Разделы библиотеки
Три чайные розы - Алиса Лунина - Читать любовный роман онлайн в женской библиотеке LadyLib.Net
Три чайные розы - Алиса Лунина - Скачать любовный роман в женской библиотеке LadyLib.Net
Лунина Алиса
Три чайные розы
| Предыдущая страница | Следующая страница |
Часть 2. Чаепитие летнее
Пять лет прошло, и Полина получила ответ на свой вопрос. А вместе с ним – представление о работе времени.
На самом деле если бы Полину спросили, что изменилось в ее жизни за прошедшие пять лет, она в присущей ей ироничной манере ответила бы: лишь то, пожалуй, что у нее появился сотовый телефон и любовник. Вернее, в иной последовательности: сначала любовник, а потом телефон. Потому что мобильный ей подарил Климов для того, чтобы не звонить на домашний, к которому мог подойти Данилов. Так удобнее сохранять конспирацию.
Вот, например, сейчас она дома, а Климов позвонил на сотовый. Увидев высветившийся номер, Полина сказала мужу, что ей звонят из галереи, и закрылась в ванной, где, пустив воду, ответила на звонок.
– Привет, любимая! – радостно проорал Климов.
– Что-то случилось?
– Случилось! Четыре года назад! Ты хоть знаешь, какой сегодня день?
– Ну и?
– Тридцать первое июля!
– Невероятно! Никита, неужели ты помнишь?
– Представь себе! Мало того что я уже несколько лет храню данную тебе клятву и верность в придачу, так еще и оказываюсь куда более сентиментальным, чем ты, – помню трогательные даты!
Полина улыбнулась – ну конечно, тридцать первое июля! Как она могла забыть! Четыре года назад они вместе прошли насквозь свою первую ночь и вышли в солнечный рассвет, обещавший начало прекрасного дня и их новой жизни.
Это был удивительный день… Самый необычный за прошедший год, ибо ровно год Полина не видела Климова. В далекий майский вечер в Березовке, рассуждая о проблемах времени, могла ли она предположить, что так долго не увидит его и что на память о нем останется лишь картина «Странные танцы» и глухая боль в груди?
…В тот вечер Полине захотелось побыть одной. Данилов нашел ее в беседке в глубине сада.
– Поля, что с тобой?
– Просто взгрустнулось…
– Я так соскучился по тебе! Больше не поеду ни на какие дурацкие конференции!
Он поцеловал ее. Полине пришлось ответить на этот порыв нежности, и Климов, подойдя к беседке, увидел весьма пикантную сцену.
– Не спится, Никита? – спросил Данилов.
– Уже иду спать! Спокойной ночи! – усмехнулся Климов и ушел.
Полина вздохнула:
– Я очень устала, Иван! Пойдем в дом!
Утром она не то чтобы услышала, а почувствовала, что Климов уезжает, и заплакала. Тихо, чтобы не разбудить мужа.
Больше в Березовке Климов не появлялся. Татьяна посылала ему через Андрея приглашения, но он тем летом ни разу не приехал к Басмановым. Татьяна молчала, не задавая сестре лишних вопросов, но Полине казалось, что та обо всем догадывается.
Время шло… Полина пыталась преодолеть любовь, как болезнь, и была совершенно несчастна. Год показался унылым и монотонным. Галерея, дом, прогулки с Даниловым в парке по воскресеньям… Болезненную осень со слезами и переживаниями сменила бесснежная зима с тоской и ощущением вселенского холода; на смену ей пришла весна, наполненная смутными надеждами; затем лето с горьким осознанием их несбыточности. Круговорот времен в природе, в течение которого Полина была занята лишь одним – пыталась забыть Климова. Согласно буддистской практике, слово, произнесенное много раз, утрачивает смысл. Помня об этом, Полина повторяла имя Климова сотни раз, желая обратить его в ничто, но странное дело – оно сверкало и ничуть не блекло. Смысл не терялся. Напротив, смысла не было ни в чем другом, кроме этого имени. Она стала нервной и раздражительной, часто срывалась на Данилове. Тот молчал, переживая их ссоры.
Когда ей показалось, что она успокоилась и забыла о своих чувствах, любовь коварно вспыхнула с новой силой. Говорят, так бывает – перед агонией неожиданно может наступить ремиссия, больной сочтет, что близок к выздоровлению, и тогда болезнь накинется на него с новой силой.
Тот летний вечер Полина собиралась провести дома. Она приняла ванну, налила себе чай. Неожиданно позвонил Андрей. В разговоре он между делом сообщил, что видел вчера Климова и тот спрашивал о ней. Полина едва не выронила трубку – нет, ничего не прошло! Ей неудержимо захотелось увидеть Никиту. Забыв о гордости, она попросила брата дать адрес Климова. Удивившись, Андрей выполнил ее просьбу.
Она надела любимое платье, накрасила губы и вышла из дома, так, как будто покидала их с Даниловым семейное гнездо навсегда.
На столе осталась чашка невыпитого чая…
…Желание увидеть его было столь нестерпимым, что она взяла такси. Волнуясь, назвала незнакомый адрес – Климов жил в новом спальном районе, который Полина совсем не знала. Проспекты, безликие дома. Машина остановилась у одного из них.
Его дверь… Сердце готово выпрыгнуть из груди, и мир падает на плечи… Она нажала на кнопку звонка.
Климов возник в проеме – загорелый, небритый, с голым торсом – и застыл, увидев ее. Наконец улыбнулся:
– Привет!
Молчание…
– Я могу войти?
Они сидели за столом друг против друга на солнечной кухне. Оба курили.
– Как ты живешь?
Он пожал плечами:
– Отлично!
– Тебя не было сто лет!
– Всего лишь год!
– Ты помнил меня?
– Да, Полина. – Он усмехнулся. – Я помнил тебя. У меня вообще хорошая память на лица.
Она подошла к окну, выглянула во двор.
– Ничего интересного, – пояснил Климов, – обычная городская окраина!
– Можно мне посмотреть, как ты живешь?
– Разумеется!
Она обошла небольшую уютную квартиру. С удивлением отметила:
– Надо же, бардака нет! Я думала, будет гораздо хуже.
– А почему ты ожидала увидеть бардак? Я довольно организован в этом смысле! Веду борьбу с хаосом! С переменным успехом, впрочем!
Он улыбался. Она тоже. Смущение первых минут прошло, оба приходили в себя и чувствовали радость.
– Ты голодна?
– Да!
– Придется подождать! Я сгоняю на рынок!
Он с готовностью кинулся к двери.
Полина крикнула ему вслед:
– Ты забыл надеть майку.
Он вернулся, натянул футболку.
– Я побежал!
– Никита! – Она вновь остановила его. – Не уходи так… Поцелуй меня!
Он взял ее за плечи, желая поцеловать, но Полина рассмеялась и увернулась.
– Иди!
– Опасные шутки!
Когда он ушел, Полина рассмотрела в квартире все, что можно, и даже что нельзя. Открыла шкаф. Не удержавшись, достала оттуда рубашку Никиты, вдохнула запах. Рубашка пахла табаком и свежим морским парфюмом.
Увидев на письменном столе свою фотографию в рамке, она улыбнулась – чудак, наверное, стащил в Березовке.
В ванной она заметила висящий на крючке белый шелковый халат, который явно принадлежал не Климову. Ругая себя, Полина заглянула в шкафчик – в одном из отделений лежали пачка презервативов и зубная щетка в упаковке. Она почувствовала боль. Ревность змеей ужалила в сердце. «А на что ты надеялась? Что он будет целый год лить слезы и ждать тебя?!»
Климов вернулся через полчаса. Принес баклажаны, сыр, вино и фрукты. Стал готовить ужин. Быстро, ловко. Она удивилась.
– Не устаю поражаться твоим талантам, Никита! Откуда ты такой взялся? И жнец, и на дуде, простите, игрец! Ты у нас и физик, и плейбой! Надо же, как все в одном человеке сошлось! Как говорится, таких – нет, не было, и не надо!
– Заметь – все это может достаться тебе!
Полина усмехнулась:
– Неужели?! А я вот все думаю – за что?
– Просто считай, что тебе повезло!
– Ясно. Буду считать. Кстати, как одинокая холостяцкая жизнь? Заходят ли дамы на огонек?
– Ты о чем? Я целиком принадлежу науке!
– Неужели?! А халатик в ванной?
– Уууу, барышня, – насмешливо протянул он. – Какая вы наблюдательная!
– Извини. Устроила у тебя небольшой шмон.
– Извиняю. Мне даже льстит, что тебя так интересует моя скромная персона.
Она вспыхнула:
– Ты еще смеешь шутить? Бабник!
– Я должен что-то сказать в свое оправдание?
– Попробуй!
– Видишь ли, я все-таки мужчина, иначе говоря, примат с определенными физиологическими потребностями! Я нахожу секс довольно приятной штукой и не вижу в аскезе особого смысла, тем более что моя верность никому не нужна!
– И какие женщины сюда приходят?
– Что тебя интересует? Масть, социальный статус, параметры? Я не мальчик, Полина, и в жизни знал многих Камелий и Аспазий, но при этом согласен с классиком: наслаждаться ими иногда можно, но говорить о них решительно нечего!
– Боже! Какой цинизм! И потребительское отношение к женщине!
– Перестань! Женщины, приходящие сюда, знают правила игры и с ними согласны.
– А я?
Ей было так больно, что она задвинула понятия о гордости куда подальше.
– Ты – это другое! – спокойно ответил Климов.
– Тогда можно я сделаю то, что мне хочется?
– Все, что угодно!
Она метнулась в ванную, вернулась на кухню и распахнула окно. В него полетели халат и презервативы.
Климов рассмеялся:
– Ты против безопасного секса?
– Поцелуй меня! – вдруг сказала она.
– Снова шутишь?
Она сама подошла к нему, потянулась к его губам. В последний момент резко отстранилась и хрипло расхохоталась ему в лицо.
– Какая же ты сука, Полина! – качая головой, сказал он. Как будто даже одобрительно.
Она от души залепила ему пощечину.
– Полагаю, теперь самое время мирно поужинать!
…Вино оказалось прекрасным и терпким, еда, приготовленная Климовым, вкусной, однако уже через пять минут они забыли об ужине и плавно переместились в комнату, прихватив бутылку с собой. Никита с бокалом расположился в кресле. Полина, недолго думая, уселась к любимому на колени. Они пили вино и страстно целовались. Потом Климов отнес ее в спальню, положил на кровать, раздел и… встретил бешеное сопротивление!
Полина сама от себя такого не ожидала – чем большим становилось ее возбуждение, тем больший протест против того, что неминуемо должно было произойти, она ощущала. Она отталкивала его руки, приговаривая с интонацией, едва не торжествующей:
– Этого не будет!
Климов буквально не мог с ней справиться – ничего себе сила и ярость!
…Он сел на край кровати и закурил.
– Ты меня совсем измучила! Настоящая фурия! Может, тебя изнасиловать? Сковородкой по голове и овладеть!
– Лучше дай сигарету!
…Затушив сигарету, она взглянула на часы.
– Уже поздно. Начало первого.
– Останешься?
– Нет, что ты… Не могу! Как я объясню Данилову?
– Тогда поехали, иначе до развода мостов не успеть.
– Ты сердишься на меня?
– Я люблю тебя и готов ждать… А теперь одевайся, нам пора!
Они вышли из дома, сели в стоявшую у парадного «девятку» Климова и поехали, но, несмотря на бешеную скорость, все-таки не успели – Троицкий мост уже развели.
– Ну вот, – сказал Никита, барабаня пальцами по рулю, – пожалуйста, развод мостов! Очень петербургская тема! Любимая отговорка неверных мужей!
– И жен! – усмехнулась Полина.
– Интересно, сколько детей в Петербурге родилось потому, что мосты разводят! Хе-хе!
– Это как?
– Так: опоздал домой, где-то заночевал, и привет! Вы – отец! Поехали обратно?
– Не хочу! Давай пройдемся? Сто лет не гуляла по ночному городу!
Они вышли из машины и побрели вдоль набережной.
– Тебя дома не потеряют?
– Спасибо за заботу! А что я могу сделать?
– Вон телефон-автомат, позвони домой!
Полина задумалась: ей не хотелось говорить с Даниловым. Ни за что на свете. Она набрала номер сестры.
– Таня, ты еще не спишь?
– Конечно, сплю! Что случилось?
– Ничего. Тебе Иван звонил?
– Нет.
– Если будет звонить, искать меня, скажи… что я у тебя и уже сплю, ладно?
– А на самом деле ты где?
– На Горьковской. Застряла у Троицкого моста.
– Ты одна?
Поколебавшись, Полина ответила:
– Нет.
– Передавай Никите привет! – сухо сказала Татьяна и повесила трубку.
Полина повернулась к Климову:
– Тебе привет!
– Как Татьяна догадалась, что ты со мной?
– Боюсь, она давно все поняла! Идем к Петровской набережной?
Они дошли до легендарного крейсера, постояли у мифических лягушек-львов. Город, прекрасный, непостижимый, плыл перед ними… Глядя на противоположный берег Невы, Полина вдруг подумала: есть какая-то символичность в том, что сегодня ночью сама судьба оставила ее здесь, на этом берегу, рядом с Климовым. Казалось, время остановилось, они навсегда застыли в нынешней ночи, а на другой берег, как и в прошлую жизнь, путь теперь закрыт. И когда Климов поцеловал ее, Полина отозвалась на этот поцелуй. Теперь она стала покорной и тихой. Оказывается, все просто – надо поверить своим чувствам, отдаться им…
– Климов, поклянись мне!
– В чем? И чем?
– Что ты больше никогда не трахнешь ни одну бабу.
Он шутливо схватился за голову:
– Какое византийское коварство брать с меня такие клятвы! Что за жестокость?!
– Поклянись!
– А если нарушу?
– Тогда пусть силы небесные тебя кастрируют!
– Вряд ли небесная епархия станет заниматься этим вопросом! – усмехнулся он. – Ну ладно! Торжественно клянусь, что с этой ночи ухожу из большого секса!
– И будешь хранить мне верность!
– Да!
Климов вновь привлек ее к себе, и в этом жесте было много нежности…
Ночь оказалась длинной, но и она закончилась. Ранним утром, обнявшись, влюбленные смотрели, как сводят мосты.
Они проехали через Троицкий мост и снова вышли из машины – ей захотелось оказаться на Дворцовой площади. Над городом плыл Ангел. Уличный музыкант играл на саксофоне. Полина продрогла, и Климов прижал ее к себе.
Они прошли эту ночь насквозь и вышли в солнечный рассвет, обещавший начало прекрасного дня и новой жизни.
В восемь утра Полина вернулась в свою квартиру на Фонтанке с твердым намерением рассказать мужу правду. Однако Данилова дома не было. Полина с тоской представила, как он мечется по улицам, ищет ее. Зашла на кухню, машинально выпила холодный вчерашний чай и вдруг услышала звук открываемой двери. Сердце стучало – ах, как это трудно и больно…
В дверном проеме возник виноватый Данилов.
– Привет! Не спишь? Извини, меня вчера попросили остаться на ночь в больнице, заменить дежурного врача. Звонить было поздно – не хотел тебя будить! Ты уже успела одеться? Куда-то уходишь?
Ситуация была мучительной и глупой, как в анекдоте.
– Мне сегодня надо пораньше на работу, – выдохнула она, поняв, что не сможет сказать ему правду.
Он улыбнулся:
– Смотри, какое чудесное утро!
– Да, Иван! – кивнула Полина.
* * *
Лена погладила кудрявую голову дочери. Трехлетняя Марина, которую в семье называли Мусей, наконец уснула. Лена присела на диван, вздохнула… За лето, проведенное в Березовке, она очень устала – от простуд дочери, почти столь же частых, как супружеские размолвки с Андреем, от присутствия чужих и непонятных ей людей. Увы, худшие опасения относительно будущих родственников, возникшие в самом начале знакомства, подтвердились. Она так и не стала для них своей, впрочем, как и они для нее. Ничего удивительного в этом, конечно, нет: слишком разные люди, может быть, даже другого биологического вида. Им бы разъехаться, в идеале совсем не общаться, но она пока не чувствует в себе сил, чтобы отважиться на столь радикальное решение. Андрей явно не поймет подобный поступок, как не способен понять, насколько ей тяжело быть «чужой среди чужих».
Она и сама не знает, что так раздражает ее в сестрах Андрея и кто воздвиг стену непонимания, возникшую между ними. Много раз Лена пыталась разрушить ее и всякий раз бессильно опускала руки. Они… другие. Отстраненность Полины Лена объясняет заносчивостью и высокомерием, доброту и уступчивость Татьяны – беспринципностью и бесхарактерностью, непосредственность Маши – откровенной наивностью, ограниченностью. Если бы не дочь, которой необходим свежий воздух и парное молоко, Лена бы здесь и дня не задержалась. Хватит – сыта по горло! Шум, гам с утра до ночи, нет покоя от бесконечных пустопорожних разговоров, и «друзья семьи» ей осточертели! Один громогласный Клюквин чего стоит! Бабка Зинаида почему-то считает своим долгом вмешиваться в их с Андреем дела, направо и налево раздает советы и поучения, хотя ее об этом никто не просит.
Хорошо бы продать дом! Он на Андрея записан, на эти деньги можно было бы купить достойную квартиру (надоело ютиться в панельной однушке на окраине!). Вполне справедливый раздел имущества: им с Андреем – дом, сестрам с бабушкой – огромная родительская квартира на Мойке. Разъехаться, встречаться по большим праздникам, и плевать она хотела на эту семейку, в которой все со «странностями» и придурью. Подумать только – Климов теперь числится у них в лучших друзьях! Надо быть идиотом, чтобы не понимать, зачем он сюда таскается столько лет! И все это знают, кроме несчастного рогоносца Данилова, который тихо спивается. Знают, но делают вид, что ни о чем таком не догадываются, лицемеры! Андрей превратился в тряпку, сохнет над своими бумагами, словно за них платят деньги.
Ей надоело вечное безденежье. До жути. До просто «взять и повеситься». Стоит ей вспомнить об Андрее, как подступает раздражение. Лену злит его беспомощность, потертый плащ, обыкновение изъясняться высокими, возвышенными словами, а если честно – решительно все.
Она отправилась в соседнюю комнату, где за столом, обложившись тетрадями, сидел Андрей и по обыкновению что-то сосредоточенно писал.
Лена взглянула на него, заметила намечающуюся лысину и поняла, что волна раздражения сейчас обернется девятым валом. И пусть – самое время для решительной атаки.
– Андрей! Сегодня бабушка опять поила Мусю ужасными травами, которые приносит соседский старик. Хотя я просила этого не делать! У Муси жестокий диатез!
Андрей молчал, делая вид, что не слышит.
– Пойми, нам нужно жить отдельно! Зачем мы здесь?!
Перо в руках Андрея предательски дрожало.
Ей надоела эта игра, она крикнула:
– Что ты молчишь? С кем я разговариваю?
Он оторвался от записей, поднял голову.
– Ты же знаешь – завтра я должен отдать переводы Сомову.
Почему-то эта вполне безобидная фраза заставила ее взорваться окончательно.
– Тебе всегда некогда! Конечно, тебе до меня нет никакого дела! Зачем ты вообще женился?!
– Я читаю лекции в трех институтах, по ночам делаю переводы для Сомова. – Он изо всех сил старался быть спокойным. – Чего ты хочешь?
– Чего я хочу? Кого это интересует?! Переводы! Лучше скажи, какие гроши ты за них получаешь! – Она поняла, что ее несет и уже не остановиться. Пусть. – Блестящее будущее! Научная карьера! Ты неудачник. Да, мой дорогой, самый обыкновенный неудачник.
Андрей снял очки и пробормотал:
– Лена, зачем? Что ты говоришь?
– Ты – лузер. И ничего не можешь! Как я устала!
Она закусила губу, чувствуя, что сейчас заплачет.
Андрей спросил каким-то тусклым голосом:
– Что мне, по-твоему, в коммерцию податься?
– Ну как же! В коммерцию! Ты слишком умный для этого и к тому же гордый. Спрашивается, кому нужна твоя светлая голова, если ты не можешь обеспечить семью! Даже Клюквин в своем киоске получает, наверное, куда больше.
– Прошу, замолчи!
– Сколько раз я говорила, что надо продать дом и купить нам нормальную квартиру! Ведь ты можешь это сделать, документы на дом оформлены на тебя.
В ее голосе зазвучали жалобные нотки, она помнила, что метод кнута необходимо сочетать с методом пряника.
– Пожалуйста! – добавила Лена просящим тоном маленького ребенка.
– Я не могу, извини! И потом девочки никогда не согласятся, – тихо, но твердо ответил он.
– Девочки! Почему ты никогда не думаешь о своей дочери?!
Андрей сжал в руках карандаш, стараясь не поддаваться на провокацию.
– Тонкая натура! Все вы тут тонкие натуры, непризнанные гении, загубленные дарования! Такие умные, честные, благородные! Меня просто тошнит от вас!
Она вышла из комнаты, громко хлопнув дверью.
* * *
Андрей ходил по кругу и мерил комнату шагами. Истерика жены оказалась последней каплей. В чаше с ядом. Вот он выпил его и почувствовал, как внутри разливается смертельная усталость. Усталость хроническая, изматывающая. По ночам – переводы. Днем – разъезды по городу: институты, как на грех, расположены в разных его концах, и Андрею все время приходится бежать, чтобы успеть. «Беги, кролик, беги»… Он усмехнулся, вспомнив одноименный роман.
Кто он, Андрей Басманов, печальный человек в старомодном плаще, с намечающейся лысиной? Проволочный кролик, которого дергают за проволочку как хотят. И бежит он читать лекции в одном институте, в другом, делает переводы для Сомова; бег по кругу, разомкнуть который невозможно. А внутри круга время идет фантастически быстро. Излюбленный сюжет сказок: путник заблудился, прилег отдохнуть в каком-нибудь очень странном месте, проснулся через час, вернулся наконец в свой город и ничего не узнает! Город стал другим, дома, улицы, люди – все другое. Оказывается, пока путник спал, прошло сто лет. Вот и он словно застыл в безвременье. А может, от времени заслонился руками? Бывает, на миг очнется и с ужасом отметит: прошло еще столько-то лет. Последние годы он исповедует принцип страуса – личное изобретение Андрея Басманова, собственная философская система для внутреннего пользования. Принцип нехитрый: закрываешь голову руками – весь мир в себе, иногда высовываешь башку, чтобы оглядеться, а испугавшись, тут же прячешь.
Он никак не может понять, куда все уходит?! Былой трепет, нежность? Отчего накал чувств стихает? (А ведь когда-то жарило, как в домне! Горело так, что можно было спалить город!) Почему температура отношений снижается и после года супружеской жизни застывает на скучной нормальной отметке 36,6?! Когда его семейная жизнь дала трещину, как вообще началось то, отчего он сейчас прячется?
Андрей был удивительно счастлив в первый год супружества – не сводил с жены глаз, любуясь ее красотой, шептал ей восторженные стихи и думал, самонадеянный идиот, что она тоже любит его. А потом Лена вдруг стала нервной и раздражительной. Андрея удивляла ее способность устроить сцену из совершенного пустяка. Сначала он находил это забавным и даже пикантным, говорил, смеясь, что Еленочка, как истинная француженка, из ничего умеет сделать шляпку, салат и скандал. За ссорой обычно следовало бурное примирение и какой-нибудь горячий сексуальный эпизод, что придавало остроты их отношениям – «милые бранятся – только тешатся!». А после особенно сокрушительной сцены Лена делалась тихой, молчаливой, виноватой и нежной. Но после рождения дочери все изменилось. Милые капризы Лены превратились в затяжные истерики, которые его удивляли и печалили. Она часто закатывала глаза кверху и вопрошала то ли небо, то ли Андрея: «Неужели сраные пеленки – то, о чем я мечтала когда-то?!» Андрей терялся, бежал стирать пеленки, убеждал ее, что это временные трудности, но Лена как-то не спешила выходить из полюбившегося образа молодой прекрасной женщины, бессовестно принесенной в жертву мужу-тирану. Его отчаянные попытки понять томления жены пресекались презрительным: «Ах, оставь, ты не поймешь!» В последний год он смирился, придя к выводу, что истерики Лены иррациональны и, раз предвидеть или предотвратить их нельзя, к ним надо относиться как к неизбежному стихийному явлению: попросту пережидать, как грозу или ураган.
Нет, однажды он попытался поставить ее на место, сказав, что нервы, Леночка, бывают от распущенности и дурного воспитания! Но его попытка образумить жену оказалась неудачной (уж лучше бы и не пытался), потому что в ответ она зарыдала с утроенной силой, заперлась в спальне и наглоталась снотворного. Ужасная история. Он не любит об этом вспоминать. Когда Лене промывали желудок два врача «Скорой помощи», Андрей дал себе слово впредь не ввязываться в семейные сцены. Потому что пошло. А главное – бессмысленно. Ибо тогда Андрей уже догадывался о главном (хотя все еще боялся озвучить это даже себе самому) – она не любит его.
Говорят, что Чехов советовал брату написать роман о том, как двое любили друг друга, поженились и всю жизнь потом были несчастливы. Да… В их случае выходит несколько иначе. Любил он один, а несчастливы оба.
Получить полную версию книги можно по ссылке - Здесь
| Предыдущая страница | Следующая страница |
Поиск любовного романа
|
Партнеры