Куплю твою жизнь

Незнакомец, впившись пальцами в предплечье, удерживает меня на ногах. – Отпусти её. Вздрагиваю от до боли знакомого голоса. Пальцы тут же разжимаются, и я падаю на колени, измотанная страхом и ожиданием. Мой палач изучает меня, словно давно не видел. В его глазах нет ничего кроме ненависти. И желания наказать. Внутри всё скручивается в жгут, натягивается и рвётся. – Убирайся. Вон. Сабуров. Опускается рядом, смотрит с издёвкой. – Сколько теперь стоит твоя жизнь и жизнь твоего ублюдка? Содержит нецензурную брань.

1 Страница

Окошко в погребе отсутствовало. Но подозревала, что на дворе уже глубокая ночь. Только сон не шёл. Да и где спать? На полках рядом с уцелевшими банками с огурцами?

Прокручивала в голове возможные сценарии. Куда могла деться сестрёнка? Что за мужчина забрал её у тётки? Как отсюда выбраться? А если приедет полиция и меня заберут?

На какой-то короткий промежуток времени мне показалось, что в моей жизни появился человек, которому можно доверять.

– Доверие, – произнесла вслух это малознакомое слово. На вкус оно обманчиво сладкое.

Зажмурила глаза от досады, от собственной глупости. Ведь я росла, как сорняк на всеми забытом огороде. Не верила никому, кроме себя, после предательства матери. С чего я вдруг решила, что хозяин этого «дворца» проявляет ко мне особое отношение?

Разочарование имеет горький оттенок. С солёным привкусом слёз.

Я даже не услышала шагов. Вздрогнула, когда ключ провернулся в замке.

Дверь отворилась, и я увидела Патимат, пытающуюся отыскать меня глазами в темноте погреба.

– Я тут, – тяжело поднимаюсь. Мышцы затекли от долгого нахождения в одной позе.

Меня не нужно дважды просить. Я следую за женщиной, ведущей вверх по ступеням. На свободу. На свет.

Она оборачивается, проверяя, всё ли со мной в порядке. Удивляясь моему спокойствию. Это явственно читается в её напряжённых глазах.

А из меня будто дух выбили. Эмоций почти нет. Только чёрная ненависть клубится внутри. Обида так сильна, что единственное желание по отношению к Ратмиру – вцепиться в его кадык зубами и вырвать.

Мы наткнулись на охранника. Они обменялись взглядами, и тот кивнул Патимат. Может, преданность и страх перед хозяином дома велики, но ей каким-то образом удалось уговорить его закрыть глаза на происходящее под самым носом. Он и правда на меня не смотрел.

– Времени мало, скоро вернётся сменщик Ахмата, надо торопиться.

Если Патимат так себя ведёт, значит, понимает – помощи от Ратмира уже точно не стоит ждать. Либо от его «помощи» мне станет только хуже.

Она передаёт одежду, в которой я пришла. Спортивные штаны на мне совсем мокрые и отвратительно пахнут уксусом. А ещё я дико хочу в туалет. Никогда не радовалась так тому, что выпила мало воды.

Кое-как приведя себя в порядок, вышла из ванной комнаты. Патимат уже ждала меня с верхней одеждой в руках.

– Спасибо, Патимат, – смотрю ей в глаза. – Я сюда больше не вернусь.

– У тебя ведь что-то серьёзное случилось? – уводит взгляд в сторону. Подслушала. – Я застала ваш разговор с Ратмиром.

– Да. Мою сестру забрали от тётки, и я не знаю, кто это был и почему её забрали. Вообще ничего не знаю. У нас с ней нет родителей. Мама бросила обеих.

Я не откровенничала с ней никогда на эту тему. Жалость – самое последнее, что я хотела обнаружить в глазах собеседника.

На её лице сменяется десяток эмоций, и их череда завершается глубокой печалью.

– Я не понимаю, что произошло, Сера. Ратмир уже приехал домой злым как чёрт. Ещё до разговора с Фатимой он находился в ярости. Не знаю, что случилось с ним. Давно его таким не видела.

Морщусь. Совершенно не хочется ничего знать об этом человеке.

– Пойдём, я выведу тебя через другой выход. Сквозь главные ворота тебя не пустят, – дождавшись, когда я оденусь, произносит женщина.

Я и не подозревала, что особняк можно покинуть как-то ещё. Дверь, которую Патимат отворила передо мной, оказалась частью забора. Потайной и абсолютно неприметной.

– Чем занимается семейка Сабуровых, если они так боятся за свои шкуры?

Как ни странно, на её лице нет ожидаемого смущения. Или неловкости. Чувствую, что она о многом в курсе. Но не предаст Ратмира.

Я клюю её напоследок в щёку. Она знает, что Ратмир даст ей взбучку. Но всё же пошла против него.

– Спасибо за всё. Ты мой светлый лучик в тёмном царстве, – нахожу в себе силы на улыбку, хотя кажется, что мышцы на лице атрофировались.

Уже порываюсь уйти, как она останавливает меня.

– Серафима, я уверена, что всё образуется и Ратмир поймёт, что был не прав. И жизнь вернётся на круги своя.

– Нет, не вернётся. Пока, Патимат. Надеюсь, ещё увидимся.

Времени здесь находиться больше не было. Нужно спешить к тётке. Чёрт знает, что ещё взбредёт в голову Сабурову и его мачехе. Не удивлюсь, если после побега по моему следу натравят полицию. Впрочем, он мог давно её вызвать. А значит, что Ратмир сам хочет стать моим судьёй и палачом. Но на этот раз не предоставлю ему такой возможности.

Дождавшись на остановке автобус, запрыгнула внутрь, радуясь теплу. За ночь в погребе продрогла до костей. Заболеть не боялась, у меня отменный иммунитет. Как у дворовой кошки.

До дома тёти Светы я добралась только спустя несколько часов. На машине было бы гораздо быстрее, но она осталась на территории особняка. Надеюсь, мою старушку не тронут.

Все спали. Я стояла у двери и жала непрерывно на звонок, слыша, как по ту сторону раздаётся противная трель.

Растрёпанная тётка в мятой и растянутой ночной сорочке появилась на пороге. Сонно на меня посмотрела и пропустила внутрь. Без лишних слов.

Должно быть, моё состояние слишком очевидно читалось на лице. Но обычно равнодушная к моей судьбе сестра матери засуетилась на кухне, готовя мне бутерброд и растворимый кофе. Есть не хотелось. Но и силы иссякли после бессонной ночи и переживаний. Кое-как затолкала в рот еду и запила сладкой жижей.

– Он не представился, – начала тётя Света, – выглядел интеллигентно, одет дорого. Наверное, бывший Инки, ей такие нравятся. Чтобы за версту деньгами разило.

Уверена, что и тёте Свете от него перепало налички, но задавать этот вопрос не стала. Зная её, она могла позвонить мне уже после того, как отдала Аню в руки чужому человеку. Вот и строит из себя обеспокоенную невинность. Жаль, проверить этого не могу, а то все патлы повыдирала бы.

– Он хотя бы что-то сказал? – нервно спрашиваю. Хотелось потрясти её за ворот халата, чтобы она напрягла память.

– Ни-че-го, – засовывая в рот конфету, ответила тётка.

– А Аня его узнала? – задаю самый главный вопрос, впиваясь в женщину взглядом.

Она квёлая до сих пор, а во мне адреналин шпарит на полную мощность.

Пожимает неопределённо плечами. Думаю, она не сильно интересовалась девочкой, чтобы уметь читать эмоции на её лице.

«Ну да, а что ей оставалось, когда ты, курица, вручила ребёнка незнакомцу». Злюсь.

Больше выведать мне ничего не удалось. Меня тошнило от этой квартиры. Равнодушия родственницы, которая, казалось, испытывает злорадство. Обиду на мою мать за её красоту так и не подавила в себе.

Хотя жизнь тёти вполне вписывалась в среднестатистические рамки. А моя кукушка-мать до сих пор карнавалила. Неизвестно где.

Села на лавочку возле подъезда тётки. Сняла шапку, перебирая её пальцами. Знала, куда нужно идти. Кому бы ни понадобилась Аня, искать её должны были начать в доме дедушки. Но так не хотелось возвращаться туда, где сейчас жил отчим.

Снова автобус с угрюмыми пассажирами. И я самая угрюмая из них. Прислонилась лбом к покрытому инеем стеклу, чтобы чуточку охладиться.

Жизнь в очередной раз рушилась, как карточный домик, в тот момент, когда уже казалось, что всё наладилось.

Меня подташнивало от мысли, что придётся увидеть пропитую рожу одного из избранников матушки. В памяти всплыли сразу все его домогательства, оскорбления, взгляды, преследующие меня с ранней юности. И в этот миг я снова ощутила себя грязной. Испорченной.

Подумала, что с утра наведываться домой бессмысленно. Пусть сначала очухается после попойки. Сомневаюсь, чтобы за время моего отсутствия, его существование хоть сколько-нибудь изменилось.

Села в кафе неподалёку, обдумывая план. Заявлюсь к нему с ребятами со двора, ничего ведь не расскажет. Но так не хотелось соваться туда в одиночку. Только выбора не имелось. Что ж, если застану в квартире его собутыльников, сразу сбегу.

Знакомый подъезд. Ремонт в хрущёвке сделали недавно. А всё равно запах безнадёжности никуда не испаряется. Кому пришло в голову, что сочетание синего и коричневого удачно? Отвратительный выбор.

Чем выше поднимаюсь по лестнице, тем тяжелее становится. Хочется сбежать. Но усилием воли заставляю себя двигаться вперёд. Ради Анечки. Отчим должен что-то знать. Хоть бы не был в дупель пьяный.

У меня имелись с собой деньги. Надеялась, что он уже потратил на выпивку свою ментовскую пенсию и я смогу его подкупить.

Достала ключи из рюкзака, но, добравшись до лестничной площадки, поняла, что они мне не понадобятся – дверь нараспашку. Огляделась по сторонам с нехорошим предчувствием. Впрочем, куда ещё хуже?

Толкнула дверь и вошла, тут же окунувшись в знакомый зловонный запах. Хотелось задержать дыхание и не дышать, пока не выберусь отсюда.

Из гостиной вывалился отчим. Меня передёрнуло от отвращения. Сжала пальцы в кулаки, не представляя, как выдержу диалог с ним.

– Симочка явилась, – распахивая мне навстречу объятия, заплетающимся языком приветствует. Останавливаю в себе порыв плюнуть в его рожу.

Зайдя, я не закрывала дверь. Подумала, что так безопаснее. Но буквально спустя минуту она отворилась.

– Какие люди, – ядовито приветствует брат отчима. – Молодец, что догадалась составить родне компанию.

Похоже, кто-то решил праздновать Новый год вместе. Сегодня же тридцать первое. Или кого-то выгнали из дома, что больше похоже на правду.

Стою как вкопанная, соображая, что попала в передрягу. Хочется ломануться обратно в подъезд и бежать, пока лёгкие не начнут гореть.

Дядя Коля ходил за новой «дозой». В руках пакет из ближайшего магазина. С бухлом и закусками.

– Вы мне не родня, – огрызаюсь и тут же кусаю себя за язык.

Дядя Коля крупнее отчима, да и уходит в запои не так регулярно. Выглядит румяным добряком. Только от его глаз у меня мороз по коже. Заглянешь в них и понимаешь, что попадаешь в пустоту. По ним очевидно, что ничтожный человечишка, наделённый властью, может возомнить себя Богом. До меня долетали слухи, что, как мент, он превышает полномочия.

Я всегда его откровенно побаивалась и обходила стороной. Больше всего напрягал его интерес ко мне. Слишком явный. Плотоядный.

Хотелось смыть этот липкий взгляд с себя поскорее.

– Дядь Вить, – как можно мягче обращаюсь к отчиму, осторожно поглядывая на его брата, который прошёл в кухню, вытаскивая из пакета продукты, – Аню забрали от тёти. К вам кто-нибудь приходил за ней?

– Ну что ты, Фимка, так с порога начинаешь? Хоть бы уважила нас. Садись за стол, – пока отчим напрягает сгнившие извилины, слово берёт его брат.

Смотрю на него и понимаю – он что-то знает. Зыркает на меня с хитрецой. И не расскажет ведь ничего, пока не сделаю то, о чём просит.

Перебарывая в себе отвращение и брезгливость, прохожу в кухню. Раковина переполнена немытой посудой, полы липкие и грязные. Знаю, что на лице написано омерзение, но контролировать эмоции невероятно трудно. Усаживаюсь на самый край обшарпанного кухонного уголка, не зная, куда деть руки.

Отчим разваливается подле меня. А я замерла не моргая, пробуя не дышать исходящим от него зловонным «ароматом», от которого глаза начинают слезиться. Его брат же отлично видит мою реакцию, но наслаждается моими мучениями.

С того момента, как я съехала в общагу, моя жизнь стала значительно лучше. Но самое странное, сейчас я не понимала, как мне удавалось всё это время выживать рядом с алкоголиком. Всего несколько месяцев другой жизни сделали меня совершенно нетерпимой к его присутствию. К его существованию рядом.

Мне наливают стопку водки. На столе закуски, готовые салаты, вид которых не вызывает доверия. Водку с моей комплекцией после бессонной ночи пить нельзя. Вырубит на раз.

А дядя Коля отлично знает, что выхода у меня нет. Если потребуется, ради Ани я с ними и на брудершафт выпью.

Посматриваю на часы, потом в окно. Зима. Уже снова темнеет.

– Может быть, у вас есть что-то полегче, шампанское, например? – спрашиваю. – Если нет, я могу сбегать. Я водку не пью, дядь Коль.

– Что ты как маленькая? Взрослая ведь девка. Выпей с нами, глядишь, и мы сговорчивее станем.

Ага. Скорее, они ждут, когда я сговорчивей стану. Но я столько не выпью.

Впрочем, отчим, похоже, в таком состоянии, что ему не до меня. В отличие от его брата.

Гляжу на стопку. Не пробовала никогда водку. От одного её запаха воротило. Мерзость. Но вовсе не из-за вкуса пить не хотелось. Я отчаянно боялась потерять контроль в обществе мужчин, которым не доверяю.

Брат отчима не отрывал от меня глаз. Сглотнула слюну, уводя от него взгляд.

Как ребёнок, прячущийся под одеялом от монстра. Не смотрю на него. Не вижу его. Нет его.

Я протянула руку к салату, надеясь на то, что еда в желудке сгладит воздействие крепкого алкоголя на мой разум. Медленно пережевала овощи, сдобренные майонезом. Гадость. После стряпни Патимат есть магазинные салаты совсем не комильфо.

Взяла в руку рюмку, на которой виднелись отпечатки пальцев. И проглотила, зажмурившись.

С одной стороны, она не имела вкуса. С другой, я ощущала её горечь. От резкого глотка на глаза навернулись слёзы, и я сильно закашляла. Брат отчима, забавляясь над моей реакцией, похлопал по спине. Да так, что думала, лёгкие выплюну.

– Ну вот, а ты боялась, – широко улыбается, вручая солёный огурец, – на, закуси.

Я тут же следую его совету, перебивая отвратительное послевкусие.

Его рука ложится на моё плечо, массируя. Я поднимаю к нему полный слёз взгляд загнанного в угол зверька. Ладонь опускается ниже, ощупывая.

– Ты такая красивая девочка. Глаз не оторвать. Мать у тебя тоже красотка, но ты ещё краше, – произносит комплименты, словно я его собутыльница, которую он хочет расположить к себе.

А я смотрю на него, испытывая полное недоумение. На что он рассчитывает?

– Дядь Коль, – горло после кашля дерёт, голос хриплый, тихий, – где Аня?

Немного пришедший в себя от водки отчим поглядывает на нас с интересом. Я ощущаю этот взгляд. Для него всё происходящее как кино, в котором он хочет принять участие. А видя, что рядом брат, знает, что никакое возмездие их не настигнет.

– Да что ты прицепилась к этой девчонке? На хер тебе она сдалась? Даже мать от неё отказалась. А ты как наседка над ней, – морщится дядя Коля.

Забывает, что я такой же брошенный ребёнок. А всё, что у меня осталось, – это Аня.

Скольжу взглядом по кухонному столу. Ножа нет. Предусмотрительная тварь.

Должно быть, он понял, что я ищу. Ухмыляется самодовольно. А я сжимаю вилку пальцами.

Моё терпение держится на ниточке, которая вот-вот оборвётся. По-хорошему с ними не получается никак.

– Она моя единственная родня, – цежу сквозь зубы информацию для тупых, – мне нужно знать, где сестра.

С того момента, как я переступила порог квартиры, ощущение безопасности полностью покинуло. И с каждой минутой становилось всё тревожнее.

– Ну раз она тебе так дорога, нужно заработать информацию о ней, – снова глумливая ухмылка.

Тянет меня за руку в намерении пересадить к себе на колени.

Сопротивляюсь, с ужасом осознавая, насколько наши силы неравны. Он, конечно, не Ратмир, но переломить мой хребет на части ему тоже труда не составит.

Его пальцы, как крапива, жалят мою кожу, пока я вырываюсь из хватки. Сердце бьётся где-то в глотке. Пытаясь от страха сбежать. Почему-то только сейчас становится очевидным, что он не собирался мне ничего рассказывать. Его планы совсем иные.

Но гаже всего оттого, что если я его ударю, то никого не будет волновать, что это была всего лишь необходимая самооборона. Он мент. Для них писаны иные законы.

Я секунду раздумывала, какая жизнь мне кажется краше. Испоганенная его присутствием в моём теле. Осквернённой его прикосновениями. Или за решёткой с кровью мента на руках.

Врезалась вилкой в его предплечье со всей силы. И побежала к входной двери, пока он выл от боли. Отчим наблюдал за нами, но его реакция была настолько запоздалой, что он успел лишь медленно повернуть голову в мою сторону.

Ручка входной двери не поддавалась. Он запер её изнутри. А ключ в замке не оставил. Времени искать ключи нет. Он уже встаёт и направляется ко мне.

Я срываюсь с места и мчусь в свою бывшую спальню, молясь по пути, чтобы щеколда не оказалась сломанной. Когда была тут последний раз предусмотрительно попросила ребят её починить.

Захлопываю дверь и дрожащими руками закрываюсь изнутри.

– Сука! Я доберусь до тебя! Шалава! Шлюха малолетняя! – доносится из коридора голос пьяного мента.

Упираюсь спиной в дверь, надеясь, что так щеколда продержится дольше. Но знаю, что вечность она меня от него не будет спасать.

В заднем кармане нахожу телефон. Зарядка на исходе. Откидываю голову назад, раздумывая, у кого можно попросить помощи. Но лучше сдохну, чем обращусь к Сабурову.

Та́ми. Не знаю почему, но набираю его номер. Я так себе с ним обошлась, но, кажется, после Ратмира он самый отбитый из всех моих знакомых. И вполне способен заявиться в квартиру с пьяным ментом.

Не прошёл и один гудок, как он снимает трубку.

– Та́ми, у меня неприятности, – захлёбываясь слезами, реву в трубку. Сама не поняла, когда начала плакать, но теперь ощущаю, как задыхаюсь.

Заикаясь, называю ему адрес, молясь, чтобы он приехал скорее.

Подозреваю, что времени у меня немного – ровно столько, сколь нужно дяде Коле на перевязку руки. И приём обезболивающего на грудь. Надеюсь, ему очень хреново.

Пока никого нет у двери, поднялась на ноги, оглядываясь.

Комнату почти не посещали. Разве что кровать мятая. Видимо, собутыльники ночевали. Но красть отсюда нечего.

На полках книжки лежат и стоят рамки с нашими с Анечкой фотографиями. И стена с моими медалями и грамотами. Мне некуда было везти их. Как ни странно, их никто не тронул.

Раздаётся резкий толчок в дверь. Первый из многих. Я подбегаю к ней, налегая всем весом, помогая удержать петли на месте. Та́ми я набрала только пару минут назад. Даже на гоночном болиде он не успеет добраться до жопы мира, где я нахожусь.

Я чувствую, как с каждым ударом становится всё страшнее. Дядя Коля не отчим. Я не справлюсь с ним.

Щеколда сдаётся, повиснув на одном несчастном гвозде. Удары закончились. Злой мент врывается в мою комнату и действует так стремительно, что я не успеваю ничего сообразить.

Валит на пыльный ковер лицом. Я пытаюсь подняться, но он сел на мои бёдра. Тянет за джинсы. Но они не поддаются. Скинни так легко не стащить. Нужно расстегнуть пуговицы.

Я не понимаю, как сгруппироваться, чтобы он не добрался до пояса брюк. Необходимо выиграть время. Дождаться подмоги. Только бы Та́ми не обманул. Не подвёл.

Движения заторможенные, словно я попала в канистру с гелем.

Мужчина сжимает мои волосы и переворачивает лицом к себе. Я тут же полосую его ногтями по лицу и шее, за что получаю удар по рту. Нижняя губа лопается, на язык попадает кровь. Нет, он даже не ударить меня хотел, так случайно получилось. Ударил бы – оставил бы без зубов.

Он возбуждён и разъярён. Наваливается на меня, пытаясь справиться с моим замком на брюках. Я ощущаю его рваное дыхание и кислый запах потной кожи. Меня буквально выворачивает наизнанку.

– Я тебя сейчас трахну, сука. И мне за это ни-че-го не будет, – рычит в ухо, пока я пытаюсь отодвинуть его от себя руками, но без толку, – а вот ты можешь и за решётку попасть. Скажу, что напилась и приставала к капитану полиции.

Внутри всё клокочет от ярости. Где-то рядом есть страх. Но он уходит на второй план.

– Я убью тебя, – сиплю, он всей своей тяжестью лежит на моей грудной клетке. Я едва могу сделать вздох. – Найду, где бы ты ни был, и яйца тебе отрежу. Слышишь?

В моих словах столько веры. Знаю, если он осквернит меня, я оставлю эту гниду истекать кровью, а содержимое его мошонки скормлю любимому братцу. И плевать, чем мне придётся за это поплатиться.

До моих ушей доносится, что кто-то барабанит во входную дверь. Да так, что я даже здесь, лёжа на полу, ощущаю, как по ней волна пробегает от удара кулаком. Неужели Та́ми так быстро успел доехать?

Шум не остановил насильника, будто он и не слышал ничего. В ужасе я подумала: а что, если это просто собутыльники рвутся присоединиться к «пиршеству»?

Дяде Коле всё же удалось справиться с застёжкой, и джинсы предательски поползли вниз вместе с бельём. Шок от прикосновения его потной руки к моим половым органам вызвал у меня истерику. Я будто получила контузию, больше ничего не видела и не слышала. Только яростно сопротивлялась. В поле зрение попала его щека. Вцепилась в неё зубами, как бешеная собака.

Он взвыл. Отшатнулся от меня наконец. А я почувствовала во рту вкус его крови. И выплюнула её в его ошалевшую физиономию.

Мент всплеснул рукой. И пока она надвигалась, перед глазами пролетела вся жизнь. Если его кулак попадёт мне в лицо, от меня же ничего не останется.

Фокус смещается. Мир становится чётче. Спустя секунду осознаю, что его кулак завис в воздухе. Он изумлённо оборачивается в намерении увидеть того, кто его остановил. Но уже в следующий миг лоб дяди Коли соприкасается с полом чуть выше моего плеча.

Я слышу, как он выпускает воздух из лёгких. Всё происходит как в замедленной съёмке. Его тяжёлую тушу снимают с меня, и лишь сейчас я вижу того, кто пришёл на помощь.

Лицо Сабурова совсем рядом. Он мазнул по мне взглядом, будто не ради меня сюда заявился. А так, мимо проходил.

В глазах такая тьма, что становится страшно. Там нет эмоций. Там нет жизни. Только жажда крови.

Переворачивает обмякшее тело обезвреженного капитана полиции, сжимает его челюсть и снова ударяет. На этот раз макушкой об пол. Слегка. Помните, как раньше приводили в себя барахлящие телевизоры? Пару раз ударить, и он вновь работает. Так и Ратмир привёл в чувство мужчину.

Я отползла от них подальше, натягивая попутно джинсы. И опасаясь приближаться к нему пока он в таком состоянии. Но оторвать взгляда от разворачивающегося на моих глазах зрелища оказалась не в силах.

Дядя Коля с ужасом взирает на Ратмира. Впрочем, как и я.

Я продолжаю тяжело дышать. От переживаний не хватает воздуха. Кажется, будто задыхаюсь.

Сабуров хочет, чтобы его противник был в сознании. Понимал происходящее. И когда кулак встречается с щекой дяди Коли, раздаётся треск. Челюсти хана. Крик, переходящий в жалобный стон, разносится по комнате.

До меня вдруг доходит, ради чего я сюда притащилась. Мне нужно узнать про Аню. Если Рат его снова ударит, я не уверена, что дядя Коля вообще ещё когда-нибудь сможет говорить. От очередного удара треснуть могут кости черепа. Не ручаюсь, что внутри что-то есть, но вдруг и остатки мозгов вытекут.

Нет, не из добрых побуждений я решила полезть в пекло. Не оттого, что испытывала жалость или сострадание. Упаси боже. Даже близко такие эмоции во мне не зародились.

Наоборот. Внутри растеклось тепло. Согревая меня и успокаивая. Почти как наркотик, оно добралось до головного мозга, побуждая его вырабатывать эндорфины, дофамин и сератонин. Ну и конечно, адреналин никуда не делся.

Вот оно – возмездие. Отмщение. Слаще сахара. Возможно, именно так себя ощущают наркоманы после дозы. Блаженно.

– Ратмир, – слышу свой сиплый голосок, тянусь к нему рукой, останавливая.

Он замирает, переводит на меня бешеный взгляд. Как жаль, что я упустила возможность увидеть его на ринге.

– Мне нужно узнать у него, где сестра. Ты его просто убьёшь.

Какое-то время он обрабатывал эту информацию. Затем опустил кулак, будто перейдя из состояния машины-убийцы в своё обычное. Поправил белую рубашку. Даже странно, что он без галстука. Что он тут вообще забыл?

– Где её сестра? – надавливает на челюсть дяди Коли, причиняя особенно острую боль.

– Не знаю. Клянусь, – отвечает, сильно искажая слова, но я всё же разобрала их.

– Врёшь! – вырывается из меня приглушённый крик, я нависаю над ним, заглядывая в глаза.

Но понимаю – никто не будет врать, когда смерть рядом. А смерть сидит и наблюдает за этим диалогом.

– Нет! Клянусь! – испуганно возражает. – Приходил какой-то мужчина, денег брату предлагал, спрашивал про девчонку, но сам не представился. Ничего не сказал.

Выслушав, я разочарованно отползла к стене, прислонившись к ней спиной и согнув колени. Смотрела в одну точку, понятия не имея, как смогу найти Аню. На руках ни одной зацепки. Идти в полицию? Смешно даже.

На глаза навернулись слёзы от безысходности. Вдруг это какой-то маньяк или педофил? Гнала жуткие предположения, но они назойливо возвращались обратно.

Сабуров оставил дядю Колю, поднялся на ноги и принялся осматривать мою комнату. Попыталась представить, какой он видит её. Его глазами.

Бедность не порок. Но мне становится неловко, стыдно за собственную жизнь. Но разве это моя вина? Будь папа жив, всё сложилось бы совсем иначе.

Подмечает каждую деталь в комнате. Выцветшие, и по углам отодранные обои. Ремонт с доисторических времен. Старая мебель и унылый диван вместо двух кроватей. Нищета.

Он берёт в руки одну из наших с сестрой фотографий. Рассматривает внимательно. Возвращает обратно.

– Она тебе ведь не родная? – раздаётся вопрос.

– У нас мама общая, – отвечаю, а саму накрывает обида. – Но роднее Ани у меня никого нет.

Произношу эти слова, и прорывается плотина рыданий. Навзрыд. От обиды за Аню и за себя.

Осмысление случившегося медленно добирается до сознания. Меня могли изнасиловать. Опять. Потряхивает от этих мыслей. И страха. А ещё непонимания: за что? Почему так со мной?

Осторожно сжимает мой подбородок, рассматривая. С перемазанным чужой кровью лицом выгляжу, должно быть, как Ганнибал Лектер. Не отдавая себе отчёта, провожу языком по ранке на губах, образовавшейся после удара.

Его взгляд тут же перемещается, следя за движением языка.

Что-то есть в нашем с ним поведении общее. Животное. Он смотрит на меня напряжённо, и я ощущаю покалывания тока между нами. На его кулаках кровь моего врага. На моих губах тоже кровь.

– Тебе нужно к врачу, – возвращает с небес на землю.

Морок исчезает. Вспоминаю произошедшее не так давно в подвале. Суток не прошло.

– Руки от меня убери, – цежу сквозь сжатые зубы.

Его губы кривятся в невесёлой улыбке. А мне от неё становится больно. До слёз.

– Вставай, нам нужно убираться отсюда, – приказ привычным тоном.

В комнату входит один из людей Ратмира. Они перебрасываются парой слов на незнакомом языке.

Ратмир кивает в сторону двери, а я стою не двигаясь.

Словно разговор ему наскучил, двигается в коридор. Я обгоняю его, преграждая путь.

– Скажи, что дальше! Дядя Коля в полиции работает и так это не спустит мне с рук! – кричу, а голоса нет. Вместо него с уст срывается противный скрежет.

Сама не понимаю, почему что-то требую от него. Отлично знаю, что он ничего мне не должен. Но в его руках власть над моей судьбой. Вдруг он захочет воспользоваться ею? Мне и за это спасение нужно отрабатывать долг? Похоже, одной жизнью не расплачусь…

Хмурюсь. И всё? Так просто? Сабуров пришёл – и злого дяди больше нет?

Оглядываюсь и вижу ещё одного. Отчим лежит в коридоре без сознания. Либо перепил, либо Ратмир ему помог, сразу после того, как ему открыли дверь.

– А чего ты ему желаешь? – вопрос демона-искусителя.

Кусаю губы и стону от боли, позабыв про лопнувшую губу. Прикрываю рот рукой, из раны заструилась кровь.

Но мне так страшно было произнести вслух правдивый ответ.

Вновь что-то коротко и тихо говорит своему человеку. А затем как ни в чём не бывало смотрит на меня. А я ведь не знаю, что он ему приказал. Только догадываюсь.

– Ничего не желаю. Пусть гниёт здесь, – запоздало отвечаю, надеясь, что именно этот ответ он примет. А не тот, что увидел в отражении моих зрачков.

Но Сабурова заинтересовали мои эмоции. Их происхождение.

Я опускаю веки. Не хочу, чтобы он нашёл ответ на свой вопрос.

Сделал. Испортил мне существование постоянными домогательствами, зародил внутри ощущение испорченности.

Только честно ответить стыдно. Мерзко даже говорить вслух о том, что отчим видел во мне женщину с раннего возраста. Будто я в этом виновата. А не его больной мозг.

Сабуров молчит. К моему удивлению – не пытает.

Поднимаю ресницы и сталкиваюсь с новой его эмоцией. Странной.

– Это мой отчим, – признаюсь сдавленно. Хотелось бы соврать, что меня сюда вообще случайно занесло. И я не имею к этой грязной жизни никакого отношения. Но кто ж поверит, если прописка в паспорте говорит об обратном. – Он нехороший человек.

– Пойдём, Серафима. Скоро сюда приедет полиция.

На этот раз я послушно следую за ним вниз по знакомым лестничным пролётам. Он не дал мне умыться или привести себя в порядок. Даже в зеркало взглянуть. Но подозреваю, что не стоит оставлять в этой квартире следы собственной крови.

Сабуров неожиданно останавливается. Пока шла, погрузившись в свои мысли, даже глаз от ботинок не поднимала. А сейчас едва не врезалась в его спину.

Не понимая, что случилось, озираюсь по сторонам. Двор у моего дома сейчас больше напоминает место сходки криминальных авторитетов. Хотя авторитет, похоже, только один – Сабуров. Это его автомобиль сопровождают два внедорожника. И рядом скромно припаркован седан Та́ми. Видимо, тот большой черный «Мерседес» принадлежал старшему брату.

Я запоздало вспомнила о том, что он должен был появиться.

Он застыл неподалёку от своего автомобиля. Смотрел на Ратмира, как заяц, которого загнали волки. Испуганно и напряжённо.

Затем перевёл взгляд в мою сторону, оценивая причинённый мне ущерб. Представляю, что он решил. Должно быть, что моя разукрашенная физиономия дело рук Сабурова.

Но ещё более ярко я вижу ход мыслей Ратмира. Я сбежала от него к Та́ми. Так он будет думать?

Ну и хрен с ним! Пусть считает, как хочет. Хуже воровки мне уже не стать. То, что он считает меня шлюшкой, в общем-то, не ново.

– Я звонила Тамерлану, просила у него помощи, – всё же зачем-то оправдываюсь в спину Ратмира. Напряжённую.

Он медленно оборачивается ко мне, смеряя взглядом.

Клянусь, мне спокойнее видеть в нём ярость. Так хотя бы понятно, что он живое существо. А сейчас… сейчас я понимаю, насколько он опасный человек. Щёлкнет пальцами – и меня в асфальт закатают.

И всё же… прикусываю язык, но с него срываются слова, которые я едва могу контролировать:

Кажется, он сейчас взорвётся. От моей самоубийственной наглости. Под давлением его взгляда пячусь. И он делает шаг вперёд, пока не нависает надо мной.

– Езжай, – тем же тоном, каким отдавал приказы своим людям, обращается ко мне, – если жаждешь его смерти.

Мои глаза округляются. Он не может ему причинить вред. Та́ми – брат его друга.

Мне не понять, что Сабурову нужно от меня. Почему он обращается со мной хуже, чем с животным. Но и с цепи не отпускает. Кормит, поит. Чтобы иметь возможность персонально меня истязать?

– Я ненавижу тебя, – выплёвываю слова сквозь зубы, находя отклик им внутри себя.

Я устала от всего того дерьма, творящегося в моей жизни. Не хочу больше иметь ничего общего с ним.

Только одна проблема – мой долг перед ним не погашен.

Да ещё и шкуру мою спас. Снова. Тьфу. Этот долг деньгами не вернуть.

От него не сбежать и не спрятаться. Можно даже не пытаться. Это и пугает больше всего.

– Меня не волнует, что испытывают принадлежащие мне вещи. А ты моя. Вещь.

То, как он произносит слова, выдаёт наличие в нём хоть каких-то эмоций. Жизни.

Злость и раздражение на маленькую непокорную девчонку.

Прищуриваюсь. Вот они, вижу их. Чувства. Да, не любовь это, конечно. Не моя безумная влюблённость, которую я ещё не успела в себе умертвить. Но лучше, чем обычный холод каменной статуи.

– Не можешь со мной справиться. Да, Сабуров? Поэтому так бесишься? – тявкаю на него, как чихуахуа на добермана, клацая зубами.

Наблюдаю, как из его ноздрей выходит пар. От мороза. Но ощущение, будто быка разъярила красной тряпкой.

Подходит снова ближе, едва не наступая на носки моих ботинок. Шаг за шагом, пока я не упираюсь спиной в стену подъезда.

– Меня бесит, что ты, маленькая неблагодарная идиотка, появилась в моей жизни. Бесят твои попытки сбежать, улизнуть, продаться другому, – рычит, как разъярённый лев, наклоняясь ниже. Наши носы соприкасаются, но в порыве гнева он не обращает на это внимания.

Из-за его близости значение сказанных слов медленно доходит до сознания. Он так близко, что я почти ощущаю его тёплое дыхание на своей щеке.

Мне хочется вывести его из привычного равновесия. Заставить пойти против собственных убеждений и устоев. А как ещё я, нищая, лишённая силы и влияния девчонка могу ему отомстить?

И совершаю самый дикий, необдуманный поступок в своей жизни. А их за плечами навалом. Решаю, что способна растопить ледяное сердце чудовища.

Он высокий, и я поднимаюсь на цыпочки. Нас разделяет какой-то сантиметр, который я решила преодолеть. Ведь сам он не опустится до поцелуя с девчонкой, просившейся ему на содержание. В обмен на своё тело.

Тыкаюсь в его губы. Они тёплые. Своими окровавленными, перепачканными моей и чужой кровью. Я забыла об этом. Не подумала, что он может отвергнуть меня, испытав отвращение. Это же мерзко – целовать кого-то в крови?

Но не могу остановиться. Рукой провожу по задней поверхности его шеи, притягивая чуть ближе. Потому что это не похоже на поцелуй. На дыхание одним воздухом похоже.

Он не двигается, ошарашенный моим поведением.

Медленно обвожу язычком его нижнюю губу. Мне так сладко, что едва не пищу от восторга. Другой рукой касаюсь небритой щеки.

Во мне всё разрывается от радости. Лопается внутри, как воздушные шарики в газировке. Я столько мечтала об этом моменте, что забываю обо всём на свете.

От разочарования хочется заплакать и убежать. Попытка оказалась пыткой и пора опуститься на пятки. Разорвать контакт.

Но моя рука, что мгновение назад касалась его щеки, оказывается сжатой стальными пальцами, стоило мне попробовать её убрать. Он удерживает меня в странном положении. Полуповисшей в воздухе.

– Куда? – хриплый, сдавленный голос, раздражает мой слух, пробуждая желание ластиться об его брюки, как уличная кошка.

А через секунду притягивает к себе, обжигая мои губы поцелуем. Так сильно прижимает к своему телу, что сквозь распахнутую куртку я чувствую пуговички на его жилете.

Мышцы ослабевают. Кажется, что вот-вот упаду. И цепляюсь обеими руками за его шею, повисая на ней.

Во рту вкус крови и его языка, скользящего по моему.

Теперь он контролирует поцелуй. Руководит им. Грубо, стремительно, показывая свою власть надо мной. Превращая меня в абсолютное ничто. Без него.

Желание плавится между ног, и я сама становлюсь податливой, как растопленный мёд. Мягкой. Дающей всё то, что он забирает. А он забирает всё без остатка. Ничего не оставляя.

Его рука, поглаживая поясницу под курткой, добралась до оголившегося кусочка кожи на спине. Пальцы прошлись по позвонкам вверх, задирая кофточку выше. Почти невинные прикосновения заставили меня застонать, выгибая спину, сильнее вдавливаясь в его торс. Словно электрический ток оголённого провода вошёл в тело, пуская разряды по венам. Желание сносило крышу.

Конечно, я и раньше целовалась. Где-то в прошлой жизни. Но Сабуров стёр воспоминания о парнях, пытавшихся возбудить меня своими влажными губами. Оставив только себя.

И сейчас я горю. Как самое яркое пламя, зажжённое им.

Мы отстраняемся, дико глядя друг на друга. Дышим тяжело.

Его рот перепачкан моей кровью, мои губы саднят. Но удовольствие заглушило боль. Наоборот. Я в эйфории.

Стоим посреди двора. На потеху бабкам, для которых я тоже проститутка.

Он потерял контроль. Вот что произошло. Выражение его лица оторопелое. Всё же он не совладал с собой. Хотя мог бы привычно равнодушно оттолкнуть. Сделать вид, что наши отношения ограничены рамками договорённости. Согласно которой я отрабатываю долг. А он учит меня жизни.

Пытаюсь убедить себя, что этот поцелуй ничего не значил. Вру. Ничего более потрясающего я ещё не испытывала. Но это только ради маленькой мести. Вредительство. Мелкое пакостничество. Показать ему, что он не так силён, как ему кажется. Что и в его броне есть бреши. А я знаю куда стрелять.

Я не забуду испытанное унижение. Хочу, чтобы теперь он оказался на моём месте и сгорал от желания.

Но вернуться в привычный образ у него заняло времени гораздо меньше, чем мне понадобилось для нормализации пульса.

Сабуров отодвигает меня от себя. Касается своего рта и видит на пальцах отпечаток крови. Хмурится. Затем оборачивается к охране. Не говорит даже. Кивает. И они тут же подбегают к нам.

Наверняка они видели всю сцену. Не могли не видеть.

– В машину её. И друга её запакуйте, – даёт указание человеку, что держит меня.

Я моргаю, как глупая курица, не в силах поверить, что после испытанного он вновь ведёт себя так. Бесчувственно.

Пока меня тащат одни, я вижу, как другие хватают Та́ми под руки. Он даже не сопротивляется. Понимает, что бесполезно. Вывожу губами: «Прости».

Знала бы, что так всё завершится, не позвонила бы ему. Надо теперь как-то вытащить его из передряги, в которую он попал по моей вине.

Меня бросают на заднее сиденье автомобиля Сабурова. Не ценный груз. Мешок с картошкой.

Адреналин начинает отступать. К эмоциям добавляется смятение и опустошение. А ещё стыд. Неловкость.

Да, он ответил в итоге на поцелуй. Но так… будто нехотя. Заставляя ощутить себя девчонкой, которая вешается на его шею. А мне и без того досталось унижений.

Я-то рассчитывала на иной результат. Что он потеряет голову. Как же. Похоже, она крепко привинчена.

Прилипаю к заднему стеклу автомобиля. Ратмир стоит около той машины, в которую затолкали Та́ми. Что-то объясняет своему верзиле. С тревогой за всем наблюдаю. Куда теперь нас? На заброшенный склад избивать и пытать? По крайней мере, люди Сабурова выглядят так, словно ежедневно накрывают головы врагов хозяина чёрными мешками, а потом по частям перекладывают в другие мешки. Криминал для них обыденность.

Только сам Ратмир на их фоне похож на бизнесмена, которого оторвали от дел. В этом привычном костюме с иголочки, в белой рубашке, заляпанной брызгами крови. Будто так и надо.

Он оборачивается к своему автомобилю и ловит мой взгляд. От которого я вздрагиваю и отворачиваюсь, смирно усаживаясь на сиденье. В его глазах обещание расправы.

Через минуту дверь распахивается, и занимает водительское сидение. Смотрю на него в ожидании. Молчит. Только бросил мимолётный взгляд в зеркало заднего вида. Заводит машину и трогается с места. Следом двигаются его подручные. И тишина.

Перелезаю на переднее сиденье. Хочу видеть его лицо.

– Мне некому было позвонить, – мягко стелю, смотря на него со всей кротостью, на которую способна. Ради Та́ми. – Твоего номера у меня нет. Что мне оставалось, по-твоему?

Умалчиваю, что, даже будь у меня десять его номеров, в жизни бы ему не позвонила.

И как общаться с тем, у кого эмоциональный диапазон как у зубочистки?

Хотя он целуется как бог. У меня трусики до сих пор влажные. Ёрзаю на сиденье. Заталкиваю обратно воспоминания о поцелуе.

Отвернулась от него, уставившись на пролетающий за окном городской пейзаж. Сжалась на кресле, размышляя, как теперь найти Аню. От этих дум стало страшно и грустно. Хоть бы ей ничего не угрожало.

Подумала о том, что мы должны были провести этот день вместе. Слеза скатилась по щеке, и я украдкой её вытерла. Всё равно Сабурову плевать на мои чувства. Меня даже не сильно волновало, какую кару за побег он придумает. Потому что, казалось, самое страшное уже произошло. И я не о кошмаре, случившемся в квартире дедушки. А о пропаже сестры.

Как бывает после бурных эмоций, сейчас я скатилась на самое дно. Весь мир представлялся мрачным, враждебным и жутким. А олицетворение всего этого сидело за рулём.

Центр города. Москва яркая, украшенная к праздникам. Сообразила, что вновь окажусь там, куда он всегда привозил меня. Побитой.

Сабуров припарковал автомобиль на подземной стоянке. Обошёл машину, вытащил меня из неё. В груди выросла огромная дыра. Пустота. Только ветер гуляет и гоняет сухие ветки.

Путь мне был знаком, но он, будто опасаясь, что я дёрнусь и сбегу, вёл, положив руку на поясницу.

Не знаю, почувствовал ли он моё эмоциональное состояние, либо что-то иное послужило причиной его поведения. Но… он был на удивление мягок. Хоть и молчалив. Видимо, решил отложить казнь.

Квартира казалась пустой. Тихой и тёмной. Интересно, он оставит меня здесь и уедет праздновать? Грустно будет провести этот день в одиночестве. Губы сами собой обиженно надулись.

Вновь слёзы накатывались на глаза. Устало прислонилась плечом к дверному проёму, наблюдая, как он раздевается.

Пальто вешает в шкаф, под ним костюм-тройка. Что ж ты, сука, такой красивый?

Сабуров поймал мой взгляд. Подошёл ближе, помогая снять куртку. Хотя я даже не прикладывала к этому усилий. Ни сил, ни желания не нашлось. Полная апатия.

– Снимай ботинки, – тихо произносит. Какая-то новая интонация. Он просит? Только поэтому, надавливая носком на пятки, и вылезаю из них.

– До того, как меня бросили в погреб, – едкий ответ.

Рана на губе засохла. Говорить стало больно. Даже не понимаю, как могла с ним целоваться. Ужасно ныло.

Голода не чувствовала. Желудок забыл, что такое еда.

Ратмир привёл меня в ванную комнату и усадил на бортик. Не понимала, чего он хочет. Наблюдала за его движениями словно со стороны.

Сначала он снял жилет, оставшись в рубашке и брюках. Уже чуть больше похож на человека, а не на карательную машину.

– С кем собиралась провести этот день? – смотрит, будто прожигает насквозь.

Чувствую исходящее от него напряжение. Только не понимаю, чем оно вызвано.

– С сестрой, – отвечаю глухо. Глаза на мокром месте. По щеке скатывается слеза. И меня пробивает током, когда Сабуров смахивает её большим пальцем.

Пялюсь на него, не в состоянии переварить этот порыв нежности с его стороны. Частичка моего обиженного сердца предательски подтаивает. Хочется остановить этот процесс, потому что я всё ещё злюсь. Но не в силах с собой совладать. Мои защитные барьеры падают от его близости. Тем более сейчас, когда он вдруг проявляет человечность. Впервые за время нашего общения.

Нет. Конечно, и раньше он спасал мою шкурку. Помогал выкарабкаться из передряг. Но никогда не выражал участия. Держал дистанцию. Будто брезговал находиться от меня ближе, чем на расстоянии вытянутой руки.

Включает кран, смачивает край полотенца и прикладывает к моим губам. Поднимаю к нему ресницы и смотрю снизу вверх, пытаясь разгадать его замысел. А он отвечает мне взглядом, в котором сейчас нет ненависти. Злости и ярости, наблюдаемых мной всего пару часов назад.

Я ведь могла бы сама о себе позаботиться. Обработать побитые губы. Наверное. Сил совсем мало. Но мне нравились его прикосновения. Его внимание. Боялась даже пошевелиться, чтобы не спугнуть этот момент. Вдруг он вспомнит, что испытывает ко мне отвращение.

Оставляет в моей руке полотенце и тянется к крану ванной. А затем закрывает слив. Ванная наполняется тёплой водой. Моргаю, наблюдая за всем. Он выпрямляется и берётся за край моей кофточки. Почти успевает её задрать до самого белья, но я останавливаю его. Сжимаю ткань и тяну обратно.

– Помогаю снять твоё тряпьё, – приподнимает бровь в удивлении. С таким видом, будто его поведение нормальное.

– Ну извините, что не в «Гуччи». Я и сама могу раздеться. Спасибо, – злюсь на эту бесцеремонность. Совершенно не соображая, в чём причина такой резкой перемены настроения.

– Разве? – осматривает меня с головы до ног. – Выглядишь так, будто сейчас в обморок грохнешься.

– Не грохнусь, – снова пытаюсь убрать его загребущие руки от себя. Наглая морда. Бортик ванны скользкий, и несмотря на свою браваду, я теряю равновесие и едва не валюсь спиной в воду. Сабуров ловит меня, так что его руки оказываются на обнажённом кусочке талии под одеждой. Прикосновение его ладоней обжигает, заставляя задыхаться.

А он смотрит на меня из-под опущенных ресниц. Тёмных. Боже, даже не замечала, что они у него такие пушистые.

Внутри всё переворачивается от тона его голоса и того, как голодно он смотрит. Я так привыкла к тому, что он считает меня пустым местом. Совершенно теряюсь от нового поведения.

– Иди ты, – ершусь. Хмурюсь. Он играет в новую игру, правила которой я пока не знаю?

Никак инопланетяне забрали Сабурова, а это его недостоверная копия?

Нюхаю свою кофточку. Запах, конечно, так себе. После загаженной отчимом квартиры хотелось сжечь всю одежду, в которой там находилась. Казалось, этот запах впитался даже в мою кожу. До самых костей.

Заглядываю в зеркало. Благо их тут полно. Похожа на ведьму. Волосы растрепаны, губы раздуты. Глаза красные, взбудораженные.

Стянула с себя все вещи, оставив валяться на полу ванной. Только трусики постирала и повесила на батарею. Надеюсь, Ратмир не грохнется в обморок, обнаружив что-то не похожее на «Ла Перла» в своей ванной. А мне какое-то время придётся походить голопопой. Пока не высохнут.

Среди дорогих баночек нашла пену, щедро вылила её под кран. Вода начала пузыриться и источать приятный аромат. Осталось только не спутать маску для волос со средством для депиляции.

Погрузилась в пену с головой так, что даже уши залило водой. И смотрела в потолок. Ванна огромная, вода тёплая. Волосы, как у русалки, всплыли на поверхность. Прикрыла веки. Всего на одну минутку.

А уже через мгновение меня достают за шею. Испуганно хватаюсь за руку, что вытянула наверх. Я действительно отключилась.

Кашляю, вода попала в нос. Фыркаю, моргаю испуганно. Как такое случилось, ума не приложу.

Выражение лица злое. Мне даже спокойнее стало. Привычнее.

Прикрываю грудь руками и встаю на ноги, как новорождённый оленёнок. Коленки дрожат. Мужчина закутывает меня в огромное полотенце и вынимает. Легко, будто вешу полтора килограмма. От брызг воды его одежда промокает. Наблюдаю за ним из-под слипшихся от влаги ресниц.

– Поспала? – голос грубый. Резкий. Раздражённый.

Он что так разозлился оттого, что я отрубилась?

На полке в ванной оставил какую-то одежду. Женскую. Пижама из шёлка. Тёмно-синего цвета. Он мне снова шмотки своих подстилок предлагает надеть? Сжимаю челюсть до скрежета.

Выбора немного. Либо послушаться его, либо выходить в мокром полотенце. Может, было бы сил больше, из чистого упрямства, назло ему, я бы так и поступила. Но в довершение ко всему ещё и простудиться не хотелось.

Подсушила волосы и нехотя взяла в руки пижаму. Всё пришлось впору. Силюсь припомнить габариты блондинки. Она килограмм на пятнадцать больше меня. Не думаю, чтобы её зад влез бы в эти пижамные брюки. Если только он её не раскормил, а здесь осталась её старая одежда.

Впрочем кто знает этого Сабурова. Может, у него для каждой любовницы в доме приготовлен свой размерный ряд. Хотя он куда больше производит впечатление мужчины, избавляющегося от любовницы сразу после полового акта. Вместе с использованным презервативом.

Ожидала, что приедет молодой товарищ Ратмира. Интеллигентный кавказец в очках. Но в гостиной меня встретил другой доктор. Русский. Трезвый. Взрослый. В костюме. Его словно вырвали с вечеринки. Скорее всего, так и было. Но недовольство на лице не читалось. Полагаю, заплатят ему достаточно, чтобы скрасить отсутствие на празднике.

– Здравствуйте, Серафима, – пожимает мне руку, улыбаясь. С почтением.

Хмурюсь, киваю. Ничего не говорю – губа болит.

– Я хирург. Сейчас осмотрю вашу рану и сообщу, нужно ли зашивать.

Морщусь от последней фразы. Но доктор тут же успокаивает, что больно не будет. Всё необходимое, включая лидокаин, у него с собой.

Сабуров стоит рядом со скрещенными на груди руками. Наблюдает. Доктор время от времени на него поглядывает. Словно боится, что одно его неверное движение, и голова с плеч.

– Зашивать необходимости нет. Рана неглубокая. Но первые дни обязательно обрабатывайте и смазывайте кремом. Я его оставлю. Также вам следует соблюдать речевой покой.

Слышу, как хмыкает Ратмир. Речевой покой. Ну как же. Можно подумать, боль меня когда-то останавливала.

Доктор завершил осмотр, и Сабуров проводил его к выходу.

Через пару минут пришёл за мной, застав изучающей вид из окна. На улице красиво. Горят гирлянды на большой ёлке во дворе. Взрываются петарды. Накатило ощущение праздника. Мимолётное.

У кого-то праздничный стол с оливье и мандаринами. И полноценная семья. А у меня разбитая губа и пропавшая сестра.

– Пошли, тебе нужно поесть, – вырывает из грустных мыслей голос Ратмира.

– А когда ты уходишь? – хочу прояснить для себя ситуацию.

– Не знаю, – пожимаю плечами, – праздновать Новый год.

Смотрит на меня долго. Размышляя над ответом. Или над своими планами на вечер.

– А как же твоя семья или друзья? – не унимаюсь.

Неужели он хотел встречать Новый год в одиночестве?

Мычу что-то нечленораздельное в ответ. Речевой покой был неплохим советом. Жаль, трудновыполнимым.

Он выходит из комнаты, пресекая дальнейшие расспросы. Как же.

Нагоняю его. Но, когда переступаю порог кухни, едва не падаю в обморок от запахов. Рот тут же наполняется слюной. Патимат отлично готовит, но похоже, что помощница по дому Ратмира просто богиня.

Нур ещё расставляла приборы на столе. На две персоны. Она взглянула на меня и улыбнулась как давней знакомой. Я почему-то покраснела. Поприветствовала её тихо и заняла место за столом.

Даже вытащили столовый сервиз. Красивый, красно-белый. Праздничный. В моё последнее пребывание здесь посуда была дорогой, но такой же спартанской, как и все предметы в этой квартире. Осторожно провела указательным пальцем по графичному рисунку. Захотелось потрогать.

Помощница по дому, завершив приготовления, уже собиралась покинуть кухню, как меня осенило, что мы можем вот-вот оказаться одни в этой огромной квартире. Вдвоем. Я и он. И больше никого.

– Присоединяйтесь к нам, Нур! – останавливаю её, взяв высокую ноту.

Сабуров приподнимает бровь в молчаливом вопросе. А мне до жути неловко оставаться с ним наедине. Хуже всего, что, кажется, он догадался обо всём.

Одно дело, когда он постоянно отталкивал меня. Понимала, что нас разделял мой статус девицы, пришедшей к нему с протянутой рукой.

Но сейчас что-то изменилось. То, как он смотрел на меня. Говорил со мной. Даже язык тела стал другим.

– Нет-нет! Мне нужно уходить. К друзьям, – испуганно смотрит на меня несчастная.

Перевожу взгляд с неё на Ратмира. Что я сказала не так?

Опасалась обнаружить в меню только фуа-гра, улиток и морских ежей. Но, к моему удивлению, еда оказалась простой и очень аппетитной. Даже оливье с мандаринами присутствовали, что согрело моё сердечко.

– Это мы вдвоём будем встречать Новый год? – доходит до меня, что мы не в простой день остались вдвоем, пока Сабуров накладывает на мою тарелку еду с горкой.

– Оставить тебя одну? – равнодушный вопрос.

– Мне будет грустно, – отвечаю, склонив голову.

Если бы я могла выкинуть из неё воспоминания о погребе, стало бы гораздо проще с ним общаться.

Изучаю его. Он переоделся. На нём синяя рубашка, отлично гармонирующая с моей пижамой. Галстука нет, пара верхних пуговиц расстёгнута, открывая загорелую шею. На щеках щетина. Тестостероновая бомба. Только закатанные по локоть рукава выдавали некую расслабленность образа.

– Без меня? – уголок губ чуть приподнят вверх.

Готова поклясться, что он подтрунивает надо мной. Новая опция в нашем общении.

– Знаешь, что с кем встретишь Новый год, с тем его и проведешь? – жуя салат, перевожу тему.

– Ты мне всю жизнь будешь возвращать долг, поэтому вряд ли я от тебя смогу избавиться в ближайший год, – замечает в привычной манере. Холодной и скупой на эмоции.

– А как же шампанское? – жутко хочется снять напряжение. Его скопилось во мне такое количество, что я вибрировала, как крылышки у феи Динь-Динь.

Но всё же поднимается и достаёт из холодильника охлаждённое шампанское. Мелкой вязью на этикетке выведено название. Что-то на баснословно богатом.

– Не «Советское шампанское», но тоже сойдёт, – пожимаю плечами.

Слежу за его движениями. За тем, как слаженно работают мышцы рук. Чётко выраженные, перекатывающиеся под кожей. Хочется коснуться их, почувствовать собственными ладонями.

Сабуров ловит мой восхищённый взгляд, и я тут же опускаю ресницы. Щёки предательски горят. Я же не нежный цветочек, что со мной происходит? Долго я ещё буду вести себя как ванильное создание в его присутствии?

Он разливает в высокие бокалы алкоголь. Пузырьки резво стремятся наверх.

Сабуров не планировал со мной чокаться. Но я потянулась через весь стол и ударилась своим бокалом об его.

Осторожно прикладываю бокал к губам. Шампанское приятное, лёгкое. Спустя пару глотков я становлюсь веселее.

Могла бы я представить ещё пару дней назад, что мы вместе встретим Новый год? Ни в жизнь.

Сабуров почти уничтожил свой стейк. С кровью. Пока я осторожно жевала.

Предполагала, что он просто догадался. Возможно, сначала искал где-то ещё. Например, в общаге или в спортивной школе. А потом поехал по адресу моей прописки.

Ответ, пресекающий любые дальнейшие вопросы. Хмурюсь.

– Тебе вообще знакомо чувство самосохранения? – его черёд злиться.

Заводится с полуоборота. Зря я подняла эту тему. Решила отложить вражду на этот вечер. Обида никуда не делась. Просто я чертовски устала.

– Ради сестры я готова на всё, – обыденно отвечаю, елозя вилкой по тарелке, – не только заявиться одна в квартиру к пьяному отчиму. Но и в ночной клуб, чтобы продать своё тело первому встречному.

Отчего-то кажется, что у него со сводным братом иные отношения. Он не пойдёт за ним в огонь и в воду.

После ответа наступает гробовая тишина. Отрываюсь от тарелки.

Он смотрит на меня тяжёлым взглядом. Что там в его голове? О чём он думает?

Делаю ещё глоток. Горло сводит. Больная тема. Но мне почему-то приятно, что его интересует моя жизнь. И это почти не похоже на допрос.

– Мой папа умер, мать сбежала. Где отец Ани, я не знаю, без понятия даже, кто он. Её мамаша оставила на пороге и смылась в счастливое будущее без нас, – рассказываю, не поднимая глаз.

Отчего-то стыдно. Вместе с тем я не хотела, чтобы он испытывал ко мне жалость. Но совсем не отказалась бы получить от него чуточку тепла и сочувствия. Проявила слабость.

Взмахиваю на него ресницами. Хлопаю ими, не веря своим ушам.

Сердце ухает в груди, проваливаясь прямо в трусики.

Мы переместились в комнату с огромным телевизором. Я залезла с ногами на мягкий диван, поджимая пальчики и наблюдая за его действиями.

Неужели он всё же человек? Живой. Из плоти и крови. С чувствами и эмоциями, спрятанными глубже, чем бункер нашего президента.

У Сабурова ведь был выбор, с кем провести эту ночь. Действительно ли он хотел остаться в одиночестве и я нарушила его планы? Или он изменил их из-за меня?

– Ты хочешь меня опоить и соблазнить? – забываю, что губами лучше не двигать, и после попытки улыбнуться корчусь от боли.

– Вопрос ещё, кто тут кого соблазняет, – указывает взглядом на мою шёлковую рубашку.

Я специально застегнулась на все пуговицы, а потому в недоумении опускаю глаза на то место, куда он показывает. Соски такие острые, что хоть стекло режь. Мгновенно краснею до кончиков волос.

Садится рядом. Начинаются титры, а ощущаю только тепло, исходящее от его большого тела. Меня тянет к нему как магнитом. Неваляшкой качнулась в его сторону, согреваясь об его плечо. Он не двинулся с места, не отстранился.

Потягивала шампанское, закидывая в рот дольки мандаринов. Сам он не пил. Слушал молча мои комментарии по ходу фильма. В какой момент отключилась, не помню. На мгновение лишь вырвалась из дремоты, когда он взял меня на руки. В голове пронеслась мысль: «Интересно, где я буду спать? Снова на диване?»

Кажется, перепила. Проснулась утром от сухости во рту и позывов в туалет. А ещё жары. Первые мгновения после пробуждения не могла сообразить, где нахожусь. Разлепила с трудом веки. Шторы такие плотные, что почти не пропускают свет луны в комнату.

Источник жара подмял меня под себя. Используя вместо подушки. Выбор странный, учитывая мою худощавость.

Когда поняла это, сердце глухо забилось. Его голова покоилась на моей спине, а моя щека впечаталась в изгиб его локтя.

Ума не приложу, как во сне мы заняли такое положение.

У нас же ничего не было? Не мог же мой первый секс стереться из памяти. Напрочь.

Пробую выползти. Но моё сопротивление приводит лишь к тому, что он сильнее сжимает меня. Чёрт.

Интересно, долго ли мы так пролежали? Кровь возвращалась в мышцы после моих попыток вырваться. Тело покалывало иголками. Видимо, времени прошло прилично.

Предпринимаю ещё одну попытку вылезти из-под него. Но Ратмир тоже меняет позу, едва не полностью накрывая меня собой. Сколько в нём? Наверное, килограмм сто чистой мышечной массы. Сейчас задохнусь.

Что-то большое и горячее упирается мне в попу. Ложится прямо на шёлк пижамы между ягодиц. Трётся.

Сглатываю слюну и застываю. Сердце бешено бьётся. Глаза разве что не вылезают из орбит. Он ведь спит. Дышит мерно. Спокойно. Даже не понимает, с кем лежит.

Утро. Стояк. Но ему же не двенадцать лет. Взрослый мужик.

– Ратмир, – пытаюсь разбудить. Или напомнить, с кем он.

В голову приходит один действенный способ. Пробую выкрутиться, как мелкий уж. А в итоге получается, что верчу задом под ним.

Не знаю, проснулся ли он или страдает сомнамбулизмом. Эротическим. Но его рука, что до этого момента спокойно лежала у моей талии, поползла под мою шёлковую рубашку.

Резко выдохнула, когда его большая ладонь коснулась голой кожи живота. Мышцы пресса сократились тут же. Напряглись.

Пальцы шероховатые. Грубые. И нежные одновременно.

Я лежала, зажмурив глаза. От волнения забывая дышать.

Ощутила, как он потёрся щекой об мою спину. Даже через шёлк кожу царапнула щетина. Наверное, если к вечеру не побреется, борода отрастёт.

Не понимаю, какое движение он совершает. Кажется, перемещается чуть выше. Вздрагиваю, когда чувствую странное прикосновение к шее. Это его губы оставляют на ней поцелуи. С трудом сдерживаю стон удовольствия. Никогда не думала, что подобная ласка может быть настолько приятной. Дурманящей сознание. Заставляющей забыться.

Когда он прикусывает мою кожу на изгибе шеи, как животное перед случкой. Проводит по ней языком, словно пробуя меня на вкус. Мысль улетает, растворяясь.

С трудом ловлю губами воздух. Его так ничтожно мало. Он густой и вязкий. Наполненный запахом моего желания.

Ведь наша сделка не сводится к сексу. Это его решение. А я уже не смогу принять у него деньги, как содержанка. Потому что большего хочу. Его хочу. Отношений хочу. Чтобы смотрел как на равную себе.

Он же хочет поиметь меня разок. Удобно, ведь я вовремя подвернулась ему под руку.

А потом поставит в один ряд со всеми своими подстилками. И забудет.

Рука, пробравшаяся под пижаму, сжимает мою грудь. Острый сосок впивается в его ладонь. Желание причиняет боль. Внизу живота тянет, закручивается в тугую спираль. И горит. Между ног полыхает.

Что я пустая, как сосуд. Полая внутри. И понимаю, что только его член утолит потребность быть наполненной. Избавит от этого мучительного ощущения неполноценности.

Мы двигаемся в каком-то странном ритме. Как животные, которыми руководит единственная потребность. Основной инстинкт. Выживать. Трахаться. Продолжать род. Словно это ритуальный танец дикого, оторванного от цивилизации племени.

Он трётся об меня членом, а я двигаюсь ему навстречу. Он кусает меня, а я подставляю шею.

Что-то есть в этом естественное и порочное одновременно.

Мысли вновь плавятся. Сливаются в одну-единственную. Дать. Дать. Дать.

Его пальцы тянут мои штанишки вниз, выводя из морока. Если не остановлю – через минуту он будет во мне. Хочу этого безумно. Неудержимо.

– Не надо, – прошу, а кажется, что умоляю взять, – остановись.

Впиваюсь зубами в его руку, пока он, рыча, не хватает меня за волосы, отрывая от себя. Как взбесившуюся кошку.

– Какого хрена? – голос хриплый. Низкий. Режущий слух.

Я брыкаюсь, ударяю его острым локтем в бок и скатываюсь на другую половину кровати. Благо она оказалась огромной.

Тяжело дышу. От неудовлетворённости мне физически плохо.

– Мы об этом не договаривались. О сексе, – смотрю на него исподлобья.

Не договаривались, что ты будешь использовать меня по первому требованию.

Сабуров медленно, с ленцой переворачивается на спину. Нажимает на какую-то кнопку, и шторы разъезжаются в стороны, пропуская яркий утренний свет.

Потирает лицо руками, после чего закидывает их за голову. Открывая вид на своё идеальное тело. Широкие плечи. Мощные бицепсы диаметром с мою талию.

Моей силы воли недостаточно, чтобы отвести взгляд. Его кожа загорелая, золотистая. Хочется протянуть пальчики, скользя подушечками по груди, вниз. Посчитать кубики пресса.

Полоска волос от пупка скрывается под пижамными штанами. Спасибо, что не голый.

Резко втягиваю воздух, обнаружив тот самый орган, который так методично вжимался мне в попу. Под светло-серой тканью брюк отчётливо видна головка возбуждённого пениса. Кажется, даже вены, но, возможно, это уже моё больное воображение дорисовывает детали. Видя его неприкрытое желание, ловлю себя на том, что вновь завожусь. С полуоборота.

Член, натягивая ткань брюк, готов из них вылезти. Сабуров согнул ногу в колене. Но с таким видом, будто это движение причинило боль.

– Тогда изменим соглашение, – смотрит на меня странно, и я не сразу соображаю, о чём речь.

– Да. Деньги, квартиры, машины. Или всё вместе, – ухмыляется.

Опускаю взгляд на смятые простыни. Становится больно. Чертовски. Внутри меня вновь что-то ломается, изменяется, трансформируется. Ранка кровоточит, но когда-нибудь затянется.

А на её месте возникнет шрам. Некрасивый, грубый.

Мои чувства к нему делают меня ранимой. Слабой. Ничтожно мелкой по сравнению с ним. Ведь он может меня раздавить. Вновь. Теперь иначе. Уже не только могуществом своего положения и финансового состояния. Но и властью над моим сердцем.

Не хочу его видеть. Поднимаюсь с кровати. Он тут же напрягается, будто в любой момент готов вернуть меня обратно. Хрен тебе.

– Хорошо. Но давай на берегу обговорим все условия, – зло чеканю сквозь зубы, которыми готова его ещё раз покусать, – сколько раз ты будешь меня трахать. Анал, орал, БДСМ?

Приподнимается на локтях. Губы изгибает веселая улыбка. Я его забавляю. Кретин!

– Всё и не только, – отвечает хрипло, проходясь взглядом по моему телу. Несколько раз. Словно уже представляя всё, что с ним будет творить.

Снова становится жарко. Прикусываю губу от досады.

– А сколько кроме тебя у меня может быть папиков? – Хочется всадить свои ногти ему в физиономию и располосовать. Глубоко, до крови, чтобы на память остались раны. Чтобы смотрел утром в зеркало и думал обо мне.

Веселье стирается с его лица. Как и все прочие эмоции.

– Меня тебе будет достаточно, – спокойный ответ.

Даже та уверенность, с которой он это произносит, бесит.

– Хорошо, – огибаю кровать, направляясь к двери, – я пришлю тебе список всего, что хочу купить в «ЦУМе», и не только.

Мне казалось, что я далеко от него. Но за пару шагов до двери он перехватил меня за талию и утащил в кровать.

Его тело горячее, как печка. Усадил себе на колени.

Обида переполняет, переливается через края. Готова утопить его в ней. Не хочу иметь с ним ничего общего.

Но запах его кожи попадает в лёгкие и вызывает цепную реакцию. Я реагирую на него, как сука на кобеля в период течки. Ничего личного, чистая физиология.

Упираюсь ладонями в его грудь. Совершенно бесполезное занятие. Всё равно что пытаться побороть медведя голыми руками.

– Отпусти меня, Сабуров, – шиплю сквозь зубы.

– Раньше ты не была против нашей близости, – проводит пальцами по моей щеке. Нежно. К собственности своей прикасается.

Вглядывается мне в лицо. Сердце бьётся быстро, судорожно. Руки ослабевают.

– Я была молодой и глупой, – борюсь с собой. Хмурюсь.

– Ничего не изменилось, – уголок губ ползёт вверх. В глазах веселье.

Клацаю зубами прямо перед его носом. Единственный способ проявить злость.

Его пальцы скользят между моих распущенных волос. Не сразу соображаю, зачем он наматывает их себе на кулак. Ответом мне становится резкая боль, когда он отводит руку назад. Морщась, почти откидываюсь на спину, чтобы ослабить натяжение.

Взамен неприятных ощущений его губы касаются моей шеи в мимолётной ласке. Лёгкой. Едва заметной, но сводящей меня с ума. Кажется, что ему известно какое-то тайное знание о том, как задурманить мой мозг.

Если я сдамся, то не смогу собраться. Растекусь лужицей в постели и стану его рабыней. Пока ему не надоест.

А мне нужно найти Аню. Только усилием воли я заставляю себя вернуться в реальность. Вспомнить, что этот мир вовсе не такой доброжелательный, чтобы можно было не переживать за сестру. Она, вероятно, в беде. А я тут прохлаждаюсь. В объятиях мужика, который предлагает мне бабло в обмен на моё тело. Но он хочет слишком дёшево откупиться. Так не пойдёт. Теперь предложенные мной условия меня не устраивают.

– Отпусти, – впиваюсь ногтями в его кожу на плечах, он с глухим рыком отрывается от меня, – мне нужно идти.

Смотрит недовольно. Всё всегда должно происходит так, как хочется господину. По его сценарию.

– Ты забыл, что моя сестра пропала? Нужно её найти. Тётка должна была обратиться в полицию, хочу узнать, сделала она это или нет.

Выдыхает, немного ослабляя хватку. Но всё ещё сжимая в своих ручищах, словно в тисках.

– Твою сестру ищут. Ты ей ничем не поможешь, если будешь рыскать по городу, среди пьяного сброда. А учитывая, что твоя задница везде находит приключения, то отпускать тебя опасно.

Ищут. Можно подумать, нашей полиции есть дело до обычных смертных. Тем более в праздники.

– А ты не собираешься вызывать ментов? – смотрю на него прищурившись.

Чуть сильнее вонзаюсь ноготками в его плоть. Испытывая какое-то странное, извращённое удовольствие от этого. А ещё оттого, что ощущаю под ладонями его кожу. Что он прижимает меня к себе.

Стараюсь не упустить мысль, витающую где-то рядом. Но от его близости мыслительный процесс сходит на нет.

– Как зачем? Я же украла твоё сердечко, – склоняю голову набок. – Хотя о чём это я? У тебя же нет сердца.

Тычу его ногтем в накачанную грудную мышцу, под которой должно что-то биться. Качать кровь.

– Ты уже забыл, что запер меня в холодном подвале, обвинив в воровстве? – произношу слова и понимаю, что хочу причинить ему боль.

А мне до сих пор больно, стоит вспомнить недавние события. Как надеялась на него. Как верила, что поможет. Что сразу разрулит и избавит от унижения.

– Не забыл, – направленность разговора Ратмиру не нравилась, но я отступать не собиралась.

– Что ты хочешь услышать? – ни раскаяния, ни сожаления в голосе нет. Козлина.

Вглядываюсь в выражение его лица. Ему абсолютно плевать на мои чувства. Сабурова интересует только моё тело. Его сохранность.

Я всё же вырываюсь из его объятий. Мне кажется, я узнала о нём достаточно. Холодный, бесчувственный чурбан.

Шлёпаю голыми стопами по полу. Вчера в ванной комнате оставила свои шмотки. Поёжилась от мысли, что придётся натягивать несвежую одежду.

Интересно, чем он сейчас займётся? Впрочем, ответ очевиден, если вспомнить его стояк. Надеюсь, ему больно.

Ванна вновь блестит чистотой, будто её только отдраили. Нур вроде собиралась встретить Новый год с друзьями. Неужели потом вернулась? На одной из полочек лежали выстиранные и выглаженные вещи. Ещё тёплые. Спасибо, добрый человек.

Между ног вязко, влажно. Внизу живота продолжает тянуть желание. Дернула ручку двери. Закрыто.

Стоя перед зеркалом, медленно принялась снимать шёлковую рубашку. Расстёгивая её по одной пуговице.

Не сомневалась, что у меня будет секс с Ратмиром. Это лишь вопрос времени. И мне хотелось увидеть своё тело его глазами. Я редко рассматривала себя в зеркале. Чаще выглядя как побитая собака, чем как привлекательная девушка.

Когда полы рубашки разошлись, скользнула подушечками пальцев по холмикам груди. Взяла их в руки. Взвесила.

Маленькие сиськи, совсем не к таким привык Сабуров. Аккуратные соски. Давно не была на солнце, но кожа не серая. Сливочная.

Рубашка сползла с плеч на пол. Талия тонкая, живот плоский, и все ребра можно пересчитать. Залезла пальчиками в штанишки, коснувшись лобка. Побывала недавно на эпиляции, и мне оставили только небольшую дорожку волос.

Развязала тесёмки, и брюки упали на пол. Интимная стрижка выглядела настолько порочно и эротично, что даже собственное отражение заставило меня возбудиться.

А что, если я просто выйду прямо сейчас к нему в таком виде? От этой мысли внутри всё тут же перевернулось. Тело непроизвольно вздрогнуло. Словно я готова встать и идти в его спальню.

Нет. Не на его условиях я хочу с ним быть. На своих.

Отрегулировала температуру и напор воды. И легла в тёплую ванну, не закрывая слив.

Дыхание частое, отрывистое. Губа заныла, когда её прикусила. Забыла о ране. Развела коленки в стороны, представив между ними Ратмира. Очередная волна похоти накатила и уже не отпускала. Тянула меня к себе в горячую, влажную темноту.

Прикрыла веки, чтобы картинка стала чётче. Ярче. Сочнее.

Я помнила его член лучше, чем собственную вульву.

Хотелось ощутить его снова в себе. Внутри. Губами и на языке. Как бы я ни убеждала себя в обратном, но мне понравилось держать его во рту. Дарить ему удовольствие. До умопомрачения, до звёздочек перед глазами. Нравилось даже, когда он сжимал мою голову и резко входил в рот.

Размазала капельку собственной смазки по возбуждённому клитору и утопила пальцы у входа во влагалище. Чтобы ощутить давление на наполненные кровью губки. Представляя, что это его член.

Интересно, поймёт ли Сабуров, что он мой первый мужчина?

Сжала острый сосок между пальцами, слегка оттянув. Раньше, когда мастурбировала, тоже представляла его. С момента первой встречи только его. Часто. Настолько часто, что последнее время начинало казаться, что я озабоченная нимфоманка. Но ничего слаще оргазма с его именем на устах и телом в фантазии в природе не существовало.

Протянула пальчики ног под воду. Напор приятный, ласкающий. Губы исказила пошлая улыбка. Сползла вниз, так чтобы струя попала прямо между ног.

Вздрогнула, когда она полилась по клитору. Чёрт, до чего хорошо. Зажмурилась от удовольствия и почти тут же кончила. Слишком быстро. Ноги свела судорога, и я рефлекторно сжала коленки, отползая обратно.

Тело стало лёгким, невесомым. Вылезать из этого кокона не хотелось. Но надо было выбираться отсюда в реальный мир. Пролежала так ещё пару секунд.

Открыла веки и взвизгнула от неожиданности, обнаружив Сабурова. Тут же сгруппировалась, сводя ноги и прикрывая грудь.

Смотрю на него, покрываясь жгучей краской стыда. Лучше бы черти меня в аду жарили, чем он видел, как я мастурбировала. Я совсем не слышала, как он вошёл. Я же вроде закрывала дверь…

Хочется провалиться сквозь землю, чтобы он меня никогда оттуда не достал.

И только сейчас замечаю выражение его лица. Совершенно нечеловеческое. Будто искажённое странной болью.

В напряжённых глазах с расширенными зрачками глубокий тёмный омут. Сделаю шаг к нему и утону в нём полностью.

– Выйди, – произношу едва слышно. Голосовые связки будто атрофировались.

Слышу, как он тяжело вбирает в лёгкие воздух.

Он сам после душа. Замечаю капельки воды на плечах. Торс голый. Только брюки успел надеть. Моё внимание примагнитилось к бугру, распирающему ширинку.

– Ты здесь так долго, – обследует взглядом, удерживая его на моих влажных, покрасневших от возбуждения губах. На лице. Я сжала руками коленки, подобрав их к груди, надеясь, что так ему видно максимально мало. – Думал, снова утонула.

Голос хриплый. Низкий. Меня возбуждает его тональность. Будто уши – это ещё одна моя эрогенная зона.

– Выйди, – повторяю. Ещё чуть-чуть и случится истерика.

Лучше бы холодный душ приняла. Сексуальное напряжение снять бы это не помогло, зато мозги бы охладила.

Его почерневшие глаза говорят о том, что он вот-вот набросится на меня и разорвёт. Так, что от меня останется только имя в паспорте. И трусики на батареях.

Смотрит в мои большие перепуганные и взбудораженные глаза.

Во мне сейчас всё «слишком», через край. Я сама для себя «чересчур». Будто вывернулась перед ним наизнанку, а он стоит и рассматривает её.

– В следующий раз обращайся ко мне, – к моему удивлению, в его голосе ни капли издёвки или иронии.

– Когда лёд в Антарктике растает, – огрызаюсь из чистого упрямства. Хоть и беззащитна перед ним, как никогда.

Его глаза остаются такими же тёмными, только уголок рта приподнимается чуть выше. В подобии кривоватой улыбки.

Сглатываю слюну от внезапно появившегося страха. И чего я тут зубоскалю, если очевидно, что нахожусь в его власти? Захочет – возьмёт и не спросит разрешения.

Осмотрел меня напоследок весьма похолодевшим взглядом и вышел из комнаты.

Выбралась из ванны, дрожащими пальцами натянула одежду и высунула нос за дверь. В коридоре пусто. Не хочу попадаться ему на глаза. У него наверняка найдётся куча дел без меня.

Беспрепятственно добралась до входной двери. Дёрнула ручку. Заперто. Закрыто на ключ. Со злости ударила массивную дверь ладонью. И для верности пнула носком ботинка.

– Чёрт, – оборачиваюсь с намерением выбраться отсюда любым способом. Надо будет спущусь через пожарную лестницу.

Натыкаюсь на взгляд Сабурова, прислонившегося плечом к стене. И наблюдающего за моими телодвижениями со скрещенными на груди руками.

Одетого. Собранного. Спокойного. Без признаков эрекции в штанах. На нём нет привычной рубашки. Жилета и галстука. Чёрные брюки. Чёрный свитер. И аромат дорогого парфюма, от запаха которого ощутила голод. Вкусно и терпко.

– Выпусти меня отсюда, – поджимаю губы, – я ни в чём не провинилась, чтобы удерживать меня взаперти. Снова.

Медленно приближается, походкой льва, узревшего добычу. С глазами, голодными и злыми. Наполненными неудовлетворённой похотью. Ощущаю вибрирующее в нём желание. То самое, что раздирало саму.

Становится тяжело дышать от предвкушения. Неизвестно чего. Просто потому, что он надвигается на меня. Как неминуемая гибель. Как сход лавины. Как какое-то неукротимое природное явление.

Останавливается в полушаге, давя на меня высотой своих метр девяносто. Запрокидываю голову, чтобы видеть его лицо, а не узор свитера. Его веки опущены, и я не сразу соображаю, что он набирает какой-то код на цифровой панели у двери. Раздаётся сигнал.

Ощущаю острое разочарование. Почему-то подумала, что он трахнет меня прямо в коридоре. А я снова буду отбиваться. Гордая же.

– Почем мне знать, куда ты собралась в очередной раз сбежать.

– Ого, и сколько мне встанет охрана в твоём лице?

Тяжёлая ладонь ложится на моё плечо, направляя в сторону лифта.

– Совершишь какую-нибудь глупость, лично урою, поняла?

Отвожу плечо назад в намерении смахнуть ношу. Но он как клещ вцепился.

Мы спустились на подземную парковку и направились к его автомобилю. Интересно, охрана его всегда сопровождает? Может они и сейчас с нами?

Я попросила Сабурова остаться в машине. Он и так слишком много узнал обо мне, найдя в квартире отчима, ставшей притоном в моё отсутствие. Не хотела, чтобы переступал порог тёткиного дома.

Но ему не интересны мои желания. Он просто пошёл следом. Будто для него этот день какое-то приключение. От скуки.

Такой же зловонный, обшарпанный подъезд, как и тысячи других в стране. Сабуров, в своём дорогом пальто, совсем не монтировался с местным антуражем. Кавказско-лондонский денди.

Останавливаюсь посреди лестницы и оборачиваюсь на него:

– На твои шмотки можно сделать ремонт в квартире моей тётки.

Нас разделяет несколько ступенек. Я наверху, смотрю на него сверху вниз. В один шаг сокращает расстояние между нами, оставаясь на ступень ниже от меня, и всё равно возвышается, как гора.

– Мне раздеться, чтобы она чувствовала себя лучше?

Позорно тушуюсь. Бурчу под нос что-то нечленораздельное.

Отворачиваюсь обратно и тут же спотыкаюсь. Где моя грация художественной гимнастки? Упала бы, если бы Ратмир не придержал за талию. Его рука медленно сползает по бедру, а я понимаю, насколько мне нравится, когда он касается меня.

Тётя Света особо не пила, но всё равно выглядела помятой, встретив нас в засаленном халате.

Увидев за моей спиной незнакомого мужчину, испугалась. Насторожилась. Глазки забегали с меня на него и обратно, выражая процесс активной мыслительной деятельности.

– Тёть Свет, есть новости? – не здороваясь интересуюсь.

Меня волнует только сестра. Больше ничего. Не собираюсь соблюдать правила этикета и показывать своё хорошее воспитание. Которого не имею.

Тётка тормозит, долго складывая в голове дважды два, пока не начинает понимать, чего от неё хочу.

– Да муж вчера написал заявление. Но пока даже никто не звонил.

Хочется её ударить. Растормошить. Только ничего это не даст. Ей безразлична судьба девочки.

– Заявление покажите, – раздаётся над ухом голос Сабурова.

Я его даже не узнаю́. Жёсткий и безапелляционный. От его тона по спине побежали мурашки, а волоски на руках встали дыбом. Не стала бы я связываться и перечить чуваку, который так разговаривает.

Тётка едва не падает на месте. Переводит испуганный взгляд на меня, будто я в состоянии от него защитить.

По её лицу всё видно. Конечно, не бесплатно она покрывала преступление. Но не думала, что она настолько продажная тварь.

Резко тянусь рукой к её лицу, желая располосовать. Или хотя бы дать пощёчину. Ещё не решила. Но Ратмир перехватывает моё запястье.

– Пойдём, Серафима, – его тон до безобразия спокоен.

Судорожно выдыхаю. В моих глазах застыли слёзы.

Мы вернулись обратно в его машину. Представляю, что тётка надумает после визита в сопровождении такой свиты. Но плевать. Впрочем, всё, что можно обо мне подумать, – правда.

Наклоняю голову к коленям, пытаясь отдышаться. Не то чтобы я особо рассчитывала на помощь полиции. Но наивная надежда на то, что попадётся хороший, честный полицейский и не забьёт на работу, теплилась. А сейчас погасла.

Я знала места обитания пары старых друзей родителей. Подозревала, что кто-то из них мог бы держать контакт с матерью. А отчего-то казалось, что похищение Анечки связано именно с Инной.

Рядом с Сабуровым вероятность услышать честный ответ на свой вопрос возросла в геометрической прогрессии.

Назвала ещё один адрес. Машина с рыком тронулась с места.

– Почему ты мне помогаешь? – смотрю на его профиль. Щёки обросли щетиной, делавшей его ещё более брутальным и опасным.

Даже родственнице было плевать на племянницу. А он чужой, посторонний человек, перед которым я в долгу, мотался со мной по всему городу.

Хлопаю ресницами, а у самой в животе бабочки крылышками бяк-бяк-бяк.

Не признание в любви, но что-то до боли тёплое. Крышесносное. Сладкое.

Дышу глубже, стараясь выровнять биение сердца.

Это ведь ничего не значит? Из его слов нельзя сделать вывод, что он испытывает ко мне симпатию.

«Не надумывай больше, чем есть на самом деле, Спичка», – твержу себе. Но как это сложно.

По следующей точке поиска жили друзья родителей. Точнее, скорее друзья моей нерадивой матери. Я помнила их с детства. Когда ещё ничего не предвещало беды. Мы хорошо жили, и дома постоянно собирались гости.

Я была дружна с их сыном. Моим ровесником. Сначала мы вместе играли в песочнице, а потом он лайкал меня в социальной сети. Иногда писал комментарии, ставил сердечки и слал цветочки. В общем, ухаживал.

И только поэтому знала, где они живут. По пути написала ему, уточнила адрес. Слукавила, что есть к нему дело.

Но Сабуров свернул не в ту сторону. Хмурясь, смотрю на дорогу, ничего не понимая.

Есть не хотелось. Все мысли сводились к сестре. Как она? Всё ли с ней в порядке? Самые страшные предположения гнала от себя. Мало ли больных людей на свете. Страх оседал тяжестью на дне желудка.

Но мы оба вышли из дома не позавтракав. Представляю, сколько энергии требовали все его сто килограмм мышц.

Сабуров не планировал обедать на окраине города недалеко от жилища тётки. Его организм не привык к яствам затрапезной кухни дешёвых кафешек. А я и «бомж-пакетами» не брезговала. Зальёшь кипятком глутамат натрия и спишь сытый и спокойный. Ну а что.

Спустя двадцать минут мы вновь оказались в центре города. Припарковавшись среди других таких же бешено дорогих авто. Я выскочила из машины раньше, чем Ратмир открыл мне дверь. Огляделась по сторонам, осознавая ужас ситуации.

Он, значит, такой красивый конь в пальто, сейчас зайдёт в ресторан вместе со мной. А я при этом выгляжу так, будто только что копалась в мусорке, ища новые носки.

– Что с тобой? – бросает на меня мимолётный взгляд и направляется ко входу. Туда, где стоит шкафоподобный охранник.

Следую за шлейфом туалетной воды Сабурова, как на поводке.

Как ему объяснить, что мне неловко? Он что, не видит, как я выгляжу и во что одета? Или это намеренная провокация? Не удивлюсь, зная его. Хочет напомнить мне, где моё место?

Сабуров даже не взглянул в сторону охранника. Хотя тот с явным недоверием посматривал на меня. Но, когда мой спутник придержал передо мной дверь, повёл бровью и больше не пялился.

Тяжёлая ладонь Ратмира легла на мою талию, направляя к столику. Хостес на входе расплылась в улыбке и в трусики. Но следовать за нами не стала. Видимо, для него здесь всегда держали бронь.

Удивительно, но его нисколько не смутило, что рядом с ним я похожа на оборванку. В простых джинсах, старой кофте и ботинками со стёртыми носами. Он не делал вид, что не знает меня. Не попросил проводить за отдельный столик или вовсе сослать в кухню. К обслуживающему персоналу.

Мне казалось, мы шли целую вечность. За которую я собрала на себе кучу недоуменных взглядов от хищниц, вышедших на охоту. Они перешёптывались и наверняка плевались мне в спину. Если не буквально, то в мыслях.

Почему-то только сейчас я поняла, сколько женского внимания постоянно выдерживает такой мужчина, как он. Мало того, что от него разит сексом за километр. Так он ещё и богат.

Хотелось заслонить его собой и запретить на него пялиться. Вполне понимала мужчин, ратовавших за никаб. В него я бы и замуровала Сабурова. Чтобы только одни щёлочки его блядских глаз виднелись.

Каждая из девиц, прожигавших его взглядом до самых боксеров, по щелчку пальцев бы отсосала ему прямо под столиком. Кто-то за плюшки, а кто-то и просто так.

Теперь мне стало не по себе не из-за моей одежды или лица без макияжа.

Я вспомнила вечер нашего знакомства и то, как предлагала ему то, что у него имеется в избытке. Надо же было родиться такой дурой. Как жаль, что нельзя отмотать время назад.

Теперь его поведение в тот вечер меня не удивляло. Представляю, сколько таких жадных до денег девочек каждый день вешаются ему на шею. Даже странно, что он позволил моему рту касаться своего достоинства.

Официант услужливо передал мне меню, в котором не было указано сумм. Какая прелесть. В то же время как понять, что выбрать, если названия блюд ни о чём не говорили, а фотографии отсутствовали?

Сабуров отложил своё меню, пытливо посмотрев на меня. Прикусила уголок губы. Той части, что не тянула болью.

– Слушай, я в душе не представляю, что такое «фламбе на камне с трюфелем и тремя соусами». Это вообще на русском? – раздражённо убираю его, будто по нему бегают тараканы.

Местная обстановка, взгляды, направленные в нашу сторону, вызывали невроз. Чувствовала себя не в своей тарелке. Мне тут не место.

Но поняла, что ещё хуже было бы, реши он меня скрывать. Тут наверняка есть приватные зоны. Это стало бы весьма унизительным.

Официант оказался настолько услужливым, что следил за каждым нашим движением. А потому по одному взгляду Сабурова тут же подошёл к столику и принял заказ. То самое фламбе с чем-то там.

– Спасибо, – притихнув, ответила, – отойду попудрить носик.

Пока шла, хищницы разобрали меня по молекулам. Задрала подбородок выше и проследовала мимо.

Ополоснула лицо холодной водой и взглянула в зеркало. Я бледная, измотанная. Под глазами синяки, губа разбита. Неудивительно, что наше появление вызвало ажиотаж. Сегодня я ему совсем не пара.

Выпрямилась, ещё раз осмотрела себя. Но ведь сейчас он со мной, а не с любой из этих напомаженных девиц. И даже в таком виде я вполне привлекательна. С лёгким оттенком загадочности и тяжёлой печатью долбанутости. Вполне вероятно, они думают, у нас с ним настолько активные сексуальные игры. Что у меня аж рот порвался. Хех.

Возвращаясь к столику, заметила, что Ратмир с кем-то раздражённо разговаривает по телефону. Он поймал мой взгляд и уже не отпускал. Смотрел на меня, пока я не села за стол.

– Ты уверен, это точно он? – услышала фразу на подходе.

Наблюдаю, как кулак Сабурова сжимается пока костяшки не побелели. Вглядываюсь в его лицо с тревогой.

– Нет, пока ничего, – отвечает своему собеседнику и кладёт трубку.

– Что-то случилось? – обеспокоенно интересуюсь.

Его глаза застыли на одной точке. Казалось, он не услышал моего вопроса.

Совершила невиданное – протянула прохладные пальцы и коснулась его руки. Он перевёл на меня пустой взгляд, будто вспоминая, кто я вообще такая.

– Рат? – тихо произношу его имя. Почему-то захотелось именно в такой форме.

Моргает и возвращается обратно в нашу реальность. Опускает взгляд на мои пальцы на своём кулаке. Я тут же их убираю, ощущая, что позволила себе лишнего.

Спустя минуту передо мной привычный Сабуров. Во всей красе своей холодности и неприступности. С той лишь разницей, что смотрел на меня дольше обычного. Так хотелось заглянуть в его голову и узнать, о чём его мысли. Тяжёлые. Тёмные.

Возможно, я накручивала себя, ошибалась. Но казалось, он думает обо мне. И странный телефонный разговор тоже связан со мной.

К моему удивлению, загадочное блюдо оказалось весьма недурным. Я даже забыла о том, насколько мне не нравится это место. Нежнейшее мясо таяло на языке, и в какой-то момент от удовольствия я непроизвольно застонала, прикрыв глаза. Должна признать, глутомат натрия с этим не сравнится. Не зря чревоугодие смертный грех. Всё запретное сладко.

Не отрываясь от тарелки, доела и взглянула на Сабурова.

Такое ощущение, что всё это время он просто сидел и пялился на меня. Почувствовала себя неловко. Ела как с голодного края. Аж покраснела до ушей.

– Почему ты ничего не съел? – интересуюсь, переводя взгляд на его нетронутую порцию.

После этого дурацкого телефонного разговора всё изменилось. Он изменился.

В груди возникло нехорошее предчувствие. Настолько плохое, что я едва сдерживала порыв обнять Сабурова. Побоявшись, что могу его потерять. Откуда это вообще?

Он допил свой чёрный кофе, расплатился и выпроводил меня на морозный воздух.

– Ты сегодня больше никуда не поедешь, – сообщает сухо по пути к машине, – я отправлю своего человека поговорить с твоими знакомыми о сестре.

Резко останавливаюсь, вглядываюсь в его лицо.

– Я не хочу ждать твоего человека! Я хочу поехать туда сейчас. Спасибо за обед, было очень вкусно, но мне пора.

Я была ему крайне благодарна за этот день. Но Аня – моя жизнь. Я разорву в клочья любого, кто встанет на моём пути. Даже его.

– Мне плевать, чего ты хочешь, – сжав моё предплечье, выдыхает мне в лицо. – Садись в машину, или я затолкаю тебя в багажник. Меньше шума будет.

Тут мне становится страшно. Отличать моменты, когда с Сабуровым можно играть в кошки-мышки, а когда слушаться беспрекословно, я уже научилась. И сейчас он демонстрировал второй вариант.

Оглядываюсь непроизвольно, осматривая пути побега. Уже стемнело. Дамы в дорогих нарядах то и дело покидают заведение в сопровождении мужчин. Вокруг меня беззаботная, красивая жизнь. И только я здесь лишняя.

Сабуров прочитал всё по моему лицу даже раньше, чем я успела подумать. Открыл дверь и бросил на пассажирское сиденье. Я дёрнулась в наивной попытке сбежать, пока он будет занимать своё место, но дверь уже оказалась заблокированной.

Сколько ни тянула на себя ручку – не поддавалась.

Он сел, и машина тронулась вперёд, набирая с каждой секундой скорость всё больше. И мне отчего-то казалось, что чем дольше мы едем, тем дальше я от сестры.

Вдруг накатила такая сильная, чёрная тоска, что, не ожидая от себя, я заплакала. Навзрыд, задыхаясь и захлёбываясь от собственной боли. Сгорбилась, уткнувшись в свои ладони, сотрясаясь всем телом.

Рядом со мной мужчина, для которого я словно игрушка. Он может делать со мной всё, что вздумается. Я в его власти. Моя жизнь – в его руках. И он отлично знает это.

А где-то далеко сестра. Моя маленькая испуганная девочка, которая плачет, видя уличных котят. Хотя мы с ней такие же дворовые, выброшенные на произвол судьбы дети. Она ждёт меня. Я знаю, верит, что я её найду. Не могу её подвести.

Я не заметила, что автомобиль остановился. Вздрогнула, когда тяжёлая ладонь легла на мою шею.

Он произносит моё имя с новой интонацией. Непривычной. Почти мягкой.

Другая рука проскользнула под моими ногами, и неожиданно я оказалась на его коленях.

Смотрю на него заплаканными глазами со слипшимися ресницами. Всхлипывая. Переполненная удивлением.

От его взгляда ток пошёл по венам. Побежал. Заискрился. Дыхание тут же сбилось.

Жёсткие губы накрыли мои, и я застонала от сокрушающего удовольствия.

Я не вешалась ему на шею, ничего от него не требовала. Не выклянчивала поцелуй, как это было в прошлый раз.

Голова закружилась. Мы остановились, а мир вокруг нас вертелся с оглушительной скоростью.

Он целовал меня так, будто это последний день его жизни. Будто ничего важнее моего рта сейчас не существует. Жадно, алчно, со звериным голодом. Злостью.

И наверное, мне снова было больно, но даже эта боль имела остро-сладкий вкус. Я пила эту боль, наслаждаясь ей. И тем, с какой силой меня хотел Ратмир.

Осознание этого факта вклинилось в мой мозг, наполняя энергией. Сжигающей дотла радостью. И отразилось счастьем. Пугающим своей мощью. И в то же время хрупким, тонким, полупрозрачным, как горный хрусталь. Которое так легко разбить. Стереть в пыль.

Его пальцы запутались в мои волосах, сминали их, оттягивая чуть назад. И мне казалось, он сейчас меня поглотит. Слижет капельки боли с языка, а от меня уже ничего кроме этой боли и не останется.

Каждое его прикосновение пронзает сладостным удовольствием, таким ярким, что меня потряхивает, подбрасывает.

Пальцы дрожат, когда касаюсь его колючих щёк, целую их, царапая нежные губы об его щетину. Отрываюсь от него, всматриваюсь в глаза.

Это действительно он. Что там в глубине его чёрных зрачков таится? Какие демоны жрут его душу? Хочу быть одним из них. Пролезть через этот туннель прямо в его сердце. Свернуться в нём калачиком и жить, покусывая его изнутри. Чтобы постоянно ощущал лёгкую боль от моего присутствия. Чтобы жить без этого чувства не мог. Дышать не мог.

Перекинула ногу через него, оседлав. Так, будто каждый день делаю нечто подобное. Ощутила промежностью бугор на его брюках. Потёрлась сладким местечком об него, так что глаза назад закатились от наслаждения.

Тяжёлая ладонь Сабурова легла на ягодицу, сжимая, притягивая теснее к паху. Взгляд скользнул по боковому стеклу. За окном холод, метель. А внутри так жарко, что стекло запотело.

И внутри меня жарко. Пекло. Хочу, чтобы он вошёл в меня. Хочу ощутить его глубоко в себе. Плевать, что девственница и могу заляпать его салон доказательством своей невинности.

Моё желание такое требовательное, жадно-наглое, что я сама его изнасилую, если он не трахнет меня. И когда его пальцы высвобождают пуговицу из петли джинсов, тянут вниз собачку, я прикусываю губу в ожидании. Опускаю ресницы, наблюдая, как его рука скрывается в моих трусиках. Дыхание останавливается. Скованное острым удовольствием от прикосновения к клитору.

Хватаюсь пальцами за его плечи, сжимая, будто могу свалиться с коленей. Стечь между ними лужицей под его ботинки.

Там, между ног, у меня всё гладкое, горячее, скользкое. Когда его палец входит в меня, я пугаюсь, теряюсь. Прячу лицо в изгиб его шеи, глубоко вдыхая жаркий запах его кожи. Прикусываю её слегка, желая оставить на нём свой след. Он мой. Никому не отдам.

Бёдра совершают поступательные движения, хотя я едва ли отдаю отчёт своим действиям. Вся моя суть сосредоточилась на его пальцах. Если он прекратит, я умру. Тут же, на месте.

С губ просятся глупости. Мозги совсем отключаются.

– Я тебя… – останавливаюсь. Прикусываю язык.

Он неожиданно оттягивает волосы назад, заглядывая мне в глаза.

– Что ты меня? – голос вторгается в моё сознание. Требовательный. Настойчивый.

Сама не знаю что. Порой кажется, ненавижу. По-чёрному.

– Хочу, – выдыхаю в губы, чувствуя, как они растягиваются в улыбке.

– Умная девочка, – слышу перед тем, как его язык оказывается у меня во рту. Сладко.

Желание становится объёмнее, гуще. Наполняет каждую клеточку. И в одну секунду взрывом расходится по телу, до звёздочек перед глазами. Волнами распространяется и убывает обратно. Дрейфую на них, прикрыв веки.

Вздрагиваю под его пальцами, пока он слизывает моё судорожное дыхание с губ. Мышцы в один миг стали мягкими, тело обессиленным. Жмусь к его груди, ощущая вдруг холод.

Из нирваны вытягивает телефонный звонок, громко разносящийся по салону автомобиля.

Слышу недовольный рык, срывающийся с губ Сабурова. Не хочу, чтобы он отвечал. Не хочу, чтобы в этом мире существовал кто-то кроме нас.

Тянется куда-то, а я наблюдаю за происходящим со стороны. Вижу, как он вытирает свои руки о влажную салфетку. Что-то есть в этом действии чужеродное. Равнодушное.

Натягивает на меня сползшие трусики и возвращает на место джинсы, а затем и меня. Он доставил мне удовольствие, оставшись неудовлетворённым, но странно – я чувствую себя использованной.

Сжимаюсь на пассажирском сиденье, обхватывая себя руками. Прислушиваюсь к разговору, заставившему оторваться от меня. Обидно, блин.

Сижу, поглядываю при этом на бугор на его брюках. Мне-то полегчало, а ему нет.

– Да, приеду ночью, – рыкает в трубку так, что я вздрагиваю. У его собеседника на том конце волосы должны были зашевелиться. Сабуров злее чёрта.

Отключается и кладёт руки на руль. Пальцы сжимаются, костяшки белеют так, что кажется, руль сейчас под ними осыплется.

Мне хочется к нему притронуться. Сделать приятное. Расстегнуть ремень брюк и добраться до члена. От этих мыслей во рту пересыхает. Облизываю губы.

Но сейчас он как неприступная крепость. Далёкий и чужой.

Переводит на меня напряжённый, почерневший взгляд. Я его одновременно боюсь и хочу. Не понимая, какое чувство сильнее.

– Будь послушной, и всё будет хорошо, – произносит, точно прочитав мои мысли.

Хмурюсь. «Послушной», – повторяю про себя. До чего мерзкое слово. Я не дрессированная собачонка, чтобы слушаться команд.

Машина трогается с места, быстро набирая скорость, и несётся сквозь метель. Сабуров уже не смотрит на меня, погружённый в свои проблемы. Знать бы какие.

Провожу ноготками по его бедру. Царапая. Он вздрагивает, стискивает руль сильнее. На меня не смотрит, но я вижу, как его рот изгибается в ухмылке.

Прикусываю губу и сжимаю его член под брюками. Обвожу его контуры. Под пальцами он тут же вновь набирает силу, что вдохновляет и придаёт смелости. Сердце гулко бьётся, отдавая в барабанные перепонки. Дыхание сбивается, когда я совершаю задуманное, освобождая его член из брюк, как подарок из упаковки.

В ушах гул, даже не знаю, догадался ли он остановиться.

Мои движения такие сосредоточенные, осторожные и неловкие, что я ощущаю себя девочкой, старательно выполняющей домашнее задание. Прикусив кончик языка. Боясь ошибиться. Разочаровать его.

Его член, наверное, столько тёлок полировало, что я Сабурова точно ничем не удивлю. Может, он тогда мне отказал, потому что ему не по вкусу пришлись мои неумелые способности.

Дыхание мужчины сбивается, когда мои пальчики обхватывают член.

Улыбаюсь совершенно глупой улыбкой. Ах, плевать на Сабурова. Это моя игрушка. Тянусь к ней губами, действуя по наитию. Из головы вылетают все прочитанные статьи про минет. Вообще всё. В мозгах пусто, глухо, ни единой мысли. Остались исключительно тактильные ощущения.

Не сказать, чтобы мне было удобно. Но я такая гибкая, что могу принять любую, даже самую замысловатую позу. Попой вверх. Окна автомобиля затонированы. Зритель у шоу только один.

Член гладкий, горячий, налитый кровью. На этот раз мои ощущения совсем другие. Может, потому, что теперь я знакома с его хозяином. Хотя, кто тут кому хозяин, ещё вопрос. Кажется, этот орган живёт своей жизнью. Возможно, он даже любит меня. Вон как реагирует. Подрагивает от моих прикосновений. Не то что айсберг, занимающий водительское кресло.

Аккуратно обхватываю головку губами, опасаясь, как бы кровь не потекла из несчастной ранки. Ни речевой, ни половой покой я не смогла обеспечить.

Его запах и вкус заводят меня сильнее, ощущаю, что снова теку. Облизываю свои ладони, сжимаю основание члена, скользя ладошками вверх-вниз. Снова вбирая в рот головку. Его пенис большой, толстый, увитый пульсирующими венами, каждую из которых хочется изучить языком.

Будто издалека до меня доносится его голос. Кажется, он произносит моё имя. С царапающей хрипотцой, тяжело дыша. Его пальцы оказываются в моих волосах, перебирая локоны. Сжимая в особо острые моменты.

Мне хочется вобрать его глубоко в рот, но, каким бы сильным ни было желание, рана настойчиво даёт о себе знать. Остаётся лишь облизывать, обсасывать его, как леденец, нежно лаская кончиком языка головку.

В какой-то момент желание достигло пика, рот наполнился его семенем, а напряжение медленно покинуло его тело. Проглотила всё до капли, вылизывая остатки с члена. Отпустила игрушку и выпрямилась, испытывая странные ощущения сродни алкогольному опьянению.

И только теперь на меня накатил стыд и смущение. Отвела взгляд, боясь посмотреть ему в глаза. Слышу, как он упаковывает член обратно. Как щёлкают металлические части ремня.

Боковым зрением замечаю, что его рука тянется ко мне. Касается шеи, немного сжимая, скользит к ушку, лаская мочку. Лащусь к нему, как уличный котёнок, не знавший человеческого тепла. Трусь щекой о его ладонь.

Не знаю, что это. Проявление чувств? Но каких?

Мне не хочется возвращаться в его квартиру. Там как в тюрьме. Если попаду в неё, выберусь только с его позволения. А я не хочу доверять его людям разговор с друзьями матери. Сама бы таким ничего не сообщила.

От пришедшей в голову идеи становится тошно. Но сейчас моей фантазии больше ни на что не хватает. Жмурюсь, готовя себя произнести речь.

– Я не могу больше ходить в этой одежде, – ладони потеют.

Выглядит так, будто я отсосала ему, потому что мне нужны шмотки.

Даже это «завтра купим» вызывает у меня шок. Первый мой минет не сделал его таким сговорчивым.

– Я бы хотела сейчас, – настойчиво произношу, не отрывая взгляда от городского пейзажа.

Сама не верю собственным глазам, когда спустя двадцать минут мы паркуемся у мультибрендового магазина.

Я старалась не смотреть на Сабурова, боясь, что он поймёт, чем на самом деле заняты мои мысли. Не платьями, а сестрой. Побегом.

– Выбирай, – прозвучало над ухом, перед тем как он подтолкнул меня к вешалкам с нарядами. Ко мне тут же подлетела девушка, желая предложить свою помощь, но я отказалась.

Со скучающим видом трогала вещи, перебирала. Мне нужно было понять, как я могу отсюда улизнуть.

Сабуров сел на диван и следил за мной. Мрачно. Интересно, он решил, что я согласилась на секс с ним ради побрякушек и тряпок? Что приняла то его предложение?

Прошла в дальнюю залу магазина, оказавшись вне поля зрения моего надзирателя.

– Извините, у вас нет чёрного выхода? Покурить охота, а мой парень мне не разрешает, – корчу грустную рожицу администратору магазина.

– Да, конечно. Я вас провожу, – услужливо помогает девушка.

Я следую за ней, пару раз обернувшись назад. Прикидывая, сколько в запасе времени пока он не поймёт, что я смылась.

Деньги и телефон у меня с собой. Под изумлённым взглядом администратора покидаю магазин. Во мне адреналин шпарит на полную мощность, как всегда, стоит совершить очередную глупость.

В городе настоящая пурга. В тёплом салоне автомобиля сложно было определить, как холодно на улице. А теперь ощущаю, что ветер проникая в мою убогую куртку, пробирает до самых костей.

Запрыгиваю в первый попавшийся автобус. Нужно оказаться подальше от Сабурова. Сама себе не доверяю. Мне уже хочется вернуться обратно. Бежать к нему сломя голову. Но там, рядом с ним, я забываюсь. Расслабляюсь. А я не могу позволить себе такой роскоши, пока не найду Анечку.

Выхожу на следующей остановке, вызываю такси.

Я сообщала Сабурову только улицу, на которой живут знакомые. Без номера дома. Поэтому есть шанс, что он меня не перехватит раньше.

Через полчаса я сидела в кухне давней подруги моей матери. Жили они хорошо, дом бизнес-класса, дизайнерский ремонт. На женщине шёлковое кимоно и лёгкий макияж. Ей, как и матери, под сорок. Но она настолько холёная, что возраст определить крайне сложно.

– Какой ты красоткой стала, – осматривает меня с головы до ног, задерживаясь на разбитых губах. – Даже краше матери.

Славик, её сын, то и дело заходил в кухню, бросая в мою сторону взгляды.

Я помешивала горячий чай в кружке. Интересно, ОН меня ищет?

– Она не объявлялась за всё это время? – на её лице неподдельное удивление.

– Нет. Да я и не ждала, что появится. Но вчера Аню забрали у опекуна. Не представляю, кому мог понадобиться ребёнок. Может, у матери какие-то неприятности, – пожимаю плечами. – У неё вечно были проблемы с мужиками.

– Это да, – хохотнула, пропустив мимо ушей известие о пропаже ребёнка, словно побоявшись, что, прояви она сочувствие, я попрошу у неё денег или помощи. – Но я не знаю, где она, солнышко. Какое-то время Инка ещё общалась со мной, но уже несколько лет как пропала. Последнее, что я о ней слышала, – она повисла на шее у какого-то очень богатого мужика.

От разговоров о матери меня начало подташнивать. Выворачивать наизнанку фламбе.

Инна существовала где-то тихо-мирно, сыто, спала спокойно, забыв, что её дочери выживают. Как её дочери выживают. И не дрогнуло ведь сердце, когда оставляла Аню у порога.

Так ничего и не узнав, я вывалилась из квартиры маминой подруги.

– Сер, постой, – Славик хватает меня за рукав куртки, – куда побежала?

Вид у меня потрёпанный, во рту до сих пор вкус спермы Сабурова. Мне кажется, если я сейчас подышу на Славика, тот грохнется в обморок от тестостерона, которым я напитана.

– Мне идти надо, я спешу, – устало отвечаю. Давить из себя дружелюбие нет ни сил, ни желания.

– Слышал про сестру, может, тебе чем-то помочь? – обдаёт меня запахом мятной жвачки.

Его рука упирается в стену чуть выше моего плеча. Он высокий, довольно симпатичный паренёк. Хорошо одет. С причёской за три косаря. В целом должен быть уверен в своей неотразимости, но на меня смотрит с какой-то странной уязвимостью. После Сабурова такие мальчики, как он и Та́ми, словно открытая книга.

– Есть одна вещь, – в голову приходит идея, – у меня телефон совсем сдох. Может, у тебя найдётся какой-нибудь старенький смартфон?

– Д-да, наверное. Погоди, я сейчас, – отлип от стены и скрылся за металлической входной дверью квартиры родителей.

Я нервно смотрю вниз, сквозь лестничные пролёты. Опасаясь, что вот-вот появится Сабуров со своими громилами. Время на исходе. Он уже должен быть где-то рядом. Представляю, какую головомойку он мне устроит.

– Вот, держи, – передаёт сотовый с зарядкой, – только он на нуле, его нужно зарядить.

– Супер, спасибо, – чмокаю его в щёку, вынимаю симку из своего телефона и выбрасываю его в мусоропровод. Что-то мне подсказывало, что Сабуров знает способы, как меня выследить. Могу, конечно, ошибаться. Вот и проверим.

Славик за всем этим удивлённо наблюдает, трогая щёку, будто ожог получил.

– Слушай, может, попьём где-нибудь кофе? Как раз зарядится, – его слова до того переполнены надеждой, что мне становится неловко. Да и отказать ему после того, как он дал мне телефон, я не могу.

Только я ещё хорошо помню, чем закончился такой поход с Та́ми.

Слава смотрит на меня и, должно быть, не понимает, что означает страх в моих глазах. А мне самой противно от этого становится. Почему я ощущаю себя загнанным зверьком, животным, боящимся наказания хозяина?

Я пытаюсь вспомнить причины, по которым сейчас должна, как послушная девочка, скакать обратно в логово Сабурова. Ни одна не приходит на ум. Ну да, я в долгу перед ним, но в рабство ему я всё же не продавалась.

Он кивает и соглашается. Спускаемся на подземную стоянку и садимся в его машину. Оттюнингованную иномарку.

На часах почти восемь вечера. Но я испытываю дикую усталость. И даже не представляю, где буду спать этой ночью. Но самое страшное, что я не знаю, где искать сестру. Никаких зацепок и вариантов не осталось.

В груди разливалась жуткая тоска. Смотрела в окно автомобиля, пока стояли в пробке, на прохожих. Глаз цеплял девочек одного возраста с Аней. В таких же как у неё пуховиках. Шапочках.

Никогда не боялась за себя. В какую бы передрягу ни попала, всегда оставалась уверенность, что из любой жопы выберусь. Но я взрослая, безрассудная. А Аня…

Вздрагиваю, обнаружив, что мы остановились рядом с популярной у золотой молодёжи кафешкой.

Мы садимся за столик, и я сразу же подключаю телефон к розетке. Пялюсь в экран, когда телефон включается и высвечивается одно-единственное СМС-сообщение.

Номер неизвестен, но я точно знаю, кому оно принадлежит.

Поднимаю ресницы, Слава смотрит на меня и ждёт, когда я сообщу заказ официантке. А у меня внутри всё переворачивается.

– Латте, пожалуйста, – обращаюсь к девушке и перевожу взгляд на знакомого. – Извини, мне важное сообщение пришло.

«Рука не поднимется. Ты слишком дорого заплатил за мою жизнь», – набираю дрожащими пальцами.

Вдруг осознаю, что меня забавляет эта ситуация. Сохраняю его номер.

«Я в кафе с другом детства. Обещай, что ему ничего не будет».

Пульс ускорился, когда он всё же пришёл. Спустя пять долбаных минут.

Слава что-то говорит. Я пытаюсь поддерживать разговор, но это даётся мне чертовски коряво. Он рассказывает о том, как учится в МГИМО. А я то и дело смотрю в сторону входа, хотя не прошло и десяти минут.

– Слав, тут такое дело, – неловко начинаю, – сейчас придёт один человек. За мной.

На лице парня удивление. Это Та́ми знал, кого стоит опасаться. А единственное, за что боролся Слава, – это высшие баллы на ЕГЭ.

– Он, в общем… он, – пытаюсь подобрать слова, но все эпитеты неудачны.

Вдруг вздрагиваю, поднимаю голову и обнаруживаю направляющегося к столику Сабурова. Весь в чёрном. Полы пальто распахнуты. Высокий, мощный, источающий опасность. Сексуальный, как смертный грех.

Слава, должно быть, понял что-то по выражению моего лица и обернулся.

– Вау! Я его знаю, Серафима, это же известный боксёр! – слышу в его голосе восхищение. Трепет. Похожий на испытываемый мной. Только у меня сексуальный и внизу живота. Миллиард бабочек порхает и щекочет крылышками стенки желудка.

И вижу его удивление, когда Рат приближается к нам. А затем круглые глаза, наблюдающие за тем, как Сабуров достаёт пятитысячную купюру, бросает на стол. Расплата за мой кофе, конечно.

– Пошли, – обращается только ко мне. Парень не дорос до внимания Сабурова.

– Слав, мне пора. Спасибо за всё, ещё увидимся, – слышу свой голос – детский лепет. Неловко поднимаюсь под прожигающим взглядом Сабурова.

– Это вряд ли, – перебивает тот намечающийся ответ Славы.

Следую за Ратом вперёд. Вариантов у меня больше нет. Где искать сестру, я не знаю. От того, что он замурует меня в своей квартире, ничего не изменится. Смиряюсь.

На выходе Ратмир закуривает сигарету. И мне тоже хочется успокоить нервы.

Костяшки его пальцев разбиты. С них разве что кровь не капает. В голове сразу возникает картинка, как он мог испортить где-то стену. Например, в магазине женской одежды.

Смотрю на то, как он курит, и едва дышу. Не видела его от силы пару часов, а кажется, что вечность, за которую успела соскучиться. Просто по его присутствию, по тому, что он рядом.

Делает затяжку. На его плечи ложатся снежинки. И не страшно же им. Он выпускает дым из лёгких и только после этого обращает на меня взгляд.

Злость совсем не то слово, которым можно было бы описать то, что я в нём прочитала. Нет, всё гораздо хуже. Там холодная отстранённость, пугающая меня куда сильнее.

Краем глаза замечаю, что к нам приближаются два амбала. Хмурюсь. Зачем они здесь?

Сабуров просто кивает им. Ни слова не говоря.

Но этого достаточно. Меня тут же берут под руки, да так, что ботинки отрываются от земли.

– Ратмир, ты обещал! – пищу не своим голосом, ощущая жёсткую хватку.

Не смотрит больше в мою сторону. И вдруг до меня доходит. Он же написал: не трону. И не тронул. Козёл!

Не знаю, как эту сцену видят прохожие, но мне становится жутко и страшно, когда меня закидывают в тонированный внедорожник. Фиксируют с обеих сторон своими телами. После чего машина двигается с места.

Нет, я не ожидала, что он спустит мне с рук побег. Но надеялась, что займётся мной лично. А он даже притрагиваться не захотел. Не доверял себе? Боялся, видимо, что свернёт мне шею на месте. За неповиновение… Ему же послушная девочка нужна. Я не такая.

Дорога уже знакома наизусть. Подземная парковка. Лифт. Тяжёлая металлическая дверь. Услужливая Нур. Старая тюрьма.

Если наказание заключалось в абсолютном игноре, у него получилось. Он не появился ни этой ночью, ни следующей. Из дома мне выходить запрещалось. Удивительно, что к ноге не присоединили браслет для слежения и не конфисковали сотовый.

Утром набрала номер Патимат. Хотелось инсайда. Заезжал ли Сабуров в особняк или нет. Знать бы, где он.

– Серафима! Как я рада тебя слышать, – прозвучал на том конце голос со знакомым лёгким акцентом, греющим душу.

– Ты не представляешь, в какой ярости был Ратмир, когда ты пропала, – с воодушевлением начала она, – думала, убьёт меня и всю охрану, но сжалился. Мачеху свою едва не разорвал, когда она по привычке принялась клеветать на тебя.

Слушаю, а у самой уши горят. Больно противоречивая информация, совсем не вязалось описываемое Пати поведение Ратмира и то, как он вёл себя со мной в погребе.

– А у кого в итоге оказались драгоценности? – меня это не сильно волновало, но всё же любопытно.

– У Рустама. Не знаю подробностей, но вроде у него страшные карточные долги, – почти шёпотом пояснила она.

Удивления я не испытала. Но ощущение, что меня изваляли в грязи, никуда не делось.

– Скажи, а когда Сабуров последний раз появлялся в особняке?

– Его не было с того дня, как ты сбежала. Он редко останавливается здесь, в основном живёт в городе, – признаётся она. – А что такое?

– Да так, – понуро, – дело к нему есть. Повиниться хочу.

Мы ещё немного поговорили о буднях особняка и попрощались.

Он запер меня здесь, как в тюрьме. В наказание. Он не отвечал на мои эсэмэски и звонки. На третий день мне начало казаться, что я медленно, но верно съезжаю с катушек.

– Что желаете на обед? – со смешным акцентом спрашивает Нур.

Нервничала из-за Ани, а Сабуров как вишенка на торте.

– Так нельзя, девочка, вы не ели со вчерашнего дня.

Пожимаю плечами. Может, если устрою голодную забастовку, он объявится?

И он действительно приехал. На следующей день.

Я услышала его тяжёлые шаги ещё в гостиной. Поднялась с дивана, потом села обратно. Вновь поднялась. Не знала, куда себя деть от волнения. И в то же время сердце заходилось в груди от радости.

Он переступил порог, и я едва сдерживалась от того, чтобы не кинуться ему на шею. Сжала кулачки, будто это могло помочь. И смотрела на него, как по уши влюблённая дурочка. В надежде, что он тоже хотя бы что-то ко мне испытывает. Хоть малую часть от той бездны чувств, что бушует внутри меня.

Получить полную версию книги можно по ссылке - Здесь

Куплю твою жизнь - Елена Рахманина - Читать онлайн любовный роман

Рахманина Елена

Аннотация к произведению Куплю твою жизнь - Елена Рахманина

1 Страница