Найти свой остров

С самого детства все считали Нику немного не от мира сего, но открытая душа и доброе сердце с лихвой компенсировали все ее странности. Вот и сейчас, увидев, как упавший с моста автомобиль медленно уходит под воду, она, ни секунды не раздумывая, бросилась на хрупкий лед и вытащила из тонущей машины водителя и пассажиров… Максим Матвеев был поражен: как одна женщина смогла спасти от верной гибели троих сильных мужчин? Но гораздо больше его волновал другой вопрос: кто подстроил аварию? А на следующий день на Нику напали, она сама чудом осталась жива. Теперь уже Матвеев знал: простой благодарностью дело не ограничится, он пойдет на все, но выяснит, кому она могла помешать. Он еще не подозревал, что встреча с Никой вовсе не была случайной и их судьбы связаны между собой гораздо крепче любых уз…

Ника опаздывала. Она знала, что опаздывает, и тем не менее завозилась с завтраком, потому что Марк любит поесть свежей еды после школы. Потом пыталась рисовать что-то на лице, но все равно из зеркальца смотрели на нее заполошные синие глаза, и толку от косметики не было. И когда она совсем уж было плюнула на это дело, оказалось, что куда-то запропастились серьги, именно те, что были нужны, и ключи от машины оказались не в тарелке, стоящей в прихожей на тумбочке – мама поставила специально для ключей, – а бог знает где… вот, в кармане полушубка. В общем, Ника опаздывала.

– Мам, ты где? – Голос сына в трубке был требовательный и совсем взрослый. – Мам!

– Не кричи, я еще дома, но опаздываю, а на трассе небось снег, скользко… Марек, прошу тебя, после школы сразу домой.

– Я знаю, мам. Ты сама будь осторожна. Если придет Евгения, я ее выгоню, так и знай.

– Марк, ты невыносим. Надеюсь, я донесла это до твоего подросткового сознания. Евгения несчастная тетка, и ты…

– И я ее спущу с лестницы, как только она появится.

– То, что она – твоя сестра, во-первых, не доказано, во-вторых, это ничего для меня не значит. Пусть больше не появляется в нашем доме. А ее контакты в твоем телефоне я вчера занес в черный список. Все, мать, езжай и не дергайся, и не влипни снова в историю, я тебя прошу.

Трубка умолкла, и Ника, чертыхнувшись, запихнула ее в карман полушубка. Достать что-то из списка в своем телефоне она не знает как – Марек воспользовался ее абсолютной технической чайниковостью.

Ника села в машину, бросила сумку на переднее сиденье и расстегнула полушубок. Она любила свою машинку, она любила ездить – «Хонда» была частью дома, а Нике очень важно чувствовать себя комфортно, но чувство это возникало только тогда, когда она не соприкасалась с согражданами где бы то ни было. Не то чтобы ее раздражали люди, однако присутствие чужих вызывало у нее тревогу и дискомфорт. И благодаря машине вот уже пять лет она не знала, что такое общественный транспорт.

– Ника, ты выехала? – Леркин голос в трубке был вполне сонный.

– Нет, прогреваю мотор. Но мыслями уже в пути. Я успею, Лера, не дергайся.

– Знаю, как ты успеваешь… будешь лететь по трассе, как три Шумахера, а там скользко и снег.

– Безусловно. Но важен результат. Все, я выезжаю, перезвоню, когда все сделаю.

Ника положила трубку на пассажирское сиденье рядом с сумкой и вздохнула. Что ж, с богом. Ездить зимой, конечно, никакого счастья – и хотя на календаре конец ноября, неделю как зарядил снег, а значит – зима, мало ли что там на календаре… И ездить стало скользко, и граждане водители часто ведут себя как последние свиньи, но это лучше, чем общественный транспорт со спрессовавшимся запахом чужих тел, одежды, еще непонятно чего – и присутствием абсолютно посторонних людей, которые что-то жуют, сопят, разговаривают… да просто находятся рядом, и Ника вынуждена делать вид, что все ОК и она нормально к этому относится. Хотя эта ситуация вызывала в ней смесь страха, раздражения, брезгливости и протеста.

И так было всегда. Вокзалы, толпы людей, чужие запахи – все это с детства пугало Нику, в душе вдруг поднимала голову тоска, невесть откуда взявшаяся, безнадежная, как зима. Ника потерла запястье – отчего-то всегда при таких мыслях у нее начинало болеть левое запястье. Мама говорила, что когда Ника была совсем маленькой, она упала и сломала руку в этом месте, и ее долго лечили. Ника совершенно не помнит этого факта, хотя, если вдуматься, что-то всплывает в памяти – но воспоминания эти тоже всегда ее пугали, и она научилась прогонять их, и со временем эти воспоминания перестали всплывать, однако если захотеть… но она не хочет.

Дорога забита машинами – город не большой, но и не маленький, и полмиллиона граждан зимой превращаются в потенциальных пациентов больниц и клиентов автосервиса, а улицы – в ловушку для машин и пешеходов. Ника досадливо морщится – конечно, после вчерашнего снегопада никто и не подумал расчистить дороги и тротуары: пешеходы уныло бредут по протоптанным в снегу тропинкам, увязают в сугробах вокруг дорог, автомобили ползут с черепашьей скоростью, стараясь соблюдать максимальную дистанцию – мало радости, не успев затормозить, стукнуть чужую машину и разбить свою. Ника даже поежилась от такой перспективы: подумать страшно, в какую сумму может вылиться подобное происшествие, а деньги с неба не падают, копеечка тяжелеет с каждым днем.

Повернув на светофоре, Ника наконец вырулила на трассу за городом. Глянув на часы, прибавила скорости – ее ждут через сорок минут, и хотя ехать не так чтоб далеко, однако по скользкой дороге, утрамбованной фурами, это не очень приятно.

– Такое плевое, казалось бы, дело – и тащись за тридевять земель! Вот народ у нас… Это можно решить только при личной встрече, как будто интернета нет.

Ника переключилась на пятую скорость и попробовала обогнать фуру. Встречка пустая, но машина скользит по обледеневшей дороге, и Ника с трудом удерживает руль. Водитель фуры, заметив ее маневр, решил позабавиться и принял влево, перегородив Нике маленький промежуток между ее полосой и встречной. Ника, чертыхнувшись, выехала на встречку и прибавила скорость. Водитель фуры сделал то же самое, не давая Нике обогнать его. Видимо, ему стало скучно, а может, просто натура у мужика говнистая – Ника часто сталкивалась с таким поведением водителей-мужчин по отношению к себе. Словно им обидно, что женщины тоже стали водить машины. Самое приличное, что можно услышать от них, это сакраментальное «баба за рулем – как обезьяна с гранатой». Хотя Ника замечала не раз, что женщины водят и осторожнее, и лучше. Видимо, оттого, что каждая из них ставит целью вернуться домой, к детям, в то время как мужчина, получив в распоряжение автомобиль, очень часто начинает самоутверждаться. Одному обидно, что у кого-то тачка дороже, чем у него, другому немыслимо, чтоб его обогнали на трассе, третий считает, что раз выложил за автомобиль бюджет развивающейся страны, остальные участники движения должны называть его Белым господином и падать ниц при его приближении… Все эти мужские комплексы, страхи, часто даже импотенция или неудачи в карьере выплескиваются на дорогу, и Ника давно решила для себя, что на больных людей обижаться не имеет смысла, а больным она считала всякого, кто, вместо того чтобы нормально ехать, принимается что-то доказывать остальным. И она иногда выбирала такого нервного водителя и доводила его до исступления, вытворяя на дороге именно то, на что тот реагирует. Вот и сейчас, выжав педаль газа и крепко вцепившись в руль, Ника обогнала фуру, едва не вылетев в кювет, и прибавила скорость. Она знала, что сейчас будет: обиженный кретин за рулем начнет ее догонять, прижимать и обгонять, и эти догонялки свободно могут привести их обоих в больничную палату, а то и в морг, только Нике этого не надо, а тому, за рулем фуры, гораздо важнее доказать ей, бабе за рулем, что он здесь главный.

– Скорее всего, ты, тварь, тупое быдловатое чмо с черными ногтями, ни хрена не умеющее ни в жизни, ни в койке. – Ника иногда разговаривала вот так, словно оппонент мог ее услышать. – Небось подбираешь плечевых, а дома строишь жену, попрекая ее каждой копейкой и проверяя ее сотовый на предмет посторонних эсэмэсок и звонков.

Глянув в зеркало заднего вида, Ника ухмыльнулась – так и есть, фура догоняла ее. Водитель, забыв о снеге и скользкой дороге, несся за ней во весь опор, и Ника, зная эту трассу как свой карман, хихикнула. Через полкилометра начнется длинный поворот – дорога выгнется, и обогнать там кого бы то ни было без риска перевернуться практически невозможно. Навстречу ей проехал грузовик с логотипом известного хлебозавода, потом несколько легковушек – а вот и начало поворота.

– Укуси себя за задницу, урод, – Ника снова глянула в зеркало заднего вида. – Будешь теперь ехать за мной, никуда не денешься.

Но водитель фуры так не думал. Ника сбавила скорость – войти в радиус поворота нужно осторожно, иначе можно вылететь на встречку либо и вовсе в кювет кувырком. Призвав на помощь всех богов, она повела машину осторожней, и в это время фура, двигающаяся сзади, принялась ее обгонять, вздымая фонтаны грязного снега. Ника добавила скорость – если он обгонит ее, то прицепом заденет обязательно и смоется, а от нее мокрого места не останется. Понимает ли это водитель фуры, Нике уже было неинтересно, потому что в данный момент речь шла о ее жизни. Сжав руль как можно крепче, она вынырнула перед фурой и, чувствуя, что машина скоро перестанет слушаться, выжала педаль газа до упора.

Ее противник такого хамства пережить не мог. Но тяжело груженная фура и легковая машина – это совсем не одно и то же. Навстречу им двигалась такая же фура, но с боками, разрисованными запотевшими бокалами с пивом, абсолютно устрашающе выглядевшими зимой. Впереди маячил железнодорожный переезд с надписью «Канцеровка», а уж оттуда Нике рукой подать до ее цели. Сзади слышится грохот – водитель фуры, все это время догонявший Нику, обуреваемый страстным желанием доказать, что он – мужик, зацепил краем прицепа идущую навстречу фуру. Ника съехала на обочину, ткнувшись носом в сугроб, остановилась и, не глуша двигатель, вылезла из машины. Фуры, сцепившись накрепко, перегородили дорогу, прицеп той, что догоняла Нику, упал набок, и машина выглядела как объевшаяся сороконожка. Водители, выбравшись из кабин, уже начали выяснять, кто из них сексуальное меньшинство, и по всему выходило, что к разряду мужеложцев общим голосованием был причислен водитель, решивший устроить гонки. Ника ухмыльнулась – сейчас его уже не волнует вопрос доказательства своего гендерного превосходства, потому что беседа перестала быть томной.

– Да, это типа Рэмбо – первая кровь. – Ника с удовольствием понаблюдала, как шофер пострадавшей фуры объясняет оппоненту, насколько тот не прав. – Сейчас полиция прибудет и испортит всю потеху, да…

Ника села в машину и, немного сдав назад, снова выехала на дорогу. Обычно ее пиратство на трассе не имело столь разрушительных последствий, но на этот раз она была собой вполне довольна. Зло наказано, а на встречу она, похоже, все-таки успевает.

Ника никогда не любила маленькие городки. И хотя сама жила в сравнительно небольшом городе, но это был все-таки именно город – между Питером и Москвой, – с несколькими работающими предприятиями, с улицами и бульварами, парками и фонтанами, старой церковью около краеведческого музея и несколькими новыми, и даже старый католический храм, свежеотремонтированный, с иголочки, высился недалеко от дома, где живет она с Марком. В этот храм ходила бабушка – и Ника ходила с ней, да и сейчас, случается, что заходит – хотя свою принадлежность к какой-либо конфессии не осознает. Просто ходит иногда в храм, где немногочисленная паства сидит на скамейках – может, молятся, может, думают каждый о своем, и отец Ян Собило, молодой еще, опрятный ксендз, вещает на ломаном русском о тернистом пути греха. Нике нравится этот храм – и статуя Девы Марии, молодой красивой женщины со скорбным лицом, и ряды скамеек, сидя на которых можно думать о душе и Боге, а не о гудящих от стояния ногах. Ей нравится, что никто не дергает ее за рукав с яростным шипением – платок надень, бесстыжая! – как будто наличие или отсутствие платка что-то меняет в ней для Бога. Она мало понимает во всех этих тонкостях вокруг тела и крови Христовой, которыми надо причащаться, и всегда избегает этого, как и исповедальни, – хотя отец Ян иногда вопросительно поглядывает на нее, но Ника считает, что она с Богом и так на достаточно короткой ноге, чтобы впутывать в их отношения еще кого-то. В общем, чаще она приходит в костел, когда там никого нет.

Ника миновала переезд и вслед за другими машинами свернула направо, но, в отличие от остальных, которых свернуть вынудили обстоятельства, она именно туда и направлялась. Городок Красный Маяк, маленький, невзрачный – фактически поселок, и нечего ему примазываться к городам, но Нике нужно именно сюда, здесь ее ждали дела.

– А ведь будет метель, – она нахмурилась. – Вот гадство…

Это означало, учитывая пробку перед переездом, которую отчасти она же сама и сотворила, что заночевать ей, возможно, придется в гостинице. Не самый худший вариант, но очень уж денег жаль.

Ника ввалилась в вестибюль заводоуправления, на ходу расстегивая полушубок.

– Вы вовремя, Алексей Петрович вас уже ждет.

Конечно, вовремя… Ника вспомнила свои приключения на дороге и накрепко дала себе слово не говорить об этом ни одной живой душе, особенно Марку. Вот ведь напасть: кому-то Бог дает золотые руки, кому-то – быстрые ноги, а ей от щедрот своих выделил задницу, которая притягивает всякие приключения как магнит. И хотя из всех передряг она выходит абсолютно невредимой – каким-то загадочным образом, – но лучше бы передряги обходили ее стороной.

«Все, отныне буду жить тихо и добропорядочно».

Идя за секретаршей, которая в своем нежно-розовом элегантном костюме являла собой эталон добропорядочности, Ника мысленно чертыхнулась – надо было надеть что-то более сложное, чем просто джинсы и свитер. Впрочем, все остальное в ее гардеробе примерно того же свойства, и, по словам мамы, никак не подходит женщине сорока лет. Ну да бог с ними вовсе, с этими шмотками. Ника никогда не любила деловые костюмы, платья из каких-то немыслимых светлых тканей – она сразу же сажала на них пятна, мяла, да и смотрелись они на ней как на корове седло.

Жаль, что родители всю жизнь пытаются это исправить, втиснуть ее в какие-то им самим только и понятные рамки, они это называют «жить как люди». Ника считала, что все эти «люди» страшные зануды: они думают только определенным образом, поступают только так и не иначе, одеваются в кошмарно неудобные одежды, в общем, быть «как люди» она отказывалась категорически, сколько себя помнит. Вот Женька, та – да, она в социум вписывалась мгновенно. Ей не приходилось объяснять, что нужно поступать «как люди», – она всегда знала, как они поступают, и сама всегда делала все правильно. Ника же в категорию «людей» не попадала в принципе, и это огорчало родителей, а ее огорчало только потому, что этот факт огорчал их.

И только бабушка принимала ее такой, какая она есть, да еще Лерка с Марком.

Правда, если бы Ника дала себе труд подумать об этом дольше, она бы поняла то, что давно поняла ее давняя подруга Лерка, с которой они когда-то решили замутить бизнес, и та часто отсылала ее на переговоры одну, потому что цифры-то посчитать дело нехитрое, а вот уломать, например, директора стеклозавода, выпускающего строго типовые, одобренные советом директоров или кем-то там еще изделия, изготовить для них под заказ нужное им, да еще за цену, которую они в состоянии заплатить, – это могла только Ника. Но она сама этого не знала.

На двери блестящая табличка – Булатов Алексей Петрович, директор. Нике понравилась фамилия директора – что-то в ней было от древней жизни. Да и сам директор, высокий мужчина лет сорока пяти, с темными, коротко подстриженными волосами, с внимательными светлыми глазами, в сером костюме и синем галстуке, выделяющемся на белоснежной рубашке, тоже ей понравился. Была в нем какая-то надежность, нечто такое, что не во всяком мужчине можно встретить, а Нике подобные и вовсе ни разу не попадались, даже во временное пользование.

– Значит, вы хотите, чтобы я попросил рабочих бросить все дела и изготовить для вас фигурки кошек, вазочки, украшенные этими фигурками, и еще кучу всякой дребедени, цена которой – копейка, а возни с ней…

– Ой, я и не знала, что все так сложно… – Ника расстроилась и мысленно обругала Лерку, ведь абсолютно прав этот мужик, что ж, рабочие все бросят и будут им фигурки лепить? Или как там их надо делать… – Я никогда не видела, как это изготавливают. Знаете, в детстве я кокнула мамину любимую вазу, сидела над ней и мечтала стать стекольной королевой, умеющей исцелять разбитые вазы. И я так себе это представила, что мне показалось, ваза вот-вот склеится, но она не склеилась, конечно, прибежала сестра и наябедничала на меня… Вы меня извините, это глупо, конечно, я вас отрываю от дел… Но, может быть, я смогу хоть одним глазком поглядеть, как у вас все это делается? Нет, наверное, нельзя, у вас тут все серьезно… Знаете, я и правда думала, что это будет красиво: расставить все эти фигурки кошек, нет, можно было бы их купить, но это не то совсем, вы же понимаете. А тут моя партнерша нашла в интернете информацию о вашем заводе, вот мы и… Ой, блин, смотрите, снег какой!

– Да, снег. – Алексей Петрович удивленно взглянул на взлохмаченную посетительницу. – И какой!

Они одновременно подошли к окну и посмотрели на падающий снег.

– Нет, это не то чтобы клуб. Это арт-кафе, понимаете – музыканты там, художники, поэты. Ну, и так, граждане, конечно. Мы хотели сделать что-то очень… богемное. Назвали «Маленький Париж» – почти шесть лет нам уже, и вдруг мы решили добавить что-то новое – нам удалось расширить помещение, и я как-то так все представила… Мы с Леркой это обсуждали много раз, и она согласилась, что так будет красиво, но где это заказать? Ну, и вот я здесь. Знаете, у нас ведь не просто люди поесть приходят – у нас собираются как в клуб по интересам, а не в том понимании, что в нынешние ночные клубы. У нас клубные карточки есть, вечера проводятся, людям нравится, знаете, все-таки не интернетом единым и телевизором…

Алексей Петрович незаметно рассматривает посетительницу. Высокая, полноватая, с небрежно причесанной копной густых светлых волос – и видно, что они от природы такие светлые, потому что кое-где, если присмотреться, видна седина. Одета в простые синие джинсы и голубой свитер, обтягивающий ее фигуру, на шее – неожиданно элегантный золотой кулон с жемчугом, в ушах – серьги, тоже с жемчугом. Длинные пальцы с ухоженными ногтями – коротко остриженными, но с длинной, безупречно овальной формы ногтевой пластиной. Бледное лицо: маленький носик, пухлые губы и удивленно распахнутые синие глаза в коротких ресницах. И звонкий девичий голос – годы, прожитые этой женщиной, не слишком отразились на ней, потому что голос ее явно был таким и двадцать лет назад, а гладкое, без морщин, лицо, свежая с мороза кожа и какая-то милая непосредственность – ничего нарочитого, жеманного, но искренность и детская готовность удивляться – это располагало к себе мгновенно, от чего он давно отвык. И ее монолог, сбивчивый, явно не подготовленный заранее – вот шла мимо, дай, думаю, зайду! – располагал к ней, сбивал с привычного официального настроя, и ему захотелось вдруг все бросить – и на волю, в пампасы!

– Так, говорите, охота посмотреть на наше производство? – Алексей Петрович подмигнул Нике. – Ну, что ж. Надевайте свою шубейку, и пошли.

– Конечно, правда. – Алексей Петрович и сам не знал, откуда у него вдруг появился этот кураж. – Айда в цех, стекольная королева, посмотрите, как рождаются вазы.

Он с веселым удивлением наблюдал, как Ника едва не вприпрыжку ринулась в приемную за своим полушубком. А сам, накинув парку поверх пиджака, вышел следом.

– Агата Михайловна, мы с нашей гостьей пойдем в цех.

– Ничего, отмените, дело терпит. Идемте, Ника.

Они идут по заснеженным дорожкам, и Нике до того любопытно, что же там, в цеху, и как это все работает, пыхтит, крутится.

– Осторожно, скользко! – Алексей Петрович на лету ловит Нику, которая едва не упала и от этого выругалась. Ему отчего-то смешно слышать из ее уст короткое емкое слово, которым русский человек всякий раз комментирует какой-то неожиданный казус.

– Извините… привычка дурацкая… ругаюсь, как пьяный сапожник…

– А кто бы удержался? Расчистили, конечно, но…

– Так ведь чистить сейчас снег какой смысл? Нападает снова, хотя мог бы и зимы дождаться, еще только конец ноября как-никак.

– Тоже верно. Все, вот стеклодувный цех. Я так понимаю, вам именно это хотелось увидеть, да?

– Ой, знаете, как-то в детстве я по телевизору видела… очень интересно, трубка такая, дуешь в нее, и выдувается бутылочка или еще что… Я вот, например, не знала, что здесь есть такой завод.

– Наш завод возник еще в начале девятнадцатого века – купец Никонов выписал мастеров из самого Ямбурга и поселок построил вокруг завода – беглые крестьяне селились и работали, варили стекло, учились стеклодувному делу. В общем, народ здесь тогда состоял из нескольких нанятых немецких мастеров да шпаны. И это дело весьма процветало, но после революции все развалилось, не до того было, а потом товарищи большевики спохватились и отстроили все заново. И поселок Никоновский стал городом Красный Маяк. Так и стоит здесь предприятие с тех пор, сейчас уже перешло в частные руки, но работает, не бедствуем. Вот, пришли.

Из открывшейся двери на них пахнуло жаром, смесью самых разных запахов, окружили звуки. Ника пыталась все разглядеть тут же, одним махом, но это не получалось. Кто-то здоровался с директором, о чем-то говорили, а она во все глаза смотрела на то, как обычные люди один за другим выдувают шары, помещают их в формы, где они превращаются в стеклянные стаканы. И готовые тут же стоят, разноцветные …

– Вот, Ника, здесь и делаются вазы. – Алексей Петрович подошел к одному из чанов, взял из рук рабочего длинную трубку. – Нужно зачерпнуть немного массы и дуть, попробуйте.

Ника осторожно взяла из его рук трубку, другим концом зачерпнула лениво булькающую стеклянную массу и осторожно подула. Голубая капля, показавшаяся с другого конца трубки, словно кусочек летнего неба, повергла Нику в абсолютный восторг.

– Смелей! Сейчас мы вам такую вазу организуем – вместо той, что вы у мамаши своей разбили!

Они, конечно, все сделали сами – но ваза родилась от дыхания Ники, и она это знала! И это было как-то очень… интимно, что ли.

– Теперь можно нанести позолоту, но можно оставить как есть – видите в форме внутри насечки и ямки? Вот они и дают этот узор. Красиво… Сколько раз смотрю на это – а все удивляюсь, до чего же прекрасно! Ведь стекло – это не самая необходимая для человека вещь. Промысел этот изначально задумывался для души, что ли. Для красоты бытия. Человек, впервые сделавший стеклянную чашку вместо глиняной или деревянной, думал не о том, что ему нужно зачерпнуть воды, чтобы утолить жажду, а о том, как это будет красиво. Вы понимаете, Ника?

– Да. Это… невероятно. Алексей Петрович, я вам очень благодарна за экскурсию. Вы даже не представляете, как я рада, что приехала сюда, не важно, что без кошек уеду, бог с ними, купим. Но это…

– Да, насчет кошек. Иван Григорич, подойди-ка, глянь сюда. Вот, просит девушка сделать таких зверей. Ты как?

Пожилой мастер с интересом взял в руки эскизы, что нарисовала Ника.

– Таких-то? Хороши… вот этих можно из желтого стекла, тех – с полосками, а этого вот из черного, а если вазу выдуть из красного стекла да оплести стеклянными же листьями, а по ним пустить не одного котенка, а выводок, а маму-кошку и папу-кота вот здесь… эх, вот где для души работа!

– Хорошему человеку – отчего ж не сделать? Не денег ради, а для души. Это же задумка красивая, если кто понимает! А, Алексей Петрович? Ведь здорово придумано! А наш отдел дизайнерский и недотумкал, мудрили что-то непонятное, когда вот же оно!

– Согласен. Ну, что ж, об этом мы с Никой поговорим… Где там ваза наша?

– Обжигают. Сейчас маленько подостынет, упакуем – а то дама пальцы обожжет, – молодая девушка весело подмигнула Нике. – Да и везти ее нужно, чтоб не разбилась. Красивая вышла ваза – стекло, оно человека чувствует. Я давно заметила: если злой человек, не будет из него стеклодува никогда.

Что-то живое прыгнуло Нике на ногу – невесть откуда, и она от неожиданности пискнула, но тут же поняла, что зря. Под ногами уютно устроился крохотный серый котенок – может, месяц ему от роду, самое большое – полтора.

– Это тут у нас кошка цеховая родила, да сразу пятерых. – Иван Григорьевич поднял котенка с пола. – Уже разобрали всех, а этот пока остался, вот и хулиганит потихоньку.

Котенок уютно устроился в широких ладонях мастера и заинтересованно посматривал вокруг.

– Ну как это – ничей? Кот не бывает чей-то, это человек – его. Вот пока у вас нет кота, вы – ничей человек, а будет кот, и вы станете принадлежать ему. – Иван Григорьевич хитровато улыбается. – Так оно устроено, не нам менять. А своего человека кот завсегда сам выбирает. Вот этот выбрал вас, похоже.

– Тогда я, пожалуй, его возьму. – Ника подставила ладони, и мастер положил ей в руки теплый живой клубок. – Раз уж он меня выбрал, куда ж теперь деваться…

– Вот и хорошо. Это кот, счастье приносящий. Коты в нашем городе все такие. Так насчет вашего заказа. Сделаю, с удовольствием сделаю. Для хорошего человека постараться, да еще работа какая душевная, это же редкий случай! А как готово будет, так вам и сообщат.

– Вот спасибо! – Ника счастливо улыбается котенку в ладонях. – Я уж и не надеялась.

– Да кому другому и отказал бы, но хорошему человеку не откажу никогда.

– Так вот примета верная, Варька ж тебе сказала: из злого человека стеклодува не будет, а ты вон какую вазу себе отгрохала с ходу! А вторая примета – вот она, в руках у тебя. Кот никогда не выберет сволочь. Если он выбрал кого – это точно хороший человек. Котенок может жить рядом с людьми, но не выбирать их, просто жить сам по себе, и все, и люди могут быть какие угодно – кот их к себе не подпустит, в душу свою то есть. Но если выбрал сам, то уж точно знает, кого. Так-то. Ступай, Алексей Петрович вон уже с начальником цеха поговорил. Как сделаю, дам знать, не боись.

Спрятав котенка под полушубок, Ника пошла к выходу. У двери знакомая девушка подала ей картонную коробку.

– Вот, я тут скотч закрутила, чтоб нести было удобно.

– Ага, так вы Масика забираете? Ну, теперь ему будет не жизнь, а сплошная малина.

Девушка, приветливо кивнув, скрылась за дверью, а Ника и Алексей Петрович остались стоять посреди падающего снега.

– Давайте, вазу я возьму, а вы уж постарайтесь не упасть, – предложил он.

– Нет уж. Ваше первое стекло надо сохранить обязательно! Мы теперь с вами считайте что родня – вон, тигра нашего домой увозите.

– Да… это случайно получилось. Ничего, привыкнет.

– Давайте-ка зайдем ко мне, выпьем чаю и потолкуем о делах. – Алексей Петрович осторожно ступает впереди Ники, прокладывая путь. – Метель-то, пожалуй, вас домой не пустит, придется вам в гостинице заночевать. Я распоряжусь, номер вам дадут, покормят – раз такое дело…

Его позабавило, с каким возмущением эта странная женщина отмежевалась от звания замужней дамы. Все у нее нескладно, все наоборот – но только отчего-то кажется, что все она делает правильно, и это у него и остальных все шиворот-навыворот.

– Есть. Сын, в следующем году школу заканчивает. Вот, теперь кот имеется. Блин, снег-то стеной!

Они грузятся в машину Ники, Алексей Петрович садится за руль, и она совсем не протестует, хотя ни разу еще никто чужой не садился за руль ее «Хонды».

– Темнеет рано, а по такой пурге ехать – это чистое самоубийство. – Алексей Петрович уверенно рулит сквозь пелену снега. – У нас тут хорошая гостиница, построили специально для того, чтоб было где партнеров принять, ну и так, конечно, людям случается застрять. Для вас все бесплатно, номер отличный, кухня приличная. А завтра дорогу расчистят, и в путь, ехать и правда недалеко.

– Этому гражданину надо бы купить приданое…

– Все сейчас сделаем. Ника, вопрос вот в чем. Иван Григорьевич прав, а я не подумал сразу… Эта ваша придумка с кошками мне очень нравится, и я бы хотел, чтобы мы, с вашего разрешения, развивали эту тему. Если вы позволите воспользоваться вашими эскизами и дальше работать над идеей, это было бы взаимовыгодно. И если появятся новые эскизы, я хотел бы первым их видеть. Я не мастер – так, управленец, в стеклодувном деле и вовсе подмастерье, нет у меня этой, знаете, творческой жилки, а без нее не бывает в нашем деле мастера. Иван Григорьевич – настоящий художник, он сразу увидел то, что здесь можно сделать, как сделать, чтобы каждая вещь стала уникальной.

– Берите, пользуйтесь! У меня много эскизов, если хотите, я пришлю вам на мыло.

– Да, пожалуйста. Я сброшу вам на сотовый электронный адрес.

– Да я могу у компаньонки взять тот, с которого пришла ваша реклама.

– Реклама? – Булатов удивленно поднял брови. – Мы не рассылаем спам, Ника.

– Странно… а Лерка – это моя напарница и компаньонка, сказала, что реклама ей пришла от вас, так она и узнала о вашем заводе – буквально позавчера.

– Нет, Ника, это какая-то ошибка. Мы никогда и никому не рассылаем рекламу – хотя бы потому, что не работаем под мелкие заказы типа вашего, у нас производство, и масштабы, как видите, тоже производственные.

– Да? – Ника вздохнула. – Ну, значит, я все перепутала снова. Лерка сердится, говорит, что у меня в голове ничего не держится, все путается – но тут уж я ничего не могу поделать.

– И не надо. – Булатову захотелось вдруг взять ее ладонь в свои руки и ощутить ее тепло. – Просто рисуйте, а остальное оставьте людям, у которых плохо с фантазией.

Ника не умела рисовать, как рисуют художники, – не было ни четкости линий, ни мастерского исполнения, просто рисунки ручкой на листах – кошки, грибы и гномы, сказочные принцессы, туфельки, какие-то невероятные цветы. Вся сказочная кутерьма, которая теснилась в ее голове и мешала ей жить «как люди», иногда вываливалась на бумагу, Ника сканировала рисунки и прятала в папку на компьютере. Ну а кошек, конечно, нарисовала накануне. Схематично, чтобы показать, как она это видит, – но ее глазами увидел их только старый мастер Иван Григорьевич.

– Да я что… просто не понимаю, как я могла позабыть.

– Неважно, это мелочи. Договор подпишем сразу же, и…

– Ну да. Мы же будем вам платить, отчислять процент, а это без договора никак.

– Платить? Мне? – Ника удивленно посмотрела на своего спутника. – За кошек?

– За идеи. – Алексей Петрович едва сдерживал смех. Боже, как это создание умудрилось столько прожить на свете и не пропасть? – Ника, на самом деле художник из вас никакой.

– Да я же знаю, знаю! Один раз сыну, Марку, задали в школе тигра нарисовать, а он не знал как, – я и нарисовала… Так училка ему сказала: пусть мама купит себе альбом и рисует там. Ой, я снова вас перебила…

Он расхохотался, пришлось остановить машину, потому что от смеха он не мог ее вести. Давно уже ему не было так легко и весело, причем ничего она специально не делала, эта странная Ника. Сидит рядом, гладит котенка, спящего на коленях, и просто болтает, таращась синими глазищами куда-то сквозь снег. Что она видит, какие сказочные замки, где бродят ее мысли, как она живет в этом страшном мире такая-то?

– Я опять что-то сморозила… Это со мной постоянно. Алексей Петрович, я вас от дел оторвала, от меня одно беспокойство…

– Бог с вами. Я отлично провел время. Значит, так. Сейчас план действий такой: купим вашему питомцу лоток и все, что полагается иметь при себе порядочному коту. Едем в гостиницу, селим вас в номер, обедаем – и все, до вечера я занят, а вы отдыхаете. Спите, рисуете, звоните подружкам или сыну, гладите кота, да что угодно делаете, но – в гостинице. А вечером я заеду, мы поужинаем и подпишем контракт. А уж завтра вы упорхнете в свою жизнь, но не так окончательно, как если бы вы уехали, не уговорив меня показать вам стеклодувный цех.

Суета с покупкой кошачьих принадлежностей и корма, с поселением в гостиницу, с обедом – все это как-то вытеснило из головы Ники мысли о том, что она, похоже, снова вляпалась в историю и рассказать о ней она не сможет никому. А еще этот Алексей Петрович, такой с виду суровый, оказался вполне милым человеком. И серый котенок, свернувшись в клубок, тепло прижимается к ней, наевшись до отвала паштета и быстро поняв, что от него хотят, когда сажают в наполнитель. Похоже, и чувствует себя как дома в этом добротно устроенном чистом гостиничном номере с удобной кроватью, телевизором и ванной.

– Мам, ты где?! – Голос Марека в трубке звучит обеспокоенно. – Тут метель такая, ты…

– Сынулька, я в гостинице осталась. Снег стеной.

– А, тогда хорошо, я боялся, что ты в дорогу ринешься. Ты там как, в порядке?

– Нет. Просто я не одна приеду, я тут котенком обзавелась.

– А, котенок – это хорошо. Он вызывает положительные эмоции. – Марек смеется. – А какой он?

– Маленький такой, серый… с полосками. Хороший котенок, ценный мех, усики смешные. В цеху стеклодувном родился, присвоил меня сегодня, а завтра мы будем дома.

Они всегда понимали друг друга, и это модное интернетное слово «котэ», обозначающее любое кошкосущество, у них тоже прижилось. Женька с мамой постоянно говорили, что это совершенно недопустимо – сорокалетней женщине иметь такой лексикон, как будто сорок – некий рубеж, означающий конец всему хорошему и забавному, что есть в жизни. Но Ника давно перестала жить «как люди» – просто потому, что она этого не хотела. Вот не хотела, и все. Заставить ее делать то, что она не хочет, было невозможно, и родители, и Женька – они все это знали, но все равно всякий раз предпринимали попытки осады.

Ника поднялась и пошла в ванную. Скоро приедет Алексей Петрович, нужно в порядок себя привести. В машине всегда есть сумка с разными вещами – как раз на случай такой вот незапланированной ночевки вне дома. Время от времени Ника что-то оттуда вынимает, что-то добавляет, но основные обитатели сумки всегда неизменны: зубная паста, щетка, мыло, крем для лица, флакончик духов, полотенца, белье, комплект одежды, тапки и халат. Ника вздохнула: халаты – еще один камень преткновения с родителями и Женькой: никаких халатов, что за расхлябанность, тебе сорок лет, это возраст элегантности, сколько можно жить как маргиналка, бигуди еще накрути!

Но Нике нравилось прийти домой, раздеться и надеть теплый уютный халат, и никакого белья, ничего – только халат и она сама.

Снег за окном валил не переставая, и Ника с тоской думала о том, что если завтра не расчистят дорогу, выехать она не сможет.

Ника открыла дверь, впустив девушку со стопкой полотенец. По коридору шел высокий мужчина с черной спортивной сумкой в руке. Его глаза равнодушно скользнули по Нике, а она отчего-то поспешила взять полотенца и запереться в номере. Ей не понравился этот человек с первого взгляда, инстинктивно она вдруг ощутила опасность, исходящую от него. А она привыкла доверять своей интуиции, так было всегда – она чутьем определяла, хорош или плох человек, в считаные секунды отделяя зерна от плевел, и всегда радовалась, что ей в жизни больше все-таки попадается людей хороших, а значит, их больше на свете.

Получить полную версию книги можно по ссылке - Здесь

Найти свой остров - Алла Полянская - 1 Читать онлайн любовный роман

Полянская Алла

Аннотация к произведению Найти свой остров - Алла Полянская

1

1