Марево. Морская пучина. Четвертый том - Алексей Тенчой - МАРЕВО Читать онлайн любовный роман

В женской библиотеке Мир Женщины кроме возможности читать онлайн также можно скачать любовный роман - Марево. Морская пучина. Четвертый том - Алексей Тенчой бесплатно.

Правообладателям | Топ-100 любовных романов

Марево. Морская пучина. Четвертый том - Алексей Тенчой - Читать любовный роман онлайн в женской библиотеке LadyLib.Net
Марево. Морская пучина. Четвертый том - Алексей Тенчой - Скачать любовный роман в женской библиотеке LadyLib.Net

Тенчой Алексей

Марево. Морская пучина. Четвертый том

Читать онлайн

Аннотация к роману
«Марево. Морская пучина. Четвертый том» - Алексей Тенчой

Сборник произведений, ранее публиковавшихся отдельными изданиями. В «Марево» вы найдет ответы на вечные вопросы – о жизни, Боге, верности, смерти. Кто герой этого романа? На этот вопрос можно ответить, лишь дочитав книгу. И ещё понять – происходят все это во сне или наяву.В «Морской пучине» изложены удивительные события, произошедшие с обыкновенной женщиной, которая в поисках любви отправляется в опасное путешествие на Багамские острова. Встреча с потусторонним миром, поиск сокровищ, переселение душ – все происшествия помогут героине сделать правильный выбор.
Следующая страница

МАРЕВО

© Алексей Тенчой, 2021



ISBN 978-5-0055-3650-1 (т. 4)

ISBN 978-5-0053-2370-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

МАРЕВО

Утро начиналось как обычно: они преодолевали свой путь. Прохладная роса покрывала ступни ног. Босой шел уверенно и не спеша. Остальные следовали за ним молча, погруженные в свои мысли, спокойные и умиротворенные. Каждый шел тропой впереди идущего.

«Как же возможно такое?» – подумал один путник, наблюдая за юношей. Затем снял с ноги ботинок на массивной подошве и поставил ступню на землю. В ногу сразу же впились камни, торчащие из земли острыми пластинами. Он почувствовал боль, съежил стопу, поморщился и надел ботинок, плотно зашнуровав его. «Нет, босота – это не для меня», – улыбнулся он сам себе и водрузил на плечи огромный рюкзак.

«Его ноша весит слишком много, под ее гнетом я мог бы сорвать спину. Такой рюкзак я бы в жизни не поднял на свой хребет, а он еще и несет его! Тяжелая ноша, сразу видно, это очень сильный человек», – думал босой юноша, обгоняя силача.

Два путника встретились в три часа пополудни, но был еще один, шедший следом за ними. Если бы кто-нибудь взялся описывать его, то, наверное, сразу бы приметил худобу, высокий рост и очень быструю походку – настолько, что не каждый бегущий смог бы его догнать. Неудивительно, что через час он, перебирая вдоль тропы длинными ногами, настиг путника с поклажей, а еще через двадцать минут – босого юношу. Поравнявшись с ним, быстроногий притормозил и уже спокойным размеренным шагом пошел далее, держась от босого юноши на расстоянии примерно двух метров.

Так и двигалась эта троица, не останавливаясь на отдых, пока тропа была видна глазу – а это значит, что шли они почти до вечера.

Как только солнце заволокло вечерней дымкой, а огромные деревья перестали пропускать свет его лучей, все трое, словно сговорившись, свернули с тропинки и направились к раскидистому саману, листья которого уже сложились, приготовившись к ночному отдыху.

Саман рос немного в отдалении от густой чащи, и путники могли, расположившись под ним, хорошо отдохнуть и не опасаться диких зверей, водившихся в этих лесах. Звери сами боялись разведенного огня и без надобности редко выходили из своих убежищ. Под этот старый саман, густо усыпанный душистыми золотистыми цветками, путники приходили на отдых всегда – природная крыша давала чувство защищенности, словно они находились под охраной духа могучего дерева.

Босой юноша насвистывал и что-то искал в траве, обходя саман, силач начал распаковывать рюкзак, а быстроногий – расчищать полянку для костра. Через несколько минут босой принес охапку хвороста и несколько толстых веток. Огонь на основе сушняка запылал быстро и весело, озарив теплым светом поляну, щепки уютно затрещали. Приготовив легкую похлебку, мужчины перекусили и в благодарственном воздаянии, в гармонии и единении с природой, расселись вокруг костра и и возносили безмолвные молитвы.

На небе зажглись звезды; сквозь крону самана, как через зашторенное окно, они казались далекими и очень мелкими. Луна, напротив, – огромная, приблизившаяся к самой макушке дерева, оранжевым шаром нависла над ними. Туманными струйками пробирался сквозь густые заросли ветвей лунный свет, под которым все казалось сотканным из едва различимых нитей теней. Путники легли на землю, придвинувшись поближе к тлеющим уголькам, и устремили взгляды вверх. Они словно окунулись в небосклон, слились с пространством. Щепки в костре потрескивали, тела расслабились, путники погружались в сон.

Какие видения приходили к ним, неведомо для нас, но все трое улыбались спокойно и безмятежно. Дыхание их было тихим и легким, будто они остерегались нарушить целостность чего-то прекрасного и хрупкого.

* * *

Солнце впивалось в глаза, провозглашая о новом дне все настойчивее. По живописной трассе среди цветущих полей и пригорков, подскакивая на ухабах, ехал черный внедорожник. Яркие лучи слепили глаза водителя, мешая следить за дорогой, он морщился. Но буквально через сто метров вдоль обочин поднялся густой лес, создав благостную тень.

Внезапно звуки выстрелов разорвали воздух. Водитель, мужчина средних лет с окладистой бородой и в черном подряснике, вскрикнув, погиб на месте, пассажира ударной волной выбросило из машины. Он отлетел в сторону, перекатился несколько раз и замер. Сквозь стебли придорожной травы мужчина видел, как автомобиль взрывался медленно и красиво, и вокруг него разлетались языки пламени. Сумка священника упала поодаль. Последнее, что увидел лежащий, теряя сознание – пчелу, севшую на цветок клевера. И зелень вокруг, и насекомое вдруг стали нереально яркими.

Пчел на пасеке в этот сезон было очень много. Рой за роем отлавливали семьи и распределяли их по новым ульям.

Пчелы садились мальчишке на рубашку, ползали по его перчаткам. Если бы не защитная сетка, пчелы облепили бы ему все лицо. Мальчик их не боялся, в работе был серьезен и сосредоточен. Он помогал отцу – окуривал насекомых с дымовушки, похожей на металлический чайник-кофейник с удлиненным расширенным носом и боковой, как у лейки, ручкой.

– Смотри, брат, – говорил отец. – Ты держишь не просто дымарь, в твоих руках сейчас находится жизнь всей пчелиной семьи. Большая ответственность, понимаешь?

– Как это?

– Ну, смотри, если дымарь будет слишком горячим – ты сожжешь всех пчел. Они погибнут. Много дыма дать тоже плохо – у пчел начнется паника.

Сын внимательно слушал и мотал на ус.

Дым окутал всю комнату, взвился густыми клубами, поднимаясь из ведра. С другом Валеркой они сделали «дымокур», чтобы выгнать всех мух и комаров из дома: в железное ведро натолкали куски бересты, еловых шишек, хвои и подожгли сухую траву. Она быстро начала искриться и тлеть, едкий дым заполнил весь дом. Валерка начал задыхаться, закашлялся, у него закружилась голова, и он упал на колени.

В полуобморочном состоянии он схватил ведро и высыпал тлеющие угли за входную дверь. Как назло, поднялся ветер и раздул огонь. Загорелась скамейка под окном, и языки пламени начали жадно лизать стену дома.

Перепуганные дети побежали за ведрами. Зачерпывая из дождевых бочек воду, мальчишки самостоятельно пытались затушить начинающийся пожар. Они плескали воду на пламя, но отчего-то был совсем иной эффект: огонь шипел, злился и, сопротивляясь воде, все сильнее охватывал стену дома.

Первым это заметил сосед. Он закричал, призывая всех сельчан на помощь, и побежал к пожару.

Мальчишки при виде приближающихся к горящему строению взрослых поняли, что сейчас получат взбучку за игру с огнем, поэтому убежали и спрятались в огороде. Из зарослей им хорошо было видно, как огонь, стремительно распространяясь, сначала перекинулся на деревянный сарай, полный сена, а потом – на соседский дом.

Пожарная машина приехала быстро, и люди в специальных костюмах, профессионально орудуя шлангами, залили все водой. Следом появился участковый.

Мальчишки, лежащие на грядках, хорошо слышали разговор милиционера с отцом одного из них:

– Ну что, Михалыч, собирайся, поехали.

– Куда?

– Туда, – он мотнул головой в сторону воронка, который стоял рядом со сгоревшей постройкой. – Пацан твой с дружком поджог устроил. Соседи видели, как они деру от дома дали.

– Повезло, значит, – радостная ухмылка мелькнула на лице Михалыча. – Не сгорели.

– Да уж… Удача так удача, скажи спасибо, – продолжал милиционер. – Пацан малой еще, чтобы его к ответственности привлекать, а отвечать за поджог кто-то должен. Давай, поехали.

Время шло медленно: какие-то несколько месяцев казались годами прожитой жизни. Ночь, а не спится… За небольшим окном, зарешеченным переплетением стальных прутьев, тихо падают первые снежинки. И думы – тяжелые, холодные, одинокие думы навевают они. Сыро, промозгло за каменными стенами. Поплотней закутавшись в суконное колючее одеяло и еще сильнее поджав под себя ноги, он поежился.

Тимофей открыл входную дверь следственного изолятора, огляделся по сторонам, прислушиваясь к ночной, освещенной сторожевыми вышками, тишине, и… выпустил заключенного – высокого коренастого мужчину с черной бородой и резкими чертами лица. На нем был хороший твидовый костюм, новые кожаные ботинки, белая рубашка. По его виду никто никогда не сказал бы, что он только что вышел из СИЗО.

Снежинки падали на плечи и были хорошо заметны на дорогом темном пиджаке, так же, как и следы ботинок на белом, еще не тронутом первом снеге.

Освобожденный посмотрел на часы: они показывали 12. Почти сразу подъехал черный джип с затемненными стеклами, из него вышли трое мужчин. После кратких объятий все сели в машину, и, как говорится, след их простыл.

* * *

Золотистые солнечные лучи пробирались сквозь марево, лаская лица путников, все еще спящих у корней самана. Силач проснулся первым. Открыв глаза, он быстро огляделся вокруг и увидел лишь благость и красоту. «Это был всего лишь сон, слава богу!» – он встряхнул головой, потянулся и пробормотал:

– Но такой реалистичный, будто и не сон вовсе.

Он оперся большим крепким телом о ствол самана, почесал спину о его кору и, еще не полностью отойдя от сна, наблюдал, как просыпаются остальные.

Босой юноша улыбнулся новому дню, потом словно по команде вскочил и быстро соорудил костерок из оставшихся с вечера веток. Затем он разложил провизию и принялся за приготовление завтрака.

Третий путник тоже не заставил себя долго ждать и, потянувшись, вскочил на ноги.

Пока силач помогал юноше приготовить нехитрый завтрак, скороход примчался с охапкой хвороста, положил ее рядом с костром, добавил новых веток в огонь – и вскоре каша была сварена.

Силач первым начал разговор

– Какой же странный сон приснился мне, братья.

– Под этим деревом всегда снятся странные сны, – рассмеялся босой. – Но их никто не запоминает, ты первый из нас, кто проснулся и не забыл.

– Расскажи, – попросил скороход. – Возможно, этот сон прояснит многое из того, что происходит с нами.

– Да, хотелось бы, – ответил босой. – Вдруг, разгадав твой сон, мы сумеем понять, как и почему каждый вечер оказываемся в этом месте, словно кто-то невидимый нас водит вокруг него.

Быстроногий согласился:

– Мы идем уже много лет, следуем разными дорогами, но всегда, словно двигаясь по замкнутому кругу, возвращаемся к этому дереву. Однако впервые кто-то один из нас запомнил свой сон.

Силач одобрительно кивнул.

– Да, ты прав, Викивики – сон может быть ключом ко всему. Слушайте, братья.

И силач начал свое повествование.

* * *

Настойчиво затрещал городской телефон.

– Сплю я! – пробормотал Тимофей и, потянув руку к шнуру, выдернул вилку телефона из розетки. Но это его не спасло: вскоре под подушкой начал дребезжать его мобильник.

– На пенсии и то спать не дают! – забурчал Тимофей. Сунул руку под подушку, нащупал трубку и, не раскрывая глаз, поднес ее к уху.

– Слушаю!

– Разбудил что ли?

Тимофей не узнал голоса и настороженно спросил:

– А кто это?

– Не узнал, Петрович? Значит, еще богаче стану, – голос из трубки звучал громко и бодро, фоном слышались крики чаек и шум моря.

– Сергей Михайлович? – понизив голос, как бы гадая, спросил Тимофей, а затем отстранил мобилу от уха и, фокусируя сонный взгляд, посмотрел на экран телефона. Звонок был не из России.

– Он самый. Рад тебя слышать!

– И я вас тоже, – озадаченно ответил Тимофей, на самом деле радости никакой не испытывая. – У вас верно ко мне дело? – попытался он вежливо выяснить.

– Денег хочу тебе добавить, – ответил Сергей Михайлович.

– Это всегда приятно слышать, а в честь чего такая благодать снизошла к моим сединам?

– Просьбочка у меня к тебе маленькая имеется.

– Так это вы за нее денег добавить хотите?

– Ну да!

– Тогда так и говорите: есть дело, сделаешь – заплачу столько-то! – нервно сорвался Тимофей.

– Да не бурчи ты, просьба очень незначительная, в сто раз меньше того, что ты уже сделал, а денег получишь очень много! – собеседник не обиделся на резкий тон.

Тимофею не хотелось никаких денег, ничего ему не надо, кроме покоя. Но почему-то язык его сказал:

– Я вас слушаю!

– Надо найти человека, похожего на меня, – начал излагать звонивший.

– Ничего себе задача! Я что вам, сыскное бюро? – вновь попытался возмутиться Тимофей.

– Я знаю, как это сделать быстро и без проблем. Скажешь, например, что работаешь в брачном агентстве, и тебя попросили по-дружески разыскать для одной вдовушки, уставшей от одиночества, похожих на ее бывшего мужа кандидатов. Вот и все, что от тебя требуется, это же просто! Я подумал, что лишняя пара тысяч баксов тебе к пенсии не помешает.

– Хорошо, – взвешивая свои возможности, сказал Тимофей. – Я сделаю это для вас.

Он положил телефон на подушку, выругался, а потом тяжело поднялся с постели, босыми ногами нащупал тапки и, шаркая по полу, пошел на кухню.

– Ведь пятнадцать лет работал, горя не знал. Ну, тюрьму охранял – но хоть уважали, награды давали. И тут этот Михалыч. Бес меня дернул согласиться. Видно, опять аферу какую задумал.

Тимофей нашел двойника быстро, особых трудов для этого не понадобилось. Им оказался родственник его старинного друга Григорий Остапович Черняк, егерь из Тверской области. Характеристика у мужика была что надо: ответственный, надежный, дела доверять можно. Оказалось, что ему, как и многим не научившимся шагать в ногу с нынешними временами, очень сильно нужны деньги.

В ходе недолгого телефонного разговора, из которого Черняк ровным счетом ничего не понял, ему была озвучена сумма, которая вполне устроила. Он уже не думал ни о чем лишнем, а, сосредоточившись лишь на солидных в его понимании деньгах, сразу решился на некое ответственное задание за границей.

Оставив все свои егерские дела на друга, который согласился помочь за символическое вознаграждение, именуемое «поляна», Григорий купил билет до указанного города и этим же вечером сел в поезд.

Ехал Григорий, сэкономив, в плацкартном вагоне, о чем пожалел и в душе пожурил себя за жадность, так как рядом с ним находилась многодетная семья, и малыши капризничали. На протяжении всего пути он никак не мог уснуть: дети шалили, взрослые одергивали их. Вдобавок ко всему мысли, будто совсем чужие, одолевали его. Григория не оставляло странное ощущение, будто все, что происходит сейчас с ним – не его жизнь, а чей-то сон, заковыристый и нелогичный, по странному стечению обстоятельств воплощающийся в реальности.

В окне, в ночном свете фонарей мелькали дома и деревья, машины и редкие, такие же, как он, не спящие люди. Григорий смотрел на все это безучастно, думал о деньгах и пытался воспроизвести в уме телефонную беседу, чтобы более конкретно проанализировать ситуацию и то, что ему предстоит сделать за предложенную сумму. Но все тщетно. В принципе, и вспоминать-то из разговора было нечего, почти ничего конкретного не озвучили, так что он и сам пока не понимал, на что подписался.

Тимофей встретил Черняка на вокзале, пригласил к себе, буркнув под нос без особых приветствий:

– Пошли.

В дом сразу же сели за накрытый стол. Пока Григорий ел, Тимофей разглядывал его и дивился потрясающему сходству двойника.

Григорий рассказал Тимофею, что после службы в армии и окончания лесохозяйственного техникума всю жизнь проработал егерем, был женат, овдовел. От брака у него осталась дочь Настя, которая уехала в Москву, заявив, что в деревне сто лет жениха ждать будет. Там дочка вышла замуж и родила Григорию внука Ивана. Вместе с мужем взяла ипотечный кредит на квартиру. И все у нее вроде бы складывалось нормально, но зять оказался пьющим и частенько Настю поколачивал. Мало того, слабость к алкоголю довела зятя до увольнения с работы, и теперь дочка одна, выбиваясь из сил, тянет всю семью и ипотеку. Григорий это рассказывал для того, чтобы возникло понимание, ради чего он соглашается на выполнение услуг и готов идти до конца – помочь любимой дочери решить бытовые проблемы и наладить свою жизнь.

Тимофей Петрович рассказал Григорию про Спиридонова и направил Черняка в Москву. Сразу, не дожидаясь окончания обеда, он вручил егерю билет на поезд, и, дав гостю немного времени на отдых, сам отвез на вокзал.

Теперь Григорий ехал уже в купе и после бессонной ночи крепко спал, посапывая, словно младенец.

На вокзале егеря встретил начальник службы безопасности Спиридонова – Борис Иосифович Климкин. Периодически поглядывая на Григория, он качал головой и бормотал под нос: «Ну и хлипкого же двойника нашли! Куда ты лезешь, ведь не справишься. Шеф наш – ого-го мужик, а ты невзрачный совсем!»

Черняк, слыша его бормотания, отвечать ничего не стал, но запомнил, как его воспринимают со стороны: кольнуло слово «невзрачный».

Его переодели – вещи были заранее куплены, вручили на расходы пять тысяч евро и отправили на Латвийское взморье, где жил его наниматель – Сергей Михайлович Спиридонов.

Первый раз они встретились у Спиридонова дома. Красивый особняк, который находился в глубине сада, был спрятан за фруктовыми деревьями, выглядел надежным и добротным. Обстановка внутри поразила егеря. В холле – высокий, прозрачный, скорее всего стеклянный потолок. К стеклу каким-то непонятным образом прикреплена люстра, плафоны которой были из покрытого золотом стекла и ниспадали на тросах, заканчиваясь метрах в двух с половиной над полом. На второй этаж вела лестница с белыми мраморными ступенями и коваными перилами, которые также были позолочены. На белоснежных стенах холла висело несколько картин в богатых рамах с завитушками. Григорий растерялся: после его маленького лесного домика с дощатым полом, мраморный пол в холле и отблески золота на мебели вызвали в нем непонятную робость. Он застыл у входа, не понимая, что делать дальше.

Его встретила красивая женщина. Когда он зашел, она спускалась по лестнице со второго этажа в холл, придерживая подол шелкового платья, из-под которого были видны стройные ножки в туфлях на небольшом каблуке.

Увидев постороннего человека у дверей, она на мгновение застыла, рассматривая его, а затем от удивления вскрикнула: «Ой!» – и оглянулась назад.

Следом за ней степенно спустился мужчина в мокасинах, темных брюках и светлой, с мелким рисунком в гусиную лапку футболке-поло. Нельзя было не заметить его безусловное сходство со стоящим у порога гостем. Разница состояла лишь в некоторых деталях: хозяина дома отличал волевой подбородок, несколько приметных родинок на лице и на руке, седая прядь на виске.

– Милая, видишь, какие бывают чудеса в жизни. Некоторые говорят, что у каждого человека есть двойник. А вот мы и встретились. Не родственники, но так похожи. Может, мы разлученные близнецы? – насмешливо спросил Спиридонов, протягивая Черняку руку.

– Да, действительно, бывает же такое, – ответил Григорий на его шутку, с удивлением разглядывая собеседника. У него возникло ощущение, что он смотрится в зеркало, вглядевшись в которое, можно было обнаружить лишь незначительные отличия.

– Из-за вашего сходства со мною я вас сюда и пригласил, – улыбнулся двойник в ответ.

– Могли бы и сами ко мне на пасеку приехать. Я бы вас медом угостил.

– Меда и здесь хватает.

– Здесь такого, как у меня, нет. Руку даю на отсечение.

– Верю, Григорий Остапович, охотно верю. Только вот рука мне ваша не нужна. Она вам и самому пригодится. Мне нужно кое-что другое.

– И что же вам нужно?

– Следуйте за мной, – Спиридонов направился в кабинет, где дождался, пока пройдет гость, и плотно прикрыл за ним дверь.

Хозяин сел в кресло у окна, закинув ногу на ногу, облокотился на массивный мягкий подлокотник и взмахом руки указал двойнику на диван, стоящий вдоль стены:

– Располагайтесь и попытайтесь на какое-то время почувствовать себя как дома. Мне нужно, чтобы вы освоились, так как я хочу, чтобы вы какое-то время были вместо меня, так сказать.

– Не понял? – осторожно присаживаясь, спросил Черняк.

– Хорошо, постараюсь объяснить по-другому. Я родом из Самары. Жил там довольно долго. Теперь по стечению обстоятельств переехал жить сюда. Несколько человек в моем родном городе подставили меня, бизнес хороший отняли, оклеветали. На меня заведено уголовное дело, и въехать свободно в Россию я не могу. Я вас прошу встретиться с этими людьми вместо меня, и, имитируя меня, поговорить, а я буду наблюдать за ними и за вами со стороны. Таким образом, вы поможете мне узнать кое-какую правду.

– Почему я?

Спиридонов засмеялся.

– Давайте сразу договоримся, что будем избегать пустых вопросов, ответы на которые понятны даже ребенку.

Черняку стало неудобно за проявленную глупость, а Спиридонов все-таки разъяснил:

– Потому что вы похожи на меня один в один. Переоденем, поработаем с вами, и они будут принимать вас за меня, – он немного подумал и добавил: – Никто не ожидает там меня увидеть. Первая их реакция на встречу будет важна: они раскроют свои карты.

Немного поколебавшись, он добавил:

– Вы же понимаете, что я не просто так вас сюда вызвал?

Черняк почесал подбородок и ответил:

– Понимаю. Не просто так денег дали, оплатили расходы. Но разве деньги соизмеримы риску, которому я подвергаюсь?

Спиридонов, раздумывая, опустил глаза. Он нервничал, Григорий это заметил. Он и сам сейчас думал над тем, стоит ли шкурка выделки? Да нет, он не из робких – тогда всю жизнь прожить в лесу бы не смог, но речь-то действительно о сохранности жизни.

Подумав, Черняк заговорил снова.

– То есть, – тут он закашлялся. – Я правильно понимаю, что вы хотите сказать о том, что в меня могут выстрелить, или избить, или в тюрьму посадить. Вместо вас, разумеется?

– Это исключено, у вас будет охрана. Если хотите, наденем бронежилет. О вашей безопасности я позабочусь в первую очередь, – Спиридонов достал из кармана еще один конверт с деньгами, подошел к гостю и бросил его на диван.

– Ваша задача – поговорить с этими людьми, все будет записываться на специальное устройство, – сказал он. – И больше от вас ничего не требуется. Только несколько встреч и несколько серьезных разговоров.

Черняк молчал. Может, он и показался несмелым человеком, но на самом деле ему были присущи иные качества характера. Нет, трусом он никогда не был, но все должно иметь логический смысл. И если понимать, что дело, на которое он собирается пойти, может привести к летальному исходу, то о каких деньгах вообще может идти речь?

Спиридонов молчание собеседника расценил по-своему. Он быстрыми шагами прошелся по кабинету, решительно достал из ящика стола еще несколько пачек денег, подошел к Черняку и положил их на диван.

Григорий конвертов не открывал, но уже предполагал, какая сумма может в них находиться. Он не то чтобы в руках не держал, а даже никогда в жизни не видел такого количества денег. Он представил, как избавит дочь от кредита, и она, наконец, сможет уйти от мужа-выпивохи. Денег хватило бы и на отдельную квартиру…

Спиридонов еще о чем-то просил, но Григорий уже был на все согласен, только бы вызволить дочку Настю из череды затянувшихся бед. Его сейчас не могло остановить даже то, что для полного сходства со Спиридоновым ему все же понадобится пластическая операция, которая навсегда превратит его в двойника этого человека, о чем ему как раз сейчас поведал Спиридонов.

– Хорошо, – решительно произнес Черняк, – я сделаю то, о чем вы меня просите.

Спиридонов протянул ему свою руку, Григорий пожал ее. Его проводили в комнату и оставили отдыхать.

Вечер для Черняка был беспокойным: он никак не мог уснуть на новом месте, все думал, ворочался с боку на бок. Неизвестность терзала его, но решение было уже принято и оплачено. После долгих мучений ему все же удалось забыться, и в коротком сне он увидел большое раскидистое дерево под звездным небом. Этот сон странным образом успокоил и словно развеял все навалившиеся на его голову страхи.

Проснулся Григорий с чувством легкости и внутреннего спокойствия. В дверь его комнаты постучали и, не дожидаясь, когда он откроет, пригласили на завтрак. Завтракали они со Спиридоновым вдвоем, потом вышли на улицу и сели в машину. Частная клиника была за чертой города, глубоко в лесу. Видимо архитектор старался спрятать здание и максимально сохранить рельеф местности. Оказалось, что основные помещения и кабинеты клиники находятся под землей.

Команда врачей – специалистов пластической хирургии – действовала быстро, слаженно. Григорий удивлялся: ему казалось, что эти люди наделены сверхспособностями. Вот хирург взглядом «показал» на дверь, Григорий все понял без лишних слов, последовал в отдельную комнату, где разделся, оставив одежду на стуле, принял душ и вышел через другую дверь. Его ожидала на кушетке стерильная пижама, шапочка для волос и тапочки. Он оделся, а медсестра открыла дверь в палату. Егерь зашел в комнату, оглянулся – на двери даже не было ручки. Все пути назад окончательно отрезаны, теперь есть лишь один, оговоренный и скрепленный соглашением.

Оставшись наедине с собой и посмотрев вниз, егерь нервно поиграл пальцами ног, то поднимая, то опуская носки тонких и мягких одноразовых тапочек.

– Белые тапочки, – вслух произнес он и испугался своего голоса, который в полупустых стенах прозвучал намного громче, чем обычно.

Дальнейшие его действия были продиктованы обстановкой палаты, в которой присутствовали кровать, тумбочка и табурет. Прямо над кроватью нависала панель телевизора. Григорий лег, и экран «плазмы» включился автоматически.

Григорий посмотрел на тумбочку – пульта на ней не было.

– Значит, программа одна, прописанная доктором, – вслух произнес он.

В полной тишине Григорий смотрел кино о порядке предоперационной подготовки, запоминал последовательность процедур. От этого у него заныло сердце, возникли спазмы и колики в нижней части живота.

Григорий не бегал к врачам по каждому поводу, стараясь обходить их за километр.

– К ним только попади, залечат до смерти, – подытожил он и с этими думами отвернулся от телевизора, чтобы не видеть пугающего экрана. Из просмотра он ничего хорошего для себя не вынес, но запомнил все досконально. И уснул.

Проснулся Григорий с повязкой на лице. Все тело ныло, сильно хотелось пить. Он лежал на спине и был не в силах пошевелиться.

– Ничего не понимаю, – растерялся он. – Неужели уже все?

Из горла вырвалась хриплая речь.

– С горлом что-то делали, поцарапали, – предположил он.

В палате появилась женщина в белом халате.

– Как вы себя чувствуете? – склонившись к больному, спросила она и начала устанавливать капельницу.

– Мне уже сделали операцию? – плохо выговаривая слова, обратился он к женщине. – Что со мной?

– Вы не волнуйтесь, операция прошла удачно, вы соответствуете образу заказчика.

Она улыбнулась, поправила одеяло и добавила:

– Сейчас на осмотр придет ваш лечащий врач, все вопросы относительно своего здоровья вы сможете задать ему.

Женщина ушла, а Григорий, переполненный эмоциями от недосказанности, лежал, не в силах даже перевернуться.

В палату вошел врач – высокий крепкий мужчина среднего возраста. Он придвинул к кровати стул и присел рядом, молча обхватил пальцами запястье пациента и пощупал пульс.

Григорий перевел на него вопросительный взгляд.

– Хирурги довели ваше лицо до абсолютной схожести с заказчиком, сделали несколько родимых пятен на теле и маленькую татуировку. Теперь вас не отличить от Сергея Михайловича.

В кабинет снова вошла медсестра, в ее руках был лоток с медицинскими инструментами и необходимые материалы для перевязки, уколов и прочих процедур. После дозы успокоительного Григория покинули пустые тревоги, и он крепко уснул.

Черняк быстро поправлялся. Все раны на нем заживали, как на собаке. Когда Григорий смог вставать и передвигаться, с ним поработали психолог и преподаватель актерского мастерства. Черняку начинала нравиться эта игра, а потому он схватывал все на лету, оказавшись очень талантливым учеником. Он быстро научился копировать интонации двойника, его жесты, манеру поведения.

Спиридонов приехал забрать Григория из клиники.

– Здравствуйте, здравствуйте дорогой! – поприветствовал он Черняка, который обедал один в небольшой больничной столовой.

Спиридонов сразу сказал егерю, что на его имя открыт счет, и все деньги за его работу – на этом счете. Он написал сумму на салфетке и протянул ее Григорию. Григорий посмотрел на цифры, пересчитал взглядом нули и закашлялся.

– Что не так? – спросил Спиридонов.

Григорий взял салфетку в руки.

– Я сейчас ее съем, как счастливый билет.

Спиридонов засмеялся.

– Вот ваш юмор мне нравится! – он протянул Черняку руку.

Григорий вышел из-за стола, деловито взял ладонь Спиридонова и потряс ее, крепко сжимая в своей руке.

– Машина ждет, доедайте и поехали!

– Уже сыт! Едем!

Ближе к вечеру они вернулись в особняк Спиридонова.

Жена Сергея Михайловича, улыбаясь обоим, не сразу поняла, кто из них является ее мужем. Теперь у Черняка были списки магазинов в Москве и в Самаре, названий марок одежды и обуви, которые носил Сергей Михайлович. Начальник личной охраны Спиридонова выдал спецоборудование – очки, в оправе которых находились встроенная мини-камера, отдельно микрофон и передатчик. Другая камера поместилась в пуговицу на его пиджаке. Маленький наушник телесного цвета, едва заметный в ухе и прикрытый аккуратно подстриженными прядями волос, довершил шпионскую экипировку двойника. Теперь Спиридонов мог давать ему указания из любой точки планеты, а также наблюдать за теми, с кем встречается и разговаривает Григорий.

* * *

Силач прекратил длинное повествование, чтобы выпить воды. Босой и скороход размышляли о чем-то своем. Наконец, скороход заговорил:

– Коа, Папаоле, что вы думаете об этом?

– У меня не выходит из головы, что человеку из сна Коа снился саман, под которым мы сидим, – ответил босой.

– Да, ему снился саман, – подтвердил Коа.

– Что ж, – продолжил Викивики. – Твой сон совсем не прост и очевидным образом связан с нами. Папаоле, что ты делаешь?

Силач и скороход подняли головы и увидели босого, который пытался вскарабкаться на дерево.

– Я лезу на вершину! – сказал юноша.

– Зачем? – поинтересовался скороход Викивики.

– Чтобы увидеть наш мир с высоты самана! – крикнул в ответ босой, быстро забираясь по необъятному стволу самана, цепляясь руками и пятками за его кору.

Силач Коа почесал подбородок.

– Он прав, Викивики, он абсолютно прав! За все это время мы так ни разу и не попытались изменить ракурс, с которого смотрим. Папаоле, ты гений! – провозгласил силач и помахал рукой юноше, но тот его уже не видел и не слышал.

Босой ловко и быстро взобрался на вершину. Двое стояли внизу и с нетерпением ждали его возвращения. Они, задрав головы, смотрели вверх, но своего товарища в густых ветвях кроны дерева разглядеть не могли. А время тянулось в ожидании. Вот уже тень от дерева перестала защищать от палящего солнца, и они были вынуждены перейти в другую тень, а Папаоле все не появлялся.

– Где же он? – ворчал силач. – Почему так долго?

Скороход стоял рядом молча, но с тревогой в глазах, так как и ему было непонятно, что можно делать так долго высоко в ветвях.

– Может, он лежанку организовал и спать лег, а мы тут ждем, переживаем?

Они нервничали, звали друга в надежде, что тот откликнется.

– Папаоле! Ты где? – далеко ввысь летели их голоса.

* * *

Спиридонов выдал Черняку список лиц, с которыми тот должен встретиться:

– Заучи фамилии и сожги.

Затем Михалыч выдал билет на поезд, и двойник отправился в Россию, через Москву в Самару.

Джип подъехал к вокзалу почти к самому отправлению, оставалось не более пяти минут, и Черняк побежал к своему вагону, который находился в голове поезда. Девушка-проводник проверила билеты, указала купе. После отправления поезда проводник еще раз проверила билеты, принесла чай. Черняк выпил, хоть и не любил этот «дорожный» привкус, но было приятно держать металлический подстаканник в руке. Ему тотчас же вспомнилось детство: как он с дедом ездил на Алтай, где тот жил, несколько дней на поезде казались ему началом чудесного путешествия. И эти воспоминания успокоили егеря. Он вдруг почувствовал, что нынешнее путешествие закончится хорошо, что он достигнет своей цели – помочь дочке. С такими мыслями Черняк отдал стакан проводнице, закрыл дверь на металлическую задвижку, зашторил окно выдвижной кожаной занавеской, аккуратно повесил костюм и рубашку на вешалку, погасил свет и лег спать. Постельное белье было свежим, прохладным, приятным телу. Уснул он быстро: монотонный стук колес и покачивание вагона помогли полностью расслабиться.

Добравшись до места, он без проблем снял номер в гостинице, которую также рекомендовал Спиридонов, подкрепился в ресторане и, настроившись на исполнение своей роли, поехал встречаться с первым человеком из списка.

Эта встреча напомнила Григорию постановочный эпизод из ранее виденного приключенческого фильма. И повторением сценария сильно его позабавила.

Некто Жигалов, как только заметил Григория, внезапно выпрыгнул в открытое окно второго этажа. Черняк постоял несколько минут в пустой комнате, подошел к окну, посмотрел вниз, в недоумении пожал плечами, затем направился к выходу. Не прошел он и пятидесяти метров вдоль здания, как возле остановилась милицейская «Газель».

Сержант, не выходя из машины, попросил предъявить документы. Григорий послушно протянул паспорт.

– Черняк Григорий Остапович, – прочитал вслух сержант.

– Да! – подтвердил Григорий. – Черняк!

– Это не Черняк, это Спиридонов, уверяю вас! – послышался из глубины машины голос Жигалова.

Сержант передал паспорт лейтенанту, тот внимательно просмотрел документ, изучил фотографию, высунул свою голову в окно и, всматриваясь в лицо Григория, сравнил фото с физиономией Григория, после чего, не имея больше вопросов, вернул документ владельцу, бросив вглубь машины:

– По паспорту он Черняк.

С тем милиция и уехала.

Перепуганный встречей, Станислав Жигалов поехал домой и стал собирать вещи в чемодан.

Зазвонил его телефон. Номер не определился, но Станислав все же нажал кнопку ответа.

– Алло, – робко произнес он.

– Напрасно собираешь вещи. От меня далеко не убежишь! Ты же это знаешь! – услышал Жигалов голос Спиридонова.

Жигалов молчал, тяжело дыша.

– Чего молчишь? Ногу не вывихнул? Второй этаж все-таки?

– Нога в порядке, – уверил Жигалов.

– Это хорошо, теперь рассказывай.

– А что говорить-то? – спросил Станислав растерянно.

– Колись.

– В чем?

– Кто научил заявление на меня написать?

– Никто.

– Так ты сам все это и придумал?

– Сам.

– Сам придумал, что я под угрозой жизни заставил тебя продать мне акции?

– Сам.

– Зачем? Ты ведь прекрасно знаешь, что я у тебя их купил. И у меня есть расписка твоя, она нотариально заверена. Нотариус в городе известный человек, имя свое бережет, это все знают. Я в любой момент могу ее показать. И твое заявление в милицию превратится в заявление о клевете. Почему ты соврал, я же дал тебе за акции столько денег, сколько ты попросил? Не обидел ничем. Зачем тебе понадобилась ложь?

Хоть собеседник и говорил очень спокойно и взвешенно, словно друг, пытающийся выяснить некоторые обстоятельства, на самом деле это было не так. Жигалов понимал, что ни о какой дружбе больше речи идти не может: Спиридонов проявился для того, чтобы мстить. Мстить жестоко за предательство всем, кто встал на его пути, посмел подставить ему подножку на большом взлете, мстить за то, что ему пришлось пережить и пройти.

– Это тебе кажется, что ты не обидел! – взяв себя в руки, начал отвечать Жигалов.

– Так, интересно, очень интересно! Вот с этого места поподробнее. Расскажи-ка мне, как я тебя обидел?

– А помнишь, ты говорил, будем вместе акционерами на грузоперевозках? Что ты кредит в банке возьмешь, а я твоей правой рукой буду, замом твоим? Было это, помнишь?

– Было.

– Вот здесь ты меня обманул. Кредит ты взял? А почему грузоперевозками не занялись? Почему я твоей правой рукой не стал? А я ведь на это ставил. Думал, заработаю.

– И только потому, что я не стал грузоперевозками заниматься, ты решил меня посадить?

– От меня тогда как от неудачника жена ушла. Бизнес, оставшись без подпитки, рухнул, денег было мало. Вот она и ушла и сына забрала. Ты был моей последней надеждой.

– Значит, крайним получился я? Ты сам ничего в своей жизни не попытался сделать, а полностью ответственность возложил на меня?

– Ну, ты же меня обманул, к себе не позвал.

– А я тебе не мамка, чтобы отвечать за тебя до седин, и нечего с больной головы на здоровую проблемы свои перекладывать.

Оба помолчали какое-то время. Спиридонов заговорил первым:

– В общем, так: сдай свой билет в Брянск и выбирай одно из двух. Либо я с тобой делаю то же самое, что ты сделал со мной. Уж поверь, я постараюсь: СИЗО, шконка у параши, следак с пристрастием, сокамерники голодные, как волки… Единственное, чего у тебя, в отличие от меня, не будет, так это денег откупиться.

– Либо?

– Либо ты пишешь чистосердечное признание и раскаиваешься в том, что меня оклеветал.

Жигалов зло рассмеялся:

– И тогда меня ждет то же самое? И это ты называешь выбором одного из двух?

В этот же день в гостинице рядом с номером Черняка сняли номера начальник службы безопасности Спиридонова и несколько его подчиненных. Когда двойник шел встречаться с людьми из списка, охрана сопровождала его, не выпуская из поля зрения до входа в здание, и обратно в гостиницу.

Вторым человеком, которого навестил Черняк, стал Вдовин Мирон Константинович. Григорий зашел к нему в кабинет, и Мирон Константинович потерял дар речи. Грузный и плотный мужчина предпенсионного возраста сразу же стал бледнеть и бледнел до тех пор, пока не потерял сознание, тяжелым кулем упав на пол. Секретарша, находившаяся рядом, закричала, побежала к аптечке и дала шефу понюхать нашатырный спирт. Он, закашлявшись, стал приходить в себя. Секретарша дрожащими руками взяла графин, налила воды в стакан и поднесла его к губам начальника. Стуча о стеклянный край зубами, он глотал спасительную влагу. Пока Вдовин приходил в себя, секретарша вызвала на подмогу его жену, которая, как, оказалось, работала в этом же здании. Высокая и крупная женщина быстро появилась в кабинете. Отдышавшись, она властным взглядом окинула окружающих и, как только остановилась на Григории, стала бледнеть. Правда, в отличие от мужа, женщина сознания не потеряла. Ее реакция была другой. Она мгновенно схватилась за телефон и стала куда-то звонить, лихорадочно тыкая пальцем в клавиатуру. Как только на том конце взяли трубку, жена Вдовина громким дрожащим голосом произнесла:

– Прокуратура? Немедленно приезжайте по адресу: Чапаева, четыре. У нас в офисе находится преступник.

Вдовин прервал ее, положив руку на рычаг телефона.

– Что ты делаешь, Мирон? – возмущенно спросила она мужа. – Разве ты не видишь, что нам угрожают?

– Дорогая, оставь меня наедине с этим человеком, нам надо поговорить.

– Я все равно буду звонить прокурору! – срываясь на нервный крик, не унималась супруга.

– Делай что хочешь! Только оставь меня с ним.

Вдовина вместе с секретаршей вышла из комнаты, деловито и раздраженно хлопнув дверью.

– Ты пришел поквитаться, так ведь? – начал Мирон Константинович.

В наушник Григорию что-то сказали, но из-за появившихся шумовых помех он не расслышал слов, поэтому ничего не ответил.

– Я ждал этого дня, – продолжил Вдовин. – Так долго, что замучился в ожидании.

Фразу в наушнике повторили, и Григорий произнес:

– Для начала я хотел бы узнать, зачем ты это сделал? Тебя кто-то научил или тебя заставили?

– Что у тебя с голосом? Как будто не ты разговариваешь, – заметил имеющий хороший слух Мирон.

– Попадешь в СИЗО – не только голос потеряешь, а еще и многое другое. Я повторяю: тебя заставили написать эту ложь?

– Нет.

– Тогда зачем тебе нужно было, чтобы я сел в тюрьму?

– Из-за Нади.

– Из-за Нади?

– Да, из-за нее. Ты уже, поди, и не помнишь, что была такая женщина в твоей жизни, и, конечно же, тебе неинтересно, где она сейчас.

– Ну и где она сейчас? – немного растерявшись от такого поворота, задал вопрос через Черняка Спиридонов.

– В психлечебнице, – Вдовин закурил и продолжил: – И это все произошло из-за тебя!

– Из-за меня? – удивился собеседник. – Что-то от меня ускользнуло, объясни, пожалуйста…

– Как ты знаешь, она была в тебя влюблена.

– Ты смеешься? Мало ли кто в меня был влюблен.

Казалось, Мирон не слышит возмущения собеседника, а просто излагает давно приготовленную и многократным повторением заученную речь.

– Только не говори, что не знаешь. Знаешь! Такое не заметить невозможно. Тихо, ни на что не надеясь, эта женщина любила тебя много лет. И может, так всю жизнь и провела бы, тешась безответным чувством, но однажды ты пригласил ее в ресторан. После того вечера ее было не узнать. Влюбленная, она светилась и улыбалась всем, ждала твоего звонка, радовалась малейшему твоему вниманию. Я уж не знаю, какими хитростями ты выманил у нее заводские акции. Пообещал жениться, увезти на край света, что-то еще. Но вот как только она продала тебе свою долю, тут же ты и остыл к ней. Деньги прислал и пропал. Ни «спасибо», ни «прости» хотя бы, зная, как она к тебе относится, а только денежный перевод, почтой. Когда ты пропал, она еще долго ждала тебя, а потом замолчала, перестала разговаривать – ни слова! Затем появились другие симптомы: с постели не вставала по три-четыре дня, в обморок стала внезапно падать, ну и так далее, – во время затянувшейся паузы Вдовин продолжал нервно курить.

– Прекращай пустую болтовню. Как видишь, я был честен, деньги отдал, а сердечные дела – они не покупаются. Да и какое тебе дело до бабы, которая любила меня?

– Пробовали лечить ее дома – ничего не получилось, – отрешенно продолжил Мирон. – И тогда я понял, что все это из-за тебя. Хотел сперва тебя сам застрелить, потом решил морду набить, да понимал, что это ни к чему не приведет, себе только во вред будет. Мне же ее покойный отец завещал беречь девочку – как старого друга просил!

– И чего же не набил? Я теперь правильно понимаю, ты сохнешь по ней?

– Не знаю, все получилось само собой. Так вышло, что я видел, как твой водитель зацепил забор передним бампером. А потом по телевизору дали объявление, что просят помочь найти светлый автомобиль, который сбил человека на улице. Я знал, что твой водитель уехал из города, и ты сам находишься за рулем. И рука как-то сама собой вывела твое имя на заявлении в милицию.

Вдовин тяжело вздохнул.

– Потом, когда тебя стали травить в городе и в СМИ, я думал забрать показания, пришел с этой целью в участок, но полковник сказал, что не стоит: заказ на тебя имеется, все равно сидеть будешь, этого уже не изменить. Ну, я и не стал заявление забирать. Так что понимаю, что ты пришел поквитаться. Делай свое дело. Только знай: я ни о чем не жалею и сейчас поступил бы так же. А может и круче.

В комнате воцарилось молчание. Оно было тяжелым и напряженным. Первым не выдержал Вдовин:

– Ну, что же ты теперь тянешь? Чего не квитаешься? Сюда в любой момент могут войти!

Надо сказать, что Григорий, наблюдая эту сцену, позавидовал мужеству Вдовина.

– А я уже с тобой поквитался, – послышалось в ухе, и Черняк повторил фразу вслух.

– Как? – спросил Вдовин.

– А вот так. Весь наш разговор я записал на пленку. Отнесу ее куда надо. И про полковника – спасибо. Не знал.

В это время дверь отворилась, и вошли два сотрудника милиции в сопровождении супруги Мирона.

Как и ожидал Григорий, у него опять потребовали паспорт. Документ долго изучали, и кончилось тем, что Григория попросили пройти в отделение милиции для дальнейшего изучения данных. Из милиции был сделан запрос в Тверскую область, в то место, где выдавался документ. Оттуда прислали ответ с копией личного дела Черняка, в котором была его фотография. Увидев снимок, милиционеры, наконец, убедились, что перед ними – Григорий Остапович Черняк.

Третьим человеком, которого посетил егерь, стала Шатина Ирина Николаевна, женщина средних лет с хорошей фигурой и приветливым лицом. Как и в предыдущих случаях, появление Григория произвело шокирующий эффект.

Ирина Николаевна закричала так громко, что стекла в окнах задрожали. Григорию в наушнике дали команду:

– Зажми ей рот.

Григорий подошел к женщине и, прикрыв ее губы ладонью, крепко прижал к себе. Он почувствовал нежный аромат духов.

В наушнике Григорий услышал новую команду:

– Успокой и скажи, что ничего плохого делать не собираешься. Просто пришел объясниться. Предложи валокордин.

Григорий послушно исполнил все, что велели.

Валокордин подействовал. Шатина пришла в себя, даже попросила приготовить кофе.

Григорий вскипятил воду, заварил кофе и, подавая его женщине, опять почувствовал запах ее духов, который будоражил мужское начало. Дождавшись, пока она сделала глоток, спросил:

– Объясни, пожалуйста, что тебя заставило написать эту жуткую глупость, будто бы я украл твои золотые украшения? Ты сама-то в это веришь?

– А что у тебя с голосом? – насторожилась она. – Будто бы не ты говоришь сейчас со мной?

– В тюрьме застудил, – пояснил Черняк.

– Ты не воровал.

– Зачем же написала?

Ирина Николаевна внезапно схватила со стола нож и замахнулась им на собеседника. Удар пришелся бы в шею, если бы Черняк не успел увернуться и вырвать нож.

В наушнике он услышал фразу, которую тут же и воспроизвел:

– Что я тебе такого сделал, что ты готова меня убить?

– Ты отнял у меня мужа!

– Я?

– Да, ты!

– Каким это образом?

– Ты его спаивал – и споил. За бутылку он покупал акции для тебя у заводчан.

– У нас с ним был уговор. И я выполнял условия этого договора. А что, по-твоему, я с тобой за его работу должен был расплачиваться?

– Ты же видел: человек слаб до спиртного, и этим воспользовался в корыстных целях. А что с ним потом станет, тебе было все равно.

– Я ничем не пользовался. У нас была договоренность, и я ее четко выполнял. Мне надо было, в конце концов, сделать свое дело! Каждый получил желаемое. Если бы не я наливал твоему мужу, то он все равно бы нашел себе пойло. Каждый получает то, к чему стремится.

– Ты хорошо знал, что, кроме Васьки, тебе никто другой акции покупать не будет. И ты его споил! Убирайся отсюда! А то возьму топор, и ты уже от меня не увернешься!

– Совсем сдурела! – Григорий самостоятельно повел диалог дальше. – Ты на себя посмотри! Да ты же красавица, что же ты в своей жизни цепляешься за алкашей?

Слова Черняка ударили ее по больному – женщина в ярости схватила с плиты сковороду и швырнула ее в Григория. В наушнике дали команду уходить.

Черняк посетил еще нескольких, и чем больше он разговаривал с людьми, чем больше выслушивал объяснений, тем меньше и меньше ему нравилось то, что он делает. Раз десять он себе сказал: «Как хорошо, что я не он! По сути, у этого человека и не было ни жизни, ни друзей, все продавались и покупались за деньги. Многие притворялись, что-то от него хотели, ненавидели и завидовали, ждали, когда подвернется возможность нанести удар в спину».

Дважды в Григория стреляли. В первый раз – когда он ехал в машине, автоматная очередь разбила боковые стекла. Опытный охранник с молниеносной реакцией успел пригнуть Григория и пригнулся сам. В результате пострадали только стекла автомобиля. Второй раз пуля застряла в его бронежилете. Стреляли, когда он заходил в отель.

«Странные люди, – думал потом Григорий. – Будто и убивать не собирались, а так, попугать. Ведь если бы хотели наверняка, то стреляли бы в голову».

После случившегося Григорий хотел отказаться от задания и не встречаться больше в Самаре ни с кем. Однако он уже успел пообещать Насте, что скоро будет много денег, даже отправил ей часть полученного аванса. Мечта обеспечить дочь, купить ей квартиру вынуждала идти дальше.

В его списке были исключительно те люди, которые фигурировали в уголовном деле Спиридонова. В итоге все они были опрошены следователями, и адвокаты Сергея Михайловича представили доказательства невиновности Спиридонова и виновности каждого, кто клеветал на него. В результате добились того, что со Спиридонова были полностью сняты все обвинения.

* * *

Солнце находилось в зените, саман отбрасывал тень, в которой укрылись силач и скороход. Они сидели, изредка поднимая голову наверх, пытаясь что-нибудь увидеть в переплетении листьев и веток, и терпеливо ждали своего друга, поднявшегося на макушку дерева.

– Его нет слишком долго, Коа, – качал головой Викивики.

– Но он не мог просто пропасть, – успокаивал силач. – Спустится, ну или… свалится.

Вдруг сверху на них посыпались листья и мелкие веточки. Оба вскочили на ноги и задрали головы. Вскоре на них кубарем свалился Папаоле.

– Почему так долго?! – вскричали оба, размахивая руками. – Разве так делают? Мы тут чуть с ума не сошли, думали, что потеряли тебя!

– Друзья, я залез на самую верхушку дерева, и то, что я увидел, заставило меня задержаться, – ответил босой.

– Но что же ты видел, Папаоле?

– Сядем в тень, и я расскажу все подробно.

Босой стряхнул с себя листики и маленькие ветки и начал свой рассказ:

– Я решил добраться до макушки дерева, чтобы увидеть самые отдаленные уголки местности. Но я даже не подозревал, что это дерево такое высокое и густое. Мы много ночей проводили в его тени и не знали, что над нами возвышается целый дворец! Мне потребовалось много времени, чтобы, наконец, увидеть небо над головой, а не листья и ветви. Но все по порядку. Пока я лез на вершину самана, мне в его ветвистых зарослях встречались различные птицы и животные – от совсем маленьких до огромных!

– Да ну! – удивились друзья.

– Животные, конечно, напугали меня, но не остановили. Теперь я могу сказать, что над нашими головами существует особый мир, населенный различными обитателями, и они смотрели на меня миролюбиво, без попыток навредить или помешать движению наверх. Но самое удивительное случилось со мной, когда мне удалось, наконец, вылезти из густой листвы и осмотреться. Друзья, вы можете не верить мне, но я оказался в совершенно другом месте, далеком от того, где мы находимся сейчас, и меня окружала ночь…

– Как это? – еще больше удивляясь, вопрошали они.

– Не знаю, – растерянно почесал в голове Папаоле и предположил: – Может, этот саман является переходом в иные миры, соединяясь с ними непосредственно через огромные ветви кроны?

* * *

Вечерело, и последние отблески солнца могли скрыться за горизонтом в любой момент. Так как необходимость в двойнике отпала, Спиридонов сам мог приехать в родной город и лично встретиться с людьми, с которыми хотел объясниться. Что он незамедлительно и сделал.

Закончив свою работу, Григорий отправился на встречу с Сергеем Михайловичем. На заднем сидении автомобиля он в полудреме пытался размышлять: оправданы ли были его старания или же тщетны? С одной стороны, он заработал хорошие деньги и поможет дочери устроиться по-человечески и избавиться от пьяницы-мужа. Но с другой стороны – душа его была не на месте, и покой, такой желанный и давно потерянный, все не приходил.

Стемнело. Голова Григория становилась все тяжелее и, в конце концов, упала на грудь. Сон пришел к нему и наградил чудными видениями. Он не сразу понял, где находится. Егерь видел то же дерево, что недавно уже снилось ему, но сверху.

Яркое солнце играло в густой листве и радовало глаз сочными красками. Будто спускаясь ниже, Григорий постепенно смог различить человека, сидящего на вершине самана и смотрящего вокруг удивленным взором. Спустившись еще, он увидел среди ветвей огромное количество всякой живности разных размеров и мастей. Он помнил, как сильно удивился при мысли, что дерево оказалось таким безразмерным и вместило в себя столько всего сущего. На земле под деревом он разглядел двух мужчин, сидящих в тени и задравших головы кверху. Ему даже почудилось, что они видят его приближение и пытаются рассмотреть получше, но, оказавшись рядом, Григорий понял, что остается абсолютно невидимым, и тут же, встрепенувшись, проснулся.

Автомобиль въехал во двор большого дома. Сергей Михайлович вышел на крыльцо, чтобы лично встретить Черняка и с благодарностью за выполненную работу пожать ему руку.

– Спасибо за честный труд. Я очень признателен тебе, – говорил Сергей Михайлович за столом, обильно заставленным разными блюдами и напитками.

– Я работал не бесплатно, так что не стоит благодарить, – ответил егерь.

– У меня к тебе небольшая просьба. Давай сделаем так: ты не будешь снимать эти очки, – он указал на ту самую роговую оправу, в которую были вмонтированы микрофон и камера. – И наушник еще два месяца для того чтобы мы продолжали быть на связи. Мало ли что. А я добавлю денег за эти два месяца.

Черняк не понимал толком, что еще от него может понадобиться, но согласился. После чего получил обещанную сумму.

Наконец-то он мог ехать в Москву и купить дочери жилье!

* * *

– Как только темнота ночи окружила меня, – продолжил Папаоло. – Я закрыл глаза от испуга и неожиданности, но потом любопытство победило. Я остановился на более менее толстой ветке на макушке и тщательно осмотрелся.

Викивики и Коа, затаив дыхание, слушали юношу. Он говорил сначала громко, но постепенно снижал голос, пока не дошел до еле различимого шепота. Они пригнулись к нему поближе.

– Друзья, – говорил Папаоло. – Я увидел вещи, которых здесь нет, но которые мы все знаем, но не помним, откуда они нам знакомы. Я увидел широкое поле и пустынную дорогу, петляющую среди небольших перелесков, по ней двигался черный автомобиль, освещая путь фарами, и я знал, кто сидит в нем!

Папаоло совсем замолчал и посмотрел на силача.

– Кто же это, кто?! – не выдержали двое.

– Коа, это человек из твоего сна! – выдохнул, наконец, босой.

* * *

Камера и микрофон в очках, а также наушник были включены всегда. Иногда доходило до смешного. То ли случайно, то ли из-за каких-то неполадок включался микрофон, и Григорий часами слушал чужие разговоры.

Из наушника лились слова Спиридонова и каких-то незнакомых людей.

– Я взял кредит в «Энергобанке».

– Я тоже взял кредит в том же банке. И так же, как и ты, обещал, что подниму завод – это же единственное производство в городе.

– Подожди! Я что, не вернул кредит? Я что, обворовал банк? Да я дом родительский продал, чтобы кредит вернуть!

– Так ведь ты обманул, сказал, что производство будет работать, а сам! Это такие, как ты, разорили завод.

– Я никого не разорял, не надо на меня это вешать. Ты знаешь, что банкротство объявили, когда меня уже в стране не было. В мою машину стреляли. И не только в машину. Я отвоевал свои акции с оружием в руках. И мне они дались не на халяву, как вы думаете, я кровью за них заплатил!

Черняк в Москве нанял агента, милую девушку, которая подобрала несколько вариантов квартир. Он съездил к дочке – ее муж опять ушел в запой, и у девушки все руки были в синяках – она защищала себя и ребенка. Конечно, егерь тут же забрал дочку к себе в гостиницу. На следующий день сходил вместе с ней в банк, где они погасили ипотеку. Квартиру предстояло оформить и продать, для чего егерь вполне разумно нанял местного юриста, так как подвергать опасности жизнь дочери и внука он больше не хотел. Дочка подала на развод, и, забрав ребенка, уехала вместе с отцом в новую жизнь.

Григорий устал от чужих разговоров и уже собирался убрать очки с глаз долой. Однако через неделю разговоры внезапно прекратились. Григорий получил согласованную сумму и думал, что все для него закончилось.

Деньги были пересчитаны и вручены риелтору. Счастливая семья въехала в квартиру, где предстояло сделать ремонт и обустроиться. Нашлась комната и для Григория. Пока идет ремонт, пока дочка не найдет работу на новом месте, егерь решил остаться с ней. У него было еще одно важное дело – вдоволь насладиться общением с внуком. Днем он гулял с малышом во дворе, они часто ходили в соседний парк. Вовремя одной из таких прогулок с Ванечкой он заметил, как вдали какой-то мужик приставал к девушке. Она шарахнулась в сторону, но мужик не унимался и преследовал ее до тех пор, пока девушка не добежала до площадки, где качался на качелях внук егеря. Мужчина попытался схватить ее за руку, но подошедший Григорий остановил его, толкнув в грудь. И преследователь, такой смелый с хрупкой девушкой, внезапно испугался, попятился назад и спешно ретировался.

Девушка посмотрела на Григория с благодарностью и представилась:

– Марина.

Григорий представился и замолчал, не зная, что говорить дальше.

– Как зовут вашего сына? – спросила девушка, чтобы прервать неловкое молчание.

– Это не сын – внук, – улыбнулся Григорий.

– Внук? Серьезно? – она рассмеялась. – Сколько же вам лет?

Смутившись от неудобного вопроса и собственной смелости, Марина замолчала.

Григорий предложил проводить ее до выхода из парка, чтобы сбежавший преследователь вновь не начал донимать ее. Марина согласилась. Вместе с Ванечкой они размеренно пошли к выходу, ведя оживленную беседу. Через десять минут дорожка привела к воротам парка, здесь им надо было расстаться. Григорий вежливо попрощался, Марина пожала ему руку и поцеловала Ванечку, отчего тот заулыбался и спрятался за деда.

Все, что успел узнать Григорий о новой знакомой, сводилось к тому, что приехала Марина в Москву несколько лет назад в надежде немного подзаработать. Откуда приехала и кем работала, он не спросил, а она не успела рассказать.

Вечером Григорий пытался вспомнить, во что Марина была одета, но смог восстановить в памяти лишь незначительные детали: плащ, беретка. Он обратил внимание на невероятно красивые волосы: темные, пышные, они спадали локонами, иногда ей приходилось убирать с лица непослушную прядь. Девушку нельзя было назвать шаблонной красавицей, но ему запомнились улыбка и глаза, пройти мимо которых было невозможно.

Дочь Настя вошла в комнату, ища что-то, и увидела отца, стоящего у окна с закрытыми глазами.

– Пап, что с тобой? – услышал он возле уха и только сейчас заметил дочь. – Тебе плохо?

– Нет, Настен, я в порядке, устал просто.

– Ложись быстро в постель! – строго потребовала Настя.

* * *

Силач и скороход вскочили на ноги.

– Как же ты можешь это знать, Папаоло?! – вскричал Коа. – Ведь сон снился мне, а не тебе!

– Да и не почудилось ли все это тебе? – вторил ему Викивики.

Босой сохранял спокойствие, дожидаясь, пока оба перестанут тараторить. Когда это произошло, он продолжил:

– Друзья, я сначала, как и вы, сомневался в том, что увидел, но ведь дерево было то же самое – я висел на ветке, словно обезьяна, и чувствовал его шершавую кору. Но глаза мои видели то, что я поведал вам. Когда я посмотрел на машину, мчащуюся по пустынной автостраде, я уже знал, кто сидит в ней, потому что ровно три ночи назад мне снился этот сон. Мне снилось, что я вижу машину вдалеке и, как это бывает во снах, вдруг оказываюсь ветром, и вот я уже внутри, смотрю на водителя и спящего человека, понимая, что это всего лишь сон, а человек этот также снится и тебе, Коа.

Папаоло в точности описал потрясенному силачу внешность и одежду человека. А также подробность, которую Коа ни разу не упоминал в своем рассказе – небольшую аккуратную татуировку на запястье в форме закольцованного змея, пожирающего свой хвост.

Солнце перевалило за полдень, а три путника еще ни на метр не удалились от самана. Первым очнулся скороход:

– Друзья, нам пора в путь, иначе темнота застигнет нас где-нибудь в неудобном месте, и нам придется спать по очереди, охраняя друг друга.

– Ты прав, Викивики, – сказал силач, взваливая на спину привычный тяжелый груз.

Босой кивнул и легкой походкой пустился в путь, за ним следом пошел силач, а скороход подождал, пока они не скроются из виду, чтобы не догонять своих спутников слишком быстро. Потом он поклонился в пояс саману, словно живому человеку, и пошел не торопясь, тем не менее обогнав босого уже через пять минут.

В эту ночь Григорию опять приснился необычный сон. Повторяющиеся день за днем сны словно говорили ему о том, что он достиг в своей жизни определенной точки, которую никак не может преодолеть, раз за разом скатываясь к началу.

Он снова увидел трех путников, но сейчас он точно знал, что один из них очень быстр, другой силен, а третьему не нужна обувь: он мог ходить босиком и по битому стеклу, и по острым камням. Все они шли через поле, местами поросшее травой и кустарником, а местами пустынное, словно песчаные Каракумы. Зачем и почему, куда и как давно они идут – Григорий не знал, но ясно чувствовал, что у него с ними много общего. В чем – опять же, было непонятно. Он переживал, что скоро ночь, а места для ночлега еще не видно, но потом проснулся в своей постели, разбуженный яркими лучами света, льющимися из окна.

– Что за сны странные? – проворчал он, потягиваясь. Его взгляд выхватил собственную руку с нанесенной на запястье татуировкой. Он впервые за все это время присмотрелся к рисунку. Змей, закольцовываясь, заглатывал свой хвост… «Движение по кругу, – пронеслось в голове. – Вот и я, словно занесенный в чужую реальность, хожу по кругу».

Затем Григорий, отгоняя смутные размышления, вспомнил о чем-то очень хорошем, что произошло вчера. Марина. Он улыбнулся, но тут же снова стал спокоен и задумчив: они вряд ли встретятся еще когда-нибудь. Москва – слишком большой город для того, чтобы случайно встретившиеся люди снова пересеклись, а телефон ее он не спросил. «Значит, надо забыть!» – сказал он себе твердо.

Марина сидела в своей студии – вернее в помещении, которым лучшая подруга разрешала безвозмездно пользоваться. Это была небольшая комнатка в «двушке», соседнюю занимал постоянный жилец, редко появлявшийся дома, во всяком случае, в то время, когда Марина приходила работать. Она была трудолюбивой и за несколько лет пребывания в Москве смогла найти себе постоянных клиентов и возможность откладывать деньги. Чем она занималась? Вела двойную жизнь, как шпион, – так иногда шутила подруга Аля.

Днем Марина работала бухгалтером на большом предприятии. Она была замом главного и получала приличную зарплату, кроме того, имела частную практику и вела бухгалтерию мелких фирм. Этих денег ей бы, конечно, хватило на жизнь, но Марина имела тайную страсть – рукоделие. Поэтому вечерами и в любую свободную минуту перевоплощалась в прекрасную мастерицу и окружала себя уже не кипами документов, а ворохом тканей, лент и различных причудливых штучек, которые так любят собирать рукодельницы. Неважно, что она мастерила: вязала свитера, вышивала скатерти или шила мягкие игрушки – ее работы раскупались подчистую. Марину знали, к ней шли с радостью.

Аля часто упрекала подругу, что она полностью забыла о себе и живет впустую: в свои тридцать пять Марина не имела ни детей, ни мужа, ни даже постоянного ухажера. Вернее, поклонники у нее, конечно, были, но через какое-то время она прекращала общаться с наиболее настырным, и тут же находился новый. Со стороны это выглядело действительно странно, но Марина хранила в тайне причины такого поведения, и даже ее лучшей подруге не удалось вытянуть правду.

На улице темнело, пора было зажигать свет, но Марина не хотела. Она стояла у окна и смотрела вниз на дорогу. Скоро должна прийти Аля, все равно придется накрывать на стол, ставить чай, слушать последние новости о мужчинах и общих знакомых. Поэтому она не торопилась, наслаждалась тишиной, немного мечтала, вернее, вспоминала подробности недавней встречи. Сегодня ей почему-то захотелось рассказать Але об этом случае, поэтому, когда раздался звонок, она с радостью побежала встречать подругу.

– Наконец-то добралась, – бросила та с порога. – Через безумные пробки по всему городу!

– Идем, конфеты и пирожки есть, сейчас чай будет готов, – Марина усадила подругу за стол и заварила вкусный напиток.

– Что нового? Или как всегда: работа, работа, работа и рукоделие?

Аля начала с вопросов, а это значило, что у нее не слишком много новостей. Марина про себя порадовалась.

– Ты думаешь, у меня не может быть ничего интересного, кроме этого? – улыбнулась она.

– У тебя – нет, – Аля рассмеялась, почувствовав, что Марине есть что рассказать. – Выкладывай!

Марина даже не знала, с чего начать.

– Не томи уже!

– Меня мужчина спас на днях.

– Тебя? Спас? Мужчина? – Аля чуть не подпрыгнула на стуле. – Когда это случилось?

– Три дня назад.

– И ты только сейчас мне говоришь об этом! О боги!

Аля нарочито прикрыла глаза рукой, давая понять, какую непростительную глупость совершила подруга, держа в тайне интересную историю так долго.

– Да, собственно, ничего особо и не случилось.

Марина рассказала о своем знакомстве с Григорием.

Все это время Аля внимательно смотрела на нее, и стало ясно, что этот человек понравился Марине.

– И этот герой не взял у тебя номер телефона? – переспросила она.

– Нет, Аля, он совсем ничего не спрашивал. Думаю, я его мало интересовала. Но он был очень вежлив.

– Тогда почему бы тебе не выбросить из головы всю эту историю? Я верю в чудеса, но вероятность встретить его еще раз сводится к нулю!

– Конечно, ты права! Но я поступлю по-другому, – Марина улыбнулась.

– Как?

– Буду помнить его всю жизнь.

Аля смотрела на подругу с плохо скрываемой жалостью.

– Зачем тебе это, скажи, пожалуйста?!

– Я знаю, что ты думаешь, – Марина отставила чашку в сторону. – Ты думаешь, что я дура.

– Если честно, я не думаю так, я это просто знаю, – развела руками Аля.

– Я попробую объяснить, а ты постарайся понять.

– Хорошо, пробуй, – Аля перестала поглощать конфеты.

– Тебе никогда не казалось, что ты находишься в чьем-то сне либо спишь сама? Я постоянно думаю об этом, вернее, часто ощущаю влияние этого глобального сна на свою жизнь. Работа, мои увлечения, люди вокруг – все это как мираж. Даже эта встреча будто подстроена кем-то. Моя голова забита ненужными мыслями, и сохранить в ней что-то действительно важное уже сложно, ибо будет погребено и обесценится. Но сны – на то и сны, чтобы не быть правдой. Во снах возможно все: любые перемещения, перевоплощения, эмоции. Только управлять этим сложно. Но мне кажется, я научилась. Из всего, что происходит со мной, я тщательно отбираю самое ценное и складываю в маленькую копилочку, которая находится прямо вот здесь, – Марина приложила указательный палец ко лбу. – И вот здесь, – она указала рукой на сердце. – Происходит тщательный отбор, и все чудеса и волшебство бережно хранятся там до поры до времени, чтобы иметь шанс когда-то воплотиться в реальном бытие, а пока, как только я чувствую печаль или упадок сил, тут же достаю свои запасы и пользуюсь ими, как противоядием, – Марина подмигнула подруге. – Так что Григорий будет сохранен и поможет мне как-нибудь, я уверена.

– Ты немного тронутая, но именно за это я и люблю тебя, – вздохнула Аля. – Ладно, храни вечную память о своем герое, раз уж тебя угораздило влюбиться в первого встречного.

Марина нахмурилась и кинула в подругу полотенце, но тут же рассмеялась и подлила ей чай. Девушки просидели до самой ночи. Когда Аля ушла, Марина немного прибралась на рабочем месте, закрыла комнату и вызвала такси.

Чуть позже, уже засыпая дома, она снова воскресила в памяти лицо Григория, немолодое, но очень привлекательное. Было в нем нечто, что хотелось видеть каждый день рядом. Лицо говорило об опыте прожитой жизни, глубокий взгляд – о том, что этот человек имеет свои тайны, и ему есть что рассказать, открытая улыбка – о доброте и душевности. Определенно, этот мужчина имел силу духа и смелость, она как женщина чувствовала это, но также понимала, что подобные люди могут прожить всю жизнь в одиночестве, так и не решившись жениться заново.

Григорий помогал дочери с ремонтом и приобретением всего необходимого. За этими хлопотами дни летели быстро. Как только основные хозяйственные дела были закончены, и освободилось время, думы о прошлом и будущем стали беспокоить его. Необъяснимая тревога, предчувствие какой-то беды не оставляли его. Григорий понимал, что стал частью жизни чужого человека. Сергей Михайлович занимал его мысли, и Григорий никак не мог определиться, прав ли он был, вступив на этот странный путь, или ошибся. С одной стороны, дочь спасена, а за это можно и жизнью пожертвовать, но с другой – эта самая жизнь продолжалась. Скучал Черняк по своим лесным угодьям и пасеке, о которой, вероятно, никто лучше него не позаботится. Как там теперь пчелы без него, они же, как люди, все чувствуют. Конечно, в лесу тоже не без проблем: глупое и жадное руководство, браконьеры и тому подобное. Но это был его родной мир, в котором он чувствовал себя, словно рыба в воде – знал, как жить и кто он. Ночами Григория терзали сны. Каждую ночь Григорий оказывался либо рядом с саманом в долине, либо сопровождал трех путников, которые изо дня в день шагали к саману с завидным упорством. Самое тяжелое и даже обидное для него было то, что троица ходила по кругу, возвращаясь к дереву, и никакими силами нельзя было на это повлиять. Путники, словно сомнамбулы, сворачивали в одном и том же месте. В конце концов, Григорий, имея удивительную для снов свободу воли, просто сидел под деревом и терпеливо ждал их возвращения, что случалось ежедневно в одно время перед закатом. Просыпаясь утром, он чертыхался и шел под ледяной душ, чтобы напрочь прогнать из головы ночные видения.

Чтобы отсрочить время сна, он стал подолгу гулять вечерами, приходя домой уже далеко за полночь. Настя сначала беспокоилась, но потом отвлекалась на Ванечку, который простыл и должен был лежать в постели. Бывший муж словно забыл об их существовании, и она впервые за долгое время чувствовала покой и защищенность, которую ей давал отец.

Однажды ранним утром в дверь постучали. Григорий открыл и увидел на пороге Бориса Иосифовича Климкина.

Они поздоровались.

– Очки пришли забрать?

– Да нет, дело у меня к вам.

– А Спиридонов-то в курсе, что вы со мной беседуете?

– Сергей Михайлович не в курсе.

– А можно с ним поговорить? Сообщить, что вы соизволили общаться со мной без его ведома?

– К сожалению, нельзя.

– Это почему же?

– Спиридонов попал в аварию и находится в коме. И вот по этому поводу я хотел бы с вами поговорить. Если, конечно, не возражаете.

Григорий впустил Климкина. Они зашли в комнату, Борис Иосифович увидел на полке коньяк.

– Давайте за здоровье Спиридонова выпьем!

Черняк поставил на стол рюмки. Выпили, и Климкин продолжил:

– Вы замените Спиридонова, пока он в коме. Вам хорошо заплатят!

– Я не сильно в этом заинтересован, а денег у меня достаточно, – ответил Григорий.

– Советую подумать о близких, ваш отказ может навредить им, – тут же парировал Климкин.

Ноги у Григория стали ватными. На лбу выступили капли пота. Он взял платок и вытер их. Вдруг он понял, что путь, который выбрал, не имеет конца. Эта дорога подобна реке, и, попав в течение, не выплывешь – тебя будет нести и нести, пока река не иссякнет либо не впадет в море. Григорию ничего не оставалось, как согласиться.

* * *

Неразлучная троица шла по знакомому полю под палящим солнцем, надеясь встретить хотя бы куст, где можно укрыться от жестоких лучей.

Наконец они наткнулись на небольшой ручеек, прикрытый густыми зарослями. Вода весело струилась и убегала вниз, создавая прохладу и располагая к отдыху. Папаоле тут же предложил остановиться в тени и перекусить. Остальные поддержали его.

После обеда каждый выбрал себе местечко поудобнее, чтобы вздремнуть и снять усталость, накопившуюся за время долгого пути.

– Сколько дней мы идем? – спросил Коа.

– Я сбился со счета, – ответил босой.

– Перестал считать после тридцатого дня, – подал голос Викивики.

– Я уже забыл, зачем и куда мы вообще идем! – простонал босой.

Скороход повернул голову и посмотрел на него с жалостью.

– Папаоле, брось ныть, все мы устали и выбились из сил, но это вовсе не значит, что мы бесцельно бродим тут месяцами.

Коа сел и, задумавшись, нахмурился.

– Викивики, я тоже не могу вспомнить ни цели нашего пути, ни причин – вообще ничего! Если ты знаешь, будь добр, расскажи нам.

.

Получить полную версию книги можно по ссылке - Здесь


Следующая страница

Ваши комментарии
к роману Марево. Морская пучина. Четвертый том - Алексей Тенчой


Комментарии к роману "Марево. Морская пучина. Четвертый том - Алексей Тенчой" отсутствуют


Ваше имя


Комментарий


Введите сумму чисел с картинки


Партнеры