наряды, часть утвари. Но случаев таких – по пальцам перечесть. Редко кто решался выйти замуж во второй раз. Не по-божески.
Аксинья не помогала снохе в сборах, следила лишь за лихорадочными ее движениями. Смолчала о том, что нищенкой Софья пришла к Вороновым, не расщедрились родители ее на приданое. Сейчас невестка, запамятовав, укладывала в сундук лучшее из того, что хранилось из года в год в избе.
– Самое важное-то я и забыла. Матушка! – Софья решительно подошла к лежанке и стала трясти пожилую женщину. – Да проснись же ты!
– Плохо матери, не буди ты ее… Софья, разве не видишь?
– Плохо не плохо. Времени у нас мало.
– Что такое?.. Софьюшка. – Анна с трудом вынырнула из болезненной дремоты.
– Деньги в кубышке… Василий говорил мне, что припасены они. Сынок мой – наследник, потому половина наша.
– Деньги… Подожди ты, голова болит…
Аксинья переводила взгляд с одной женщины на другую.
– Доченька, в предбаннике… Половица одна чуть отстает. Под ней… – На большее сил у Анны не хватило.
Аксинья накинула старую душегрею, хлопнула дверью прямо перед носом Софьи. Баня встретила промозглым холодом, теперь топили ее редко. По смутным временам роскошь большая – дрова тратить. Аксинья встала на колени и принялась щупать доски.
– Не знала ты про кубышку? Не говорил отец. – Невестка уже в дверях стояла, кривила довольно рот.
– Отойди, свет не закрывай.
– Понимаю я тебя, печалишься, что деньги заберу. Мне приданое нужно, кто ж без него возьмет.
– Значит, замуж собралась…
– А что мне, гнить одной? Скоро жених мой подъедет, заберет нас с сынком.
– Рада за тебя, невестка.
– Кривишь ты душой… Но спасибо.
– Ой!
– Кусает банник?
– Заноза. – Аксинья беспомощно глядела на черную щепку, вонзившуюся в палец. Баня будто защищала тайник от внезапного вторжения.
Наконец нужная доска была найдена, и Аксинья извлекла на свет грязный глиняный горшок с крышкой, наглухо запечатанной воском.
– Вот он, ладненький! – вскрикнула Софья.
Горшочек в избе открыли, и содержимое тускло-блестящей горкой возвышалось на столе. Георгий Победоносец пронзал змея мечом на старой московке, копьем – на новгородских монетах. Копейки, полушки времен Ивана Грозного. Новые монеты царя Федора Иоанновича с буквами Р да Е… Даже одна золотая копейка неведомыми путями закатилась в отцовскую кубышку. Рачительный, прижимистый Василий Ворон сберег копейки на черный день, позаботился о семье. На глаза Аксиньи навернулись слезы.
Матвейка подлетел к столу и схватил одну из монет. Поднес к глазам, разглядывал долго, собрался за пазуху засунуть.
– Нельзя тебе брать деньги, Матвейка. – Аксинья разжала ласково руку, забрала копейку.
– Дурную натуру выродка сразу видно, – покачала головой Софья. – Нечист на руку.
Аксинья долго пересчитывала монеты, в счете она была не сильна. Наконец деньги были поделены на две равные кучки. Только тогда она ответила невестке:
– Не видел копеек, поди, ни разу. Интересно ребенку стало. А ты сразу обвинять.
Залаяли громко собаки, заскрипел снег под полозьями саней.
– Едет! – разрумянилась Софья.
– Держи. – Аксинья часть монет смахнула в полотняный мешок и спрятала его в сундук, другую часть высыпала в горшочек. – В добрый путь.
– Здравствуйте, люди добрые, – в избу зашел, приветливо улыбаясь, невысокий мужчина.
Шапка, тулуп, усы и борода его покрылись инеем. Он стянул с головы колпак, под ним не оказалось волос. Жених Софьи был совсем немолод, вдвое старше невесты. Полный, улыбчивый, с хитрым прищуром темных глаз и сединой в бороде, он Аксинье понравился. Напомнил отца.
– Проходите, – склонила она голову. Мужчина заинтересованно осмотрел Аксинью.
– А ты…
– Аксинья Ветер, золовка Софьи.
– Раз знакомству, лебедушка. Порфиша Малой, – поклонился мужчина.
– Готова я, все вещи увязала, – лебезила невеста перед Порфишей.
– Посидим, Софьюшка, на дорожку? – Голос его будто обволакивал.
– Посидим.
Аксинья села на край лавки, оперлась боком о стол, Софья с Васькой на руках и жених ее пристроились на лавке у входа. Матвейка разглядывал гостя, застыв от него в двух шагах.
– Твой? – кивнул Порфиша на мальчишку и подмигнул ему. Матвейка спрятался за печь.
– Нет, моя дочка в люльке хнычет, – ответила Аксинья.
– А чей тогда?
Аксинья хотела сказать правду, но поймала умоляющий взгляд невестки.
– Приблудился к нам парнишка, вот и взяли.
– Милосердные христиане. Вам воздастся, – улыбнулся Порфирий. И неясно было, одобрял он деяние или смеялся над Аксиньей.
– Пора нам в дорогу, – первой поднялась Софья. Ее тяготила эта изба. Эта семья.
– Пора. Еще в церковь успеть надо. Родичей на венчание позвать не хочешь? Всем места хватит, сани у меня просторные.
– Да без надобности… Назад потом добираться им…
– Спасибо вам за приглашение. Софье достаточно нашего благословения и его. – Аксинья протянула невестке горшочек с ее частью монет.
Порфиша кивнул и подхватил тюки с добром. Софья укутывала сына в теплый плат. Она спешила, и потому ручки каждый раз оставались на воле. Стоило ей перенести Васятку через порог, как поднял он плач.
– Ауыыы, – заливался он, и крупные слезы стекали по курносому лицу. – Оау.
– Да успокой ты сына. – Порфиша повысил голос. Мягкая обволакивающая ласка вмиг исчезла.
Софья вздрогнула и затетешкала над сыном, стараясь унять его горе.
– Не хочет из родной избы уезжать, – грустно улыбнулась Аксинья, отодвинув угол платка, стерла слезы с Васькиного лица. – Не реви, мужику не пристало сырость разводить.
Матвейка протянул ей ловко смастеренную из березовой коры игрушку, внутри нее громыхали камушки… Аксинья потрясла погремушкой над Васяткой, и слезы быстро сменились улыбкой.
– Держи. Подарок сыну твоему и напоминание о нас.
– До свидания всем, – сухо попрощалась Софья.
– Добра вам и здоровья. – К Порфише вернулась благостность.
Едва выйдя на порог, Софья выкинула погремушку на снег.
– Дитю игрушка по нраву пришлась, – не одобрил жених.
– Не нужны нам подарки оборванцев всяких, – пробурчала его невеста.
– Садись в сани, – вздохнул Порфиша.
Жаль, время не воротишь назад. По всему видно, злой нрав у невесты. Родители ее рассказывали о том, как добра, милосердна, хозяйственна. Молодая жена и с пятном на лице хороша. Какую кобылу выбрал, на той и ездить.
– Иди ко мне, Матвейка. – Аксинья прижала к себе мальчишку.
Черная заноза кусала палец, вонзившись в плоть. Горе терзало сердце, проникнув куда глубже. Семья становилась все меньше, таяла, как снежный сугроб в весенний день. Нескоро теперь увидят они Ваську, Софья выстроит новую жизнь с новым мужем, и родичам в жизни той не место.
Тоска по веселому проказнику Ваське подступала к сердцу Аксиньи. А впереди нет просвета и продыха, впереди – новое горе.
Получить полную версию книги можно по ссылке - Здесь
| Предыдущая страница | Следующая страница |
Поиск любовного романа
|
Партнеры