Разделы библиотеки
Музыка перемен. Книга вторая - Ксения Нихельман - Читать любовный роман онлайн в женской библиотеке LadyLib.Net
Музыка перемен. Книга вторая - Ксения Нихельман - Скачать любовный роман в женской библиотеке LadyLib.Net
Нихельман Ксения
Музыка перемен. Книга вторая
| Предыдущая страница | Следующая страница |
Часть 6. МАКСИМ
Мы вошли в просторное нежилое здание. В большие окна со всех сторон прорезалось солнце, а в столпах света кружилась пыль.
– Ого! – Я прикинул в уме весь масштаб предстоящей работы. – То есть все эти стены тебе необходимо расписать в установленный срок? – спросил я, поковыряв холодную штукатурку пальцем.
– Ага, – Артем кивнул.
– Да, это тебе не песни петь!
– Брось! – Он вскинул голову. – Никто так не умеет петь как ты. К тому же музыка является главным вдохновением. Я никогда не работаю без нее.
– А как же те пышнотелые дамочки с твоих древних книжек? – Я подмигнул ему. – Женщины всегда вдохновляли художников, скульпторов, музыкантов. Они сначала влюблялись в источник вдохновения, боготворили их, а потом искали другой, не так ли?
– Да, женщины прекрасные создания. И они меня вдохновляют, это так! Что ты поедаешь меня взглядом? – Артем засмеялся. – Женщина или мужчина, красота, как и любовь, не имеет пола. Потому что в первую очередь она рождается здесь, – он ткнул пальцем мне в грудь, в область сердца. – И я должен увидеть ее. Она или есть, или ее нет.
– А я? Что я значу для тебя?
– Ничего. – Артем засмущался, и легкий румянец окрасил щеки.
– После таких напыщенных слов ты говоришь, что я ничего не значу. Я правильно понял?
– Здесь просто потрясающее освещение! – Он поплелся дальше, разглядывая просторные залы. – Надеюсь, моя задумка сумеет совместить в себе элементы роскоши и простоты. Чтобы каждый присутствующий, заходя в помещение, чувствовал, что попадает в иной мир, доселе незнакомый ему, но при этом отражалось бы простое ощущение легкости, комфорта. Кстати, о женщинах? Ты слышал, почему мужчины предпочитают на красивых и дорогих женщин просто глазеть и пускать слюни?
– Нет, – буркнул я, обидевшись на него. Как же неприятно прозвучали его слова. «Ничего».
– Они сравнивают их с дорогой мебелью, дорогой одеждой, которую жалко использовать, жалко марать, порвать. Поэтому оставляют покоиться в магазинах, а сами предпочитают лежать на старом продырявленном диванчике в стершихся домашних трениках. Так вот, я хочу, чтобы мои работы были роскошными, но их хотелось использовать без страха, даже больше скажу, со страхом не использовать.
Я молча расхаживал поодаль от него, делая вид, что ужасно устал. Нет, я не привлекал к себе внимания, просто в голове не укладывалось.
– Ты обиделся? – с легкой улыбкой поинтересовался Артем.
– Нет, я никогда не обижаюсь.
Он подошел и, подтянувшись, чмокнул меня как ребенка в висок. Его небесные глаза лучились, и я не мог понять, как, имея это в глазах, я «ничего» не означал.
– Я прощен?
– Думаешь отделаться детским поцелуем?
Я взял его лицо в свои ладони и принялся дразнить его восхитительные полные губы. Как же мне нравилось это проделывать с ним. Алые, истерзанные, припухшие. Они сводили меня с ума! Рукой я пробрался под пальто и накрыл ладонью его пах. Я знал, что тоже свожу Артема с ума, об этом говорило его тело. Расстегнув молнию, провел пальцем по напряженному члену.
– Нет! – Он с силой оттолкнул меня и отскочил на безопасное расстояние. – Нет!
– Почему? – Я сделал пару шагов навстречу, протягивая ладонь вперед, как будто держал кусочек еды для запуганного голодного зверька.
– Только не здесь! Я тебя очень прошу! Максим, отойди от меня назад. Дай мне прийти в себя.
Конечно же, я не послушался его. Сокращая между нами дистанцию, рассчитывал на его капитуляцию. Хотя бы для того, чтобы поговорить, выяснить, что произошло. Обычно Артем набрасывался на меня, забываясь о нормах приличия.
– Нельзя, чтобы эти стены впитали то, что могло произойти сейчас. Они запомнят твой запах, твои стоны, я после не смогу работать. Что я покажу заказчику? Во что я все это устрою?
– Но дома же ты рисуешь? Со мной или без меня. Объясни, что сейчас произошло такого, что так напугало тебя? Ты поэтому не рассказывал о кофейне?
– Да. Я не смогу объяснить. Еще слишком рано для тебя. Ты ничего не поймешь!
– Каким образом я влияю на эти гребаные стены? И те стены, которые ты возводишь перед собой, отгораживаясь от меня?
Я перешел грань, оказываясь наравне с ним. Он моргал глазами и водил языком по пересохшим, истерзанным губам.
– Ты слишком близко, бога ради, вернись назад. Единственное, что у меня есть, это работа. Прошу, оставь ее мне.
Сцепив его руки за спиной, я вжал Артема в холодную штукатурку.
– Тогда после сделай то, что привык. Скажи, что мы просто ищем удовольствия, и оставь меня, – ледяным тоном проговорил я.
– Зачем ты так? – Он дрожал.
– Если я для тебя ничего не значу, зачем ты со мной? Больше не нашлось желающих терпеть твои несносные капризы?
Артем подергался чуть-чуть, но тут же обмяк, перестав бороться. Затем склонил голову мне на плечо, и я ослабил хватку, осознавая, что перегнул палку. Он обвил мою шею руками и припал в жарком поцелуе. Стоило ему коснуться меня, как я мгновенно забывал все на свете. В каком-то сумасшедшем порыве Артем начал освобождаться от верхней одежды. Я вообще ничего не понимал. В голове сумбурно проносились слова: «работа», «стены запомнят», «они безжизненны», «иллюстрации к учебникам». Когда мы познакомились, он писал по-другому. Мне нравились старые работы, я находил их оригинальными и мастерски выполненными. Но сейчас от старых работ не осталось и следа, куда они подевались, знал только сам художник. Я вспомнил, как после нашего первого секса он лихорадочно переставлял все с места на место. А потом…
– Одевайся! – приказал я.
Он послушно, как сумасшедший, оделся. И уже ждал новых распоряжений. Это нежилое помещение находилось недалеко от его мастерской. Поэтому, взяв Артема за локоть, потащил туда. Всю дорогу он молчал, не задавая вопросов и не сопротивляясь.
Когда мы зашли в мастерскую, я окинул взглядом работы. Безусловно, от старого почерка ничего не осталось. Это больше не напоминало тонкое восприятие мира неуверенным юношей, а чувствовалась рука сильного и волевого мужчины с жестким характером. Я бросил взгляд в его сторону. Мужчина с характером, закусив губу, переминался с одной ноги на другую. Я пересилил накатывающую волну смеха, оставаясь серьезным и устрашающим.
– Раздевайся! – снова приказал я.
Он вопрошающе поглядел на меня.
– Что смотришь? Раздевайся!
– Полностью?
– До брюк.
Я искал одну-единственную вещь, которая могла расставить все по местам. Найдя, кинул ее Артему:
– Надевай!
Это была та самая белая растянутая майка. Сейчас Артем сливался с ней своей бледностью. Он, казалось, не дышал. Я взял кисть и макнул ее в гуашь. Подойдя к нему, размазал краску по ткани. То же самое проделал с его запястьями.
– Что ты делаешь?
– Хочешь сказать, что не понимаешь? Или не помнишь?
– Что тут помнить? – Он оглядел себя. – Я так выгляжу всегда.
– Не прикидывайся!
Я принялся раздеваться. Избавился от обуви, стянул джемпер, футболку из-под него, расстегнул ремень и молнию на джинсах и снял их вместе с бельем. За моими движениями Артем следил, не моргая. Его затуманенный взгляд блуждал по моему обнаженному телу: сбилось дыхание, пальцы судорожно сжимались. От меня не ускользнуло ни одно изменение в его поведении.
– Господи, ты сумасшедший! – не отрываясь от меня, произнес он.
– Поднеси пальцы к губам.
Он засмеялся, но повиновался:
– Я не подозревал, что ты помнишь все в мельчайших подробностях.
Я провел рукой по его щеке. Артем закрыл глаза и прижал ладонь.
– Нет, опусти руку. Ты можешь не шевелиться? – попросил я.
Теперь в художника перевоплотился я. Водил пальцами по его бархатной коже, рисуя свое первое произведение. Шея, плечи, выемки на ключицах, красивые руки. Я потянул злосчастную майку вверх. Гладкая грудь, мышцы вибрировали под кончиками моих пальцев, я скользнул к низу живота, ощущая, как все его существо стянулось в нервный комок. Встав на колени, медленно расстегнул брюки, спуская их вниз. Я продолжал рисовать его силуэт одними пальцами. Одна рука Артема легла мне на плечо, а вторая стянула волосы на макушке. Как же мог забыть? Я поцеловал его запястья. И вернулся к тому, с чего начал, но к самому сложному – лицо. Шелковистые пряди волос, чуть сведенные брови. Разгладил морщинку на переносице, очертил контур любимых губ. Что скрывать, мое искушение стало моим шедевром.
– Тогда все было иначе, – почти беззвучно прошептал Артем, все еще прикрывая глаза.
– Я изменился.
– Ты помнишь свой первый раз? – Артем первым нарушил тишину. Мы долго лежали, распростершись на полу и прислушиваясь к дыханию и биению сердец. Я поглаживал его по волосам.
– Смутно.
– На что это было похоже? – Он переплел наши пальцы.
– На старую черно-белую фотографию в старом, пыльном альбоме. Так выглядит мое воспоминание. – Перебирая его пальцы, ответил я, скрывая истину. Сейчас не время вспоминать мои прошлые развлечения и идиотские фантазии, за которые мне стыдно.
– Я свое очень хорошо помню. И никогда не забуду.
– Ты же помнишь, что солгал мне?
– В чем?
– Что у тебя уже кто-то был.
Артем уткнулся носом в мое плечо, и я почувствовал, как он улыбается. Я потянул его голову за волосы, чтобы посмотреть в глаза, – они блестели. Врунишка! А я осел, слепой осел.
– Теперь все расскажешь? – скорее, попросил, чем спросил я.
– Только не смотри на меня, ладно? Я волнуюсь и боюсь напутать.
– Хорошо, – пообещал я и, запечатлев поцелуй на его лбу, устремился взглядом в потолок.
– Эти проекты для людей, они придут в заведения веселиться, есть и выпивать, получать удовольствие. И никого из них не волнует, кто трудился над фреской, что вкладывал, с каким трудом. Рука автора невидима и безмолвна. Конечно, вдохновляясь, я вкладываю во фреску часть своей души. Включаю музыку, радуюсь новому дню, небу над головой, солнцу, красивым лицам прохожих. Радуюсь своей жизни. Это и есть мое вдохновение, но это не означает, что я сижу и жду, пока оно соизволит на меня снизойти. Вдохновение, как аппетит, приходит во время работы. С каждым днем оттачивая свое мастерство, я также вдохновляюсь успехом, результатом, тем, что получилось сейчас, если раньше оно не давалось.
Он остановился. Но, помолчав, продолжил:
– Ты помнишь свою музыкальную школу?
– Конечно.
– Помнишь, что в левом крыле была художественная?
– Да.
– Однажды в детстве в вашем крыле я услышал чудесный голос мальчика. И влюбился, ослепленный искренностью и чистотой звучания. Я не умею петь, но Бог вознаградил меня счастьем слышать прекрасное. Я прижимался к стенке и слушал. Не зная, кому голос принадлежит, я рисовал в своем воображении облик мальчика. В нем не было ничего земного, он казался мне небесным созданием. И не дожидаясь, когда он выйдет из класса, убегал, чтобы не испортить образ. С каждым разом образ становился четче и ярче. Позже я услышал имя, произнесенное учителем. Я приходил снова и снова. Однажды, замешкавшись у запертой двери, я зажмурил глаза, когда она распахнулась, и на пороге показался мой небесный ангел. Не доверяя собственным глазам, я накрыл их ладонями. Пытался убедить себя, что скоро все закончится, но его шаги остановились вблизи, и он отнял мои ладони от лица. «Почему ты плачешь?» Не плачу, ответил я, просто что-то попало в глаз. «Давай посмотрю, но сначала открой глаза». Я до сих пор помню твою улыбку, – Артем описал пальцами мои губы, очертил подбородок, – как ты мягко приобнял, взял в ладони мое худое лицо. Внимательно посмотрев, с умным видом сказал, что все в порядке, там ничего нет.
Я слушал рассказ Артема, и мне хотелось прижать его к себе, такого маленького и беззащитного. Если бы я только помнил то, что застряло в его памяти, смог бы разделить его волнение. Я обнял его за плечи и потерся щекой.
– Нет, не смотри на меня. – Он спрятал лицо.
– Хорошо-хорошо, прости, я забыл.
– Один раз какие-то мальчишки из вашего крыла стали смеяться надо мной, подшучивая, что я влюбился в тебя, раз неизменно прибегаю подслушивать твои занятия. Обзывали, щипали и толкали, говорили, что не могу дать сдачи, что должен бежать за мамой. Они выхватили мою сумку и растрясли все. Я не заплакал, но было невероятно обидно, ведь я им ничего дурного не сделал. Внезапно из-за моей спины появился ты и разогнал их, как стайку ворон. Спокойно опустился на колени и помог мне собрать вещи. Представляешь, я сразу не понял, по-настоящему это произошло или в очередной раз в моей голове.
Артем затих. Я медленно приходил в себя. Это больше походило на сюжет фильма со мной в главной роли, но меня абсолютно никто не предупредил, что снимают кино.
– Я мечтал о тебе с тех пор. Те долгие годы обучения, что я проводил в слепой надежде, хоть одним глазком увидеть тебя, были самыми лучшими. Больше стоять под дверьми мне не довелось, ведь мы стали взрослыми, и я мог только навредить тебе. Я вкладывал всю силу, все чувства в белый холст. Тем самым писал послания, письма для тебя. Но когда наши пути разошлись, все стало настолько ужасно, что я впал в хандру. Мир стал бесцветным. Вместо чего-то стоящего выходили иллюстрации, и я не мог понять, почему так, ведь до этого все было иначе. Я утратил веру в то, что когда-нибудь мы встретимся. Казнил себя за молчание и нерешимость. Ведь я просто должен был что-то предпринять, чтобы не упустить тебя, но все напрасно. Хотя, что я мог сделать? Узнав о моей влюбленности, ты мог и рассмеяться, прогнать меня, оскорбить… Я боялся открыться. Но я был уверен, что в тебе нет злости, этой жестокости. Потому мне оставалось жить с собственной горечью. А потом спустя время меня пригласили на одну студенческую постановку, я потащился только, чтобы развеять смертельную скуку. Меня мало что радовало, мало что могло воодушевить и заставить испытать феерию эмоций. На нелепой сцене я увидел тебя, не мальчика, а взрослого парня, но все с той же детской улыбкой. И нас познакомили, помнишь? Ты еще спросил, чем я занимаюсь, я ответил, что художник. Ты пожал плечами и сказал, что ничего в этом не смыслишь, но с удовольствием посмотрел бы на мои работы. – Артем провел ладонью по моей груди, ведя ее ниже, затем выше. – Вспомнив о своих работах, о том, что уже давно не рисовал как положено, я разволновался. Но именно в этот миг осознал, что давно так не хотел творить, как сейчас, находясь рядом с тобой! Для тебя! Это был мой шанс открыть душу и излить все переживания. Оказалось, совсем непросто, кисть трепетала, как мое сердце, но я много трудился, возвращаясь в форму. Я принял свою судьбу, наслаждаясь тем малым, что ты дарил мне, и никогда бы не посмел попросить больше. Но тот вечер, когда мы первый раз занялись любовью, изменил все. Ты помнишь? Боже, я не мог поверить, что ты не такой, каким я тебя представлял, что ты желаешь меня. Ты спросил, был ли я с кем-нибудь еще. Я сказал «да» и ответил правду. В своих мечтах я уже тысячи раз был с тобой, принадлежал тебе телом и душой. И чтобы ты не видел, как я расплакался, соскочил и начал все двигать, изображая занятой вид.
Он поднялся и посмотрел мне в глаза. Я замер, договариваясь с собственным сердцем остановиться, чтобы не спугнуть Артема. Я лишь изредка хватал воздух ртом, вспоминая, что нужно дышать. Понимая, к чему он подводил, боялся услышать то, отчего стыла кровь.
– Ты не мое вдохновение, Макс. Все, что я делаю, это для тебя, ради тебя. Я посвятил свою жизнь еще тому мальчишке, а сейчас взрослому мужчине. Ты не мое вдохновение, Максим, ты моя любовь. Я люблю тебя!
Слова… Простая фраза из трех слов, но сказанная в самую сокровенную минуту, когда истома блаженства вытеснила здравый смысл. Что лучше? Жить во всезнающем молчании или произнести слова, ставящие жирную точку? Естественно, я знал и без слов, что он любит. Но пока признание тайком ютилось в его сердце, оно было прозрачным и неосязаемым. Сейчас же на кону стояли наше счастье, мой выбор и моя жизнь, то слова повисли острым лезвием над головой. Я вспомнил свое неуместное признание Владу, вырвавшееся бессвязным потоком. «Кажется, я давно люблю тебя». Я так и сказал, что в голове, то и слетело с языка. Теперь я стоял по ту сторону и слушал речь влюбленного мужчины, с блеском в глазах готового принести себя в жертву. Вины Влада не было ни в чем: он не мог ответить взаимностью на пугающие его чувства, я не мог заставить его перечеркнуть все принципы и вслепую подчинить своей воле. Он поступил верно, покинув мое общество. Кроме этого, он остался верен самому себе и честен со мной. Я же, наоборот, солгал всем: Владу, Артему и себе.
Слова воскрешают или убивают. Клятвенно пообещав не отпускать Артема, призвав на помощь прошлое, утратив рассудок от крышесносной страсти, я взвел курок и произвел контрольный выстрел по самому себе. Запустил эгоистичные пальцы в его бедное юношеское сердце, до трепета сжал и вырвал, унося с собой, пока собственное обливалось кровью. Я не устроил хорошую трепку в кофейне Владу за нанесенное оскорбление, осознавая, что не причиню боли любимому человеку, но с удовольствием смаковал боль и страдание мужчины, который любит меня. И чтобы окончательно все загубить, не колеблясь, на одном дыхании выпалил:
– Я тоже тебя люблю!
Артем растянулся на моей груди. Я погладил подрагивающую спину и для верности поцеловал его запястье, не разжимая сцепленных пальцев.
– Не говори неправды, – он говорил тихим, но очень твердым и уверенным тоном. – Ты не любишь меня. Но это вовсе не важно. Моей любви так много, что хватит на двоих. Только будь со мной и никогда не отпускай.
– Почему ты не веришь? Я сказал правду, люблю тебя.
Он ничего не ответил, прикрыл ладонью мой рот и сделал указательным пальцем знак «тсс!», погладив по щеке.
Во мне боролись две половины. Одна собирала вещи и трусливо на цыпочках покидала комнату, вторая, такая слабая, подавала сигналы, но из-за ее тихого голоска я почти не слышал ее. Артем знал, даже не предчувствовал, а именно знал, что я нагло лгу ему в лицо. Что же это, слабость или сила? Слабость быть зависимым от человека и вверить ему свою жизнь, нести любовь сквозь время? Или сила положить бесценный дар – собственную жизнь – на алтарь лжеца? Я тоже нес свою любовь к Владу, но отвергнутый больше никогда не осмелился бы попытать счастье второй раз или бродить поблизости дома Влада, обивая пороги его принципиальности и нравственности. Я был слишком горд, чтобы ползать. Что это, тоже слабость или сила? Смог бы я сотворить подобное? Хватило бы моей любви на двоих? Рядом с хрупким телом Артема я ощутил себя ничтожным человеком. В нем было гораздо больше гордости, чем во мне. Он любил и готов был совершать безумства для меня, пусть я и был подлым ничтожеством. Я накручивал сопли на кулак, барахтаясь в остатках растоптанной гордости, не способный контролировать течение жизни. Нет, это не он должен говорить мне о любви, а я должен просить о ней, молить, умолять. Не понимая, что за неизвестное чувство пробуждается во мне, я с остервенением начал целовать Артема, шептать слова любви, прощения, просил поверить, обещал быть всегда вместе, чтобы ни произошло, сжимал в объятиях, что чувствовал каждую его косточку.
Получить полную версию книги можно по ссылке - Здесь
| Предыдущая страница | Следующая страница |
Поиск любовного романа
|
Партнеры