Разделы библиотеки
История родной женщины - Виктория Гостроверхова - Читать любовный роман онлайн в женской библиотеке LadyLib.Net
История родной женщины - Виктория Гостроверхова - Скачать любовный роман в женской библиотеке LadyLib.Net
Гостроверхова Виктория
История родной женщины
| Предыдущая страница | Следующая страница |
Глава 3
Вечерами Маша слушала радио, по которому шла детская передача. Там читали стихи, рассказы детей и известных писателей. Сказку про Буратино, озвученную различными голосами, слушали с удовольствием и взрослые. Под тусклый свет керосиновой лампы девочка доставала коробку со своими бумажными куклами, вырезанными из журнала «Крестьянка». Девочка с упоением одевала куклу Наташку или Аленку в белых кальсонах в разные наряды. Она представляла, что когда вырастет, будет модничать! Будет ходить на танцы, в кино, на выставки, делать разные прически! Она будет делать все, что захочет! Как же здорово быть взрослой!
Детство пролетело. Время текло, как песок сквозь пальцы. Зима, весна, лето, осень. И так по кругу. День за днем и час за часом времена года сменяли друг друга в беспощадном соревновании, в котором не было победителей, но проигрывала жизнь.
Сначала у Маши случилось первое горе. Ее мама начала толстеть, быстро уставать и много кушать. Девушка всерьез обеспокоилась ее здоровьем. Но потом родился он. Вечно кричащий, отобравший все внимание родителей на себя, которого Маше и так не хватало. Отчасти девушка и радовалась родившемуся братику. Она, хоть и смутно, помнила, как тосковала в детстве после смерти сестренки. Но где-то глубоко внутри она чувствовала, что Гриша станет высокой стеной между ее детством и родительской любовью. И что они, родные брат и сестра, никогда не будут близки.
Потом произошло второе несчастье. В одно обыкновенное утро мечта Маши стать взрослой неожиданно исполнилась, правда совсем не так, как она себе представляла: проснувшись, она почувствовала боль в животе и чуть ниже. Что-то тянуло и словно немного резало. Было неприятно ходить, хотелось много кушать и спать. «Чем я заболела?» – думала девочка, не подозревающая, что ей предстоит стать девушкой. Она не знала об этом абсолютно ничего. Поэтому, когда через несколько часов увидела на своем нижнем белье капельки крови, заплакала и посчитала, что неизлечимо больна. В это время все внимание мамы было приковано к ее недавно родившемуся младшему брату и хозяйству, поэтому девочка и слова не сказала ей. «Если умру, им хоть не так грустно будет. Меня Гриша заменит им», – ночью, сдерживая слезы, горестно рассуждала она. Девочка эгоистично не понимала, какой драгоценностью они с братом были для родителей, даже несмотря на послевоенные трудности. Она думала о себе и о том, как она несчастна. Хотя и болезни-то у нее никакой не было. Обычные ежемесячные женские дела. Об этом она потом выведала у подруги Раи, которая была более продвинутая в этих делах, благодаря близкому общению со старшими сестрами. От той же Раи, только намного позже, она еще и узнала, откуда и после чего берутся дети. И после этого долгое время с брезгливостью и презрением смотрела на младшего брата.
Свое открытие в теле девушка прятала от матери долгие годы, втихаря стирая ненавистные тряпочки и развешивая в чулане в укромном месте. Современные женские удобства ей тогда и не снились.
– Маш, мне нужно кое о чем с тобой поговорить, – в один день, смущаясь и краснея, заговорила мать, не зная, с чего начать. Дочь внимательно и серьезно посмотрела на нее, из-за чего та смутилась еще больше. – Это давно нужно было сделать… В общем, когда девочка взрослеет, у нее начинаются, – запинаясь, начала она.
– Ага, – серьезно подтвердила девушка.
– Ты все знаешь? – с удивлением и облегчением спросила мать, вытирая предательские капли пота со лба, выступившие от волнения.
– Ага, – немного улыбнувшись, подтвердила та.
– И давно у тебя начались? – спросила мать, и повисла неловкая пауза.
– В тринадцать, – последовал ответ с некоторой обидой и негодованием.
Конечно, мать ошиблась всего на каких-то два года! И что все это время Маша должна была делать? Жить в негодовании, думая, что смертельно больна? Так и действительно можно себя извести до смерти!
– И откуда дети появляются, тоже знаешь? – красная, как помидор, уточнила женщина.
– В общих чертах да. Мне Зина все рассказала. А ей старшая сестра… – дипломатически аккуратно ответила та.
– А, ну хорошо! – выдохнула мать. – Прости, я должна была об этой теме с тобой раньше поговорить, понимаю… – раскаялась женщина с влажными глазами.
– Ничего страшного, все нормально! – мягко ответила Маша, проглатывая комок обиды и убеждая себя в истинности своих слов.
– Если будут какие-то вопросы, ты это… Спрашивай, не стесняйся, – сама смущенно проговорила женщина.
– Хорошо, – ровно ответила дочь, показывая, хоть и мягко, что разговор закрыт.
Так и не начавшись, закончился такой важный разговор между матерью и дочкой! Оборвавший цепочку близости, доверия, взаимопонимания и уважения. И, быть может, стал поводом дальнейших проблем в отношениях между матерью и ребенком даже в следующих поколениях.
…
Все свободное время летом Маша проводила на речке. Только справится с обязанностями по дому – и бегом. Вот и в этот раз она собиралась туда. Взяв с собой вещевую сумку с полотенцем и самодельным купальником, заплетя длинную и густую косу, уже собиралась убегать, как ее окликнула мама:
– Возьми с собой братика, пусть рядом немного на песочке посидит!
– Ну мам! – захныкала девушка, надув губы. – Мне то ли купаться, то ли за ним следить!
– Не мамкай! Мне некогда с ним возиться! Столько дел! – вдыхая, серьезно посмотрела Нина на дочь.
– Зачем тогда рожали, если нет времени следить? – возмущенно прошептала Маша, потом покраснела и побледнела.
У Нины из рук выпала тарелка и, звонко щелкнув, разлетелась осколками во все стороны.
– Ты как с матерью разговариваешь? – покраснела мать и со слезами на глазах изо всех сил огрела девушку сырым полотенцем, попав по плечу, шее и щеке. Получив звонкую пощечину, Маша вздрогнула.
– Прости, я не хотела… – прошептала она, взяла в одну руку плачущего маленького братика, который наблюдал всю эту картину, в другую руку сумку и выбежала из дома, дрожа и плача.
Другие разы девушка прибегала к хитрости, чтобы не брать с собой Гришу, который постоянно ныл и мешался. Тайком она била ему по попе, чтобы он заплакал, и говорила, что братик не хочет с ней идти. Мама в ответ устало вздыхала, а Маша благополучно убегала.
Молодая ветреная эгоистичная голубка. Она просто хотела свободы и самостоятельности. Конечно, можно осуждать слабость других, но все мы не без греха. Да ведь между детьми действительно была огромная разница в возрасте, из-за чего им трудно было подружиться и найти общий язык.
«А мне, признаться, милее танцы, милее звуки смеха друзей. Я не красавица, но многим нравится, что я беспечной всех и веселей», – эта песня была Машиной любимой и, по сути, характеризовала ее внутренний мир.
…
В комнате родителей стояла небольшая железная кровать, на которой лежали взбитые белые подушки, а рядом стояла балалайка, на которой любил играть Николай в хорошем настроении. Стену около кровати украшал голубовато-серый ковер с оленем, который был, наверное, почти во всех советских жилищах. По всему дому на полах были разноцветные узкие коврики.
Николай работал сначала токарем, затем заведующим колхоза. Нина была по хозяйству и следила за детьми. Но она тоже приносила хорошие деньги в семью. Все, чем она ни занималась, особенно на продажу, она делала идеально. Она продавала коровье молоко, которое было самым свежим, вкусным, с густыми сверху сливками. Корова семьи Петровых, как уже упоминалось, была самой холеной в селе.
Летом и осенью Нина промышляла продажей ягод и грибов, у нее были свои ягодные места и грибные копки – уходя от рассвета и до обеда, женщина почти всегда возвращалась с богатым урожаем, аккуратно перебирала и спешила в город, чтобы продать. У нее была самая крупная отборная земляника, лучшие грузди и первого сорта белые грибы. Конечно, у нее были и свои постоянные клиенты, которые уважали честность, порядочность и ответственность женщины: у нее всегда все было максимально качественно.
Маленькие, кривенькие, немного червивенькие грибы Нина оставляла дома: какие-то она солила в больших катках на зиму, белые же целиком отправляла на чердак с сеном – сушиться. Дети, а потом и внуки, постоянно лазили их переворачивать. Забираешься по надежной деревянной лестнице, отворяешь маленькую дверцу и словно попадаешь в другой, особый, мир: мягкое ароматное сено, засушенное с луговыми цветами. А среди них душистые грибочки, которые настолько заманчиво выглядят, что хочется их съесть, словно конфету. Потом эти грибы Нина перекручивала в мясорубке и делала ароматнейшую приправу, с которой готовила свою фирменную подливку и супы.
Еще на зиму в этом доме засаливались в больших деревянных бочках: огурцы и помидоры, мясо, окуни, вышеупомянутые грибы, и «замачивались» яблоки-антоновка. Все было свое, кроме окуней, но и их покупали у кого-то по-знакомству. Возможно, именно эта традиционная русская запасливость помогла людям пережить войну. А может быть, она и появилась из-за войн, когда люди голодали и поняли, что нельзя жить одним днем.
Зимой Нина тоже не сидела без дела. Она валяла валенки из овечьей шерсти, вручную. У нее были специальные формы для каждого размера, и производила валенки двух цветов – черные и белые, крашеные. Нужно сказать, что это был очень тяжелый труд. Но он приносил свои результаты: она «обула» в свои валенки полсела и города, а потом ездила в Москву и продавала их там. В столице скупали их с большим удовольствием. Из Москвы Нина привозила много продуктов, которых в Тамбове не было даже за хорошие деньги.
Также Нина с Машей раз в месяц ездили в город на рынок. Покупали все по списку: мясо, крупы, что-то из одежды. Ездили на целый день, наматывая по шумному толкающемуся рынку целый день. Мать умела и любила торговаться: иногда получалось снизить стоимость товара почти в половину. Маша этого немного стеснялась: она любила показать себя с лучшей стороны, что у них есть возможность купить что-то дорогое.
На оставшуюся сумму они, груженые нескольким тяжеленными сумками в каждой в руке, заходили пообедать в столовую. Нина очень любила заходить в центральную, где обедали все рабочие с рынка: и вкусно, и дешево. И чистенько, аккуратненько так все сделано: в темно-бордовых цветах, на стенах висят советские лозунги и плакаты, призывающие любить родину, чтить старших, защищать младших, быть честным. В центре огромная линия с едой, как шведский стол: тут тебе и всевозможные первые блюда, и вторые, и мясо, и рыба, а слева, в стеклянном вращающемся шкафчике, симпатичные тортики, украшенные шоколадом или ягодами. За небольшие деньги можно себе взять всего по чуть-чуть и наесться досыта. Фирменными блюдами здесь были: густой борщ, где мяса больше, чем овощей, огромные свиные пельмени, которые подавали с уксусом и сливочным маслом, и сочнейшие котлеты по-киевски с жирным бульоном, зеленью и сыром. М-м-м, просто вкуснятина! Почти все столы были заняты, и пока мама стояла в огромной очереди, Маша поджидала, когда какой-нибудь освободится. Когда это случалось, она неслась пулей, маневрируя своим стройным телом между столами и стульями. И занимала лучшее место. Предпочтительнее, около окошка, чтобы, пока пьешь чай и ешь пирожное, наблюдать за людьми, которые снуют туда-сюда по делам. Переведя дух, они отправлялись на вокзал и ждали свой автобус, который ходил раз в полтора часа. Они, конечно, рассчитывали время, чтобы прийти первыми, но недолго ждать приезда.
Дома мать раскладывала сумки, перебирала покупки и подсчитывала деньги.
«Странно, вроде купили не так уже и много, а столько денег потратили… Так, это стоит столько, это столько…», – и Нина быстро складывала в уме большие числа и никогда не ошибалась. Маша удивлялась и восхищалась. Мать всегда ее поучала:
– Деньги любят счет. Нужно их всегда считать, до копеечки. Куда ты то, куда другое потратила. Тогда будешь экономнее жить, правильно все распределять… И никогда не будешь в нужде и в долгах!
Маша мотала на ус. Но это у нее было заложено уже природой. И позже она уже одна ездила в город, покупала все подешевле, высчитывала, складывала и привозила домой огромные тяжеленные сумки.
…
1955 год
Вечерами Нина рукодельничала за грубым дубовым кухонным столом на кухне. Ей было тепло, как в бане, из-за сильно натопленной белой печки… Обычно Маша сидела неподалеку, отдыхая от всех домашних дел, разглядывая милые штучки на кухне. Там стояли и голубенькие тарелочки с птичками в деревянном комоде с застекленными полочками, и бутылочки, баночки разных цветов, размеров, причудливых форм, в которых раньше могло храниться что угодно: духи, крем, пудра. Эту необычную коллекцию ее мама аккуратно расставила на подоконнике и постоянно пополняла. Но в последнее время девочка не отвлекалась от ловких рук матери ни на минуту, ведь та вязала грубым железным крючком тончайшие узоры алых роз на кремовом фоне. Эти прекрасные полотна украсят окно в спальне взрослых и даже составят серьезную конкуренцию серому ковру над кроватью, на котором красуется олень с ветвистыми рогами.
– Мам, а можно я тоже попробую вязать? У тебя так здорово это получается! – дочка восхищенно улыбнулась, показывая ямочки-месяцы на щеках.
Женщина впервые за многие годы видела свою дочь такой милой и ласковой. Интересно, что это с ней произошло? Она же раньше совсем не интересовалась рукоделием.
– Ну попробуй, – улыбаясь, ответила женщина, протягивая грубыми ладонями запасной крючок из железной коробки. – Вот тебе пряжа, для тренировки, – показала она на серый некрасивый клубок. – Маша недовольно поморщилась, глядя на красивую пряжу, но промолчала. – Вот, бери пряжу вот так, клади петельку на палец, продевай сюда крючок, вытаскивай – вот и первая петелька! Затяни ее потуже, это основание твоего изделия. А дальше вяжешь вот такие воздушные петельки, получается цепочка! От нее зависит длина того, что ты будешь вязать. Что ты хочешь?
– Варежки! – мечтательно произнесла девушка.
– Ну, варежки для первого раза очень трудно! – девушка разочарованно нахмурилась от таких вестей. – Давай попробуем шарф для Гриши?
– Для Гриши?! – плохо скрывая ревность, воскликнула дочь.
– Я уверена, что ты сможешь связать ему самый очаровательный шарф! Все в садике будут завидовать!
– А для Васи можно? – после долгой паузы, смущаясь, спросила Маша. – У него скоро день рожденья просто…
– Отличная идея, – просияла женщина. – Я уверена, что это будет самый приятный для него подарок на свете! – она радовалась откровению дочери. И удивлялась тому, какая Маша уже взрослая. Пятнадцать лет уже почти… Первая влюбленность – как это мило.
– Почему?
– Потому, что подарок, сделанный своими руками, с любовью – самый дорогой!
– А-а… – задумчиво ответила девочка. – Ну я постараюсь!
И она трудолюбиво вязала шарф всеми зимними долгими вечерами, исколов себе все нежные пальцы и натерев на них мозоли. В школе это заметил Вася, не подозревающий своей вины, и удивленно спросил:
– Что у тебя с руками, Маш?
– Что? Все в порядке! – пряча руки под черный школьный фартук, невозмутимо ответила та.
– Точно? – переживал друг.
– Конечно! – нетерпеливо ответила девушка, удивленно подняв широкие темные брови.
На перемене они ходили за школу кататься с горки. Брали портфель, садились на него и ух – вниз по прокатанной до льда дорожке! Но съехав пару раз с горки, Маша неожиданно заметила, что Васи рядом нет, он удалился куда-то с пацанами. Она встала на горке и зорко высматривала друга по сторонам, как орел свою добычу, а потом услышала Васин смех из мальчишеского уличного туалета и оттуда заметила сигаретный дым:
– Ну ты у меня получишь! – прошипела она, заправляя выбившуюся прядь под шерстяной платок.
Когда довольный друг подошел к ней, пряча руки в карманы, она холодно посмотрела на него и, резко отвернувшись, села на портфель и уехала вниз с горы. Ее подкинуло на горке, она больно ударилась копчиком, взвизгнула и улетела в сторону, кубарем. Она лежала в сугробе, вся в снегу, и думала только об одном: «Только не плакать, только не плакать! Мне не больно! Этого никто не должен увидеть!» И когда ей удалось совладать с эмоциями она, раскрасневшаяся от мороза, встала и начала отряхиваться. К ней уже подбежал Вася в расстегнутой телогрейке, из под которой виднелся старый шерстяной серый свитер, и испуганно спросил:
– Сильно ушиблась?!
– Не твое дело! – резко ответила Маша, взяла портфель и быстрыми шагами ушла в школу.
Парень удивленно примерз к месту с популярным мужским вопросом на лице: «Что я сделал не так?!»
Несколько уроков они не разговаривали, Маша возмущенно дыша, сидела на самом краю общей лавочки. Вася прокручивал в уме все свои слова за последние несколько дней.
– Маша, если я тебя чем-то я обидел, то я не хотел, ты же знаешь! – посмотрел он на нее голубыми глазами, выражающими мольбу и раскаянье.
– Ну еще бы! – только и ответила холодно она.
Тот разозлился, захлопнул книгу, потом глубоко вздохнул, медленно выдохнул и монотонно спросил:
– Что я сделал не так?
– Ты о чем? – равнодушно ответила она, делая вид, что читает книгу.
– Ну ты же на меня обиделась! Я и спрашиваю, за что?! Что я сделал не так?
– А ты сам подумай, – произнесла она фразу, которую, казалось, передают все женщины своим дочерям, словно по наследству, уже сотни лет.
– Да я уже всю голову сломал! – нетерпеливо выпалил тот, тряхнув большой головой с пышными русыми волосами.
– Ну хорошо, – властно произнесла Маша, холодно перевела взгляд на него и выдержала мучительную паузу. – Я знаю, что ты куришь! – парень удивленно и громко выдохнул, замерев на месте. – А я терпеть не могу тех, кто курит! Это так глупо и противно! – обдала она его холодным взглядом и снова невозмутимо приступила к чтению.
– Ладно, я больше не буду… – произнес он, опустив глаза, как провинившийся ребенок.
– Правда? – она посмотрела уже более добрым, но все еще строгим взглядом.
– Да! – ответил он, довольный тем, что подруга с ним заговорила. – Просто все пацаны надо мной смеются, говорят, что я девчонка, раз не курю!
– Что?! Какая глупость! Детский лепет! – возмущенно воскликнула Маша на весь класс. Тут, по закону подлости, шум неожиданно стих, и на них с удивлением и любопытством повернулись все. – Да плевать я на них хотела! – также громко произнесла она и окинула равнодушным взглядом непрошенных слушателей. – А если ты хочешь со мной дружить, то тоже плюнь на них! – подытожила она.
– Ладно, – усмехнулся он.
Соученики отвернулись и начали перешептываться и смеяться.
Приходя домой со школы, Маша сразу бежала вязать. Она уже заканчивала свой будущий подарок Васе. В это время Нина уже довязала шторки и принялась за шитье. Она достала темные простые ткани, какие только удалось достать, разложила на кухонном чистом столе, взяла журнал «Крестьянка», достала оттуда какую-то бумажную выкройку, приложила к ткани, приколола булавками, аккуратно и терпеливо, обвела кусочком мыла, убрала выкройку и огромными железными ножницами начала вырезать по краю.
– А что это будет, мам? – завороженно наблюдая за трудолюбивыми руками, спросила Маша.
– Вот, хочу платье себе сшить, – довольно ответила женщина, вытирая капельки пота со лба, на который выбились маленькие волосинки в протест серой туго повязанной косынке.
По радио играл какой-то концерт.
– Скоро же у вашего папы день рождения, хочу быть красивой, – она мечтательно поглядела на невзрачную грубую ткань темно-синего цвета. – А то я как бабка стала одеваться… Мне даже и одеться прилично некуда, перед коровами, что ли, модничать? – с глубокой скрытой печалью произнесла она.
– А я слышала, что скоро новый фильм к нам привезут. Как раз 8 февраля. Хоть и военный, но можете сходить вместе! – чувствуя мамину печаль, старалась поддержать ее девушка.
– Что же я, все хозяйство на тебя повешу? Ты и так с детства погрязла в хозяйских делах… – грустно, но с каплей надежды произнесла Нина.
– Ничего, не развалюсь! А ты, мам, хоть вечерок отдохнешь! – с гордостью произнесла дочь, восхищаясь своей гениальной идеей.
– Ну хорошо, спасибо тебе большое! – просияла женщина и еще более радостно занялась своим платьем.
Она чувствовала себя Золушкой, которую фея крестная отпускает в шикарном платье на бал. Но у нее времени только до двенадцати, а потом… Карета опять превратится в тыкву. А в ее случае в корову и поросят.
Закончив с выкройкой, Нина достала из деревянного комода тяжеленный деревянный футляр, поставила его на стол, открыла ключиком, который висел на веревочке, сняла крышку и полюбовалась черной ручной швейной машинкой. Потом заправила в нее нитки и начала шить, одной рукой управляя тканью, а другой, правой, крутя ручку машинки. Комната наполнилась бодрым цокающим звуком, словно мимо туда-сюда по брусчатке стала скакать маленькая лошадь.
– А сошьешь и мне потом платье, на танцы? Я в магазине видела такую красивую ткань, синюю, в ромашку… – пользуясь выгодным положением, промурлыкала за спиной матери Маша.
– Хорошо! – согласилась женщина. – выбирай тогда выкройку.
– Спасибо! – подскочила радостно девушка и побежала к журналу.
Открыв тяжелый красочный журнал из плотной бумаги, она сверкающими глазами рассматривала дизайны разных платьев. Взгляд ее упал на приталенное платье с расклешенной юбкой, а вырез треугольный. Как оно будет отлично на ней сидеть, все девчонки обзавидуются, а парни только на нее и будут смотреть! И тогда, на празднике, она подарит Васе свой шарф, перевязанный ленточкой! А может быть, и согласится целый вечер только с ним танцевать, в честь праздника!
Так она и поступила. Раздобыла красивую ленточку, надела новое платье в ромашку, которое, действительно, сидело на ней идеально! Сделала себе прическу из закрученных в колбаску волос, заколов их на макушке, и побрызгалась мамиными духами «Ландыш серебристый», улыбаясь себе в небольшом квадратном зеркале. Надела свою зимнюю толстую куртку, злясь, что она такая страшная и бесформенная, обула белые валенки, на которых были вышиты алые грозди рябины (мама сделала ей такие по просьбе) и, не надев платок на голову, чтобы не повредить прическу, взяла подарок, свои туфли и выбежала из дома.
– Ты куда без головного убора, дорогуша?! – крикнула ей вслед мать, злобно размахивая Машиным белым шерстяным платком.
– Ну я прическу испорчу! – закричала в ответ та, переминаясь с ноги на ногу
– А ну быстро надела!
– Ну ма-а-а-ам! – хныкая, Маша вернулась по ледяному ветру на веранду, про себя соглашаясь, что уши у нее уже замерзли и, кажется, вот-вот отвалятся.
Раздеваясь в клубе, она отдала свою одежду и обувь в гардеробную, поправила прическу, глядя в большое зеркало. На душе у нее было радостно и волнительно. Ладошки, теребя в руках серый колючий шарф, предательски потели. Взяв себя в руки, девушка спокойно прошла в зал, где задорно играл твист. Ребята танцевали, смеялись и улыбались. Она искала своего друга в толпе, но он ее нашел раньше. Он неожиданно подошел к ней сзади и ущипнул с двух сторон за бока. Маша дернулась и резко обернулась. Он смотрел на нее, тепло улыбаясь, и их взгляды на мгновение неловко встретились.
«Он стал таким взрослым, уже настоящий мужчина», – удивленно подумала девушка и произнесла:
– Если бы у тебя сегодня не было праздника, я бы с тобой поругалась! – она сделала недовольное лицо, а потом засмеялась.
Тот оголил свои большие, неровные, немного желтоватые зубы из-под пухлых обветренных губ.
– То есть мне сегодня можно немного больше, чем обычно? – он засмеялся, но глаза смотрели пытливо. От этого у Маши по спине пробежали странные мурашки.
– Ты про что? – максимально спокойно спросила она.
– Ну… Я могу тебя пригласить на танец? – смущаясь, спросил он.
– Нет! – хитро улыбаясь, ответила девушка. Улыбка на лице парня потухла. – Вначале ты должен получить свой подарок! – объяснила Маша, держа за спиной свое творение.
– О-о! – выдохнул Вася и снова смутился.
– Пошли на свет, а то тут не увидишь ничего! – и девушка повела его в прихожую. Там, около гардеробной, в углу, она протянула ему шарф с довольной и гордой улыбкой. – Помнишь, ты спрашивал, что у меня с руками? Вот! – показала она на серую вещь, которую рассматривал Вася. Он аккуратно развязал ленточку, положил ее на выступ стены и повесил шарф себе на свой любимый, уже потрепанный серый свитер.
– Какая прелесть! – искренне произнес он. – Неужели ты его связала для меня? – не верил своему счастью парень.
– Да, я училась вязать… Это мое первое произведение искусства! – довольно ответила Маша.
– У меня нет слов, как мне приятно! – хлопал глазами Вася, пытаясь успокоиться, и неуклюже обнял подругу. Та оказалась ему по плечо.
– Мама предложила Грише связать… Но пусть сама вяжет, ему и так много внимания, – девушка аккуратно отстранилась от теплых медвежьих объятий друга, пытаясь перевести тему.
– А что это ты вы тут делаете? – подбежал какой-то Васин друг, и тот на него шикнул. – Давайте я вас сфотографирую, не шикайте мне тут! Я вообще-то сегодня школьный спецкор! – гордо надув грудь, объяснил тот. – Сейчас вылетит птичка! – Вася обнял Машу за талию и нежно посмотрел на нее сверху вниз. Та сложила руки на груди, гордо приподняла голову и, деловито улыбнувшись, посмотрела в камеру…
В этот вечер они танцевали вместе первый и последний раз. Но этот милый момент никак не повлиял на отношения парня и девушки. Маша смотрела на Васю, хоть и довольно симпатичного, высокого голубоглазого блондина, как на друга, а тот боялся сделать какой-то решительный шаг из-за страха оттолкнуть ее и потерять доверие. Так и продолжалось неловкое стеснение и отдаление. За это время Маша еще сильнее сблизилась с подругой Зиной и положила глаз на самого популярного мальчика в школе – он был отличником, спортсменом, комсомолом, а еще красивым,высоким, кареглазым. У него уже росла борода и усы, и ему приходилось каждый день бриться, оставляя на узком соколином лице черную щетину. Его звали Слава, и это имя очень подходило ему и выражало его натуру. И он, конечно же, был тем единственным парнем, который никакого внимания не обращал на Машу.
Девочка, обычно скрытная, поделилась с единственной подругой Зиной своей симпатией, и та ей посочувствовала. Надо сказать, что Зина сама была красавицей: маленькой, хрупенькой, с детским лицом-сердечком со вздернутым носиком, большими лазурными глазами и красными губами-вишенками. А ее кудрявые белокурые волосы забавно топорщились, из-за этого она казалась похожей на одуванчик. Девочки близко общались вот уже больше пяти лет, пока не настал момент, который сделал огромную трещину в корабле дружбы, а потом и вовсе его потопил.
Занятия по танцам заканчивались поздно вечером, и Вася встречал их у клуба, чтобы проводить домой. Однажды, после занятий, пока друг еще не подошел, Зина выпалила, стоя в полутьме около входа:
– А все-таки Вася хороший. Он за тобой с первого класса ухаживает, всегда помогает и везде провожает…
– Да, Васька очень хороший, – искренне согласилась Маша.
– И симпатичный такой стал… – продолжила подруга.
– Да, правда… – ответила Маша задумчиво, а потом остановилась и серьезно посмотрела на подругу. Что-то внутри нее перевернулось, упало. Ревность ли это? – Ты влюбилась, что ли? – усмехнулась она, но взгляд оставался серьезным…
Зина тоже остановилась и, смущенно немного помолчав, невнятно ответила:
– Нет… Я просто говорю то, что вижу.
– Что-то ты часто в последнее время стала это видеть. Но ты не переживай, я не ревную, ты же знаешь, что мне нравится другой человек.
– В том то и дело! А ты прекрасно знаешь, что Васька в тебя влюблен с первого класса, но ты это словно не замечаешь и… используешь его! – протараторила и осеклась. Она сболтнула явно лишнего.
В это время к ним в темноте подошел Вася. Зина его заметила, а Маша нет.
– Что ты несешь! Мы же с Васей просто друзья! И я никогда его ни о чем не просила!
– Конечно… Но не против, что он тебя везде встречает и провожает, помогает донести портфель, защищает от всех, бегает, как собачонка… а нет, как друг! Не отвергаешь его, а сама мечтаешь о другом!
Маша была ошарашена словами подруги. Она наполнила легкие воздухом, словно собиралась сдуть противника с ног, но потом резко выдохнула и грубо ответила:
– Ах вот оно как?! Завидуешь?! Да забирай, он мне не нужен!
Зина что-то хотела ответить, но тут Вася резко и неестественно весело почти прокричал сзади:
– Эй, девочки, не ссорьтесь! – Интересно, что он слышал? Может быть, все?
– Да мы уже все решили, – холодно произнесла Маша, косясь на Зину. – Пока, подруга!
– Пока, – прохрипела та в ответ. Вася тоже попрощался с девочкой и пошел догонять Машу, которая быстрыми шагами уходила от клуба.
Внутри у нее все кипело от ярости, хотя она не могла понять, отчего так взвилась. Друг пытался завести с ней разговор и узнать, что между ними произошло, но Маша только отвечала, что ничего. Проводив ее до дома, Вася немного постоял рядом, словно что-то хотел сказать, потом несколько раз уточнил, все ли в порядке, но каждый раз получал ответ, что все в полном порядке. Тогда он попрощался и нерешительно пошел домой, то и дело оборачиваясь. Маша стояла как вкопанная около крыльца дома в полутьме и смотрела вниз. Вася и подумать не мог, что она плачет.
Девушка и сама не могла поверить в это, но слезы катились у нее по щекам, шее и падали на грудь, внутри которой пылал огонь. Ревность ли это? Или, может, любовь? Она так запуталась. Почему же так больно? Маша села на порог, давясь в немой истерике. Был теплый летний вечер, озаряемый огромной луной. Вокруг ни души – только сверчки в саду и лягушки на пруду закатывали свои длинные клокочущие тирады. В этот вечер Маша четко поняла, что Вася – ее самый близкий друг и она не может его потерять. Он ей очень нужен. Но было уже поздно.
На следующий день на первой перемене Маша случайно заметила, что Зина о чем-то рассказывает Васе, а тот расстроенно ее слушает. Весь день во время уроков Вася был молчалив и холоден, а на переменах не обращал на соседку по парте никакого внимания, куда-то исчезая с пацанами. После школы Вася не стал провожать Машу, а пошел куда-то опять с друзьями. Маша ушла домой, но сама то выйдет на порог потрясти ковер, то около окна сядет книгу почитать, то выйдет прогуляться. Весь вечер ждала, когда же он пройдет мимо ее дома и она с ним поговорит. Но появился он только поздно вечером. Маша увидела его белобрысую растрепанную голову в полутьме, когда Вася только отходил от клуба, и вышла к нему на встречу. Тот шел и сильно качался из стороны в сторону. Девушка сначала подумала, что у нее рябит в глазах от долгого ожидания, но когда друг приблизился, то ее страшные предположения подтвердились – от него ужасно пахло перегаром.
– А, Маруся… – нежно прохрипел он и остановился перед подругой.
– Вася… – пролепетала та. Она никогда не видела его в таком состоянии, он никогда до этого не пил.
– Эх, Машка… – простонал тот.
– Вась, я тебе вчера кое-что хотела сказать, но не смогла…
– Да не нужно мне ничего говорить! – проревел он. – Я все прекрасно знаю! Слышал вчера твои слова! Могла бы сообщить об этом раньше!
– Что?! Но, Вась, это совсем не так… Ты не так понял… Я вчера погорячилась, это не так! Она меня вывела! Или она тебе что-то еще наврала? – лепетала Маша. – Все совсем наоборот…
– А я тебя, Машка, любил! С самого первого дня, как увидел… Лет в восемь, когда играли вместе в лапту. Ты была такой милой крошкой! Я все время бегал за тобой, действительно, как собачонка! А сейчас ты вон какой красавицей стала, куда же мне до тебя! Славку любишь, а Васька и не нужен! Надеялся, что хотя бы как друга полюбишь, раз по-другому не выходит! А я тебе и так не нужен уже! – злобно выкрикивал он.
– Дурак, люблю я тебя! – злобно крикнула та в ответ.
Вася замер и в момент протрезвел. Оба удивились этим словам.
– Нельзя так шутить… Все, хватит, – резко произнес он, развернулся и ушел.
Маша хотела закричать, остановить, но не смогла. Не позволила гордость. С тех пор они не разговаривали. Вася начал ее избегать, курить и выпивать. Машу это сначала тревожило, потом раздражало, потом она все больше и больше чувствовала к нему отвращение. Так продолжалось полгода до зимы. На танцах в школе по случаю Нового года произошел второй удар по их отношениям, «коронный».
На медленных танцах Маша стояла в сторонке в своем любимом платье в ромашку, Вася у стенки напротив, и они недовольно то и дело переглядывались. Машу дважды приглашали на танец, но она отвечала, что не танцует. Но потом, на последний танец вечера, ее пригласил обожаемый еще каких-то полгода назад Слава. Она удивленно посмотрела на него, потом на Васю – тот сверлил ее взглядом – и согласилась. Назло. Она довольно заметила, как у друга округлились глаза и немного приоткрылся рот. Он стоял как вкопанный, не моргая, наверное, секунд двадцать, потом посмотрел себе под ноги, о чем-то размышляя. А потом резко дернулся и быстро подошел к Зине, которая тоже ни с кем не танцевала, и пригласил ее. Та, конечно, с радостной улыбкой и щенячьим блеском в глазах согласилась. Так Маша и Вася и танцевали, злобно исподтишка бросая взгляды друг на друга, вспоминая их прошлогодний совместный вальс. Их партеры по танцам этого не заметили. После танцев Слава пошел провожать Машу, а Вася, с клокочущей внутри злостью, Зину.
На следующий день на уроках танцев Зина радостно поведала подруге:
– А Вася меня вчера поцеловал на прощание в щеку, представляешь! – ее глаза хитро светились, но Маша этого тогда не заметила. Внутри у нее была такая боль, что ей хотелось упасть и рыдать, но она даже не подала виду, гордо приподняв подбородок и прищурив глаза.
– Меня Слава тоже. И сказал, что я ему уже давно нравлюсь, просто стеснялся перед друзьями… Мы даже с ним идем в кино на выходных, – злобно врала она. Правда, в кино он ее действительно позвал, только она отказалась.
Зина ахнула и о чем-то задумалась. Через несколько недель на том же кружке танцев она счастливо поделилась с подругой, что у них с Васей, похоже, все серьезно.
– Поздравляю вас, вы хорошо смотритесь вместе, – чересчур дружелюбно ответила Маша и отвернулась, пытаясь совладать с собой.
– Ты ведь не ревнуешь, правда? – Зина говорила мягко и осторожно. – Ты же наконец-то добилась своего, дружишь с тем, кто тебе так долго нравился! – льстиво процедила она.
Маша хотела ответить, что Зина тоже дождалась своего, но не стала. Она не знала, какой ценой досталось подруге «счастье».
– Как у вас, кстати? Все хорошо?
– О да, он замечательный! – дрожащим голосом ответила Маша, не оборачиваясь. Она все думала над фразой «ты же наконец-то добилась своего».
Да, отчасти, а может, и полностью, ее подруга права. Маша долго мечтала хотя бы поговорить со Славой, а тут он приглашает ее на всех танцах и постоянно зовет на свидание. Вот только она почему-то ему все время отказывает в личной встрече. Возможно, она слишком привыкла, сама того не подозревая, к Васе. Она не представляла, что кто-то сможет ее так же понимать и любить просто за то, что она есть. Раньше не ценила этого, как это всегда и бывает. А теперь он с ее лучшей подругой. Парень был зол на нее, но она чувствовала, что еще не безразлична ему. И возможно, союз с ее подругой – это попытка насолить. Только от этого было не легче.
Вечером Маша достала из тумбочки тетрадку с фотографией, где они всего полгода назад стояли с Васей. Он обнимал ее за талию и смущенно смотрел на нее сверху вниз, а она немного отстранилась от него и сложила руки на груди. Такая красивая и гордая в новом синем платье в ромашку стоит и с ухмылкой глядит в камеру. Маша долго разглядывала фотографию, а потом порвала ее пополам в том месте, где они обнимаются. Васину половину скомкала и выбросила в окно, а свою убрала обратно в комод, выключила свет в своей комнате, которую делила с младшим братом, и накрылась с головой одеялом. Ей хотелось плакать, бурлящие чувства пытались вырваться наружу, но самое страшное, что боль и обида продолжали разъедать ее изнутри. Но Маша не обронила и слезинки. И тогда она поняла, что больше ни к чему и ни к кому не хочет привязываться. И никому не сможет доверять. Ведь терять – это так больно, словно оторвать кусочек сердца. Нужно жить по принципу: есть – хорошо, нет – ну и не надо. Ни на что не надеяться. Всегда ожидать худшего. И так во всем: с работой, учебой, дружбой, семьей. Она намеренно стала испепелять привязанность ко всем, и так до конца жизни. Ведь в любой момент она может потерять близких. А как она тогда будет жить? Нет, привязанность делает ее слабой, беззащитной. Но если ей некого и нечего терять – она становится неуязвимой. Ее никто не сломает и не напугает. И так проще жить. Надежно.
Ты будешь в личном коконе, спрятавшись от самого сильного разрушающего страха. Правда, в этом коконе ты одинок и несчастен, ведь все радости сюда не доходят… Но это ты поймешь только под конец жизни… И вряд ли кому-то признаешься, особенно себе…
В это время Вася мрачно шел домой мимо. На улице уже стемнело. Он остановился перед окном Маши и заглянул в него, мечтая увидеть знакомый силуэт, но было темно и тихо. Стоял долго, думая о том, где она и с кем. «Видимо, еще гуляет с ним», – с болью подумал он, плюнул в сторону и побрел к себе домой.
Между мною и тобою – гул небытия,
звездные моря,
тайные моря.
Как тебе сейчас живется, вешняя моя,
нежная моя,
странная моя?
Если хочешь, если можешь – вспомни обо мне…
…А между мною и тобой – века,
мгновенья и года,
сны и облака.
Я им и тебе сейчас лететь велю.
Ведь я тебя еще сильней люблю…
Роберт Рождественский
…
1956 год
К Маше приехал погостить двоюродный брат Коля. Это событие ненадолго вывело девушку из тоски, и она на какое-то время забыла о своей неразделенной любви. Коля с отличием летное военное училище. Высокий, круглолицый, с густыми темными волосами и темно-карими глазами. В общем, как все мужчины в роду Петровых. В него повлюблялись местные девчонки, но сердце двадцатилетнего юноши было занято: он и приехал в гости, чтобы объявить, что хочет жениться и переехать жить в Харьков, по распределению. С собой он привез подарки и фотографию невесты. Сама эта милая белокурая девушка приехать не смогла, но Коля передал, что она с удовольствием со всеми познакомится на свадьбе, которая намечена на ноябрь. До этого знаменательного события, которое подняло на уши всю семью, осталось всего три месяца!
Вся неделя, что провел Коля на бывшей родине (его родителей отправили в другой город по работе), прошла в суматохе. Коля, его отец Василий, его брат Николай, Нина и сама Маша ездили в город за обновками жениху. Все родственники собрали деньги и подарили Коле дорогой синий костюм из плотной шерсти и хорошие кожаные ботинки. Гости тоже начали готовить наряды. Маше купили черные туфли на широком каблуке с тоненькими кожаными ремешками и ситцевую ткань для нового платья, которая была цвета неба. Она, шестнадцатилетняя вертихвостка, уже предвкушала, как будет ходить по красивому незнакомому городу и собирать восторженные взгляды местных юношей… Но она гордо будет задирать голову и ни с кем не будет знакомиться! Ведь ее сердце занято…
Время свадьбы близилось, будоража жениха, невесту и всех гостей. В сборах и хлопотах пролетело лето и дождливый сентябрь. Все было уже готово, куплено и распланировано до минуты. Билеты в Киров, где будет свадьба, куплены, собирались чемоданы. И тут в конце октября Коля присылает письмо родственникам в Ивановку:
«Здравствуйте, дорогие дядя, тетя и Машенька! К сожалению, мы с Настенькой вынуждены перенести нашу долгожданную свадьбу… Точную дату сказать пока что не смогу, но как будет известно, сразу сообщу!
Дело в том, что меня отправляют в командировку в Венгрию. Дело секретное, государственной важности. Надеюсь, ненадолго. Но за меня не беспокойтесь, все будет хорошо.
Пожалуйста, позаботьтесь о родителях, они такие впечатлительные.
Прошу прощения за причиненные неудобства и за все благодарю!
Ваш Коля!
25 октября 1956 год».
Конечно, его мама не смогла не переживать. Ее материнское сердце чувствовало приближение беды. Власти скрывали, что в соседних странах-союзниках давно нарастает напряжение против советского режима. Никто даже поверить не мог, что там творилось на самом деле. В Венгрии началось восстание, переросшее в гражданскую войну. На подавление этого восстания отправили сотни, если не тысячи советских военных летчиков. Большинство из них там погибло, оставив своих родителей безутешными. Ради чего? И только когда ситуация совсем вышла из-под контроля, Хрущев все признал. Туда направили танки, войска… Но скольких там поубивало, молодых мальчишек совсем…
Самолет, который пилотировал Коля, сбили. Рухнув в лес, юноша пролежал без сознания под обломками своего боевого товарища около суток в холоде и сырости. Его нашла советская пехота, когда главное сражение уже закончилось. Достав безжизненное окровавленное тело, сослуживцы искренне не могли поверить, что оно еще дышит.
Коля оказался в госпитале в очень тяжелом состоянии. За его жизнь долго боролись. Постепенно он стал приходить в себя. Но его жизни угрожала гангрена, которая уже завладела ногой и прогрессировала дальше. Врачи настаивали на ампутации, но больной напрочь отказался. «Вы что, у меня свадьба на носу. Кому же нужен одноногий жених!» – уверенно отвечал он и уверял, что все будет хорошо. Написал родителям письмо:
«Дорогие отец и матушка, передаю вам свой привет из Венгрии! Не волнуйтесь за меня и простите, если долго не отвечал на письма. У меня все в порядке. Я в госпитале, получил небольшое ранение. Сражение было тяжелым, но я уже совсем скоро буду здоров! Не волнуйтесь за меня! Я вас очень люблю! И передавайте мой горячий привет Настеньке и родственникам!
Надеюсь, скоро все закончится, и я приеду к вам! Поверьте, я буду самым счастливым человеком на земле!
Искренне ваш, сын Коля.
3 ноября 1956 год».
К нему сразу же вылетели родители. Они спешили как могли, но увидев Колю, уже его не узнали. Теперь операцию делать было бессмысленно. Через несколько мучительных дней он умер. Ему было всего двадцать лет.
В Ивановке известие о смерти, как только вошло в дом Петровых, заполнило его от стен до потолка молчаливой тоской. Николай каждые полчаса выбегал во двор в одном свитере. Там он дрожащими руками доставал спички, и, долго чиркая, зажигал терпкую самокрутку. До этого он никогда не курил, поэтому сейчас он тяжело кашлял от дыма и горя. Нина около кухонного стола бодро и четко, как наштурмованный солдат, нарезала овощи для будущих щей. Маша мыла полы. Все пытались заниматься своими обычными делами, отвлечься от мыслей, которые от безделья их бы поглотили. Маша подняла глаза на маму, внимательно взглянула на ее лицо, растерянное и жалостливое. У нее то и дело на глазах появлялись слезы, которые она тут же утирала замызганном кухонным полотенцем.
«Как он мог погибнуть? – вертелось в уме у девушки. – Как это возможно, чтобы его вдруг не стало? Она вспомнила счастливое лицо Коли, когда он выбирал себе костюм, как любовался им, боялся помять и ежеминутно напоминал родным о том, что главное, чтобы этот костюм непременно понравился его невесте. Маша не могла это принять, не могла свести его лицо с понятием о смерти. Она вышла из дома, машинально, как будто ничего другого при этом было нельзя придумать. Прошла мимо курящего отца, боясь на него взглянуть. Раньше он никогда не курил. Вышла и пошла по дороге, пустыми и недоумевающими глазами рассматривая дома односельчан. На краю поселка она разрыдалась… Она хотела пожаловаться Васе, излить душу… Тот хмуро бы обнял ее за плечи своей не по годам большой ладонью и что-нибудь сказал в поддержку. Но теперь она не могла пожаловаться. Никому не могла открыть душу. Она была одна. Ей нужно стать сильной. И ни к кому не привязываться. Это в очередной раз доказывает, что нужно всегда ожидать худшего.
…
В десятом классе, за год до выпускного, в классе Маши случилось неожиданное прибавление. Добавились три человека из детского дома, который в этот год перенаправили из города в село. В основном там находились дети, оставшиеся в войну без родителей, – они оказались самыми скрытыми и серьезными в деревне. Сначала новые парни сидели на последней парте около стены. Они были ниже травы, тише воды и сильно отставали в учебе. Но потом освоились и начали безобразничать. Учителей доводили до истерик и нервных срывов, били мальчишек. Ребята давали отпор. Все, кроме «блаженного» Леши, внука попа. Ему и так доставалось больше всех унижений – и от детей, и от взрослых, – так еще и новенькие на него ополчились. Почему – непонятно. Уж слишком он им хорошим казался. Но потом случайно от кого-то узнали, что он тоже наполовину сирота – отец погиб на войне, а мать в городе на заработках… А он от такой жизни не обозлился, как они… После этого стали с ним дружить и даже защищать от остальных мальчишек. А что, им терять нечего.
Девчонкой из детдома оказалась худая Любка с черными короткими волосами-паклей. А по лицу, особенно когда она его хмурила, никогда не догадаешься, что она девочка – кожа грубая, нос большой, глаза и губы маленькие и узкие… Да и фигурой, походкой, манерами, разговором – всем походила на мальчишку-бандита. И как назло, классная руководительница посадила ее с Машей, чтобы «перевоспитать» – потому что последняя хорошо училась и вообще была примерной девушкой.
Маша, конечно, была не рада новой соседке, но всем лучше, чем сидеть с Васей, с которым уже больше года не перекинулись ни словом…
Люба стала за ней таскаться, как собачка – провожала из школы, постоянно звала гулять, просила помочь с уроками, напрашивалась в гости, и Маша, хоть та ей была и неприятна, старалась ее терпеть. И не подавать виду. Ей было ее жалко.
Однажды Маша все-таки позвала Любу к себе в гости. Дома была мама и брат. Нина приняла девочку радушно, как, впрочем, всех и всегда: накормила, чем могла. А Гриша не слазил с рук гостьи, лез обниматься и трогать ее странные волосы. И та довольно терпела. А когда уходила вечером обратно к себе в общежитие с полной авоськой вкусняшек, которые дала с собой Нина, заплакала. У Маши, которая вышла провожать ее на порог, сжалось обычно ее холодное сердце:
– Ты чего? – прошептала она, стараясь чтобы ее голос тоже не дрогнул. Хотя заранее знала ответ.
– У тебя есть мама, братик и папа. Ты очень счастливая, – только и ответила та, быстро убежав в темноту. Маша посмотрела ей вслед, а потом на ватных ногах ушла к себе в комнату. Представила, что будет, если лишится родителей и брата. Пережила это у себя в мыслях. И легла спать… Самое худшее всегда может случиться. Надо это ожидать. Быть к этому готовой.
…
1957 год
Выпускной – грустный праздник? Возможно, для тех, чьи школьные годы были чудесными. Или для тех, кто не хочет прощаться с детством. Для Маши последний звонок колокольчика с красной лентой был не чем иным, как звуком свободы и самостоятельности. Наконец-то она уедет отсюда в город! Избавится от Славы! И от Любы тоже… Будет хорошо учиться, найдет достойную работу, станет сама себе хозяйка. Забудет прошлое…
Вот альбом с твердой серой обложкой, а внутри – почти тридцать круглых фотографий выпускников, уже совсем таких взрослых, полных надежд. Девочки, хоть еще и с белыми бантами, уже почти женщины, а парни, которые раньше дергали их за косички, стали двухметровыми мужчинами. Вверху, под квадратными фотографиями педагогов, три кругляша, как назло: слева Зинина фотография, лукаво улыбающаяся, посередине серьезная Маша с высоко забранными волосами, как у взрослой, а справа Вася с задумчивыми грустными глазами. Вот такой странный любовный треугольник этих круглых фотографий. Тот, кто составлял этот альбом, словно обладал даром прозорливости, ведь так будет всю жизнь: Вася и Зина, а их незримым присутствием, сама того не подозревая, будет разделять девушка-статуя с каменным сердцем. Знала ли Маша, как за ней весь выпускной вечер наблюдал Вася из-за кудряшек своей спутницы? А как он все хотел подойти в темноте, когда они все вместе ходили на Цну встречать рассвет? Рассвет их новой, взрослой, жизни, который разъединит их и разбросает по разным городам и республикам? А знала ли Маша, что Вася врезал противному Толе за то, что тот неудачно над ней пошутил? А о ночном разговоре Васи и Зины после выпускного? Возможно, догадывалась, но училась, только училась подавлять все свои чувства, вспыхивающие в гордом сердце…
– Ты же понимаешь, что я ее любил, люблю и буду любить? – Васин жестокий вопрос к Зине сотряс предрассветный воздух.
– Да, но ты же знаешь, что она тебя не любит, – последовал такой же жестокий ответ. Юноша тяжело вздохнул и внутренне вздрогнул, хотя давно смирился с этой мыслью. – Она вообще не умеет любить.
– Моей любви хватило бы на двоих… Если бы ей только было это нужно…
– Она сама не знает, что ей нужно…
– В том-то и дело…
– Самое комичное, что я тебя понимаю, и наверное, как никто другой…
– Ты же знаешь, что я не смогу сделать тебя счастливой? Что ты постоянно будешь мучиться, ревновать… – не унимался он.
Ночь всегда была лучшим временем для откровений. Даже для таких, после которых хочется задушиться.
– Любовь, когда она настоящая, всегда делает тебя счастливым… Даже несмотря на боль и безразличие… Тебе ли не знать?..
– Я однолюб, и выбора у меня нет. А ты потом будешь жалеть!
– Ты слишком зациклен на себе, на своем чувстве. Но ты любишь не человека, а свое чувство к ней, то, что испытываешь…
– А ты?
– Не знаю…
– В том-то и дело, что мы рвемся исследовать чужие чувства, а сами не можем разобраться в себе! Из-за этого постоянно обесцениваем чувства других…
– И ты обесцениваешь!
– Ты права, извини… Я буду стараться ценить и твои. Также, как хотелось бы, чтобы мои ценила она…
– Как у нас все смешно и нелепо!..
– Как и все в жизни, – и они засмеялись горьким смехом, как могут смеяться только немного поехавшие умом.
Из-за горизонта вылезло солнце, которое обычно приносит радость и облегчение. Но на этот раз оно словно оповестило, что настоящее счастье нужно подождать. Совсем чуть-чуть. Пока ваше личное солнце не зайдет за багряный горизонт.
Получить полную версию книги можно по ссылке - Здесь
| Предыдущая страница | Следующая страница |
Поиск любовного романа
|
Партнеры