Любимец моих дьяволов - Ева Мелоди - Глава 4 Читать онлайн любовный роман

В женской библиотеке Мир Женщины кроме возможности читать онлайн также можно скачать любовный роман - Любимец моих дьяволов - Ева Мелоди бесплатно.

Правообладателям | Топ-100 любовных романов

Любимец моих дьяволов - Ева Мелоди - Читать любовный роман онлайн в женской библиотеке LadyLib.Net
Любимец моих дьяволов - Ева Мелоди - Скачать любовный роман в женской библиотеке LadyLib.Net

Мелоди Ева

Любимец моих дьяволов

Читать онлайн


Предыдущая страница Следующая страница

Глава 4

Pov Леа

С самого детства я ощущала себя птицей в золотой клетке. Не помню где впервые встретила это выражение. Но с тех пор всегда ассоциировала его с собой. Отец был сложным человеком. Своеобразным, странным, вспыльчивым. Одно из воспоминаний детства – однажды летом, в загородном доме, он заставил меня собирать гусениц с кустов смородины, голыми руками. Мне было лет восемь и меня тошнило от отвращения. Было до того противно, я пыталась делать это листьями, но отец пристально следил за мной и запрещал. Все закончилось на втором тельце несчастного насекомого – я упала в обморок. Когда очнулась в своей комнате на постели, куда принес меня отец – первое что услышала:

– Слабачка. Я силе хочу тебя научить. Стойкости. В жизни слишком много дерьма. И тебе обязательно придется с этим столкнуться.

– Зачем мне давить насекомых руками? Чему это может научить? – спрашиваю слабым голосом.

– Не бояться запачкать руки.

– Для чего могут грязные руки пригодиться?

Отец, ничего не ответив, вышел из комнаты.

На самом деле он не был жесток со мной. Никогда не бил, не повышал голос. И во многом баловал – я ни в чем не знала отказа. Но я мало что просила. Мне были не интересны дорогие игрушки, красивые тряпки. Я любила книги, потом это увлечение прошло – начала вязать, это успокаивало меня. Долгое время моей мечтой было узнать о том, кем была моя мама. Но я боялась задавать отцу этот вопрос. В детстве он его просто игнорировал. А лет с восьми я вдруг поняла – он никогда мне на него не ответит… Еще несколько лет я жила мечтой что вырасту, найму частного детектива и узнаю все самостоятельно. Но потом я еще лучше узнала своего отца. И поняла – бесполезно рвать душу. Этот человек настолько хорошо умел прятать концы в воду – я никогда ничего не найду…

Со временем мы смогли выработать с Германом Брейкером правила взаимного сосуществования. Но иногда от его холодности, от отсутствия нормальной родительской любви у меня сносило планку. Я пыталась вывести отца на эмоции. Хоть какие. Потому что загибалась в дорогой золотой клетке от отсутствия любви. От невозможности получить эмоцию. Хоть какую. Отец всегда был ровным: холодным, замкнутым, погруженным в свои дела, бизнес.

Наверное, в такой обстановке у меня не было шанса вырасти нормальной. Богатство развращает, даже если внутри ты его не приемлешь. Оно все равно накладывает на тебя отпечаток. Наверное, как и бедность. Мне кажется то и другое – одинаково плохо. Крайности уродуют человеческую натуру, калечат.

От меня ждали, что вырасту избалованной сукой. И я с удовольствием это демонстрировала. Некая защитная оболочка, к которой привыкаешь, словно к второй коже.

***

В родном городе у меня почти не было подруг. Зато переехав на Рублевку – я нашла целую компанию. Не то что прям трепетные близкие отношения – но хотя бы нормальное общение. Неожиданный спонтанный отъезд очень сильно повлиял на меня. Поначалу было страшно. Не хотелось покидать все привычное. А потом стало будто легче дышать. Ничего не давило. Я была очень благодарна отцу за это решение, хоть и понимала – он сделал это не ради меня. Тут замешаны совсем другие интересы.

Я быстро освоилась в новой среде. Поступила в университет, где мне очень нравилось. Общалась, тусовалась. Стала почти нормальной. Если бы не папино давление в некоторых вопросах… которое иногда становилось невыносимым, и я срывалась. Эти его охранники, навязчивая идея выдать меня замуж за аристократа. Иногда я боялась, что отец впадает в маразм. Другие родители радовались бы, что дочь учится на пятерки, сама на бюджет поступила, хотя могла бы на платное, деньги ведь есть. Но чем больше у отца становилось денег, тем сильнее я боялась от них зависеть. Но принимала, конечно. Не собиралась отшвыривать от себя материальные блага. Даже с охранниками кое-как смирилась.

Пока в один прекрасный день меня не оглушил взрыв из прошлого. Тот, которого я меньше всего ожидала увидеть на пороге своего дома. Точнее, не порог – столовая. Сидит напротив отца, потягивает кофе, привычно вальяжный, уверенный в себе. Один взгляд – и спазм в горле. Паническая мысль: «Как выгляжу? Только бы не подать вида, что волнуюсь!» О, если бы я только знала, какой сюрприз подготовила судьба… надела бы лучший наряд… Глупо, да. Якоба нарядами не купишь. Но мне необходима защитная оболочка, когда он поблизости. Ни один человек в этом мире не ранил меня так, как он.

С Якобом связан калейдоскоп ярчайших воспоминаний. Взаимный игнор, наверное, с первой встречи. Неприязнь на подсознательном уровне. И огромное количество взглядов, ситуаций, когда ты, пусть и издалека, но царапаешь глазами человека, притягиваешь его к себе ментально, не отдавая в этом отчет. Почему именно он? Что заставляет нас чувствовать нечто особенное, непередаваемое, именно к конкретному человеку? Тогда как ко множеству других остаешься абсолютно равнодушной?

И еще это особенное чувство, когда знаком с человеком с детства. Оно остается на всю жизнь. Пожалуй, это не менее близкие отношения чем супружество, в этом очень много интимного. Ведь в детстве мы беззащитны, открыты. И только с возрастом наращиваем броню…

Когда пытаюсь вспомнить, в каком возрасте во мне появилась странная навязчивая симпатия к Якобу Штаховскому – каждый раз теряюсь. Никогда не признаюсь вслух в этих странных чувствах. Они для меня – позорный факт биографии. Моя одержимость им началась, наверное, лет в десять. Когда мы с отцом приехали в наш новый загородный дом и отправились на барбекю-вечеринку к соседям. Красивый белокурый парень сразу привлек мое внимание. Он был очень взрослым по сравнению со мной… И разумеется, у него не было ни малейшего интереса к маленькой хмурой пигалице с косичками. А мне так запало в душу его лицо… В тот период я много читала, все что могла найти в отцовском доме. Предпочтение я отдавала разумеется любовному жанру, вот только папа его не жаловал. Поэтому чаще я читала детективы и классику. Но если в истории появлялся герой – я представляла лицо Якоба. Причем от Питера Пэна до Перри Мейсона – на всех вешала портрет Штаховского. Так началась моя одержимость.



Родители Якоба не были богачами как мой отец, но все равно, людьми состоятельными. А главное – интересными. Папа обожал общаться с ними. Ну а очередную мачеху никто не спрашивал. Как и меня. Но мне нравились Штаховские. Очень. Отец Якоба был поляком, отсюда и фамилия. Анислав Штаховский – крупный высокий мужчина с рыжей шевелюрой волнистых волос. Он был настолько мощным, коренастым и в то же время высоким, что казался мне гоблином из сказки. Он пугал меня. Тем более был молчалив, вечно погружен в себя, и вообще его редко можно было встретить – почти все время он проводил в своем кабинете. Позже я узнала, что Анислав очень добрый, и все бразды правления в этой семье принадлежат Ольге – матери Якоба. Только она умела приструнить сына. Но несмотря на строгость этой женщины, я тянулась к ней всей душой. Она была очень красивой, похожей на кинозвезду. Белокурые волосы, голубые глаза… С сыном Ольга была строгой, но со мной – наоборот, очень доброй и отзывчивой. От нее так и веяло материнским теплом.

Разумеется, с такими родителями сын не мог быть уродом. Якоб удивительно сочетал в себе яркие черты обоих родителей. Он казался мне прекрасным принцем. Копна белокурых волос. Огромные глаза, полные наивности – мне тогда так казалось. Пухлые губы, о которых мечтает любая девчонка. О да, он походил на девочку. И в то же время был мужественным, сильным, занимался разными видами спорта и обожал драки. Я же рядом с ним всегда была мелкой пигалицей. Младше аж на семь лет. Едва пошла в школу, а он уже с девочками заигрывал. Когда почувствовала зарождающуюся женственность, может, лет в пятнадцать – он уже вовсю романы крутил и разбивал сердца направо и налево. Я могла его зацепить только ехидством и подколами. Что и делала, как умела. Но все равно по большей части я была для него пустым местом… И моя душа разрывалась от мысли что так будет всегда. Что никогда не наступит день, когда стану интересной. Всегда буду лишь противной Морковкой. И я все больше грубила, хамила и бросала вызовы. Но добилась лишь ненависти. И тогда поняла, что больше нет сил на это противостояние.

К тому времени виделись мы крайне редко – родители Якоба основную часть своего времени проводили в Европе, или на раскопках в далеких точках мира. Но если бывали в родном городе – обязательно приезжали к нам в гости. Отец им всегда был рад. Мы же с Якобом сцепив зубы терпели эти дружественные посиделки.

Но самое болезненное воспоминание, то которое всегда мучает меня, заставляя выпускать все имеющиеся иголки и прочие защитные механизмы, произошло, когда мне было двенадцать. Каждое лето я проводила в загородном доме, Якоб появлялся набегами, чаще всего с большой компанией друзей. Пока не было родителей – устраивал шумные вечеринки. А я наблюдала, залезая на яблоню. Ревновала, видя, как заигрывает с девчонками. Злилась, что слишком мала, чтобы влиться в их тусовку. Да отец мне бы и не позволил никогда…

Я так отчаянно желала привлечь внимание Якоба, но чем больше этого хотела – тем меньше он замечал меня. Избегал, отмахивался как от назойливой мухи. Сила переживаний, связанных с этим парнем пугала. Я не хотела этих эмоций, моему характеру претила зависимость любого рода – не знаю почему. Может, в результате воспитания холодным, скупым на чувства отцом. Может, такой была моя собственная натура. Я подсознательно старалась никогда не привязываться к людям. Но глубокий интерес к Штаховскому прочно укоренился во мне, я не могла контролировать свои чувства. Стоило только мельком увидеть этого парня, как сердце начинало бешено колотиться в груди, давя на ребра. А еще хуже – при этом то в жар, то в холод бросало.

Однажды, летним вечером, я как обычно бродила в саду, совсем рядом с сетчатым забором, отделяющим наши владения от Штаховских. Я любила украдкой подглядывать за соседями. Если бы отец узнал – а так и произошло однажды, но позже, мне бы не поздоровилось. Но в тот момент было наплевать. Я жила чужой жизнью, подглядывала, и это было захватывающе. Вот только смотреть на Якоба в обнимку с высокой стройной брюнеткой, старше его, наверное, вдвое – не было приятным. Словно острым шилом кололи сердце, вот на что было похоже мое наблюдение. Я всегда безумно ревновала Якоба, к каждой девушке в его личном пространстве. А на этот раз, так и вовсе планку сорвало. Такая взрослая женщина! Что она себе позволяет! Я аж задыхалась от бешенства.

Парочка тем временем прошла в самую глубину сада – там наши заборы соединялись и была едва заметная калитка. С нашей стороны в этом месте висел гамак – на нем любил вечерами дремать садовник. Я догадалась, что Якоб ведет женщину к гамаку. Чтобы… У меня уши покраснели от дерзких предположений. Я мало что знала о сексе в двенадцать лет, но пара любовных романов достаточно откровенного содержания, которые мне подарила подруга, тщательно скрываемые мной под кроватью от отца, убрали пробелы в этой области знаний. Тихонечко подкрадываюсь и прячусь за широким стволом старой сосны. Парочка самозабвенно целуется, Якоб прижимает свою пассию к яблоне, его рука скользит по ноге женщины вверх, под юбку. Меня охватывает еще большая злость, я буквально горю. Мне нужно дать выход этому отчаянию, этой ненависти. Наклоняюсь к только что прополотой и хорошо политой клумбе и зачерпываю полные ладони влажной земли. Не успев подумать о последствиях – швыряю в ненавистную парочку.

От того, как эти двое резко, испуганно отпрянули друг от друга, оглядываясь по сторонам, я расхохоталась, хотя чувствовала, что мое лицо мокрое от слез. Настоящая психичка – смеяться и плакать одновременно – нехороший признак. Но не было времени это анализировать, потому что Якоб направлялся в мою сторону.

Я улепетывала так что пятки сверкали, сердце бешено колотилось о ребра, обувь потеряла, по щеке хлестнула ветка и теперь оно горело как от ожога, волосы развевались в разные стороны, но я летела словно птица, продолжая громко хохотать. Наверное, со стороны я казалась совершенно безумной.

Якоб догнал меня в другом конце участка, больно дернул за волосы на себя, а когда я развернулась к нему лицом, собираясь защищаться, прижал к бетонной стене – здесь на участке располагались отдельным строением спортзал и сауна. Я больно ударилась затылком, аж в глазах потемнело, а шершавый бетон больно царапал спину, защищенную лишь тонким шелком платья.

– Ты что себе позволяешь, совсем ополоумела? – рычит мне в лицо Штаховский.

– Нечего обжиматься на нашем участке, – прошипела ему с вызовом, заставив зеленые глаза потемнеть от ярости.

– Ты что, полиция нравов? – язвительно спрашивает Якоб. – Или завидно? Так подрасти, я и тебя облапаю. Если так хочется.

– Размечтался! Нисколько не хочется!

Но он словно желая опровергнуть мои слова, протягивает руку и касается моей шеи. Кожа в месте прикосновения тут же покрывается мурашками, а по всему телу разносятся крохотные электрические разряды, бьющие в солнечное сплетение. Другой рукой Якоб сжимает мой правый бок, так сильно, аж кости хрустят. Больно. Закусываю губу, чтобы не вскрикнуть. И мысленно обещаю себе, что не буду просить пощады, не заплачу, даже если совсем невыносимой боль станет. Но он ослабляет хватку. Только руку не убирает. Распластав ладонь по моему телу, он теперь будто ласкает меня. Кончики его пальцев почти достают до груди. Центр ладони давит чуть повыше живота. А меня трясет как куклу на веревке – буквально колотит крупная дрожь. Чувствую, как набухли соски, как ноют маленькие, едва оформившиеся груди, которых жутко стесняюсь. Лицо горит, и я опускаю голову не в силах больше выдерживать горящий злостью взгляд. У меня кружится голова от всех этих ощущений, от близости Якоба, от его запаха, теплого, пряного, будоражащего.

А самое пугающее и постыдное – чувствую, как мои трусики промокли насквозь. Меня накрывает паника – вдруг я описалась, и сама того не заметила. Иначе почему так мокро? И что если Якоб заметил это? Он же дразнить будет, пока со стыда не сгорю…

Ужасно сильно кружится голова, перед глазами пляшут темные мушки. И в этот момент Якоб убирает руку и просто уходит, не сказав больше ни слова. Будто в один момент забыл обо мне, переключился на другие дела. Медленно сползаю вдоль стены на землю, и долго сижу, притянув ноги к себе. Мне хочется убежать, но ноги ватные, я словно ходить разучилась. Страшное ощущение. И никого на помощь не позвать. Ведь тогда вопросами засыплют – что случилось. Отец не успокоится пока не вытянет правду.

Кое-как поднимаюсь на ноги. Все тело ломит так, будто меня избили. Но стараясь выровнять походку, не подавать вида, быстрыми перебежками приближаюсь к дому. Мне повезло – отец еще не вернулся с деловой встречи. Меня заметила только горничная, но быстро отвлеклась на какой-то звонок по телефону. Я вбежала в свою комнату, наскоро умылась в ванной, вглядываясь в свое лицо, которое было настолько красным, что даже царапина от ветки едва заметной была. Выбрасываю в мусор платье, в котором была, так же как и мокрые насквозь трусы. Сполоснулась, сменила белье, но жар не проходит. Забираюсь в постель – меня буквально колотит, бросает то в жар, то в холод. Такой и обнаружил меня отец. Вызвал личного врача – оказалось, у меня температура тридцать восемь. Держалась она три дня. Все подумали, что я простудилась, бегая босиком по холодной земле. Через три дня температура спала, и я пришла в норму.

Вот только забыть позорное происшествие не получалось. А самое плохое – Якоб еще сильнее волновал меня. Вспоминала его прикосновения, его запах, пристальный взгляд зеленых глаз… Я хотела ощутить все это снова. День за днем проигрывала ту сцену в голове и каждый раз внутри будто пружина сжималась. Становилось тяжело дышать. Он стал моим наваждением.



Штаховский избегал меня еще пуще прежнего. На даче перестал появляться, даже на семейные вечеринки и пикники не приходил. Я умирала от тоски по нему весь остаток лета. Шли дни, месяцы, год пролетел – никакого Якоба. Ни единой встречи. Я научилась справляться со своей тоской. Смогла даже увлечься одноклассником в школе – буквально разжигала в себе влечение к нему, внушала самой себе что это то, что нужно. Потому что он симпатизировал мне. Я мечтала узнать, что такое ответные чувства. Но ничего из этого не вышло – парень влюбился, а мне почему-то стало неприятно. Стала избегать встреч с ним. В тринадцать лет отец записал меня к психологу. Не потому что подозревал что со мной что-то не в порядке – на всякий случай, все-таки я вступила в подростковый возраст.

Мне очень понравилась Марина – вдумчивая, спокойная женщина, около сорока, простая внешность, очень располагающая к себе. Не сразу, постепенно, я открылась ей. Рассказала обо всех своих страхах. О матери, которая была черным пятном для меня. Я ненавидела отца за то, что он даже не удосужился придумать легенду, которой я могла утешаться. Не понимала – неужели так сложно? Наплел бы про неизлечимую болезнь, создал образ невероятно красивой, доброй, любящей женщины, которой столь несправедливо мало выпало лет на этой земле… Смерть при родах… Автокатастрофа… Есть множество красивых легенд. Но отец предпочел пустоту. Он поставил передо мной черный квадрат и оставил с ним один на один. Большей жестокости и не придумаешь…

Рассказала Марине и о Якобе. Сказать, что мне полегчало – значит ничего не сказать. Психолог во многом помогла мне разобраться. И чем больше было сеансов, общения, тем сильнее я открывалась. Позже, став взрослее, я поняла, что идея с психологом была лучшим, что отец мог сделать для меня. Иначе неизвестно, в кого бы я превратилась. Возможно, действительно сошла бы с ума. Я ходила к Марине еще много лет, уже по собственной инициативе. Мы даже стали подругами. Но тот первый год, когда она помогла мне понять, что моя одержимость Якобом – не патологическое чувство, а лишь нормальная физиологическая реакция, усугубляемая отсутствием эмоций от родителей, стал особенным для меня. Я стала взрослее, сильнее, увереннее в себе и спокойнее. Но это не значит, что мой характер изменился и я превратилась в пай-девочку. Нет… Сколько бы не ходила на сеансы, мне всегда находилось, что рассказать, о чем пожалеть и в чем покаяться. Вечно я умудрялась влипнуть в истории. Ранила людей, обижала и страдала от этого сама. Делала неправильный выбор. Короче, была настоящей оторвой, бунтаркой. При этом глубоко внутри будучи испуганной одинокой девочкой.

Всего несколько редких встреч с Якобом за целых три года – но каждая вызывала бурю в душе, от которой я с трудом отходила… Моей любимой фантазией в четырнадцать лет, в которой никогда в жизни никому не признаюсь, даже Марине, была свадьба с Якобом. Как иду в кружевном белом платье, по широкому проходу в церкви, а Штаховский, тоже в белом смокинге, который невероятно идет ему, ждет у алтаря. Вот он поворачивается и смотрит на меня своими невероятными глазами, глубоким пронзительным взглядом, в котором плещется любовь ко мне… Потом кидаю букет невесты в толпу, а Якоб поднимает меня на руки и вносит в дом… Опускает на огромную постель, усыпанную лепестками роз… Покрывает поцелуями все мое тело. Говорит, как бесконечно любит меня. Даже в фантазии я боялась зайти дальше – на запретную территорию. Я боялась эмоций, которые начинали буквально взрываться внутри, если представляла нас обнаженными, касающимися друг друга… Сразу перехватывало дыхание, голова начинала кружиться… меня пугало это состояние.

Я проигрывала в голове свои фантазии, снова и снова. Особенно любила засыпать с ними, мечтая, что мой любимый придет ко мне во сне. Но ни разу этого не случилось. Зато в год, когда мне исполнилось пятнадцать, как раз после моего дня рождения, я получила самый неожиданный подарок, который глубоко взволновал меня.

Отцу понадобилось срочно уехать на достаточно длительный срок – несколько месяцев. Иногда в такие поездки он брал меня с собой. Или отправлял в частный пансион. Но в этот раз принял удивительное решение – попросил присмотреть за мной Штаховских. Когда папа сообщил, что два месяца я буду жить на даче, но не в своем доме, а у соседей, на их полном попечении… я лишилась дара речи. Причем поначалу какое-то время я должна провести в городе, в их квартире, у Штаховских были незаконченные дела, требующие личного присутствия, а тратить много времени на дорогу не хотелось. Да и мне нужно было закончить школу, и с дачи ездить далеко. Я не представляла, как уживемся вместе с Якобом, тем более в квартире Штаховских, где не так много места, как в доме. Там мы могли бы вообще не пересекаться.

Получить полную версию книги можно по ссылке - Здесь


загрузка...
1

Предыдущая страница Следующая страница

Ваши комментарии
к роману Любимец моих дьяволов - Ева Мелоди


Комментарии к роману "Любимец моих дьяволов - Ева Мелоди" отсутствуют


Ваше имя


Комментарий


Введите сумму чисел с картинки


Партнеры