Аннотация к произведению Маленькие женщины - Луиза Мэй Олкотт
В каждой из юных сестер Марч было что-то особенное. Серьезная не по годам красавица Маргарет, неунывающая Джо, добросердечная Бет и очаровательная Эми. Они стали друг для друга крепкой опорой и поддержкой, когда их отец отправился на войну. Все радости делились на четырех. Все горести – тоже. Но беззаботное детство сменяется новыми взрослыми проблемами и чувствами. И не все уже можно поделить на четырех. Особенно если речь идет о любви – первой и пылкой, манящей и опьяняющей…
– Нет, Рождество без подарков – это не Рождество, – лежа на ковре, жалобно протянула Джо.
– Как плохо быть бедной! – вздохнула Мег, окидывая взглядом свое старое платье.
– Это нечестно – когда у одних девочек много красивых вещей, а у других вообще ничего нет, – обиженно шмыгнув носом, подхватила малышка Эми.
– Зато у нас есть папа и мама и мы все есть друг у друга, – с довольным видом возразила из своего угла Бет.
При этих словах четыре юных личика, на которых играли отблески пламени, просветлели, но тут же омрачились вновь, когда Джо уныло заявила:
– Папы нет и не будет еще долго.
Она не добавила: «Быть может, вообще никогда», – хотя каждая подумала именно об этом, вспоминая отца, находящегося сейчас далеко отсюда, там, где шли бои.
Несколько мгновений все молчали, а потом Мег заговорила уже совсем другим тоном:
– Вы знаете, почему мама предложила не дарить друг другу подарков на это Рождество. Зима обещает быть нелегкой для всех. Мама полагает, что мы не должны тратить деньги на всякие глупости, в то время как наши мужчины терпят лишения на войне. От нас мало что зависит, но и мы можем пожертвовать тем немногим, что имеем, причем должны сделать это с радостью. Боюсь только, что это выше моих сил. – И Мег горестно покачала головой, представляя себе красивые вещи, иметь которые ей так хотелось.
– Не думаю, что та малость, которую мы можем истратить на подарки, что-либо изменит. У каждой из нас есть всего лишь по одному доллару. Вряд ли мы так уж сильно поможем армии. Я согласна не ожидать ничего от мамы или от вас, зато по-прежнему хочу купить себе «Ундину» и «Синтрама». Я давно об этом мечтала, – сообщила Джо, которая была заядлым книгочеем.
– А я собиралась потратить свой доллар на новые ноты, – призналась Бет со вздохом, таким тихим, что его расслышали лишь каминная щетка да крюк для чайника.
– А я куплю себе новую коробку цветных карандашей. Без них я как без рук, – решительно заявила Эми.
– Мама ни словом не обмолвилась по поводу наших денег; она не желает, чтобы мы чем-нибудь жертвовали. Давайте купим то, что хочется каждой из нас, и устроим маленький праздник. Полагаю, своим тяжким трудом мы это заслужили! – выпалила Джо, окидывая взглядом задники своих туфель.
– Я так уж точно. Знали бы вы, каково это – каждый день учить этих несносных детей, тогда как на самом деле мне хочется остаться дома и побездельничать, – жалобно произнесла Мег.
– Тебе далеко не так тяжело, как мне! – воскликнула Джо. – Хотела бы я посмотреть, как бы тебе понравилось часами сидеть со вздорной и суетливой старухой, которая не дает никому ни минуты покоя, вечно всем недовольна, да еще и изводит тебя до такой степени, что ты готова бежать от нее куда глаза глядят.
– Конечно, жаловаться нехорошо, но мне думается, что самая гадкая работа на свете – это мыть посуду и прибираться. От этого у меня портится характер, а руки становятся деревянными и я не могу сыграть ни одной гаммы. – Бет взглянула на свои ладошки с загрубевшей кожей и так громко вздохнула, что на сей раз этот звук услышали все присутствующие.
– Мне приходится тяжелее всех! – вскричала Эми. – Вам-то не нужно ходить в школу и общаться с этими задаваками-девчонками, которые ябедничают, если ты не выучишь уроки, и смеются над твоими платьями, и клеймят твоего отца, если он не богат, и потешаются над твоим носом, если он неправильной формы.
– Наверное, ты хотела сказать не «клеймят твоего отца», а «клевещут на твоего отца». Ведь папа – не банка с солеными огурцами, – со смехом заметила Джо.
– Я сказала именно то, что хотела сказать, и вовсе не обязательно надо мной издеваться. Необходимо расширять свой словарный припас и использовать правильные слова, – с достоинством возразила Эми.
– Не ссорьтесь, девочки. Джо, разве тебе не хотелось бы, чтобы у нас были деньги, которые потерял папа, когда мы были маленькими? Господи боже мой! Какими бы счастливыми и добрыми мы были, если бы беды обошли нас стороной! – воскликнула Мег, которая помнила лучшие времена.
– Да ведь ты сама совсем недавно говорила, что мы живем намного счастливее тех же Кингов, которые все время дерутся и безобразничают, несмотря на все свое богатство.
– Так и есть, Бет. И я до сих пор так думаю. Пусть мы вынуждены трудиться в поте лица, зато нам хорошо и весело вместе, да и вообще мы – славная компания, как сказала бы Джо.
– Джо часто использует ужасные слова! – заметила Эми, с упреком покосившись на долговязую сестру, простершуюся на ковре.
Та тут же села, сунула руки в карманы и принялась насвистывать.
– Перестань, Джо. Ты ведешь себя как мальчишка!
– Совершенно верно.
– Я презираю грубых, невоспитанных девочек!
– А я ненавижу жеманных задавак!
– Как славно уживаются птенцы в одном гнезде, – насмешливо пропела Бет, скорчив такую смешную рожицу, что оба резких, пронзительных голоса смягчились.
В конце концов все завершилось смехом и перебранка прекратилась.
– Честное слово, девочки, так нельзя, – заявила Мег и на правах старшей сестры принялась читать нотацию: – Ты уже достаточно взрослая, Джозефина; тебе пора забыть о мальчишеских выходках и вести себя достойно. Когда ты была маленькой, на это никто не обращал внимания, но теперь ты выросла, уже укладываешь волосы в прическу, и потому тебе не следует забывать о том, что ты – юная леди.
– Ничего подобного! А если я и становлюсь ею оттого, что собираю волосы на затылке, то уж лучше я буду заплетать их в косички до тех пор, пока мне не исполнится двадцать! – воскликнула Джо, срывая с головы сеточку, и густые каштановые волосы водопадом обрушились ей на плечи. – Мысль о том, что я должна повзрослеть, превратиться в мисс Марч, носить длинные платья и выглядеть надутой как индюк, мне ненавистна! С меня хватит и того, что я – девчонка, а ведь мне нравятся игры мальчиков, их дела и манеры! Как я жалею о том, что не родилась одним из них! Особенно теперь, когда мне до смерти хочется отыскать папу и сражаться с ним плечом к плечу. А вместо этого я вынуждена сидеть дома и вязать, будто какая-то дряхлая старуха!
И Джо с такой силой тряхнула синим солдатским чулком, что спицы застучали, словно кастаньеты, а моток пряжи покатился по комнате.
– Бедная Джо! Увы, тут уж ничего не поделаешь. Довольствуйся тем, что твое имя произносят на мальчишеский лад и воспринимают тебя как братика для всех нас, девчонок, – сказала Бет и погладила сестру по ершистой головке рукой, которая была очень нежной, несмотря на мытье посуды и бесконечную уборку.
– Что же до тебя, Эми, – подхватила Мег, – ты и так чересчур привередлива и чопорна. Сейчас смотреть на твои ужимки просто смешно, но помяни мое слово: если так пойдет и дальше, ты вырастешь маленькой жеманной гусыней. Мне нравятся твои утонченные манеры и изысканная речь, особенно когда ты не стремишься выглядеть элегантной. Однако твои нелепые словечки ничуть не лучше вульгаризмов и жаргонизмов Джо.
– Если Джо – сорванец, а Эми – гусыня, то кто же, по-твоему, я? – спросила Бет, явно напрашиваясь на комплимент.
– Ты просто лапочка, – ласково отозвалась Мег, и никто не посмел ей возразить, ведь Мышка была всеобщей любимицей.
Поскольку юным читателям наверняка интересно, как выглядят наши героини, мы воспользуемся случаем и дадим общее представление о четырех сестрах, которые сидели и вязали в сгущающихся декабрьских сумерках. За окнами тихо падал снег, а в очаге жизнерадостно потрескивали поленья. Комната выглядела уютной, хотя ковер выцвел и поблек, а мебель была довольно простой и незамысловатой. На стенах висела пара картин, которые радовали глаз, стенные ниши были заполнены книгами, на подоконниках цвели хризантемы и «роза Христа»[2] – в общем, в доме царила приятная атмосфера покоя и умиротворения.
Маргарет, старшей из сестер, уже исполнилось шестнадцать. Она была настоящей красавицей – пухленькая, большеглазая, с копной мягких светло-каштановых волос, полными губками и белыми ручками, которыми она очень гордилась.
Пятнадцатилетняя Джо отличалась высоким ростом и хрупким телосложением; у нее была смуглая кожа. Девушка походила на жеребенка; складывалось впечатление, что она не знает, куда девать свои длинные руки и ноги. В очертаниях ее губ сквозили твердость и даже упрямство; носик был маленьким и забавным. Острые серые глаза все подмечали, и в них отражалось то ожесточение, то веселье, то задумчивость. Единственным украшением Джо были длинные густые волосы, которые она собирала в пучок, чтобы они ей не мешали. А еще у нее были сутулые плечи, крупные ладони и ступни. Джо довольно небрежно одевалась и держалась скованно, как это свойственно девушкам, которые быстро превращаются в женщин и которым эти перемены совсем не нравятся.
Элизабет, или Бет, как величали ее домашние, было тринадцать. Это была розовощекая девушка с ясными глазами и гладкими волосами, застенчивая, робкая; с ее лица не сходило умиротворенное выражение. Отец называл ее «Маленькая Мисс Безмятежность», и это прозвище прекрасно ей подходило: создавалось впечатление, будто Бет живет в собственном счастливом мирке, покидая его лишь для того, чтобы встретиться с теми, кому она доверяла и кого любила.
Впрочем, главной у них была Эми, младшая; по крайней мере, сама она считала именно так. Настоящая Снегурочка с голубыми глазенками и золотистыми вьющимися волосами, ниспадавшими на плечи, стройная и прозрачно-светлая, она всегда вела себя как юная леди, которая помнит о правилах хорошего тона.
Что же до характеров четырех сестер, мы предоставим читателю самому судить об этом.
Часы пробили шесть; подметя золу возле очага, Бет поставила рядом с ним мамины домашние туфли, чтобы они согрелись. Каким-то непостижимым образом вид старой обуви оказал на девушек благотворное воздействие: он означал скорое появление матери, и они приободрились. Мег прервала нотации и зажгла лампу, Эми, не дожидаясь особого приглашения, выбралась из глубокого кресла, а Джо, забыв об усталости, села и наклонилась, чтобы пододвинуть туфли поближе к огню.
– Они совсем износились. Маме нужна новая пара.
– Я собиралась купить ей новые домашние туфли на свой доллар, – сообщила Бет.
– Чур, это сделаю я! – запротестовала Эми.
– Я – старшая… – начала было Мег, но ее решительно прервала Джо:
– Теперь, когда нет папы, единственный мужчина в семье – это я, и потому туфли для мамы куплю я, ведь он просил меня позаботиться о ней в его отсутствие.
– Вот что я вам скажу, – произнесла Бет, – пусть каждая из нас подарит маме что-нибудь на Рождество, а мы сами уж как-нибудь обойдемся без подарков.
– Ты – умница, дорогуша! – воскликнула Джо. – И что же мы ей подарим?
Сестры ненадолго задумались, подойдя к этому вопросу со всей серьезностью, а потом Мег провозгласила с таким видом, словно эту идею подсказало ей созерцание собственных рук:
– Я куплю ей перчатки.
– Армейские башмаки, лучшие, какие только можно приобрести за деньги! – выпалила Джо.
– Несколько подрубленных носовых платков, – произнесла Бет.
– Я подарю маме флакон одеколона. Он ей нравится, да и стоит недорого, так что мне останется еще кое-что на карандаши, – сказала Эми.
– И как мы все это вручим? – осведомилась Мег.
– Сложим подарки на столе, а потом попросим маму войти в комнату и развернуть пакеты, – ответила Джо. – Помните, как мы делали это на наши дни рождения?
– Мне всегда было страшно с короной на голове садиться в кресло, а потом смотреть, как вы входите в комнату, чтобы вручить мне подарки и поцеловать, – призналась Бет, подрумянивая над огнем гренок к чаю, а заодно и свое личико. – Нет, мне нравятся знаки внимания и поцелуи, но то, как вы сидите и смотрите на меня, пока я разворачиваю пакеты, повергает меня в ужас…
– Пусть мама думает, что мы покупаем подарки для себя, а потом мы сделаем ей сюрприз. Но за покупками надо идти уже завтра после полудня, Мег. Нам ведь еще предстоит отрепетировать рождественское представление, – сказала Джо; она поднялась с пола и теперь с важным видом расхаживала по комнате, заложив руки за спину и задрав нос к потолку.
– Пожалуй, я сыграю свою роль в последний раз. Я уже слишком взрослая для подобных забав, – заметила Мег, в душе которой веселые переодевания по-прежнему вызывали ребяческий восторг.
– А вот я уверена, что ты ни за что не откажешься и дальше шествовать по сцене в длинном белом платье, распустив волосы и надев драгоценности из золотистой бумаги. Ты – лучшая актриса изо всех нас, и, если покинешь сцену, это будет означать конец всему, – сказала Джо. – А теперь давайте репетировать. Иди-ка сюда, Эми; притворись, будто падаешь в обморок, а то ты прямо как деревянная.
– Ничего не могу с собой поделать. Я еще ни разу не видела, как падают в обморок, а ходить в синяках мне совсем не хочется, особенно когда я смотрю на то, как ты валишься на пол. Возможно, мне удастся аккуратно присесть, а затем прилечь. А если нет, то я притворюсь, будто лишилась чувств, и упаду в кресло. И пусть Гуго грозит мне пистолетом, мне все равно, – огрызнулась Эми, которая была начисто лишена актерских талантов, но принимала участие в представлении, потому что была достаточно маленькой для того, чтобы ее, кричащую и брыкающуюся, мог унести на плече главный злодей.
– Делай, как я тебе говорю. Стисни руки вот так, перед грудью, и нетвердой походкой иди в дальний угол, причитая: «Родриго, спаси меня! Спаси!» – И Джо тут же продемонстрировала, что нужно делать, испустив мелодраматический вопль, от которого у присутствующих по коже пробежали мурашки.
Эми последовала ее примеру, но руки перед собой выставила совершенно неестественно; походка у нее получилась неровной, как у марионетки, да и «о-ох!» она выкрикнула так, словно укололась булавкой, а не терзалась душевной болью и страданиями. Джо испустила стон отчаяния, Мег громко расхохоталась. У Бет подгорел гренок, пока она с интересом наблюдала за происходящим.
– Все репетиции насмарку! Но все-таки, когда придет время, постарайся сыграть как можно лучше и не вини меня, если зрители начнут смеяться. Теперь твоя очередь, Мег.
Далее события развивались вполне благополучно. Дон Педро бросил вызов целому миру, прочитав речь, изложенную на двух страницах, и ни разу не сбившись. Хейгар, ведьма, пробормотала жуткое заклинание над котлом, в котором варились жабы, и оно возымело страшное действие. Родриго мужественно разорвал сковывавшие его кандалы, а Гуго умер от угрызений совести и мышьяка, заходясь диким хохотом: «Ха! Ха!»
– Что ж, намного лучше, чем раньше, – заявила Мег, когда умерший злодей сел и принялся потирать ушибленные локти.
– Просто диву даюсь, Джо, как тебе удается писать и ставить такие замечательные вещи. Ты у нас прямо Шекспир! – воскликнула Бет, которая твердо верила в то, что ее сестры наделены прямо-таки необыкновенными талантами.
– Не совсем, – скромно отозвалась Джо. – Я действительно считаю, что «Проклятие ведьмы», трагедия-опера, неплоха, но мне бы хотелось попробовать себя в «Макбете», если бы только мы сумели придумать потайной ход для Банко. Я всегда мечтала сыграть убийцу. «Что в воздухе я вижу пред собою? Кинжал, измышленный воображеньем?»[3] – тут же пробормотала она, выразительно закатывая глаза и хватая руками воздух, как делали знаменитые трагики, выступление которых она видела.
– Нет, это вилка для поджаривания гренок, на которую вместо хлеба нанизана туфля мамы. Театральные подмостки Бет! – вскричала Мег, и репетиция завершилась дружным взрывом хохота.
– Приятно видеть вас в столь веселом расположении духа, – прозвучал с порога радостный голос, и актеры вместе со зрителями обернулись, дабы приветствовать высокую даму, на лице которой были написаны материнская забота и любовь.
Хоть ее наряд и не отличался особой элегантностью, вид у этой женщины был весьма благородный, и девочки сочли, что серая накидка и старомодная шляпка украшают лучшую маму на свете.
– Ну, дорогие мои, как прошел сегодняшний день? У меня было очень много дел, надо было приготовить на завтра посылки, и потому прийти домой на обед я не успела. К нам никто не заходил, Бет? Как твое самочувствие, Мег? Джо, судя по твоему виду, ты устала до смерти. Иди и поцелуй меня, малышка.
Перемежая свои действия расспросами, миссис Марч сняла промокшую одежду, надела теплые домашние туфли и, опустившись в удобное глубокое кресло, привлекла к себе на колени Эми, готовясь сполна насладиться самыми счастливыми минутами переполненного заботами дня. Девочки засуетились вокруг, пытаясь создать уютную, теплую атмосферу, причем каждая по-своему. Мег принялась накрывать стол для чаепития, Джо принесла дрова и расставила стулья, со звоном роняя и переворачивая все, к чему прикасалась. Бет спокойно и деловито сновала между гостиной и кухней, а Эми раздавала указания, сложив руки на коленях.
Когда же все они расселись вокруг стола, миссис Марч, сияя от радости, сообщила:
– А у меня есть для вас подарок.
Быстрые светлые улыбки подобно лучикам солнца осветили лица сидящих за столом. Бет захлопала в ладоши, позабыв о том, что держит в руках печенье, а Джо с криком отбросила в сторону салфетку:
– Письмо! Письмо! Три раза «ура!» нашему папе!
– Да, я получила замечательное длинное письмо. Папа здоров и надеется, что переживет зиму куда лучше, нежели мы опасались. Он поздравляет нас с Рождеством, а вам, девочки, передает особенное послание, – сказала миссис Марч и похлопала себя по карману с таким видом, словно там у нее лежало настоящее сокровище.
– Поскорее доедай! Не засни над тарелкой, Эми! – воскликнула Джо, чуть не поперхнувшись чаем и уронив гренку маслом вниз прямо на ковер: девушке не терпелось поскорее добраться до главного угощения.
Бет перестала есть и тихонько забилась в укромный уголок в предвкушении чуда, терпеливо ожидая, пока остальные закончат ужинать.
– Думаю, папа поступил просто замечательно, отправившись на войну капелланом, пусть он и не подлежал призыву из-за возраста и слабого здоровья, – с теплом в голосе сказала Мег.
– Разве не говорила я вам, что хочу отправиться на фронт барабанщиком или маркитант… как он там называется? Да хоть сестрой милосердия, лишь бы быть рядом с папой и помогать ему! – с надрывом вскричала Джо.
– Наверняка не очень-то приятно спать в палатке, есть невкусную еду и пить из оловянной кружки, – вздохнула Эми.
– А когда он вернется домой, мамочка? – с дрожью в голосе осведомилась Бет.
– Еще не скоро, родная, разве что если заболеет. Папа останется на фронте и будет честно исполнять свои обязанности так долго, как только сможет, и мы не станем просить его, чтобы он вернулся раньше, чем это будет возможно. А теперь идите сюда и послушайте, что он пишет.
Они все придвинулись к огню. Мать сидела в большом кресле, Бет примостилась у ее ног, Мег и Эми устроились на подлокотниках, а Джо встала позади кресла, где никто не смог бы разглядеть обуревавших ее чувств, если письмо окажется слишком трогательным. В эти нелегкие времена редкое послание с фронта не брало за душу, особенно если его отправлял отец. Что же до этого письма, то в нем почти ничего не говорилось о тяготах, которые пришлось перенести мистеру Марчу, об опасностях, с которыми он столкнулся, или о тоске по дому, с которой он боролся. Нет, его послание было бодрым и жизнерадостным, полным надежды, описаний веселых сценок из лагерной жизни и военных новостей, и лишь в самом конце отправитель позволил себе выразить отцовскую любовь и желание поскорее увидеть своих маленьких девочек, оставшихся дома.
– «…передай дочерям, что я очень их люблю, и поцелуй за меня. Скажи, что я думаю о них каждый день и молюсь каждую ночь; их привязанность служит мне единственной отрадой и утешением. Пройдет еще целый год, прежде чем мы увидимся, и это – очень долго, но напомни девочкам, что трудиться нужно и во время ожидания, дабы не пропали напрасно даже эти нелегкие дни. Я знаю, наши дочери помнят все, что я им говорил. Они будут дарить тебе свою любовь, честно исполнят свой долг, храбро сразятся со своими злейшими врагами и покроют себя такой славой, что, вернувшись, я буду еще сильнее гордиться своими маленькими женщинами и любить их».
На этом месте присутствующие дружно зашмыгали носами. Джо ничуть не стыдилась огромной слезы, сорвавшейся с кончика ее носа, а Эми не обратила внимания на то, что ее кудряшки растрепались; она спрятала лицо у матери на груди и всхлипнула:
– Какая же я все-таки эгоистка! Но, честное слово, я постараюсь стать лучше, чтобы не разочаровать папу.
– Как и все мы, – дрожащим голосом подхватила Мег. – Я слишком много думаю о собственной внешности и не очень люблю работать, но обещаю исправиться.
– А я постараюсь стать той, кем он так любит меня называть – маленькой женщиной. Перестану грубить и хулиганить и попробую исполнять свой долг здесь, а не мечтать о том, чтобы оказаться где-нибудь в другом месте, – произнесла Джо, думая о том, что сохранять самообладание, сидя дома, гораздо труднее, чем сразиться с парой-другой мятежников на Юге.
Бет ничего не сказала, лишь смахнула слезы синим солдатским чулком и, исполняя свои прямые обязанности, с новыми силами принялась за вязанье, чтобы не терять времени зря; мысленно она пообещала себе, что станет такой, какой хочет увидеть ее отец, когда год придет к своему завершению и он вернется домой.
Молчание, воцарившееся после слов Джо, нарушил жизнерадостный голос миссис Марч:
– А помните, как вы играли в «Путешествие пилигрима в Небесную Страну»[4], когда были маленькими? Вы были в восторге, когда я привязывала вам на спину котомки – полотняные мешочки для лоскутков, давала шляпки, посохи и бумажные свитки, а потом вы странствовали по дому, начиная с подвала, который олицетворял Разрушенный Город, и поднимаясь все выше и выше, на чердак, где строили свой Град Небесный.
– Да, это было здорово, особенно когда нужно было пройти мимо львов, сразиться с Аполлионом и миновать Долину эльфов, – сказала Джо.
– А мне больше всего нравилось бросать свитки и смотреть, как они катятся вниз по лестнице, – заявила Мег.
– А вот я помню только, что боялась подвала и темного входа, зато мне очень нравились сладкие пирожки, которые мы ели на чердаке, запивая их молоком. Не будь я слишком взрослой для таких вещей, я, пожалуй, с удовольствием поиграла бы в пилигримов снова, – призналась Эми, которая была уже в зрелом возрасте (ей исполнилось целых двенадцать лет) и начала поговаривать о том, что пора бы отказаться от детских забав.
– Для таких игр никогда не бывает слишком поздно, дорогая: все мы так или иначе принимаем в них участие время от времени. Наша ноша – здесь, дорога лежит перед нами, а стремление к добродетели и счастью – тот ориентир, что укажет нам путь, который выведет нас через преграды и ошибки к миру, который и есть подлинный Град Небесный. А теперь, мои маленькие пилигримы, давайте-ка начнем сначала, и не понарошку, а всерьез, и посмотрим, чего вы сумеете добиться к тому времени, как отец вернется домой.
– Правда, мамочка? А где же наши котомки? – осведомилась Эми, начисто лишенная воображения.
– Вы только что рассказывали о своих ношах, все, за исключением Бет. Как мне представляется, у нее просто нет таковой, – отозвалась мать.
– Нет, есть. Моя ноша – это посуда, тряпки и боязнь людей, а еще зависть к тем девочкам, у которых есть красивое фортепиано.
Котомка Бет показалась всем такой забавной, что они уже готовы были рассмеяться, но благоразумно воздержались от этого, чтобы не обидеть сестру.
– Давайте начнем, – задумчиво протянула Мег. – Эта игра – всего лишь очередная попытка сделать добро, и сказка может нам помочь, потому что, хоть мы и стремимся во всем быть примерными, ноша все-таки бывает слишком тяжелой, и иногда мы готовы опустить руки.
– Нынче вечером мы угодили в Трясину Отчаяния, но тут пришла мама и вытащила нас на сушу, как это сделала Помощь в книге, – подхватила Джо, воодушевленная представившейся возможностью скрасить унылые тяготы своих будней. – Однако нам нужно что-то вроде Свитка Устремлений, как у Христианина. Что скажете?
– Загляните рождественским утром каждая к себе под подушку, и вы найдете там свой свиток, – ответила миссис Марч.
Сестры с оживлением принялись обсуждать новый план. Тем временем старая Ханна убирала посуду со стола, и вскоре на нем появились четыре рабочие корзинки. Замелькали иглы – девушки принялись подшивать простыни для тетушки Марч. Это было крайне скучное занятие, но сегодня вечером никто не жаловался. Сестры согласились с предложением Джо разделить длинные швы на четыре части и, назвав эти отрезки Европой, Азией, Африкой и Америкой, дружно взялись за дело, мимоходом обсуждая эти континенты.
В девять часов девушки закончили работу и, по обыкновению, спели хором, перед тем как лечь спать. Правда, никому из них, кроме Бет, не удавалось извлечь приятные звуки из старого рояля, зато Элизабет умела очень нежно прикасаться к пожелтевшим клавишам, аккомпанируя их незатейливым песенкам. Голос у Мег был звонким, как звуки флейты, и они с матерью вели их маленький хор. Эми стрекотала, как сверчок, а Джо постоянно путала ноты, в самый неподходящий момент пуская петуха или срываясь на хрип, чем портила печальную или задумчивую мелодию. Впрочем, так бывало всегда, с того самого момента, как девочки начали издавать первые звуки…
– Свети, свети, маленькая звездочка…
Пение перед сном вошло у них в обычай, поскольку их мать была прирожденной певицей. Ее голос будил дочерей по утрам, когда она, заливаясь, словно жаворонок, занималась хозяйством, и его же они слышали перед сном, потому что, даже повзрослев, не могли отказаться от старинной колыбельной.
Получить полную версию книги можно по ссылке - Здесь