Разделы библиотеки
Выйти замуж - Наталья Нестерова - Читать любовный роман онлайн в женской библиотеке LadyLib.Net
Выйти замуж - Наталья Нестерова - Скачать любовный роман в женской библиотеке LadyLib.Net
Нестерова Наталья
Выйти замуж
| Предыдущая страница | Следующая страница |
Я вам пишу, или Муж номер два
В Калуге Люся прожила четыре года. Последний – практически в разводе с Володькой. Его, кстати, никто иначе и не называл, только уничижительной формой имени. Возможно, они бы и не расстались никогда, если бы Володька не пил. У многих ведь бывает: пожар влюбленности плавно переходит в годы спокойного тления, мирного сосуществования, совместного воспитания детей и разумного накопительства.
Володька был хорошим парнем. И все. Хороший парень – и точка. Ни особых талантов, ни увлечений, ни чудинки, ни смешинки – ну просто ничего. Хозяин он был посредственный, то есть не тянул добычу в дом, не рвался благоустраивать квартиру или заводить дачу.
Я, по молодости максималистка и любительница хлестких определений, называла его бескрылым вегетарианцем. Почему-то вкладывала значение: серый, приземленный, травоядный.
Но когда Володька выпивал, он впадал в патетически воодушевленное настроение, чувствовал себя героем, все могущим и все умеющим, широкой натурой и отчаянным смельчаком. По сути же, он превращался в хвастуна и болтуна, возбужденного своими несуществующими подвигами и бредовыми планами. Подвиг в прошлом у него был только один – потеря и находка шапки, а заодно и жены. Каждый раз, хмелея, он вспоминал эту историю. Ее наизусть знали старые собутыльники, а новые активно просвещались. Трезвый, он обещал жене больше не рассказывать о ее нечаянном воровстве, но, как только выпивал, снова заводил единственную пластинку.
Люся злилась, пыталась отвадить его от водки. Ничего у нее не выходило. Да и просто ли вытащить человека из блаженного мира грез на пыльные улицы будничных обязанностей? Как последнее средство, Люся выгнала Володьку на житье к свекрови, чтобы одумался. На момент нового витка в жизни Люси он одумывался уже полгода.
Однажды вечером после работы Люся вытащила из почтового ящика вместе с газетой четыре письма. «Ух ты!» – удивилась она и подумала об ошибке. Кроме родителей, которые в то время работали на стройках дружественного Египта, ей никто не писал. Правда, еще Бабаня присылала четыре раза в год открытки – на Восьмое марта, майские, октябрьские, Новый год – с пожеланиями здоровья, счастья и чистого неба.
Но все письма были предназначены ей: Люся успела, поднимаясь в квартиру, рассмотреть свое имя на конвертах. Обратные адреса ей ровным счетом ничего не говорили. Заинтригованная, она быстро покормила Димку ужином и отправила к Хрюше и Степаше за вечерним мультиком.
– А сегодня только тетя Валя, – пожаловался сын из комнаты.
– Давай, давай смотри! – крикнула ему Люся и распечатала первое письмо.
Здравствуйте, дорогая Люда (хотя вы, наверное, не Люда, имя свое изменили, что естественно). Я решил написать вам, потому что очень хорошо понимаю ваши чувства и настроения.
Люся, уже двадцать с лишним лет по паспорту Людмила, в свою очередь ничего не понимала. Она перевернула листок и прочла подпись: «Николай Клычков, город Североморск». Где находится Североморск, Люся представляла себе смутно, никакого Клычкова она не знала.
Чтобы вам стало ясно, что это не просто слова, – читала она дальше, – несколько слов о себе. Пять лет назад после неудачного прыжка через небольшую лужу у меня была травма – трещина голени. Гипс наложили плохо, ногу сдавили, началась гангрена, и в итоге ампутация – до середины икры. Пока лежал, заболел пневмонией, потом аллергическая реакция на антибиотики. Словом, вернулся с того света. Вот вам наша медицина. Но я не о ней.
«О ней» Люся немного знала – работала в регистратуре детской поликлиники. «Ничего себе залечили», – посочувствовала она.
Сколько было пережито бед и разочарований, – писал инвалид Коля, – не перескажешь Но главное – я не отчаивался, хотя мысли, которые посещают вас, ко мне тоже приходили.
«Откуда ему знать мои мысли?» – удивилась Люся. Она дочитала до конца – пожелания найти себе увлечение, например чеканка по металлу, и предложения выслать литературу и рекомендации, если ее, Люсю, это занятие заинтересует, – и так ничего и не поняла. Выстукивание по железкам было так же далеко от Люсиных интересов, как и вырезание поплавков, которое предлагалось в качестве альтернативного средства.
Она открыла второе письмо, подписанное неразборчиво.
Людка! Брось хандрить и держи хвост пистолетом! Вспомни еврея из старого анекдота: приходит он к раввину, жалуется, что, мол, сил нет жить, теснота, тот советует – заведи козу; завел – совсем стало невмоготу; снова приходит к раввину, а он ему – убери козу; убрал – и сразу полегчало. Так что, голуба, заведи козу или, еще лучше, выйди замуж за еврея. Тогда никакой хандры не будет – это точно. Привет!
Замужем Люся уже была. Правда, не за евреем, а за слесарем. А сейчас она пребывала в состоянии легкой и тайной влюбленности в завполиклиникой Евгения Федоровича.
В третьем письме от неведомой Тани Рудиной из Чебоксар речь как раз шла о любви.
Призвание женщины, – писала она, – в высоком чувстве обожания любимого. Вы растворяетесь, вся до остатка, в нем, в единственном. Вас уже нет. Вы – это он, а он – это вы.
Люся в Евгении Федоровиче никак не растворялась, он даже не знал, что может быть этакой щелочью для Люсиных клеток. Просто он был веселый, шумный, пить умел не дурея, не то что Володька.
Чтобы испытать высшее наслаждение, – учила Таня из Чебоксар, – нужно полностью отдаться своему чувству. Пусть оно несет вас, как морские волны, куда-то в синюю даль. Закрыв глаза, смело отдайтесь воле стихии.
– А потом о камешки – шмяк, – пробормотала Люся.
Я желаю вам счастья, – заканчивала влюбленная Таня. – Желаю стать Вселенной с единственным Солнцем – вашим избранником!
– И тебе того же, – сказала Люся и принялась за последнее письмо.
Оно запутало ее более всего. Кандидат физико-математических наук В. М. Кобень из Москвы на трех страницах тесного машинописного текста сначала излагал роль самоубийств в истории человечества, затем описывал несколько способов, наиболее безболезненных, с его точки зрения, как проститься с этим самым человечеством. Он давал список лекарств, «которые можно принять на ночь», и их дозы, нарисовал чертеж, как вязать веревку, чтобы наверняка повеситься. В конце кандидат признавался, что все эти исследования проводил во время приступов суицидальности, подобных Люсиному, но они, как правило, проходили во время научного поиска.
Это письмо нагнало на Люсю страху, и она легла спать с Димкой. «Где же эти идиоты взяли мой адрес?» – терзалась она.
На следующий день Люся взяла письма на работу, чтобы показать подружке Валентине и посоветоваться. Но так и не вытащила конверты из сумки – неловко было признаться, что ей ни с того ни с сего пишут какие-то умалишенные.
Вечером ее ждали еще семь писем. Сжав руку хныкающего Димки, она с опаской вошла в квартиру и проверила имущество. Если знают адрес, то и влезть могут! Люся чувствовала себя мышью, которую накрыли стеклянной банкой.
Два письма были от мужиков, желавших завести с ней амурные отношения. Один настойчиво подчеркивал серьезность намерений, другой – предупреждал об их невозможности. И оба просили прислать фото, измерить рост, бюст, талию.
– Фигу вам! – заявила Люся и показала кукиш холодильнику.
Следующее письмо прислал ветеран из Омска. Языком выступления на пионерской линейке он рассказывал о своем участии в войне и в восстановлении народного хозяйства. Ветеран стыдил Люсю непонятно за что и призывал читать писателя Николая Островского, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы.
У Люси навернулись слезы. Не оттого, что свои двадцать два она считала бесцельно прожитыми, а от недоумения и обиды: за что на нее навалились?
Еще одно письмо было от студента философского факультета МГУ. О смысле жизни, как он трактуется великими умами прошлого и понимается в примитивно-бытовом восприятии. Люся смысла жизни никогда не искала. Своею она была недовольна, но не настолько, чтобы с нею покончить. А корреспонденты настойчиво уличали Люсю в желании свести с нею, с жизнью, счеты.
Отбросьте хмурое настроение, – уговаривала добрая душа из Крыма, – радуйтесь каждому прожитому дню, весне и осени, солнцу и снегу. Вы – часть мироздания и не вправе распоряжаться данным вам свыше.
Примерно об этом же, но с упоминанием Бога через слово писали члены какой-то секты и предлагали вступить в их ряды.
Восьмиклассница из Ленинграда что-то, видно, перепутала и на двух листах в клетку убеждала Люсю, что надо жить, чтобы есть, а не есть, чтобы жить. И для этого, мол, мужества требуется больше.
Как всякий здоровый человек, поесть Люся любила, но без мужества, а чтобы вкусно было.
Письма продолжали приходить. Каждый день Люся брела к почтовому ящику, как на заклание, надеясь, что ее помилуют, перестанут писать. Но не тут-то было! В неурожайный день она вынимала конвертов пять, а когда корреспонденты подналегали, то и полтора десятка. И чем больше они уговаривали ее радоваться жизни, тем тоскливее Люсе становилось.
В один из дней она получила большой конверт из коричневой бандерольной бумаги. Участливый психолог-любитель делился теорией собственного изготовления, которая с успехом заменяла все системы аутотренинга и помогала воспитать волю вдали от врачей-психиатров.
«Давно ты, видать, у них не был», – подумала Люся и принялась читать.
В школьной тетради помещался первый лечебный курс, рассчитанный на месяц. Упражнения были расписаны по дням и часам, характер их зависел от индивидуальных особенностей практикующего. Вначале требовалось уяснить себе, что более всего противно слышать: скрип двери, свист мокрого пальца по стеклу, писк радиоприемника. Особо рекомендовалось царапать вилкой по дну сковородки – три раза в день по полчаса. Кроме того, советовалось по двадцать минут перед зеркалом обзывать себя последними словами, гусиным перышком вызывать рвоту и усилием воли ее подавлять, внимательно читать все надписи в общественных туалетах.
От проклятых писем Люся худела и дурнела лицом. Она стала грустной, невнимательной и рассеянной на работе. На улице озиралась, на прохожих смотрела с подозрением: не этот ли ей пишет. Поймала себя как-то на мысли, что сочиняет самой себе письмо от Евгения Федоровича.
Подруга Валентина решила, что Люся затосковала без мужика. Она-то и подговорила супруга явиться с мировой.
Володька, почти трезвый, забрал сына из детского сада. Димка по дороге спросил:
– Папа, сегодня ты письма читать будешь?
– Какие письма, сынок?
– Из ящика. Мама каждый день получает. Во сколько!
Когда Люся пришла домой, сизый от гнева Володька читал второе письмо. В каждой партии было несколько посланий от «женихов», как Люся называла претендентов на ее руку, точнее, тело. Эти письма, да еще от самых бесстыдников, очевидно, Володьке и попались. Глядя на Люсю, бывший муж не находил от возмущения слов и только хрипел:
– Шлюха! Ну, шлюха деловая!
– Да успокойся ты. – Люся устало махнула рукой.
– Значит, ты теперь это? Деловая? Этим занимаешься? Не ожидал.
Володька схватил стопку писем:
– Клиентов выписываешь? Свербит? – Он бросил взгляд на один из конвертов и ахнул: – И бабы! Извращенка!
– И деды! – огрызнулась Люся. – Знал бы ты…
– Знаю, знаю, – угрожающе поднялся Володька. – Я тебя, гадину, убью!
– Убьешь?! – закричала Люся. – Давай убивай, а то они меня все уговаривают руки на себя наложить, а я, видишь, живу! – Она распахнула кухонный шкаф, где лежали послания, и стала их пачками швырять в Володьку: – Сволочи! Подлецы! Петельки мне рисуют! Любви отдаться зовут! Смысл жизни! Чтоб вы подохли со своим смыслом! Подавитесь своими советами!
Истерика у Люси прошла быстро. Накричавшись и наплакавшись, она все рассказала Володьке.
– Так разобраться надо, – сказал он обескураженно.
– Как разобраться-то?
– Перечитать все, сопоставить.
– Нет, – Люся испуганно затрясла головой, – не могу я их больше читать, лучше вилкой по сковородке.
– Чего? – испугался Володька.
– Да так, писал тут один, как характер закалять.
Оттого что выплакалась, а главное – поделилась своим несчастьем, Люся повеселела. Она с удовольствием посмотрела с сыном «Спокойной ночи, малыши», а потом одна – «Кинопанораму».
Володька читал письма на кухне. Временами хохотал, иногда ругался. Один раз прибежал в комнату и сказал, что, если попадется письмо «жениха» из ближайшего района, он поедет к нему с ребятами ломать ноги и другие конечности. Было уже за полночь, когда он позвал Люсю.
– Все. Я понял.
– Что понял?
– Смотри, вот здесь: «как вы писали в своем письме в газету…» – и тут: «я тоже думала написать в газету, и ваше письмо моими словами…» и так далее. Ты что, писала в газету?
– Я? В жизни даже заявки на радио не писала.
– А могла бы. Когда меня в прошлом году на переподготовку призывали. Песню передать.
– Ладно тебе, вспомнил. Кто же это мне удружил?
– Надо выяснить, какая газета, найти письмо, сличить почерки.
– Ну, ты прямо Штирлиц, – похвалила его Люся.
Впервые за много дней кошмар стал немного рассеиваться. Да и переживать его вдвоем было легче. Володька тут же учуял перемену в настроении Люси. И решил закрепить успех.
– К матери через весь город не потащусь, заночую у тебя, – объявил он.
Газеты просматривали в городской библиотеке. Вычислили: раз пишут со всех далей и весей – значит, центральная, дата – за неделю от первого письма. Дело шло медленно. Они часто задерживались на какой-нибудь статье, изучали, их культурный уровень резко повысился. Люся на работе пересказывала: «В „Известиях“ писали… в „Комсомолке“ была заметка…»
Письмо нашел Володька. Оно было подписано «Людмила К., город Калуга» и ведало о жестокости и эгоизме окружающих, их неспособности понять чужие проблемы и равнодушии. Глубоко разочарованная Людмила К. не видела иного выхода, как покончить с этой мучительной жизнью.
Непонятным оставалось, почему эта отчаявшаяся особа взяла Люсин адрес, о котором было сказано, что он находится в редакции.
– Не дрейфь, разберемся, – успокоил Володька жену.
Он переживал второй звездный час, даже про ворованную шапку на время перестал талдычить.
Люся же думала о том, как плохо быть самостоятельной, то есть одинокой. Мужская голова – не последнее дело в быту. Когда женщина распускает нюни и впадает в панику, мужчина трезво (даже если он вечно хмельной) оценивает ситуацию.
Володька почти переехал в бывшее семейство и умело прятал бутылку с водкой в сливном бачке над унитазом.
Евгений Федорович броситься с Люсей в океан любви не спешил, зато, по наблюдениям медперсонала поликлиники, был не прочь поплескаться в мелком ручейке с новенькой лаборанткой.
В один из дней Володька взял отгул и, прихватив сумку с письмами, отправился на электричке в Москву.
Здание газеты он нашел быстро, но, войдя в него, оробел: пройти нужно было мимо милиционера, которому все показывали пропуска. «Деловые! – возмутился Володька мысленно. – Как почитаешь, что пишут, – свои ребята, за нас болеют. А сами заслон от народа поставили».
Володька вышел на улицу и направился в гастроном напротив. Там он быстро нашел компанию и принял стакан портвейна. Из пустого желудка вино ринулось прямехонько в голову и растворило нерешительность.
Снова войдя в здание, он подошел к дежурному и распахнул сумку.
– Что же это делается? – спросил Володька.
– Что? – лениво откликнулся постовой.
– Пишут неизвестно кому. То есть известно – моей жене. Видишь сколько?
– В какую редакцию? – так же лениво спросил милиционер.
Володька назвал.
– В отдел писем?
– Ага, – обрадованно кивнул Володька, сообразив, что что-то наклевывается.
Постовой задержал пропуск девушки в громадных – блюдцами – очках:
– Тут товарищ в вашу редакцию. Не проведете?
– К кому? – насторожилась очкастенькая.
– В письма, – пояснил Володька.
– Пойдемте, – согласилась девушка.
В лифте ехали молча. «Деловые, ну деловые». – Любимое словечко одиноко билось в Володькином мозгу.
– Вам направо, вторая комната, завотделом Сергей Кривососик, – блеснули очки.
– Спасибо, – поблагодарил Володька. Он постучал в дверь и, не дожидаясь ответа, вошел. – Мне Кривососика, – сказал он сидевшему в кабинете парню.
– Носика, – ответил тот.
– Чего? – растерялся Володька.
– Кривоносик моя фамилия.
– Извини, спутал, – сказал Володька и принялся выкладывать письма на стол.
Сергей Кривоносик наблюдал за его действиями без интереса, как повар за кипящим бульоном.
– Все! – сказал Володька. – Забирайте. И требую публично извиниться перед моей женой. На первой странице.
– За что? – поинтересовался завотделом.
– Так ей безвинно пишут всякие ненормальные…
На середине Володькиного монолога Сергей вдруг простонал:
– Ляля!
– Кто? – переспросил Володька.
– У нас работает в регистрации. Такая… – Кривоносик нарисовал в воздухе большую гитару. – Но дура-а! Редкая дура! Пошли.
В коридоре Сергея схватила за руку пенсионного возраста тетенька, одетая под старшеклассницу.
Получить полную версию книги можно по ссылке - Здесь
| Предыдущая страница | Следующая страница |
Поиск любовного романа
|
Партнеры