Разделы библиотеки
Я чувствую тебя - Ирэне Као - Читать любовный роман онлайн в женской библиотеке LadyLib.Net
Я чувствую тебя - Ирэне Као - Скачать любовный роман в женской библиотеке LadyLib.Net
Као Ирэне
Я чувствую тебя
| Предыдущая страница | Следующая страница |
Глава 2
Сегодня Мартино появился рано, с маленьким кожаным кошельком, закрепленным на ремне джинсов. Каждые две минуты он достает монетку, и до меня доносится сухой стук металла о металл, потом щелчок включающейся лампочки, и вот, словно по волшебству, святой Матфей появляется из тьмы.
Мартино вглядывается, изучает, разбирает по деталям, потом присаживается на ступеньки, с трудом протиснувшись среди туристов, и начинает писать на разбросанных листках. С момента нашего личного знакомства прошло пять дней, и его присутствие уже стало для меня чем-то вроде приятного обычая, отвлекающего от постоянного давления Паолы.
Время от времени Мартино заходит в нашу капеллу, и мы с ним начинаем обсуждать технику реставрации и теорию цвета. При этом моя коллега и наставница пребывает в молчании сама по себе. Иногда Мартино очень внимательно смотрит на меня, словно на какую-то картину, но меня это не раздражает. Я понимаю, что его умные любопытные глаза просто пытаются понять все секреты мастерства. В нем есть что-то, что отличает его от сверстников, которые болтаются по мостовым Виа деи Корсо или нагло носятся по городу на переделанных мотороллерах. Мартино застенчивый, вызывающий в стиле одежды, но очень сдержанный в поведении.
– Я смотрю, ты сегодня наготове, – говорю, кивая подбородком на кошелек.
Он улыбается:
– Не понимаю, почему освещение длится так мало…
– А это ты у отца Сержа спроси, – говорю со смехом, который действует на нервы Паоле.
Игнорирую ее бормотание и начинаю смешивать пигмент красного оттенка для облачения Мадонны.
– Вот бы мне лампу, как у вас! – Мартино указывает на круглый галогенный фонарь, освещающий место реставрации, словно кинематографическую площадку.
– Я уверена, что отец Серж этого не одобрит.
Пока я говорю это, в мыслях возникает картинка: удовлетворенная улыбка священника, который перед закрытием церкви опустошает контейнер с монетками. Ясно, что картины Караваджо и система их освещения составляют добрую долю доходов церкви Сан-Луиджи-деи-Франчези.
– Да, но это же настоящий грабеж! – протестует Мартино, фыркая. – Эта курсовая влетит мне в копеечку, – говорит он, помахивая полупустым кошельком. – Будем надеяться, что усилия были ненапрасны и это хотя бы приведет к результату. Правда, моему профессору Бонфанте никогда не нравится ничего из моих работ!
– У меня тоже была такая преподавательница, ей было трудно угодить, – соглашаюсь со знающим видом, – Габриэлла Борраччини. Она славилась своим ужасным характером…
Паола резко поворачивается в мою сторону.
– В чем дело? – спрашиваю, опасаясь, что наша болтовня побеспокоила ее.
– Ничего, подай мне, пожалуйста, красный пигмент, – просит она с необычной вежливостью.
Передаю ей краску. Странно, она кажется взволнованной, но у меня нет времени, чтобы осознать это, потому что она снова отворачивается к своей стене. А я продолжаю разговаривать с Мартино.
– Правда, спустя многие месяцы, когда все мои вопросы она систематически игнорировала (хотя я проводила не один час в очереди перед ее кабинетом в приемные дни), в конце года я таки сдала ей курсовую по Джорджоне, над которой проводила дни и ночи, делая зарисовки в галереях Академии и нескончаемые исследования в самых отдаленных библиотеках Венето. И с того дня профессорша признала меня ученицей, оправдавшей ее ожидания.
– Надеюсь, что у меня будет так же. Бонфанте просто ужасен…
Мартино качает головой. Потом с любопытством смотрит, как я смешиваю пигмент с водой, наконец спашивает:
– А почему ты используешь именно этот кувшин?
– Его фильтр задерживает все примеси. – Приподнимаю крышку и показываю ему. – Известь губительна для цвета. Я выучила это в Венеции.
– Можно уже помолчать немного? – бурчит Паола с внезапным раздражением.
– И правда, извините, – пытается задобрить ее Мартино.
Я пожимаю плечами и подмигиваю ему, как бы говоря: «не обращай внимание, так уж она устроена».
Паола продолжает ворчать:
– От вас больше шума, чем от гусей в Кампидольо.
Когда она злится, ее римский акцент усиливается.
– Может, сделаем перерыв? – предлагаю (уже одиннадцать, и Паола еще не делала паузу). – Пойдем, кофе попьем? – спрашиваю, обращаясь к обоим и бросая заговорщический взгляд на Мартино.
– Иди ты с мальчишкой, – отвечает Паола с невозмутимым видом. – Мне надо закончить здесь, – добавляет раздраженным голосом, не отрывая взгляда от фрески.
– Ладно, тогда я пойду, скоро вернусь.
Снимаю клеенчатый комбинезон, беру сумку из кладовой за алтарем и вместе с Мартино на цыпочках выскальзываю из церкви.
* * *
– Мама мия, ну и зануда твоя коллега…
На выходе Мартино поправляет прядь волос, падающую на глаза и выжидательно смотрит на меня.
– Пойдем в «Сант-Евстахио»? – предлагаю. Это бар в нескольких шагах от Сан-Луиджи, одноименный с площадью, и, говорят, там подают лучший кофе в Риме.
Солнце уже высоко, и небо настолько чистое, что выглядит нарисованным. Погода в столице в это время года идеальна: не слишком жарко и с моря время от времени доносится легкий бриз.
Мы идем вдоль Виа делла Догана Веккья[16], доходим до площади, и у меня буквально перехватывает дыхание. На мгновение кажется, что я чувствую в воздухе знакомый аромат – тот самый аромат амбры, смешанный с каким-то еще более сильным, всепроникающим запахом: Леонардо. Я замираю и оглядываюсь по сторонам с бешено бьющимся сердцем, но среди прохожих не вижу никого, кто бы даже отдаленно походил на него. Затем высоченная модель, затянутая в черные легинсы, не оставляющие пространства воображению, перекрывает своим вызывающим парфюмом все воспоминания о нем.
– В чем дело? Все в порядке? – обеспокоенный голос Мартино резко возвращает меня к реальности. Я почти совсем забыла о его присутствии.
– Да-да, а что? – пытаюсь изобразить безразличие. Но похоже, мне это не очень удается, раз даже такой молодой мальчик понимает, что что-то не так.
– Ты побледнела.
– Да нет, что ты! Мне просто показалось, что я увидела одного знакомого, но ошиблась. – Улыбаюсь, в попытке замаскировать свое волнение.
– Может, это Паола за нами шпионит, – шутит Мартино. Я смеюсь вместе с ним, стараясь усилием воли выкинуть из головы и из каждой частички своего тела воспоминания о Леонардо.
Дойдя до кафе, садимся за первый свободный столик на улице и делаем заказ официанту – мужчине с седыми волосами и красным лицом, который кажется рожденным для этой профессии. Я выбираю ячменный кофе, Мартино – кинотто[17].
– Рим так красив весной! – вздыхаю, оглядываясь вокруг.
– Да, наверное, и Венеция тоже? – откликается Мартино. – А ты знаешь, что я там был всего один раз, на экскурсии в старших классах? И естественно, помню только пьянки и как нас тошнило в отеле…
– Ты должен обязательно вернуться, там столько разных художественных шедевров, с ума сойдешь, пока выберешь, на что смотреть… Перекрещиваю ноги, усаживаясь поудобнее в кресле из кованого металла. – Если решишь поехать и тебе нужен будет совет, спрашивай. Уж я-то хорошо все там знаю…
– Может, ты сможешь стать моим гидом? – набравшись храбрости, спрашивает Мартино, бросая взгляд на мое декольте, но сразу же отводит глаза. Он очень застенчив, его невинность нравится мне. Улыбаюсь в приливе скорее нежности, чем неловкости.
– Может быть… – отвечаю неопределенно и поправляю футболку будто случайным жестом.
В это время подходит официант и с элегантностью опускает поднос на стол.
– Господа, ваш заказ! – объявляет он глубоким баритоном и, расставив все перед нами, застывает в ожидании оплаты. Мартино сразу же начинает рыться в кошельке, но я быстро останавливаю его.
– Оставь, я заплачу, – подаю официанту банкноту в 10 евро. – Сегодня мой день рождения… – добавляю вполголоса.
– Правда? – спрашивает Мартино с удивлением. – А что же ты сразу не сказала?
И когда официант отходит, Мартино поднимается и награждает меня неловкими поцелуями в обе щеки.
– Я знаю, что нельзя спрашивать возраст у женщины, но все же…
– Тридцать, круглое число, – отвечаю, прежде чем он успевает закончить фразу. Его ошеломленный взгляд льстит мне.
– Черт, по тебе не скажешь!
– Спасибо! Когда тебе тридцать – это хорошо.
– Шестнадцатое мая… ты Телец.
– Да, а ты? – рискую спросить.
– Весы. Мне третьего октября будет двадцать.
Он тоже кажется моложе, но оставляю эту мысль при себе, потому что вряд ли этот комплимент ему понравится. Выпиваю последний глоток кофе и ложечкой размешиваю остатки тростникового сахара на дне чашки. Ничего не могу с собой поделать: опять думаю об аромате, уловленном несколько минут назад. Он внезапно вернулся в мои мысли, заполонил собой мои воспоминания.
– Ну вот опять! – Мартино смотрит на меня внимательно.
– Что такое? – спрашиваю с удивлением.
– Это странное выражение, которое появляется у тебя время от времени. Я его снова заметил. Ты вдруг куда-то пропадаешь, будто улетаешь вслед за какой-то далекой нереальной мечтой. Так же было несколько минут назад, когда ты остановилась посреди улицы.
Он оглядывает меня прищуренными глазами.
– Ты кажешься грустной, Элена. Будто какая-то тайная боль мучает тебя.
Его слова проникают в глубину души, потому что это правда. Я осознаю, что в моем сердце еще зияет открытая рана – Леонардо. Хотя мне сложно признать это, но она пока не затянулась и, возможно, никогда не излечится до конца.
– Этого мне никто не говорил, – отвечаю, маскируя волнение улыбкой.
– Для меня это звучит как комплимент, – замечает Мартино, улыбаясь в свою очередь. – Эта странная грусть делает тебя еще красивее.
Он краснеет – стесняется за вылетевшие ненароком слова.
– Ну, спасибо! Будем считать, что твои слова – первый подарок на сегодня!
Я смеюсь, пытаясь преодолеть неловкость, и поднимаюсь:
– Уже поздно. Мне лучше вернуться, а то наслушаюсь потом от Паолы.
– Да, пойдем!
Мартино не настаивает на большем и в спешке собирает свои вещи. На сегодня он и так слишком далеко зашел.
* * *
Когда я возвращаюсь домой ближе к вечеру, обнаруживаю, что Филиппо ждет меня там, разлегся с прикрытыми глазами на диване, голова покоится на подушке с черно-белой репродукцией Манхэттена. Он уже снял галстук и пиджак и бросил их на кресло, ворот рубашки расстегнут. Похоже, спит, но вдруг замечаю, как двигается босая ступня, слышу, как он напевает вполголоса «Виа кон ме» Паоло Конте[18] – одну из наших самых любимых песен. В ушах у Филиппо наушники, которые я раньше не заметила.
Смотрю на него пристально почти минуту. Красивое лицо освещено мягким светом, его созерцание вселяет в меня чувство покоя. Наверно, я и правда счастлива, впервые в жизни. Счастлива принадлежать ему, быть в этом месте, счастлива тем, что меня окружает. Как только я приближаюсь к дивану, Филиппо резко открывает глаза, потягивается с улыбкой и говорит:
– С днем рождения, Биби.
– Спасибо, Фил! Хотя ты уже поздравил меня утром… – отвечаю тихо, опуская сумку на ковер в горошек.
Филиппо вздыхает и разводит руки.
– Иди сюда, обними меня! – Он притягивает меня к себе, и я падаю на его горячее тело. Мой любимый нежно целует меня в губы, потом достает из-под подушки белый конверт с нарисованной на нем маргариткой.
– Это тебе, – шепчет с широкой белозубой улыбкой.
Открываю конверт и нахожу в нем купон на выходные в Тоскане.
– Ух ты, Фил, спасибо! Ну что, пойдем? – говорю, крепко обнимая его. Вот это сюрприз… Страстно целую его, представляя себе вечер, который мы проведем вместе, только мы вдвоем, поедая вкусности и занимаясь любовью.
Но сюрприз ко дню рождения на этом не закончен. Филиппо организовал в мою честь ужин с друзьями в одном из лучших ресторанов Рима.
– Тридцать – это тридцать, – подчеркивает эмоционально, – надо отпраздновать как следует… мне казалось, что это минимум, что я могу сделать.
– Осторожно… ты не слишком меня балуешь?
На самом деле я бы предпочла, чтобы мы провели вечер вдвоем, но вообще это тоже замечательная мысль, и я не собираюсь разрушать его планы. Обхватываю его голову руками и покрываю лицо мелкими поцелуями.
– Я счастлива, счастлива. Потому что у меня есть ты!
– Я тоже, Биби. – Он проводит пальцами по моим волосам. – И если уж быть честным до конца, то я счастлив, что ты перестала быть вегетарианкой. Раньше было сложно пригласить тебя куда-нибудь.
Улыбаюсь, вспоминая все странности, которые верному другу пришлось вытерпеть во время обедов и ужинов за долгие годы нашего знакомства. Это был мой пунктик. В вегетарианстве я была педантичной и занудной, как никто… Хорошо, что я изменилась!
– Ты единственная, кого я знаю, кто переменил свое мнение в этой сфере так резко, – продолжает Филиппо, когда мы встаем с дивана. – Я так и не понял, что такого с тобой произошло?
– Я и сама не поняла.
Отделываюсь улыбкой, но навязчивые и вездесущие мысли о Леонардо не оставляют меня. Если бы я не встретила его, наверное, сейчас по-прежнему была бы вегетарианкой. Была бы прежней Эленой. И мой мир остался бы черно-белым – без вкуса, без плоти, без запаха.
* * *
Перед тем как выйти, нахожу время, чтобы пообщаться с Гайей по скайпу. После шуток по поводу моего тридцатилетия (ей будет тридцать только через шесть месяцев, поэтому она может считать себя девчонкой), она рассказывает мне последние новости своих отношений с Беллотти – тем велосипедистом. Ее пикантные, красочные рассказы всегда придают мне чувство здоровой эйфории. Ведь мы с ней будто связаны: я счастлива, если она счастлива. Не хочу, чтобы она наделала глупостей ради типа, который не очень мне нравится и, возможно, совсем ее не заслуживает.
– Ну, так что, вы виделись или нет? – спрашиваю, умирая от любопытства.
– Да. Один раз, – отвечает подруга, накручивая на палец блондинистую прядь. Замечаю, что ногти у нее накрашены красным лаком, любимым цветом Беллотти (она всегда не устает это повторять).
– А где, можно спросить?
– Я приехала к нему в его квартиру в Монте-Карло, незадолго до начала велопробега. Мы занимались любовью всю ночь. И весь следующий день.
Зеленые глаза светятся искренней радостью.
– Эле, это было потрясающе!
Когда у Гайи на лице это особенное выражение, дальше расспрашивать бесполезно. Видимо, Самуэль Беллотти не только красавец, но еще и феномен в постели.
– И теперь?
– А теперь он недоступен, – вздыхает Гайя. – Утверждает, что мы не можем видеться во время Джиро д’Италия[19]. И запретил мне приезжать к нему. Говорит, что я могу отрицательно повлиять на его результаты в соревнованиях.
– Вот сволочь!
– Ну, его можно оправдать, это приказ менеджера команды! Так что до середины июня могу забыть о нем, – Гайя пожимает плечами. – Но ты знаешь, с той ночи мы созваниваемся намного чаще!
– Это хорошо.
Может быть, у Беллотти серьезные намерения, но я не очень в этом уверена. И спрашиваю Гайю:
– А о Брандолини ты иногда вспоминаешь? Можешь не отвечать, если не хочешь.
– Иногда. Кстати, я его встретила на Риальто[20] пару дней назад.
Она дотрагивается до лба, будто эта мысль ставит ее в сложное положение.
– Назад я не вернусь. Если бы я осталась с ним, я была бы лгуньей.
Киваю с пониманием.
– А с Филиппо как дела? – сразу же спрашивает Гайя, будто стараясь сменить тему разговора.
– Хорошо, – улыбаюсь, – настолько хорошо, что даже не верится.
Наверное, я так свечусь, что теперь и она улыбается.
– Я всегда говорила, что вы созданы друг для друга. Я вижу, что ты счастлива, Эле. Ты заслуживаешь этого, на самом деле.
Гайя единственный человек, который знает о Леонардо. И после нашего с ним разрыва только она была рядом. Я верю, что для нее настоящее облегчение – видеть меня за пределами туннеля боли и неуверенности, в котором я оказалась.
– Ну и когда ты приедешь навестить нас?
– Очень скоро, обещаю.
– Я жду, не разочаровывай меня.
Бросаю взгляд на часы на экране и понимаю, что уже полдевятого – мне надо торопиться.
– Нам надо прощаться. Филиппо организовал ужин с друзьями, чтобы отпраздновать мой день рождения.
– А после ужина с друзьями? Будете праздновать вдвоем? – продолжает она заговорщическим тоном.
– Не знаю… но надеюсь, что да, – говорю, подмигивая, – а теперь, извини, пойду украшу получше мое старое, уставшее тридцатилетнее тело!
– Развлекайтесь! И делай все то, что и я сделала бы на твоем месте… До встречи.
– Целую, Гайя!
– Пока, Эле! Целую!
* * *
Выключив видеокамеру, начинаю готовиться к вечеру. Выбираю черное платье на тонких лямках, ярко-синие босоножки (которые благодаря двенадцатисантиметровой шпильке делают меня выше метра семидесяти пяти) и шелковую накидку. Слегка обрызгиваю запястья Chloe – этому трюку научила меня Гайя еще в лицее. «Поскольку ты сильно жестикулируешь, ты будешь таким образом распространять в воздухе свой аромат» – ее слова в коридорах школы до сих пор крутятся у меня в голове.
Потом скрываюсь в туалете, чтобы почистить зубы – я, как обычно, опаздываю, – и начинаю краситься, следуя инструкциям Гайи: наношу на губы помаду персикового цвета и промакиваю ее бумажной салфеткой, завершая все прозрачным блеском. Выделяю глаза темными матовыми тенями (я случаем не переборщила?), припудриваю румянами скулы, лоб и подбородок. Чуть-чуть корректирующего карандаша, и я готова. Надеюсь, что не похожа на клоуна! Но, увидев свое отражение в зеркале, улыбаюсь и решаю, что выгляжу неплохо. Похоже, в свои тридцать я наконец научилась краситься.
Возвращаюсь в комнату и ищу поше́т[21] из синей кожи – безумное приобретение, сделанное в Венеции, которое решаю сегодня вывести в свет. И вот я нахожу драгоценную сумочку полностью задавленной под стопкой «Архитектурного дайджеста». Высказав все по поводу Филиппо и его беспорядка и приведя модный аксессуар в достойный вид парой ударов, кладу в сумочку айфон, блеск для губ, изящное зеркальце, пластыри от мозолей (всегда беру их, когда выхожу на каблуках!) и, конечно, пачку моих лакричных палочек (везде ношу их с собой, они – мой талисман). Сумочка еле закрывается.
Застегиваю на левом запястье спортивные часы, которые подарил мне Филиппо в честь нашего примирения, надеваю босоножки и иду в гостиную. Он ждет меня на диване, одетый в хлопковые синие брюки и белую рубашку с полузакатанными рукавами, со спокойным видом человека, способного собраться за минуту. Везет ему: нанес каплю геля и готов, уже красавец.
* * *
Выбранный Филиппо ресторан определенно нравится мне: в нем чувствуется шикарная и особая атмосфера, нет той безличности, свойственной многим модным заведениям. Он обставлен в стиле либерти: кондитерская вся на виду, на освещенной сзади барной стойке из оникса сотни винных бутылок, обеденный зал с куполообразным потолком, белые стулья и скатерти, украшенные свежими цветами. На втором этаже замечательная открытая терраса с потрясающим видом на Тестаччио[22] – именно здесь мы ужинаем.
За столом все спокойны и расслаблены. Приятная компания, хотя мне сложно чувствовать себя непринужденно. Я довольно хорошо знаю коллег Филиппо, мы уже встречались раньше, но они все равно остаются незнакомцами. Вот Алессио – мужчина тридцати семи лет приятной внешности, слегка полноватый. Он женат на Флавии – яркой блондинке, работающей на местном телевидении. Джованни – мелкий и слегка облысевший, одного возраста с Филиппо, обручен с Изабеллой – очень симпатичной девушкой, только что закончившей медицинский институт. Риккардо – начальник, закоренелый холостяк, который ни за что не хочет отказываться от этого статуса, несмотря на седину в волосах и возраст, переваливший за сорок. Всякий раз, когда мы встречаемся, он появляется в компании новой подруги. Сегодня вечером очередь рыжеволосой молчаливой девушки – у нее безупречно-искусственные скулы и красивейшие ноги. Хотя эти люди изо всех сил стараются быть приветливыми со мной (и они действительно симпатичные и интересные), мне кажется, что я никогда не вольюсь в эту компанию. Здесь не хватает той близости, что бывает между людьми, знакомыми целую вечность, которые через многое прошли вместе. В такие моменты мне особенно не хватает Гайи.
После внимательного изучения меню и карты вин, выбираем закуски: аранчини из риса[23] с качиокавалло[24] и шафраном, а еще тарталетки с икрой тунца, лимоном, помидором и базиликом. Потом Филиппо заказывает лучшее шампанское. Официант в белом пиджаке и с шелковой бабочкой бормочет свое одобрение по поводу нашего выбора. Через несколько минут перед нами уже закуски и бутылка выдержанного «Piper-Heidsieck»[25].
Пока Алессио наполняет бокалы, Филиппо выпрямляется на стуле, с торжественным выражением лица поднимает бокал, восклицая уверенным голосом: «За мою невесту!», и все присоединяются к тосту.
Я за секунду становлюсь красной, как помидор, мне приходиться провести рукой по лицу. Не знаю, чего мне больше хочется в этот момент: прибить его или покрыть поцелуями. Я впервые слышу, как он произносит это слово. Хотя мы живем вместе полтора месяца и наши отношения стали официальными с первого дня, мне все равно странно слышать, как он произносит это слово.
С натянутой улыбкой поднимаю бокал и тоже чокаюсь. Филиппо целует меня в губы, и я целую его в ответ, хотя смертельно стесняюсь выказывать на людях некоторые чувства.
Наконец приступаем к еде, но сразу после тоста на меня накатывает какая-то неожиданная меланхолия. Наверное, потому, что дни рождения всегда заставляют задуматься о проходящем времени, или потому, что чувствую себя не на своем месте здесь, среди полузнакомых людей, а может быть, это шампанское вызывает грустные мысли. Внезапно я поглощена той странной ностальгией, которую ощутила сегодня утром – той самой, которую заметил даже Мартино. Я чувствую себя далекой, не на своем месте, как не случалось уже давно. Я говорю себе, без особой уверенности, что это все гормоны, приближаются месячные, но в глубине души понимаю, что дело не только в этом. Несмотря на улыбки, которые я раздаю направо и налево, у этого тридцатилетия кисло-сладкий привкус. И даже потрясающий ризотто с песто из апельсинов, авокадо и мяты не может его отбить.
Когда наконец доходит очередь до волшебного торта из груш и шоколада, который заказал для меня Филиппо, я задуваю свечи под торжествующими взглядами окружающих, думая только об одном: чтобы этот вечер скорее закончился.
Торт отправляют обратно на кухню, чтобы нарезать и разложить по фарфоровым тарелкам, и в то время, как официант разносит наши порции, замечаю что-то странное: в моей тарелке появился цветок, сделанный из зерен граната.
– Биби, смотри, как красиво! – замечает Филиппо, сидящий рядом со мной. – В честь именинницы!
– Да… очень красиво.
Изо всех сил стараюсь улыбаться, но знаю, что лицо разбивается тысячей осколков. Дрожащей рукой подношу к губам бокал и выпиваю глоток шампанского. Сердце разрывается в груди под воздействием противоречивых эмоций. Зернышки граната. Это не может быть случайностью, это знак, сообщение от него, я знаю… и все же не могу поверить.
Стараюсь изгнать Леонардо из своих мыслей, усилием сосредоточиваясь на Алессио, который с живостью обсуждает проект восстановления заброшенного парка. Однако его речи об экодизайне и биостроительстве совсем не помогают мне. Начинаю терять контроль и понимаю, что не могу больше ждать ни секунды.
Я должна знать. Сейчас.
Оставляю вилку и резко приподнимаюсь.
– Я на минутку в туалет, – придумываю объяснение под вопросительными взглядами моих сотрапезников.
Прохожу внутрь ресторана, миную дверь туалета и решительно направляюсь в сторону кухни. Иду быстрым шагом, нервно оглядываясь по сторонам, придерживая сумочку вспотевшими руками. Наверное, это просто безумие – фантом моего воображения. А если даже все так, как я думаю, то я тем более совершаю ужасную ошибку. Это подобно фильмам ужасов, где героиня, услышав подозрительный шум среди ночи, решает открыть дверь, чтобы узнать кто там, вместо того чтобы сразу же позвонить в полицию. Ну а что еще я могу сделать? Я вне себя.
С горящим лицом прислоняюсь к круглому окошку в двери, ведущей на кухню, но почти ничего не вижу. Потом, глубоко вздохнув, распахиваю двери, которые открываются, словно двери салуна. Чуть не сталкиваюсь с официантом, конечно же, он выходит именно в этот момент, неся четыре дымящихся блюда, но, к счастью, мне удается уклониться и отойти в сторону. Здесь такой беспорядок, что поначалу чувствую себя оглушенной: хаос голосов, пара, запахов, звяканья. Ряд ассистентов толпится вокруг основной столешницы и у конфорок: кто-то шинкует, кто-то варит, кто-то обваливает в сухарях, кто-то ставит в духовку, кто-то обрамляет гарниром и сыплет специи.
– Мы чертовски опаздываем по всем заказам, шевелитесь!
Этот голос словно гром.
Я вижу его, и у меня перехватывает дыхание. Леонардо. На нем белая форма, белая повязка закручена на лбу, как в первый раз, когда я видела его за работой на вечере в Венеции. Темные глаза, живые и внимательные, обычная двухдневная щетина, лоб покрыт потом. Он движется среди своих помощников, харизматичный и авторитарный, но прежде всего наводящий страх. Я понимаю это по тому, как он отдает приказы, и особенно по взглядам, с которыми их принимают подчиненные. Пристально наблюдаю за ним, но он не замечает, что я здесь.
– Лангуст для третьего стола готов уже три минуты. Что будем делать, Уго, подадим его холодным? Где они нашли тебя такого, на празднике котлет?
– Конечно, шеф. Сейчас добавлю гарнир за секунду… извините, шеф. Я отвлекся на минуту, – оправдывается Уго, крупные капли пота стекают по высокому лбу.
– Да неужели? Ты отвлекся? Не страшно, Уго, в «Макдоналдсе» всегда нужны хорошие парни, чтобы жарить картошку… и шевелись с карпаччо из тунца!
– Да, шеф, конечно, шеф!
– Альберто! Ты добавил слишком много соуса для этих гарганелли[26]. Поменьше, поменьше!
Он абсолютно такой, каким я помню его, даже еще немного увереннее в себе и внушительнее. Волосы мне кажутся темнее, челюсть более выражена, мышцы крепче – но, наверное, это просто мои фантазии. Что-то вроде галлюцинации.
Он пока еще не заметил меня, и это дает мне ощущение безопасности. Однако, как только его глаза встречаются с моими, ноги слабеют и начинают дрожать. По губам Леонардо пробегает улыбка, он идет мне навстречу широким шагом. Остаюсь в неподвижности, у меня нет сил, чтобы сделать малейшее движение. Вдыхаю, выдыхаю, вдыхаю.
Я ошеломлена, поражена, взбешена, сама не знаю, что чувствую. Губы не произносят ни одного слова, ни одного звука. На мгновение мне хочется взять тарелку и швырнуть в него в лучших традициях итальянских комедий и сразу же после этого повернуться и уйти. Прежде чем эта мысль смогла осуществится, Леонардо оказывается передо мной и останавливает меня рукой. Этого контакта достаточно, чтобы уничтожить окружающую меня реальность. Я забыла, насколько у него большие руки, какие они всегда горячие. Стараюсь освободиться от его хватки, но мне это не удается.
– Привет, – спокойно говорит он с вызывающей улыбкой, в глазах поблескивают странные огоньки. Морщинки вокруг глаз по-прежнему на своем месте, чтобы напомнить мне, насколько он сексапилен и потрясающе красив.
– Привет, – бурчу в ответ, разрываясь между злостью и недоверием. Мы не виделись три месяца, за это время я поставила под вопрос и построила заново всю мою жизнь кусочек за кусочком, а он встречает меня как ни в чем не бывало, с настолько искренним «привет», что это выглядит единственно возможной фразой для встречи. Неожиданная дрожь вдоль спины заставляет меня замереть, и я понимаю, что сжимаю кулаки до боли.
– В чем дело, удивлена? – спрашивает, вглядываясь в мое лицо.
– Конечно! – отвечаю, приподнимая подбородок.
– Ну, я тоже, – говорит он, скорее довольный, чем расстроенный.
Я вижу, как уголки его губ складываются в самодовольную улыбочку, и в отчаянии взрываюсь:
– Можно узнать, какого черта ты здесь делаешь?
– Скорее я должен задать тебе тот же самый вопрос, поскольку мы находимся в моем ресторане, – отвечает он с невинным видом, разводя руками.
Смотрю на него без слов. Никогда бы не подумала, что у Леонардо может быть ресторан в Риме. И уж тем более что в день своего рождения я окажусь именно в нем.
– Это моя основная база, когда я не путешествую по миру. Возможно, я никогда не рассказывал тебе об этом…
С моих губ срывается бессвязный звук. Качаю головой, стараясь успокоиться, но это не просто. А он смотрит на меня, как на неожиданный приятный сюрприз.
– Я видел, как ты вошла. Знаешь, иногда мне нравится стоять в дверях, чтобы посмотреть, что происходит в зале…
Леонардо берет меня за талию и сдвигает в сторону, чтобы пропустить двух своих ассистентов, улыбается:
– Я не мог позволить тебе уйти просто так… сюда тебя привела судьба.
– Да неужели? И зачем же, объясни! – говорю уничтожающим тоном.
– Ну откуда же я знаю, – он пожимает плечами, смеясь. Я начинаю терять остатки самоконтроля, которые, надеюсь, еще у меня остались. – Может быть, это какая-то шутка. Но к подобной иронии судьбы стоит прислушаться, не думаешь?
– Боже ты мой! – мне хочется орать от злости. – Что ты находишь в этом такого смешного? – кричу, уже не в силах сдерживаться. – Ты можешь себе представить, насколько мне было плохо по твоей вине? Хотя бы слабое представление о тех разрушительных днях, которые я провела, стараясь забыть о тебе и убедить себя, что это было просто ошибкой? А ты мне говоришь о судьбе… Знаешь что, Леонардо? Иди ты к чертовой матери, а заодно и судьба, и это место, и особенно я – за то, что пришла сюда!
Я не могу остановиться. Не могу и не хочу контролировать эту вспышку гнева, и мне наплевать на поваров, которые смотрят на меня, не веря своим глазам, удивленные моими криками. Леонардо отходит на шаг, будто испуганный, но сразу же берет меня за руку и тащит за собой за небольшую дверь справа от нас, вталкивая в темную узкую кладовую.
– Элена, успокойся, пожалуйста, – он поворачивается ко мне, настолько близко, что я слышу запах его кожи и дыхание, отдающее бренди. – Ты устроила спектакль перед всеми.
Останавливаю на нем горящий взгляд:
– Да мне наплевать!
– Мы можем поговорить спокойно?
– Нет, Леонардо, я с тобой разговаривать не собираюсь, не хочу слышать, что ты собираешься мне сказать, и мне нечего…
Прежде чем я закончила фразу, Леонардо закрывает мне рот рукой, и без предупреждения его губы касаются моих. Он целует меня, будто это самая нормальная вещь на свете. Я обезоружена, но все же нахожу в себе силы оторваться от его ищущих губ и залепить ему пощечину.
Леонардо улыбается, потирая горящую щеку рукой.
– Мне тебя не хватало, – шепчет, – ты такая же вкусная, как всегда.
Смотрю на него без слов. Ему меня не хватало?
– Хочу сообщить тебе, если ты не догадываешься, что теперь у меня другой! – говорю решительным и ядовитым тоном.
– Мне очень жаль, Элена, – продолжает он.
– Чего же тебе жаль? – спрашиваю. Конечно, это его обычный стиль решения проблем: ему жаль, а я провела три месяца в слезах.
– Мне жаль, Элена, как все закончилось между нами.
Он смотрит на меня искренним прямым взглядом. Потом наступает внезапное молчание. Я ошеломлена, не думала, что он до сих пор имеет такое воздействие на меня. Чувствую его руку на браслете, подаренном Филиппо. В горле комок, голос срывается на шепот:
– Отлично. Твои извинения – лучший подарок ко дню рождения, который я могла ожидать, – заключаю и выхожу, не оборачиваясь.
Возвращаюсь к столу бледная и ошеломленная, неся секрет, которым не могу ни с кем поделиться. С усилием стараюсь делать вид, что ничего не происходит, и демонстрирую энтузиазм по поводу сорбетто[27] из лимона и жасмина, который нам только что подали. Филиппо спрашивает, все ли со мной в порядке, поскольку я так долго была в туалете, и я отвечаю с натянутой улыбкой, что все отлично. Это первая ложь моего тридцать первого года жизни.
* * *
Едем вместе с Филиппо домой в такси. В моей голове безостановочный водоворот мыслей. Какую дьявольскую шутку сыграла со мной судьба? Все было так хорошо… мне казалось, что я начала новую жизнь, наконец-то поняла, что такое любовь. Почему Леонардо должен был вернуться и внести хаос, когда я уже навела порядок? Я ненавижу его за то, что он появился таким абсурдным образом. И ненавижу себя за то, что пошла на кухню, поддавшись соблазну узнать больше.
Вот мы приезжаем на спокойную зеленую улочку, где живем. И пока достаю ключи из сумки и передаю их Филиппо, думаю, что, когда мы войдем внутрь, я зажгу свечи, открою бутылку вина для специальных случаев и найду подходящую музыку, чтобы удалить из памяти последние следы прошлого. Пусть оставшийся вечер будет посвящен только мне и мужчине, который сейчас открывает дверь. Мужчине, которого я люблю.
Пока я открываю бутылку «Massetto dell’Ornelaia»[28], Филиппо расслабляется на диване, рубашка полностью расстегнута на груди. Я подхожу к нему с двумя бокалами, опускаю их на столик. Соблазнительно улыбаясь, снимаю босоножки и опускаюсь на колени, глядя ему в глаза. Это мужчина моей жизни… Голос Мины[29] глухо отдается в колонках. Напевая вполголоса, целую его в щеку, затем в шею, покрываю поцелуями грудь.
Филиппо улыбается, закрывает глаза и шепчет «Ммм, мне нравится…»
– А вот так? – спрашиваю, облизывая ему ухо языком. Я безуспешно пытаюсь изгнать воспоминание о Леонардо из своих мыслей. Ведь когда стараешься подавить что-то, это становится только настойчивей. Я стараюсь опустошить мои мысли изо всех сил. Снова целую Филиппо, на сей раз в губы, и постепенно лицо и поцелуй Леонардо растворяются в облаке дыма.
Филиппо снимает с меня платье, решительным, резким жестом, а я освобождаю его от рубашки и брюк. Обнимаемся вплотную, тело к телу. Громко произношу его имя, и Леонардо наконец-то совсем исчезает.
– Ох, Элена, – стонет Филиппо, сжимая руками мою спину, прижимаясь членом к моему животу. Он хочет меня, я чувствую это даже через нижнее белье. Только в эти моменты он называет меня «Элена», а не обычным уменьшительным именем.
Открываю глаза и прошу Филиппо посмотреть на меня.
Отвечаю ему проникновенным взглядом и говорю: «Я люблю тебя».
– Я тоже тебя люблю, – отвечает он с искренним и счастливым выражением лица.
Крепко зажмуриваю глаза, чувствуя, как Филиппо все больше возбуждается от контакта наших тел. Устраиваюсь поверх него, начинаю двигаться и снова произношу его имя. Имя моего жениха – Филиппо. Я прекрасно знаю, с кем я нахожусь в этот момент и кого люблю. Он отводит меня в спальню, откидывает одеяло и помогает мне проскользнуть поверх мягких простыней.
Сейчас мы обнажены. Эта кровать священна, думаю про себя, она принадлежит нам. Леонардо испарился, его здесь больше нет. Никогда не было и не будет! Да пошел он!
Филиппо движется внутри меня, и я чувствую себя дома, полная его запахом, его любовью, его кожей. Чем-то, что никто и никогда не сможет забрать у меня.
Получить полную версию книги можно по ссылке - Здесь
| Предыдущая страница | Следующая страница |
Поиск любовного романа
|
Партнеры