Разделы библиотеки
Утопия о бессмертии. Книга третья. Любовь и бессмертие - Лариса Тимофеева - Читать любовный роман онлайн в женской библиотеке LadyLib.Net
Утопия о бессмертии. Книга третья. Любовь и бессмертие - Лариса Тимофеева - Скачать любовный роман в женской библиотеке LadyLib.Net
Тимофеева Лариса
Утопия о бессмертии. Книга третья. Любовь и бессмертие
| Предыдущая страница | Следующая страница |
2 Страница
Машу я увидела, как только вошла в отделение гастроэнтерологии. Наклонившись вперёд, она сидела на диванчике, опираясь сложенными вместе предплечьями на колени, и разглядывала пол под ногами.
– Машенька, доброе утро!
Маша подняла лицо и сердито отмахнулась:
– Не доброе! Сижу здесь с ночи, почитай!
– А почему ты здесь сидишь?
– Денег с собой не взяла, вот и сижу! Пешком-то до дому не дойдёшь. – Она поднялась. – Тебя Пашка привёз?
Я покачала головой.
– Максим.
– Ну всё равно! В машину пойду! – Она повесила на руку сумку, из которой торчали домашние тапочки. – Там подожду тебя!
– Что случилось, Маша?
– Что случилось?! – потеряв спокойствие, переспросила Маша и грозно сверкнула глазами. – Отказался Вася от меня! Разводимся мы! – И Маша с силой выдула воздух на лоб.
– Сядь, Маша, – мягко сказала я. Отняла у неё сумку, усадила на диванчик и села сама. – Вначале скажи, как Василич себя чувствует.
– А как Василич себя чувствует? Оздоро́вил, видать, раз разводом грозит!
Я поморщилась.
– Маша!
– Что Маша? – Она огляделась по сторонам и, склонившись ко мне, понизила голос до шёпота и спросила: – Ты вот мне скажи! Я с Васей тридцать лет прожила, что, эти годы ничего не стоят? Зазнобу он свою пожалел! Ишь, ты как! А меня, значит, не жалко?
– Что вы вдруг о давно минувшем заговорили?
– Да покаялась я, рассказала, что она к нему приходила. Он и запереживал, и запереживал, гадать стал – и зачем же она приходила? вдруг, помощь ей нужна была, вдруг, что у ней случилось! Тьфу!
О том, как познакомилась со своим будущим мужем, Маша поведала мне давно. Рассказывая, она гордилась собой и посмеивалась, беспрестанно теребя нитку кораллов на шее.
– Знаешь-нет, Василича-то я увела! – Маша помолчала и мелко заколыхалась в смехе. – Зазноба ведь у него была. Гордячка, как наша Женька! Вася ещё парнишкой был, когда её заприметил, она в соседях с его бабкой жила. Со скрипочкой в школу ходила. Вася-то сельский. Его отец из Москвы в село уехал, что-то у него с родителями случилось, разлад какой-то, он всё бросил и уехал. В селе и маму Васину нашёл. А когда отец помер – дед, значит, Васин – отец с Васей приехали на похороны, тут только бабка и внук познакомились. После Вася в Москву к бабке наезжать стал. Бабка Аглая Никифоровна – царство небесное, ох, и суровая женщина была! – звала Васю насовсем переехать, да поначалу не мог он, хозяйство у них в селе было, а Вася – единственный сынок и помощник. А потом… Родители-то у Васи недолго пожили, мама болела, потому рано умерла, и отец не задержался, почитай следом за женой на тот свет отправился – лег вечером спать, а наутро не проснулся. Тогда Вася и переехал к бабке. За скрипачкой этой ухаживать стал, потом предложение сделал. А она ему: «Ты хороший, Вася, я вижу, да разные мы с тобой, соскучимся скоро друг около дружки». – Манерно искривив губы, Маша изобразила пассию молодого Василича тоненьким голоском.
Я усмехнулась. Увидев это, Маша вновь заколыхалась.
– Не вру, Маленькая, видела я её! Вся розовенькая, ножки тоненькие, того и гляди, подломятся, да ещё на каблуках! Тащит она эту скрипочку свою, да портфельчик, голова в кудряшках далекооо впереди, зад откляченный сам по себе – отстал, никак туловище не догонит. Посмотрела я на неё, ну, думаю, эта мне не помеха! В общем, только пару раз мне себя Васе показать и пришлось. Первый раз я пирог с мясом испекла, да к бабке его Аглае Никифоровне в гости зашла, совета якобы попросить. Чаю мы с ней попили, я ей про себя рассказала, она мне про Васину несчастную любовь. Потом Вася с работы пришёл, полпирога сходу съел, ел и нахваливал. Я – домой, а бабка Васю отправляет проводить меня. Мы целый час в подъезде с ним и простояли – знакомились. Потом я в гости к бабке ещё два раза заходила, да только без чаепития, спрошу что-нибудь, гостинец оставлю и домой. На третий раз пришла, Аглая меня спрашивает: «Не обидел ли тебя Вася, раз убегаешь, не дождавшись его?» А я скромно: «Нет, мол, всё в порядке. Хороший у вас внук, разве он может обидеть?» Как-то в воскресенье отправила она Васю пригласить меня на обед, я пришла. Пообедали, а после в парк пошли прогуляться, там на травку присели, я волосы поправлять, я тогда форсила, косы не плела, а у меня заколка сломалась. Давай я волосы в косу собирать, а Вася рукой в них зарылся и всё, забыл свою скрипачку! – Маша усмехнулась. – Она потом приходила, пожалела, видать, и гордость свою оставила, да опоздала – мой уже Вася был!
Я, Маленькая, знаешь, насмотрелась на маму, как она со мной одна мучилась, а с нею так же билась её мать – бабка моя, и ещё в детстве решила: неет, у меня так не будет! Я мужчину себе найду на всю жизнь. Любить буду так, что никуда он от меня не денется, а если и позарится когда на кого, всё равно верну и ни словом, ни взглядом не попрекну, как и прежде, любить буду!
– А зачем, Маша, она приходила?
– Да не спрашивала я! Я назавтра повезла Васю с Сергей Михалычем знакомить, про неё и думать забыла. Потом, когда мы уж с Васей расписались, я к Аглае ездила, что по хозяйству помочь. Соседи болтали, что вроде бы она беременна от кого-то… – Маша прикусила язык и, прикрыв рот ладошкой, уставилась на меня. – Маленькая, не от Васи это… не смотри на меня так… она приходила, Вася с ней уже месяца три, как не встречался! И когда приходила, никакой беременности у ней не видно было. – Маша побелела и помертвелыми губами едва выговорила: – Думаешь, от Васи?
Я отрицательно покачала головой.
В дверях отделения показался Максим, подле него шагал маленького роста щуплый человек в цветной шапочке на голове и синей униформе врача, с пачкой бумаг подмышкой. Человечек что-то говорил, Максим, согнувшись над ним чуть не вдвое, внимательно слушал. Они дошли до нашего диванчика, остановились, теперь человек, не мигая, смотрел на нас с Машей, то ли видя нас, то ли не видя, продолжал вещать Максиму о разновидностях язв.
Нахмурившись, Маша вслушивалась в малознакомые и вовсе незнакомые слова. Взглянув на меня, она сдавленно позвала:
– Мал…кая…
Я обняла её.
– Не волнуйся, Маша! Доктор говорит не про Василича. Здравствуйте, доктор!
Человек, будто не услышав приветствия, договорил фразу про потерю крови при язве до конца и умолк. Выпуклые голубые глаза смотрели на меня без всякого выражения. Я улыбнулась.
– Доктор, как дела у нашего больного?
– Вы кто?
– Родственница. Меня зовут…
– Что, ещё одна?!
– Простите? – растерялась я и взглянула на Максима.
Макс лучился удовольствием. «Как отец! Воистину, яблочко от яблоньки…» Перехватив мой взгляд, Максим изобразил шутливо-виноватую гримаску.
Доктор тоже посмотрел на Максима. Сделал он это странно – не поворачивая голову, а закинув её назад, над собой.
– Леонид Моисеевич, это моя мама, Лидия… – сделал попытку представить меня Максим.
– Мама?! – вскричал Леонид Моисеевич, прерывая его и возвращая ко мне ничего не выражающий взгляд.
Я терпеливо ждала, когда его когнитивные способности справятся с задачкой под названием «Мама», и была вознаграждена за терпение – доктор бодрым голосом ответил:
– Больной стабилен. – И вновь умолк, по-прежнему на меня таращась. Задачка, видать, не сходилась.
Я отвернулась.
– Вот видишь, Машенька! Доктор говорит, что с Василичем всё хорошо!
– Маленькая, почему он, – она качнула в сторону врача головой, – говорит про потерю крови? Вася…
– Маша, доктор говорил не о Василиче.
– Я говорил не о больном, – радостно подтвердил Леонид Моисеевич. – Ваш больной поправляется, у него кровотечения не было. У него язва, самая банальная язва, этиологически связанная с инфекцией хеликобактер пилори.
– Кто это – Хелика? – вновь испугалась Маша.
– Маша, не волнуйся, так называется бактерия, которая вызвала язву у Василича.
– Так называется бактерия! – вновь обрадовался Леонид Моисеевич и решил порадовать Машу: – Заразился ваш родственник! От вас заразился или от кого другого. От еды мог заразиться.
– Маленькая, он говорит, я Васю своей стряпнёй заразила? Ты же знаешь, на кухне у меня чисто, даже Эльза меня хвалила.
– Маша…
– Ну, почему обязательно вы? Больной мог где-нибудь ещё заразиться, например, в кафе.
Лицо Маши исказила гримаса боли, она хотела поднять руки ко лбу, не смогла их донести и уронила на колени.
– Маленькая, что-то…
– Макс! Вызывай кого-нибудь! Скорее! Маша… Машенька, смотри на меня!
– …плохо… голова… – прошептала Маша и повалилась вперёд.
Я с трудом удержала её и отклонила на спинку диванчика. Лицо Маши потеряло симметрию.
«Господи, надо что-нибудь острое…» Я пошарила глазами по платью Маши.
– Маша, ведь любишь наряжаться! Сколько я и Серёжа тебе брошей надарили… хоть бы одну на себя нацепила…
Лихорадочно соображая, где бы раздобыть острое, я вспомнила, что на нагрудном кармашке врача я видела значок. Я оглянулась, врач всё так же стоял напротив, все так же держал пачку бумаг подмышкой, и всё тем же, ничего не выражающим взглядом смотрел на меня.
– Дайте значок! – Не дожидаясь, пока он осознает моё требование, я схватила его за руку и дёрнула к себе. – Придержите!
Бумаги из подмышки рухнули на пол.
– Придержите, говорю!
Отставив зад, врач, словно сделанный из дерева, согнулся под прямым углом и послушно положил вытянутые руки на плечи Маши. Я принялась отстёгивать с его груди значок.
– Что вы делаете?
– Заткнись! – прошипела я. – Я на тебя, дружок, в суд подам, если ты будешь дёргаться! За неоказание помощи.
Я рухнула на коленки и, торопясь, проколола остриём крепления значка подушечку большого пальца Машиной руки. Потекла кровь.
– Что вы делаете?! – В визгливом ужасе заорал врач прямо мне в ухо.
Следом я услышала, как за спиной, вразнобой стуча обувью, бегут по коридору люди.
– Держись, Маша!
Кто-то поверх меня наклонился к Маше.
– Рита, быстро инъекцию т-триомакс, – раздалась чёткая команда и по коридору опять побежали. – Леонид Моисеич, отойди.
Я схватилась за указательный палец Маши.
– Хватит! – Мужская ладонь мягко легла поверх моих рук. – Не надо!
Я подняла голову, на меня смотрели добрые серые глаза в сеточке мимических морщинок. Врач дождался, пока мои руки расслабятся, и спросил:
– Кто вас научил кровопусканием заниматься, да ещё чем попало? Так ведь и заразу можно занести!
Взглянув на разгладившееся лицо Маши, я буркнула:
– Что было под рукой, то и взяла! Понадеялась, что кровь вымоет грязь наружу, видите, как течёт.
– Вижу. Как следует расковыряли вы палец вашей мамы. Испугались?
Я кивнула. Маша слабо пошевелила повреждённой рукой.
– Маша, прости! Больно тебе?
– Маленькая, – слабым голосом спросила Маша, – это что… у меня инсульт был?
– Маша…
– Не дала ваша маленькая инсульту случиться! – заверил врач. – Не волнуйтесь! А пальчик мы ваш сейчас обработаем и пластырем заклеим, дня через три будет, как новый.
Прибежала Рита со шприцем. И в этот момент дверь палаты отворилась, на пороге возник Василич, посмотрел сначала на меня, так и стоявшую на коленках перед Машей, на врача, наклонившегося над нами обеими, на Риту, делавшую Маше укол в руку, потом его взгляд застыл на кровавом пятне, растёкшемся на подоле Маши. Василич выдвинулся в коридор плечом вперёд, поднял встревоженный взгляд от пятна на жену и растерянно спросил:
– Маняша, что ты?..
Маша было жалобно скривилась, но опомнилась и пропела:
– Вася, ничего! Так я! Ночь не спала, устала! Голова вот немного заболела. Вот доктор…
– А кровь… почему?
И я, и Маша, обе с надеждой задрали головы на врача, рассчитывая на его объяснение случившегося. Помощь пришла с другой стороны:
– Больной, вам нельзя вставать! – выкрикнул строгим голосом Леонид Моисеевич. – Почему вы на ногах? Быстро возвращайтесь в палату!
Василич не обратил на него внимания. Но вмешался Макс:
– Василич, пойдём, не будем нарушать режим. – Максим взял Василича за плечи, мягко поворачивая его к двери. – Маша поранилась. Пока ей обработают рану, я тебе всё расскажу. Пойдём.
Оглядываясь на улыбающуюся жену, Василич подчинился понуждению и шагнул в палату. Макс плотно закрыл дверь палаты за собой.
Леонид Моисеевич принял из моих рук перепачканный кровью значок. Я извинилась за грубость, потом поблагодарила его, на что он ответил:
– Вы решительная… эээ… Лидия, и под горячую руку вам лучше не попадаться.
Я рассмеялась.
– Да, лучше не надо! Ещё раз прошу прощения, Леонид Моисеевич. А что, при язве, и правда, нельзя ходить?
Он засмеялся некрасивым, блеющим смехом:
– Беееее… а вы попробуйте! – и пошёл от меня по коридору, продолжая блеять.
В открытую дверь процедурного кабинета, я видела, как Рита продезинфицировала, а потом опрыскала каким-то раствором палец Маши. Маша пребывала в состоянии счастья и от явно выразившегося страха на лице Василича, когда тот увидел жену в окружении хлопочущих врача и медсестры, и оттого, что со здоровьем её всё обошлось, потому весело отмахнулась от перевязки:
– Эка! Я, почитай, каждый день то паром обожгусь, то ножом порежусь, то масло раскалённое куда капнет. У меня быстро заживает, и это заживёт, завтра и забуду уже! Спасибо вам!
Она вышла в коридор.
– Пойдём, Маленькая.
– Маша, я кладу тебя на обследование.
– Так я и так в больнице!
– Маша, я серьёзно!
Радость её испарилась, опустив глаза в пол, она прошептала:
– Значит, всё-таки был инсульт.
– Была угроза.
– Маленькая, не время! – Она подняла на меня умоляющий взгляд. – Вася хворает.
– Время, Маша, самое время! Лучше обследоваться и принять лечение сейчас, чем довести дело до настоящего приступа. И Василичу есть стимул быстрее поправиться!
Машу оформили в неврологическое отделение, и я проводила её в палату.
– Маша, ты прежде выспись. Слишком много волнений за последние сутки, а ты ещё и ночь не спала. Какой угодно организм взбунтуется! Я ещё забегу к тебе.
Склонив венценосную голову, Маша сидела на кровати, карябая ногтем по заскорузлому бурому пятну на платье.
– Видно, и моё время пришло. Мне в этом году пятьдесят пять. Мама моя уже семнадцать лет, как в могилу сошла, а бабка и того раньше.
Я прикрикнула:
– Ты не мама, и не бабка! Уже одно то, что они не дожили до сорока, а тебе пятьдесят пять, само за себя говорит!
Она протяжно всхлипнула.
– Васю жалко.
– Не жалко, раз на тот свет собралась! Знаешь ведь, он без тебя жить не сможет!
– Смооожет, раз разводиться со мной собрался. Найдёт свою худоногую.
Я засмеялась.
– Ох, Маша! Неужели, ты так ослабла, что уступишь худоногой Васю своего?
Она вскинула голову, посмотрела на меня и тоже рассмеялась, потом покачала головой.
– Мой Вася!
– Вот и славно! Пошла я. А ты не теряй времени, ложись и спи! Катя обещала к обеду приехать, одежду тебе привезёт.
Василич лежал на кровати спиной к двери. Я хотела прикрыть дверь, как услышала:
– Маленькая, ты? Заходи, не сплю я!
Я вошла. Осторожничая, боясь вызвать боль, он стал поворачиваться на спину.
– Болит?
– Да ничего, легче уже! Максим пошёл воды купить, а я тебя жду. Как там?
– Там так же, как и у тебя, Василич. Маша больше переживает за тебя, чем за себя. Жалеет, что не вовремя я её в больницу определила. Ей бы лучше тут, рядышком с тобой быть.
– Ты мне язык не заговаривай. Ты главное скажи! Инсульт был?
Я кивнула.
– Почти. То ли Маша крепкая, то ли, и правда, моя «терапия» кровавая помогла, обошлось всё.
Он расслабился и, устремив глаза в потолок, осудил себя:
– Обидел я Маняшу вчера, не сдержался. Вот она и…
Я придвинула стул к его кровати.
– Хочешь, я руки положу?
Он молча приподнял свою ладонь, открывая доступ к месту боли. Я закрыла глаза, проверяя поток энергии, потёкший из рук.
– Боится Маша, что ты женщину ту свою до сих пор помнишь.
– Да какую «свою»? Не было у меня с ней никогда ничего! «Свою»! За ручки держались, да поцеловались несколько раз! Мне не понятно, почему Маняша скрыла, что она приходила? Думала, что я выбрать не сумею? Между двух баб болтаться буду? Значит, не верила она мне!
– Не усложняй, Василич! Маша и тогда боялась тебя потерять, и до сих пор боится. Любит она тебя.
– Любит. Когда под принца ложилась… это тоже любит?
– Я думала, ты простил.
– Простил. Но память-то я не потерял!
– Понимаешь, Василич, бабы – дуры. Мы даже если и знаем, что нас любят, всё равно хотим восхищения в глазах да восхищения в словах, так уж устроены. Можно на это не обращать внимания, блажью считать, но от этого мы другими не станем. Женщина по жизни лебёдушкой плывет, когда в своей неотразимости уверена, и утицей ковыляет, когда муж на неё равнодушным взглядом смотрит.
Василич помолчал и крякнул:
– Даа. Хочешь сказать, что я сам Маняшу в объятия принца толкнул?
– Хочу сказать, что и через годы с нами надо вести себя так же, как вели себя во время ухаживаний. Это если женщина дорога, а нет, так и спросу нет! Но тогда не жалуйтесь, что женщина на мёд, истекающий из других уст, соблазняется.
– Ишь, ты как! А нам как же? Вы-то тоже, выйдя замуж, другими становитесь.
Я кивнула, соглашаясь.
– Становимся.
– Ну и что? Чего замолчала? Как с этим быть?
– Один будет вести себя, как взрослый, будет давать, не ожидая благодарности. Другой будет ждать, когда вначале ему дадут. Незадача в том, что и брать-то умеет только тот, кто научился давать.
– Ишь, как завернула! – Он с силой потёр лоб и помолчал. – А правду, пожалуй, говоришь! Кто умеет давать, тот и берёт, что малое, что большое с благодарностью и обязанным себя не чувствует. А у вас с Сергей Михалычем, кто даёт, а кто берёт?
– Не знаю. Каждый, наверное, и даёт, и берёт. Серёжа радуется, что может разделить со мной то, что у него есть. Я люблю его и благодарна, что он принимает мою любовь.
Катька влетела в палату ураганом, принеся с собой смех, шутки, поцелуи. Василич сделал вид, что сердится на неуёмное веселье, на что Катя, смеясь и целуя его в небритые щёки, приговаривала:
– Это, чтобы не болело никогда-никогда! Это, чтобы ты не сердился! Это, чтобы настроение твоё стало опять весёлым! Поцелуи лечебной силой обладают, я с детства знаю! Мама поцелует, и ушибленная коленка переставала болеть. Где тебя ещё поцеловать?
Возвращаясь домой с Катей, я повинилась:
– Вчера не пришлось поговорить. Прости, Котёнок.
– Даа, – отмахнулась она, – не актуально. Эдвард пригрозил, что женится в этом году.
– Женится? И невеста на примете есть?
– Ага. Анюта.
– Анюта беременна.
Катя присвистнула. Помолчав, спросила:
– Даша поэтому так срочно рванула в Питер?
Я пожала плечами.
– Вероятно.
– Мама, это что получается, Стефан дедом вот-вот станет? Ух ты! – Катя рассмеялась.
– Не жалеешь?
– О чём?
– Что Эдварду отказала?
– Вчера не по себе было. А потом… Василич, Маша… подумала, хочу так же, чтобы страшно было без другого остаться. Маша вчера обмерла вся, соображать перестала… говорю, смену белья возьми, трусы, майку, она понять не может… наверное, предложи ей с Василичем местами поменяться, то она… – Катя приспустила стекло и помахала рукой, уступившему ей дорогу, водителю, – то она согласилась бы. А так… непременно в этом году жениться, а кто жена… тебя люблю… но не ты, так другая… так не хочу. Ну вот. – Выехав, наконец, на трассу, Катя расслабилась. – Спасибо всем вежливым людям! Теперь полетим. – И прибавила газу.
Мотор заурчал басовитее, слегка вдавив нас в сиденья, машина, и правда, полетела. Катя хохотнула.
– Думала, братка у меня тихоход, а вчера на трассе, представляешь, мама, – Катя бегло взглянула на меня, – под четыреста притопил! И дед ничего, помалкивал.
– Полиция тебя не останавливает?
– Не-а. Они меня знают. Я обаятельная! И потом, мама, я хороший водитель!
Единственная роскошь, которую Катя себе позволяет – это её Bugatti, одна из нескольких десятков, произведённых на весь мир, машин. Купила Катя суперкар на свои деньги, на свои же и обслуживает его.
Получить полную версию книги можно по ссылке - Здесь
| Предыдущая страница | Следующая страница |
Поиск любовного романа
|
Партнеры