Разделы библиотеки
Кружевные закаты - Светлана Нина - Читать любовный роман онлайн в женской библиотеке LadyLib.Net
Кружевные закаты - Светлана Нина - Скачать любовный роман в женской библиотеке LadyLib.Net
Нина Светлана
Кружевные закаты
| Предыдущая страница | Следующая страница |
13 Страница
Марианна Веденина не терпела двуличия, но вынуждена была прикрываться именно им, когда при втором свидании, так же случайном, Антонина Крисницкая с воздушной улыбкой обожания окликнула актрису. Кажется, девушка выбирала какие-то ткани, Марианна заскочила за готовым платьем.
– Марианна Анатольевна, – воскликнула докучливая знакомая, – как я рада, что встретила вас!
Марианна, относящаяся к девушке с некоторым предубеждением, хоть и старалась мыслить здраво, неохотно обернулась и без улыбки остановилась.
– Антонина Николаевна, что за приятная неожиданность! – произнесла она и направилась к выходу.
Тоне это показалось неучтивым, но она, нисколько не робея перед представительницами своего пола, пустилась за актрисой. По дороге к Александровскому театру, которую выбрала Марианна, Тоня пыталась занять ее рассказом о своей любви к сиреневому цвету, рассуждениями о пьесе «Горе от ума» и вкрадчивыми расхваливаниями самой Марианны.
– Да-да, вы совершенно правы, Антонина Николаевна, социальной критики Грибоедову не занимать, – сухо пресекла Марианна поток восторга спутницы и демонстративно замолчала.
Иного способа отвадить Антонину, чем откровенное пренебрежение, Веденина не видела. Что, если эта девочка вздумает сделаться ее подругой? Тогда уж лавина лицемерия пересечет все мыслимые границы, а она и так чувствует себя ужасно. Тоня непременно понравилась бы Марианне, если бы не существенная деталь – влюбленность в ее мужа.
– Марианна Анатольевна, – неуверенно попыталась продолжить Тоня тонущий разговор, когда они свернули на Невский проспект, – не будете вы любезны навестить нас? Мы с мужем устраиваем небольшой прием и будем рады…
Марианну передернуло. Как ненавистно врать, будь проклят Крисницкий, если он даже эту чистую душу не бережет! Она хотела спросить, имеет ли отношение к приглашению сам хозяин дома, но рассудила, что едва ли Тоня стала преследовать ее по чужому указу.
– Сожалею, Антонина Николаевна, я работаю над новой ролью, так что совершенно не располагаю свободным временем. Прошу простить меня.
С этими словами она подозвала карету и распрощалась, заботясь лишь о том, чтобы быстрее скрыться. Ей нестерпима была мысль, что может подружиться с Тоней и испытать еще большее унижение. Нет, пусть лучше та считает ее самой заносчивой женщиной Петербурга!
Тоня в растерянности проводила карету взмахом ладони.
Вечером Михаил и Антонина по обыкновению обедали вдвоем. Тоня всегда находила темы для бесед, что нравилось Крисницкому, особенно в контрасте с молчаливой Марианной, существующей как бы вне мира, а не в нем. Он охотно позволял жене рассказывать содержание прочитанных романов, делиться впечатлениями о людях, у которых та бывала теперь. Она стала меньше сторониться его, охотно позволяла брать себя за талию и шептать что-то на ухо. Во время подобных действий Тоня чувствовала прилив тепла к груди и любовалась ненавязчивой мужественностью Михаила, его выправкой и умением со вкусом подбирать себе одежду. Ей нравилось даже то, как вздуваются жилы на его массивной шее, если он был напряжен. Дальше прикосновений Крисницкий не шел, что уже начинало настораживать. Осторожность осторожностью, но они как – никак повенчаны… Возможно, размышляла Тоня, он ждет одобрения, но как выразить его, чтобы не показаться грубой, не знала, а вообще не хотела навязываться. И, тем более, так ли уж непонятно, что он давно не наводит на нее страх?
– Как вам понравился вчерашний вечер у Исуминых? – спросил Крисницкий, вспоминая жесткую рыбу и назойливых меньших дочерей, не дающих прохода никому из гостей и бесцельно потешающихся над собственным братом – молчуном.
Тоня вскинула на него глаза. В вечернем свете они казались трогательными и светло-карими. Право же, то ли так действовал на молодой организм промозглый столичный воздух (даже теперь, золотой осенью, частенько льют дожди, а солнце не показывается неделями), то ли… Да как же возможно, чтобы человеку на пользу пошла сырость? Нет, она определенно стала краше. И как возможно, что сначала она вовсе не показалась ему истинно красивой?
– Мне пришлось по душе у них. Графиня так старалась развеселить меня, а потом даже показала открытки, что ей посылает старший сын.
– А вам не приходило в голову, что она не пыталась занять вас, а пыталась лишь похвалиться заботливым отпрыском?
– Нет… – протянула Тоня в замешательстве.
– И не показались кричащими манеры дочерей?
– Я, право… – Тоня осеклась, как будто обиделась, поняв, к чему клонит Михаил. – Возможно, они несовершенны, но кто смеет похвастаться тем, что нигде не запятнал себя?
Крисницкий остановил на полпути руку с белеющей в ней салфеткой и слабо, с интересом улыбнулся, словно обдумывая ее слова. Возможно ли бы такой близорукой? Или она попросту не желает разбить мир, что создала себе сама, тщательно прикрываясь добротой по отношению к окружающим? А, быть может, ее мало заботят их поступки… Она ведь что-то вроде поэта. Беда с этой Тоней. Интересно, как бы она отнеслась, если бы узнала? Ведь рано или поздно ей все равно донесут. Оправдывала бы его или вышла из этой неестественной любви к окружающим, разозлившись, наконец, по-настоящему? Тогда, возможно, она станет тем, чем он хочет ее видеть – непосредственностью. А эта ангельская кротость… Право же, начинает надоедать.
– Вам не кажется, что общество слишком жестко к девицам? Если вы дружелюбны, вас обязательно обзовут кокеткой, если скромны, будете считаться угрюмой, а в перспективе останетесь старой девой. Ведь хуже клейма в нашем обществе и не придумаешь! – дал ей предмет для размышлений Михаил, одновременно пытаясь хоть чем-то вызвать ее досаду (ведь сам частенько пропадал в беспричинной апатии) и возвращаясь мыслями к тому, что наглеца Ивашова, одного из управляющих, стоит рассчитать. Слишком много стал позволять себе, да недавно обронил – негоже, мол, владельцу большого дела вовсе жениться, не на пользу. Нет, каков финт! Да как он смеет?!
– Я ничего такого не думала… – онемела Тоня и добавила, поразмыслив. – Мне не доводилось испытывать на себе чье-то пренебрежение или злословие.
– Но должна же ты негодовать, что тебе не дают столько прав, сколько дали бы, будь ты мужчиной! – не сдержался Крисницкий.
– Но это естественно! – в свою очередь сорвалась Тоня. Ее начинал настораживать этот допрос. Зачем он так выпытывает ее пристрастия? Не иначе, вспомнил, как снисходил к ней в имении отца и нынче хочет посмеяться. – Все мы в обществе, в жизни и даже в мыслях играем раз и навсегда отведенные роли. И что теперь, раз я не могу пойти на флот, мне рвать на себе волосы и проклинать несправедливость господа?!
Вот это новости, так она вспыльчива! Что ж, вытягивать из нее эмоции не менее интересно, чем демонстрировать. Михаил внутренне потер руки.
– Раз все решено, и бороться не стоит? – ехидно спросил он, возвращаясь к манипуляциям с вилкой. В последнее время он не чувствовал тяги к кушаньям, безразлично отщипывая крошечные кусочки от запеченного мяса.
– Мне кажется, все не так плохо… Вы драматизируете, – рассудила Тоня, успокаиваясь. – Да, мы живем в более тесных рамках, но лишь потому, что больше рискуем. Вам свою жизнь искалечить гораздо сложнее. Поэтому для девиц правила жестче. Это для нашей же безопасности. А все другие, стесняющие, правила пляшут от этого. Хотя, не спорю, порой они доходят до абсурда.
Да, все это правильно, но она ушла ответа! Возможно, ей просто нечего сказать.
– Вы разве не наслышаны о жутких историях с соблазнениями, побегами и испорченной репутацией? – притворно изумился Михаил, подмазывая масла на хлеб. – Вот уж не думал! Мне казалось, молодые девицы жадно ловят такие сочные подробности.
Тоня порозовела. Если ее и волновали подобные эпизоды, это не значит, что об этом прилично говорить открыто.
– У меня не было закадычной подруги. В детстве я очень привязалась к одной девочке, но ее родители стояли ниже нас по классу… И отец воспротивился нашему общению.
– Вот как? – с удивлением спросил Крисницкий, отвлекаясь от газеты, куда поглядывал в промежутках между захватами кусочков спелого хрустящего хлеба. – Не думал, что он вам что-то запрещал.
– Да, – вздохнула Тоня, очевидно, вспоминая не очень приятный эпизод детства. – Конечно, есть еще Палаша, но она крестьянка и считаться не может…
– Так как же Федотов позволил вам водиться с крестьянкой? – удивился Михаил.
– Я так рыдала в тот раз, что теперь он опасается запрещать мне что-то.
– А, понимаю, – улыбнулся Михаил.
При улыбке лицо его всегда становилось открытым, близким, и Тоня в последнее время ловила себя на мысли, что хочет поцеловать его в такие мгновения.
– А вы дружили с кем-нибудь? – спросила Тоня, оторвав взгляд от зубов Мишеля. – Насколько я понимаю, сейчас вы не имеете друзей. А все эти люди, что появляются здесь и так скоро уходят… Зачем они, ведь вам не весело с ними?
– Тоня, – Крисницкий позволял себе звать жену по имени, – не все так просто, как вы воображаете. Я прошел определенный путь, этапы, если хотите, чтобы это не звучало заученно… У меня, конечно, были друзья, но все они рассеялись по пути. А я был слишком честолюбив, чтобы обращать внимание на что-то, кроме благополучия своей цели.
– Цели… стать владельцем обширного состояния? – не вытерпела Тоня, и губы ее произвольно разбежались в недоброй улыбке.
– Да. Не будь у меня состояния, не ели бы вы нынче на серебре.
«Тогда бы я вовсе не вышла за тебя», – подумала Тоня и не смогла решить, досадно бы это было или приятно.
А Крисницкий продолжал:
– И я не жалею ни о потерянных друзьях, оставшихся прозябать в захолустном городишке, ни о неудавшихся влюбленностях… Да и что они в том возрасте? Жениться нужно, только когда твердо стоишь на ногах. Истины более прописной не сыщешь, но ничего умнее человечество не придумало.
– Значит, – напряглась Тоня и с любопытством воззрилась на мужа, такого далекого и странного, – вы любили?
Ей это отчего-то показалось странным. С невесть откуда взявшимся скептицизмом и покорностью судьбе, несмотря на то, что недавно еще ждала неземной любви и откровений Льва, затем послушала семью и примирилась со своей участью она думала о любви, способной родиться в душе человека, сидящего напротив. Теперь, когда волна первого восхищения столицей спала, она начинала скучать по дому и тяготилась одиночеством, отчего постоянно пропадала в магазинах и выискивала новых друзей, избрав целью своих происков Марианну. Она была несобранна, мечтательна, не приспособлена к миру, но абсолютно точно знала, что ей нужно и чувствовала, когда надо хватать. И, схватившись за Михаила, до последнего не веря, что все свершится, она не жалела ни о чем. Но теперь, сотворив свое главное в глазах человечества предназначение, она не понимала, что делать дальше и не верила, что такое положение навсегда. Как и раньше, она ждала милостей от будущего и мирилась с настоящим.
Крисницкий усмехнулся, потом помрачнел.
– Я и сам не знаю…
Наступило молчание, которое Тоня не спешила развеять. Ей внезапно подумалось, что он мог проявлять больше учтивости и заботы о ней не только когда находился в хорошем расположении духа или на выезде. В первые дни после свадьбы Крисницкий казался внимательным, а теперь всегда или занят, или угрюм, хоть и прикрывается острословием.
– Тоня, – внезапно нарушил тишину Крисницкий, – хотели бы вы вернуться домой?
Глаза Тони ожили, улыбнувшись.
– Конечно!
– Так, быть может, вы проведете несколько недель в деревне? Я в ближайшее время буду занят и не смогу сопровождать вас на приемы… Вам это не будет интересно. Не волнуйтесь, я очень скоро вернусь и продолжу ваше образование.
– С удовольствием. И не нужны мне больше ваши приемы! Сначала это забавно, но… Мне не нравятся люди, которых мне представляют. От них веет чем-то… Как от перебродившего винограда, когда делают вино, понимаете?
– Хмелем?
– Да нет же, – Тоня, недовольная, что ее сравнение не поняли, заерзала на стуле. – Они не свежие, не натуральные! Считают себя привилегированными…
– Хорошо, хорошо, – смягчился Крисницкий. – Так утром я велю собрать ваши вещи.
– Я и сама могу велеть… – замялась Тоня. – Я ведь некоторым образом хозяйка здесь…
Она подняла голову, опасаясь, что он сочтет это нахальным.
– Вы, безусловно, правы, Антонина Николаевна. И, прошу вас, не ведите себя здесь, как в гостях, а со мной, как с чужим. Это представление затянулось.
Тоня кивнула, пожав плечами.
На нее невозможно сердиться, она так мила. Но нет, уж если он и подлец, то не настолько, чтобы от одной прыгать к другой. Не чета эта тихоня современным девицам, толкующим о своих правах, сплачивающимся в непонятного назначения общества (видно, чтобы придать себе значительности или потратить на что-то жизнь, замужество ведь они отвергают) и прокатывающимся в колясках без сопровождения. Федотова, приметь он такое, непременно хватил бы удар.
И почему люди, живые мыслящие люди, становятся такими? Неужели сам этот Федотов никогда не любил, не совершал глупости? Почему все эти «добропорядочные» люди как огня сторонятся скандальности, а, проще говоря, свободы? Потому ли, что это подорвет их отточенное существование или просто оттого, что им… завидно, если кто-то пойдет на поводу у чувств? Ведь порок, если о нем не говорят, никуда все равно не исчезнет, а только глубже запрячется в благоуханные ткани, так что его еще сложнее будет искоренить. И что порочного в его отношении к Марианне, если ею он истинно дорожит? Не является ли большим грехом союз без чувств? Эх, ему уже четвертый десяток, а иногда, забыв о привычке не принимать это близко к сердцу, Крисницкий, как юнец, рассуждает о справедливости… Михаил хмыкнул и закрыл лоб ладонью.
С намерением пожелать жене доброй ночи Крисницкий велел убирать со стола, с легкостью поднялся и, подойдя к замеревшей Тоне, коснулся ее руки, посмотрел в знакомые глаза проникновенно – понимающе, почти жалобно, поцеловал запястье и отправился к себе, прошептав напоследок:
– Прощай.
Тоне хотелось в ответ прикоснуться к нему, почувствовать под пальцами его теплые волосы.
Получить полную версию книги можно по ссылке - Здесь
| Предыдущая страница | Следующая страница |
Поиск любовного романа
|
Партнеры