Утопия о бессмертии. Книга вторая. Семья

Маленькая счастлива. Она жена и мать. А ещё она хозяйка большого дома. Сергей заботливый супруг и любящий отец, но в нём растёт недовольство семейными хлопотами жены, он хочет большего внимания к себе, и он ревнует. Ревность становится постоянным спутником их жизни. Конфликт времени. Конфликт выбора. Кто виноват в том, что они никак не научатся жить одной жизнью на двоих?

Книга вторая. Семья

– Маленькая, потанцуй со мной, – улыбаясь, Серёжа протянул мне руку.

Я засмеялась – звучал мой любимый вальс. Каждый раз, когда я слышу эту музыку, я наполняюсь торжеством жизни. Опираясь на его руку, я встала из-за стола и вдруг почувствовала на затылке чей-то взгляд; я оглянулась – женщина с распущенными по плечам тёмными волосами спряталась за чьей-то спиной.

– Что ты, Девочка? Кого ищешь? – спросил Серёжа, увлекая меня за собой.

– Маленькая, ты так хороша, что на тебя все смотрят, – горячо шепнул он, захватив губами мочку моего уха, и застонал: – ооо… соскучился…

Миновав столики, мы закружились под «Вальс цветов».

Божественные звуки взлетали, расширялись, взлетали и… взлетали; и вверх, и вширь ткали новое пространство – чарующее, волшебное, вовлекающее в себя и отгораживающее от внешнего мира. Одновременно звуки проникали внутрь, заставляя трепетать – петь каждую клеточку тела. Грудь расширялась восторгом, тело стремилось воспарить. Серёжины глаза мерцали искорками, влекли. «Люблю тебя!» – признавалась я, и мой смех вплетался в звучание пространства.

С последним аккордом Серёжа приблизил лицо, его глаза полны желания, язык всего на мгновение проникает ко мне в рот, и этого достаточно, чтобы у меня перехватило дыхание. Я закрыла глаза и потянулась к нему, но осталась в одиночестве – он уже отстранился и склонился к моей руке. Коснувшись губами пальцев, взглянул снизу вверх насмешливым взглядом искусителя:

Закинув голову, я засмеялась от счастья. «Милый, ты же знаешь ответ!» Лаская взглядом, он ждёт от меня слов.

– Серёжка, ты повторяешься! Помнишь в Алма-Ате – вначале «Вальс цветов», потом – танго. Помнишь, ты сказал: «Танго, как секс, отдайся мне», а потом сказал, что был не готов…

– Тогда я только догадывался о твоём умении соблазнять, и был беззащитен, сейчас я знаю, а, значит, вооружён.

Я приподняла брови: «Да?» Будучи много ниже Сергея, мне иногда удаётся взглянуть на него «сверху вниз». Он насмешливо усмехнулся…

Я решила рассказать историю пробуждения женственности.

Как и в ресторане Алма-Аты, я вышла вперёд, оставив Серёжу за спиной. Раздался первый такт мелодии. Неловкая и неумелая, я начала двигаться врозь с ритмом, делая большие паузы между движениями, словно познавая саму себя. Постепенно ускоряясь, я догоняла ритм и, наконец, совпала с ним и подчинилась – движения стали резкими, позы скульптурными, не связными между собой, как разрозненные, мелькавшие на экране кадры. Женщина узнала себя. Теперь она стремилась превратить бытие в искусство и постигала женственность. Устраняя разрывы между движениями, я постепенно заполняла каждый такт музыки собой – перетекая гибкостью рук, спины, свободной подвижностью бёдер из одного движения в другое. Тело слилось с музыкой в бесконечном волнообразном движении, демонстрируя обретённую пластичность. Взглядом, уверенной в своей власти женственности, я оглядела пространство перед собой. Теперь я танцевала танго. Танго-призыв. Танго-ожидание. Танго-обещание.

Сидевшие за столиками и переставшие жевать, люди смотрели на меня; те, кто сидел в отдалении, вставали, перемещаясь ближе к танцполу. Мой взгляд пересёкся с взглядом тёмных, лихорадочно блестевших глаз. «Кто ты?» – мысленно спросила я, но незнакомка опять ускользнула.

Рука Серёжи легла на плечо, я на секунду замерла и стряхнула её круговым движением. Вздёрнув подбородок, хотела повернуться к нему и… не успела. Грубо схватив за плечо, он рывком развернул меня к себе. «Серёжа!?»

В его глазах не было желания, его глаза блестели гневом. Обхватив за спину, он увлёк меня в вихрь вращения; прервав кружение, отправил в одну, потом в другую сторону от себя, понуждая к движению рукой, лежавшей на моём затылке. Он повторял это снова и снова, будто забавляясь моей податливостью. Я искала его взгляда, надеясь спросить: «Серёжа, что ты делаешь?», но он смотрел сквозь меня. Мы исполняли знакомые всем движения танго – красивые, когда танцуют оба. Но в нашем дуэте танец страсти он исполнял сам, меня в танце не было – я кукла! Я подчинялась его воле, позабыв о соблазнении.

Новый вихрь кружения показался мне спасением, прижатая к его груди, я с надеждой заглянула ему в глаза и запаниковала: «Холод! Куда делось тепло из твоих глаз?»

Финал танца возвестил о триумфе Мужчины. Гордо возвышаясь надо мной, Сергей поддерживал моё поникшее, безвольное тело одной рукой, вприщур рассматривая обращённое к нему лицо. Я молила о любви.

– Маленькая, ты что творишь? – тяжело дыша, спросил он.

Люди аплодировали. На их глазах развернулась драма – осознавшая свою привлекательность женщина была низвергнута мужчиной до состояния марионетки, но люди аплодировали и улыбались. «В добрых сказках, наоборот, – тоскливо подумала я, – там куклы в лучах любви превращаются в людей!» Мне стало зябко под обнимающей мои плечи рукой.

– Всего лишь половину? – вяло отозвалась я, старательно улыбаясь встречным улыбкам и склоняя голову в знак признательности за аплодисменты. – Жаль, что в этой половине не оказалось тебя.

– Маленькая, не играй со мной! – с явной угрозой в голосе остерёг Сергей.

Я ещё раз взглянула на его лицо, там по-прежнему для меня ничего не было – Сергей смотрел прямо перед собой. Мои губы уже не могли улыбаться, а мы всё шли и шли среди людей к нашему, далеко стоявшему от танцпола, столику. Наконец, шум аплодисментов остался позади. Не обращая внимания на Андрэ, в удивлении приподнявшего брови, на принца, провожающего нас задумчивым взглядом, Серёжа провёл меня мимо нашего столика и втолкнул в комнату, арендованную для кормления детей, захлопнул за собой дверь и оперся на неё спиной. Сунув кулаки в карманы брюк, спросил:

– Почему? Ты же так задорно начала, завела весь зал.

– Я почему-то решил, что это я имею право на недовольство. Ты считаешь по-другому?

– Ты имеешь право на недовольство. Я соблазнила половину зала и не соблазнила тебя.

Возведя глаза к потолку, он шумно выдохнул и произнёс:

– Это тупик. Маленькая, тебе в забаву моя ревность?

– Я не думала о твоей ревности. Я танцевала. Тему предложил ты сам.

– Я повторяю, у меня не было цели соблазнять кого-то, кроме тебя. Я точно так бы танцевала, если бы зал был пустой.

Сергей резко втянул в себя воздух и очень мягко, как несмышлёнышу, пояснил:

– Были, – согласилась я. – Я танцую для себя, но если мой танец кому-то нравится, мне это приятно.

– Хорошо. Объясни, пожалуйста, что не понравилось тебе?

– Ты утверждал власть, используя физическое превосходство. Ты не позволил мне двигаться, ты так увлёкся, что обращался со мной, как… как с палкой!.. а ещё, я никогда не видела таких глаз у тебя, в твоих глазах я всегда находила тепло, сегодня у тебя тепла для меня не нашлось.

Наступило тягостное молчание. Размышляя и не меняя позы, Серёжа глядел перед собой. Наконец, он перевёл взгляд на меня и подтвердил:

– Да, я демонстрировал им, что ты принадлежишь мне.

– Ты звала! Как охотники к добыче, они стали подбираться к тебе ближе. Я видел их глаза.

– Серёжа, ко мне никто не подбирался. Люди хотели посмотреть танец.

Вновь повисло молчание. Я видела, что он перестал сердиться, высвободив из карманов руки, он оттолкнулся от двери и шагнул ко мне.

– Я испугал тебя. Я видел твой взгляд, когда опрокинул тебя назад.

Проведя пальцами по его щеке, я устало произнесла:

Граф и Его Высочество сделали вид, что в нашем дефиле мимо них не было ничего необычного. Как только мы сели за стол, Андрэ потребовал:

– Детка, дай мне ручку, я поцелую твои пальчики. Танцуешь обворожительно! Захватываешь зрителя целиком, равнодушных не остаётся. И сюжет танца интересный – марионетка, возомнившая себя человеком! Кому из вас пришла в голову такая идея? – задавая вопрос, он поочерёдно посмотрел на меня и на Серёжу.

– Детка, я чего-то не понял? Ты расстроена? – забеспокоился Андрэ.

– Нет, Андрей, милый, ну что ты! – поспешила я его успокоить и улыбнулась. – Всё хорошо! А сюжет пришёл в голову как-то сам, прямо во время танца.

Его Высочество подал реплику о каких-то налогах, по-видимому, продолжая разговор, начатый в наше отсутствие, чем и отвлёк графа. Граф включился в обсуждение. Я выразила принцу признательность лёгким наклоном головы, на что он скучливо отвернулся – Его Высочество никак не желал примириться с выбором друга – женщина, на которой женился его друг, ему не нравилась.

Мне было не до его неприязни – после первых же глотков чая мои груди стали наполняться молоком.

– Серёжа, малыши проснулись, – шепнула я, – я пойду кормить в апартаменты.

Молча захватив в руку мою ладошку, Сергей поднялся вместе со мной.

– Поцелуй деток за меня, – отвлекаясь от налогов, напутствовал Андре.

Выходя из лифта на своём этаже, мы увидели Настю и Стефана. Стефан нёс деток в обеих руках в сумках-переносках. Увидев нас, ни слова не говоря, развернулся и пошёл обратно в номер. Настя, оглядываясь, потянулась за ним следом.

– Лида, – удержал меня Сергей. – Прости меня, Девочка. Ты прячешься. Не убегай от меня, слышишь?

Я коснулась пальцами его щеки, погладила и попросила:

– Поцелуй меня! – и тотчас вскрикнула: – Ах! Осторожнее, милый, грудь полная.

Стефан в гостиной разговаривал по телефону, голос звучал глухо, слов я не разбирала, но было понятно, что Стефан раздражён. Я вопросительно посмотрела на Настю. Она пожала плечами и шепнула:

– С Дашей, может? Увязался за нами! Я думала, Паша останется.

Малыши проголодались – даже Катя против обыкновения сосала, не отрываясь. Макс, как всегда, ел деловито, не отвлекаясь и не останавливаясь. Пока сосёт, смотрит только на меня. Катя, та пока ест, всё вокруг осмотрит, скользит глазками, что по моему лицу, что по стенке, всё с одинаковым безразличием, но только увидит Серёжу, забывает обо всём и улыбается. Катя, вообще, улыбается только Серёже.

– Катя сегодня плакала, – вдруг сообщила Настя.

– Я не знаю почему. Во сне заплакала. Макс закряхтел, тоже во сне; выгибаться стал. А Катя спит и плачет. Я подумала мокрая, она же не терпит сырой подгузник. Заменила, а она всё равно не успокаивается. Максим проснулся и тоже скривил мордашку. Стефан не дал заплакать, взял на руки, он только покряхтел. Может, животики? Стефан массаж сделал, они вроде успокоились. – Настя покачала головой, вспоминая: – Катя так горько плакала!

Мои дети почти не плачут. Максим, даже когда родился, не заплакал, а басовито запел, возвещая миру о своём приходе. Катя, бывает, плачет, но очень редко. Я закрыла глаза и прислушалась к малышам. «Неужели почувствовали? Что? Мой страх? Или Серёжа в слепой ревности худое подумал?»

Макс выпустил сосок, улыбнулся во весь ротик, загулил, выражая удовольствие.

– Давайте, Лидия Ивановна… – Настя протянула руки и забрала Максима. Приладив его к плечу, стала прогуливаться с ним по комнате. Малыш любопытными глазёнками посматривал вокруг себя.

Катя ещё сосала, и глазки её постепенно закрывались. «Недоспала малышка, – думала я и, как только она отпустила сосок, приподняла её головку повыше и прижалась к лобику губами. – Что же тебя напугало, девочка?» Энергия доченьки была чистой, она безмятежно спала.

Неслышно войдя в спальню, над нами склонился Стефан. Прикрыв грудь рукой, я выразила негодование мимикой, он усмехнулся, взял у меня дочь и повернулся спиной, предоставляя возможность и приводить туалет в порядок, и кипеть, сколько мне хочется.

– Вы поели? – поинтересовалась я, когда уложив спящих детей поперёк кровати, мы все трое вышли в гостиную.

– Нет, – отозвалась Настя, – хотели заказывать, а тут Катя заплакала, не до обеда стало. Сейчас закажу. Стефан, выбери, что ты будешь есть. Я себе уже выбрала.

Стефан отличался многоречием, только тогда, когда был чем-то возмущён.

– Какое мясо? – с раздражением спросила Настя. – Книжка меню перед тобой. Выбирай хоть мясо, хоть не мясо, мне название блюда скажи.

Я подошла к стационарному телефону и сняла трубку. Нажала поочерёдно две клавиши и тотчас услышала услужливый женский голос:

– Здравствуйте. Я хочу заказать в номер обед на две персоны и перед этим хочу переговорить с кем-то, кто поможет мне сделать выбор. – Пока меня соединяли с рестораном, я спросила у Насти: – Ты что выбрала?

– Да-да. Здравствуйте. Мой гость любит мясо. Что вы можете порекомендовать? Баранина предпочтительнее. – Я в упор смотрела на Стефана, он с мягкой усмешкой на меня. – Хорошо. Именно это блюдо я и закажу. На гарнир – овощи, слегка припущенные в масле, лучше оливковом. Да, благодарю. И порцию сделайте, пожалуйста, двойную. Нет, и мяса двойную порцию, и овощей. Благодарю.

Потом я заказала блюда, выбранные Настей, на своё усмотрение десерт и кофе. Выслушала добрые пожелания администратора кухни и повесила трубку.

– Вот! Учись, – обращаясь к Насте, Стефан назидательно выставил вверх указательный палец, – женщина всегда найдёт способ сытно и вкусно накормить мужчину. А ты – «меню на столе возьми», – передразнил он её, – так и мужа накормить не сумеешь!

– Стефан, почему детки плакали? – вмешалась я в их перепалку. – Что думаешь?

Ответом мне был продолжительный и внимательный взгляд. Я опустила глаза раньше, чем он произнёс:

– Ну хорошо, обедайте, я пойду. – Я поднялась, и Стефан тоже поднялся с дивана. – Куда ты? Я сама дойду.

В лифте, расслабленно опершись могучими плечами на стенку кабины, он не спускал с меня глаз. Я никогда не умела уйти от его вопросов, пусть даже и молчаливых. Я смело подняла взгляд.

– Стефан, не смотри на меня так. Всё в порядке. – И снова опустила глаза.

– Я вижу. – Пропустив вперёд, он шагнул за мной из лифта, схватил за руку и потащил за собой.

– Стефан! – остановила я его и выдернула из его ладони руку. – Теперь пойдём.

Я пошла вперёд, а он старательно стал приноравливаться к моему шагу.

– У Даши вчера глаза были красные. Поссорились? – спросила я.

Мы шли по залу, притягивая к себе взгляды со всех сторон. Точнее, взгляды притягивал он. Огромного роста, огромный в плечах, с лохматой шевелюрой, закрывающей пол-лица. Тёмно-карие глаза мерцают из-за густых ресниц, и взгляд их всегда неторопливо внимателен и всегда печален. Стефан никогда не беспокоится, как он выглядит. Никогда не замечает того особого внимания к себе, какое проявляют женщины к красивым и печальным мужчинам. Красавицу Дашу Стефан покорил с первого взгляда ещё тогда, в Париже, в доме Андрэ. Вернее, он Дашу не покорял, она сама покорилась. Он её тогда и не заметил. Тогда он никого не замечал – жил в своём мире, состоящем из горя и боли. Боюсь, он и сейчас живёт воспоминаниями о своей первой жене.

Серёжа встал из-за стола и сделал к нам шаг навстречу. Я подняла лицо, встречая его поцелуй. Стефан стоял позади и закрывал нас от зала, но чей-то взгляд всё же проник из-за его спины. Я оглянулась.

– Какая-то женщина. Не в первый раз. Чувствую взгляд, оглянусь, она прячется.

И Серёжа, и Стефан осмотрели обедающих людей.

– Нет никого, Девочка, все заняты только собой. Садись, я тебе рыбу заказал. С малышами всё в порядке?

Я взглянула на Стефана. Он усмехнулся и, поворачиваясь к выходу, пробурчал:

– Всё в порядке, Серёжа, – запоздало ответила я.

– После обеда встреча за закрытыми дверями, думаю, минут на сорок затянется. Поскучаешь? Или поешь, и я провожу тебя наверх?

– Поскучаю. Детки спят. Настя тоже приляжет. «А подвергать себя вопрошающим взглядам Стефана, я не хочу», – добавила я про себя.

– Я не позволю соскучиться! – весело встрял в наш разговор Его Высочество. – Если ты, друг мой, разрешишь поухаживать за твоей женой, буду иметь честь пригласить графиню на танец. И если не оттопчу ей с первого раза ножки, дерзну пригласить и на второй, и на третий. – Принц через стол слегка поклонился мне.

– Ах, Ваше Высочество, танец с вами это скорее честь для меня. Я, увы, не принадлежу к особам королевской крови, правда, Андрей?

Андрэ развёл руками и, шутливо сокрушаясь, покачал головой.

– Ты не пойдёшь на обсуждение? – спросил у принца Сергей, не приняв его шутливого тона.

– Я всецело тебе доверяю, мой друг! – ответил тот. – К тому же, это такая скука! Думаю, вы там и за час не управитесь! Я часок потанцую с графиней, потом минут на пятнадцать загляну разогнать вас говорунов. Ну, а если вы раньше управитесь, то и того лучше!

Его Высочество был в ударе – он успевал и есть, и пить, и развлекать нас анекдотами, а понизив голос, поведал о курьёзных происшествиях из жизни королевских особ. Обычно сдержанный в проявлении эмоций, Андрэ смеялся так же весело, как я или принц. Только Сергей не участвовал в общем веселье, был задумчив и даже подавлен.

Перед десертом я положила руку на его бедро. Он взял мою ладошку, поднёс ко рту и, целуя пальцы, впервые за всё время обеда взглянул на меня – искристое тепло в его глаза так и не вернулось, в глазах его по-прежнему жила грусть.

– Серёжа, мне нужно тебе кое-что сказать. Лучше сейчас, чем потом.

Он несколько секунд смотрел на меня, потом встал и потянул меня за собой. Приведя в комнату для кормления, захлопнул дверь и, как и в прошлый раз, прислонился к ней спиной.

– Серёжа, давай забудем о том, что произошло! Ты избегаешь моего взгляда, и я всё больше чувствую себя виноватой.

– Да нет же, Девочка! – Положив руки на мои плечи, он прижался лбом к моему лбу и горячо прошептал: – Лидка, у меня перед глазами стоит твоё испуганное лицо. Я поверить не могу, что это я тебя напугал! Не могу понять, как, увидев твой страх, я не остановился? Как мог упиваться властью? Я обещал себе лелеять тебя, баловать, исполнять твои прихоти и не позволил малость – танцевать!

– Серёжа, нет! Ну что ты такое говоришь? Серёжа, послушай, я – счастливейшая из женщин! Господи! Ну что ты говоришь? Ты лучший из мужчин! Я люблю тебя! Смотри на меня, я тоскую без тепла твоего взгляда! Поцелуй меня, я скучаю по твоему желанию!

Губы Сергея сначала нежные, стали твёрже. Я услышала, как щёлкнул замок двери.

В распахнутые двери вип-зала поодиночке и по двое потянулись представители российского бизнеса. Серёжа и граф ушли в числе первых, я сидела за столом, уплетая кусок торта – нежнейший бисквит таял на языке, оставляя во рту горьковато-свежее послевкусие цитрусовой пропитки. Принц наблюдал за мной, лениво потягивая коньяк. Дождавшись, когда я сложила приборы, он сказал:

– Лидия, вы удивительная женщина! За пять минут вы повергаете мужчину в ад и ровно с такой же стремительностью возвращаете его в иллюзию рая.

– Ваша оценка происходящего не совсем справедлива, Ваше Высочество. Когда, как вы выразились, я повергаю мужчину в ад, я и сама оказываюсь там же. Когда я возвращаю мужчину, как вы выразились, в иллюзию рая, это совсем не значит, что и я возвращаюсь в эту самую иллюзию. И позвольте вопрос, Ваше Высочество, отчего же, по-вашему, ад – это реальность, а вот рай непременно иллюзия?

Недобро прищурившись, принц предпочёл не заметить моих уточнений и не стал отвечать на мой вопрос, а продолжал нападать:

– Ваш муж, графиня, ревнив, а вы по сути своей соблазнительница. Вы сама по себе для него отрава. Когда мы с вами познакомились, вы соблазняли инстинктивно. Вы и сейчас соблазняете любым вашим жестом, действием, у вас это в крови. За вами интересно наблюдать, но наблюдатель очень скоро становится жертвой. Полагаю, раньше вы не отдавали себе отчёта в своём воздействии на мужчин и потому искренне недоумевали, когда мужчина обнаруживал вам своё вожделение. Ваша наивность делала вас ещё более желанной и… опасной. Признайтесь, вы ведь не сталкивались с отказами?

– Я не искала побед, Ваше Высочество, потому и с отказами не сталкивалась. Да и что такое отказы? Когда-то меня бросили ради другой женщины!

– Бьюсь об заклад, тот мужчина до сих пор помнит вас, хоть и сбежал от вас ради собственной безопасности. – Его веселье сменилось холодностью: – Сегодня я увидел, насколько вы преуспели в искусстве обольщения, теперь вы соблазняете сознательно. Если бы ваш муж не остановил вас, и вы танцевали бы своё одинокое танго ещё минут пять, мужчины в зале начали бы турнир за право обладания вами.

Принц отвернулся, предоставляя мне возможность любоваться его горбоносым профилем. Я решила, что он кончил свою обвинительную речь, и хотела ответить, что танцевала вовсе не для того, чтобы кого-то соблазнять, как принц, вновь уколов беглым взглядом, продолжал:

– Я помню, графиня, ваш арабский танец. Тогда мною владело единственное желание, всадить кинжал в печёнку моего друга. Останавливало одно – я понимал, вы соблазняете только его, весь ваш танец предназначен исключительно для моего друга. Вы сами сочились вожделением и желали вы только его. – Воспоминание давалось ему трудно, но он договорил: – Я вам был не интересен, точнее, меня не было в вашем мире, я был пустое место.

Я тоже помнила тот арабский танец. Ничего непристойного – я была в брючном ансамбле – свободно облегающие брюки и блузка. Мы были в гостях у Его Высочества, в одном из отелей Парижа, ужинали, слушали арабскую музыку, дурачились – принц заявил о королевском праве освящать союз влюблённых, налил по ложке мёда на правые ладони мне и Серёже, соединил их, крепко стиснув своими руками. Мёд расплавился и потёк, и принц громогласно объявил брак угодным богам…

– К несчастью, сегодня вы соблазняли не вашего мужа, вы соблазняли других мужчин, – прервал принц мои воспоминания.

Он повернул ко мне лицо, я приняла его уничижающий взгляд и покачала головой.

– Возможно, вы правы, Ваше Высочество, возможно, мне, и в самом деле, не следует танцевать одиночные танцы. – Я обвела опустевший зал глазами и вздохнула. – Да, мне сегодня предстоит тяжёлый разговор с мужем. Я не готова к этому разговору, но говорить всё равно придётся. Вероятно, я действительно соблазняла. Не отдельных мужчин или женщин, а всех вместе. Сергей почувствовал порочность моего желания, потому, как умел, так и пресёк его, а с тем и моё «танго» остановил. Я ещё не умею в этом разобраться. Вы, Ваше Высочество, наблюдательны и проницательны, и если вы поможете мне лучше узнать себя, я буду вам признательна. Я знаю, вы не любите меня, и я не предлагаю вам дружбу. Нет. – Я покачала головой. – Мои слова вам вряд ли покажутся убедительными, но я всё же скажу. Я люблю Сергея. Он главный человек в моей жизни. Говорю эти слова и не верю, что могу такое сказать. Не дети. Он. Я много знаю про себя, но ещё большего не знаю. Желание соблазнить весь мир всплыло неожиданно и из неизвестных мне подвалов подсознания, но я с этим разберусь. И Сергей сегодня познакомился с неизвестным собой. – Я усмехнулась. – Рискую показаться банальной, но повторю вслед за многими – на Земле идёт большая игра, мой принц, борются Добро и Зло. Добро и Зло борются не вне, как думают многие люди, а внутри человека – всё, что мы наблюдаем снаружи, всего лишь последствия внутренней борьбы. Борьба идёт за красоту человеческой Души, за совершенство Личности, как бы пафосно это не звучало. Борьба идёт между нашими потаёнными страхами и потребностью любить. И знаете, Ваше Высочество, я сделаю всё, чтобы победить. И на этом пути приму любую помощь, как от друзей, так и от врагов.

Я умолкла, а принц, по-видимому, утратил интерес к теме разговора, он отвёл от меня глаза и уставился в пространство за моей спиной.

Неподалёку от нас, покинутые мужчинами, дамы объединились в группку – пили вино, смеялись, то и дело громкими голосами зазывая присоединиться к своему кружку товарок, скучающих наедине с телефоном. Одна из дам была особенно активной:

– Идите сюда! Идите-идите! – настойчиво приглашала она сидевшую ко мне спиной темноволосую женщину. – Мужики ушли, так у нас своя туса! Не стесняйтесь! Да что же вы?

Дама встала, намереваясь, по-видимому, перейти к действиям – взять брюнетку за руку или ещё как выразить свою доброжелательность, но вдруг её улыбающееся лицо исказилось обидой. Вероятно, получив не совсем вежливый отпор, она беспомощно оглянулась на подруг, но те старательно отводили глаза.

«Вот тебе и Добро, и Зло, – подумала я. – Одна чрезмерно назойлива в стремлении оказать Добро, другая слишком независима или, наоборот, стеснительна, чтобы не увидеть в Добре Зла. Как почувствовать меру и не обратить Добро во Зло? Ответ я знаю, только следовать ему чрезвычайно трудно. А ответ такой – надо принимать человека таким, какой он есть, и не навязывать ему ни своего настроения, ни своего миропонимания. А вот сие возможно только при наличии внутренней свободы, ибо только внутренняя свобода освобождает от желания указывать другому, как себя вести…»

– Лидия, – прервал мой внутренний монолог принц, – вы сказали, что я вас не люблю. Это не так. Я болен вами, Лидия, болен с того первого дня, как вас увидел.

После такого заявления я забыла и про дам, и про Добро со Злом. Во все глаза я уставилась на принца, а он улыбнулся и мягко произнёс:

Всё, что я смогла – это помотать головой из стороны в сторону.

– Наша первая встреча произошла в Париже. Помните? Вы занимались выездкой, когда мы с Сергеем пришли. Граф задержал нас в холле, и я наблюдал за вами через окно.

Ваша коса растрепалась. Опираясь на руку Стефана, вы спрыгнули с коня и согнулись пополам, руками собирая волосы в пучок. Вам было всё равно, что ваши волосы стелются по земле. – Принц ласково улыбался, то ли картинке из прошлого, то ли мне, сидевшей напротив с разинутым ртом. – Я был заворожен игрой солнца на ваших волосах. Потом вы выпрямились, но я не смог, как следует, разглядеть ваше лицо – вы спешили продолжать занятия. Волосы вы собрали кое-как, но вас это совершенно не заботило, вам всего-то и нужно было, чтобы они вам не мешали. Пока вы собирали ваши волосы, я был ужален вами навсегда.

Потом я смотрел, как расцвело ваше лицо, когда вы увидели Сергея. Вы на ходу скатились с коня, абсолютно не заботясь о безопасности. Стефан хотел вас подхватить и не успел. Умный конь замер, чтобы не задеть вас. Вы ничего не замечали. Вас не озаботило и то, кто находится рядом, что о вас подумают, как вы выглядите, вы упоённо предавались поцелуям с любимым.

Прошло уже несколько лет вашего замужества, но так вы ведёте себя и по сию пору. Вы умеете любить, но рядом с вами слишком много желающих вас мужчин. – Продолжая улыбаться, он покачал головой. – Я не враг, Лидия, я хочу быть на вашей стороне в этой, как вы выразились, «большой игре». Вы сказали, что не предлагаете мне дружбу, позвольте мне самому предложить вам дружбу и вот вам моя рука, – он встал, обогнув стол, подошёл ко мне и протянул открытую ладонь, – обопритесь на неё, если возникнет необходимость.

– О, благодарю вас, Ваше Высочество! – Тронутая его предложением, я тоже поднялась со стула и положила руку на его ладонь.

Мы стояли близко друг к другу, глаза в глаза, рука в руке. Я надеялась обрести в нём друга. Вдруг на лице его появилась усмешка, принц покачал головой и произнёс:

– Что происходит?! Я предложил дружбу женщине! Невероятно!

Мы оба рассмеялись. Он склонился к моей руке с поцелуем и после поцелуя предложил:

– Окажите мне честь, графиня, пусть тур вальса скрепит наш дружеский союз.

На танцполе, положив руку на плечо Его Высочества, я опять почувствовала сверлящий спину взгляд. Я хохотнула и не стала оглядываться. Принц удивился, но мы уже кружились в медленном вальсе, и я не стала ничего объяснять. Потом Его Высочество учил меня танцевать пасодобль, потом мы танцевали танго. Ещё один вальс. Ещё одно танго. Его Высочество любил танцевать.

– Лидия, а вы знаете, что это я склонил Сергея к занятию танцами. Именно так! И скажу, это было не просто, он сначала и слушать не хотел! – Принц вел меня к нашему столику, предложив сделать перерыв. – А вы танцуете спортивные танцы?

– Ах, я напрасно предложил вам перерыв, – подосадовал он, оглядываясь на танцпол. – Сейчас как раз та самая музыка. Я люблю темп, элементы акробатики в танце.

– Не напрасно, мой принц. В этом собрании я в некотором роде лицо официальное. Акробатику лучше оставим до следующего раза!

– Когда он случится этот следующий раз? – сварливо спросил он и хитро блеснул глазами. – За всё время нашего знакомства вы, графиня, удостоили меня честью танцевать с вами только однажды – на приёме в Париже. Но тогда я был официальным лицом и не мог в полной мере насладиться удовольствием.

– Ах, вы лукавите, Ваше Высочество, и даже не скрываете этого! Я танцевала с вами на нашей с Серёжей свадьбе.

– Мне приятно, что вы запомнили. Чему вы смеялись?

– Вы о котором разе изволите вспоминать? Я с вами только и делаю, что смеюсь! – Я искоса взглянула на него и расхохоталась. – Ах, Ваше Высочество, я благодарна вам за высокий штиль общения. Я не только слог имею в виду. С вами хочется быть барышней девятнадцатого века – милой, невинной озорницей и кокеткой!

Усаживаясь за стол, я жестом позвала официанта и заказала чай.

– А смеялась я над собственной паранойей. Когда мы начали танцевать, мне в спину кто-то смотрел. Я сегодня не в первый раз ловлю на себе взгляд незнакомой дамы. Ни на вербальный, ни на визуальный контакт она не идёт – прячется за спинами, будто следит исподтишка, либо изучает.

– И описывать нечего, я мало, что увидела. Распущенные темные волосы падают на лицо. Глаза близко посажены, кажется, тоже тёмные, живые. Очень яркая губная помада. Красная. Рост… полагаю, высокая. Она всё время глядела из-за чьих-то плеч, не тянулась. Пожалуй, всё.

Принц внимательно осмотрел весь зал, прощупал взглядом кружок выпивающих дам – их количество увеличилось, дамы раскраснелись и говорили одновременно – каждая хотела быть услышанной и не слушала других. Его Высочество досадливо произнёс:

– Лидия, мне придётся посетить эту чёртову, пардон, встречу, хотите, я вызову свою охрану?

– Ох, нет! Никакой охраны! Может, это жена какого-нибудь бизнесмена рассматривает мой туалет, а я придумываю невесть что. Вы идите на вашу встречу и не беспокойтесь. Я могу в комнате для кормления скрыться. Могу подняться наверх в апартаменты. Могу позвонить Стефану, и он спустится сюда. В конце концов, может быть, у неё нужда ко мне, и она ждёт, когда я окажусь одна. Ступайте. Беспокоиться не о чем – людей вокруг много и охрана отеля в зале.

Перед тем, как уйти, он вновь наклонился к моей руке и учтиво произнёс:

– Графиня, вы доставили мне огромное удовольствие. Благодарю вас.

– Ваше Высочество, мне было приятно провести с вами время. Благодарю за предложение дружбы. Мне оно дорого.

Я налила себе чай, глотнула пару раз и решила подняться в апартаменты. Только поднялась из-за стола, как услышала голос, раздавшийся из-за спины:

Голос был низкий, с лёгкой бархатистой хрипотцой – такой голос нравится многим мужчинам.

Я повернулась. Дама была та самая. Высокая, лет тридцати пяти – сорока.

– Здравствуйте. Вы всегда появляетесь из-за спины? – спросила я, открыто разглядывая её. Красивая. Минимум макияжа – ярко-красная помада на губах и всё. Кожа рыхлая, сероватая, видимо, много и давно курит. Дама тряхнула головой, и я узнала в ней грубиянку. Я сделала приглашающий жест рукой.

Она заняла стул принца. Сумку взгромоздила на стол. Я поморщилась. Она заметила и, усмехнувшись, ногой придвинула к себе соседний стул, переставила сумку на него и надолго погрузилась обеими руками в её недра. Я терпеливо ждала. Наконец, она швырнула пачку сигарет на стол и оставила сумку в покое. Зажигалку она держала в руке. Затихла, опустив глаза, будто собираясь с мыслями.

– Вы позволите? – Она бросила руку в направлении сигаретной пачки.

Её брови взметнулись вверх, она растерялась, и я пояснила:

– На доброжелательность вы отвечаете грубостью.

Она быстро догадалась, что я имею в виду, и рассмеялась с явным облегчением:

– Ааа, вы про эту! Слишком навязчива, не люблю! Но вам-то я ничего плохого ещё не сделала!

– Не собираюсь. Наоборот, я хочу с вами подружиться. Поверьте, нам есть о чём поговорить. Я пришла рассказать вам кое-что интересное.

– Почему вы думаете, что мне интересна ваша информация?

– Я не думаю, я знаю. Я хочу поговорить о… Сергее, – она помолчала, пытливо наблюдая за моим лицом, – как говорится, обменяться опытом. – Не увидев интереса, женщина опять потянулась к пачке сигарет. Одумалась и, откинувшись на спинку стула, продолжала: – Мы с вами в некотором роде подруги. – Она издала смешок. – Подруги одного мужчины. Я на «ты», ладно? – Выждала несколько секунд и, будто получив разрешение, продолжала на «ты»: – Если ты думаешь, что верного папика в сети поймала, нуу, типа возраст, то да сё, то вынуждена тебя огорчить. Не одна ты у него… – Женщина подалась к столу грудью. Она была без белья, и её груди свободно колыхнулись под тканью платья. – У него ещё я есть. Да-да, – покивала она головой. – А ещё наш жеребчик любит проституток. Седой весь, а всё не угомонится! Кстати, это он для тебя волосы красить стал? – быстро спросила она и, не дождавшись ответа, продолжала: – Это гиперсексуальность называется, знаешь? Типа он и рад бы с одной, а не может. Так устроен, понимаешь? – Рука её вновь потянулась к сигаретам. – Я потому и замуж за него не пошла.

Побарабанив ногтями того же красного цвета, что и помада, по столу рядом с пачкой сигарет, она схватила её и кинула в сумку. Видимо, чтобы не искушала.

Дама тряхнула головой, откидывая с лица волосы. Густые и блестящие они накоротко приоткрыли её лоб, обнажили маленький шрам на правой щеке и вернулись в прежнее положение.

– Молчишь? … Гордая? … А я тебя сегодня зауважала. Думала, ты обморочная дурочка голубых кровей, а ты ничего! Круто ты сегодня мужиков сделала! У них же у всех, глядя на тебя, в штанах мокро и тесно стало. Я там, среди них была. Потеть стали, засопели, про баб своих забыли. Я тебе даже позавидовала. Мне наш-то, – она подмигнула, – давно танцами предлагал заняться, а я отказалась дурёха. Теперь вот увидела, какая она, власть наша женская. Спасибо. Я всё по одному их приручаю, а ты скопом! – Она вновь умолкла, разглядывая меня, и переспросила: – Ты чего молчишь-то? … Зря ты так. Одинаковые мы с тобой. Не зря он нас выбрал. Ты вот замуж за него пошла, а я с ним давным-давно. Так давно, что пора бы и расстаться. Я уж и так, и эдак от него, а он всё расстаться не может. Не отпускает! А я куда? Он всё моё состояние в руках держит. – И вдруг, закинув голову назад, она расхохоталась. – А он-то как заревновал! Ой, умора! Я думала, он сломает тебя прямо там… под музыку! Мне всегда нравилось, когда он ревность свою напоказ выставлял, специально провоцировала, но так, как у тебя, у меня никогда не получалось! – И она опять захохотала.

А я почему-то никак не могла вдохнуть в грудь воздух, будто кто за горло взял. Маленьким горячим молоточком в висках стучало: «Она сравнивает меня с собой! Она сравнивает меня с собой».

– Ты чего покраснела? Глазищами-то как сверкаешь! Я не из пугливых… – и догадалась! – Ты думала, ты не такая?! Вот это да! Профессионалка не знала, на что способна?! – Покачав в изумлении головой, она потеряла ко мне интерес и, расслабленно откинувшись на спинку стула, заявила: – Ну, это твоё дело. Меня Карина звать, если что.

Я с трудом сглотнула отсутствующую слюну и поблагодарила:

– Благодарю, Карина. Сами того не подозревая, вы оказали мне неоценимую услугу.

– Да плевать! Если ты думаешь, что я пришла какую-то услугу тебе оказывать, ты ошибаешься. – Она вновь рванулась ко мне, припав грудью к столу. – Я за ним пришла! Он всё равно тебе сегодняшнее не простит, так что это ты мне подарок сделала. Я вообще думаю, он на тебе из-за титула твоего женился. Денег у него много, а вот благородства в фамилии не хватает. Не зря его всё время тянет то на балы, то в какие-то клубы элитарные, то на скачки. Скукотища же! Друзей зачем-то ищет среди лордов, а они все пресные, как… Я-то знаю, что ему на самом деле нравится, он тебе про это и рассказывать не станет. Мы, знаешь, как зажигали?..

Я уже не слушала её болтовню, махнула рукой официанту и перебила хвастливый поток:

Ей потребовалось несколько секунд, чтобы осознать вопрос.

– Кофе чёрный, без сахара, – наконец, ответила она.

– Мне, будьте добры, сок цитрусовый – грейпфрут, апельсин, лимон. Благодарю.

Пока готовили заказ, я укрощала эмоции воспоминаниями…

Серёжа бросился на зов Карины, а я вернулась домой, решив, что потеряла его навсегда. Прошло уже два месяца, как мы расстались, а он не сделал ни единой попытки связаться со мной. За это время моя жизнь вошла в колею – мы с Пашей жили на даче, по утрам он учил меня приёмам самообороны, при этом был строг и терпелив, как брат, а потом уезжал на работу, а я занималась хозяйством.

Я подвязывала подросшие кустики томатов к опорам, спеша кончить работу по утренней прохладе, и размышляла о графе. За прошедшие два месяца я ему так и не позвонила.

«Что я ему скажу? Что бы я ни сказала, Андрэ сразу поймёт причину нашего с Серёжей расставания и либо станет требовать моего возвращения в Париж, либо сам приедет сюда. Ни к тому, ни к другому я не готова. – Я разогнулась и в просторе небесной синевы увидела крупного пернатого хищника. Раскинув крылья, птица красиво парила, сокращая радиус полёта и по спирали спускаясь к земле. – Охотится! Как им живётся среди людей? – Я перешла на другой рядок посадок и дала себе обещание: – Сегодня! Сегодня же позвоню графу!»

От работы меня отвлёк шум открываемых ворот. Я оглянулась и застыла – онемев, потеряв способность дышать и двигаться. Сергей взглянул на меня и отвернулся, чтобы закрыть ворота. На его плече висел портплед.

Я смотрела, как он обходит виноградную шпалеру, как приближается по изгибистым дорожкам. Не дойдя до меня пары метров, он неуверенно остановился, не решаясь взойти на грядку, посреди которой я стояла.

Я медленно наклонила голову в приветствии, а он медленным взглядом скользнул по моему голому телу – пользуясь отсутствием Паши, ради загара я облачилась в бикини.

Так мы и стояли, глядя друг на друга. Наконец, я очнулась, заторопилась с грядки, но не к нему, а в противоположную сторону. Наклоняясь под ветками малины, обошла грядку и встретила его в дурманящем запахе расцветающих пионов, растущих у ступенек, ведущих на следующую террасу.

Поднимаясь по ступенькам, не оглядывалась, пошла впереди. Перед лестницей в дом сняла с крючка сарафан, надела на себя и только потом повернулась к нему.

– Маленькая, я без тебя не уеду. Я приехал за тобой… или к тебе, как решишь.

Я поднялась по лестнице на несколько ступенек и остановилась – не снимая сумки с плеча, Сергей разувался на коврике перед лестницей. Его рука, такая любимая рука, лежала так близко на перилах… я отвернулась и побежала по ступенькам в дом.

– Да. По ночам топим пока. Днём тридцать, а ночью плюс десять. Если не топить, ванная за ночь выстывает, утром заходишь, как в погреб. Проходи в гостиную, Серёжа. Я тебя сейчас завтраком накормлю, – пряча волнение за многословием, я двинулась на кухню, – можно было бы внизу, на летней кухне, но там солнце. Там после двух…

– Лида! – Сергей схватил меня за плечи и прижался лицом к затылку. – Лида, Девочка, ты забыла меня? Чужая… неприступная…

– …не могу без тебя… ни днём, ни ночью покоя нет…

Я пошевелила плечами. Он руки убрал. Не оглядываясь, я ушла на кухню. Слёзы, сбегая по щекам, капали с подбородка, оставляя на сарафане мокрые пятна.

Я поставила чугунную сковороду на огонь, тоненько нарезала ветчину, бросила на сковороду, позволила вытопиться жиру и подрумяниться кусочкам ветчины. Разбила яйца. На минутку накрыла крышкой – Серёжа любит полупропечённые яйца. Отрезала ломоть от хрустевшего под ножом вчерашней выпечки каравая и положила на тарелку. Сняла крышку со скворчащей яичницы и позвала:

Сергей сменил майку на рубашку, садясь за стол, зацепился взглядом за мокрые пятна на моем сарафане и поднял на меня взгляд. Я улыбнулась и вновь защебетала:

– Приятного аппетита, Серёжа! Кофе вот только нет. Ни Паша, ни я не пьём, поэтому не покупаем. Есть квас, если хочешь, малиновый. Сама ставлю. Ну или чай… чай травяной… мята, кипрей… гвоздику добавила… – Я отрезала кусок пирога и поставила перед ним на тарелке. – Вчерашний, капустный с грибами.

Умолкнув, села напротив, наблюдая за тем, как он взял вилку, нож, как отправил первый кусочек яичницы в рот, с отчаянием подумала: «Соскучилась! Как же я соскучилась, Серёжка… по рукам твоим… губам…», и торопливо опустила глаза.

– Ах! – Я потянула платок с головы. – Забываю.

Он жадным взором объял рассыпавшиеся волосы, я смутилась и промямлила:

Сергей резко встал и, перегнувшись через стол, взял меня за подбородок. Я подняла глаза и утонула в густой-прегустой зелени… близко, ещё ближе… губы робко прикоснулись к его горячим губам… я запоздало подумала: «Зачем?», вопрос тотчас растаял…

– Маленькая… счастье моё… одна ты у меня… одна… – Сергей покрывал поцелуями моё лицо. Огибая стол, он неловко толкнул его, загремела посуда… – никому, никогда… слышишь? … никому не отдам… моя ты… – и выхватил меня со стула.

Уткнувшись в колючую шею, я вдохнула его тепло и мысленно возопила: «Вот он, вот он мой дом! Зачем же убегать, если только тут мне хорошо?!»

Прижав к себе, Серёжа гладил мои волосы. Запустив пальцы в их гущу, сжал пальцы в кулак и потянул, понуждая меня поднять голову.

– Насмотреться на тебя… – его взгляд медленно шарил по моему лицу, и я вдыхала его дыхание, – скучал, с ума сходил, ни делом заняться, ни бездельничать… тоска, одна непроходимая тоска без тебя. Вернись ко мне, Девочка!

– Нет, Маленькая, не убегал – он покачал головой, – и к другой женщине не уезжал. Ты – моё счастье… жизнь моя…

Моё сознание растворилось в ощущениях – нежной ласке губ, ласковой нежности языка…

– Первого?.. – я попыталась сообразить, какое нынче число.

– Июня, Маленькая. Первого июня. Ты согласна… согласна стать моей женой?

Он выдохнул, будто сбрасывая с плеч груз, и вернулся к поцелуям.

– Девочка… соскучился… ротик желанный, сладкий… – рука, забравшись под подол сарафана, огладила ягодицы, пальцы скользнули меж бёдер… – моя…

Карина болтала, по-видимому, на этом этапе «обмена опытом» ей собеседник не требовался, трясла время от времени гривой волос, смеялась:

– …жеребчик уж не тот! Хоть и тр***ет проституток, да… – Карина пренебрежительно махнула рукой, – больше по статусу. В их деловой среде положено, кроме жены и любовницы, девок дорогих иметь…

Я поморщилась: «Точно по Киплингу – если эта женщина и была когда-то ядовитой, она давно пережила свой яд», и вновь уставилась в точку меж её бровей…

Каким-то образом мы оказались в гостиной, на полу, на стянутом с дивана покрывале. Он теребил мочку моего уха, потом спустился пальцами по шее и попробовал добраться до груди и не смог – я слишком тесно прижималась к его телу. Он приподнялся, перевернул меня на спину и приник ртом к соску. Я чувствовала, что в нём снова растёт желание, но он вернулся в прежнее положение, и я опять прилепилась к нему.

– Соскучился, боюсь истерзать тебя. – Приподняв и пригнув ко мне голову, Сергей глубоко втянул в себя воздух и выдохнул: – Надышаться не могу… ветром пахнешь… травкой… Лидка, мне страшно – никогда, ни с кем я не терял голову до беспамятства…

Я потянулась к его губам и тем разрешила его борьбу с желанием в пользу желания…

А потом Сергей рассказал, почему так стремглав бросился на зов Карины.

– Когда мы в Москву вернулись, я подумал, что до свадьбы надо снять с себя обязательства. Раньше, ещё в Париже, надо было заняться, а мне в голову не пришло. Закончил со счетами Галины. Подготовил портфель Карины, финансиста для неё нашёл. Всё думал, как бы с ней разговор выстроить, а тут она сама позвонила, вся в слезах, в панике; сообщила, что попала в переделку и её арестовали. Я и раньше исполнял для неё роль службы спасения.

– Что? … Да. Обошлось почти без ущерба – лишили права постоянного проживания в Вене. Для меня её неприятности – удача. Ради спасения от тюрьмы, она на всё согласилась без уговоров и без истерики. – Он вздохнул. – Надо было объяснить тебе, а я решил не беспокоить, не волновать. Получилось, скрыть хотел. Я тебе позвонил, когда самолёт сел в Вена-Швехат. Ты трубку не взяла, помню, подумал: «Ну как всегда! Телефон где-то бросила, сама чем-то занялась». Позвонил вечером – то же самое. Волноваться начал на следующий день. Позвонил Павлу – телефон отключен. Позвонил Маше. Маша сообщила, что она ночевала в доме, а ты в дом ехать отказалась, а сегодня куда-то, видимо, с самого утра уехала с Павлом, потому что ни его, ни тебя в квартире нет. Через полчаса она перезвонила и сказала, что твой телефон лежит на тумбе в спальне, а рядом с ним лежат банковские карты. – Серёжа вновь вздохнул. – Я понял только тогда, когда Маша сказала про карты. Вспомнил твой взгляд, когда усаживал тебя в машину. Маленькая, это отвратительное ощущение – ощущение полной беспомощности – мозг мечется в поисках решения, а страх нашёптывает о бесполезности любого действия.

Я протянула руку к его щеке и, накалываясь на щетину, кончиками пальцев провела по ней.

– Не звала. Для меня было большой неожиданностью встретить его в аэропорту. Он прилетел раньше меня. В первый момент я подумала, что это ты его отправил.

Серёжа умолк, отнял от своей щеки мою ладошку и, прижав её к губам, задумчиво протянул:

– Ты настроен на переживания другой женщины.

Сергей какое-то время обдумывал мои слова, покачал головой и отрезал:

– Нет! Лида, я дом закончил. Лошади из шатра на конюшню переехали. Стефан с Васей баню опробовали, говорят, хороша. – Он засмеялся. – Вася хамам не одобрил. «Самая хорошая, – говорит, – наша русская, ну и финская тоже ничего. А эта хамам! Ты, Сергей Михалыч, что ли, для форсу её выстроил?» Я говорю: «Для Маленькой. Маленькая любит хамам». Лида, Красавица тоскует. Вначале буянила, потом сникла. Я пообещал, что привезу тебя. Она ждёт. Все ждут, Лида. Граф в своём Париже места себе не находит.

– Маленькая… плачешь? Прости меня, Девочка, я всегда жил один, и мне надо учиться жить в «мы». Выброси из головки других женщин! Нет никого! Одна ты у меня. Единственная! – Он покачивал меня в объятиях, ждал, пока успокоюсь. – Глупенькая, моя Маленькая! Сокровище моё!

Одно его присутствие дарило мне радость жизни. Слова исцеляли, наполняя жизнью каждую клеточку, иссушенную одиночеством.

К вечеру Сергей уехал на переговоры с мамой. Один уехал, без меня.

Вернулся поздно, мы с Пашей ждали, не ужинали. Услышав шум ворот, я слетела по лестнице навстречу и повисла у него на шее.

– Я гостинец привёз, Акмарал чебуреки для тебя испекла, передала с Бауржаном. Остыли вот только. А ещё мы тебе паспорт поменяем. Адильбек берётся помочь.

Я целовала его щёку, ожидая, когда он скажет о главном. Удерживая меня на весу, он разувался.

– Правда, Девочка! Завтра поутру поедем в серьёзное учреждение, заявим об утере паспорта, а к вечеру получим новый документ.

– Мама? А что мама скажет? Мама приняла от меня корзинку цветов, чаем напоила. Мы посидели, поговорили… с мамой всё хорошо, Маленькая.

– И? – я стукнула кулаком по его груди, – Серёжка!

– Иииии… – В вечернем прохладном воздухе мой визг разнёсся по всему ущелью. – Как тебе удалось?

– Нет-нет-нет! Вначале поцелуй меня. Три раза. За гостинец. За паспорт. За маму. Поцелуй так, чтобы у меня дух захватило. Сможешь?

Я нащупала ногой ступеньку и встала на неё. Коснулась языком его губ…

Вначале Серёжа бросил на пол мешочек с гостинцем. Руки прижимали к себе, мяли, ласкали моё тело. Потом поцелуй перестал быть моим, его губы властно обхватили мои. А потом раздался треск разрываемой ткани.

– Серёжа… – испуганно прошептала я, – Паша…

– К чёрту Пашу… не мальчик, – прорычал он, и, как был в носках, затащил меня в подвал…

Двери вип-зала распахнулись, из них вышли несколько человек. Среди них и Серёжа. Продолжая разговор, Сергей взглянул в направлении нашего столика и… окаменел лицом. Один из собеседников, стараясь привлечь к себе его внимание, похлопал его по руке. Не глядя на него, Сергей выставил перед ним ладонь в пресекающем жесте, медленно повернул голову ко мне, его застывший взгляд встретился с моими глазами. Миг, и он рванулся с места, лавируя между столиками. Принеся с собой волну воздуха и тревоги, выдохнул:

– Маленькая… – приподнял к себе моё лицо, всматриваясь, ощупывая глазами.

С видимым облегчением он прижался губами к моему лбу, шумно втянул в себя воздух, замер на несколько секунд и выдохнул:

Он вновь взглянул мне в глаза, кивнул снизу вверх, словно подбадривая, и, выпрямляясь, повернулся к Карине. Та встретила его развязной ухмылкой на губах и настороженностью во взгляде. Не выдержав молчания, тряхнула головой, но привычный жест тоже не принёс уверенности, смыв попутно и ухмылку с её лица. Она подобралась, даже руки, доселе свободно брошенные на стол, подтянула к себе.

– Что ты здесь делаешь? – Тихий, спокойный голос Сергея выделил слово «здесь».

– Я приглашена так же, как и ты! – Огрызнулась она, вновь тряхнув головой.

Сергей молча ждал ответа, а Карина попыталась скрыть неуверенность за… многословием. Отметив это, я усмехнулась: «И впрямь, похожи…»

– Ааа, ты спрашиваешь, что я делаю за столиком твоей… – Она поискала подходящее слово, не нашла и просто кивнула в мою сторону. – Мы познакомились. Я рассказала ей о нашей любви. Что ты так смотришь? Ты же про меня ей не сказал, вот я и решила сама представиться. А теперь вот хочу рассказать о наших маленьких шалостях. Сам-то постесняешься про такое, а ей это ой как интересно будет узнать! Садись уже! При тебе рассказывать буду, вдруг без тебя не поверит.

– Детка, не вынуждай меня создавать тебе неприятности.

– Ты уже создал мне неприятности! – надула она вдруг губы. – Подсунул этого грубияна и тупицу. Он же ничего не смыслит в финансах! Он разорит меня! Почему ты сам не ведёшь мои дела? Ты же знаешь, я ничего не понимаю во всей этой чёртовой бухгалтерии, и мне нужна твоя помощь!

Капризный тон избалованной девочки плохо вязался с хрипотцой её голоса. Испытывая неловкость, я отвела от неё взгляд и увидела Андрэ. Граф только что вышел из зала и попал в плен к некому малому ростом и широкому телом господину – ухватив Андрэ за локоть, господин что-то горячо доказывал, разрубая воздух свободной рукой. Наклонив ухо к собеседнику, Андрэ блуждал взором по залу. Увидев Сергея, нашёл меня, улыбнулся и, едва заметно указав глазами на собеседника, закатил глаза. Я тоже улыбнулась. Но тут его собеседник, по-видимому, сказал нечто несуразное, граф внезапно выпрямился, решительно высвободил из захвата свою руку и, коротко кивнув головой оторопевшему господину, направился к нам. Я мысленно охнула: «Не надо, ох как не надо, чтобы граф стал свидетелем нашей разлюбезной беседы!», прикоснулась к руке Сергея и молча указала глазами на Андрэ.

Андрэ шёл свободно, ему не требуется пробивать себе дорогу или лавировать между людей – путь перед ним освобождается сам собой. Словно невидимая предупреждающая волна катится впереди, а он неторопливо шагает вслед за ней, едва заметно наклоняя голову в знак признательности расступающимся людям, храня в лице доброжелательность и достоинство.

Карина тоже увидела графа, бросила капризничать и пробормотала:

– Вот и высокородный папаша нарисовался. – Она бегло взглянула на меня лукавым глазом и глумливо спросила: – Может, мне заняться старикашкой? – Вновь присматриваясь к Андрэ, задумчиво протянула: – А он ничего, и не старикашка вовсе… Как прямо держится! Сколько ему? Подружками мы, графинюшка, стали… замуж за папашу выйду – породнимся! А? – Она вновь взглянула на меня и засмеялась. – Матушкой будешь меня называть!

Андрэ остановил солидный господин с бородой, граф взглянул на меня и развёл руками. Я с облегчением выдохнула, а Карина подытожила:

– Карина, что ты хочешь? – мягко спросил Сергей.

– Тебя я хочу, разве не понятно? Давай начнём всё сначала. Я же знаю, ты любил меня.

Обращаясь к стоявшему на ногах Сергею, Карина вынужденно высоко поднимала подбородок, плечи она развернула, и её груди – небольшие, конической формы, рельефно обозначились под тонкой тканью платья. На длинной шее волновалась, пульсировала жилка.

– Признайся, тебе эта женитьба для бизнеса важна? Можешь оставить свою жёнушку себе, я не ревнива. Серёнька, вспомни, как нам хорошо было!

На этот раз женщина говорила искренне и очень, очень интимно. Хрипотца обволакивала. Сергей молчал. Что было в его лице? Я и хотела, и боялась увидеть. «Что я здесь делаю? – спросила я себя и тоскливо огляделась. – Невольный свидетель любовного объяснения двоих. Тахмина сказала, судьба Сергея не я. Возможно, эта женщина и есть его судьба? И она всегда будет вмешиваться в нашу жизнь».

Ладонь Серёжи легла на мой затылок и не позволила встать. Пальцы ласково коснулись мочки уха, скользнули по шее вниз к межключичной ямке, потом поднялись к подбородку, приласкали. Ладонь вернулась на затылок – тёплая, успокаивающая.

Карина заворожено следила за движениями его руки, а когда он положил руку мне на затылок, подняла взгляд на меня. Лицо её вновь разительно изменилось – она… оскалилась. Именно так! оскалилась – обнажила мелкие острые зубки и прохрипела:

– Карина… – предостерёг Сергей, и я вздрогнула от тона его голоса…

– Не пугай! – крикнула Карина. Странно, но её крик не привлёк внимания окружающих. – Давай! Вызывай охрану! Посмотрим, хватит ли у тебя смелости! Ты всегда был труслив, всегда боялся скандала.

Красивая женщина на глазах стала уродливой – черты потерялись, в хриплом крике на лице остался только рот – оскаленный, с поплывшей по губам помадой, запачкавшей и верхние резцы. Вместе с криком из её рта вылетали остатки слюны, в уголках губ запекалась пена.

Я рванулась со стула и упала обратно, прошептав одними губами:

Как гора, возвышаясь над окружающими, Стефан нёс детей на кормление. Рядышком семенила Настя.

– Маленькая… – Серёжа наклонился, с новой тревогой всматриваясь в меня.

– Я расскажу, какой ты! О! Тут всем будет интересно послушать!

– Прости меня, Девочка! – Не отвлекаясь на вопли Карины, Сергей взглянул в сторону Стефана и приказал мне: – Отправляйся с детьми в комнату!

Понимая, что что-то происходит и ускользает от её внимания, Карина заткнулась, оглянулась туда, куда до этого смотрел Серёжа, и уставилась на замедляющего шаг Стефана. Стефан даже не заметил её, зато Настя повернулась к ней всем корпусом и растопырила руки так, будто думала закрыть ими детей. Я поднялась со стула и обыденно произнесла:

Стефан тотчас двинулся к комнате для кормления, и тут Карина присвистнула и изумлённым шёпотом воскликнула:

Будто споткнувшись об её слова, Стефан остановился и стал медленно к ней поворачиваться.

– Быстро же вы щенков успели нарожать! – продолжала удивляться она. – Или графини, как кошки, дважды в год рожают?

– Настя, унеси детей, – мягко приказал Серёжа.

Не спуская глаз с Карины, Стефан подал сумки с детьми Насте и глухо буркнул:

Настя опрометью бросилась прочь. Серёжа проводил её взглядом и тем же мягким тоном повторил мне:

– Делишь жёнушку с этим лохматым медве… – и не договорила.

Сергей шагнул и выдернул её из-за стола. Лицо женщины исказилось, взгляд испуганно заметался по лицу Серёжи, и вдруг глаза и вовсе округлились ужасом. Между нею и Сергеем стремительно вклинился Его Высочество, восклицая:

– Добрый вечер, – следом раздался вежливый голос Андрэ.

Никто из нас не заметил, как он и принц подошли к нам. Глядя на слившуюся в объятии троицу, граф спросил:

– Ваше Сиятельство, – упредил меня принц, оглянувшись с виноватой улыбкой, – приношу глубочайшие извинения. Не усмотрел. Подружку пригласил, пардон, дама не из высшего общества. Друг мой, благодарю. – Последнюю фразу он сказал Сергею, решительно беря Карину за плечо.

Мужчины несколько секунд смотрели в глаза друг другу, и Серёжа отступил.

– Ещё раз приношу извинения, – принц вновь оглянулся к графу и учтиво склонил голову, – граф… графиня. Пойдём, крошка. Выпила? Пойдём, не будем никому портить вечер.

Непонятно почему потерявшая способность говорить, Карина делала попытки отлепить от себя его пальцы, но пальцы Его Высочества только беспощаднее впивались в её плоть.

– Ну-ну, крошка, не надо сцен, – со смешком урезонил он, за лёгкостью его тона звучала неприкрытая угроза, – ты же знаешь, я этого не люблю. Пойдём, я провожу тебя к твоему суженому.

Принц потащил её от нас, не забыв прихватить и её сумку. Карина бросила на Серёжу умоляющий взгляд, но Сергей на неё уже не смотрел.

Сбросив оцепенение, я шагнула к графу и подставила ему лоб для поцелуя.

– Пойду кормить. Андрей, милый, закажи мне чаю, пожалуйста.

Скрывшись из глаз, у дверей нужной мне комнаты я прижалась к стене спиной и закрыла глаза, вызывая могущественную энергию Прощения. Сергей подошёл неслышно.

– Лида, прости. Я не знал, насколько её яд проник в тебя…

Я уткнулась лбом в его грудь, захватывая и его в очищающий поток огня. С улыбкой в голосе он спросил:

Я кивнула, не открывая глаз, и через пару минут сказала:

Малыши только что проснулись и ещё позёвывали, уложенные в рядок на пеленальный столик. Столик ещё вчера привёз Павел. Эльза приезжала навести чистоту и в этой комнате, и в апартаментах. А Настя всё равно всю дорогу брюзжала, что тащим детей куда не попадя.

Сергей с порога устремился к детям, но окрик Насти: «Руки!», заставил его остановиться и резко изменить маршрут – повернувшись на девяносто градусов, Серёжа с той же скоростью устремился в ванную. Я хохотнула, а Настя вновь сварливо повторила свою утреннюю фразу:

Из ванной Серёжа вышел без пиджака и, разложив деток по предплечьям, заворковал:

– Проголодались маленькие, проголодались наши детки! Проголодалась доченька моя! Ах, как ты улыбаешься папе! Дай носик поцелую. И сынка тоже проголодался, и сынку поцелую! Голодный, мужичок? Сейчас-сейчас, маленькие, сейчас мама нас будет кормить.

Он прохаживался с малышами по комнате, пока я готовилась к кормлению – обмывала, а потом обтирала грудь грубой, жёстко накрахмаленной тканью – это Маша с Дашей придумали, чтобы кожа сосков загрубела, а я не спорила. Детки мне в первые же дни рассосали соски до трещин.

Только я присела на диван, Сергей подал мне Катю. Малышка жадно припала к груди. Я засмеялась.

Сергей подал второго малыша. Максим взял сосок в ротик спокойно и деловито.

Детки трудились, и переполненные молоком до каменной твёрдости груди начали умягчаться. Серёжа занял свою обычную позу – опустился подле нас на пол, одной рукой обнимая мои колени, локтем другой оперся на диван. Я оторвала взгляд от детей, посмотрела в его лицо и рассмеялась. «Четвёртый месяц деткам пошёл, а восторг на его лице тот же, словно это четвёртый день».

– Что ты, Маленькая? – спросил он, поднимая на меня глаза.

Катя выпустила сосок, повела глазками по сторонам, по моему лицу и, дрыгая ножками, начала что-то рассказывать. Вновь набросилась на сосок и стала сосать так же торопливо, как и в начале кормления. И так по нескольку раз. Максим уже насытился и гулял на руках отца по комнате, а Катя забавлялась – захватив сосок, отпускала, высказывалась, опять устремлялась к соску, уже даже не захватывая в ротик.

– Никак не определишься? – рассмеялась я, поглаживая дочь по тёмненьким волосикам. – Хватит или ещё поесть? Плохо, маленькая, если и в жизни ты не будешь знать, что хочешь!

Единственная процедура, при которой Катюша затихает, это массаж. Когда Стефан своими огромными пальцами растирает её тельце, разводит ручки и ножки в стороны, понуждает её переворачиваться с животика на спинку и обратно – она сосредоточенно покряхтывает и ничто в этот момент не способно её отвлечь.

Серёжа наклонился и забрал у меня малышку. Настя кинулась к нему со вторым полотенцем – одно уже лежало на плече под головкой Максима.

– Мы погуляем в парке, пусть детки поспят на свежем воздухе, – уведомила она и, взглянув на меня раскосыми, с чуть приподнятыми к вискам внешними уголками, глазами, задиристо спросила: – Когда домой-то поедем?

– Ночью, – ответила я, приводя себя в порядок.

Настя подошла, положила ладошку на мой затылок, понуждая пригнуться, и сердито застегнула молнию на моём платье.

Сдерживаемое на время кормления, возмущение Насти вырвалось наружу:

– Да таких, как эта, которая у вас за столом… таких, вообще, кастрировать надо и не пускать в приличное общество.

Настя плюхнулась на диван, пара злых слезинок скатилась по ее зарумянившимся щекам.

– Эту женщину можно только пожалеть, она не знала и никогда не узнает материнства, она никогда не знала любви. Настя, она настолько несчастна, что ненавидит весь мир. И себя она тоже ненавидит, только не догадывается об этом. Все её гадкие слова рождены ненавистью и бессилием. Раньше она думала, что в её власти судьбы людей, а сегодня поняла, что не всесильна. А ты хочешь поддержать и упрочить её власть.

– И тем и укрепила бы её власть! Твои эмоции, кто ими сейчас управляет? … Ты? … Или та женщина? Она хотела, чтобы люди рассердились, сказала злые слова, ты услышала и вот – ты сердишься, даже хочешь убить. Её уже нет рядом, но её слова до сих пор управляют тобой. Настенька, какие бы слова ни говорил человек, для тебя они должны быть только информацией, звуком и ничем более. Человека, владеющего собой, никто не может заставить сердиться или обижаться! Понимаешь, девочка? Я хочу, чтобы ты была свободной от злых манипуляций.

– Так значит, зло пусть остаётся безнаказанным?

– Нет. Злу надо давать отпор. И первый рубеж борьбы – ты сама, твои эмоции. Будучи разозлённой на чью-то злость, ты умножаешь зло – был один злой, стало двое. Я уж не говорю о том, что, заразившись злостью от одного, человек обязательно поделится злостью с третьим. И главное, Настя, дети чувствуют энергию лучше, чем взрослые, и я хочу, чтобы мои дети жили в добрых энергиях.

– Лидия Ивановна, – глаза Насти вновь затуманились влагой, – не обижайте, я люблю и Макса, и Катеньку.

– Я знаю, девочка. Потому и говорю с тобой. Пять минут назад, какие чувства ты испытывала? Это была любовь?

– Дети не могут знать, на кого была направлена твоя нелюбовь, на них или ещё на кого-то. Они остались спокойными потому, что не чувствовали агрессии в свой адрес, но твою нелюбовь они почувствовали.

– Получается, злая тётка не нанесла малышам вреда своими словами, а я рассердилась и причинила вред?

– Именно так и распространяется зло, запомни это, девочка! И ещё, Настя, – я улыбнулась – кастрируют мужчин, женщин стерилизуют.

В апартаменты мы поднялись все вместе. Предстоял торжественный ужин, и этикет предписывал мужчинам надеть смокинги, а дамам вечерние туалеты.

Андрэ зашёл побыть с детьми, пока Настя будет собирать их на прогулку. Через неплотно закрытую дверь спальни, я слушала, как Его Сиятельство разговаривает с будущими (возможно!) Их Сиятельствами на чистейшем французском языке, а те отвечают на чистейшем детском, непонятном, но зато чрезвычайно искреннем и эмоциональном.

Даша тоже слушала и улыбалась, раскладывая на туалетном столе расчёски, зажимы, шпильки, словом всё, что может потребоваться для конструирования причёски. Ещё вчера, как только я определилась с платьем, мы придумали довольно сложную причёску, а посему сидеть перед зеркалом мне предстояло довольно долго.

Платье моё, кроме Даши, никто не видел. Я «изобретала» его с Мишелем в таком бурном споре, что мы поругались. Он настаивал на более открытом варианте, я требовала элегантности. Мишель в сердцах обозвал меня старой бабкой, даже не догадываясь, насколько недалёк от истины. В результате наш творческий союз распался на месяц. А когда мой любимый модельер выкипел до дна и взялся за исполнение заказа, было поздно – тот приём, для которого я заказывала платье, прошёл. А потом я забеременела. Платье я шила под фамильный изумруд графов Р., а роскошный изумруд на рядовой ужин не наденешь. «Вот и дожидалось оно, моё выспоренное платьице, особого случая. – Я усмехнулась. – Случись Мишелю узнать, что я нарядилась в платье полуторагодичной давности, разразится гроза. Хотя мой свадебный туалет они так и не устают штамповать тому уже четыре года. Сколько невест в нём вышли замуж».

Мишель быстрый во всём – умом, речью, моторикой, сменой эмоций. Мы познакомилась в Милане, в самый первый мой приезд в этот город. Случайно. Он зачем-то явился в торговый дом, где я в это время хотела купить половину костюма. В костюме мне понравилась оригинальная юбка-брюки, но абсолютно не устроил верх. Консультант убеждал в тенденциях сезона. «Так, я и не спорю, – соглашалась я, – верх прекрасен для девушки ростом, скажем, 175. Но с моим ростом – объёмный верх, да с юбкой-брюками?! Ну никак, нет-нет. Нельзя!» Возмутившись наглостью дилетантки, Мишель ввязался в разговор. Серёжка веселился, переводя риторику сторон. Не знаю, с чего я в бутылку полезла, но я выбрала среди вешалок другой верх и в оскорблённом молчании удалилась в примерочную, затем продемонстрировала на подиуме свой вариант, а потом их вариант. Переоделась в своё и, выйдя из примерочной комнаты, заявила:

– Маленькая, я оплатил твою юбочку. Верх, который не понравился, выбросим.

– Нет. Рассердили они меня. Не нужен мне ни верх, ни низ, ни середина. И всё то, что я до этого спора выбрала, тоже не нужно. Скажи, пусть оформляют возврат.

Мишель сам принёс пакеты с моими обновками. Показал юбку-брюки с верхом, выбранным мною, подтвердив, что мой выбор верный, и… предложил поработать на подиуме: «Сценарий дефиле утверждён. Три, – он растопырил перед моим лицом три пальца с прекрасным маникюром, – всего три выхода могу тебе дать! – Будто я умоляла о каких-то выходах. – Посмотрим, возможно, нахальная девчонка с улицы – это то, что нам надо».

«Господи, помилуй, нахальная – это я?! – изумилась я про себя. – При моей неуверенности в себе, звучит как комплемент!»

Так я получила работу и нашла любимого модельера одежды, а следом и любимого дизайнера обуви.

Трудно вообразить себе более неподходящую пару, чем эти двое.

Большой, слегка косолапивший, Луи, очень напоминающий уютного плюшевого медвежонка гигантских размеров, подслеповатый и флегматичный, в каждую минуту жизни с бесконечным обожанием смотревший на Мишеля, и Мишель – маленький атомный реактор, фанат самого себя, небольшой росточком, тонкий, крикливый и неожиданно сентиментальный…

Потеряв терпение, я посмотрела на Дашу. От улыбки Даши не осталось и следа, Даша шмыгала носом, видимо, «пережёвывая» ссору со Стефаном. Я знала, что она и хочет, и ждёт моих вопросов.

– Что случилось, Даша? У тебя второй день глаза на мокром месте.

Но Даша смахнула слёзы ладошкой, опять шмыгнула носом и не ответила. Я вздохнула.

– Хорошо. Расскажи, что дома за день произошло.

– Ничего не произошло. Скучища. Весь дом, как вымер. Собаки и те в угол забились и целый день дрыхли. Марь Васильевна их уже часа в три на улицу вытолкала, так они дальше террасы не ушли. Одна Эльза жуткую деятельность развела, генералила детскую и вашу спальню.

– У Марь Васильевны оставила. Вчера куксилась, сегодня вроде ничего.

– Так он ехать опять собирается! На могилку к своей. А меня опять не берёт!

– Даша, третий год одна и та же песня. Ты к мёртвой ревнуешь! У могилы поминать ты ему зачем?

– Так я не пойду на могилку. Пусть сам идёт с мёртвой разговаривать. Поехать только с ним хочу.

– Зачем полугодовалого ребёнка таскать туда-сюда?

Даша бросила локон, который до этого старательно укладывала, и со злостью размазала слёзы по щекам.

– Ты что с ним сговорилась?! Почему ты всегда на его стороне?

Она попятилась и упала попой на изножье кровати.

– Ты вон везде с Сергей Михалычем… и дети с вами.

– Разница в том, что ни я, ни Серёжа, мы не принуждаем друг друга. – Я протянула ей упаковку салфеток. – Даша, Стефан любил свою первую жену. Ты знаешь, что он себя винит в её смерти. Боль его так велика, что он не может не ездить на могилу. Так он отдаёт долг живого перед мёртвой. Стефан честно предупреждал тебя, что не готов к отношениям, но ты так хотела за него замуж, что тебе всё нипочём было! Я надеялась, что твоя любовь и ласка ускорят его исцеление, и он вновь полюбит. Тебя, Даша, полюбит! Но беда в том, что замуж ты за Стефана хотела, а вот любить его, не любила.

– Неправда, – выкрикнула Даша, – я люблю Стефана!

– Даша, любящая женщина бережно относится к ранам своего мужчины. А ты, как садист, ковыряешь рану Стефана и рядышком норовишь новые нанести. У него даже защиты от тебя нет, он только молчанием спасается. – Я отвернулась от неё к зеркалу. – Всё! Заканчивай причёску и уходи!

Так я с Дашей никогда не говорила. Даша притихла, слёзы её разом высохли, возмущение улеглось, в полном молчании она вновь принялась укладывать мои волосы.

«Ревность, – думала я, – всё та же проклятая ревность. Даше недостаточно владеть Стефаном сейчас, она жаждет владеть и его прошлым. А дальше? А дальше она захочет завладеть его любовью к лошадям, любовью к резьбе по дереву… а если и это удастся, Стефана не останется, останется Собственность Даши. Но к тому времени и от её любви останется только пепел».

Кончив, Даша опустила руки и смиренно опустила глаза.

– Благодарю, Даша, – поблагодарила я, вставая. Подошла к висевшему на дверце гардеробного шкафа чехлу с платьем и расстегнула молнию.

Все домашние зовут меня этим именем, даже моя мама. Я вздохнула и ответила:

Тщательно оглядев себя в зеркале, я осталась довольна. Не знаю, что мне нравилось больше – туфли от Луи или платье от Мишеля.

– Ой! А изумруд-то! – хватилась Даша. – Бросившись к туалетному столу, она торопливо достала из футляра драгоценность, вернулась и надела подвеску мне на шею.

– Спасибо, Дашенька! – вновь поблагодарила я и вышла в гостиную. – Серёжа, прости…

Сергей просматривал какой-то листок бумаги, поднял на меня глаза, да так и замер. Взгляд его пробежал до самого пола и вернулся к моему лицу. Чуть охрипнув, он произнёс:

– Маленькая, ты восхитительна! – Он сделал круговое движение кистью руки. – Покажись мне…

Я с готовностью повернулась спиной – я люблю демонстрировать Серёже туалеты, я и на подиум выходила ради восхищения в его глазах.

– Милая цепочка… – ещё больше охрипнув, похвалил он.

– Помнишь, я ругалась с Ми… – вновь поворачиваясь к нему, я только теперь увидела принца.

Масляно поблёскивая глазами, Его Высочество сидел на диване и, позабыв об учтивости, откровенно рассматривал мой туалет.

Я загорелась так, что на глазах выступили слёзы. Серёжа подошёл и собой закрыл меня от принца; приподняв к себе моё лицо, ласково прошептал:

– Маленькая, ты чудо! Красавица моя! – Он подал мне руку. – Пойдём?

Чтобы не взглянуть ненароком на принца ещё раз, я пошла чуть позади Серёжи, прячась за его телом. На мою беду, в этот самый момент дверь распахнулась, и с весёлым предупреждением:

– Тук-тук… – в прихожую ввалился Паша. – Ёлки зелёные! – присвистнул он. – Маленькая, тебя без охраны выпускать нельзя!

Паша засмеялся, посторонился, и только мы его миновали, как за спиной опять раздался свист, на этот раз ещё более протяжный. «Как же я выйду на публику?!» – ударилась я в панику, кляня себя за выбор платья.

Платье без утайки обрисовывало фигуру, и вызывающим было как раз со спины. Закрытое спереди до шеи, сзади оно имело вырез чуть не до самых ягодиц, «прикрытый» тоненькой цепочкой, как шнуровка, несколько раз пересекающейся на спине крест-накрест.

У лифта вышагивал взад-вперёд Андрэ. Лицо его наполнилось радостью, едва он увидел изумруд.

– О, детка, как ты хороша! Рад видеть на тебе мой подарок!

Он предложил мне руку и, оставив Серёжу и Его Высочество позади, мы первыми вошли в кабину лифта. Угадав моё смущение, граф успокаивающе похлопывал ладонью по моей руке и старался отвлечь разговором:

– Детка, поздравь меня! Сегодня начало моего бизнеса в России – я заключил два контракта.

– Да? Андрей, правда?! – Я обняла его и поцеловала в щёку. – Я так рада!

Моя радость была неподдельной – я очень хотела, чтобы не только я, но ещё и дела связали графа с Россией.

– Если позволишь, я представлю тебе моих партнёров, – продолжал граф. – Оба весьма милые люди. Надеюсь, и сотрудничество выйдет выгодным!

– Пусть так и будет, Андрей! – от всей души пожелала я.

Опираясь на его руку, я и вошла в зал. Чуть склонив ко мне голову, Андрэ рассказывал о перспективах дела, иногда вовлекал меня в диалог вопросом и, похлопывая по руке, заглядывал в лицо в ожидании ответа. Одновременно он успевал раскланиваться с присутствующими, улыбался, говорил: «Добрый вечер» и вновь обращал лицо ко мне. Полагаю, выглядели мы весьма респектабельно – убелённый сединами отец сопровождает под руку дочь, внимающую речам отца с улыбкой на лице.

«Отец! Дочь должна соответствовать отцу!» – Я приподняла подбородок, расслабила плечи, мягкой улыбкой встретила восхищённый взгляд мужчины и оценивающий взгляд его спутницы и наклонила голову в молчаливом приветствии.

Предложение графа об удочерении выглядело абсолютно абсурдным, тем более абсурдным, что и знакомы мы были едва-едва.

Случилось всё в Париже, куда мы с Серёжей приехали на Неделю Моды и, помятуя о приглашении графа, нанесли ему визит. Андрэ встретил нас в инвалидном кресле. Давнее заболевание коленных суставов обострилось и лишило его возможности самостоятельного передвижения. Он страдал от боли и одиночества, был подавлен и раздражён.

Граф просил пожить у него, я не смогла отказать и уговорила Серёжу перебраться из гостиницы в особняк, а ещё попросила позвонить Стефану, надеясь на его чудодейственную помощь. Стефан приехал, но отношения врача и пациента в тот же день были испорчены.

Это сейчас граф и Стефан играют в шахматы за одной доской, это сейчас они, часами читая в кабинете каждый своё, потом неспешно обсуждают прочитанное, а тогда, в начале из знакомства, мы с Серёжей были вынуждены находиться рядом, чтобы как-то примирить их на время лечения.

Суставы исцелялись, и, спустя три недели, граф на своих ногах вышел на первую прогулку. Гулять мы отправились вдвоём – Серёжа накануне улетел в Лондон, а Стефан отправился прогуляться по городу.

– Лидия, у меня к вам серьёзное предложение, – объявил граф, как только мы вышли из дома. – Я предлагаю обсудить его. – Он помолчал и начал с истории своей жизни: – Вы знаете, я одинок. Моя жена умерла около десяти лет назад. Я любил её и был счастлив в браке. Она умерла вслед за нашим сыном. Тихо угасла от тоски. Мой сын не оставил потомства. Подруга, которую он упорно называл своей женой, женщина весьма далёкая от нашего круга, считала, что «размножение» человека на земле пора остановить любой ценой, вплоть до полной стерилизации двух третей населения.

Бог с ней и с её взглядами на жизнь, её тоже уже нет в живых.

Мой сын был сознательным наркоманом. При помощи наркотиков он хотел достичь «просветления». Как вы догадываетесь, и подруга его стремилась к тому же. В их среде смерть приходит легко, достаточно лишь слегка увеличить дозу.

Андрэ надолго умолк. Мы молча шли по дорожке парка. Через какое-то время граф очнулся и, похлопав меня по руке, вероятно, призывая к вниманию, вновь заговорил:

– Когда я увидел вас, я решил, как это сейчас называется, «отбить» вас у Сергея. Я мечтал, что вы поселитесь здесь в Париже, в моём особняке, зимой мы будем посещать театры, оперу, концерты, а на лето будем уезжать в пригород Бордо, в Аркашон. У меня приличное состояние, нам бы хватило на роскошную жизнь, даже если бы я перестал заниматься делами и посвятил всё своё время вам. Отнять вас у Сергея мне не удаётся. – Он грустно улыбнулся. – Неблаговидное занятие, но в своё оправдание могу сказать: я всегда был честен с вами в оценке Сергея. Я уважаю его, как честного делового партнёра, весьма удачливого и талантливого стратега бизнеса, но я мало ценю его человеческие качества. Сексуальная распущенность говорит об отсутствии у мужчины ответственности за семью, об отсутствии ответственности за доверившуюся женщину. Я говорил это прежде и хочу повторить ещё раз: я не верю в искренность чувств Сергея. Я уверен, он использует вас, как ширму, для создания собственной респектабельности.

Я покачала головой и остановилась, давая понять, что дальше слушать не намерена. Он поспешил извиниться:

– Лидия, прошу вас, выслушайте меня до конца. Я приношу извинения за свои слова, но я должен их сказать. – Он смотрел прямым, спокойным, уверенным в своей правоте взглядом. Поразмыслив, я решила, что будет лучше, если он выскажется до конца – тогда я буду знать, в каких границах выстраивать с ним отношения, и вновь пошла подле него.

– Благодарю. Поверьте, мне не просто говорить с вами, – признался граф и продолжал: – Я вижу, вы любите Сергея. А я полюбил вас. Я не предполагал, что ещё способен на чувства. Я хочу, чтобы вы были счастливы, и хочу защитить вас. В том числе от тех неприятностей, которые, я уверен, рано или поздно доставит вам Сергей. С другой стороны, я очень одинок и не хочу вас потерять. Единственный способ оставить вас при себе, это создать родственные, семейные узы с вами. Поэтому, я предлагаю вам наследство, я предлагаю вам титул в обмен на право присутствовать в вашей жизни на законных основаниях. – Увидев моё смятение, граф усмехнулся. – Не пугайтесь, Лидия, я не предлагаю вам брак, я предлагаю вам стать моей дочерью. Если вы согласны, я удочерю вас.

Сказать, что я была удивлена, значит, вообще ничего не сказать о том потрясении, которое я испытала. Андрэ улыбнулся.

– Вы удивительная, Лидия! Вы совершенно не считаете нужным скрывать эмоции. – Вновь усмехнувшись, он покачал головой и сказал: – Я не сошёл с ума. Поверьте, я хорошо обдумал своё предложение, я взвесил все «за» и «против», я проконсультировался с юристами, и прошу вас принять моё предложение. Оно сулит вам только выгоды, за исключением одного пункта – моего навязчивого желания быть рядом с вами. Но я не претендую на всю вашу жизнь. Если вы пару месяцев в году будете бывать в Париже, будете останавливаться в моём доме, если вы позволите мне изредка звонить вам, поздравлять вас с праздниками, я буду счастлив.

Мой мозг метался в поисках аргументов для отказа. Весь разговор происходил как-то не так, напоминал сделку или… неет! происходящее напоминало сцену из дурной пьесы! Предложение графа было слишком поспешным для наших незрелых отношений.

– Итак, Лидия, что вы хотели сказать? – мягко напомнил Андрэ.

– Андрэ, я обещаю, я буду бывать у вас в гостях и без посулов титула и наследства. Я предлагаю вам дружбу, простую человеческую дружбу. Наши отношения только формируются, но я уверенна, они окрепнут и со временем превратятся в настоящие узы, родственные или дружеские, время покажет.

– Почему вы отказываете мне? – сухо осведомился он.

– Но мы с вами ровесники! Как вы предполагаете официально оформлять отношения отец-дочь, если у нас с вами разница в годах около пяти лет? И потом, зачем вы покупаете моё внимание и право общения со мной? Андрэ, вы мне нравитесь, мне хорошо в вашем присутствии, я с большим удовольствием и благодарностью пользуюсь вашим гостеприимством!

– Не торопитесь, Лидия. Во-первых, что касается возраста. Вам срочно нужно менять паспорт. У меня есть возможность изменить год рождения в вашем паспорте, заменив сам паспорт. Если ваши документы не «омолодить», у вас начнутся неприятности с пограничными службами. Второе. Я не покупаю ваше внимание. Мною владеет вполне эгоистическое желание – обрести семью. Повторяю, я одинок. Моя поздняя, нежданная любовь к женщине трансформируется в любовь к удочерённой девочке. Третье. Повторяю, у меня нет кровного наследника. Посему, я уже принял решение, что завещать состояние я буду вам. Всё то, что я предлагаю сейчас, вы получите после моей смерти. Ну подумайте, какой смысл в проволочке?

Я молчала. Не дождавшись ответа, он повторил вопрос:

– Что вас смущает в предложении назваться моей дочерью?

Аргументов для отказа не было, но у меня нашлись условия, их было два. Я изложила их в том же духе, что и граф:

– Первое. Я дам ответ после разговора с Сергеем. Второе. Я… только не спрашивайте меня: как? и не считайте сумасшедшей… я испрошу позволения на удочерение у вашего Рода. И третье. – Я шагнула вперёд и встала против него. – Независимо от первого и второго, я прямо сейчас прошу вас считать себя членом моей семьи. Моя семья состоит из моей мамы, Сергея и меня, и я приглашаю вас стать членом нашей семьи. У моей семьи пока нет дома, но он обязательно будет!

Господи! в его глазах были и недоверие, и ожидание… я потянулась к нему.

– Лида, детка… – дрогнув голосом, он робко обнял меня, – благодарю.

– И я благодарю тебя, Андрей. За любовь благодарю…

Андрэ представил своих партнёров. Господин М. был мне заведомо симпатичен, это был тот самый бородатый господин, что так удачно задержал графа и уберёг всех нас от его присутствия в скандале с Кариной. Господин М. и его дочь – красивая и очень юная девушка не жалели эпитетов в адрес моего «Ах!такогодраматичноготанго». Девушка работала в корпорации своего отца и вполне уверенно, с молодой безапелляционностью рассуждала о перспективах бизнеса. Отца она называла папа́, с ударением на второй слог, и вдруг заговорила по-французски. Я воспользовалась этим и оглянулась в поисках Серёжи. Он стоял в нескольких метрах от меня в кружке мужчин и чуть кивнул мне. По правую руку от него в инвалидном кресле сидел мальчик, он тоже посмотрел в мою сторону. Я улыбнулась.

Граф представил ещё одного партнёра – господина С., молодого человека лет тридцати. За господина С. Было немного неловко – он жутко нервничал, поправлял и без того безупречно повязанный галстук пластрон, дёргал манжеты сорочки, вытягивая их из рукавов смокинга, а, вытянув больше положенного, безуспешно старался затолкать обратно. Суетясь в бессмысленных движениях, он не находил слов для беседы, краснел и отдувался.

Как только мы отошли от него, Андрэ со вздохом заметил:

– Мужчинам очень непросто в твоём присутствии. Ты смущаешь своей красотой.

– О, Андрей! Моя красота, даже если бы она у меня была, здесь ни при чём, это ты смущаешь людей. Ты так размахиваешь графским титулом, что люди не знают, как себя вести. Это у вас в Европах родовитое дворянство по улицам ходит, а у нас графиня – это вдруг оживший персонаж из исторического романа.

– Детка, ты не признаёшь очевидных вещей, – не согласился граф, – посмотри, как на тебя смотрят!

– И на тебя, Андрей, тоже смотрят! Ты бесспорно импозантный мужчина, мечта многих женщин. Но не станешь же ты утверждать, что публика проявляет к тебе интерес, исключительно ввиду восхищения твоей красотой?

Он расхохотался так, что на глазах выступили слёзы.

– Не стану, детка! Упаси Бог, от такой участи! – На ходу достав платок, он принялся утирать глаза.

– А если серьёзно… безусловно, я привлекаю внимание, и, прежде всего, как жена и дочь организаторов мероприятия. Потом я, в отличие от присутствующих здесь дам, позволяю себе танцевать…

«Даа… и ещё как позволяю!», – совсем некстати я вспомнила гневный взгляд Серёжи в нашем танго, а хриплый голос Карины услужливо шепнул: «Профессионалка!» Вслух же я промямлила:

– …потому и смотрят. А ещё у меня на шее камешек с кулачок моего сына… ну и… туалет… – «Чёрт бы его побрал! И Мишеля вместе с ним! Говорила, вырез не ниже талии…», – …сам по себе шедевр.

Мы подошли к нашему столику. Андрэ захватил меня в кольцо рук и, глядя в глаза, произнёс:

– Детка, я хочу, чтобы ты больше верила в свою привлекательность. Ты красива, и ты удивительно женственна. Однажды попав в сердце мужчины, ты не покинешь его никогда.

Я поднялась на носки и молча поцеловала его в уголок рта.

Усаживаясь за стол, я вновь поискала глазами Сергея – он медленно продвигался к нам, беседуя с мужчинами, целуя руки женщинам, при этом располагался так, что всегда оказывался к нам лицом.

– Да-да, детка, эту особенность я заметил ещё в ваше первое посещение Парижа, – заметил Андрэ, рассматривая карту вин, – твой муж никогда не выпускает тебя из виду. Похвальное поведение. Что тебе заказать?

Поговорив с официантом, граф отправил его за сомелье.

– Ты доволен результатами вашего слёта? – поинтересовалась я.

– Вполне! Началось вязко, я даже подумал, что зря мы всё это затеяли. А потом, за закрытыми дверями твоему мужу удалось переломить общую вялость – предложения посыпались, идеи. Фармацевты вот только остались не у дел. – Он искоса взглянул на меня. – Твой муж категорически не желает иметь дела с фармацевтикой. А это большие деньги.

– Потому и не желает, что это деньги. Помощь страждущим превратилась в средство наживы – прибыль на первом месте, уж не знаю на каком эффективность продукта и его безопасность.

– Вот именно! Вся стратегия на ладошке! Продукт с характеристиками безопасность плюс эффективность даже и создан быть не может – не дай Бог, все станут выздоравливать! Теряешь потребителей, теряешь прибыль! Противоречие, однако!

– Вы оба слишком категоричны, – вздохнув, посетовал граф и закрыл тему.

Серёжа, наконец, покинул последний на пути к нам кружок мужчин и, сделав несколько шагов, наклонился ко мне и почти беззвучно шепнул:

– На, посмотри карту вин, – привлёк его внимание граф. – Я не стал без тебя заказывать. Вызвал сомелье.

Сергей сел и развернул карту, недолго совещаясь, они и без сомелье выбрали марку вина. Сделав заказ, Серёжа встал:

– Окажи честь, зятёк, позволь первый танец отцу.

Серёжа на предложение об удочерении отреагировал с весёлой насмешливостью:

– Маленькая, зачем тебе это? Ты хочешь стать Её Сиятельством?

Я веселья не поддержала, медленно покачала головой и серьёзно ответила:

Сергей стёр улыбку и долго смотрел на меня, размышляя. В завершении вздохнул и предупредил:

– Лида, граф человек порядочный, но он не самый уживчивый человек.

Это было согласие. Преисполненная благодарностью, я уткнулась лбом ему в грудь и простонала:

– Ооо, Серёжка, какой же ты хороший! Как же я люблю тебя! Спасибо.

А мама не простила удочерения ни мне, ни графу.

Об Андрэ я рассказала ей сразу в тот же день, как вернулась в Алма-Ату. Заявилась к ней без предупреждения, рассудив, что лучше за раз выслушать упрёки, чем слушать их вначале по телефону, а потом при встрече. Увидев меня одну, мама всё же спросила:

Я кивнула, и она насмешливо поинтересовалась:

– Что, кончилась любовь? – Потом протянула ко мне руки и обняла. – Здравствуй, Лида! Не зря сегодня плохо спала, снилось что-то, а что, вспомнить не могу. Плохое что-то. Обидел он тебя?

– Чаем напоишь? Я круассаны купила, тёплые ещё.

Мама направилась на кухню, поставила чайник на газ, достала кружки, чайные пакетики. Как всегда, спросила:

Она села и поджала ладошкой щёку, ожидая разъяснений.

– Мам, любовь моя никуда не делась, – начала я, – но я ушла, вернее, уехала. – Я усмехнулась. – Готовилась к встрече целый день, а что говорить не знаю. Серёжа строит дом для меня, понимаешь, не для нас, а для меня. – Я взглянула на неё, она не понимала. – Серёжа замечательный, никто никогда не относился ко мне так же хорошо, как он. Он дарит дорогие подарки, уделяет внимание. Но… он сам по себе, отдельно… В современном мире независимые отношения приветствуются, но я, видимо, несовременна. – Понимая, что объяснение ничего не объясняет, да и вообще звучит глупо, я развела руками и промямлила: – Наверное, я идиотка – хочу отношений, каких не бывает.

Терпеливо выслушав меня, мама безапелляционно заявила:

– У вас и не может быть отношений! Я тебя предупреждала, только ты слушать не хотела! Вы разные, из разных миров. Сергей богатый, привык жить, как хочет! А ты? Какая ты ему пара? К тому же, и возраст у вас такой, что с новым человеком ужиться трудно. Я тебе говорила и ещё раз повторю: Костя твой человек, столько лет вместе прожили, вместе Настю схоронили! Он любит тебя! Видишь, и меня не бросает, будто и не ушла ты от него!

– Конечно, ты теперь всегда будешь виноватой… – продолжала она увещевать, – ну ничего! Раз виновата, потерпишь… Что ты морщишься? … Что ты молчишь?

– Мама, как я вернусь к Косте, если я люблю другого мужчину?

– Да где он, другой мужчина? – закричала она. – Чего же ты уехала от этого мужчины?

Чайник запел, я вскочила, выключила газ и вернулась на место.

– Лида, послушай меня, жить одной трудно, я знаю! По-разному с отцом было, а без него совсем плохо. – По щекам её покатились слёзы. – А у тебя ещё и детей нет.

Контрольный выстрел! Я уже привыкла их получать, поэтому плачу потом, когда уползаю в свою нору. А сейчас я упрямо брякнула:

Она непонимающе смотрела на меня несколько мгновений и махнула рукой:

– Правда! Теперь я наследница большого состояния. Графиня и гражданка Франции.

Я засмеялась, а мама улыбнулась сквозь слёзы и укоризненно покачала головой:

– Мама, я не шучу. Правда! – Я потянулась за сумкой, достала французский паспорт и подала ей.

Она повертела в руках бордовую книжицу, взглянула на фотографию.

– Это ты, что ли? Молодая какая… – растеряно посмотрела на меня, потом опять на фото, – Лида, ты что, операцию сделала?

– А почему?.. Ты… тут такая, как будто вчера школу кончила, тогда тоже волосы длинные были, – она поискала глазами вокруг себя, – где-то очки… – надела очки, протянула руку и погладила меня по щеке, – у тебя морщины здесь были, старили тебя… Лекарство, что ли, какое?

– Мама, я не знаю, как объяснить, но и Сергей, и я, мы оба помолодели.

Мама покачала головой, отказываясь верить в очевидное, и сняла очки.

– Ты сказала, удочерили. Зачем тебе это? У тебя родные отец и мать есть!

– Не они. Он. Граф Андрэ Р. Он русский, родился и живёт во Франции.

– Лида, почему у тебя всё не как у людей? Удочерение какое-то придумала…

– Мама, у меня всё, как у меня! И моё горе, и моё счастье – это моя жизнь, и я не променяю свою жизнь ни на чью другую!

Тогда мама предпочла закрыть тему, но при знакомстве с графом была холодна до невежливости. А граф сердится всякий раз, когда слышит любимые мамины вопросы в мой адрес: «Да ты-то, откуда знаешь?» или «Да ты-то, разве сможешь?»

Андрэ кружил бережно, не отрывая глаз от моего лица. Он умеет установить партнёршу на некий пьедестал – окружить почитанием и обожанием, не теряя при этом собственного достоинства. Благодаря за танец, граф поцеловал мои пальцы, подал руку и, сопровождаемые восхищенными взглядами, мы пошли к своему столу.

– О чём ты думала? – спросил он. – Мне показалось, ты была далеко-далеко.

– И я тебя люблю, детка, и хочу, чтобы ты была счастлива.

С глубочайшей нежностью, на грани слёз, я подумала: «Милый, милый Андрей, как же я благодарна, что ты появился и остался в моей жизни!»

Да, чтобы остаться в моей семье, Его Сиятельству пришлось поступиться некоторыми укоренёнными привычками потомственного дворянина.

Узнав о моей беременности, Андрэ настаивал на проживании во Франции, по крайней мере до того времени, пока я не рожу. После недельных переговоров по телефону о дикости России, о высоком качестве родовспоможения во Франции, о моих неразумности и упрямстве, о безответственном отношении Сергея, я, в конце концов, решилась поставить точку:

– Андрей, мы больше не будем обсуждать эту тему – дети родятся и будут жить на родине предков своего отца! Тем более что их отцу не случилось родиться на этой земле. – И прибавила: – Буду рада, если ты будешь рядом.

Через несколько дней он позвонил и, всё ещё сердясь, известил:

– Самолёт заказал на завтра. Зятёк, надеюсь, обеспокоится встретить!

Объявив о приезде графа, я вызвала немалое смятение чувств у домочадцев. Эльза бросилась драить и без того сверкавшие чистотой апартаменты, предназначаемые для Андрэ. Василич обеспокоился гигиеническим состоянием конюшни, одновременно гордясь выхоленностью её обитателей:

– А что, Маленькая, Пепел-то получше выглядит, чем когда от графа к нам приехал!

– Маленькая, я боюсь, вдруг я не угожу графу? Дашка сказала, у него в Париже повар какой-то очень знаменитый.

Я сервировала стол к обеду и, мельком взглянув на Машу, проворчала:

– Дашу послушать, так в Париже всё самое лучшее и знаменитое.

– Так что, Дашка врёт, что ли? – встрепенулась Маша надеждой. – Про повара-то?

– Маша, повар у графа хороший, а знаменитый он или нет, я не знаю. Я не совсем понимаю, почему ты нервничаешь. Граф уже ел твою стряпню.

– Да я даже не помню тот раз, – отмахнулась она, – тогда такая суматоха с вашей свадьбой была, и гостей полный дом…

– Угу, и граф, и лорд, и даже особа королевского рода! – Я осмотрела стол, проверяя всё ли в порядке. – Помнится, все нахваливали твою кухню. А пироги так и вовсе встречали аплодисментами! – Удовлетворённая увиденным, я подошла к Маше ближе и весомо произнесла: – Маша, ты повар в доме Сергея, и твоя задача, прежде всего, угождать ему – хозяину!

Устремив взор в пространство, Маша замерла, осмысливая мои слова, потом кивнула и, развернувшись, поспешила на кухню.

Сказать правду, я тоже нервничала. Но меня волновало совсем другое. И, как оказалось, не зря…

Вся семья собралась за столом, не было только Серёжи – он ушёл в погребок выбрать вино.

Василич живописал, как буйствовала Красавица при перековке:

– С утра-то она в хорошем настроении была, – наслаждаясь всеобщим вниманием, рассказывал он, – это потом с ней что-то случилось, ржать вздумала, копытами по яслям бить. Может, ей что померещилось, может, кузнец не понравился, не знаю. Вправду сказать, мне-то он тоже не глянулся, хоть и дело своё знает… В общем, без Стефана, Маленькая, мы бы твою капризулю не перековали! Меня-то она, знаешь, не шибко уважает, хотя я её…

– Идёт! – перебил его сдавленный шёпот кого-то из женщин.

Достигнув подножия лестницы, Андрэ замедлил шаг, удивлённо рассматривая сидевших за столом домочадцев. Даша сжалась, стараясь уменьшиться в размерах. Маша, наоборот, расправила плечи и вызывающе задрала подбородок. Эльза растеряно металась взглядом по лицам. Я встала и поспешила навстречу.

– Мы ждём тебя, Андрей! Как тебе твоя спальня?

Андрэ вежливо улыбнулся и, взяв мою руку, поцеловал.

– Я позволила себе смелость самой выбрать для тебя место за семейным столом. – Я указала на три свободных стула, с одного из них я только что встала. – Но ты можешь сесть во главе стола. – Я указала на свободный стул, позволяющий сидевшему на нём человеку обозревать пространство не только столовой, но и гостиной в целом. – Выбирай, милый. Хотя не скрою, мне будет приятно, если ты будешь сидеть рядом со мной.

Андрэ ещё не пришёл в себя от удивления, но вспомнил о галантности и сделал мне комплемент:

– Благодарю, милый. – Я приникла к его груди и прошептала: – Андрей, я так рада, что ты приехал!

– Ах, детка… – растрогался он. Предложив руку, он повёл меня к трём пустым стульям. – Полагаю, твой муж сидит слева от тебя?

– Тогда твой отец сядет справа от тебя. Ааа, – протянул он, увидев Серёжу, – вот и зятёк пожаловал!

Обхватив за горлышки, Серёжа нёс по три бутылки в каждой руке. Подойдя к столу, он поставил бутылки рядом со своими приборами.

Эльза подхватилась и кинулась к комоду, достала полотняные крахмальные салфетки, повесила их на спинку Серёжиного стула, разгладив ладошками с обеих сторон. Я поблагодарила:

Серёжа открыл первую бутылку, и Андрэ протянул руку.

Я подала ему салфетку, он, не глядя, взял и, взявшись салфеткой за пыльную бутылку, одним её концом потер надпись. Брови его поползли вверх. Потом он ознакомился с другой бутылкой и удовлетворённо кивнул; взял следующую и, едва взглянув на неё, разочарованно отставил прочь. Так он пересмотрел все. Из шести бутылок две ему не понравились.

Сергей спросил, из какой бутылки наполнить его бокал, он выбрал первую.

Пока Серёжа разливал вино, я подкатила сервировочный столик ближе к столу, и на этот раз Андрэ выразил удивление вслух:

– Лидия, детка, ты намерена сама всех обслуживать?

– Да, милый, я намереваюсь каждому налить его тарелку супа.

Постепенно семья освоилась с присутствием графа, шуток и смеха они себе, конечно, не позволяли, но разговоры, хотя и вполголоса, начались.

Серёжа и я разноголосицей нахваливали стряпню Маши, но Маша всё равно оставалась скованной – не улыбалась, не благодарила в ответ, кажется, даже и не ела, а только искоса поглядывала на графа. Граф молчал на протяжении всего обеда, но за десертом удостоил Машу взглядом и несколько свысока похвалил:

– Благодарю. Я приятно удивлён, ваша кулинария на высоком уровне, радует и вкус, и обоняние, и глаз.

Маша расцвела улыбкой, как-то сразу расслабилась и оттого похорошела прямо на глазах. Андрэ улыбнулся её преображению. В лучах его улыбки Маша ещё более осмелела:

– Вы мне о своих предпочтениях скажите, я их буду учитывать, когда буду готовить.

– О предпочтениях? – И вновь похвалил: – Всё, что я ел за обедом на мой вкус прекрасно, а это значит, что вы готовите так, как я предпочитаю.

Маша покрылась лёгким румянцем, скромно опустила глаза и тут же («Господи, помилуй!») стрельнула глазами на графа.

Позже и Серёжа удостоился похвалы. Андрэ похвалил его винный погребок, но не удержался и от критики:

– Я не люблю испанское. Ну разве что каталонское, из Приората, да и то… себе я такое вино не покупаю, слишком терпкое и плотное на мой вкус.

Андрэ – хозяин нескольких виноградников в разных провинциях Франции. В начале семейных отношений он весьма категорично не допускал Сергея к выбору вина, априори считая его дилетантом, обладающим грубым и неразвитым вкусом.

Серёжа абсолютно спокойно позволял поучать себя и продолжал руководствоваться собственным мнением. Андрэ его независимость раздражала.

Всё изменилось с приездом графа в Москву. Ознакомившись с винным погребком зятя, он был неприятно удивлён, обнаружив, что коллекция Серёжи включает в себя шедевры, собрать которые мог только человек, глубоко знающий суть вопроса и обладающий отменным вкусом. Обескураженный открытием, Андрэ вынужден был признать, что его собственная коллекция – любителя и ценителя вина, профессионального винодела, несравнимо беднее коллекции Серёжи.

С тех пор выбор и заказ вина для семейного стола осуществляется в результате совместного обсуждения и, как правило, обоюдного согласия тестя и зятя.

После обеда мы пошли прогуляться, моя рука лежала на предплечье одной руки Андрэ, как всегда, поверх её он положил ладонь другой руки. Я прижалась щекой к его плечу и повторила:

Я думала, он сразу начнёт говорить о неприятном, но он спросил о маме:

– В санатории отдыхает. Вернётся через неделю.

– Всё в порядке? – сей час же встревожился он.

Мы шли по дорожкам сада мимо голых деревьев. Обнажённая земля чуть-чуть парила под осенним солнцем. Вчера выпал снег, но сегодня от него не осталось и следа.

– Детка… вы с мужем всегда обедаете со слугами за одним столом?

– Да, милый, и обедаем, и ужинаем за одним столом всегда всей семьёй. Завтракаем не вместе, каждый завтракает тогда, когда ему удобнее. Скажем, когда мы возвращаемся с конной прогулки, домочадцы, как правило, уже позавтракали и занялись своими делами. Ты с нами будешь кататься верхом?

– Верхом? Не знаю, детка. Я пытаюсь понять, зачем принимать пищу за одним столом со слугами? Это неудобно. Слуги будут чувствовать себя свободнее, если будут обедать в своём кругу. А когда к вам приходят гости, ты и гостей рассаживаешь вместе со слугами?

Моё настроение испортилось, испортилось ещё и потому, что я и ждала этого разговора и всё же надеялась, что разговор не состоится. А надеялась потому, что тему эту мы уже обсуждали в Париже. Тогда вопрос возник из-за Стефана.

В день приезда Стефана в доме графа ничего не изменилось – стол к обеду, по-прежнему, был сервирован на трёх человек.

– Мажордом, наверное, ошибся. Стефан, садись, – сказала я, переставляя сервировку со своего места туда, где он собирался сесть.

Наблюдая за мельтешением моих рук, Стефан усмехался, но, к счастью, обиду высказывать не стал. Я вновь села на своё место, дожидаясь мажордома. В Серёжкиных глазах уже вовсю хороводились искорки, губы чуть подрагивали, сдерживая улыбку.

Горничная принесла супницу и растерялась, увидев отсутствие сервировки передо мной. Не зная, как поступить, она беспомощно оглянулась на стоявшего у дверей столовой мажордома.

«Какой несообразительный господин! – сердито подумала я. – Мог бы уже догадаться, что пора исправлять ситуацию! Или он думает, что Стефан сел за стол, чтобы полюбоваться, как мы едим?» Вняв молчаливому призыву горничной, мажордом подошёл ближе. Рассматривая его в упор, я поинтересовалась:

Не понимая моей речи, мажордом перевёл взгляд на Андрэ. Граф глядел в свою тарелку и, не поднимая головы, тихим голосом отдал приказ:

– Принесите же, наконец, приборы, и мы начнем обедать. – И громче, уже с явным раздражением, хлёстко приказал: – Couvert!

Мажордом покраснел и бросился исполнять распоряжение. Андрэ взглянул на меня и печально улыбнулся.

На следующий день, когда мы остались одни в гостиной, Андрэ спросил:

– Лидия, если бы я не позволил Стефану обедать с нами за одним столом, что бы вы сделали?

– К чему этот вопрос? К счастью, вы исправили ошибку мажордома.

– Вы же понимаете, что не было никакой ошибки.

– Почему? Стефан не гость, Стефан предоставляет мне услуги, я ему плачу. Почему он должен обедать со мной и моими гостями?

– Потому что он не нуждается в ваших деньгах, а вы нуждаетесь в его услугах. Потому что его услуга больше, чем деньги, он приехал восстановить ваше здоровье, а здоровье, как известно, в деньгах не измеряется. Потому что Стефан откликнулся на просьбу о помощи, и я, в некотором роде, в долгу перед ним за его отзывчивость. И самое главное, потому что я считаю, что все люди равны.

– Вы ошибаетесь, Лидия, – насмешливо улыбнулся граф и покачал головой, – люди никогда не будут равны.

– Вы правы! Люди не равны в талантах, неравны интеллектом. Но что касается социального неравенства, так его придумали мы, люди. Это мы построили классовое общество. Но, милый Андрэ, вы же не будете утверждать, что люди не равны перед Богом или перед смертью? К тому же вы сами с собой лукавите. Скажем, если бы президент Франции посетил ваш дом… думаю, даже незваным, он бы наверняка получил самый радушный приём. А ведь вы ему платите. Да, не напрямую, в форме налогов государству, но ведь платите!

– С вами трудно спорить. Неужели вы считаете равными Стефана и президента Франции?

– Нет, не считаю. Я считаю, что Стефан лучше справляется с взятыми на себя обязательствами.

– Но для того, чтобы сидеть за одним столом и преломлять хлеб, запивая его вином, и президент, и Стефан вполне себе равны…

И вот теперь мне предстоял ещё один безрадостный разговор на ту же тему:

– Я слышала, Андрей. – Я остановилась и повернулась к нему. – Андрей, в моём доме нет слуг. В моём доме есть члены семьи. За моим столом все равны, и гости, и домочадцы.

– В моей семье царят патриархальные отношения в полном смысле этого слова, где хозяин дома – заботливый отец всем членам семьи, да-да, не улыбайся, именно заботливый и именно отец. А каждый член семьи несёт ответственность за свой вклад в семью.

– Почему тебе показалась неприятной моя шутка?

– Потому что у меня трудные отношения с термином «демократия». В реальностях современного мира понятие утратило первоначальный смысл, и я считаю его оскорбительным. Теперь «демократия» – это грязная, заляпанная кровью простынка, которой прикрывают свержение неугодных правительств в суверенных государствах и последующий разбойничий отъём ресурсов этих государств в условиях создавшегося хаоса. И эта самая «демократия» столь щедро экспортируется, что того и гляди будет уничтожена цивилизация в целом, и человечество вернётся в архаику.

Пренебрежение, прозвучавшее в его тоне, рассердило меня. Я холодно спросила:

– У тебя есть основания подвергать сомнению мою способность думать самостоятельно?

На этот раз и он рассердился. Глядя на него в упор, я некоторое время ждала ответа, но он молчал. Сочтя разговор оконченным, я повернулась к нему спиной и пошла обратно к дому. Он сердито позвал:

– Вернись, – тон его смягчился, – обними меня. Я не хочу ссориться.

– Я не думал, что ты интересуешься политикой.

– Не интересуюсь. Просто слышу и вижу то, что происходит. Вижу, как уничтожают мою страну, разворовывают ресурсы. Оболгав историю народа, крадут чувство национального достоинства. Вижу, что, в так называемых, развитых странах уничтожаются общечеловеческие ценности, примат большинства превратился в свою противоположность, и порочное меньшинство попирает права здорового большинства. Вижу, как олигакратия и плутократия управляют миром. И всё это мракобесие осуществляется под лозунгами развития демократии. Андрей, я не умею это изменить. Всё что я могу, это попытаться вернуть нормальные отношения между людьми, отношения, в которых нет места выгоде, а есть тепло и взаимная забота друг о друге. Кто-то скажет, что моё желание и несовременно, и утопично. Возможно. Но я собираюсь идти именно этим путём. – Я подняла голову и заглянула в его глаза. – И ты мне нужен, Андрей, мне нужен твой авторитет, нужна твоя мудрость и понимание сути вещей.

– Детка, я боюсь, что в попутчики ты выбрала не тех людей, эти люди с тобой не из идейных соображений, Сергей платит им.

– Тех самых я выбрала людей, Андрей! Любой путь нужно начинать с себя, следующая ступень – семья. Собирать с посторонними людьми кружки по интересам бессмысленно – всё начнётся и кончится болтовнёй. Да, члены моей семьи получают плату за свой труд. Но зарплата Маши не увеличится и не уменьшится в зависимости от того, понравится графу Андрэ её стряпня или нет. У Маши есть потребность готовить так, чтобы, как она выражается, «угодить», а правильнее было бы сказать, доставить удовольствие своей кухней. В этом всё – любовь к труду, щедрое служение, гордость мастера.

– Детка, это всего лишь добросовестное отношение к труду.

– Андрей, во-первых, не «всего лишь»! Добросовестное отношение к труду стало редкостью в нашем мире. Человечество захлёбывается в некомпетентности и безответственности. Во-вторых, современным миром правит прейскурант. Вы заплатили за это? получите и распишитесь, угождать мы вам не обещались. Раньше врач врачевал не только тело, но и душу пациента. А сейчас? Вы хотите человеческой участливости, платите, мы и эту услугу вам окажем. Ты хочешь человеческую участливость в форме услуги?

– И правильно! Потому что это уже не участливость. Человеческие отношения – это соприкосновение личностей. А человеческая участливость возможна лишь при соприкосновении душ. И то, и другое вне мира денег. – Я вновь взяла его под руку. – Пойдём?

– Пойдём. – Андрэ легонько похлопал по моей руке. Даже сквозь перчатки я чувствовала тепло его ладони. – Детка, у тебя родятся дети. Твои родители, твои дети и их отец – это твоя семья.

– Я хочу, чтобы мои дети умели жить в социуме, а социализация наиболее эффективно проходит в большой семье.

Андрэ надолго умолк, размышляя и не делясь со мной размышлениями.

Я смотрела на улыбающегося Василича – навстречу нам, но по другой дорожке, он катил тачку с конским навозом. В другой раз, он бы пошутил, крикнул бы что-нибудь, но сейчас поостерёгся обеспокоить графа.

Наконец, Андрэ подвёл черту и под размышлениями, и под разговором:

– Думаю, в чём-то ты права. Не хочу вновь поднимать спор в отношении слуг, но признаюсь: детка, мне понравилось, что ты налила мне тарелку супа и пожелала приятного аппетита!

– Лида, наберись терпения, мне потребуется время, чтобы привыкнуть к непринуждённой беседе со слугами за обеденным столом.

Я мысленно выдохнула: «Уфф!», вслух же ворчливо произнесла:

– И вы, европейцы, учите нас, русских, демократии, не умея сесть за один стол с людьми не вашего социального круга.

Граф живёт с нами около года, не знаю, привык ли он обедать вместе со «слугами», но в семье он выполняет очень важную роль – он патриарх. Ему нет нужды вмешиваться в отношения членов семьи, само его присутствие призывает всех нас к достойному поведению…

Ужин проходил удивительно тепло. Первый тост произнёс Сергей, потом говорил Андрэ. Затем тосты начали произносить со всех сторон. Звучало много пожеланий в успехе дела, были выражены благодарности и всем присутствующим, и личные слова признательности в адрес Сергея, Андрэ, кому-то ещё. Понемногу торжественные тосты трансформировались в приватные, произносимые за отдельными столиками.

А наш столик опустел. Андрэ танцевал с дочерью новообретённого партнёра. Я была рада, что ему представился случай поговорить на родном языке. Мать графа была француженкой, а именно родной язык матери и становится для дитя родным.

Серёжа ушёл за столик, за которым сидел мальчик в инвалидном кресле. А Его Высочество не нуждался в компании – принц весь вечер молчал, одиноко напиваясь.

Я налила себе чаю, и мои действия привлекли внимание Его Высочества – он оторвал мрачный взгляд от бокала и уставился на меня.

– Графиня, прошу прощения за недостойный вид, – нашёл нужным извиниться он. – Мне сегодня остаётся только одно – напиться до бесчувствия.

– Ваше Высочество, я ещё не имела возможности выразить вам признательность за помощь. Ваше своевременное вмешательство предотвратило угрозу публичного скандала. Я благодарю вас.

– Да. Сергей рассказал о главных женщинах своей жизни.

– Правду, Ваше Высочество. Ту же правду, что и вы.

Он выпрямился, глаза неожиданно протрезвели; он отставил недопитый бокал и, понуждая требовательным взглядом, ждал от меня пояснений.

– Она восхитилась моим профессиональным умением обольщать. Сказала, что и она, и я одного поля ягодки.

Усталым движением принц откинулся на спинку стула и долго молчал.

– Лидия, – заговорил он вновь, – выбросьте из вашей головки всё, что я вам наговорил. Я наблюдаю за вами весь вечер. Вы сама Любовь. То, как вы смотрите на моего друга, как улыбаетесь, как подаёте ему руку, всё обнаруживает вашу любовь. Мой друг счастливый человек, внушить такое чувство женщине выпадает редкому мужчине. Соблазняете ли вы? Да! Вы могли бы надеть никаб и всё равно бы не скрыли своего очарования, свет ваших глаз продолжал бы привлекать к вам мужчин. В ком-то вы вызываете вожделение, ну и что из того? Вашей любовью к мужу вы дарите надежду, мечту…

Принц оборвал себя, увидев приближающегося к нашему столику мужчину. Тот подошёл, поклонился и произнёс:

– Графиня, позвольте вас пригласить на танец.

Его Высочество вскочил и, грубо оттесняя мужчину, выпалил:

– Вы должны были спросить разрешения у меня! – Он повернулся ко мне и протянул руку. – Окажите мне честь, графиня! Тур вальса!

Я видела, как подобрался Серёжа, умолкнув на полуслове, как сузились его глаза, ожидающие развития ситуации. Поднимаясь навстречу принцу, я улыбнулась незадачливому претенденту и извинилась:

– Простите, этот танец я обещала Его Высочеству.

Во время танца, остерегаясь потерять равновесие, принц тщательно контролировал свои движения. Вёл медленно, часто не попадая в такт музыки. В самом финале вальса он всё же пошатнулся, но натренированное тело отреагировало правильно – потеряв равновесие и качнувшись вперед на меня, он одновременно судорожно прижал меня к себе. Получилось ненарочное объятие с поцелуем в висок. Он тотчас отстранился с виноватым выражением лица.

– Всё в порядке, Ваше Высочество! Вы не позволили мне упасть.

Мы направились обратно к столику и случилась новая незадача. Приблизительно на полпути наперерез нам кинулся изрядно подвыпивший человек. Принц тотчас выдвинулся вперёд, заступая ему дорогу. Мужчина стушевался и залепетал о желании выразить почтение.

– Ваше Высочество, – мягко остановила я принца, одновременно протягивая руку мужчине.

Тот взял мою руку в обе ладони и, умильно глядя, произнёс:

– Очень, очень рад. Честь для меня. Позвольте… – опасливо взглянув на принца, он наклонился и поднёс мою руку к губам, поцеловал и ещё более умилившись, признался: – Графииня… никогда не видел…

Я рассмеялась. А он спохватился, что не представился:

– Олег, – обеими руками он тряхнул мою руку, – Олег Сергеевич Трюшин.

– Олег, – поправил он. – Зовите меня Олег. Я владелец фармкомпании. Мы из Сибири. – И широким жестом он указал ещё на двух, столь же изрядно подвыпивших, мужчин.

Его земляки уже поднялись из-за стола и, исполненные радушного гостеприимства, и жестами, и мимикой приглашали присоединиться к своему застолью. Я наклонила голову в знак благодарности и хотела уже отклонить предложение, как услышала Серёжу:

– Маленькая. – Его рука легла на мои плечи, губами он прижался к моему виску и глубоко втянул в себя воздух. Только затем Серёжа взглянул на господина Трюшина.

– Сергей Михалыч! А мы супруге вашей ручку поцеловать. Выпейте с нами, Сергей Михалыч… прошу, – господин Трюшин приложил ладонь к груди, – от всей души!

Увлекая меня за собой, Сергей подошёл к столу сибиряков. Один из мужчин уже наполнял бокалы. Олег взял один и подал мне. Серёжа перехватил, поднял бокал, салютуя всем присутствующим:

– За знакомство, мужики! За успех вашего бизнеса! – Выпил вино до дна и поставил бокал на стол. Сказал: – Мужики, без обид. Моя жена устала. – И повёл меня к нашему столику.

– Наступило время, когда девочкам лучше покинуть собрание, – пробормотала я.

– Подожди минутку. Я договорюсь на завтра, и пойдём.

Лифт ждал, приветливо раскрыв двери. Нажав на кнопку нужного этажа, принц оперся руками на стенку кабины над моей головой и, дыша коньячными парами в лицо, прошептал:

– Лидия… вы подарили мне счастье танцевать с вами… – он стал наклоняться к моим губам, – вы так… прекрасны…

– Ваше Высочество, вы сегодня предложили мне дружбу, жаль, что уже сегодня вы хотите забрать предложение обратно.

Он перестал наклоняться, отступил назад и оперся на противоположную стену спиной и затылком.

– Простите, Лидия. Это не повторится, пока вы сами не позовёте.

– Я настолько не в вашем вкусе? – усмехнулся он.

– Мой милый друг, – ответила я мягко, – я люблю другого. – Шагнув из лифта, я направилась по коридору к апартаментам, чувствуя на спине его взгляд.

Дверь открыл Стефан и застыл, медленно скользя по мне взглядом.

Он посторонился, продолжая пялиться на моё платье.

– Подожди минутку, не говори! – проходя мимо, подтрунила я, – я сама догадаюсь. Ты хочешь сказать, что я восхитительно выгляжу сегодня. Ах, ты не оригинален! Эти слова сегодня мне говорят все. Хотя, не буду лукавить, мне приятно, что ты тоже оценил мой туалет. – Я оглянулась от двери в спальню и прежде, чем открыть её, скорчила ему гримаску, а ведь несколько часов назад корила себя, что вырядилась в это платье! «О, Мишель, прости! – покаялась я. – Ты волшебник, твоё платье сделало из меня настоящую королевишну».

Переступив порог спальни, я перенеслась в мир детства. Детки не спали, и Настя самозабвенно с ними сюсюкала:

– Агу… агу… да, мой сляткий… мальтиськи мы… такие сляткие мальтиськи… а девтёнки у нас тозе есть… да? агу, сляатенькая… Катенька папина…

Малыши пускали пузыри, громко вскрикивали, а то и выводили целые рулады, поддерживая беседу. Поглядывая на них, я торопливо сняла изумруд, потом туфли, платье.

После душа, в повязанном вокруг талии полотенце, я забралась на кровать, и только Настя подала мне детей, пришёл Серёжа. Проходя в ванную, он уведомил:

– Покормишь, поедем домой. Паша уже приехал.

– Я готова, – отозвалась Настя, – только деток одеть, да ещё Даша велела вещи ваши собрать. Сергей Михайлович, – крикнула она в приоткрытую дверь ванной, – вы так поедете или переодеваться будете?

– Нет, Настя, переодеваться не буду, – ответил он, выходя из ванной, бросил смокинг на кресло у туалетного стола и, глядя на меня в зеркало, растянул узел галстука. Бриллиантовая булавка блеснула в свете настенного бра.

– Даша почти всё увезла, – сообщала Настя, укладывая моё платье в кофр, – вещи графа Андрэ забрала, даже принца поймала, и его вещи увезла. – Она методично осмотрела комнату в поисках забытого и, ничего не найдя, застегнула молнию на кофре и вышла.

Серёжа бросился поперёк кровати и прижался ртом к моей стопе.

– Сладкая… ножки сладкие… – шептал он, целуя и покусывая подушечки стоп и пальцы. Рука его поползла выше к колену и дальше…

Он поднял глаза и, увидев деток, опамятовался и усмехнулся.

Подперев голову рукой, он стал смотреть на малышей, поглаживая подъем моих ступней. Макс, как всегда, насытился раньше Кати. Серёжа поднялся и, забирая сына, привлёк внимание Кати – приветствуя отца широкой улыбкой, Катя выпустила из ротика сосок.

– Папу увидела! – умилился Серёжа. – Солнышко моё…

Катя устремилась к нему и ножками, и ручками. Взяв её ручку, Серёжа стал тихонько уговаривать:

– Доченька моя, надо доесть. Надо доесть, моя маленькая.

Ухватившись за его палец, Катя послушно вернулась к груди. А Серёжа так и остался стоять, неловко изогнувшись набок, одной рукой оказавшись в плену маленьких пальчиков дочери, другой рукой прижимая к себе сына. Стоял до тех пор, пока его дочь, засыпая, не расслабила пальчики и не отпустила его палец.

– Одевайся, – велел он, как только Катя уснула, и, прижав к себе деток, стал прохаживаться с ними по комнате.

Я быстро оделась – пуловер, джинсы, кроссовки, и распахнула дверь в гостиную. Настя кинулась мимо меня одевать деток. А лежавший на диване Паша приподнял голову и спросил:

– Маленькая, меня ищешь? Поели? – Он сел рывком, так что диван отозвался стоном пружин, проворчав: – И что за мебель делают? – поднялся на ноги. – Сергей Михалыч, вы остаётесь?

– Граф и Его Высочество остаются. До дома сами доберутся.

– Я подожду, – отозвался Стефан и усмехнулся, – заберу и Их Сиятельство, и Их Высочество.

Серёжа молча кивнул и, взяв детей на руки, первым вышел из номера. Настя бросилась за ним с пустыми сумками-переносками, а следом, прихватив кофр, вышел Паша. Я отстала, спрашивая у Стефана:

– Задирист, мрачен и несчастен, – добавила я.

– Благодарю, Стефан, – и я припустила догонять Серёжу.

Собаки встретили машину у ворот, а потом каждый пёсик побежал со своей стороны, сопровождая машину до самого дома. Уселись у террасы, повизгивая и перебирая лапами от нетерпения, ожидая, когда мы выйдем из машины.

Серёжа подарил мне двух чудесных щенков московской сторожевой два года назад. Принёс в корзине, на ручке которой был повязан большой белый бант. Внутри корзина была выстлана тем же белым шёлком, а на шёлке копошились и тихонько скулили два пушистых, увесистых, бело-рыжих комочка с темными мордочками.

Пёсики сразу стали любимцами семьи, и только Эльза, опасаясь осквернения порядка и чистоты, отнеслась к новым жильцам с подозрением.

Я долго выбирала имена, приглядываясь к характеру каждого пёсика. Щенки были чрезвычайно схожи – упрямы, независимы, с выраженным чувством собственного достоинства и очень дружны между собой.

Время было летнее, поэтому было принято решение приучать щенков отправлять естественные нужды сразу на улице. Василич выбрал малопосещаемый участок сада, и после каждого кормления и сразу после сна щенков выносили на это место. На ночь Стефан соорудил просторный манеж, установил в нём короб, куда насыпал измельчённую древесную кору. Ночью щенки использовали короб по назначению, а на день короб убирали.

Щенки прожили в доме месяц и казусов ещё не случалось. Поверив в лучшее, даже Эльза уже перестала принюхиваться и приглядываться к полу, как неприятность всё же случилась.

Пёсики только что поели. Занятая сервировкой стола к ужину, я замешкалась и не сразу вынесла их на прогулку. Малыш дожидаться не стал – присел прямо посреди гостиной, написал и заторопился на коротеньких лапках подальше от лужицы. Бросив своё занятие, я вернула щенка к луже, строгим голосом порицая за содеянное. Пока нарушитель, опустив морду вниз, отворачивался и от меня, и от лужи, второй приковылял к месту происшествия и, нагло уставившись на меня, присел и тоже пописал. Отошёл и сел по-собачьи, от неумения завалившись чуть на бочок, и вновь нагло уставился на меня, дескать: «Ну и что ты на это скажешь?» Мне хотелось затискать малыша за преданность брату, но в целях воспитания пришлось стыдить обоих.

Восхищению домочадцев не было предела – после моего рассказа бо́льшая часть ужина была посвящена байкам о преданности животных.

В тот вечер я и определилась с именами щенков. Ничего оригинального, но дабы иметь основания требовать от псов достойного поведения, я присвоила им дворянские титулы, один стал Графом, второго я возвела в Лорды.

Когда щенки немного подросли, Серёжа пригласил профессионального инструктора. Небольшого роста, узкотелый, с неопрятной щетиной и пронзительным взглядом глаз цвета стали, Семён обладал огромным влиянием на собак. Щенки его понимали и слушались с первого слова. Семён и на женщин оказывал бесспорное влияние. После его инструктажа дамы дома перестали совать собакам кусочки вкусного когда не попадя. Не убедил он только Машу. Я полагаю, будучи сам покорен красотой и величием нашей королевы кухни, он потому и не смог найти достаточно веских аргументов для её вразумления. В ответ на мои увещевания, Маша вскидывала голову, угрожающе нацеливаясь подбородком мне в лицо. Поэтому вразумлять Машу пришлось просить Серёжу.

Щенки выросли в огромных псов. Хорошо воспитанные Семёном, псы считают ниже своего достоинства лаять. При необходимости выражают агрессию рычанием, либо просто оскаливают клыки. Невозмутимость они теряют в одном случае – когда, соскучившись, встречают нас после продолжительного отсутствия.

Эльза тоже полюбила псов, особенно Графа, после того как пёс не позволил ей упасть. Развешивая бельё, она оступилась, и Граф прижался к её боку как раз с нужной стороны, поддержал её своим телом и одновременно послужил опорой. Теперь о своём спасителе Эльза рассказывает всем, кто приходит в дом, принуждая слушателей восхищаться интеллектом пса.

Серёжа вышел из машины, помог выбраться мне, а после этого хлопнул руками себя по груди, приглашая псов к приветствию. Мальчики были приучены соблюдать очерёдность – в этот раз Лорд первым вскинул лапы на плечи хозяину, обнюхал его и лизнул. Сергей потрепал его за загривок, приговаривая:

Следом свою долю внимания и ласки получил Граф.

Ко мне забираться на плечи Серёжа запретил. Случилось это после того, как Лорд, ещё будучи подростком, слишком бурно выражая радость, не рассчитал бросок и сбил меня с ног. Поэтому я с пёсиками здороваюсь иначе – наклоняюсь и обнимаю за могучую шею.

Закончив с приветствиями, Серёжа вынул деток из автолюлек, псы, задрав носы, обнюхали и их, устремляясь за Серёжей к входу в дом.

– Паша, спасибо! Спокойной ночи! – попрощалась я.

– Спокойной ночи, Маленькая! – отозвался Паша и завёл мотор.

Одетая по-домашнему – в халате, с яркой цветастой шалью на плечах, в гостиной нас встретила Маша.

– Маша?! – вскрикнула я. – Что же ты не спишь? Господи, поздно-то уже как!

– Вас жду. Кто-то же должен встретить. – Маша зябко повела плечами под шалью и зевнула. – Задремала вот уже. Ты сама говорила, это правильно – встречать!

– Благодарю, Маша, милая, – растрогалась я и обняла её.

Она погладила меня по руке, провожая взглядом Серёжу с детьми и Настю до лестницы на второй этаж, и спросила:

Я покачала головой и опустилась против неё на диван.

– Хорошо дома. И не уезжала бы. Так, в театр когда или в концертный зал…

Досказать Маша не успела, входная дверь распахнулась, и в гостиную вбежала Даша.

Переделывая дом, Серёжа пожертвовал холлом, и наша гостиная начиналась сразу от входной двери. Сделано это было для того, чтобы увеличить размеры кухни – вначале Серёжа увеличил кухню за счёт гостиной, а потом вернул гостиной отнятые метры, упразднив холл. Мне понравилось его решение – кухня получилась просторной с удобным рабочим столом-островом посередине, да и гостиная ничуть не пострадала.

– Маленькая, а где Стефан? – спросила Даша и растеряно огляделась, теребя пуговку на халатике, высоко открывающем её красивые коленки. – Он что, не приехал?

– Не волнуйся, Даша. Стефан решил дождаться графа. Позже приедет.

– Ааа… – Даша продолжала потерянно блуждать взглядом по сторонам, – я жду, жду…

– Меньше надо мужу концерты устраивать! Ждёт она! Он у тебя и домой уже не хочет возвращаться!

– Что Маша? Правду говорю! Со свету она мужика сживает и дитё не жалко!

– Я жду Стефана, чтобы прощения попросить! – крикнула Даша, блеснув полными слёз глазами. – Вы же ничего не знаете! Вы, Марь Васильевна, сами на Василича кричите! – Даша развернулась, взмахнув полами халатика, и выбежала вон.

Маша задохнулась от возмущения и, не успев выразить его Даше, грозно повернулась ко мне.

– Маша, подожди, – остановила я, – подожди, пожалуйста.

Маша выдула изо рта воздух себе на лоб вначале с одной стороны рта, потом с другой.

Так она делает всегда, когда сердится – словно сдувает со лба прядки волос, хотя из туго сплетённых кос Маши никогда не выбивается ни единого волоса. Богатые косы лежат короной вокруг головы, открывая округлое лицо, маленькие розовые уши, украшенные серёжками, и горделивую шею с неизменной ниткой кораллов. Бусы эти, подаренные на день рождения, были первым подарком Василича своей будущей жене, тогда ещё невесте.

– Давно надо было поговорить, да всё не соберусь, – начала я. – Маша, я прошу терпимее относиться к членам семьи. Эльза предпочитает реже встречаться с тобой, Дашу ты часто до слёз доводишь. Даша легка на слёзы, да и коришь ты её по делу, но всё же чаще по пустякам. Мало того, теперь и Насте стало перепадать. Что случилось, Маша? Устала, выбери санаторий какой или островок, я куплю тебе и Василичу путёвки, съездите, отдохнёте.

– Кто кормить-то вас будет? – выкрикнула Маша и сделала паузу, давая мне возможность осознать всю бессмысленность своего предложения. – Без Василича, может, и можно обойтись, Стефан подменит, а на кухне кто? Я встаю в половине пятого и вона, уже первый час, а я ещё не ложилась. Устала, говоришь? Конечно, устала! Эльзе помощников на генералку приглашаешь. У Настьки в помощниках весь дом. У Дашки, – Маша кивнула на дверь, в которую выбежала Даша, – и так не много хлопот, так ещё и дитё своё на меня оставляет! И вместо спасибо, ничего не скажи ей! Ишь ты! А я? Всю ораву одна кормлю! Ты обо всех заботишься: «Эльза, устала, иди отдохни. Настенька, приляг поспи, пока я с детьми погуляю. Даша, кормишь! Похудеешь, когда кормить перестанешь», – передразнила она, удивительно точно повторяя мои интонации.

Я невольно улыбнулась, и моя улыбка её обидела – гневно сверкающие глаза увлажнились, а тон поутих:

– Для всех у тебя ласковое слово найдётся. Мужиков опекаешь, как маленьких – Стефан то, Пашенька сё. И Василича моего не забываешь, спасибо, – взмахнув рукой, она поклонилась. – А я что? «Благодарю, Маша» и всё? Обидно мне, Маленькая, не ценишь ты меня, да… – она обречённо махнула рукой, – и никто не ценит, один Василич разве. – Маша замолчала, достала из кармана халата салфетку и начала сморкаться. Скомкав салфетку в руках и глядя на неё, прибавила: – Я и хлопот-то тебе никаких не доставляю. А всё не любишь ты меня, как не родная я.

– Машенька, ты не просто хлопот не доставляешь, ты мне помогаешь в хлопотах с другими членами семьи! Прости, если внимания тебе мало уделяю. А что не люблю тебя, тут ты не права. И сама знаешь, что не права! И люблю, и родная ты мне, а уж Серёже и подавно! Он ведь ребёнком тебя ещё помнит. Устаёшь ты, тоже понимаю – семья растет, а кормилица ты у нас одна. Давай всё же пригласим тебе помощника.

– Эка! Опять?! Я тебе говорила и опять повторю: никого чужого на кухне не потерплю! Этих-то, которых Сергей Михалыч приглашает, когда праздник какой, с трудом терплю! После них потом не отмоешь, не столько помогут, сколько напакостят!

Я улыбнулась, припомнив, как в начале нашего знакомства Маша не желала подчиниться единственному требованию с моей стороны – я требовала безупречной чистоты на кухне. Она и сама не поддерживала порядок, и Эльзу не пускала на кухню, по праву считая кухню своей территорией. Не желая вести бесполезных споров, я, в конце концов, объявила, что ищу новую кухарку, на что Маша, уперев кулаки в бока, поинтересовалась:

– Да почему же из дома, Маша? Всего лишь из кухни, – спокойно ответила я.

– Не знаю, Маша, давай вместе подумаем. Что ты умеешь?

Понимая, что проиграла, Маша пригласила на помощь Эльзу. И хоть кухне от роду и было всего пару месяцев, а и отмывать, и чистить нашлось что. Маша ревниво наблюдала за усилиями Эльзы и училась…

– Я, Маленькая, и вправду, наверное, устала. Может, и надо отдохнуть. Сама знаю, что кидаться не всех стала. Дашку, ту затюкала совсем. Ты бы сама поговорила с ней построже, ведь доиграется, уйдёт от неё Стефан!

– Ааа… так это она потому прощение-то собралась просить?

– Маша, ещё хочу просить тебя, ты меньше ругай её, а больше объясняй. Молодая Даша, многого не понимает, да и не умеет, матери совсем не знала, она же сиротой росла.

– Даа… – протянула Маша, – а мне ничего не сказывала… всё про Париж болтает… – и, построжав голосом, спросила: – А ты почто мне раньше не сказала?

– Не сказала. Даша сама тебе всё расскажет, ласковая она, Маша. Ты будь мягче с ней, по-матерински, что ли.

Маша помолчала, что-то обдумывая, и поднялась с дивана.

– Пойду я. Ты немке-то скажи, пусть не боится меня, уважаю я её, хоть и не люблю. А с Настей не права я, прости.

– Мне, Маша, надо, чтобы Настя всегда в хорошем настроении была. С детками она. Не надо им раньше времени энергии обиды и злости узнавать, успеют ещё. А что касается тебя, тебя я ценю, Маша, не только люблю. Ты редкая! Какое бы настроение у тебя не было, на кухне ты забываешь обо всём и готовишь с любовью, а, значит, и пищу насыщаешь любовью, а не травишь нас гневом да обидами. За то и ценю тебя, что приготовленная тобою пища здоровьем наделяет! – Я вздохнула. – А Эльзе сама скажи. Она тебя тоже уважает и восхищается тобой.

– Хорошо мы с тобой поговорили, Маленькая, спасибо тебе. Ты графа Андрэ будешь ждать?

– Ты к Анне Петровне не ходи. Сон у старых чуток, а она перед самым вашим приездом к себе ушла, допреж со мной сидела, ждала.

Маша ушла, впустив в дом Графа. Пёс подбежал, обнюхал меня и повернул голову к лестнице. По лестнице спускался Серёжа. Он уже переоделся в джинсы и футболку. Граф подождал, пока Серёжа подойдёт, и уткнулся в его ладонь носом, требуя ласки. Серёжа потрепал его за ухо, и пёс с шумным вздохом повалился на пол. Я едва успела приподнять ноги и, засмеявшись, поставила ступни на лохматый бок. Граф поднял голову, намереваясь лизнуть мои ноги, но наткнувшись носом на носки, опять брякнулся головой об пол.

– На лестнице сидел, – усаживаясь подле меня и обнимая, ответил он, – не хотел мешать.

– Мне поговорить с тобой надо, Серёжа. – Я помолчала. – Не знаю, как и начать. Поцелуй. – И я подставила ему губы.

– Серёжа, ты сказал: я звала. Ну там, на танцполе… Серёжа, я, и правда, звала. Не отдельно кого-то… а… ну вроде… вот я!.. господи, стыд какой!.. В общем, Его Высочество сказал: ещё бы немного и мужчины турнир бы устроили… может быть, я, и правда, хотела соблазнить…

Пока я выталкивала из себя слова, он целовал моё лицо. Я умолкла, он вздохнул и спросил:

– Зачем ты придумываешь то, чего нет? «Может быть», «ты сказал», «принц сказал». Это был танец. Очень красивый танец, и очень талантливо исполненный – даже за твоей спиной я чувствовал гордую манифестацию женственности. Я должен был сохранить сюжет – завоевать благосклонность героини, а я поддался ревности и просто спеленал тебя. Маленькая, ты же сама всё время твердишь: «Искусству должно будить чувства». В том числе и эротические. Разве не так?

– Ты, правда, так считаешь? – дождавшись его кивка, я засмеялась. – Ох, Серёжка, я же сомневаться в себе стала, вдруг где-то глубоко во мне притаилась циничная, жаждущая власти, соблазнительница. Ооо, ты освободил меня! Я же весь вечер об этом думаю! – В порыве радости я обхватила его за шею и принялась целовать. – Скучала сегодня… Серёжа, не могу я жить без твоего взгляда…

– Чччи, Девочка. – Он увернулся от поцелуя и положил палец на мои губы. – Моё самообладание имеет границы. Ты ведь хочешь дождаться графа?

Я кивнула и упокоено склонилась к нему головой. Теперь Серёжа легонько целовал мою макушку, точнее не макушку, а причёску – вся убранная локонами, я чувствовала его дыхание, но не чувствовала губ.

– Подожди-ка, – я отклонилась, – освобожусь от этой причёски, а то голова уже устала.

Наклонив голову, я принялась высвобождать из волос шпильки, натолканные Дашей в невероятном количестве. Набрав их полную ладошку, я потрясла головой, и ахнула от неожиданности – захватив за затылок, Серёжа притянул меня к себе…

Шума подъехавшей машины я не слышала, не сразу услышала и шёпот Серёжи:

– Маленькая … Маленькая, тише, – тяжело дыша, Серёжа обхватил моё лицо ладонями, – чччи, Малышка.

Граф уже повизгивал у дверей, оглядываясь на нас. Я торопливо поправила на себе одежду и чинно села, спустив ноги с дивана. Дверь открыл Андрэ, пропуская вперёд Стефана с висевшим на нём Его Высочеством. Стефан обнимал принца за торс и держал за руку, свисающую со своего плеча, но Его Высочество всё равно тяжело клонился вперёд. Серёжа сорвался с дивана и, в два прыжка оказавшись рядом, подхватил принца с другой стороны. Опустив голову, я вжалась в диван, надеясь, что Его Высочество меня не заметит. Но…

– Пардон… графиня… – с трудом фокусируя взгляд, принёс он извинения. Пьяно улыбнулся и хотел ещё что-то добавить, но Стефан и Серёжа поволокли его к лестнице и дальше наверх в его спальню.

Оставшийся у дверей Андрэ одну руку опустил на голову Графа, то ли лаская пса, то ли опираясь на него, а другую протянул ко мне. Я подошла. Обняв меня, он шёпотом спросил:

– Ты почему не спишь? Ночь уже. Я, милая, тоже не в форме, – причмокнув языком, он укоризненно покачал головой, – а правду говоря, просто бессовестно пьян. Но я сейчас лягу спать. И ты тоже ложись. – Отпустив мои плечи, он отправился к лестнице, стараясь держаться прямо. Пошатнувшись на первой же ступеньке, он ухватился за перила, повернулся ко мне и назидательным тоном произнёс: – Детка, в жизни каждого мужчины однажды бывают такие моменты.

Спускавшийся навстречу Стефан предложил Андрэ помощь, но Андрэ отказался. Потрепав на ходу Графа, Стефан подошёл ко мне.

– Благодарю, Стефан. Ты ужинал? – Он молча кивнул головой. – Ну иди. Даша заждалась – прибегала, волнуется. Ещё раз благодарю за помощь. А ты, мальчик, где сегодня ночуешь? – обратилась я к псу. – Дома или на улицу пойдёшь?

Закрывать за собой дверь Стефан помедлил, внимательно глядя на меня.

– Спокойной ночи, Стефан, – сказала я, и он закрыл дверь.

«Неужели этот длинный день кончился?!» – Я бегом бросилась к лестнице.

На самом верху влетела в объятия Серёжи – уложив принца, он шёл за мной. В спальне, не желая отрываться от его рта, я висла на его шее, пока он раздевался сам и раздевал меня. Он положил меня поперёк кровати и потребовал:

Мне нравилось, как жадно он оглядывает моё лицо, мою молочную грудь, волнующуюся при резких, с большой амплитудой движениях; как смотрит на область паха, а потом вновь возвращается взглядом в глаза. Низ живота наполнялся сладким напряжением. В миг взрыва я взлетела с кровати, и наши тела сплелись, содрогаясь в бесконечном наслаждении.

Получить полную версию книги можно по ссылке - Здесь

Утопия о бессмертии. Книга вторая. Семья - Лариса Тимофеева - Книга вторая. Семья Читать онлайн любовный роман

Тимофеева Лариса

Аннотация к произведению Утопия о бессмертии. Книга вторая. Семья - Лариса Тимофеева

Книга вторая. Семья