Небо напрокат

Ее никто не любит. Мать – холоднее стужи, родные братья – злее волков, бабушка – до боли равнодушна, а скользкий дядя при редких встречах не забывает осыпать ее колкостями и злыми насмешками. И только Церковь обещает безусловную Любовь и самое настоящее Принятие. Церковь – или молодой отец Александр, чей ясный и добрый взгляд постоянно молчит о какой-то странной тайне?.. Комментарий Редакции: Наблюдательность и понимание психологии человеческих отношений помогли автору написать терапевтическую историю любви, которая излечит каждое раненое сердце.

Largo

* * *

Largo

Тогда мне было шестнадцать лет. Я жила с мамой, бабкой (матерью моей мамы), двумя младшими братьями и пуделем Артемоном. Из этих пятерых любил меня только пудель. С Артюхой мы были закадычными друзьями. Каждое утро, ровно в шесть, он ставил лапы на мою кровать и начинал стягивать с меня одеяло. Я увертывалась, отбивалась как могла, но Артюха был непреклонен. Я вставала, приоткрыв один глаз, лениво натягивала штаны и видавший виды свитер, а собака нетерпеливо переминалась с лапы на лапу, слегка дергая меня за штанину. Надев на Артюху поводок, я открывала дверь – он срывался как бешеный и тащил меня вниз по лестнице все восемь этажей.

Мы ходили по одной и той же дороге, наслаждаясь свежестью наступившего утра. Потом возвращались домой, где остальные еще мирно посапывали. Артюха благодарно смотрел на меня, ожидая на завтрак чего-нибудь вкусненького. Его кудряшки, черные, как смоль, и до боли милые глаза наполняли мое сердце неиссякаемой теплотой. Я легонько трепала его за длинные уши, и он в ответ ласково облизывал мои руки.

Артюха склонял голову набок и смотрел на меня недоуменно: ты чего глупые вопросы задаешь? Затем подбегал и клал морду на мои ноги. Это означало: «Поторопись, пожалуйста. Есть хочу!»

Я росла девушкой замкнутой и необщительной. Маму боялась, бабку ненавидела, с братьями ссорилась. Отец, с которым мама рассталась до моего рождения, был закрытой темой в семье. С одноклассниками дружбы не складывалось – они обходили меня стороной. Я слыла белой вороной. В то время как сверстники учились курить за углом и пили водку в компаниях, я читала книги про Иисуса Христа и жития святых.

Мама никогда не понимала моих причуд и всем знакомым говорила, что я странный ребенок. В легком ситцевом халате и безупречно белой накрахмаленной косынке она умудрялась выглядеть пугающе: ее зеленые строгие глаза за очками казались устрашающими. Я боялась этого взгляда и, когда мама злилась, забивалась в угол, закрывая голову руками.

Училась я неплохо, без троек. Не потому, что у меня была тяга к учебе, просто я безумно боялась материнской ругани и бабкиных криков.

Однажды за одну неделю я умудрилась получить три двойки по немецкому языку. Случай из ряда вон выходящий. Учительница потребовала подпись родителей. Я возвращалась домой, и мои зубы стучали от страха. Я знала, что меня ждет расправа. Но мама, на удивление, отреагировала спокойно. «Ну ничего себе!» – устало пробормотала она и покорно расписалась в моем дневнике. Я мгновенно дематериализовалась из комнаты, не веря своему счастью.

С бабкой отношения были еще сложнее. Эта грузная пожилая женщина в косынке и в больших, в пол-лица очках, всегда с вышивкой или с вязанием в руках, внешне производила впечатление доброй старушки. Быть может, для других она таковой и являлась, но только не для меня. За что она меня ненавидела, я так и не узнала, но со временем наша взаимная неприязнь только росла. Какими же гадкими для меня были дни, когда мама уходила на дежурство ровно на сутки, а я оставалась с бабкой и братьями! Мальчишки бабку не слушались, она на них кричала противным визгливым голосом и лишь изредка бросала на меня косые, полные злобы взгляды.

– Мне очень хочется зарезать тебя! – и указала на самый большой и острый нож.

С тех пор я старалась не показываться ей на глаза без надобности. Я боялась. Безумно боялась. Но пожаловаться матери тоже не могла, поскольку была убеждена, что она мне не поверит.

Мой средний брат Святозар был любимчиком матери и бабки. Я сильно ревновала к нему мать, а она даже не пыталась меня успокоить или разубедить в обратном. Она просто не обращала на меня никакого внимания. Вечером, когда мы укладывались спать, она подходила к Святозару, поглаживала его по голове и тихо, вполголоса о чем-то ему рассказывала. В такие минуты я готова была убить Святозара, или Святика, как его все называли. Может, именно по этой причине мы в детстве постоянно с ним ссорились и дрались? Он тут же бежал жаловаться на меня матери с бабкой, и они всегда вставали на его сторону, а меня наказывали, ставя в угол. Святик ликовал. Пробегая мимо меня, показывал язык и называл дурой.

Мы с ним были очень разными: я – медлительная, замкнутая, он – чрезмерно общительный и энергичный.

С младшим братом Гошей мы жили дружнее. Но бывало всякое. Дети жестоки. Как-то однажды я его с улицы затащила в подъезд и побила за то, что он не хотел идти домой. Теперь, вспоминая этот случай, недоумеваю: откуда во мне, забитой и скромной девочке, временами появлялась безумная агрессия, граничащая с хладнокровной жестокостью?

В детстве Гоша был некрасивым: рыжим, толстым и конопатым. Но со временем он превратился в галантного юношу с пшеничными волнистыми волосами и голубыми, как небо, глазами.

Жили мы бедно, и еды в доме чаще всего было шаром покати. Мама разрывалась между работами, бабка занималась мальчишками. Но все же предпочтение было Святику. С чем была связана эта безумная любовь бабушки к внуку, я не знаю. Но она никогда не стеснялась все самое хорошее и вкусное отдавать ему. Меня это возмущало, но высказывать недовольство я не смела, поэтому все обиды, всю боль прятала в своем сердце.

Иногда в нашем доме появлялся еще один персонаж. Правда, на мое счастье, это происходило редко и ненадолго – на два-три дня в гости к нам приезжал мамин брат. Его звали Денис. Перед его приездом дом всегда оживал: производилась генеральная уборка, стряпалась уйма пельменей и пеклось несколько тазиков булочек. Денис был младше матери на девять лет, и она воспринимала его не как брата, а как родного ребенка. Она так и говорила:

Я и мальчишки звали дядю Дениса просто Дэн. Худощавый, с длинным, как у ворона, носом и маленькими ехидными глазками, он всегда заставлял меня сжиматься в комок и чувствовать себя неловко. Его излюбленной темой был мой лишний вес.

– Корова! Надо тебя посадить на черный хлеб и воду! – со смаком растягивая слова, обращался он ко мне.

От этих слов я съеживалась еще сильнее. В такие минуты я себя ненавидела. Стыд, вина, неприязнь к себе успешно накапливались в моем неокрепшем сознании. Прошло очень много лет, прежде чем я смогла расстаться с этими жуткими установками, вложенными мне в нежном возрасте.

Но все эти оскорбления и унижения летели не только в мою сторону. Не состоявшийся как великая личность Дэн самоутверждался, отыгрываясь на нашей семье.

Моей маме за ее любовь, самопожертвование, нежность Дэн говорил, что она неумеха, не забывая при этом уплетать пельмени, сделанные ее руками. Бабке ни разу не привез даже плитки шоколада. Через несколько лет, когда бабка умерла, он не соизволил не то что приехать на похороны, но хотя бы выслать денег. Он вообще сделал вид, что это его не касается! Все заботы и хлопоты по организации похорон свалились на «неумеху»-сестру.

К моему несказанному удивлению, гадкие поступки Дэна нисколько не влияли на всеобщую любовь родственников к нему. Из всех нас только я одна относилась к Дэну настороженно и отказывалась признавать его пупом земли. Конечно же, я этого не озвучивала, иначе не избежать бы мне анафемы. Высказав все то, что я о нем думаю, я бы покусилась на главную икону семьи, а именно так его все и воспринимали. Его считали чрезвычайно умным, безупречно воспитанным и образцово интеллигентным, и любая попытка это оспорить выглядела бы бунтом против всех.

Однажды мы всей семьей отправились на дачу. Я терпеть не могла там бывать, но ослушаться и восстать против поездки не смела. Жара была тридцать пять градусов. Мы тащились длинной вереницей поливать грядки с помидорами. На мне был раздельный купальник и огромная, прикрывающая пол-лица шляпа. Я замыкала шествие, плетясь еле-еле и изнывая от зноя. Передо мной шел Дэн, и я невольно рассматривала его до ужаса худые и безобразно волосатые ноги. Словно почувствовав на себе мой пристальный взгляд, он обернулся, подошел вплотную и, окинув меня своим, как всегда, ехидным и наглым взглядом, спросил:

И, несказанно довольный очередной удачной пакостью, зашагал быстро и легко, насвистывая незатейливый мотивчик.

Я стояла на проселочной дороге. Слезы подступили к горлу. Хотелось рыдать. Я себя ненавидела. Ведь я уродина! Гадкая, жирная корова! Но плакать в нашей семье тоже было не принято, и я, усилием воли удерживая подступившие к горлу рыдания, бросилась догонять скрывшуюся из виду вереницу ненавистной семьи.

Получить полную версию книги можно по ссылке - Здесь

Небо напрокат - Полина Царёва - Largo Читать онлайн любовный роман

Царёва Полина

Аннотация к произведению Небо напрокат - Полина Царёва

Largo

* * *

Largo

1

2