Обретение любви

В Киев из Москвы на каникулы к матери приезжает Виктор с женой Ольгой и дочкой Анюткой. В семье Виктора царит разлад: сам он давно охладел к супруге и часто заводит романы на стороне, а Ольга, тая обиду, пытается, как может, спасти рвущийся по швам брак. В Киеве она встречает своего дальнего родственника и первую любовь – Петра. Он за годы разлуки стал богатым бизнесменом, но находится под каблуком у жены. Страсть между Петром и Ольгой вспыхивает с новой силой, лишая влюбленных рассудка и осторожности. Сможет ли Ольга пожертвовать своими любовными чувствами к Петру ради сохранения семьи? Удастся ли героям найти ответ на вопрос, что же важнее в жизни: любовь, семья, деньги? Возможно ли удачное сочетание всех этих составляющих?

* * *

Чушь это все, что с годами учишься смирению. Годы учат отличать важное от неважного, а вот смирения не добавляют нисколько. Скорее наоборот – отнимают. В молодости смотришь на жизнь проще. Эка беда, невелика потеря, не получилось сейчас, получится потом. Есть время переиграть, начать заново. А на пороге полтинника (слово-то какое: «пол-тиннн-ник», но все равно лучше, чем скучное, как удар топора, «пятьдесят») начинаешь понимать, что переиграть уже не удастся. И потеря велика, можно сказать – цель всей жизни. Цель, к которой шла, несмотря ни на что… Бедность, от которой до нищеты рукой подать, просто в Советском Союзе нищих не было и быть не могло, поэтому мама говорила, поджав губы: «Скромно живем». Ранняя беременность – для студентки, нацеленной на учебу, конечно, ранняя. Селянки в девятнадцать второй раз рожают, а кто и в третий. Муж – домашний тиран (вот ведь казус, у него дед по материнской линии был с такой фамилией – Тиран, считалось, из греков). Впрочем, с мужем сама виновата. Нравились суровые, решительные мужики, способные ожечь взглядом и стукнуть кулаком по столу? Так получи, что хотела. С небольшой поправкой – ожечь ведь и ремнем можно, не только взглядом. И кулаком не только по столу стучать. Интеллигент, гуманист, педагог в пятом поколении, директор школы в первом… Шестнадцать лет жизни псу под хвост, и до сих пор покою не дает своими поучениями. Нет, насчет «псу под хвост» это зря. Несправедливо, нельзя так говорить. Во-первых, у Вити, пока он рос, была полноценная (хотя бы на первый взгляд!) семья – мама и папа. Это же важно, кто спорит. Во-вторых, за эти шестнадцать лет восторженная студентка превратилась в усердную до самоотверженности аспирантку, которую просто невозможно было не оставить на кафедре, и сделала карьеру. Ассистент, доцент, профессор… На момент развода до кресла завкафедрой оставался один шаг. Шаг растянулся на четыре с половиной года, это ничего, некоторые и втрое дольше ждут. Кафедр мало, гораздо меньше, чем желающих ими заведовать.

Да, гораздо меньше. Любой доцент, не говоря уже о профессорах, спит и видит себя заведующим. А некоторые не только спят и видят, но и делают определенные шаги, чтобы заветное кресло освободилось пораньше. Не лет через – надцать, когда уважаемая Галина Дмитриевна соберется уходить на покой, а прямо сейчас. Девятый год заведуешь, пора бы и честь знать! Поиграла немножко – уступи другому, будь человеком, уступи. Никто не собирается ждать, пока ты досыта наиграешься, жадина…

Холеные пальцы сложились в вульгарный кукиш. Жест подкрепился несколькими любимыми словами дедушки Мирона. Наедине с собой, без свидетелей, можно было высказаться громко, от души. Ставший родным за девять лет кабинет… Оплот, бастион, твердыня… И она – единственная защитница…

«Уй!» еще металось эхом под высоким потолком, когда открылась дверь. Без стука. Все знали, что Галина Дмитриевна не выносит этой плебейской привычки – стучаться. Если занята важным делом или разговором, то закроется на замок. А так открывай и входи, незачем на работе дурацкие церемонии разводить. Тук-тук-тук! По крышке своего гроба постучи!

Бог с ним, с эхом, обрывок фразы это еще не вся фраза и смысла по нему не угадать, хотя догадаться, конечно, можно. Но вот когда входящего встречают кукишем, это как-то не комильфо. Непристойно. В конце концов, не нечистая сила явилась, чтобы ей дулю под нос совать, а доцент Тупчий. Свой человек, сторонник, почти друг. Из тех, кто если даже и мечтает (а кто не мечтает?), то не подкапывается, а терпеливо ждет. Ему возраст ждать позволяет, месяц назад тридцать пять стукнуло. По академическим меркам – юность. Это профессору Хащенко пятьдесят семь, «возраст лебединых песен», как выражается Константин. Хащенко живет по принципу «теперь – или никогда». А вот хрен ему «теперь»! Никогда! Никогда! Никогда!

Спохватившись, Галина перестала махать дулей, улыбнулась и приглашающе кивнула – не стой на пороге, заходи, присаживайся.

– Руку судорогой свело, – соврала она первое, что пришло на ум. – Упечаталась.

– Курага хорошо помогает, в ней калия много, – посоветовал Тупчий, скользнув взглядом по мертвому, черному экрану монитора. – На Лукьяновке есть один узбек, Рифатом зовут, так у него не курага, а чистый мед. И скидывает хорошо, если, конечно, брать на килограммы. Я вам сейчас нарисую, где он стоит…

Супруга Тупчего была врачом, поэтому медицинскими советами он сыпал направо и налево. И еще у Тупчего повсюду были свои люди. Особые, знакомые люди, обладатели выдающихся достоинств или выдающихся товаров.

– Спасибо, Роман Захарович, но я не ем курагу. – Давая понять, что узбек с курагой ей и в самом деле не нужен, Галина прижала рукой лист, который уже тянул к себе по столу Тупчий.

– Так у него не только курага, но и все остальное – изюм, чернослив, инжир, дыня сушеная, – не сдавался Тупчий, листок, правда, отпустил. – Любой сухофрукт богат калием…

Про калории снова соврала. Уж чего-чего, а проблем с лишним весом у нее никогда не было. До сих пор в свадебное платье без труда влезть можно. Только зачем? Но не станешь же рассказывать подчиненным про своих тараканов, про то, что Лукьяновку ты обходишь стороной. Лукьяновка – это не только рынок, но и кладбище с тюрьмой. Слишком много воспоминаний…

– Тогда панангин, Галина Дмитриевна. По одной таблетке в день…

Недостатков у Тупчего было два – красота и занудство. Красота, потому что не годится мужчине быть таким «глянцевым», идеально выглядящим. Черты лица, фигура, одежда… В человеке все должно быть прекрасно, никто не спорит, но должен быть и какой-нибудь маленький недостаток, подчеркивающий, оттеняющий достоинства. Порой так и подмывало взять Тупчего за узел галстука и сдвинуть его чуточку вбок. Или волосы слегка растрепать. Интересно, что бы подумал Тупчий, вздумай завкафедрой сотворить такое? Наверное, бежал бы в панике к ближайшему зеркалу.

– У вас ко мне дело, Роман Захарович? – перебила Галина, не любившая непрошеных советов вообще и медицинских советов в частности, тем более не от врачей.

– Да, дело… – Тупчий сразу же сник, давая понять, что дело у него неприятное. – Дело…

Об этом и так можно было догадаться. С утра пораньше с приятными делами не являются. Время приятных дел наступает позже.

– Так говорите же! – подстегнула Галина, но подстегнула мягко, со «своими» она вообще старалась разговаривать мягко, даже когда устраивала выволочку.

– Григорий Артемович считает, что курс по истории конституционализма слишком важный для того, чтобы его читал я…

Сдержанным, тщательно дозированным вздохом Тупчий выразил то, чего не хотел произносить. Он предусмотрительно старался избегать резких выражений в адрес кого-то из противного лагеря, тем более – самого профессора Хащенко. Галина его прекрасно понимала. Мало ли как повернется жизнь, лучше поддерживать со всеми хорошие отношения. Или хотя бы видимость хороших отношений. Это из школы в школу нетрудно перейти, если не сработаешься с новым директором. Кафедру так не сменишь, потому что школ много, а кафедр мало, и вопрос специализации здесь крайне важен. В школе историю может преподавать и «антик», и медиевист, и «новичок»^[2], а вот в университете с кафедры Новейшей истории на кафедру истории Древнего мира не перейдешь.

– Григорий Артемович должен был вначале обсудить свое мнение со мной! – нахмурилась Галина.

Еще один вздох, на сей раз с закатыванием глаз к потолку. Да, конечно, должен был, но ведь Григорий Артемович считает, что должность замдекана исторического факультета по научно-педагогической работе дает ему право… И так далее.

Мразь какая! Претендент! Враг! В политике ничего не вышло, так он в науку полез, благо успел в свое время «остепениться». И действует старыми, привычными политическими методами – интриги плетет, группировку вокруг себя сколачивает, провоцирует, подкапывается. Вот зачем ему отбирать у Тупчего единственный курс, полностью «профильный», – у Романа Захаровича кандидатская по истории украинского конституционализма и докторскую он по этой же теме пишет? Зачем обострять отношения? Чем ему Тупчий не угодил? Совсем не в Тупчем тут дело, не на Тупчего наезд, а на завкафедрой. Хащенко показывает, точнее, хочет показать, что с ней можно не считаться, что реальная власть у него? Ну ладно…

– Идите, Роман Захарович, – сказала Галина, поняв, что, кроме вздохов, ничего больше от Тупчего не услышит. – Идите и продолжайте читать курс. У вас это замечательно получается…

Лектор из доцента Тупчего и впрямь был хороший – знающий, обстоятельный, невозмутимый (ох, разный студент пошел, разный) и с правильной, красивой речью. Правильную речь Галина ценила не меньше профессионализма, а если вдуматься, то, пожалуй, и больше. Если умные вещи излагать через пень-колоду, мешая украинские слова с русскими, вставляя между ними «ну», «вот» и «значит, так», то в смысл сказанного вникнуть вряд ли удастся, не говоря уже о том, чтобы конспектировать подобную «лекцию». «Приберегите ваш суржик для базара, там ему самое место!» – это Галинино выражение знал весь университет. Она и Гужву однажды так осадила, не посмотрела на то, что он проректор. По уму, так можно, нужно было и промолчать, не высовываться. Недаром же говорится, что молчание золото. Но неделей раньше, на заседании ученого совета, Гужва позволил себе нелестно отозваться об уровне преподавания на ее кафедре, упомянув среди прочих недостатков (большей частью надуманных, притянутых за уши) и низкую речевую культуру ряда преподавателей. Ну, раз уж нападаешь на чужую речь, то и за своей изволь следить. Для начала хотя бы избавься от словечек вроде «нахиба»^[3] и «запизнюлый»^[4]. Теперь Галина с Гужвой на ножах. Ну ладно, Бог не выдаст, Гужва не съест.

От близкой перспективы общения с Хащенко противно заныло в груди. Неприятное и, что самое главное, бесперспективное занятие. Таких придурков, как Хащенко, переубеждать и уговаривать бесполезно. Не поймет. Уставится тебе в переносицу и заведет свою вечную и единственную песнь: «Нечего меня учить, пока вы тут новейшую историю Украины изучали, я ее творил!» Как бы не так! Творил! Что вот такие, с позволения сказать, «деятели» натворили, нормальным людям за тридцать лет расхлебать не удастся. Да и бывают ли в политике нормальные люди? Наверное, надо верить, что бывают. Или перестать заниматься Новейшей историей, переключиться на Средние века или Древний мир. Легко сказать, трудно сделать. Средние века мертвые. Мертвые дела далекого прошлого. А Новейшая история – живая. Выгляни в окно, вот она, тут, перед глазами. Сегодня опять по Крещатику с флагами и плакатами ходили. Интересно же…

Карандаш в руки, бумагу перед собой. Три вертикальные черты, три горизонтальные. В середине крестик – буква «х», Хащенко… Административные крестики-нолики. Взрослые игры взрослых детей. На бумаге думается особенно четко. Слева друзья и плюсы, справа – враги и минусы. Расстановка сил. Давно устоявшаяся, заученная наизусть схема, тем не менее Галина рисовала ее часто, почти каждый день. Про себя улыбалась – китайцы с японцами для того, чтобы успокоиться или сосредоточиться, иероглифы выписывают, а я крестики-нолики черчу. Но помогало. А раз помогает, почему бы и не начертить…

Декана Ющинского никуда вписывать не стала. Конформист без собственного мнения, бледная тень ректора, да вдобавок и возраст с кучей болезней дают о себе знать. Проректор по научно-педагогической работе Гужва мало того, что был личным врагом Галины, он еще и с Хащенко дружил. Однокашники, вместе учились в университете, правда, на разных факультетах, но знали друг дружку по комсомольской работе. Два сапога пара, один университетом мечтает управлять, другой – кафедрой заведовать. Тарантулы.

Расклад был ясен сразу, но надо же соблюсти традиции – почиркать карандашиком, посмотреть на то, что получилось, и окончательно осознать, что, кроме ректора, никто помочь не сможет. И не захочет. Но тут надо тонко. Не катить бочку на Хащенко, а выступить в защиту молодых кадров. Это ректору понравится, он сам «молодой кадр», благодаря двоюродному брату, замминистра образования и науки, стал ректором в сорок два года. Опять же, Тупчий статейки пописывает, его за границей знают, то немцы к себе пригласят с докладом, то англичане. Это хорошо, престижно. Плюс не только Тупчему, но и всему университету. Рома молодец, умеет себя подать. А Хащенко куда приглашали? Разве только в прокуратуру, на допросы. Пусть оба уголовных дела в итоге закрыли, но ясно же, что такого густого дыма без огня не бывает. И ясно, как дела закрываются. Не просто же так Хащенко в одночасье из политики в науку свалил…

Звонок сына привел Галину в смятение и разом заставил забыть обо всех рабочих проблемах. Она всегда пугалась неожиданных звонков от него. Если Виктор звонит с утра в будний день, значит, у него что-то стряслось. Обычно мать с сыном предпочитали общаться по скайпу, где можно не только слышать, но и видеть друг друга, и делали это поздно вечером (оба совы), когда никто не мешает разговаривать.

– Мам, привет! – Голос у Виктора был веселым, даже радостным. – Мы тут решили тебя навестить…

– Навестить? – удивилась Галина. – Что так внезапно?

Веселый голос сына ничего не означал. Во всяком случае, для Галины. Она прекрасно знала, как умеет Виктор притворяться. С чего это вдруг «навестить»? Что-то произошло? Снова нелады с женой?

– Мы с Ольгой приберегли от отпусков по неделе на Анькины каникулы, заранее тебе говорить не хотели, вдруг по работе сорвется или Анька заболеет… – В трубке раздался громкий тройной стук: не будучи суеверным, Виктор истово соблюдал ритуал «чтоб не сглазить». – Но вроде все сложилось, так что жди нас в субботу. С отгулами и выходными набралось почти две недели, в школе Ольга насчет Аньки договорилась, так что успеем тебе надоесть…

«Кто успеет, а кто и нет», – подумала Галина. К невестке она относилась терпимо. Раз уж так получилось, так тому и быть, надо терпеть. Терпеть было не очень сложно, потому что невестка находилась далеко, в Москве, за тридевять земель. Это, конечно, хорошо, когда невестку и свекровь разделяет расстояние, уберегает от споров и ссор. Плохо, что единственный сын тоже далеко. И что ему дома, в Киеве, не женилось? Девчонок мало? Или красивых не попадалось?

– А разве у Ганнуси уже каникулы? – спросила Галина.

Внучку она называла только так. Не Нюськой, не Анюткой и ни в коем случае не Анькой. Сыну намекала не раз, но он упорно придерживался упомянутых вариантов, отдавая предпочтение «Аньке». Его самого в детстве дома Витькой никогда не звали. Откуда только набрался?

– Так она же учится по триместрам, мам! – напомнил сын.

Ах да, вспомнила Галина – новая система обучения. Пять недель учебы, неделя отдыха. Считается, так лучше, дети меньше устают, да и учителя тоже.

Хотелось еще спросить, все ли на самом деле в порядке у сына, но Галина удержалась. Хватит задавать глупые вопросы, а то Виктор еще решит, что она не рада их приезду. Приедет сын, выберет время и сам все расскажет, а не расскажет, так она и без слов поймет. По тому, как сын с невесткой себя вести станут.

– Ты примерно скажи, к какому времени собираетесь приехать, – заволновалась Галина. – Чтобы у меня все было горячее, с пылу с жару…

«Жди в субботу» без указания точного времени означало, что поедут на машине.

– Горячее лучше перенести на воскресенье, потому что время я тебе даже примерно не назову, – ответил сын. – С ребенком быстро не поедешь – то ее укачало, то в туалет, то поесть… Как приедем, так и приедем…

«Пирожков все равно напеку, – решила Галина. – Сложу в сотейник, и пусть стоят в духовке, дожидаются теплыми».

– Будьте осторожнее с едой на дороге! – напомнила она.

– Мама! Ты в своем репертуаре! – рассмеялся сын. – Мне уже за тридцать, а ты никак все не привыкнешь, что я взрослый! Пока!

Галина не стала напоминать, как в свой позапрошлый приезд, тоже на машине, но без семьи (эмоциональный всплеск после ссоры с женой), этот взрослый человек отравился на трассе шаурмой так, что едва доехал до Киева. Три дня безвылазно просидел дома, точнее, в туалете. Даже заснул там пару раз, настолько ослаб. Выглядел так, что соборовать впору, с каждым часом становился все изможденнее и изможденнее. Галина, помнившая одесское «карантинное» лето 1970 года^[5] (угораздило же ее родителей поехать на море именно в начале августа и именно в Одессу), уже готова была заподозрить холеру. Но ничего, на четвертый день сын ожил настолько, что смог похлебать жиденького рисового супчика, а на пятый уехал в Москву – мириться с женой.

На фоне грядущего приезда гостей все неприятности стали казаться не то чтобы совсем мелкими, но уже не такими неприятными. Сын говорил о двух неделях, а это означало, что две недели Галина будет с радостью после работы спешить домой. Две недели не придется думать, чем занять свободное время. Две недели счастья… От столь радостного предвкушения и о невестке подумалось с приязнью. Тоже ведь родственница, хоть и не очень-то желанная. Девять лет как родственница, что уж тут…

Даже неприятный разговор с Хащенко не подпортил настроения. Холодным тоном Галина высказала свою претензию и попросила впредь согласовывать подобные заявления с нею. Услышала в ответ невнятно-агрессивное бурчание про разделение полномочий, про опыт с квалификацией и про волюнтаризм. При чем тут волюнтаризм, уточнять не стала и по поводу опыта и квалификации Хащенко не съязвила, хоть и очень хотелось. Предупредила, что вынуждена будет обсудить положение дел на кафедре с ректором, и на том разговор закончился. Собственно, то был не разговор, а ритуал, который следовало соблюсти перед тем, как обращаться к ректору. Иначе выглядело бы так, словно она, не ударив пальцем о палец, ничего не предприняв, пытается спихнуть проблему на плечи высшего руководства. Высшего… Именно так. Университет – это государство в государстве, а ректор – царь и бог. Как он захочет, так все и будет.

Галина прекрасно понимала, что существуют причины, и довольно весомые, почему ректор благосклонно относится к Хащенко. Иначе бы тот не оказался в университете вообще или вылетел бы чайкой после первой же выходки. Былой политический вес Хащенко здесь ни при чем. То, что было, да сплыло, серьезными людьми в расчет не берется. Есть что-то другое, непременно есть. Давнее знакомство Хащенко с проректором Гужвой можно не брать в расчет. Ректор прекрасно знает, что Гужва потихоньку подкапывается под него, и не станет ни в чем потакать приятелю Гужвы. Избавиться он от Гужвы не может, там свои резоны, уходящие в горние сферы, но укреплять его позиции не станет. Есть другая причина, другой мотив.

Галина допускала, что в глазах ректора Хащенко мог быть «противовесом». Разделять и властвовать – это вполне в духе ректора, намеренно державшего на виду, на своем рабочем столе макиавеллиевского «Государя», да еще и с закладками, показывающими, что книга читается и перечитывается. Да, характер у нее не подарок, она умеет отстоять свое мнение, не выходя при этом за рамки, но тем не менее – умеет. Наличие «противовеса» вполне оправданно. С точки зрения ректора, разумеется. Но что-то в последнее время этот «противовес» слишком уж потяжелел, того и гляди перетянет. Или это только кажется? А вдруг ректор собирается столкнуть их с Хащенко лбами, чтобы на высоте внутрикафедральной войны поставить на заведование кого-то третьего? Такой вариант тоже нельзя было исключать. Никакой вариант нельзя было исключать, потому что любое коварство, пришедшее тебе на ум, с таким же успехом может прийти на ум и другому.

Разговор с ректором получился сухим и быстрым. То ли ректор куда-то торопился, то ли просто был не в духе. Выслушал, кивнул и выразительно посмотрел на дверь. Не разговор, а камерный монолог для одного зрителя. Бывают театры одного актера, а университет – театр одного зрителя. Зовут его Евгений Брониславович Ховрах, и он здесь самый главный. Царь и бог.

Получить полную версию книги можно по ссылке - Здесь

Обретение любви - Андрей Рихтер - 1 Читать онлайн любовный роман

Рихтер Андрей

Аннотация к произведению Обретение любви - Андрей Рихтер

1

* * *

1