Избранные

Роман о современной, успешной и склонной к экспериментам женщине, которая в зависимости от меняющихся жизненных обстоятельств с лёгкостью распоряжается личной свободой. Она знакомится с молодым мужчиной – кандидатом в губернаторы. По жизни каждый из них много раз рисковал и выигрывал. И вот, после этих счастливых результатов, уже не они судьбу, а она испытывает их, делая ставку на двоих, на неведомую высшую цель. В процессе этой игры женщина меняется сама, меняется её представление о мужчине рядом, она смиряется с судьбой, но это – временная покорность.Содержит нецензурную брань.

Избранные

Мой роман о современной женщине, которая в зависимости от меняющихся жизненных обстоятельств, с лёгкостью распоряжается личной свободой. Она предрасположена к различным экспериментам в самом широком диапазоне. Горизонты личной свободы кажутся огромными, и ей не просто принять то, что называют судьбой.

Успешная во всём, она легко сменила научную сферу деятельности на политическую. Знакомство с молодым мужчиной – кандидатом в губернаторы, поначалу воспринимается ею как незначительный эпизод в жизни, как очередная попытка в постоянном стремлении перейти от возможного к реальному. Но этот мужчина – полная её противоположность, а ведь ничто не тянет нас к человеку сильнее, чем то, что нас с ним разделяет.

По жизни каждый из героев – и мужчина и женщина, много раз рисковали и выигрывали. И вот, после этих выигрышей, после счастливых результатов, уже не они судьбу, а она испытывает их, делая ставку на двоих, ставку на неведомую высшую цель.

В процессе этой игры женщина меняется сама, меняется её представление о мужчине рядом, она смиряется с судьбой, но это – временная покорность.

Избранные

В юдоли, где мы обитаем, любое деяние – зло.

Книга 1

Часть 1

Только что рассвело, хотя шел уже десятый час, и погасли ночные фонари вдоль дорог провинциального Миссурска. На промерзших и завьюженных улицах было совершенно безлюдно, даже машины встречались лишь изредка.

В такси было тихо. Радио не работало, и слышался ровный шорох шин.

– Похоже, отсыпается народ после празднования старого нового года, – сказала я вслух. – В новый век, а со старыми традициями.

Пожилой водитель такси с обветренным красным лицом, мельком взглянув на меня, согласно кивнул головой и снова сосредоточился на дороге.

Меня кольнула досада: поговорить было не с кем, а надо было обуздать то особое возбуждение, которое бывает перед важным событием или испытанием.

Ища возможности отвлечься от нарастающего внутреннего беспокойства, я осмотрелась. На зеркале заднего вида была закреплена тоненькая тесёмочка, на которой болталась маленькая картонная ёлочка. Она источала резкий и назойливый запах дешёвого ароматизатора. Не хватало еще, чтобы я принесла этот запах с собой! – испугалась я и принюхалась к себе: всю меня, и даже шубу, окутывал обворожительный аромат моих собственных духов. С этим всё было в порядке. Смущало только то, что я была одета в шубу из мутона – «народного» меха, а ехала к Баширову – по настоящему очень богатому человеку, из тех, кого сейчас принято называть региональными олигархами. К нему уместнее было бы явиться в соболях, или хотя бы в чернобурке. С другой стороны, я была одета по погоде: уже четвёртый день стоят трескучие морозы ниже тридцати и ветрено. Так что, мутоновая шуба – в самый раз! Пусть не из класса премиум, но зато весьма функциональна! Да и крой её настолько удачный, что я выгляжу в ней вполне элегантно. Шуба в пол и чуть расклешена от талии. Но главное её достоинство – не крой, а великолепная выделка меха.

Когда мы с Аннушкой – моей московской приятельницей, прогуливаясь по брендовому магазину в центре столицы, заметили эту шубу, то даже не сразу поверили, что она из мутона, хотя на этикетке было написано именно так. Подоспевшая к нам продавщица пояснила, что эта партия шуб, пошита в России, но для экспорта, поэтому она так выгодно отличается от других российских изделий. Но и стоила эта шуба не дёшево, порядка 2000 долларов. Аннушка тогда настояла, чтобы я примерила её. Накинув шубу, и взглянув в зеркало, я нашла, что смотрюсь вполне достойно рядом с приятельницей в куртке из модной шиншиллы, отороченной мехом красноскнижного снежного барса.

Обойдя меня по кругу, и осмотрев со всех сторон, Аннушка одобрительно сказала:

– Роскошная вещь! Тебе идет! Так что берём! Берём без всяких сомнений!

Вспомнив этот шопинг и саму Аннушку, я улыбнулась.

Мы познакомились лет пять тому назад. Тогда Аннушка работала секретарём Купатова – члена Правления Торгово-промышленной палаты России, а я – его советником. Аннушке было около 30, мне – чуть «за сорок». Я выгляжу несколько моложе своих лет, но Аннушка, до сих пор называет меня не иначе как Джулечка Борисовна.

У нас с Аней единственное внешнее сходство, – мы обе невысоко роста. Мы принадлежим к противоположным женским типам. У меня крепкая, плотная, хотя и довольно стройная фигура. Свои густые прямые смоляно-черные волосы я уже много лет стригу коротким бобом. У меня чуть раскосые карие глаза и белая матовая кожа. Когда я улыбаюсь, на щеках появляются ямочки.

Аннушка же – настоящая «златокудрая бестия», с точеной как у куклы Барби фигуркой. Когда она впервые появилась в офисе Купатова, мы с Натальей, – она тогда работала помощницей Купатова, сразу решили, что к шефу пришла валютная проститутка. Позже мы не раз смеялись, вспоминая об этом, но тогда Аннушка выглядела именно так. Тонкая блуза плотно облегала её осиную талию, а глубокое декольте обнажало пышную грудь. На ногах – кожаные ботфорты. Коротенькая юбочка больше походила на шорты. И при этом, – яркий макияж! В респектабельной обстановке делового центра, сотрудники которого строго соблюдали дресс-код, она выглядела вызывающе.

Но эта Барби, не обращая ни на кого внимания, уверенно прошла прямо в кабинет руководителя. А когда через полчаса необычная гостья, слегка поигрывая на ходу бедрами, удалилась, в Приёмную вышел сам Купатов, – смущенный и покрасневший до корней волос. Он объявил нам, что нанял «эту молодую женщину» своим секретарем. Мы с Натальей ни о чём его не спросили, полагая, что златокудрая дива успела напрочь снести ему голову, и сейчас он просто пытается сгладить неловкую ситуацию.

Утром следующего дня в приемную Купатова вошла незнакомая бизнес-леди. Наталья обратилась к ней с традиционным:

– Добрый день! – женщина приветливо улыбнулась. – Я была у него вчера, и мы договорились, что с сегодняшнего дня я приступаю к работе секретаря здесь, в его Приёмной.

Мы с Натальей с изумлением уставились на посетительницу. В этой женщине с гладко зачесанными назад волосами, уложенными на затылке в тугой узел, мы с трудом, и только благодаря тому, что она представилась, узнали вчерашнюю посетительницу. Сегодня она была одета строго: в узкую длинную клетчатую юбку из добротной шерсти и наглухо застегнутую белоснежную блузку с необычайно широкими манжетами на рукавах. На ногах её красовались тёмно-вишневые лаковые туфли на низком и широком – «школьном» каблуке.

– Мда! – произнесла я, пораженная такой способностью к перевоплощению. – Так, значит, наш шеф действительно принял Вас на работу! Что ж, давайте знакомиться. Меня зовут Джули Борисовна, а это – Наталья Габрова.

Чуть позже, во время кофе, Аннушка, – так звали новую секретаршу, рассказала, что совсем недавно вернулась в Россию из Штатов. В начале девяностых отец выдал её замуж за своего знакомого – пожилого американца, сделавшего капитал в России. Однако Аннушка в Штатах не прижилась. Отец и мать её уже умерли. Но она всё-таки решила вернуться в Россию, рассчитывая самостоятельно сделать здесь карьеру.

Мы не поверили этому рассказу, но больше ничего не стали выяснять или уточнять, а просто приняли к сведению. Буквально через неделю, обсуждая текущие дела, мы согласились, что не важно, насколько легенда Анны о себе самой соответствует реальности, главное, – она стала идеальным секретарем.

Уже за первые два дня работы она разобралась с офисным бардаком, наведя долгожданный порядок в кипах деловых бумаг.

– Жить стало лучше, жить стало веселее, – радовался этому Купатов, бывший, как он сам определял, любителем «серьёнизмов». Он даже издал небольшую книжицу с собранными им забавными и парадоксальными высказываниями об офисной жизни.

Вскоре обнаружилось, что Анна свободно владеет тремя иностранными языками. Это сделало её совершенно незаменимой для шефа, которому ежедневно приходилось общаться с иностранными партнерами, так как он ещё и деловые журналы издавал за рубежом.

Погруженная в приятные воспоминания о приятельнице и оставшейся в прошлом довольно беззаботной столичной жизни, я вдруг почувствовала, что наше такси начало заносить. Но водитель удержал машину, и, справившись с ситуацией, исподлобья взглянул через зеркало на меня.

– В этом месте всегда скользко, – буркнул он, то ли извиняясь, то ли оправдываясь. – Под горку здесь!

Теперь уже я не сочла нужным отвечать ему. Испугавшись заноса машины, я мгновенно вернулась к реальности. На сердце у меня вдруг стало тревожно. Я ехала к Баширову, который впервые за много лет знакомства пригласил меня к себе домой – на завтрак. Со вчерашнего дня я с недоумением гадала, почему в этот раз домой, ведь я, как обычно, просто попросила о встрече. Вероятно, у него возникла какая-то личная просьба ко мне, – предположила я, – и это для моих целей скорее хорошо, чем плохо.

Баширов был думающим и осторожным человеком, а я чувствовала, что для обуздания собственных противоречивых мыслей и принятия серьёзного взвешенного решения мне сейчас необходимо авторитетное мнение именно такого человека.

После переворота Баширов, занимавший какой-то весьма серьезный пост в обкоме партии, ушел в тень и занялся бизнесом. Он хорошо знал как старую номенклатуру, так и новую «элиту» и стал чрезвычайно влиятельным человеком не только в Миссурске, но и во всём округе. Этот человек с постоянным непоколебимым спокойствием, изумительной памятью, проницательностью и закрытостью вызывал у меня ассоциации с «крестным отцом». Я была уверена в его расположении ко мне, но всегда робела перед ним.

В конце перестройки Баширов вовлек моего брата Сергея в компартию и помог ему стать сначала депутатом Законодательного собрания, а чуть позже – секретарем обкома. Так как я не испытывала симпатии к коммунистам и уже тогда предчувствовала крах партии, то была против такой карьеры брата. Но Сергей был полон энтузиазма и горел желанием принять участие в реформировании страны.

А когда Союз развалился и рухнула компартия, Сергей сразу укатил в Москву, в гущу событий, «исполнять свой долг перед товарищами и родиной» – защищать компартию в Конституционном суде. Мне это не понравилось.

– А ты не боишься гражданской войны? – спрашивал меня Сергей. – Вчера я сжег списки областной партноменклатуры. Но всё равно тысячам коммунистов грозит люстрация.

Что тут возразишь? Если бы произошел запрет компартии, то неизвестно как повели бы себя рабочие. В стране быстрыми темпами происходила деиндустриализация – массово банкротились и закрывались заводы, бывшие гордостью страны и составлявшие костяк её промышленности.

После отъезда Сергея финансовое положение нашей семьи очень быстро стало критическим. Мой муж – Матвей, как и многие инженеры, потерял работу, а я одна прокормить его и троих сыновей на ставшую вдруг нищенской зарплату преподавателя ВУЗа не могла.

Сергей изредка приезжал домой. Однажды, наблюдая как он отбирает в небольшой бумажный пакет самую мелкую сырую картошку из заготовленной нами на зиму, чтобы забрать её с собой в Москву, я не выдержала:

– Серж, неужели никто из твоих бывших «товарищей» не может нам помочь?!

– И не проси! Вот тот, с которым ты ещё политический клуб создавал, помнишь?! Баширов, кажется. Дай мне его телефон или адрес! Я слышала, что у него сейчас несколько фирм. Возможно, он подскажет, чем я могла бы заработать на жизнь.

Скрепя сердце Сергей дал мне телефон своего «покровителя», и я позвонила Баширову. Вопреки опасениям, он с понимание отнесся к моей просьбе и пригласил приехать в свой офис. Выслушав мой рассказ о том, что я успешно закончила питерский университет-один из лучших ВУЗов страны и защитила кандидатскую диссертацию, Баширов спросил:

– Мой дядя был умелым торговцем. В семье бытует предание о том, как сразу после войны он на рынке продал старые туфли моей мамы, а на вырученные деньги купил ей новые – для свадьбы. Может и у меня получится?!

Баширов одобряюще кивнул головой и тут же позвонил кому-то из своих знакомых. Обсудив с ним свои деловые вопросы, и уже завершая разговор, он сказал:

– Да, Юр, я сейчас пришлю к тебе Джули Кузнецову – сестру Сергея. Найди ей работу.

Положив трубку, Баширов обратился он ко мне:

– Вы не переживайте! Если что не так, звоните, приходите, – дорогу теперь знаете. Юры не бойтесь – он, как и Вы, из биотехнологов. Вам с ним проще будет договориться, чем с другими. Поезжайте к нему прямо сейчас.

С Юрием Трубниковым – молодым бородачом, мне ни о чём договариваться не пришлось. Прямо с порога, он объяснил мне «что к чему» и «как» надо делать, чтобы заниматься посреднической торговлей. Он указал где получать мелкооптовые партии сахара и водки – бывшие тогда весьма ходовым и доходным товаром. Дал небольшой список потенциальных покупателей, пожелал успеха и быстро распрощался.

Не без опаски взявшись за дело, я довольно быстро убедилась в том, что «не боги горшки обжигают», – всё оказалось очень просто. Однако, я чувствовала себя униженной и испытывала угрызения совести, от того что занимаюсь торговлей столь специфическим товаром как водка. Каждый раз, после одной-двух успешных сделок я сознательно «выпадала из процесса» на несколько недель и возвращалась к торговле только, когда заканчивались деньги. Но даже при таком подходе к делу, материальное положение моей семьи быстро и существенно улучшилось. Мы с Матвеем, наконец, позволили себе купить приличную корпусную мебель со светлым фанерным шпоном для гостиной и новый цветной телевизор. Несколько раз я давала денег Сергею на выпуск какой-то оппозиционной газеты.

Юрий, заметив эту особенность в характере моей деловой активности, однажды сказал строго:

– Послушайте, Джули Борисовна, я тоже предпочел бы по-прежнему выращивать безвирусные культуры томатов. Но теперь… Когда я уезжаю за рубеж делать закупки, мне надо быть уверенным, что Вы, и другие работающие на меня люди, справитесь с новыми большими объемами.

Слушая Юрия, я внимательно всматривалась в его умное лицо, невольно любовалась черными локонами его густой шевелюры, и размышляла над тем, как мне быть. Работалось с Юрием легко. Мне даже нравилось, что этот молодой мужчина, – а ему было чуть за тридцать, был жёстким деловым человеком. И вот теперь он ясно давал понять, что рассчитывать на «особые условия» мне не стоит.

После недолгих колебаний, я твердо ответила:

Поблагодарив Юрия за оказанную помощь, я вернулась домой. Ответ на вопрос «что теперь делать?» неожиданно появился уже на следующий день, – мне позвонил сам Алексей Баширов.

– У меня для Вас есть предложение, – сказал он. – Мы создаём в Миссурске филиал не крупного, но очень богатого якутского банка. Там нужен заместитель управляющего.

Я сразу согласилась, вдохновившись открывшимися в моём воображении перспективами. Но через пару месяцев я сама отказалась и от этой работы.

– Управляющий всё настолько засекречивает, – объяснила я Баширову при личной встрече, – что мне непонятен смысл того, чем я занимаюсь. Работать «в тёмную» я не согласна.

– Тут ничего не поделаешь! Сфера деятельности такая, – согласился Баширов. – Я знаком с управляющим несколько лет. Вы правильно оцениваете ситуацию. Такой риск Вам ни к чему. Давайте подумаем вот о чём. У меня есть добрый приятель – Глеб Строев, который занимается вопросами организации совместных предприятий или, можно сказать, привлекает инвестиции. Здесь я могу гарантировать, что всё будет нормально.

– А почему? – осторожно и очень тихо спросила я.

– Окончательное принятие решений по всем его проектам за мной. – Баширов улыбнулся мне, как улыбаются умненькому, но наивному ребенку.

– Спасибо! – с благодарностью произнесла я, но тут же с сомнением спросила, – Может, мне не дано заниматься бизнесом?!

– У Вас есть хватка, – серьезно ответил Баширов. – Все есть для этого. Вы были бы весьма успешным предпринимателем, – он широко улыбнулся чему-то, возникшему в его воображении, – на Западе.

Заметив, что я улыбаюсь отраженной улыбкой, а на сердце у меня беспокойно, Баширов сказал:

– Я просто хочу Вам помочь. Приходите завтра сюда. Я вызову Глеба часам к восьми утра. Хорошо?!

С тех пор прошло почти десять лет, в течение которых мы не виделись.

Такси подрулило к большому красивому особняку – памятнику архитектуры ХIХ века. Судя по адресу, данному Башировым, именно здесь он недавно поселился со своей семьей.

На улице сильно вьюжило, но так как я выросла на Урале, никакая погода не пугала меня и не портила настроения. Выйдя из такси, я с удовольствием вдохнула морозный воздух. Однако, резкий порыв колючего ветра не дал мне расслабиться, и заставил, в поисках укрытия, пробежаться до парадного. К счастью, хозяева заранее отворили дверь. Мне было смешно от того, что ветер раздувает полы моей шубы и как на парусах быстро несёт по скользкой утоптанной тропе вперёд.

Укрывшись от ветра за входной дверью, я обнаружила, что оказалась в теплой, светлой, очень просторной прихожей, и принялась стряхивать снег с одежды прямо на пол, покрытый итальянской керамической плиткой.

На встречу ко мне тут же вышли хозяева. Радушно улыбаясь, Баширов представил супругу – Ирину. С первого взгляда оценив друг друга, мы почувствовали взаимное расположение. Ирина была несколько моложе и чуть полнее меня – очень милая, вся такая пухлая и округлая, совершенно домашняя женщина.

Глядя в её большие, чуть на выкате глаза, я протянула ей пакет и сказала:

Голос мой прозвучал неожиданно звонко и громко. Хозяева заулыбались.

– Какая акустика! – смутилась я, и обвела взглядом округлые своды помещения.

– И акустика отличная, и звукоизоляция замечательная! – сказал довольный Баширов.

Он взял из моих рук пакет и вынул из него бутылку в картонной подарочной упаковке.

– Коньяк Camus Josephine?!– с довольной улыбкой спросил он.

– Да! Созданный специально для женщин. Надеюсь, он понравится вашей супруге.

Я повеселела, ободрённая реакцией Баширова.

Он благодарно поцеловал меня в щеку и передал подарок Ирине. Не имея возможности сразу поставить его в достойное место, Ирина с бутылкой в руках повела меня в гостиную, где уже был сервирован чайный столик для завтрака. По дороге Ирина успела поделиться со мной радостью от того, что её семья удачно устроилась на новом месте, а заодно и полюбопытствовала, откуда у меня такое необычное имя.

– Мой дядя во время войны познакомился где-то в Венгрии с девушкой, которая очень приглянулась ему. Её звали Джули. Так как дядя не мог иметь своих детей, то уговорил мою маму назвать её дочь именем той девушки. Обещал, что девочка будет умной, красивой и счастливой! А, вообще-то, имя Джули означает «молодая».

– Вы действительно очень молодо выглядите! – по кукольному хлопая длинными ресницами и мило растянув в улыбке пухлые губки, чуть нараспев произнесла хозяйка.

Пропустив меня и мужа вперед, вглубь гостиной, она сразу вышла из комнаты, осторожно притворив за собой двустворчатую дверь.

Я впервые видела Баширова в домашней обстановке. Было заметно, что он немного стесняется того, что принимает меня в мягком сером фланелевом костюме, поверх которого был накинут темно-синий атласный мужской халат. В таком наряде Баширов походил на стареющего китайца с лысиной и брюшком. Я невольно улыбнулась, но, чтобы не смущать хозяина, принялась с интересом рассматривать убранство комнаты. Везде – шелковые ковры и картины в роскошных рамах, дорогая мебель из натуральной древесины, несколько мягких комфортных кресел и пара диванов. Резной чайный стол был сервирован посудой из тонкого фарфора, украшенного изысканной кобальтовой росписью.

– Ваша мебель из красного дерева? – из вежливости поинтересовалась я.

– Нет, – охотно отозвался Баширов, польщенный вниманием, – массив мебели из бука. Он лучше других пород подходит для гнутой мебели.

– Я в этом не разбираюсь, – без смущения призналась я. – Просто вижу, что красновато-бурая…Но ведь и бук – очень дорогая древесина?!

– Не дешевая, – с горделивой скромностью согласился Баширов. – Но значительно дешевле эбена или бакаута.

– Вот посмотрите! – Баширов взял с чайного столика один из десертных ножей и протянул мне. – Ручка как раз из бакаута – железного дерева. Это Ирочка мне с Кубы привезла. Поверните его немного: видите сияние?! Структура волокон такая, что при ярком освещении полированная поверхность дает такой эффект.

Поднеся ручку ножа к носу, я и действительно почувствовала очень приятный запах.

– Да! Одновременно напоминает и запах ладана, и какао.

– Что Вас так развеселило?! – Баширов заразился моей улыбкой.

– Я вспомнила, что в стадах человекообразных обезьян обладание любым необычным предметом практически автоматически превращает собственника в вожака стаи. В экспериментах зоопсихологов было показано, что достаточно дать особи низкого ранга, например, пластмассовое ведерко или цветную тряпку, чтобы её иерархический статус в группе резко повысился.

– Похожи! Мы на них похожи, – сразу согласился Баширов, но на щеках его появился неровный румянец, выдавший задетое самолюбие.

– Естественно, мы же из узконосых обезьян! – по-доброму глядя на Баширова, я взглядом извинилась за собственное хулиганство. – Но это нисколько не умаляет достоинств вашей прекрасной мебели!

– Это всё заслуги Ирины!– холодно отозвался уязвленный Баширов. – Она выбирала, заказывала….

– Видимо, этот стол, – я взглядом указала на закуски и восхитительно красивый ягодный торт, – тоже её заслуга! Я не ошибаюсь, – всё домашнего приготовления?!

Устраиваясь поудобнее в небольшом кресле у стола, я с беспокойством думала о том, что не знаю, как выйти из положения: вся обстановка в гостиной располагала к отдыху или задушевной беседе, а никак не к обсуждению серьёзных вопросов. Сделав над собой усилие, я всё-таки решилась начать разговор, ради которого приехала.

– Алексей Васильевич, я уже говорила Вам по телефону, что Сергей настаивает на том, чтобы я в этом году приняла участие в избирательной кампании Евгения Алфеева на пост губернатора.

Баширов добродушно посмотрел на меня, и в уголках его светлых глаз появилась догадливая улыбка, смутившая меня.

– Сергей говорит, – пояснила я, – что Алфеев уже дважды звонил ему. Он предложил брату возглавить один из его территориальных штабов. Но Сергей объяснил, что его собственную избирательную кампанию вела я, поэтому, если к кому обращаться за помощью, так это ко мне. Алфеев согласился подождать моего решения. Но я сразу, как только Сергей сообщил мне об этом, отказалась.

Баширов, разливая чай, молчал, тем самым побуждая меня к дальнейшему объяснению.

– У меня нет никакой необходимости и даже интереса участвовать в региональных выборах, – сказала я. – Во-первых, я уже договорилась с учредителями, что стану директором создаваемого в регионе нового медиа-холдинга. В него войдут деловая газета, несколько журналов и один из телеканалов. Правда, проект будет запущен только осенью.

Заметив вопрос, мелькнувший на лице Баширова, я пояснила:

– Из-за выборов! Если сейчас его запустить, он будет воспринят, да и использован как средство в предвыборной борьбе. Для меня такая отсрочка удобна. Мне пока необходимо сосредоточиться на подготовке младшего сына – Сашеньки к поступлению в институт. К тому же, я не знаю Алфеева, да и с регионом никак не связана. Но Сергей говорит: «Ты мол, всегда хотела поближе познакомиться с младореформаторами, так лучшей возможности и не придумаешь: Евгений сам приглашает, и времени у тебя предостаточно»!

Баширов по-прежнему молчал. Тогда я прямо спросила:

– На Ваш взгляд, стоит ли работать на Алфеева?

– Мне кажется, у него нет политического будущего, – с безразличием ответил Баширов.

– Почему? – изумилась я. – Сергей говорил, что в Госдуме считают Алфеева очень перспективным политиком, ведь он уже сейчас – заместитель руководителя фракции.

– Проблема в его чрезмерной амбициозности и психологической неустойчивости. Сейчас в округа, как Вам известно, назначены Полпреды Президента, в том числе и для контроля над выборами. Даже если Алфееву сейчас удастся договориться с нашим Полпредом – небезызвестным Вам Семеном Сухаренко, то позже он обязательно попытается выйти из-под его контроля. Алфеев из тех, кто «сам себя сделал», – он слишком самостоятелен. А как только попытается выйти из-под контроля, то команда Полпреда найдет способ сделать его абсолютно управляемым.

– Ну и ладно! Пусть окажется в команде Семена! – сказала я и озорно склонила голову набок.

– Что Вы, – с грустью возразил Баширов, – он им никакой не нужен!

– Вы полагаете? – снова удивилась я. – Думаете, Семен просчитывает такой вариант?!

Размышляя об Алфееве и его шансах на предстоящих выборах, я ни разу не задумалась о том, что выборы – лишь этап в непрекращающейся борьбе за власть, и теперь была неприятно поражена прогнозом Баширова. Я напряженно смотрела в его очень обычное, совершенно заурядное лицо, удивлялась этому и мысленно укоряла себя за недальновидность.

– Вы сомневаетесь в Семёне? – с неприкрытой иронией спросил Баширов.

– Да нет… Только он ведь не Мефистофель! – неожиданно горячо возразила я. – У него самого могут со временем возникнуть проблемы. Тогда, может быть, ему станет полезен союз с Алфеевым?!

– Именно потому, что у него есть проблемы, Алфеев ему и не нужен. Нужны полностью контролируемые люди.

Похоже, это так, – подумала я. – Люди, занявшие сейчас, как прежде говорили «командные высоты», всеми силами пытаются упрочить или хотя бы стабилизировать свое положение, очищая свои команды от потенциальных конкурентов. И процесс этот затянется на годы.

– А что если Евгению хватит ума, а у Семена сил не хватит? – уже сдаваясь, больше из упрямства, возразила я.

– Вам известно, что группа влияния Алфеева, в которой совсем не много людей, в нашем маленьком регионе всего на 10-ом месте?

– Сухаренко сейчас выступит центром кристаллизации экономической и политической власти. У него для этого есть реальные ресурсы.

– Знаю! Настоящая сила на стороне государства. Стратегически всё действительно так. Но сейчас, это очевидно, ставка сделана на тактические средства, которые эффективнее влияют на иррационально-эмоциональную сферу. Алфеев принадлежит к элите СМИ, а роль и влияние информационной элиты возрастают…– возразила было я, но, осознав суть проблемы, опустила глаза и принялась рассеянно ковырять ложечкой край фруктового пирога. – Вы правы…. Я слышала, что Корягин – представитель федералов в Межведомственной комиссии участвовал в перераспределении собственности и финансовых потоков предприятий крупнейшего города-спутника Миссурска. А формированием новых частных компаний рулил Телегов, хотя и под патронажем области. И действия обоих этих людей контролировал Сухаренко.

– У Алфеева ведь хороший потенциал. Сейчас он позиционирует себя как представитель Президента, значит, какие-то связи с другими пропрезидентским группами есть.

– Всякое может случиться! Важно отдавать себе ясный отчет в том, зачем Вы будите с ним работать.

«Зачем» – я не была готова к такому повороту, – скорее, «почему». Мне казалось, что предложение работать на Алфеева не выходит у меня из головы потому, что у меня нет дела, которым я обязана заниматься.

– Мне кажется, что работать с Алфеевым будет интересно, – сказала я только для того, чтобы что-нибудь сказать.

– Угощайтесь запечёнными овощами, – заботливо предложил Баширов, воспользовавшись паузой в разговоре.

С помощью серебряной лопаточки он взял с подноса на сервировочном столике и положил на мою тарелочку порцию овощей.

Погружённая в свои мысли, я лишь кивнула в знак благодарности.

– Новую региональную «элиту» я знаю только теоретически, – сказала я. – Правда, и этого достаточно для того, чтобы однозначно отказаться от сотрудничества с любой из известных мне региональных групп! Эти люди перевернут небо и землю, чтобы добиться власти и денег. Но Алфеев как-то особняком, хотя он из той самой, всем известной, «кучи оболтусов». Мне кажется, он единственный, кто в силу своего пролетарского происхождения, имеет определенную социальную ангажированность.

Баширов с недоверием посмотрел на меня. Видимо, он думает, что я пытаюсь казаться наивной и простодушной.

– Да всё понятно! Прописанных законов о выборах не было, запрета на подкуп избирателей, ограничений на использование алкоголя в рекламе…Тогда региональное политическое движение, как я их называю, «младореформаторы» получили около 40% в Заксобрании и гордуме. Они и провели Алфеева в Госдуму. Их финансировал довольно крупный по тем временам банк.

– Позвольте спросить ….– Баширов слегка замялся, – а почему Вы сами не участвуете в публичной политике?! Прыгунов ведь Вам, а не Сергею предлагал стать депутатом Госдумы.

– Я не карьеристка! Моя мама была учительницей, и я с детства вращалась в среде, где без пиетета относились к должностям, и слышала немало критики в адрес партфукционеров.

Спохватившись, я бросила настороженный взгляд на Баширова, но он оставался невозмутимым и спокойно слушал меня.

Чтобы умерить себя, я решила попробовать предложенные мне запечённые овощи. Оказалось, что это не столько овощи, сколько семга, запечённая в овощах.

– Очень вкусно! – с искренним одобрением произнесла я. – Здесь, похоже, не только овощи и рыба, но и белые грибы.

Баширов пододвинул ко мне ягодный пирог, и вернулся к прерванной беседе.

–Мне кажется, Джули, что дело не в том, что Вы «не карьеристка».

– Наверное. Во мне есть лидерские замашки. В детстве я была заводилой.

– В 6-ом классе меня приняли в комсомол. Одновременно я была и председателем Совета пионерского отряда, и членом школьного комитета комсомола. Однажды я опоздала на заседание того самого комитета, потому что в это время играла за школу в волейбол. Мы тогда выиграли, и я просто летела на заседание с этой радостной вестью. Но комитетчики, важно восседавшие за большим столом, сразу принялись выговаривать мне за опоздание. И столько чванства и глупости было у этих молодых комсомольцев, что я зареклась оказаться в их рядах. А когда уже в универе училась, однажды, после летней практики, зашла заплатить комсомольские взносы. В комитете какой-то тупорылый парень принялся отчитывать меня за просрочку и угрожать тем, что за это могут и исключить из комсомола. Тогда я и положила ему свой билет на стол. Вот и всё.

– Тогда был выбор, и я ушла в науку, – единственную сферу, где важна истина. К тому же я занималась сыновьями, мужем, братом – целой командой мужчин. Им ведь нужен не только тёплый домашний очаг, но и моя забота о благополучии каждого из них!

– Кстати, а что по поводу работы на Алфеева советует супруг?

– Матвей считает, что поработать на Алфеева будет полезно, потому что он с претензией на «чин повыше», у него есть избыток средств, жажда деятельности и вкус к политической карьере. Но, признаться, я думаю, что они с Сергеем просто хотят, чтобы я снова денежки зарабатывала, – отшутилась я.

– Как-то я сказал Вам, что Вы могли бы стать весьма успешным предпринимателем, но не в наших условиях. Нынешние бизнесмены и политики не имеют жёсткой привязки к интеллекту или морально-этическим качествам.– Баширов встал из-за стола. – Для Вас важное значение имеет скорее не материальная, а моральная, нравственная сторона любого вопроса. – Он остановился возле одной из картин, висевших в его гостиной. – Вы с упоением занимаетесь любым, выбранным Вами, делом и не кичитесь успехами. Действительно, Ваша стезя – наука, искусство, образование. Вы способны вызвать восхищение своим интересным мышлением и принципиальностью.

Я почувствовала, что от досады щёки мои заливаются краской. Известно, что «яйцеголовых», к которым меня только что причислил Баширов, клеймят как неспособных к бизнесу, торговле и политике, то есть к «серьезным играм».

– Я выиграла все три избирательные кампании, которые вела! И компанию в Госдуму тоже, – твёрдо возразила я. – У меня так же есть вполне успешный опыт руководства производством. Я работала агрономом-семеноводом в огромном совхозе и начальником цеха озеленения на крупном заводе! Но я, кажется, понимаю, о чём Вы говорите. Смогу ли я работать с Алфеевым?! Если вопрос стоит так, то я пока не знаю. Сейчас я пытаюсь оценить, лишь насколько целесообразно ввязываться в избирательную кампанию на его стороне. Я наводила справки о нём и его окружении у знакомых по прежним избирательным кампаниям. Послушать их, так он и наркоман, и гомосексуалист, и заказчик убийств…

– Слышали, что наш первый Президент говорил?! – Баширов снисходительно улыбнулся. – Он сказал, что две трети бизнеса в нашей стране связано с организованной преступностью и что Россия – сверхдержава преступников.

– Полагаю, что это близко к реальности. Но, что касается Алфеева… Думаю, что в значительной мере это – чёрный пиар и «гасилово». И даже если это отчасти справедливо, то всё равно не стоит на это ориентироваться! Вот Рузвельт, например, будучи студентом, употреблял опиум, – это факт. Он имел привычку спать до полудня, а по вечерам выпивал по бутылке виски. Его дважды вышибали со службы, – и что?! Он – один из величайших людей Америки!

Я на мгновение замолчала, и тут же улыбнулась, пряча смущение от того, что рассуждаю слишком отвлечённо.

– Конечно, Алфеев – не Рузвельт, – сказала я. – Но для меня важно, что он не является «бывшим комсомольцем» и вообще – «сам по себе». Это важно и этим он мне интересен.

Баширов остановил меня несогласным покачиванием головой.

– Поймите, Джули, я не считаю, что Вы не сможете выиграть избирательную кампанию. Я о другом! Вспомните, почему Вы отказались от работы в Представительстве банка?! Вам не нравился директор.

Действительно, – насторожилась я, – то что мне известно об Алфееве, действительно может стать препятствием в нашем общении. Он малообразованный и плохо воспитанный человеком. Его родители – простые работяги, да к тому же, выпивающие. Его воспитала улица.

– Вы возглавляли региональный сетевой центр Юрия Прыгунова, – продолжал Баширов, – и он предложил Вам выдвигаться депутатом в Госдуму – так было?!

Я согласно кивнула головой, и, вздохнув, отвела глаза, уже догадываясь, к чему клонит Баширов.

– Вы же отказались в пользу брата, который чуть старше и хотел делать карьеру политика. Тогда Прыгунов перестал финансировать ваш Центр. И что?! Вы вывезли избирательную кампанию Сергея, фактически не имея финансового ресурса. То есть, я хочу сказать, что уверен в Ваших организационных способностях и политическом чутье. Но, опять же повторюсь, если Вашу совесть или нравственное чувство что-то не устраивает …

– Алексей Васильевич, именно поэтому, я думаю, что надо использовать появившийся шанс. Мне надо адаптироваться к новым условиям.

– Смотрю, Вы уже приняли решение, – с сожалением констатировал Баширов. – Реальность работы с «молодыми волками» может оказаться более горькой, чем Вы представляете.

– Да нет, я ещё не приняла решения! Я ещё посмотрю на Алфеева завтра. Он назначил встречу. Надо же познакомиться с кандидатом! Но, если я соглашусь работать на него, Вы не откажите в совете, в консультации?

– Помните, как мы с Наговицыным уговаривали Вас идти с нами на охоту на лося?! Вы тогда категорически отказались, хотя неплохо стреляете. А вечером, у костра, Вы рассказали как однажды, когда у Вас из-под ног выпорхнула стая перепелов, Вы сильно пожалели, что под рукой не оказалась ружья. – Глаза Баширова озорно блеснули. – У Вас всё-таки есть охотничий инстинкт! Хорошо, заходите в любое время! Чем могу! Только я ведь этих ребят не очень–то и знаю. И, честно говоря, не понимаю, зачем с ними связываться.

Приятное чувство удовлетворения, благодарности и доверия к Баширову возникло в моём сердце. Глубоко вздохнув, я сказала:

– Однажды Прыгунов, рассуждая о «новой элите» дал «этим ребятам» весьма нелестную характеристику. И я спросила его: «Если они действительно такие, то почему мы должны помогать им закрепляться в бизнесе и власти?» Прыгунов тогда с изумлением посмотрел на меня. И вот теперь я – в стороне, а они – у власти! И ведь они появились там, не только потому, что их продвигали некоторые крупные игроки, но и потому, что после переворота старый истеблишмент отказался управлять и добровольно освободил многие места. А как коряво «управляют» эти «новые собственники»! Прыгунов был прав: надо как-то корректировать их, в меру сил предостерегать от грубых ошибок, подталкивать к приемлемым для общества решениям. Мало того, что «молодая элита» ориентирована лишь на собственное обогащение, так ещё и управленческой культуры у неё практически нет.

– У наших соседей, в Кайногорской области, откуда, кстати, Сухаренко, – сказал Баширов, – у власти младореформаторы. Они ориентируются на внешний менеджмент, но, всё-таки, с инновационными включениями на опережающее развитие. Экономика у них хоть и упала, но, в основном, в государственном секторе – из-за потери оборонзаказа и рынков сбыта.

– Почему я и смотрю в их сторону…. А здесь, в Миссурске, у руля – уходящие группы советской и перестроечной элиты, которые возобновили раздаточную экономику. Вы сами знаете, что за последние пару лет в социально-экономическом развитии регион упал более чем в два раза, опустившись ниже среднего по стране. И эта ситуация ведь надолго! Что же, не иметь дела ни с кем из новой предпринимательской элиты?!

– Растущий рейтинг нашего "президента надежды", – медленно проговорил он, – гарантирует низкую активность массовых слоев населения. Значит, продолжится схватка за передел ресурсов, за расширение участия в принятии решений. И в Миссурске «молодые волки» будут расширять экономическую и политическую экспансию.

– Причем, не оглядываясь на общественную реакцию, – я об этом! Для остальных будет сохранена свобода выбора в рамках стратегии выживания. Я ищу способ избежать такой свободы лично для себя, и в меру сил – для остальных.

Заметив, что Баширов хочет задать мне вопрос, я замолчала.

– Почему Алфеев обратился именно к твоему Сергею?

– Думаю, – беспечно ответила я, полагая, что Баширов задал вопрос из чистого любопытства, – он надеется использовать имидж моего брата, чтобы подтянуть протестный электорат под себя.

– А я думаю, что те, кого Алфеев может собрать вокруг себя, хотят только «рулить», а реальную работу они делегируют таким как Вы.

– Возможно, – погрустнела я. – Завтра и посмотрим.

Мне сложно было признать правоту Баширова прямо сейчас, но и возразить было нечего.

– А Вы как поживаете? – вежливо поинтересовалась я. – Где Ваши дочки?

– Уехали с мужьями на заграничные курорты. А мы с Ириной – потихоньку. Вот побаливаю немножко.

Я смутилась, так как между мною и Башировым не было той простой человеческой близости, которая позволила бы мне – женщине, расспрашивать его о болезни или выражать сочувствие.

– Ещё раз извините! Я, пожалуй, откланяюсь, Алексей Васильевич. Спасибо Вам большое! И супруге отдельное спасибо за чай и угощение. Мне было приятно у Вас. Здесь очень уютно!

– Джули, мой шофер отвезет Вас, куда скажите.

Приехав к назначенному времени в офис Алфеева, я застала там только помощницу, – пожилую болезненного вида женщину, которая извинилась передо мной за опоздание шефа и попросила подождать его.

Небольшая комната, в которой располагался офис была необычайно сильно вытянута. В ней было темновато: то ли из-за того, что небольшое окно, расположенное на узкой стене, не могло осветить дальние углы, то ли потому, что день выдался пасмурным. Голые стены были выкрашены масляной краской цвета разбелённой охры. Какое-то депрессивное помещение! И обстановка в комнате была аскетической: платяной шкаф, два письменных стола и четыре стула – самая простая казённая мебель, оставшаяся здесь с советских времен. Здесь было чисто, но очень неуютно.

Сняв пуховик, я повесила его в небольшом шкафу для верхней одежды и села у свободного письменного стола.

Алфеев так непритязателен, – думала я, рассматривая помещение, – или ему дела нет до условий, в которых работают его сотрудники?! И почему это у него, – довольно молодого и успешного мужчины, помощница предпенсионного возраста?

– Простите, а как Вас зовут? – обратилась я к ней.

В этот момент дверь комнаты распахнулась, быстро вошел высокий, длинноногий, хорошо сложенный мужчина.

– А вот и Евгений Алексеевич! – обрадовалась женщина.

Скинув куртку и едва поздоровавшись, Алфеев сразу предупредил, что спешит. Он сел за стол рядом со мной, и, задав пару дежурных вопросов, ответы на которые и без того были ему известны, счёл это достаточным. То ли он не знает как вести собеседование, то ли вообще не считает нужным его вести, – недоумевала я. – Для чего же тогда назначил встречу, если ему так некогда и совершенно не важно, кто я такая?!

Думая так, я не сводила глаз и с интересом рассматривала хорошо вылепленное, но совершенно непривлекательное, даже несколько отталкивающее лицо своего потенциального работодателя. Стриженная налысо голова придавала его облику бандитскую брутальность У Алфеева был слишком крупный рот и тонкие губы. Его сильно старили глубокие морщины на лбу и клочковатая борода. Но в нём чувствовалась энергия и живость, свойственные молодости. Говорили, что он везучий, и обладает хорошей интуицией.

– Вы будете руководить округом, по которому избирался Сергей, – легкомысленно улыбнувшись, сказал Алфеев.

– Он говорил, что Вы предлагали ему работать в Центральном штабе…

Немного помолчав, Алфеев суетливо провел рукой по своей лысине, и вдруг спросил:

Этот вопрос озадачил меня. Прежде, когда я руководила избирательными кампаниями, всегда сама определяла размер оплаты наемных работников исходя из их вклада в общее дело и бюджета кампании, поэтому ждала предложения от Алфеева.

– Не знаю Ваших возможностей, – я недоуменно пожала плечами. – Сколько Вы предлагаете?

– Предпочитаю, – Алфеев криво улыбнулся, – чтобы человек сам назвал себе цену.

Вот так да! – удивилась я. – Он мнит себя покупателем на рабовладельческом рынке?! Полудурок! Совсем не забавно! Я не стану участвовать в торжищах!

Моё разочарование в Алфееве было таким сильным, что я задумалась над тем, как уйти, чтобы и себя не уронить, ведь я уже дала согласие на работу, и его не задеть.

– Так сколько? – настаивал Алфеев, уверенный, что именно так должен вести себя деловой человек.

– Давайте договоримся на месяц, – стараясь интонацией смягчить отказ, сказала я. – Не уверена, что наше сотрудничество сложится. Путь пока будет тысяча долларов.

Нам обоим известно, что за такие небольшие деньги во время выборов работают только технические сотрудники штабов, но мне важно было оговорить условие, которое в любой момент позволит легко отказаться от взятых на себя обязательств.

– Полторы, – подвел черту Алфеев. – Работать будете со мной, а когда я в Москве, – с моими помощниками, – добавил он и встал из-за стола.

– Вот Любовь Петровна, – он рукой указал на пожилую женщину, которая в этот момент разбирала бумаги за соседним столом. – Она даст Вам телефон Артёма. Извините, спешу! Меня Сорокин ждет.

Разговор был закончен. Выходит, Баширов прав. Так как Алфеев пригласил меня только для того, чтобы определиться с «моей ценой», то я нужна ему лишь в качестве «работяги». Плохо и то, что новый работодатель даже в общих чертах не определил круг моих обязанностей и не наметил плана действий.

Алфеев задержался возле своей помощницы, и я первой подошла к шкафу, где оставила свою верхнюю одежду. Открыв дверцу, обнаружила, что меховая куртка Алфеева висит поверх моего пуховика. Ерунда, казалось бы, но неприятно: почему я должна перевешивать чужую мужскую куртку?! Неужели этот кандидат в губернаторы не знает элементарного, – что нельзя вешать свою верхнюю одежду на одежду постороннего человека?! Или он сознательно поступил так, ведь в шкафу много места и полно свободных вешалок?! Надо посмотреть, – решила я.

Ничем не выдав своего недовольства, я дождалась, когда Алфеев, наконец, подошёл к шкафу и снял свою куртку.

– Даже приятно, – улыбнулась я ему, давая понять, что прощаю его бестактность.

– Приятно, что Вы повесили свою куртку на мою, – с досадой пояснила я.

– Вам так мало надо?! – с издёвкой спросил Алфеев, превратно истолковав мои слова.

Зря я пощадила его самолюбие, – подумал я. – Надо же так извратить ситуацию! Он решил, что я счастлива уже от того, что нахожусь рядом с ним и наша верхняя одежда случайно соприкоснулась! Он – настоящий полудурок! Решил просто: если я «продаюсь» за полторы тысячи, значит, – «лохушка»!

Вздохнув поглубже, я сказала себе: не стоит так огорчаться, ведь была предупреждена о том, с кем связываюсь.

Выйдя на улицу, я не спеша направилась в сторону автобусной остановки. Бредя по заснеженному тротуару, я вспоминала детали поведения, жесты и мимику Алфеева, размышляла над тем, почему, на ходу переговорив со мной, он поспешил на встречу с Сорокиным.

Сам по себе этот факт мало что значит, если не учитывать того, что Сорокин тоже выдвинул свою кандидатуру в губернаторы.

Я лично не знакома с этим «деятелем», но мне известно, что в начале 90-х в угоду младореформаторам он провел в регионе разрушительную «прихватизацию», пустив по миру сотни сельскохозяйственных кооперативов и принадлежащих им на правах собственности перерабатывающих предприятий. И до сих пор Сорокин беззастенчиво ворует везде, где только может.

Понятно, что в нынешних реалиях Алфеев ради победы на выборах будет взаимодействовать с кем угодно, в том числе и с мерзавцами, и со своими соперниками. Но то, что офис Алфеева находится в здании, принадлежащем Сорокину, – это уже слишком! Если бы Алфеев и Сорокин были реальными соперниками, то на такое соседство оба не пошли, хотя бы из соображений информационной безопасности. А раз это не важно, значит, у этих кандидатов совместные планы на будущее и даже общая стратегия ведения избирательной кампании. И то, что для Алфеева не принципиально, кто именно будет нанят в его штаб, лишний раз свидетельствует, что на предстоящих выборах он – не самостоятельный игрок, а лишь фигура прикрытия в игре Сорокина. Такой расклад меняет для меня всё. Похоже, я совершенно неверно представляла себе игру, в которую решила ввязаться.

Необходимо было как можно скорее опровергнуть или подтвердить возникшие у меня догадки. Мне нужна была хотя бы ещё одна встреча с Алфеевым.

Позвонив Любови Петровне, я выяснила, что он уже уехал по делам в Москву, и она понятия не имеет о его планах.

Чувствуя, что тянуть неопределённую ситуацию не имеет смысла, я позвонила в Москву брату и сказала:

– Извини, Серёж, но работать на Алфеева я не буду.

– Да он не игрок, а фигура! Не берусь судить, как было раньше, но в этих выборах он – пешка, которой пообещали, что проведут в ферзи, зная, что она – жертва. Да и со мной он ведёт он себя как пацан из подворотни!

– Странно! В Госдуме его считают весьма перспективным политиком.

– Кто так считает?! Да и что это за аргумент?! – вспылила я. – Мне точно известно, что во фракции многие называют его «выскочкой».

Меня возмутило то, что брат разговаривает со мной так, словно речь идёт о каком-то досадном недоразумении, а не о серьёзном деле, в которое он меня втягивает.

–Сам его статус руководителя комитета свидетельствует о его перспективности. Может ты ещё не разобралась в ситуации?!

– Поверь, он – очень проблемный кандидат! Я не об известных слухах и домыслах! Я не могу принять того, что он ориентируется на Сорокина, а не Сухаренко.

– Поздно переубеждать. Поезд уже ушёл. Кампания началась.

– Согласен, задача не простая. Но мы же не ищем легких путей!

– Ну что ты придуряешься?! Все ищут легких путей! – снова вспылила я. – Ты требуешь от меня большего, чем я сама хотела бы сделать! Я позвонила потому, что считаю необходимым поставить тебя в известность о своем намерении, ведь ты рекомендовал меня Алфееву, – не более того!

– Я услышал тебя, – сразу отступил Сергей. – На месте, разумеется, виднее, – поступай, как знаешь! Но я советую хотя бы начать работать с Алфеевым. Ты же сама знаешь, что возможности являются как раз случаями неэффективности.

– Боюсь, моих ресурсов не хватит, чтобы воспользоваться «такой» возможностью, – устало вздохнула я. – Пока!

Разговор с братом не принес облегчения, и не внёс ясности в ситуацию. Удрученная этим, я ничем не могла заняться и решила, что для того, чтобы переключиться, надо просто поспать. Из проходной гостиной, где обычно спала, я ушла в комнату сына, легла поверх шерстяного пледа на его кровати и сразу уснула.

Проснулась от щелчков в замке входной двери. Быстро встала и, поправив постель, поспешила встречать сына.

– Привет, мамуля! – прокричал он из коридора.

Подойдя к сыну, я поцеловала его в розовые от мороза щеки, и удивилась тому, что не могу сразу определить его настроение. Трудно сказать в кого, но Санёк был очень сдержанным. Его старшие братья-близнецы – Егор и Антон, напротив, были эмоциональными, добрыми и открытыми ребятами. Глаза их всегда искрились жизнерадостной энергией, и общение с ними доставляло удовольствие. Но они уже пару лет жили отдельно от нас с Матвеем, снимая квартиру в Москве. Так и не привыкнув к разлуке сыновьями, я сильно скучала по ним.

– Мне сегодня Егорка звонил, – сообщил, Саша, – сказал, что они приедут на мой день рождения. Ты хоть помнишь, что он через неделю?!

– Даже и не подлизывайся! Сходишь с ними в шоколадницу, – и всё! – сказала я и ногой пододвинула Саньку тапочки, которые он в рассеянности искал глазами. – Мы сюда не развлекаться приехали! Сначала – хороший аттестат, потом – всё остальное!

Ещё раз поцеловав сына, я отправилась на кухню накрывать стол. Разогрела в микроволновке вчерашний плов, нарезала к нему свежих помидор, и красиво разложила всё в две большие плоские керамические тарелки. Как раз в это время подоспел Санёк: он уже умылся и переоделся в домашнее.

– Кушать подано! – торжественно произнесла я, с удовлетворением оглядев результаты своего труда.

– А что ты сегодня такая злая? – спросил вдруг Санек, усаживаясь за стол.

– Да, сынок! – я с осуждением покачала головой. – Если ты так небрежно будешь излагать свои мысли, то мы в Миссурске надолго застрянем!

– Я просто тебя поддразнил, чтобы рассказала, как твоя встреча с Алфеевым прошла.

– Нормально прошла! Ешь. Приятного аппетита!

– Но я же вижу, что тебя что-то беспокоит! – продолжал любопытствовать Санёк.

– Сегодня я позвонила дяде Серёже и сообщила ему, что не хочу работать с Алфеевым. А он говорит, что надо попробовать.

– Да ничего! Я не вижу совершенно ничего, что позволило бы это сделать.

– Ты ведь сама не раз говорила, что хотела бы поработать именно с перспективным политиком, и Алфеев такой.

– И ты туда же! Это обще место: с перспективными все хотели бы работать! Но для меня такого шанса не будет, потому что я уже не молода и всё ещё бедна. Понятно?! А говорила я о другом. После президентских выборов политический рынок в стране не просто сузился, он практически уничтожен. Поэтому наиболее оптимальной мне представляется ставка на перспективного политика, которого другие не воспринимают таковым. Улавливаешь разницу?

– Кажется, да. Примерно так действуют на падающем рынке хедж-фонды, покупая недооцененные и продавая переоцененные финансовые инструменты.

– Читаешь мои материалы?! – строго спросила я, про себя умилившись любознательности сына.

– Да, – нерешительно признался Санёк в том, что без спроса залезал в мой в компьютер. – И про то, что Алфеева все считают «выскочкой», я тоже знаю. По-твоему ведь получается, что он – подходящий кандидат.

– Налей-ка мне чаю, умник! Теоретически так и есть. Но, познакомившись с ним, я поняла, что губернатором ему не стать.

– А я согласен с дядей Сергеем! Мы уверены, что ты способна обеспечить победу на выборах любому, а значит и Алфееву.

– Я тоже не уверена, что не смогу! – усмехнулась я и глубоко вздохнула. – Но… практика – критерий истины!

– Да ладно, до выборов ещё девять месяцев! Сто раз всё переменится! Мы в тебя верим!

– Да, да, – я иронично покачала головой, – я тоже вас люблю! Наверное, уйти сейчас, означает расписаться в своей недееспособности. Но, как говорится, «древо жизни, пышно зеленеет» и надо определиться каким путём идти. Так что спасибо за доверие, но сейчас покончим с ужином, и я пойду ещё подумаю.

– Мам, ты ведь говорила, что как только подумаешь о поражении, так оно и начинается!

– Забавно! Ты что, в адвокаты к Алфееву записался?! Я, между прочим, не сказала, что не попробую с ним работать. Мы сегодня договорились на месяц, – а там посмотрим. Давай, мой посуду, а я всё-таки поработаю.

– Маленький ты ещё, Санёк! – я ласково улыбнулась сыну и, прощально помахав рукой, направилась к выходу, но остановилась в дверях. – Не он мне не понравился, а я не пришлась ко двору. Для таких как он, человек есть то, чем он владеет. Мы бедны! Слышал, наверно, как они говорят: «Если ты такой умный, то почему же такой бедный»?!

Шагнув за порог кухни, я снова приостановилась.

– Кстати, Санёк, у меня к тебе просьба: ни с кем не разговаривай ни о выборах, ни об Алфееве. Учти, для всех я – только домохозяйка, занимающаяся подготовкой сына к ВУЗу. Это – одно из условий нашей с тобой безопасности, да и успеха дела. Ты помнишь, как ребята вели себя в прошлые избирательные кампании?!

Взглянув на сына, я заметила, что парень растерялся.

– Вряд ли, конечно помнишь! Да это и не важно! Всё у нас в порядке, правда?!

Я напряжённо ждала случая привлечь к себе внимание Алфеева. Но, приезжая в Миссурск на выходные, он занимался разного рода переговорами и встречами с влиятельными людьми, которые сам же и планировал из Москвы.

Раз не получается переговорить, – решила я, – напишу ему записку по вопросам организации избирательной кампании, ведь её он сможет прочесть в любое удобное для себя время. Купив в ближайшем магазине какое-то пособие, я выискивала в нём то, что можно хоть как-то приспособить к нашей избирательной ситуации. В итоге получилась довольно качественная имитация служебной записки. Но я впустую потратила время: получив записку, Алфеев даже не поинтересовался, а чего собственно, я добиваюсь.

И вот сегодня, дождавшись его появления в штабе, я подошла к нему и без обиняков сказала:

– Извините, я прошу Вас найти время для более обстоятельного разговора со мной, чем тот, что был при найме.

– Что ж, давайте хоть сейчас переговорим, – легко согласился он.– Здесь, на втором этаже должны быть пустые кабинете. Пройдемте?!

Мы молча поднялись по широкой лестнице на второй этаж. Первый же попавшийся кабинет, в который Алфеев заглянул, действительно оказался свободным. Жестом он пригласил меня пройти, и мы сели за стол напротив друг друга.

Не зная с чего начать, а ведь именно я просила о встрече, я принялась вынимать из своей сумочки бумаги с материалами о текущей избирательной кампании. Однако, заметив насмешку, мелькнувшую в лице Алфеева, я тотчас прекратила это занятие и отложила бумаги в сторону. Стараясь быть серьезной, спросила:

– Евгений Алексеевич, у Вас есть свой имиджмейкер или стилист?

– Я сам себе имиджмейкер! А что не так? – улыбаясь, он наклонил голову, и, игриво заглянул мне в глаза.

– А Вам известно, каким электорат хочет видеть своего будущего губернатора?!– старательно приглушив свет в своих глазах, я чуть заметно улыбнулась.

– Каким же? – кокетливо поинтересовался Алфеев. – Я очень молод и энергичен!

Я замерла от неожиданности. Трудно было поверить, что политик может так заблуждаться относительно впечатления, которое он производит. Алфеев выглядел много старше своего возраста: сединой отливали волосы, пробивавшиеся на его стриженой голове; глубокие морщины посреди его высокого лба были следами какого-то срытого нездоровья, плюс окладистая борода и неровный цвет лица.

Вероятно, он опирается на свое самоощущение,– подумала я, – а в зеркало смотрится редко, и не видит себя со стороны.

– Социологи считают, – сказала я, – что на предстоящих выборах избиратели предпочтут седовласого, умудренного опытом кандидата в губернаторы. Что же касается Вашего облика, то, без сомнения, надо изменить форму бороды или вообще сбрить её, – она у Вас клочковатая!

Теперь уже у Алфеева от удивления взлетели брови. Наконец-то мне удалось задеть его за живое!

– Да и костюм надо сменить, – продолжила я закреплять свой незначительный успех, хотя догадывалась, что за скромностью своего повседневного костюма Алфеев пытается скрыть большие амбиции. – Вы ведь не разночинец! Вы – успешный деловой человек и одеты должны быть респектабельно. У Вас есть добротный костюм? Или Вы всегда ходите в джемперах и джинсах?!

Глаза Алфеева чуть сузились, во взгляде появилась осмысленность, свидетельствующая о напряжённой мыслительной работе.

– А что такое добротный костюм? – вдруг спросил он.

Я вновь на мгновение замерла: не уловила, спрашивает он серьезно или издевается в отместку за мою бесцеремонность.

– Добротный – значит хорошо сшитый! – со всей серьезно произнесла я, и ни один мускул не дрогнул на моём лице. – Из качественной, дорогой ткани. Важно так же, чтобы он хорошо сидел на фигуре.

– То есть, вы считаете, что «главное, чтобы костюмчик сидел»? – усмехнулся Алфеева и глаза его весело блеснули.

Со стороны наш разговор выглядел нелепым, и, едва сдерживаясь от смеха, я согласно кивнула.

– Черный подойдет? – простодушно спросил Алфеев. – У меня в Москве есть такой черный костюм.

– Подойдет! – с облегчением вздохнула я. – Но, если серьезно, то есть вопросы по избирательной кампании. Во-первых, по стратегии. Есть ли у Вас договоренности с Полпредом Сухаренко?

– Нет, и не может быть! – мгновенно среагировал Алфеев. – Мы с ним конкуренты.

– Ну, по прежним карьерным делам…, – замялся Алфеев.

– Понимаете, – я прямо посмотрела в тёмно-серые глаза Алфеева, и твердо произнесла, – пока поезд не ушёл, для Вас важно верно сориентироваться и сделать правильную ставку. Уверена, что Сухаренко и его команда сейчас, и на ближайшую перспективу, будут контролировать региональные элиты округа. Без его поддержки Вам нигде не выиграть!

Алфеев ответил мне таким же прямым, долгим испытующим взглядом. Я спокойно выдержала этот взгляд. Похоже, я не промахнулась, обозначив проблему, несомненно, тревожащую и Алфеева. Но то, что я сказала, выходило за рамки моих полномочий. Лицо Алфеева посерьезнело и стало строгим.

После небольшой паузы он с деланым равнодушием спросил:

Так как он закрылся и теперь сидел, подперев рукой подбородок, надо было говорить о менее принципиальных вещах.

– Нужен руководитель штаба, – сказала я и просительно взглянула на Алфеева. – Находясь в Москве, Вы не можете решать все организационные вопросы, которые неизбежно и в большом количестве возникают здесь. Я устала теребить Любовь Петровну и Артёма. Да у них и нет распорядительных полномочий!

– Пока я сам буду руководить, – отрезал Алфеев.

– Хорошо, Евгений Алексеевич! – подчёркнуто вежливо сказала я. – Спасибо!

Мы оба одновременно встали из-за стола и молча направились на первый этаж в штаб, думая каждый о своем. Я была довольна собой, радовалась, что сделала первый успешный шаг на пути к нашей общей победе, и поэтому шла, легкомысленно улыбаясь, и с боку поглядывая на Алфеева. Признаться, меня возбуждала энергия, исходившая от шедшего рядом молодого волевого мужчины. На мгновение даже возникало приятное ощущение близости с ним. Мы вместе спускались по лестнице и движения наши были синхронны.

Оптимизм, возникший у меня после разговора с Алфеевым, вскоре совершенно исчез. По мере того, как истекало время контракта, заключенного между нами, нарастало моё беспокойство и внутреннее напряжение.

Алфеев нанял для работы в штабе ещё несколько человек, и даже раздавал кое-какие мелкие поручения, но по сути ничего не менялось. Я написала ему ещё пару записок, оставшихся, как и прежние, без ответа. И хотя теперь Алфеев стал чаще появляться в штабе, но при случайных встречах со мной он отводил глаза в сторону.

Сегодня, проходя мимо тамбура, я увидела сквозь стекло двери, что там курит Алфеев. Он был один. Я вошла и решительно приблизилась к нему практически вплотную.

Опасаясь, что кто-то может случайно войти и услышать, я тихо, однако со всей серьезность спросила:

– Если Вы не хотите «играть» с Полпредом, то какой смысл мне работать на Вас?! Я ухожу.

Алфеев молчал, опустив голову. Мне показалось, что он не понимает, почему я настаиваю. Но сейчас не было возможности объясняться. Надо было просто сказать то, что покажется ему убедительным, то есть обозначить мой «чисто шкурный» интерес, – иначе он не поверит.

– Я надеялась, – продолжила я, так тихо, чтобы мог слышать только Алфеев, – что, работая на Вас, получу шанс сблизиться с этой политической группой. Иначе, зачем мне тратить свое время?!

Отступив на шаг, я прислонилась спиной к тёплому радиатору и тоже закурила. Алфеев по-прежнему молчал.

– Вы серьезно полагаете, что ради нескольких тысяч долларов? – с горечью спросила я, не глядя на него. – Не смешите меня! Я уверена, и Вы должны понимать, что Сухаренко – лидер той группы, которая теперь контролирует регион и без её политического и административного ресурса выборы в новых условиях уже не выиграть! А Вы продолжаете возиться с аутсайдерами – с уходящими политическими группами. Жаль!!! У Вас самый высокий рейтинг поддержки населением! У Вас неплохой личностный ресурс. А Вы…

– Я прошу Вас сейчас не торопиться с решением.

Эти слова просто взбесили меня. Резко выпрямившись, я быстро вышла из курилки, даже не попрощавшись. Мало того, что Алфеев не понимает политического расклада,– негодовала я, так он ещё пытается манипулировать мною! Как можно, апеллируя к доброму отношению просить остаться, если он сам и не собирается учитывать мой интерес?! Какой смысл оставаться с таким человеком? Чего ещё ждать?!

Вернулась в штаб, я быстро затолкала свои вещи: бумаги, ручки, очки и прочие мелочи, – в сумку, и решительно направилась к выходу. На пороге обернулась и бросила помощнице Алфеева, с удивлением наблюдавшей за мной:

– Я больше не приду! Можете считать меня уволившейся!

Всё во мне клокотало от негодования на Алфеева, который оказался глупой марионеткой Сорокина. Заодно я сердилась и на себя, за то, что связалась с таким полудурком.

В самом конце коридора, ведущего к выходу из здания, меня догнала сильно запыхавшаяся Любовь Петровна. Даже в полумраке коридора на её бледном, болезненном лице были видны полные тревоги глаза.

– Вы вот сердитесь на Евгения Алексеевича, а ведь он с уважением относится к Вам. Только Вас и слушает!

Пронзительно взглянув на помощницу Алфеева, я горько усмехнулась про себя: эта льстивая лгунья пытается удержать меня, только потому, что в штабе не хватает простых исполнителей.

Боязливо оглянувшись, Любовь Петровна шёпотом сказала:

– Он уже две недели ходит к Полпреду, но Семён его всё не принимал. А сегодня утром принял! Вроде они договорились. Не горячитесь! Евгений Алексеевич сказал, что завтра на собрании членов штаба сделает важное заявление и просил лично Вас об этом предупредить. Обязательно приходите завтра! Уж месяц терпели, так ещё чуть-чуть…

Я мгновенно остыла. Помощница Алфеева не могла сама придумать такое. Порывисто обняв пожилую женщину, я поцеловала её в щёку.

– Похоже, – воскликнула я, – есть смысл в том, чтобы «сейчас не торопиться с решением»!

– Конечно, конечно, – шептала Любовь Петровна и растроганно улыбалась, глядя на меня.

В приподнятом настроении, но всё же с опасением и внутренней готовностью выйти из игры, я пришла на собрание штаба. Все уже были на месте. Алфеева сидел за столом, и на лице его была непроницаемая маска. Ограничившись общим «здравствуйте», я села на ближайший к выходу стул.

Алфеев сразу же открыл собрание. Обращаясь ко всем присутствующим, и даже не взглянув на меня, он громко сказал:

– Вот, Джули Борисовна, Вы давно говорите о том, что нам нужен руководитель центрального штаба здесь, на месте, и я, наконец, подобрал подходящую кандидатуру – Жаров Сергей!

И форма обращения, и само известие неприятно кольнули меня. Я не стремилась стать руководителем штаба, и если бы мне предложили, – отказалась, потому что на таком посту должен быть человек с обширными региональными связями. Просто то, что Алфеев не обсудил со мной кандидатуру руководителя штаба, свидетельствовало о том, что я не вхожу в его ближний круг.

– Я давно знаю его и доверяю, – весь покраснев, продолжал громко говорить Алфеев. – Сейчас он руководит МУПом «КРУ». Он успешный предприниматель. Матвей Сергеевич участвовал во многих избирательных кампаниях. Предоставляю ему слово.

Если бы всё было так, как ты говоришь, – подумала я, – то не краснел бы.

Пока Алфеев представлял Жарова, тот широко улыбался, сияя от удовольствия, и суетливо поглядывал вокруг: мол, вот он я, прошу любить и жаловать! Теперь, когда он направился к центру комнаты, я шёпотом спросила у сидевшего рядом мужчины:

– Комбинат ритуальных услуг – или похоронное бюро, – подсказали мне сразу двое соседей.

Услышав это, я прыснула от смеха: Жаров был одет в черный костюм, черную рубашку и того же цвета лакированные сапоги! Однако роль инфернального шефа похоронного бюро совершенно не вязалась с ним самим – пышущим здоровьем, низкорослым плотным крепышом, с тугими розовыми щёчками.

Занимаясь самопрезентацией, Жаров довольно долго и с упоением говорил о чем-то, драматично заламывая холеные белые ручки. В это время Алфеев, сидевший практически напротив меня, ни разу не поднял головы и не пересёкся со мной взглядом. Наблюдая за ними обоими, я пыталась понять, что так смущает Алфеева. Может быть дело в том, что он привел сюда ставленника Сорокина, как об этом только что сообщил собравшимся сам Жаров?! На данном этапе избирательной кампании это не критично. Важнее, что Алфеев всё-таки достиг определенных договоренностей с Полпредом. Почему он сам ничего не сообщил мне о результатах переговоров?! Не уверен во мне?! Нет, скорее в ситуации столько неопределенности и скрытых опасностей, что он не уверен, сможет ли, как говорится, проплыть между Сциллой и Харибдой, то есть прежними и новыми «союзниками»! А, может быть, его смущает то, что я потребую благодарности в виде денег? Эх, благодарность! Известно, что за мелкие услуги люди благодарят всегда, за значительные – изредка, а за серьезные – никогда.

В этот момент мой слух резанула последняя фраза Жарова:

В штабе так повелось, что вся, недавно нанятая в штаб молодёжь, называла Алфеева «Женькой», – мол, в Европе и Штатах все обращаются друг к другу по имени, а российское обращение по отчеству – вообще анахронизм! Но, чтобы новоиспеченный руководитель штаба, да ещё во время собственной презентации позволял себе такую наглую и глупую фамильярность – это уже перебор!

– Если мы работаем на кандидата в губернаторы, – с места сказала я, и в голосе моём был металл, – то он не может быть «Женькой». Никаких уничижительных обращений! Он – Евгений Алексеевич!

– Разумеется! Извините. – сказал Жаров, и тут же поправил сам себя, – Евгений Алексеевич согласен с этим.

Я укоризненно посмотрела на Алфеева. Неужели он не понимает, что фамильярность – путь к презрению?! Неужели действительно согласен с ролью мальчика для битья, уготованную ему «партнерами» в предстоящей избирательной кампании?! Но Алфеев не видел этого моего взгляда. В этот момент он аккуратно складывал свои бумаги, готовясь закрыть заседание, и упорно делал вид, что происходящее его не волнует.

Сразу после заседания штаба я отправилась к Скриповой Светлане, рассчитывая побольше разузнать о Жарове. Мы со Светланой работали вместе на выборах брата. Она – настоящая кубанская казачка, яркая и бойкая женщина. Светлана любила посплетничать не меньше, чем громко попеть и вкусно поесть. Её не надо было тянуть за язык, чтобы узнать всё, что ей известно.

Её семья жила недалеко от центра в просторной квартире с высокими потолками. В их хлебосольном доме обычно бывало многолюдно. И в этот раз я застала там гостей. Светлана хлопотала на кухне, и я сразу вызвалась ей помочь. Улучив момент, когда никто не мог услышать нас, я спросила:

– Ты знаешь руководителя КРУ – Жарова Сергея?

– Так кто же его не знает!? – оживилась Светлана.

Буквально за пять минут, не отрываясь от нарезки закуски к пиву, и приготовления котлет, она рассказала мне всё известное ей о Жарове и даже высказала свои соображения относительно его роли в начавшейся избирательной кампании.

– На самом деле, то, что в начале девяностых он был держателем гей-клуба, – очень важно, – втолковывала мне она. – Там тусовался весь молодняк, ставший нынешней элитой Миссурска. Связи формировались именно там. Но ещё важнее, что потом он стал вице-президентом холдинга «Ауро». А президентом его кто был?!

– Да! И представь, он тоже идёт на выборы губернатора Миссурской области! Так что получается, что Жаров зависит не только от Сорокина, но и от Косычева. Он лоялен им обоим! А работать, говоришь, будет на Алфеева?! Молодец, – слуга трёх господ! Значит, между ними всеми сговор! Ох и грязной будет кампания!

– Странный вывод ты сделала, – я пожала плечами.

– Жаров – гениальный чёрный пиарщик! – чуть ли не с восхищением сказала Светлана. – Вспомни грязь, которую лили на твоего Сергея! Так вот, позже мы выяснили, что Жаров за этим стоял! Его у нас все боятся.

– У нас была команда, – с ностальгией произнесла она, – сейчас таких и быть не может!

– Сговор, кстати, не обязателен, – высказала я своё предположение. – Может быть, приближая Жарова, Алфеев просто рассчитывает нейтрализовать его гений «черного пиарщика»?!

– Твой Алфеев родом из Кайногорска. Близко, конечно, – но не наш! И здесь он недостаточно влиятелен. Административный ресурс, без которого никуда, весь у Сорокина, деньги – у Косычева. Так что у Алфеева практически нет шансов. Никто ему Жарова за просто так не уступил бы. Кстати, Жаров и сам бы не пошел к аутсайдеру. Так что сговор очевиден.

Слушая Светлану, я в очередной раз поразилась тому, насколько по разному выглядит одна и та же ситуация из Москвы и на месте. Здесь мало кто мог предсказать, да теперь сильно недооценивают, появление на политической сцене Миссурска новой группы влияния – Полпредства Президента. В таком случае мне остаётся надеяться только на политическую интуицию Алфеева.

Получив задание от Жарова, я занялась формированием районных штабов в отведенном мне территориальном округе.

Вопреки опасениям, в районах работать на Алфеева было легко. Выяснилось, что задолго до начала избирательной кампании электронные СМИ, совладельцем которых он был, успели сформировать у населения, да и у местных элит тоже, его позитивный образ. К тому же, на местах многие помнили и меня, и Сергея, поэтому охотно соглашались работать со мной на предстоящих выборах. Ежедневно я успевала нанять руководителей не менее двух районных штабов и, несмотря на усталость, была вполне удовлетворена проделанной работой.

Поэтому поначалу я не обратила внимания на то, что Жаров особо подчёркивает именно мои успехи, и только сегодня, когда на заседании Штаба он стал преувеличивать мои заслуги, я насторожилась: откровенную лесть, обычно используют для усыпления бдительности. В ожидании какой-нибудь пакости от Жарова, я с особым вниманием наблюдала за поведением Алфеева.

Он сидел в дальнем углу длинного стола, подперев кулаком подбородок, рассеянно слушал выступавших, и откровенно томился от бездеятельности. Стало понятно, что за то время, пока я ездила по округу, ситуация в Штабе изменилась. Похоже, не сложилось у Алфеева с Сухаренко, и он решил действовать по своему первоначальному плану, доверившись Жарову и тем, кто за ним.

Получается, мне здесь нечего больше делать. Даже если я ошибаюсь с выводом,– подумала я, – то все равно надо уходить. Нет смысла участвовать в грязной возне ради интересов едва знакомого человека, который, к тому же, совершенно не заинтересован во мне. Не стоило и начинать! О таких ситуациях говорят: не было бабе хлопот, так купила порося!

Мне не хотелось больше никого видеть, и ни с кем разговаривать в штабе Алфеева. Поэтому я приехала с утра пораньше, когда там дежурит только Любовь Петровна.

– Это мои материалы, собранные в поездке по округу. Я систематизировала их и снабдила необходимыми пояснениями, – сказала я, и выложила папки на стол. – Передайте их Жарову. Всё! Я больше не приду. И зарплата мне не нужна.

От неожиданности пожилая женщина не нашлась что сказать и лишь согласно кивала головой.

Так будет лучше, – твёрдо сказала я самой себе и вышла на улицу.

Солнце ударило в глаза. Прищурившись, я повернулась лицом к освежающему ветру. Всё ликовало во мне от чудесного ощущения легкости и свободы. Это хорошо, – что я вовремя ушла, – нечего не потеряла, и мне не о чем сожалеть! – думала я, ощущая как благо освобождение от забот и размышлений об Алфееве и его избирательной кампании!

Домой я возвращалась пешком. За время жизни в Москве я успела забыть Миссурск, который, честно говоря, толком и не знала. Мы с Матвеем приехали сюда сразу после университета, потому что здесь жил мой брат Сергей, а так же потому, что здесь нам сразу дали квартиру и предоставили садик близнецам.

То был очень напряженный период в нашей жизни. Я крутилась между домом, близнецами и работой, изредка выходя за пределы микрорайона, в котором проживала.

Да и желания знакомиться с этим глубоко провинциальным и очень бедным городом у меня не было. Узкие кривые улицы Миссурска были заставлены неказистыми, убогими домами, – не старина, а рухлядь. По разбитым дорогам, выдыхая гарь и копоть, сновали потрепанные ПАЗики, перевозя вечно унылых горожан. Везде была грязь. Даже в местном театре стоял устойчивый запах гниющей древесины, пыли и общественного туалета.

С тех пор здесь мало что изменилось. Подлатали кое-где фасады, развесили пестрые вывески многочисленных лавок, да поставили несколько урн. А ведь когда-то здесь был центр государственной власти! Но потомки, принявшие правление, явно не любили ни этот город, ни его жителей.

Вчера вечером, когда я уже отдыхала от утомительной прогулки по городу, мне позвонила Любовь Петровна. Таинственным голосом, с придыханием от осознания важности момента, она сообщила, что Алфеев приглашает меня к себе в штаб завтра с утра.

Нельзя сказать, что я обрадовалась, но почувствовала удовлетворение, полагая, что он хочет вернуть меня.

Предвкушая начало нового, более конструктивного периода сотрудничества, я с утра отправилась в Штаб. Когда приехала, выяснилось, что как раз вчера Штаб, наконец, переехал, из здания Сорокина – и это было хорошо, то есть правильно. На прежнем месте осталась только Любовь Петровна с полномочиями помощницы депутата Госдумы. Остальные сотрудники перебрались в небольшой особнячок неподалёку.

Этот особнячок оказался настолько трухлявым снаружи, что с первого взгляда было понятно, – его надо сносить. Наверное, Алфеев арендовал его за копейки, – подумал я.– Хотя, благодаря связям с Сорокиным, Алфееву оно, скорее всего, досталось бесплатно. Действительно, прижимистый кандидат!

Внутри особнячка, вопреки моему ожиданию, было просторно и чистенько. Судя по оставшимся на стенах доскам объявлений и обилию офисной мебели, помещение совсем недавно освободили какие-то госслужащие. На ходу осматриваясь, я поднялась на второй этаж и сразу оказалась у кабинета Алфеева.

Меня ждали. За столом переговоров рядом с Алфеевым сидел Жаров. Возле стола не было свободного стула, и, войдя в кабинет, я села недалеко от двери. Такая диспозиция не к добру, – мелькнуло у меня в голове, но я сохраняла спокойствие, ощущая себя свободной от этих людей.

Уловив уклоняющийся взгляд Алфеева, я посмотрела на Жарова, – он вежливо улыбался только губами.

После взаимных приветствий именно Жаров начал разговор.

– Вот Вы, Джули Борисовна, наводите тут о нас справки, а мы тоже выяснили кое-что о Вас. Во-первых, Вы не сформировали штабы. На местах нет и половины людей, которых Вы указали в отчете.

Я вопросительно посмотрела на Алфеева. Было непонятно: кто вообще здесь хозяин, почему говорит Жаров, и какие претензии могут быть ко мне теперь, когда срок договора о сотрудничестве истёк, а за проделанную работу я денег не прошу?! Сказали бы спасибо, что работала на них как волонтер!

Алфеев сидел с непроницаемым лицом, глядя в окно.

– Во-вторых, – продолжил Жаров, – своим ссорами с нашими людьми и скандальным поведением в районе Вы дискредитируете кандидата. В третьих, на последних выборах в Госдуму Вы специально приезжали в область, чтобы работать против своего брата. И, наконец, выяснилось, что, уже уйдя из ВУЗа, в котором работали, Вы приняли участие в интригах против ректора. Поэтому, думаю, мы с Вами не сработаемся.

С изумлением слушая всё это, и глядя на торжествующего Жарова, который только что руки не потирал от удовольствия, я чувствовала, что меня поглощает какой-то сюрреалистичный мир. Всё сказанное абсолютно извращало реальность. Это я ушла от них, а они после этого делают вид, что изгоняют меня! – Вот так кульбит! Я замерла, пытаясь привести в порядок мысли и понять, зачем им это понадобилось. Я ушла добровольно и без претензий…. Чего испугались?! Или Жаров и иже с ним, увидев во мне угрозу их планам, решили вымазать меня грязью так, чтобы не отмылась?! Такие люди, когда не могут переплюнуть, стараются оплевать.

Стряхнув оцепенение, я посмотрела прямо на Алфеева. Под действием моего глубокого, серьезного взгляда он встал из-за стола и принялся расхаживать по кабинету вдоль стены, свободной от мебели. Это его нервное движение, выдающее напряжение, подтолкнуло меня к решению принять гнусный вызов Жарова.

– Евгений Алексеевич, можно мне сказать несколько слов по поводу услышанного?– спокойно спросила я.

– Да, конечно! – с готовностью откликнулся Алфеев.

– Я никогда не утверждала, что сформировала все штабы, – обратилась я к Жарову. – Мне удалось полностью сформировать только 8 штабов из 14. Именно об этом я докладывала, кстати, в присутствии Евгения Алексеевича. Списки членов этих штабов со всеми их координатами я передала Грачевой, а копии у меня с собой. Хоть сейчас мы можем позвонить по любому из указанных там телефонов и убедиться, что работа проделана мною добросовестно.

– Вы конфликтуете с людьми, – перебил меня Жаров. – Вот, в Карачском районе мы предлагали Вам взять руководителем штаба ветерана – Шубина, а Вы отказали ему.

– Я встречалась с ним, – едва заметно усмехнулась я. Почувствовав, что Жаров дрогнул. – Это пожилой, очень проблемный, пьющий человек, находящийся в крайне стесненном материальном положении с тяжело больной женой на руках. Вместо него я предложила Пронина – независимого депутата Карачского райсовета. Он молод, амбициозен, и только что победил на выборах. Сергей Сергеевич, – улыбнувшись, я укоризненно покачала головой, – когда на прошлой неделе я докладывала Вам об этом, Вы ничего не имели против такой, совершенно целесообразной, замены, – разве не так?!

– А почему Вы разругались с Мельниковой? – вмешался Алфеев. – Это ценный для нас человек! Работая руководителем соцзащиты, она имеет необходимое влияние и связи.

В его интонации не было ни угрозы, ни обвинения, скорее недоумение. Похоже, он хотел быть на моей стороне, а не просто играл роль «доброго следователя».

– Это какое-то недоразумение, или Вас сознательно дезинформировали, – со всей искренностью сказала я. – Уже во время первой встречи Мельникова Елена дала согласие на сотрудничество и даже пригласила меня к себе домой в гости. А буквально дня три тому назад я помогла ей лечь в больницу в областном центре, и теперь мы ежедневно созваниваемся с нею. Пожалуйста, вот, на моём сотовом всё видно!

Быстро достав из кармана свой сотовый, я на ладони протянула его Жарову. Он не шелохнулся. Я убрала телефон на место.

– А сегодня ещё и её муж звонил, – продолжила я. – Он просил навестить Елену, потому что из района сложно каждый день ездить в больницу, тем более, что он работает. Все нормально с Мельниковой и моими с ней отношениями! Она подлечится, и будет возглавлять районный штаб. – Что же касается моего брата, – я недоумённо пожала плечами, – то ситуация была такая. Во время прошлых выборов в Госдуму, я работала в Москве, в Торгово-Промышленной Палате, и была очень занята. Мне удалось выбраться в регион всего дважды, чтобы помочь Сергею. В первый приезд все три дня я провела на телевидении, снимая рекламные ролики для него. Хотя я работала на другом канале, но, думаю, ваша сотрудница – журналистка Ткачёва может подтвердить мои слова, так как в это время я общалась с нею в телестудии. Ситуация тогда сложилась так, что проигрыш Сергея был предопределён. Но он решил пройти путь до конца, и я не могла отказать ему в посильной помощи. Второй раз я приехала в Миссурск наблюдателем, но только на день выборов. Тогда довольно быстро выяснилось, что сотрудники районной избирательной комиссии, в которую я была направлена Сергеем, подготовились к фальсификации результатов в пользу Главы района. Я лично знала этого Главу как абсолютно бессовестного взяточника. Но самостоятельно с ним и его пособниками я бы не справилась, потому что у нас не было для этого средств – телекамер, журналистов, наблюдателей, автомобиля – в общем, ничего! Поэтому я пришла в штаб его соперника – Косычева, который был лидером на тех выборах. Объяснила его людям, что возможности для фальсификации у Главы района есть, но если они мне помогут своими ресурсами, то мы сможем их предотвратить. На том и договорились. Так что результаты по тому району получились вполне объективными. Это что ли вы назвали «работой против брата»?

Слушая меня, Алфеев время от времени понимающе кивал головой, а с лица Жарова не сходила ироничная усмешка, но его колючие глаза смотрели внимательно и серьезно.

– По поводу интриг вокруг проректора ничего вообще сказать не могу. Я перестала работать в ВУЗе почти десять лет тому назад и делами института вообще не интересуюсь, тем более, что последние годы проживаю в Москве… А, да! – вспомнила я. – Приезжали как-то миссурские предприниматели к Сергею, когда он ещё был депутатом. Они жаловались на то, что мой бывший ректор не помогает продвигать научные разработки в Москве. Тогда я и брякнула: «Бесполезно его стимулировать. Он и не знает, как собственно вам помочь. Этому ВУЗу вообще другой ректор нужен». Вот и всё! Не думаю, что это мое мнение можно назвать «интригами». А больше, – ни слухом, ни духом!

Алфеев, наконец, перестал расхаживать вдоль стены и сел за стол.

– Джули Борисовна, – как ни в чём не бывало, сказал он, – у меня к Вам одна просьба: пожалуйста, ни о чём не разговаривайте ни с кем из членов штаба. Народ у нас своеобразный. Вы просто их не знаете! Предлагаю сейчас закончить разговор. Встретимся завтра вечером на заседании штаба. Хорошо, Джули Борисовна?!

Я неопределенно повела плечом. Произошедшее объяснение опустошило меня, все чувства во мне притупились.

Вернувшись домой, я бросилась на диван в надежде забыться и уснуть. Но размышления ни на минуту не дали мне задремать. Так, ворочаясь с боку на бок, не находя покоя, я пролежала до вечера, когда из школы вернулся сын. Мы вместе занялись обычными бытовыми делами, но скрыть от Санька свое угнетённое состояние мне не удалось.

– Да я вижу, что что-то случилось! – беспокоился он.

Рассказать мальчику о случившемся было бы слишком опрометчиво, но и совершенно изолировать его от информации об обстоятельствах своей жизни и работы,– ошибочно.

– Сегодня встречалась с Жаровым и Алфеевым. Боюсь, мне не хватит сил для работы с ними. Я имею в виду, что для конкурентной борьбы внутри штаба нужна особая психологическая устойчивость.

– Да ладно!– не поверил в мою слабость Санёк.

Взглянув на него, я улыбнулась. Я люблю этого красивого, кучерявого подростка и всякий раз испытываю радость, заметив в нём ответную привязанность.

– Поясню. Мое положение можно сравнить, например, с положением путешественника, который, попав на африканское плоскогорье, покрытое деревьями и зелеными лужайками, воображает, что находится в английском парке, тогда как:

– Английский парк, – это условия, в которых мы работали с Сергеем. Подбирая людей, я всегда формировала из них команду единомышленников, в которой «один – за всех и все – за одного». Благодаря этому мы и побеждали, хотя денег катастрофически не хватало. А у этих молодых предпринимателей ситуация другая. У них с деньгами всё в порядке, поэтому они просто нанимают тех, кто согласится на них работать. Как результат, – получается не штаб, а настоящий гадюшник! Что улыбаешься?! Вот я и решила уйти от них.

– Я тоже. А они – Жаров и Алфеев, уже после того как я, заявив об уходе, фактически ушла, пригласили меня к себе для беседы!

– Чтобы с позором выгнать, обвинив в профнепригодности. Жаров хотел избавиться от меня, потому что я мешаю реализации его планов, своим «дурным» влиянием на кандидата. Ну а Алфеев, которому он на мозги накапал, как мне показалось, надеялся прояснить ситуацию, прежде чем позволить Жарову «расправиться» со мной. Пришлось прояснять.

– Да нет! Мы всё-таки разобрались. Алфеев даже предложил продолжить совместную работу. Но мне не хватило профессионализма, дорогой мой, для того, чтобы не попасть в эту унизительную ситуацию!

– Но ведь всё в порядке?! – спросил Санек в надежде вернуть себе уверенность в нерушимости нашего общего благополучного мира.

– Да, конечно, всё в порядке, – подтвердила я. – Мы ещё поиграем! Они, конечно, ушлые ребята, но ведь и я не лыком шита!

– Не понял! – заинтересовался Санёк. – Ты же уйти решила?!

– Не совсем так! Но пока я и сама не очень представляю, как справлюсь с ситуацией.

– Конечно, – я обрадовалась возможности увести разговор в другое русло. – Недавно я попросила пресс-секретаря Алфеева дать мне биографию кандидата. А этот пресс-секретарь – совсем мальчишечка, чуть старше тебя. Так вот, в биографии, которую он напечатал на одной странице, я обнаружила 42 ошибки! Когда я отдала ему правленый листочек, он нисколько не смутился. «Я же телевизионщик, – говорит, – я тексты не пишу». Не только он, но и большинство в команде Алфеева, – плохо образованные люди.

– Понимаешь, когда человек занимает высокий пост, считается, что он очень образованный и одарённый.

– Говорят, когда Алфеев «выбился в люди», кто-то из приятелей даже репетитора ему нанял, чтобы его необразованность была не так заметна. Он из «троешников – заводил». Ребят весёлых, находчивых, смелых, но педагогически запущенных. Они склонны к правонарушениям и самооправданию, поверхностны и безответственны. Но в сложных ситуациях довольно успешно выкручиваются. Алфеев соображает быстро, но сознание у него клишированное. На большинство вопросов у него есть мгновенный ответ – наиболее распространенное или предпочтительное мнение.

– Правильно! Большинство должно понимать его!

– Но политик информированнее большинства, и должен мыслить как профессионал! Понимаешь, у него должна быть не просто хорошая память, а особые мыслительные навыки. Хотя… Я даже как-то сказала Алфееву, что по результатам исследований, те политики, чей IQ только чуть выше среднестатистического, имеют больше шансов быть избранными, чем интеллектуалы. Кстати, именно потому, что по уровню образования и ценностям нынешние политики и предприниматели не отличаются от среднестатистического россиянина, – они не элита, то есть не лучшие.

Но мне с Алфеевым трудно общаться по другой причине, – он плохо воспитан. В штабе он ведет себя высокомерно, позволяет вспышки раздражения, грубые замечания помощникам. Те терпят. Кажется, мое присутствие несколько сдерживает Алфеева, а то он вёл бы себя ещё разнузданнее. К примеру, как-то он со злостью швырнул записную книжку в Лыкова. Когда заседание закончилось, я так тихонько Алфееву говорю: «Нехорошо получилось с Артёмом, ведь это подрывает его авторитет, а он, после Вас, – главный в штабе». Сань, не передать, с каким удивлением Алфеев посмотрел на меня!

– Ты, правда, хочешь, чтобы он стал губернатором?

– Зайка, – вздохнула я, – выбираем из тех, кто желает избираться. Большинство из них – известные негодяи или ставленники той власти, которая ни меня, ни большинство не устраивает. Алфеев – самостоятельный и здравомыслящий человек.

Сказав это, я погрустнела. Санёк выжидающе смотрел на меня.

– Сейчас уже понятно, что он – не лидер в прямом смысле слова. Его обычно относят к правым. Однако, сам Алфеев никогда не вынашивал никаких взглядов или убеждений, но успешно пользовался чужими. Ты замечал, как мужчины выбирают одежду?!

– Покупают ту, которую в данный момент принято носить, то, что носят другие. Алфеев также выбирает свои взгляды.

– Но он, вообще-то разные идеи озвучивает по борьбе с криминалом, произволом чиновников, коррупцией…

– Это не убеждения! Просто Алфеев выбрал для себя наиболее подходящий имидж – борца со всеми бедами сразу. Ему он подходит, потому что он свой в пролетарской среде, где принято бранить власть.

– Но не все же политики осмеливаются бранить…

– Зайка, они – не политики! Я тебе про это говорю. Алфеев удачно избрал наиболее безопасный путь критики. Он критикует не власть, а частные решения некоторых зарвавшихся представителей власти, которые вызывают негодование или протест отдельных граждан. Обрати внимание, – отдельных граждан! Кстати, в период политических пертурбаций лёгкий намёк на оппозиционность востребован не только электоратом, но и позволяет примкнуть к любой вновь создаваемой партии власти. Алфеев побывал уже в трёх движения и двух партиях! Правда, по мере взросления он перемещается все ближе к политическому центру.

– Это не простой вопрос. Алфеев совсем не глуп, даже по-своему умен. Только понять закономерности и связи, существующие в обществе очень не просто! Помнишь, я советовала ему примкнуть к группе Полпреда?! Разве понимание того, что так следует поступить, снизошло на меня?! Нет! Чтобы прийти к этому, надо было пройти долгий путь. Как ты думаешь, дав такой совет, – мой голос дрогнул от обиды, – могла я рассчитывать на признательность?! Но вместо уважения – оскорбление.

– Да ты не расстраивайся! Он, сама знаешь, просто плохо воспитан!

– При чём здесь воспитанность?! В наше время цинизм торжествует над умом. Алфеев циник. Сейчас он оказался между соперничающими группами влияния и, чтобы упростить ситуацию, решил меня «за борт вышвырнуть».

– А как ты думаешь, – Санёк испытующе посмотрел на меня, – Алфеев сам мог бы догадаться, что надо сблизиться с Полпредом?

– Я не думаю, а знаю, что он не догадался, – это факт! На этих выборах он взял на себя вспомогательную роль в продвижении группы Косычева – Сорокина.

– А почему он сам не догадался, ведь даже мне понятно…

– Когда тебе подскажут, всегда кажется, что ты и сам бы догадался, правда?! – я с мягкой иронией взглянула на сына. – А причин несколько. Когда я анкетировала его, то выяснилось, что он читает, как сам выразился, «всё» – от жёлтой прессы до газет, называющихся политическими. Он быстро соображает и из разных финансовых и экономических статей может извлечь понимание того на кого и почему направлена критика. Это позволяет ему держать нос по ветру. Но….В современной прессе, только вторичная информация. Кроме того, Алфеев больше ориентирован на регионалов, а уровень информированности и понимания проблем у них заведомо ограничен. Знаешь притчу «про слепцов и слона»?

– Эту притчу по-разному трактуют и используют. Однако, мораль очевидна: мудрецы – слепцы делали неверные умозаключения потому, что владели только частью информации. Вообще, использование рассеянной информации – мощный манипуляторный инструмент.

Я вдруг повеселела. Для меня самой такая резкая смена настроения была верным сигналом того, что, хотя я ещё и не осознаю, как именно следует вести себя дальше, но мой мозг уже нашел выход из затруднительной ситуации.

В сложных ситуациях я всегда испытываю потребность поговорить о случившемся, – неважно с кем, и даже не всегда по существу. Само-по себе проговаривание каким-то волшебным образом способствует приведению в порядок мыслей и избавлению от ненужных переживаний. В какой-то из моментов таких проговариваний словно тумблер переключается у меня внутри, и ко мне возвращаются обычная уверенность в себе и оптимизм.

Но я знаю, что это – не универсальный механизм для снятия стресса и выработки решения. Бывало, когда Матвей находился под воздействием стресса, я пробовала разговорить его. Ничего, кроме раздражения у него это не вызывало, и я вынуждена была оставить его в покое. Со временем я поняла, что в случае, когда Матвей испытывает стресс, ему помогает только ненавязчивая забота о нем.

– Ты особо не заморачивайся! – сказала я сыну. – У Алфеева, несомненно, есть лидерские задатки. Он доминантен. Как думаешь, почему он позволяет себе шпынять Артёма и других приближенных?! Потому что в животном мире, а мы родом оттуда, агрессия необходима в иерархической борьбе. Алфеев обладает необходимой агрессивностью и страстностью.

– Ты-то откуда знаешь? – Саша с подозрением взглянул на меня.

Слово «страстность» зацепило его. Хотя ревность сына и показалась мне забавной, но я поспешила развеять малейшие подозрения.

– Дней десять назад в штаб к Алфееву приезжала заместитель Полпреда – Карасёва Инна. Она, видимо, определил ему вспомогательную роль в предстоящих выборах. Когда Карасёва уехала, Алфеев пришёл в курительную комнату. По его потемневшим глазам и покрасневшему лицу было видно, что внутри у него клокочут эмоции! Он курил, а я молча стояла рядом. И вдруг Алфеев, со всей силой ударил в стену кулаком, рыкнув при этом: «Всё равно я выиграю»! Знаешь, я испугалась этой вспышки ярости, но одновременно пришла в восторг, какой вызывают раскаты грома во время мощной грозы. Здорово!

– Да это он просто перед тобой рисовался! – Санёк снисходительно улыбнулся, и встал из-за стола, загремев стулом.

– May be! – улыбнулась я. – Но выглядело это очень убедительно! И ты прав, он хотел убедить меня в серьезности своих намерений, – актер! А теперь, дорогой, расскажи-ка ты о своих делах.

Моя просьба не смутила сына. Вытряхнув содержимое ранца на диван, он ловко извлек из горы книг, тетрадей, ручек и прочих школьных принадлежностей, свой дневник, и не без гордости предъявил его. В последние недели наши общие усилия по наверстыванию школьной программы, наконец, начали приносить плоды в виде хороших оценок. Вот и сегодня всё было в порядке. Санёк увлеченно рассказывал об учёбе, и событиях школьной жизни, а я думала о том, что теперь могу быть спокойной за него.

Можно будет даже оставить его на несколько дней одного, чтобы самой съездить в Москву к Матвею, – мне так плохо без него!

Решив воспользоваться приглашением, вечером я пришла на заседание Штаба. В небольшой комнате собралось довольно много народа – члены штаба и сотрудники издательства, готовящего женщинам региона поздравительные открытки с 8 Марта от имени Алфеева.

Даже не извинившись перед членами Штаба, которые по его просьбе собрались к назначенному времени, Алфеев первым делом занялся макетом открытки. Штабным оставалось только надеяться, что обсуждение макета не затянется.

Но дело двигалось со скрипом. Сначала Алфеев всё не мог определиться, где и как ставить свою подпись. Потом в нерешительности рассматривал раскладки, которые привезли художники, чтобы выбрать наиболее подходящий цвет для фона. Терпение моё кончилось, когда дело дошло до выбора шрифтов. Так как некоторое время я занималась издательским делом, то хорошо знала, что в этом вопросе следует полагаться на профессионалов. Опасаясь, что не удержусь от замечаний, или чего лишнего сболтну раньше времени, я вышла в коридор, и вернулась в комнату заседаний только, когда меня позвали.

В конце совещания, после обсуждения мелких оргвопросов, я попросила Алфеева о встрече наедине. Как я и рассчитывала, он легко согласился. Дождавшись, когда штабные разошлись, я села за стол прямо напротив Алфеева.

– Евгений Алексеевич,– произнесла я с притворным волнением, – когда я ездила по районам, люди мне сказали, что всем известна Ваша причастность к убийству Белова – одного из местных предпринимателей. О подобных вещах, наверное, стоило бы меня предупредить. Как теперь будем с этим работать?!

Тень досады скользнула по лицу Алфеева, но он даже не шелохнулся. Как сидел молча, подперев кулаком подбородок, и откровенно рассматривая меня, так и продолжал сидеть. Он, видимо, считал, что я, да и все остальные, должны просто верить в его абсолютную непогрешимость.

– Да у Вас, Евгений Алексеевич, на лице написано, что Вы человек жестокий и лживый, – сказала я, скривив в ухмылке губы, и с вызовом посмотрела ему в глаза.

– Это как? – удивился и даже несколько растерялся Алфеев.

– У Вас большой прямой рот с тонкими губами. Это – признак жестокости.

Мне с трудом удалось не прыснуть со смеху. Имея смутное представление о физиогномике, я сказала, что вздумалось, и теперь наслаждалась собственной дерзостью и смятением Алфеева.

– Нормальные губы, – сказал он и дотронулся рукой до верхней губы. – Это усы и борода прикрывают их.

– Ну а о лживости что свидетельствует? Тоже губы? – попытался отшутиться Алфеев.

– Нет! – Я просто сияла от удовольствия. – У Вас большие уши неправильной формы!

Возможно, я договорилась бы и ещё до чего, провоцируя Алфеева на реакцию, которая обнаружила бы его истинную сущность и отношение ко мне, но в этот момент в комнату, как хозяин, без стука вошёл Жаров.

– Она тут наговорила мне столько гадостей, – обратился к нему Алфеев.

Жаров злорадно ухмыльнулся. Я тут же встала из-за стола, и, пожелав «господам» всего доброго, покинула кабинет.

– Не знаю что произошло, Джули Борисовна… Я очень расстроена, – чуть не плача сказала она. – Евгений Алексеевич просил передать, что он Вас уволил.

– Спасибо, что сообщили. Не расстраивайтесь, Любовь Петровна! Можно я к Вам сегодня заеду?

Чтобы днём случайно не пересечься с Алфеевым, я приехала к Грачёвой в депутатскую Приёмную под вечер. Поздоровавшись и выложив на стол коробку конфет, я сразу перешла к делу:

– Любовь Петровна, хотите знать, что вчера произошло?!

– Что-то ужасное, – с преувеличенным сочувствием отозвалась помощница Алфеева и принялась накрывать стол для чая.

– После встречи с Вами, я же знаю, что он Вас приглашал, Евгений Алексеевич приехал сюда. На нём лица не было! Он тут сидел часа полтора и ничего не делал. Просто сидел и молчал. А потом сказал, чтобы я Вам позвонила, и ушёл.

Моё сердце радостно ёкнуло от этого известия.

– Да мало ли о чём он тут думал! – с лицемерной скромность сказала я.

– Нет, – не согласилась Любовь Петровна, – я же знаю, как он Вас ценит!

– Надо сказать,– призналась я, – вчера я наговорила ему всяких гадостей, а теперь сожалею об этом. Очень сожалею! Вы же знаете, как он мне нравится! Я испытываю к нему большую симпатию.

В моих глазах появились слезы, и я внутренне похвалила саму себя за актерское мастерство.

– Понимаете, Любовь Петровна, – доверитель сказала я, – в молодости я была влюблена в мужчину как две капли воды похожего на Евгения Алексеевича. Но он оказался наркоманом. Мы с ним расстались, а позже я узнала, что он погиб от наркотиков.– Я тяжело вздохнула. – Он тоже любил меня. Получается, я его предала. А теперь вот Евгений Алексеевич…

– Любовь Петровна, я знаю, что Евгений Алексеевич доверяет Вам больше всех.

Польщенная пожилая женщина зарделась как юная девушка.

– Передайте ему, пожалуйста, – я продолжала гнуть свою линию, – что я сожалею о случившемся. Я готова принести извинения, если он согласится со мной встретиться в любое время, в любом месте!

Взяв в руки бумажную салфетку, я принялась нарочито теребить её пальцами.

– Попробую с ним переговорить, – Грачёва тоже занервничала, сообразив, что попала в щекотливое положение. – Но только когда он сам сюда придёт. Не сегодня!

– Я многое готова сделать для Евгения Алексеевича, – добавила я. – Он мне нравится – решительный, сильный, симпатичный мужчина. Такие редко в политику приходят! Да что мне Вам объяснять! Но Жаров, Косычев, Сорокин – эти люди подставят его.

– Я тоже ему об этом говорила! У меня большой опыт участия в выборах. Но он им обязан, – я знаю. Вообще, зря он в эти выборы ввязался!

– Ввязался, значит надо выигрывать, – изрекла я уверенно, без тени сомнения или иронии. – А Вас я всё-таки прошу, поговорите с ним обо мне! Он мне действительно очень нравится. Я отношусь к нему так же хорошо, как и Вы.

Так как известий от Любови Петровны не было, меня терзали сомнения: стоило ли делать ставку на эту женщину, сумела ли я хотя бы на время превратить её в свою союзницу?! Не было уверенности и в том, что я верно придумала, как выманить Алфеева для разговора, одновременно избавившись от контроля Жарова.

Одно я знала твёрдо: когда в ситуации так много неопределенности, нельзя позволять себе слишком много думать о происходящем, – этим можно погубить начатое дело. Я пыталась отвлечься чтением и домашними делами, но когда Грачёва всё же позвонила, и сообщила, что завтра вечером Евгений Алексеевич ждет меня в ресторане, я пришла в такое возбуждение, что тут же позвонила своим близким – брату, мужу, и Аннушке, и сообщила каждому эту радостную новость.

Оба мужчины, каждый на свой лад, попытались остудить мой пыл, указывая на то, что теперь передо мной стоят более сложные задачи и эйфория в таких случаях опасна. Аннушка же, узнав, что мне всё же удалось добиться особого внимания со стороны Алфеева, сразу посоветовала при встрече с ним проявлять больше женственности.

– Нет, Аня, время, когда я с удовольствием очаровывала мужчин, прошло, да и случай не тот!

– Я же не флиртовать тебе советую! Но, Джулечка Борисовна, хорошие духи и украшения при походе в ресторан обязательны!

Собираясь на встречу с Алфеевым я, надела свой самый нарядный деловой костюм в мелкую чёрно-желтую клетку, и, покрутившись перед зеркалом, одобрила собственный выбор. Немного поколебавшись, пристегнула на лацкан золотой «тюльпанчик» от Сваровски. Затем нанесла за уши и на локтевые сгибы каплю духов «Opium» со стойким восточно-древесным ароматом, в котором солируют специи, табак и жасмин. Принюхалась: богатый, загадочный, дурманящий аромат, создающий ощущение тепла и защищённости, – я обожаю его!

Выбранный Алфеевым ресторан, располагался в укромном месте, чуть в стороне от здания областной администрации. Я специально приехала пораньше. Сняв в гардеробе верхнюю одежду, прошла в полупустой зал и села за один из свободных столиков. В зале царил полумрак, но было прохладно и неуютно, – чувствовалось, что заведение находится в полуподвале.

Не успела я толком осмотреться, как появился Алфеев.

– Извините, я сразу после тренировки, – сказал он и пристроил возле столика свою кожаную спортивную сумку.

Приветливо улыбнувшись, я взглянула на него и с удовлетворением отметила, что голубой джемпер из великолепной тонкой шерсти, красиво облегает его торс; глубокого темно-синего цвета джинсы и модные узконосые сапоги из мягкой кожи были надеты явно по особому случаю.

Алфеев сел напротив меня, и тут же к нашему столику вальяжно подошел моложавый мужчина.

– Это мой друг, – Виктор, – уважительно представил его Алфеев. – Он владелец этого ресторана.

Виктор слегка поклонился и предложил мне сделать заказ. Я не заставила себя ждать и сразу попросила чашечку черного кофе и чизкейк.

– Мне – морковный салат и зеленый чай, – сказал Алфеев. – Я на диете.

– А Вы не опасаетесь, – спросила я, как только Виктор отошёл, – что диета подорвёт Ваше здоровье?! У Вас ведь сейчас колоссальные физические и психологические нагрузки!

– Нет! – Алфеев для убедительности тряхнул головой и, достав из кармашка свой спортивной сумки небольшую пригоршню разноцветных капсул, протянул их мне. – Угощайтесь!

– Это витаминки!– пояснил Алфеев, уловив возникшее в моём лице напряжение.

Алфеев тут же убрал капсулы на место и, наклонился ко мне через столик.

– Ну что, сыграем? – спросил он и криво улыбнулся.

От неожиданности я замерла. Игривая интонация, нервозность Алфеева и сам вопрос показались мне совершенно неуместными. Пытаясь понять, о чём это он, я внимательно посмотрела на него, но тут же смутилась собственной прямолинейности и перевела взгляд на тёмный квадрат окна, за которым ничего кроме бушующей снежной пурги не было видно.

Если под «игрой», Алфеев имеет в виду «игру в любовь», – думала я, – то это исключено. Для меня любовь – естественное человеческое качество, и в ней никогда не было старания, преодоления, напряжения, поэтому она не была и не может стать игрой.

Ну а если он имеет в виду наш союзе в борьбе за губернаторский пост, – то говорить об этом следовало бы несколько иначе. Однако, чему тут удивляться,– говорит, как может!

И тут до меня дошёл смысл манипуляции Алфеева, а разговор «об игре» – несомненно, манипуляция. Он делает попытку «соблазнить» меня для того, чтобы контролировать, и, одновременно, повысить мою мотивацию в борьбе за его интересы. Как это пошло!

Взглянув на Алфеева, я почувствовала, что он взволнован и его напряжение тут же передалось мне. Похоже, – мелькнуло у меня в голове, – что игра уже началась, и судьба сделала ставку на нас двоих.

В январе, соглашаясь на работу с Алфеевым, я полагала, что вступаю в игру, которая для меня является важной, но всего лишь очередной попыткой в постоянном стремлении перейти от возможного к реальному. Но у Алфеева – своя игра!

По жизни каждый из нас много раз рисковал и выигрывал, – думала я, – и вот, выходит, что после этих счастливых результатов, уже не мы судьбу, а она испытывает нас ради неведомой нам цели.

Волнуемая чувством, для меня совершенно новым, я продолжала молчать, размышляя о том, что в этой ставке на двоих много двусмысленности. И не только из-за гендерных различий. До сих пор, только сознательная установка на сотрудничество, позволяла мне преодолевать отталкивание по отношению к Алфееву.

Сейчас я настороженно, с недоверием поглядывала на сидящего напротив меня мужчину. Он то придвигался ко мне через стол, то отодвигался; чему-то улыбался, и жестикулировал руками, держа в них вилку. Когда принесли салат, он принялся с аппетитом есть, украдкой стряхивая крошки с бороды.

И вдруг Алфеев отвлекся от еды. Он откинулся на спинку стула и вытянул ноги.

– А хотите, я открою Вам большую тайну? – спросил он и улыбнулся так, что я вновь почувствовала подвох.

– Конечно! – сделав над собой усилие, я улыбнулась ему в ответ.

– Я знаю, – медленно, словно собираясь с мыслями, начал он, и замолчал.

– Когда бы я ни позвал Вас, Вы придёте! – выпалил он, и, застенчиво улыбнувшись, посмотрел мне прямо в лицо.

Меня испугало то, что интерес, проявленный мною к его карьере, мог быть ошибочно принят им за особое чувство или влечение к нему.

В тот же миг я заметила огорчение Алфеева, разочарованного моей реакцией.

– Не всегда! – пояснила я. – Я хочу работать на Вас, но долго ждать не смогу, это – не по мне! Я не могу сидеть без дела. А если займусь чем-то другим, то уже не смогу откликнуться на Ваше предложение. Поэтому у нас с Вами не так много времени для налаживания сотрудничества.

Алфеев посерьезнел, и понимающе кивнул головой. Но взгляд его потух и я поняла, что он утратил интерес к дальнейшему общению со мной. Представив себе, что вот сейчас мы оба встанем, попрощаемся и больше никогда не встретимся, я встрепенулась, – этого нельзя было допустить, – выборы надо было выигрывать!

– Знаете, …– я открыла было рот, и снова закрыла.

Мне хотелось, чтобы Алфеев думал, что я сильно волнуюсь, пока я лихорадочно соображала, как вернуть его внимание.

– В молодости я была влюблена в молодого человека, – сказала я и, чуть помедлив, острым взглядом посмотрела на Алфеева, в надежде уловить движения, которые выдали бы его реальный интерес.

Но он сидел не шелохнувшись. Только глаза его потемнели, и от этого взгляд стал казаться глубже. Сердце моё дрогнуло, – это был верный признак сексуальной заинтересованности, ведь не может же он, в самом деле, произвольно расширять зрачки!

– Этот молодой человек, – продолжила я, – как две капли воды был похож на Вас, только звали его – Илья. Мы оба учились в московском университете, но на разных факультетах. Он уже отслужил в армии. Фарцевал, увлекался западной музыкой. Я тоже нравилась ему. Но… даже когда он шёл ко мне, его сопровождали «девушки», с которыми он расставался только на пороге моего общежития. Причем, всегда разные! Я понимала, что наши отношения бесперспективны, и пыталась избегать их. Но, помимо воли, мы с ним случайно встречались по нескольку раз на день: то в очереди в столовой оказывались соседями, то ехали рядом в троллейбусе, пересекались в учебных аудиториях, в кинотеатрах, в общем – везде!

Алфеев стал нетерпеливо поглядывать по сторонам и кивать головой: мол в молодости у всех были романтические отношения!

– А однажды ночью, – словно не замечая того, что Алфеев утратил интерес, продолжала я, – мы с ним загулялись и опоздали в общежитие. Как быть? Илья повез меня на квартиру к своим знакомым. Там было много молодежи. Они принимали легкие наркотики и занимались свободной «любовью». Мой друг присоединился к ним. Я же устроилась в самом углу большой комнаты на каком-то пуфике среди сваленных в кучу курток.

Алфеев перестал суетливо двигаться. Теперь он внимательно слушал меня.

– Я не могла уйти, потому что была юна, и боялась оказаться ночью на улице одна. Вот и сидела, поневоле наблюдая за происходящим. Но, как только начало светать, и все уснули, я осторожно вышла из квартиры. После этого случая я решила любой ценой порвать отношения с Ильей. Бросила Московский университет и уехала в Питер.

Алфеев вновь понимающе кивнул, решив, что моя исповедь закончена. Однако, глубоко вздохнув, я продолжила:

– Через некоторое время мне приснился сон. Я вхожу в большое, солидное здание по мраморным ступеням с бронзовыми перилами. И только собралась открыть массивную дверь, как услышала тихий голос с улицы: «Помогите!» Оглянулась, и оцепенела: у крыльца, прямо на асфальте, сидел Илья – нищий и больной. Он просительно смотрел на меня, а я не решалась ни отвернуться и войти в здание, ни подойти к нему. На этом и проснулась. В реальной жизни, примерно через четыре года, мы случайно встретились с Ильей в небольшом провинциальном городке. Заметив меня в автобусе, он подошел, и предложил помочь вынести из автобуса коляску с моими близнецами, уснувшими по дороге с пляжа. Его помощь была кстати, но, только передавая коляску мужчине, я узнала в нём Илью. Он жил в этом городке со своей женой. В тот же день Илья познакомил нас, и мы с ней даже подружились. Через несколько лет я узнала от неё, что Илья стал наркоманом, ушел из семьи и погиб. Она также сказала, что Илья всегда любил и часто вспоминал меня. А тот сон, в котором я остановилась в нерешительности на ступенях, как кошмар несколько лет преследовал меня. Наверное, потому, что в глубине души я чувствую, что уехав тогда в Питер, избавившись таким образом от проблем, связанных с Ильей, я тем самым предала его. А теперь вот встреча с Вами …

– Так поэтому Вы решили помочь мне? – сдавленным от волнения голосом спросил Алфеев и покраснел.

– Да! – ответила я, отметив про себя, что Алфеев очень умело смущается.

И вдруг он закрыл свое лицо обеими плотно сомкнутыми ладонями.

Этот жест показался мне слишком нарочитым для того, чтобы можно было поверить в его искренность. Только дети так закрывают лицо! Но передо мной сидел не ребёнок, и даже не просто взрослый мужчина, а кандидат в губернаторы. Быть естественным – поза! Что он хотел сказать таким жестом?! Что испытывает затруднение?! Что он предполагал иные мотивы и теперь стыдится этого?!

Я не стала реагировать на этот театральный жест. Буквально через несколько мгновений Алфеев убрал руки от лица и решительно встал из-за стола.

– Нам пора уходить! – командным голосом сказал он.

Мы молча прошли в гардероб, оделись и вышли из ресторана.

Ветер, швыряя снопы снега, тут же налетел на нас. Я остановилась на крыльце.

– Евгений Алексеевич, так мы будем вместе работать?

Даже отрицательный ответ не сильно повлиял бы на моё настроение, – настолько я была разочарована встречей. Алфеев молчал. Две мысли одна за другой возникли в моей голове: первая – он разочарован не менее моего; вторая – надо просто разойтись насовсем.

– Всего доброго, Евгений Алексеевич! – с притворным дружелюбием произнесла я и на прощанье протянула руку Алфееву.

Он повернулся ко мне. Большие глаза его странно блестели, и в лице было что-то такое, чего я понять не могла, но что сильно взволновало меня.

– Мне надо подумать, – сказал Алфеев. – Я Вам позвоню.

Он почтительно наклонился ко мне, осторожно взял своими небольшими, но широкими ладонями протянутую мною руку, и поцеловал.

– Ну почему?! – ещё больше огорчившись, сказала я. – Не надо так! Если хотите показать свое расположение и покровительство, достаточно просто взять мою ладонь двумя своими.

Алфеев с недоверием смотрел на меня. Я сердито отвернулась, и спрятала лицо от колючих снежинок в пушистый меховой воротник своего пальто. Пауза затягивалась.

– Вас подвезти?! – спросила, так как мне стало жалко Алфеева, одетого в лёгкую межсезонную куртку. – Я своего водителя не отпустила.

Алфеев с недоумением и обидой посмотрел на меня.

Он чмокнул меня в щеку и быстро зашагал прочь. Я осталась стоять на крыльце ресторана, взглядом провожая Алфеева до тех пор, пока он не скрылся за пеленой снега.

Едва проснувшись, я осознала, что прямо сейчас мне надо ехать в Москву к Матвею, – он один умел успокоить, поддержать, и смехом разогнать все мои сомнения и страхи. Сейчас я как никогда нуждалась в нём и тосковала по нему.

Матвей был человеком, которого любили все, знавшие его, – за весёлый нрав, ум, и доброту. В самой его внешности: правильном овальном лице, приветливом открытом взгляде серых глазах, русых вьющихся волосах и стройной моложавой фигуре было что-то притягательное, вызывавшее симпатию практически у всех. Поговаривали, что он похож на кого-то из известных киноактёров. Для меня это ровным счетом ничего не значило, но мне было приятно, и я привыкла к тому, что, встречаясь с Матвеем, люди сразу радостно улыбались, приветливо здоровались. Мужчины своё расположение к нему распространяли и на меня – его жену, а женщины, наоборот, относились ко мне со скрытой неприязнью, полагая, что мне несправедливо достался такой мужчина.

Мы с Матвеем познакомилась в Питере ещё в студенческие годы, и уже более двадцати лет жили в браке. Наши отношения с самого начала были и остались свободными от условностей, враждебности, предрассудков. Мы любили и безгранично доверяли друг другу. Матвей был главным человеком в моей жизни.

Добравшись до своей московской квартиры, я сразу легла спать, – это было единственное средство для того, чтобы избавиться от напряжённого ожидания возвращения Матвея с работы.

Наконец, встретившись, мы целый вечер только и говорили о том, что произошла в штабе Алфеева и в ресторане. Матвея это нисколько не раздражало, наоборот, его развлекал разговор со мной. Он привык к тому, что если я занимаюсь какой-либо проблемой, то, сосредотачиваюсь на ней, отдаю ей все силы и энергию. Но в этот раз он был неприятно удивлён тем, что я открылась Алфееву и рассказала ему историю своих личных отношений с Ильёй. Не в силах скрыть, но и не желая признаться в этом, Матвей укорил меня совсем другим.

– А ничего, что ты сама против такого рода манипуляций людьми?

– Я не сразу решилась! Почти всё, что я рассказала об Илье, – правда. Да, внешне они совсем не похожи, но я ведь ничего плохого не имела в виду. Напротив. Знаешь, правда обычно начинается со лжи. Так ты что, не понял?!

Приподнявшись с подушек широкой семейной постели, лежа в которой мы потягивали венгерский вермут, я села, поставила свой фужер на прикроватный столик, и повернулась к мужу.

– Матюш, я просто не нашла другого способа, сказать ему, – призналась я, заглядывая в глаза мужу, – что не отторгаю его, хотя и осознаю, что для меня ставка на него – это риск.

Произнося это, я вспомнила о том странном ощущении общности цели и действий, необычной связи между мною и Алфеевым, возникшей во время встречи в ресторане.

– А Алфеев не употребляет наркотики? – вдруг спросил Матвей.

– Говорят, раньше употреблял. Он, кстати, в ресторане показал мне горсть каких-то цветных капсул и сказал, что это – «витаминки», которые он пьёт, чтобы сохранять работоспособность. Допускаю, что это были ноотропы, а не безобидные «витаминки», как он сказал.

– Он что, тебе предлагал?! – возмутился Матвей.– От таких препаратов возникает психологическая зависимость!

– Нет, конечно! Просто объяснил, что они позволяют ему выдерживать любые нагрузки. Не это меня беспокоит! Удручает то, что, не смотря на мои априори хорошие намерения и доброе отношение к Алфееву, когда мы с ним встречаются лицом к лицу – одни разочарования, причем взаимные.

– Это же естественно! Он по социальному статусу выше, он лучше адаптирован к новой системе и её ценностям, а по образованию и воспитанию, или, как раньше говорили, по происхождению, ниже тебя.

– Сначала я и не предполагала, что именно это станет серьезным препятствием во взаимоотношениях с ним. Очень жаль!

– Ты так сокрушаешься, что можно подумать, он глубоко волнует тебя?!

– Не он! А то, что если не сложится работать с ним, то я даже до осени не выдержу и умру от скуки в этом захолустном Миссурске!

– То есть от скуки ты ищешь приключений с Алфеевым?!

– Ты прямо как Егорка! – я с осуждением посмотрела на мужа. – Когда я объясняю ему, что к тем или иным решениям и действиям приводит стечение разноплановых причин, он всегда возражает. Понятно, можно сделать скидку на его молодость, но ты…

Матвей тоже сел, спустив босые ноги с кровати.

– На днях Сергей заезжал, – медленно произнёс он. – Сказал, что ты тяжело переживаешь одиночество в Миссурске. Тебе лучше вернуться в Москву, ведь у Санька с учёбой уже наладилось.

– Ты, Матюш, даже не представляешь, в каком положении я оказалась! Сколько себя помню, я всегда жила в условиях дефицита времени. И в детстве, и после. Но только сейчас осознала, что хотя всегда была перегружена и жили трудно, но зато интересно и осмысленно! И вдруг, – практически полная бездеятельность и изолированность от общения! Я свободна, но ощущаю себя как в тюрьме! Прошлой осенью, когда пришлось обустраивать быт и выполнять роль репетитора для Санька, мне ещё как-то удавалось сохранять оптимизм и внутреннее равновесие…

Опустив глаза и закусив нижнюю губу, я печально покачала головой. После недолгой паузы твёрдо сказала:

– Рано ещё оставлять Санька одного! И я пока не готова отказаться от работы, которую нашла в Миссурске. Я сейчас не про Алфеева, а про медиахолдинг. Если останемся в Миссурске, то найденная работа – лучший вариант.

– Странная штука свобода! – сказал Матвей, продолжая размышлять над моим положением. – Вот, казалось бы, в открытом космосе движения космонавта не ограничены земным притяжением, но он практически не может двигаться из-за того, что не на что опереться…

Наклонив голову, я посмотрела на мужа долгим взглядом, снисходительно улыбнулась, и ласково произнесла:

– Кстати, а как там наши старые знакомые?! Ты общаешься с ним?

– Пыталась. Их, кстати, совсем немного осталось, и сейчас мы с ними живем разными интересами. Большинство занято поиском возможностей в рамках своих профессий. Всё, что стало важно и интересно для меня – политика, лоббинг, законотворчество, – воспринимается ими исключительно как механизмы карьерного роста для немногих. Ну а меня угнетает общение на бытовом уровне, я от него быстро устаю. А для сближения с людьми другого круга у меня нет финансовых ресурсов.

– Общение с Алфеевым, получается, вдохновляет?!

– Да! Было бы странно, если бы не вдохновляло! Как у нормальной женщины у меня возникает влечения к молодым и здоровым мужчинам! Но это ведь не значит, что я иду на поводу у такого рода влечений! Правда?!

– «Квакают, квакают лягушки в январе»! – дурашливо пропел он.

Я тоже улыбнулась, вспомнив прошлогоднюю историю, когда зимой мы с Галкиными гуляли в парке. Тогда Ольга, шедшая впереди кампании, вдруг жестом остановила всех, заставив замереть и прислушаться. «Слышите, лягушки квакают?!» Мягкую вечернюю тишину не нарушал ни один звук. «Тебе показалось!» – пророкотал её муж – Леонид. Кампания двинулась дальше, но минуты через две-три Ольга опять остановилась. « Неужели не слышите? Они так громко квакают?!» Все опять замерли. Прислушались – тишина. « Подумай, Олечка, – Леонид обнял жену. – Какие лягушки в снежном и морозном январе?! Этого быть не может! У тебя просто глюки какие-то!» Ольга с раздражение сняла руку мужа с плеча. «Джули, ты тоже ничего не слышишь»? – она обратилась за поддержкой ко мне. Почувствовав, что Ольга на самом деле обиделась, я подошла к ней и увлекла за собой вперед. Не успели мы отойти, как явно услышали кваканье. Я вся обратилась в слух. И тут заметила, что кваканье совпадает с ритмом шагов Ольги. «Слушай, так этот звук твоя куртка издает! Ты при ходьбе задеваешь рукавом полы куртки, и появляется этот звук!» Ольга с недоверием посмотрела на меня и шаркнула рукой по куртке. Раздалось громкое «Ква»! Мы обе рассмеялись. Наши мужья, видевшие и слышавшие все это, тоже развеселились. «Как же ты раньше не замечала, что у тебя куртка квакающая?» – удивился Лёня. « Да я первый раз её одела! – смущенно оправдывалась Ольга. – Новая она.»

– А ты Матюш, почему сейчас вспомнил об этом? – озадачилась я.

– Да ты тогда сказала, что мы, мужики слишком прямолинейны: раз январь, так и кваканья быть не может. Ан, нет!

– И что? – я пощекотала бока мужа, затевая возню под одеялом.

– С моей мужской точки зрения,– уворачиваясь от моих бойких пальцев, Матвей пытался договорить, – раз между тобой и Алфеевым изначально нет доверия и взаимного уважения, так ничего и не получится. Но…

Матвей, поймав, наконец, мои руки, придавил их ногами так, чтобы я больше не могла его щекотать, прикрыл мне рот своей ладонью, и шутливо скомандовал:

– Не дергайся и помолчи! Дай мысль закончить!

Он тут же отпустил меня, и приник к моим губам. От этого долгого, горячего поцелуя я притихла. Оторвавшись от моих губ, Матвей отодвинулся и, убедившись, что я успокоилась, сказал:

– Я хорошо знаю, что хоть ты и индивидуалистка, но крайне социальный человек! Поэтому мне очень хочется, чтобы ты смогла проявить себя и в случае с Алфеевым. Это было бы правильно! К тому же, ты ещё и альтруистичный человек. Но, боюсь, альтруизм твой не будет ни понят, ни оценен. Только если относится к работе с Алфеевым как к некоему эксперименту, тогда, по определению, ничего плохого с тобой не случится.

–То есть, «не оценён» – это, по-твоему, ничего плохого?!

– Когда человек изучает что-либо, он не думает, что это важно для того как мы живём. Он просто изучает это что-то и пытается понять, как оно устроено, потому что это чрезвычайно любопытно. Так же любопытен мир людей, политиков, мир каждого человека. Вообще, наукой движет любопытство. В этом смысле я говорю, что к работе с Алфеевым можно относиться как к некоему эксперименту. Когда любопытно, то вопрос о целесообразности не ставится.

– А я, собственно так и отношусь! Хотя, думаю, что это противоестественно для взаимоотношений между людьми. Взаимоотношения – это взаимодействие, то есть обмен.

– Не бери в голову! Пока между вами слабое взаимодействие и в сложившейся ситуации это нормально.

– Он сейчас не пойдёт на это, ведь риск велик! Алфеев в очень сложной ситуации, поэтому…

– А я в простой?! – я игриво улыбнулась и слегка толкнула мужа бедром.– Нет, мужской шовинизм неистребим!

– Он в несопоставимо более сложной ситуации!

– Ну, хорошо, хорошо! – радостно согласилась я. – Давай, будем считать, что тема исчерпана!

Выскользнув из-под одеяла, я встала с постели, выключила свет, а вернувшись, совершенно счастливая, упала в объятия мужа.

Миновали сначала две, а потом три, четыре недели с мокрым снегом, холодным ветром и все растущим унынием в моём сердце. От Алфеева не было никаких известий.

Со стороны я продолжала следить за ходом выборов. В СМИ, естественно не попадало никакой информации о работе штабов кандидатов, зато в Миссурске развернулась широкая кампания чёрного пиара против Алфеева.

– Ты знаешь, – пожаловалась я Сергею, позвонившему мне по семейным делам, – я очень устала ждать. От Алфеева нет никаких сигналов, и я теряюсь в догадках: участвую в выборах или нет?!

– А ты живи спокойно, так, как будто уже получила отказ.

– Я о том и говорю, что так не получается! Я впервые в жизни оказалась в ситуации, когда «хуже нет, чем неизвестность»! Как я теперь понимаю чиновников, которые ждут назначения!

– Это неизбежные издержки! Приспосабливайся…

– О том и говорю, что не могу приспособиться! И музыка не помогает… То депрессирую, то сержусь! Непонятно почему сержусь на Алфеева, словно он виноват во всех бедах и унынии Миссурска.

– Джули, уж если неизвестность так гнетёт тебя, то, наверное, проще позвонить Алфееву и прояснить вопрос.

– Сама выбирай, от чего предпочитаешь мучиться!– прервал мои жалобы Сергей.

Я улыбнулась: пожалуй, брат прав. Даже через сотни километров мне передалось его лёгкое отношение к жизни.

Сергей – настоящий шалопай, и я с детства очень привязана к нему. Как старший, он всегда присматривал за мной, даже косы мне заплетал. И первые уроки социальных отношений я получила от него.

Когда мне было чуть больше четырёх лет, родители дали Сергею денег, чтобы он сводил меня в кино: 20 копеек – на билеты и 15 – на мороженое. Мама принарядила нас и мы с Сергеем, взявшись за руки, отправились в кинотеатр. В холле брата уже поджидали друзья мальчишки.

– Джулька, – наклонившись ко мне, шёпотом сказал брат, – давай, я пойду с пацанами на взрослое кино, тебе-то оно всё равно не интересно, а ты сходишь на детское!

– Одна?! – обрадовалась я. – Ты мне денег дашь?!

– Конечно! Всё по-честному! Вот, видишь, – разжав ладонь, он показал мне деньги, – тут три маленькие монетки, а тут одна большая. Ты что возьмёшь?!

– Не знаю, – растерялась я, так как ещё ничего не знала о деньгах.

– Бери большую денежку, – милостиво предложил брат, – ну а мне – маленькие.

Мы встали в кассу. Сергей первым купил себе билет и вместе с мальчишками прошёл в кинозал, на прощанье строго наказав, чтобы я после кино дождалась его во дворе.

Едва дотянувшись до окошка кассы, я подала свой пятачок и попросила билет на ближайший детский сеанс.

– Девочка, – кассирша приподнялась, чтобы увидеть меня, – у тебя есть ещё один пятачок?

– Билетов за пять копеек не бывает. Надо десять. Потеряла ещё одну денежку?!

Тут-то я и сообразила, что брат обманул меня, ведь родители давали денег на двоих. Забрав свой пятачок, я отправилась во двор, дожидаться Сергея: у меня и мысли никогда не было жаловаться на брата родителям.

Вернувшись из кино, Сергей ещё и подразнил меня, – мол, «обманули дурака»,– но в тот же день научил меня различать монеты по их достоинству.

Мы с Сергеем расстались, когда он закончил школу. Брат хотел получить высшее образование, и выбрал военное училище, главным образом потому, что там был полный пансион. Он уехал из дома, потому что хотел облегчить жизнь маме, которая рано овдовела, и одна «тянула» двоих детей.

По окончании училища Сергей превратился в бравого русского офицера: небогатого, веселого и часто пьяного. Его любили и товарищи, и начальство, но он часто попадал в разные нелицеприятные истории и получал взыскания. Однако, когда, отслужив несколько лет в Монголии, он решил уйти со службы, его не отпустили, – такие были порядки в те времена. Всё же он нашёл выход: избил одного из старших офицеров, уличенных в воровстве казенного имущества, после чего Сергея сразу, без лишнего шума, уволили из Армии.

Оказавшись на гражданке, брат организовал военно-спортивный клуб для трудных подростков. Однако, его беспокойной натуре этого было мало. Вскоре он стал участником модных в то время телевизионных дискуссий на общественно-политические темы, а затем и выборов разного уровня.

Однажды, наблюдая за тем, как на заседании избирательного штаба Сергея, больше похожего на веселый пикничок, решались организационные и финансовые вопросы, я не стерпела и вмешалась. Меня возмутило, что небольшие деньги, которыми располагал брат, разбазаривались с такой лёгкостью, словно они сыпались из рога изобилия. После этого случая Сергей с готовностью переложил на меня все организационные и финансовые вопросы своих избирательных кампаний. Так мы вновь оказались тесно связанными по жизни.

Ободрённая телефонным разговором с братом, я сразу позвонила Грачевой и попросила её выяснить, намерен ли Алфеев работать со мной. К моему удивлению, Любовь Петровна отзвонилась мне буквально через пару минут.

– Евгений Алексеевич, – буднично сказала она, – просит Вас минут через десять позвонить ему на домашний телефон. Запишите номер.

Поздновато для деловых звонков на домашний номер, – засомневалась я. Смущало и то, что Алфеев был готов к разговору, но попросил паузы.

Минут через двадцать я всё же набрала его номер.

Поздоровавшись, услышала в трубке его хрипловатый голос и тяжелое дыхание. Мне стало не по себе: от чего он так возбуждён?!

– Вы знаете, – сказала я, не решаясь сразу задать интересующий меня вопрос, – что решение Сорокина идти на выборы не окончательное, и всё прояснится только после 20 мая?!

Глупость сказала, – огорчилась я, – он ведь связан с Сорокиным, и, естественно, в курсе. Да и вообще, зря я позвонила! Не хочет он работать со мной, так и не надо! Готовность получить отказ придала мне решимости.

– Евгений Алексеевич, прошло немало времени, чего я жду?! Есть ли у меня надежда на то, что мы снова будем работать вместе?

– Надежда?! – с удивлением воскликнул он. – У меня для Вас отличное предложение!!

– А что я должна буду делать? – вновь насторожилась я.

– Вы будете заниматься тем же, чем занимаетесь сейчас!

Ответ Алфеева поразил меня. Я веду совершенно обывательский образ жизни, – что за фантазии у него в голове?!

– А что Вы имеете в виду? – осторожно спросила я.

После секундного замешательства Алфеев вдруг сказал:

– Я не буду сейчас спешить…Позвоните в конце недели!

И не попрощавшись, не дождавшись ответа, он положил трубку.

Нехорошее чувство шевельнулось во мне. Прежде мне не приходилось сталкиваться со столь непоследовательным поведением руководителей. Может, дело в том, что Алфеева задёргали?! В ежедневных телерепортажах сообщалось, что он много ездит по районам, и, судя потому, каким усталым выглядит на телеэкране, эти поездки вкупе с голоданием, сильно выматывают его. Конечно, могли быть и другие, неизвестные мне причины. Сергей прав, – если уж я решила работать с Алфеевым, то необходимо считаться с тем, что он – лидер, и находится в сложной ситуации.

Преодолев страх снова столкнуться с чем-то непредсказуемым и неблагоприятным, в назначенное время я набрала домашний номер Алфеева..

– Добрый день, Евгений Алексеевич! – приветливо произнесла я, как только услышала звук соединения.

– Добрый! – недовольно произнёс Алфеев. Но, узнав меня по голосу, уже гораздо мягче сказал заготовленное. – Встретимся в воскресенье, в 11.00, в кафе «Чика – пон» на центральной улице. Знаете его?

Алфеев выключил телефон. Как и в прошлый раз, он оборвал разговор. Видимо, – с обидой подумала я, – происходит что-то сильно огорчающее его. Но я-то здесь при чём?! А, может, в его понимании, это и есть – доверительный стиль общения?!

Воскресное утро выдалось по-весеннему ярким и солнечным. По дороге в кафе я любовалась сияющим голубым светом небом и каждым белым облачком на нём. Какое счастье, – радовалась я, – что наступила весна!

И тут я заметила Алфеева. Пружинистым шагом он шёл чуть впереди меня и, несмотря на то, что на улице было ещё холодно, – чуть больше нуля, куртка на нём была распахнута. Я невольно залюбовалась этим крупным, энергичным, подтянутым мужчиной.

Он обернулся, и, узнав меня, остановился, поджидая пока подойду. Лицо его было сумрачно. Ускорив шаг, я легко догнала его.

– Правда, чудесный день?! – бодро произнесла я и приветливо улыбнулась Алфееву. – Может, не будем заходить в кафе? Приятно же погреться на солнышке!

Нет, – Алфеев хмуро взглянул на меня, – я хочу выпить кофе.

И он пошёл внутрь кафе. От галантности, которую Алфеев проявлял при встрече со мной в ресторане, не было и следа. Подавив внутреннее недовольство, я молча прошла вслед за ним. Кафе оказалось обычной городской забегаловкой, набитой людьми.

По дороге к барной стойке, вполоборота повернувшись ко мне, Алфеев сказал:

– Мою банковскую карточку заблокировали. Банкротят банк «VT», в котором у меня счет. А узнал я это только что, когда попытался купить подарок Патриарху. Я сейчас пойду к нему на приём.

Трудно было поверить, что Алфеев мог попасть в такую ситуацию. Даже мне, человеку, не имеющему личного интереса к информации о банковских вкладах, было известно, что «VT» – проблемный банк, и его собирается купить Внешторгбанк. Алфеев что, таким образом хвастается тем, что пойдёт к Патриарху?!

– А сколько стоит подарок? – спросила я, намереваясь предложить Алфееву 500 долларов, которые были у меня с собой.

Он проигнорировал мой вопрос и, обратившись к девушке за барной стойкой, сказал:

Сделав заказ, Алфеев быстро, даже не взглянув на меня, ушёл в зал. Он оставил меня одну стоять возле барной стойки. Пытаясь понять причину по сути хамского поведения Алфеева, я тяжёлым взглядом сопровождала его. Вот он, подошёл к свободному столику, легко сбросил с плеч куртку и привычным движением повесил её на стоявшую рядом вешалку. Фиксируя малейшие детали, я словно просматривала на плёнке, прокручиваемой в замедленном темпе, его движения. Все мои внутренние силы были брошены на подавление гнева, вызванного чувством оскорблённого достоинства, и желания немедленно покинуть эту забегаловку. «Будь терпеливой! – как мантры повторяла я про себя. – Будь сдержанной! Постарайся выслушать его до конца»!

Алфеев тем временем вернулся к стойке, взял свою чашку кофе и отнес на выбранный им столик. Снова вернулся к стойке, и, наконец, обратился ко мне:

Подойдя к указанному им столику, я сняла куртку, повесила её на вешалку и села напротив того места, где Алфеев поставил чашку кофе для себя.

Вскоре он вернулся уже в гораздо более дружелюбном настроении, улыбнулся и поставил передо мной чашку свежезаваренного кофе.

– Спасибо! – поблагодарила я, чувствуя удовлетворение от того, что смогла сдержаться.

Отхлебнув кофе, Алфеев вдруг суетливо задвигался, поставил локти на стол, и лицо его приобрело дурашливое выражение.

Совсем сбрендил! – подумала я, но тут же сообразила, что словом «Кремль» он обозначил губернаторский пост. Это было смешно.

– Понимаю, – стараясь сохранить серьёзность, отозвалась я.

Чтобы не начать задавать множество вопросов, мгновенно возникших в моей голове, я отвела от Алфеева взгляд, взяла свою чашку и сделала глоток кофе. Успокоившись, подумала: может он и вправду решился на реальную борьбу за губернаторское кресло?! Это интересно.

– Я предлагаю Вам заниматься сразу несколькими вещами, – перешел к делу Алфеев. – Вы должны будете самостоятельно проверять работу всех районных штабов, вносить предложения о том, что необходимо делать в каждом из них, сбрасывать мне ту информацию, касающуюся выборов, которой Вы располагаете из своих источников. Работать будете только со мной, – подчеркнул он. – Жаров не должен знать, чем Вы будете заниматься.

Как минимум, его предложение странно, – думал я. Наделяя меня серьезными полномочиями, Алфеев при этом изолирует от работы центрального штаба, оставляя в информационном вакууме. Он что, дурак?! Или меня за дуру держит?! Что стоит за таким предложением?! И его ли он намеревался делать прошлый раз?! Может, у него вообще нет никакого предложения для меня или оно состоит совсем в другом?! Говорят же, что Алфеев – «крученный верченый»?! Одно понятно – он не искренен со мною.

Заметив мои колебания, Алфеев ободряюще улыбнулся:

– С работой Вы справитесь, так как у Вас энергетика почти такая же, как у меня. Да и про выборы Вы всё знаете!

Сказанное им ничего не прояснило. Если я «про выборы всё знаю», то зачем же меня в ссылку отправлять?! И при чём здесь моя энергетика?! Но я продолжала воздерживаться от каких либо высказываний.

Алфеев, наконец, успокоился, движения его стали более плавными и естественными.

– Извините, – сказал он, встал из-за стола, отошел в сторону и с кем-то созвонился. Разговор был очень коротким. Вернувшись за стол, Алфеев сообщил:

– Артёму позвонил. Он купит подарок Патриарху.

Зачем он сказал мне об этом? – подумал я. – Если он сообщает о реальном содержании разговора, то не имело смысла утаивать сам разговор. Ну да ладно!

Так как Алфеев больше ничего не говорил, то, повременив немного, я осторожно спросила:

– А каким образом о моих новых полномочиях узнают руководители районных штабов?

Алфеев, видимо, не задумывавшийся об этом, с недоумением смотрел на меня.

– Штабов-то ведь почти сорок! – пояснила я. – Не станете же Вы лично обзванивать всех руководителей, чтобы предупредить о моей «секретной миссии»?!

– Не беспокойтесь! – нашелся Алфеев. – Приезжайте на сбор руководителей штабов, который после праздников будет в загородном санатории «Березка». Там я представлю Вас как своего помощника.

Я бросила на Алфеева пронзительный взгляд. Вряд ли он настолько глуп, что не понимает простого: если он публично представит меня, то Жарову сразу станет понятна моя «секретная миссия».

Молча допив свой кофе, я поднялась из-за стола и надела куртку. Так и не проронив ни слова, я первой вышла из душного и шумного кафе на свежий воздух. Не обратив на эту мою демонстрацию никакого внимания, Алфеев вышел вслед за мной.

У дверей кафе нас уже поджидал помощник Алфеева – высокий розовощекий здоровяк.

– Привет, Артём! Замерз?! – с сочувствием спросила я.

– Да нет! У меня тёплая куртка. Из Канады привез! – парень расстегнул на куртке молнию и продемонстрировал подкладку. – Видите дырочки мелкие? Это технология такая – куртка воздух пропускает, а ветер – нет. В ней всегда тепло и не бывает жарко.

– Такую же я в прошлом году младшему сыну купила. Но в Москве. Тоже канадская куртка.

– Жаров не должен знать, чем Джули Борисовна будет заниматься, – обратился он к Артему так, словно тот был в курсе наших договоренностей. – У тебя есть телефон Джули Борисовны? Предупредишь о встрече в «Березке»!

Молодой человек согласно кивнул, и, отворачиваясь от порывов холодного ветра, отошел чуть в сторону. Алфеев, воспользовавшись моментом, наклонился ко мне и, заглядывая в глаза, тихо, но горячо прошептал:

– Я не могу сразу взять Вас руководителем штаба! Вы должны войти в курс дела. А через пару недель мы придумаем, как избавиться от Жарова.

И тут же, не дав мне и слова вымолвить, громко позвал Артёма:

Не попрощавшись со мной, они вместе зашагали в сторону парковки.

За ужином, рассказывая сыну о встрече с Алфеевым, я негодовала:

– Какая мелочь – не поздороваться, не попрощаться!

– Главное не в этом! – Санёк не разделял моего возмущения.

– Это важно! Вежливость существует не потому, что она кому-то нравится. Она необходима для взаимопонимания и доверия!

– Мам, да мало ли вежливых лицемеров?! – парировал Саша. – А твой Алфеев просто не обучен…

– Этого быть не может! Он – не крестьянин со скотного двора, а депутат Госдумы!

– Так может это особое доверие?! С близкими он отбрасывает лишние церемонии.

– Господь с тобой! Вежливость, – это не просто форма. Доверие без вежливости невозможно! Вежливость, разумеется, – не гарантия, но она, хотя бы, создает предпосылки для диалога.

– Нет! – вспыхнула я. – Это он высказал то, что считал нужным сказать, – и всё! Благо, у меня нет обязательств перед ним! Только любопытство побуждает меня теперь ждать, когда ситуация доопределится и станут понятны его истинные намерения.

– Мам, ну ты чего?! Он же предложил тебе работу! И главное не в том, насколько он вежлив, а в том, сколько он будет платить!

– Надо же! – удивилась я собственной опрометчивости. – Мы об этом вообще не разговаривали!

– Значит, будет платить, как и прежде, – сделал вывод мой прагматичный сын.

– Нет! Сейчас ведь более широкие полномочия и ответственность выше.

– Спорим! – я протянула сыну руку для заключения пари. – Прямо сейчас всё и выясним!

Я решительно набрала номер Алфеева. Поздоровавшись, и извинившись за беспокойство, спросила:

– Евгений Алексеевич, для меня остался не ясным вопрос, а есть ли материальная составляющая в наших отношениях?!

Я опешила. Получается, что Алфеев просто манипулировал мною?! Зачем?! За кого он меня принимает?!

– Я только что проиграла спор, – со смехом сказала я Алфееву.

– Вот встретимся в «Берёзке», и можно будет обсудить!

– Спасибо, – обрадовалась я. – Всего доброго!

Выключив телефон, я хитро подмигнула сыну, который с интересом прислушивался к разговору.

– Джули Борисовна, собрание в «Березке» будет в субботу, 10-го. Подъезжайте часам к одиннадцати.

– А во сколько закончится? Мне бы поточнее узнать, чтобы такси к этому времени заказать.

– Работать будем два дня! Ночуем в санатории!

Это показалось мне странным. Можно, конечно, допустить, что Алфеев заставит свой актив работать чуть ли не круглосуточно, – такое случается, но, как правило, в конце публичной части кампании. А чтобы в начале?!

– Работать два дня, – пожалуйста! Но ведь не ночью! Понимаешь, у меня дома сын-подросток, – надо бы вернуться!

– И ночью будете работать, раз Евгений Алексеевич так решил.

Чувствовалось, что Артёму хотелось побыстрее закончить разговор, но я продолжала выяснять условия.

– А у него будет время для личной встречи со мной?

– То есть, может случиться, что мне и не удастся переговорить с Евгением Алексеевичем наедине, ведь для этого нужно, как минимум полчаса?!

– Поговорите! Он сам намерен встретиться лично с Вами.

Время от времени меня беспокоил вопрос: для чего обязательно оставаться на ночь в санатории? Может быть, я не находила в этом никакой целесообразности просто потому, что никогда не участвовала в такого рода мероприятиях?

Собрание актива Прыгунова, на котором я однажды присутствовала, – не в счёт. Тогда, в первой половине 90-х, этот влиятельный промышленник, чтобы провести в Госдуму лоббистов ВПК, создал общественное движение. Перед началом избирательной кампании, для консолидации и воодушевления актива этого движения, он собрал людей, – не столько для работы, сколько для отдыха и общения. Мероприятие проходило в крупном городе, и я летела туда на зафрахтованном самолете, сидя рядом с Прыгуновым и пользуясь всеми благами VIP обслуживания. Здесь же я должна была самостоятельно и за свой счёт, по разбитым просёлочным дорогам, добираться на такси в сельскую глухомань.

Но не это главное. Я осознавала опасность того, что, в итоге, первоначальная задача содействовать Алфееву в победе на выборах, может быть подменена задачей простого самосохранения в его окружении. Туман, который Алфеев напустил при последней встрече, призван был, полагала я, скрыть тот факт, что ему пока не удалось согласовать свои интересы с другими участниками «игры» и избавиться от контроля прежних партнёров. Оставалось надеяться, что ситуация прояснится, когда встретимся в «Берёзках».

В санаторий я приехала к назначенному времени, но оказалось, что рановато, и никого из членов Центрального штаба здесь ещё не было. Устроившись в отведённом мне гостиничном номере, я спустилась вниз в надежде встретить Алфеева.

Стоя недалеко от входа в холл, через который проходили все вновь прибывающие участники собрания, я приветливо улыбалась, здоровалась и разговаривала с некоторыми из них.

Выяснилось, что все руководители территориальных штабов добирались до «Берёзок» самостоятельно рейсовыми автобусами, и большинство – с пересадками. Они выглядели усталыми и озабоченными. В массе своей это были совсем простые люди. Нарядные костюмы, надетые ими по случаю мероприятия, лишь подчеркивали их обветренные лица и натруженные руки.

Поначалу мне даже не верилось, что именно такие люди наняты руководителями районных штабов Алфеева, ведь априори они не могут обладать необходимой влиятельностью. Выходит, технология избирательной кампании такова, что она проводится в Миссурске, а на местах создаются центры по распространению агитационных материалов.

Время шло, а кандидат в губернаторы всё не появлялся. Моё беспокойство росло вместе с пониманием того, что теперь уже вряд ли у него найдется время для обсуждения со мной предвыборной ситуации и плана действий.

До начала заседания Алфеев так и не появился. Холл опустел.

Бывают, конечно, люди, – думала я, нервно, как тигрица, загнанная в клетку, прохаживаясь вдоль стены, – которые задерживаются специально, чтобы привлечь к своей персоне внимание и сразу показать кто здесь главный. Но Алфеев-то не такой чванливый! Скоро всё прояснится!

Собрание актива уже началось. Глубоко вздохнув, я аккуратно поправила полы своего жакета и вошла в зал заседаний. Стараясь не шуметь и не привлекать ничьего внимания, я вдоль стены прошла к свободному месту в первом ряду и села.

Выступал Жаров. Он с энтузиазмом говорил о чём-то малосодержательном, а в зале, между тем, становилось все более душно. Я стала оглядываться по сторонам, ища глазами хоть кого-то, кто мог бы открыть или распорядиться открыть окна, однако народ сидел смирно и покорно терпел духоту, – словно рабы какие-то! Поняв, что мне самой придётся что-то предпринять, я встала и быстро вышла из зала.

В пустом холле у входа в гостиницу стоял, поджидая кого-то, пожилой мужчина.

– Добрый день! – обратилась я к нему. – Не подскажите, где можно найти управляющего?

– Знаете, мы в зале просто задыхаемся, – пожаловалась я. – Надо бы включить вентиляцию.

– Я и есть управляющий, – с высокомерием представился мужчина и окинул меня холодным, откровенно оценивающим взглядом.

Я удивилась не самому факту отсутствия вентиляции, а тому, что именно такой зал был выбран орговиками Алфеева для проведения мероприятия.

– Надо окна приоткрыть, – сказал управляющий и пошёл в зал.

Отойдя в дальний конец холла, ближе к лестнице, я закурила. Подождав пока, по моему расчету, завершится возня с окнами, я вернулась в зал и с облегчением обнаружила, что Алфеев уже сидит за столом Президиума. Я приветственно кивнула ему. Он не ответил, хотя краем глаза я видела, что он наблюдал за тем, как я вошла и села. То ли он был недоволен моим опозданием, то ли просто хам, но я не стала больше смотреть в его сторону, и сосредоточила своё внимание на выступавшем.

Жаров бессодержательно разглагольствовал, и даже пытался шутить, но смешно никому не было. Он был одет во всё чёрное. Вряд ли такой наряд был случайным, ведь он опытный политтехнолог. Выходит, что он привлекает внимание к своей персоне. Мало того, – с раздражением думала я, – что он пытается манипулировать Алфеевым, так ещё и заигрывает с залом, публично конкурируя с кандидатом за симпатии актива!

Жарову давно пора было закруглиться, но он всё продолжал красоваться и «перья распускать».

Мне становилось всё скучнее. Задетая демонстративным нежеланием Алфеева здороваться со мной, я с тоской думала о том, почему должна терпеть такого рода тычки, если они выводят меня из внутреннего равновесия?! Мне-то это зачем?!

Вдруг я почувствовала какое-то движение за столом Президиума. Взглянув на Алфеева, увидела, что он, наклонившись через стол, обращается именно ко мне.

– Дайте чистой бумаги, – шёпотом попросил он.

На столе Алфеева действительно не было писчей бумаги, но и у меня под рукой её не оказалось. Заметив моё замешательство, соседка справа тут же вспорхнула со своего стула, и положила стопку чистых листов перед Алфеевым. Не поднимая глаз, он взял поданные листки, кивнул в знак благодарности, и принялся что-то писать на них. Усмехнувшись, я ногой задвинула под стул свою, вынутую было, сумку.

Услужливую женщину звали Светланой. Под её деловым жакетом виднелась фривольная полупрозрачная блузочка с глубоким вырезом. Так одевались партактивистки советского времени, делавшие карьеру благодаря своей «приятности», – совершенно чуждый для меня женский тип. Я познакомилась со Светланой в гостиничном номере, – нас поселили вместе. Она возглавляла самый крупный окружной штаб. Светлана держалась дружелюбно и до начала заседания даже заняла для меня место рядом с собой.

Получить полную версию книги можно по ссылке - Здесь

Избранные - Елена Милер - Избранные Читать онлайн любовный роман

Милер Елена

Аннотация к произведению Избранные - Елена Милер