Юленька

Первокурсник Юлий возвращается в Россию полным надежд на новую жизнь. В его планах веселье, друзья, вечеринки и свобода без границ. Юлий не знает, что встретит здесь того, кто в одночасье изменит его судьбу. Мы все имеем свои представления о том, в кого бы могли влюбиться, и о том, кто бы мог влюбиться в нас. Жизнь очень часто рушит эти планы. Оказавшись в безнадежных отношениях, обреченных на провал, кто-то попытается поскорее сбежать, а кто-то рискнет спасти возникшее чувство, а может быть – и себя самого. Если любовь не похожа на то, что принято за нее считать, любовь ли это на самом деле? И кто знает, какой человек тебе нужен, если этого не знаешь ты сам? От автора: Роман-продолжение уже на сайте. Называется "После нас хоть потоп" Содержит нецензурную брань.

Глава 1. Тот, кто приходит, когда что-то ломается

Общежитие располагалось в одном из тех зданий, что невозможно найти с первого раза в запутанных питерских переулках. Улица начиналась не с того дома, причудливо сворачивала и пыталась завести не туда. Юлий еще раз сверился с адресом, накарябанным шариковой ручкой на запястье: сомнений быть не могло, вот он, пятнадцатый дом с невзрачным фасадом и свежей плиткой на крыльце. Юлий постоял немного, озираясь в надежде увидеть хоть одну живую душу, что могла развеять его сомнения.

«Тоже мне, элитное общежитие», – пронеслось у него в голове, когда он еще раз посмотрел на невзрачные окна постройки явно постсоветского времени, выделяющейся своей безликостью на фоне старых и благородно обветшалых зданий вокруг. Впрочем, наверняка примерно так оно и должно было выглядеть – будто заплатка на любимых брюках – новая и чистая, но совершенно не подходящая ни по цвету, ни по текстуре к оригинальной вещице.

Привычным движением пригладив волосы, как ему казалось, уродливо торчащих во все стороны, Юлий поднялся по ступенькам и дернул за ручку. Дверь оказалась закрыта. Он прислушался, вгляделся в ее зеркальную поверхность, беззастенчиво отражающую его растерянную пучеглазую рожу с синяками под глазами и «аристократической» бледностью. Внутри не прослеживалось никакого движения и даже света, кажется, не было.

– Ну прекрасно, – буркнул Юлий, снова оглядываясь в поисках каких-нибудь объявлений или вывесок, – хоть бы график работы повесили…

Время было раннее, но буклет, который ему выдали сразу после зачисления, сообщал, что общежитие для иностранных граждан работает круглосуточно и «всегда готово разместить студентов с европейским комфортом».

Раздраженно поправив тяжеленную сумку на плече, Юлий решился и пару раз громко постучал. Ничего не произошло. Несколько секунд он так и стоял, замерев и напряженно прислушиваясь, чувствуя себя по-идиотски. Неужели он все-таки перепутал здание? Юлий постучал снова – на этот раз настойчивее и даже приложил дверь точным ударом ботинка. Это заставило стекло в ней жалобно задребезжать. Не успел он насладиться этим чувством вымещенного раздражения, как раздался скрежет замка, и Юлий едва успел отскочить назад, чтобы не получить дверью по своему породистому шнобелю.

Из открывшегося проема высунулся мужик – лысый, хмурый, явно не очень-то дружелюбно настроенный. Невысокий, коренастый, с квадратной челюстью и невзрачной наружностью, он был одет в спецодежду и явно отлично понимал, как пройти в треклятое общежитие в отличие от самого Юлия.

– Э-э-э, – от неожиданности Юлий не нашелся, что сразу ответить, и мужик понял его замешательство по-своему.

– Иностранец очередной, – хмыкнул тот, доставая из куртки пачку сигарет. – Оkay, лупоглазый, what are you fucking doing?!

– Ich lebe hier, – процедил Юлий, отчего-то сразу раздражаясь. – Вообще-то.

То, что его приняли за неспособного связать двух слов по-русски иностранца, кольнуло сразу по больному – всю сознательную жизнь Юлия мотало как говно в проруби, и статус неместного закрепился за ним с детства. Не самый завидный, надо сказать. И вот теперь какой-то слесарь или вроде того – и тот заранее его определил как «очередного нерусского».

– Ага, – тот плечом открыл дверь шире и выудил из кармана рабочей куртки мятую пачку сигарет.

Он неторопливо прикурил, видимо, выдерживая драматическую паузу.

– Вход с другой стороны, с проспекта. Но такие интеллектуалы, как ты, простых путей не ищут? – его цепкий взгляд прошелся по Юлию сверху вниз и обратно. – Или murkel просто заблудился?

Признаваться, что заблудился, не хотелось – мужик вел себя нахально, даже нагло. Видимо, страдал синдромом вахтера. Юлий проследил за клубами дыма, тут же повалившими в его сторону, и тоже достал сигареты.

– А здесь что? – он кивнул на заднюю дверь, неторопливо прикурив. – Вход для прислуги?

Вообще-то, оскорблять с порога было не в его правилах. Наверное. Правила часто менялись, а язык без костей не поспевал за ними.

Мужик осклабился – неприятненько так, будто знал что-то такое, о чем Юлий еще не догадывался. Такая улыбка могла обещать большую беду, если бы тот боялся неотесанных работяг в пыльных куртках, с дешевыми сигаретами и такими же дешевыми понтами. Юлий сразу решил, выучить пару слов на немецком, работая в общаге для иностранцев, любой дурак может.

– Какой языкастый. Ну-ну, – между тем выдал мужик, делая пару финальных тяжек. – Давай пиздуй, гений, через королевский вход, за ручку провожать не буду.

– А что, тут нельзя пройти насквозь? Я же уже здесь!

Юлий и сам не понимал, для чего сейчас нарывался, продолжая эти пикировки. Но внутри уже начали свою любимую пляску черти – хотелось что-то доказать этому мужику, непонятно только что и зачем. Обычно все-таки Юлий так реагировал на своих одноклассников или хотя бы сверстников.

Это не было упрямством – скорей попыткой самоутвердиться. В школе ему частенько доставалось – и за фриковатую внешность, и за дурацкое имечко, поэтому привычка демонстрировать в ответ зубы была буквально впаяна в него с младших классов. И если теперь в словесной дуэли он мог превзойти кого угодно, его умение уесть словами никогда не было равно физической силе. Откровенно говоря, Юлия частенько поколачивали. Не то чтобы ему это нравилось, и он, даже не успев начать учиться, уже пытался обзавестись кровным врагом. Вообще-то Юлий, наоборот, планировал стать в университете кем-то другим, новой версией себя – более крутой и успешной, ведь тут никто не знал, например, какие смешные очки он носил в детстве, не помнил, как за него заступалась сестра, да и вообще не имел ни малейшего представления, кто такой Юлий Миронов.

– Насквозь может пройти только хуй через кулак, а ты обойдешь здание и потопаешь к комендантше, – в голосе отчетливо слышалось раздражение. – Мне не надо потом выслушивать, что «эти пришлые» по всей общаге слоняются и не знают, на какую койку свою изнеженную задницу пристроить.

– Не слышал сочетания слов «хуй» и «кулак» с двенадцати лет, аж ностальгия, – широко улыбнулся Юлий. – Вроде треков «Onyx». Провожать не нужно, – он демонстративно затушил сигарету о дверной косяк и щелчком отправил окурок к ближайшей урне.

Попасть в цель не удалось – обгоревшая сигарета отрикошетила от бортика и приземлилась в полуметре от его обуви.

«Ну и лох», – заключил он про себя, а сам криво усмехнулся, будто так и было задумано.

– Откуда приехал-то? – неожиданно спросил мужик, игнорируя его неудавшийся красивый жест. – Акцент неочевидный какой-то.

Он тоже бросил сигарету под ноги и наступил на нее своим грязным ботинком.

– Польша, – неохотно отозвался Юлий, – но вообще-то я здесь родился, уехал в 90-е, когда тут все разваливаться начало. Это не акцент, – добавил он упрямо, – я русский.

На самом деле, никаким русским он, конечно, не был – кровей намешалось немало, начиная с бабушки Ады, но откровенничать не хотелось.

Вопрос этот был задан с тайной надеждой. Если корпус полон тех, кто по-русски не разговаривает, есть шанс наконец прижиться. Все последние годы Юлия окружали те, чей язык он хоть и понимал, но все равно оставался иностранцем.

– Да кого тут только нет, – махнул рукой мужик, давая понять, что не планирует распространяться на эту тему. – Еврей, значит, – заключил он, снова внимательно оглядывая Юлия. – Ну оно и видно.

Это снисходительное заключение окончательно вывело из равновесия. Юлий решительно шагнул вперед, намереваясь пройти внутрь, минуя своеобразного охранника. У него почти получилось, когда его больно цапнули за плечо, дергая обратно.

– Какой непослушный murkel! – недовольно выдал мужик и тряхнул его, едва не сбивая с другого плеча сумку. – Перед сверстниками выделываться будешь, пацан. Вали, кому сказал, – он для верности загородил собой проход.

– Руки убрал! – Юлий отступил на шаг, чтобы сохранить равновесие. – Пожалуй, задний ход – не мой выбор, – заявил он, растянув губы в откровенно издевательской улыбке, – так что оставляю это для тебя, раз так о нем печешься!

Он поправил ремень сумки и помахал рукой, намереваясь больше не встречаться с этим мужиком никогда.

– Ты тоже задний ход береги, murkel, – фыркнул ему в спину тот, прежде чем скрыться за злополучной дверью. – Бесплатная мудрость, так сказать.

Юлий, полный гневных мыслей, показал закрытой двери средний палец и отправился обходить здание. Продолжая в голове спор с мужиком, он добрался до парадного входа, который выглядел не сильно лучше заднего, но здесь, однако, была и табличка с часами работы, и тетка на входе, проверявшая его документы целых полчаса. Тетке он тем не менее понравился. Получил звание «хороший чистенький мальчик», ключи от комнаты на втором этаже и обещание, что сосед у него тихий.

Тихий сосед обнаружился валяющимся на кровати. «Вот это шпала!» – восхитился всегда комплексующий по этому поводу Юлий. Он так и не дотянул до «выше среднего», хотя родные подавали большие надежды.

Шпала на кровати назвалась Витей. Витя учился на втором курсе, красил волосы в черный цвет и одевался как-то странно. Разбирая свои вещи, Юлий пытался понять по соседу, кто он – гот, гламурный мажор, панк или просто сумасшедший, но не смог. Наряду с черными волосами, висящими странной паклей, у Вити были в ушах чуть ли не бриллианты, а на руке – огромная татуировка, сделанная откровенно паршиво. Юлий и сам давно подумывал о татухах, но хотелось что-то крутое, качественное и со смыслом. У соседа же от запястья до локтя громоздились какие-то вензеля, буквы – то ли недоделанные, то ли полустертые. Не круто.

– Я был в Польше как-то раз. Проездом, – сообщил Витя мимоходом. – Унылая страна.

Не согласиться с этим было невозможно, и Юлий невольно улыбнулся. А потом Витя потянулся, скрипнув своими длиннющими конечностями, сел и близоруко прищурился.

– Выпить есть? – поинтересовался он. – У меня есть баклашка, начатая, правда.

И тут Юлий как-то сразу понял, что с соседом они поладят.

Так и случилось. Витя и правда оказался тихий, немного странный, но вообще-то отличный. Он курил практически не останавливаясь: в форточку, в вентиляцию душевой, в вытяжку над маленькой плитой на две конфорки. Юлий тоже курил, так что это было отлично. Помимо этого, Виктор к своим двадцати двум годам умудрился объехать всю Европу (стопом или подвязывался на сезонную работенку), занимался фотографией, спал только в дневные часы и никогда не спрашивал лишнего. А покорил он тем, что не удивился «девчачьему» имени, а только кивнул, впервые услышав его, будто бы Юлий представился Славой или Пашей. Словом, с соседом поразительно повезло.

С его же слов Юлий узнал, что контингент в общаге в целом подобрался приличный – тут не было стихийных непрекращающихся попоек, ора под гитару, пьяных драк, философских споров в кухне и дележки провизии, что входили во все мифы о веселой студенческой жизни. Так называемые иностранцы, что заселяли остальные комнаты, в подавляющей своей массе, если не изъяснялись, то вполне хорошо понимали русскую речь, поэтому проблем с коммуникацией так же не возникало. Причиной тому было то, что все они по факту приехали из ближнего зарубежья, еще совсем недавно бывшего Советским союзом. Впрочем, об этом не нравилось вспоминать никому, поэтому поляки, литовцы, латыши, украинцы, казахи, армяне и так далее – все они были гордыми иностранцами и выгодно повышали рейтинг университета, принимающего студентов «со всего мира».

Справедливости ради, стоило отметить, что немцы и даже англичане тоже встречались, но сложно было представить, как их сюда вообще занесло.

Институт был маленьким гуманитарным придатком одного из крупнейших университетов города, но, судя по наблюдениям Юлия, народ сюда попадал по какому-то неопределимому признаку. Вероятно, это был пофигизм. Большинству его новых знакомых было безразлично практически все на свете, и Юлий впервые в жизни заметил за собой совершенно новое – потребность в социальной активности. Не прятаться от окружающих, как это было в школе, а напротив – общаться, гулять, пить и быть в центре каких-то событий.

Это удалось не сразу. Первые несколько недель все окружающие будто бы обживались на новом месте, не торопясь сбиваться в компании или парочки. Все изменилось, когда его соседа Витю приехали навестить вернувшиеся из какой-то зарубежной поездки друзья. У них оказалось много алкоголя, веселых рассказов, и вскоре к ним в комнату уже стучались другие студенты. Так, благодаря чужим по сути людям (друзья Вити ушли под утро и больше не появлялись), Юлий обзавелся кучей новых знакомых, которые после вечеринки перешли в разряд приятелей, а также изменились представления о «приличном» контингенте общежития. Все это более чем устраивало Юлия – новая страна, новая жизнь и новые люди вокруг. Он ни раз думал о том, что его первая встреча с общагой оказалась совершенно не показательной. Быдловатый мужик совершенно не отражал ту действительность, что находилась внутри этого здания.

Мужика, кстати, звали Дима. Юлий узнал это в первый же день, когда пожаловался Вите на не слишком теплый прием. Дима заведовал хозяйственной частью и был то ли плотником, то ли слесарем, а может даже и сантехником. Витя и сам не был уверен, в чем заключалась должность, описав ее обтекаемым «его зовут, если что-то не работает», Юлий был рад, что у них работает все – звать Диму не хотелось.

С первой встречи они больше не разговаривали, но Юлий частенько видел коренастую фигуру – из окна или в конце коридора. Почему-то не замечать его не удавалось. И, если сперва Юлий специально осматривался, опасаясь столкнуться со своим «врагом», то через какое-то время стал замечать за собой, что, выходя из комнаты, ищет его глазами намеренно. Он не мог объяснить для себя эту странную тягу к слежке ничем, кроме интереса. Отчего-то после того короткого разговора перед дверями, ему показалось, будто он то ли не все понял, то ли не все сказал.

Вероятно, виной тому был взгляд, что он поймал лишь однажды – долгий, внимательный и любопытный. Да, именно любопытный, но не такой, будто Дима смотрел на него, как на какую-то диковинку, был в этом его взгляде какой-то вопрос или даже подозрение. Юлий шел тогда мимо и даже заметил его, зависнувшего на стремянке под потолком, не сразу – обернулся на матерный возглас и застыл, пришпиленный этим вот самым взглядом к месту. Он даже не сразу отвел глаза, хотя отчего-то ужасно смутился.

– А, это ты, murkel, – будто бы безо всякого интереса протянул тогда Дима и тоже отвернулся, на чем их короткая встреча закончилась, потому что Юлий выскочил из коридора как ошпаренный.

Так прошел месяц. Юлий сближался с другими студентами, более-менее регулярно посещал пары, читал, слушал музыку, гулял, если позволяла погода, и в целом жил лучше, чем когда бы то ни было до этого.

Слежка за Димой стала чем-то вроде необходимого ежедневного ритуала. Юлий даже пытался вести какую-то мистическую статистику из серии: увижу его – неудачный или удачный день будет. Статистика, правда, не выдерживала никакой критики. Дима в своем грязном комбинезоне попадался ему независимо от погоды, настроения преподавателей и других жизненных обстоятельств. Он просто был. Его присутствие в общежитии ощущалось на каком-то сверхфизическом уровне. А, когда Юлий выяснил, что Дима так же живет здесь, получив комнату от работы, этому нашлось и логическое объяснение.

Неизвестно, как бы и дальше складывалась жизнь в общежитии, если бы однажды Юлий не сломал форточку. Стоило признать, что старые рамы давно просились на свалку или хотя бы к надежному мастеру, а с той частотой, с которой их открывал и закрывал то Юлий, то Витя, чтобы покурить, даже удивительно, что окно так долго держалось. Вити в тот день не было – он угнал на пару дней куда-то за город, и Юлий наслаждался одиночеством.

Форточка не выдержала в семь вечера. Открыв ее в очередной раз, Юлий услышал треск, хруст и в итоге у него в руках оказался деревянный прямоугольник со стеклом внутри. Приладить форточку самостоятельно не удалось, заткнуть книгой – тоже. За окном как назло начался вечерний холодный дождь, и ничего не оставалось, как звать того, кто «чинит, если что-то не работает».

Юлий спускался к консьержке с плохо скрываемым волнением. Ему предстояло снова общаться с человеком, который за последний месяц успел превратиться для него то ли в талисман, то ли в загадку. Юлий чувствовал себя неуверенно и от того заранее был готов дерзить, наезжать и всячески отстаивать свою состоятельность.

– Здрасьте, – кивнул он старушке, что даже не оторвала взгляда от книжонки, когда он подошел. – Валентина Петровна, у меня форточка сломалась. Может кто-то починить?

Он специально сказал «кто-то»: почему-то назвать Диму просто именем без фамилии, которой он не знал, язык не повернулся. Формально они не были знакомы, и Юлий подумал, есть что-то противоестественное в том, чтобы использовать имя человека, пока тот не назвал его тебе сам.

Валентина Петровна подняла вверх указательный палец, но глаза ее продолжали хаотично бегать по строчкам. Пару долгих секунд она очевидно дочитывала до точки, после чего нехотя проворчала, глянув на него поверх очков:

– А я говорила тебе, Миронов, не курить в комнате, – отчего-то именно его Валентина Петровна звала исключительно вот так – «Миронов», но это не звучало показательно строго, скорее ей просто нравилось, как звучит его фамилия. – И Витеньке сто раз говорила. Хорошие же ребята, молодые, красивые, а травитесь этой дрянью! Дергали небось форточку эту туда-сюда, чай смолите не меньше Димки, только он-то пропащий парень, а у вас вся жизнь впереди, – она причитала и причитала вполголоса, пока наконец не подсунула Юлию под нос большую тетрадь с засаленными краями. – Оставь заявку тут, починит.

Юлий оглядел нестройные записи – разными почерками и пастами: «скрипит кровать в семнадцатой», «сломался порожек», «в душе слабый напор» – все это действительно подходило под определение «когда что-то не работает», но все равно выглядело любопытно. Юлий чувствовал себя так, будто теперь обладал каким-то особенным знанием – ведь эта тетрадь могла сообщить, чем был занят Дима и где.

Две последние записи походили на совсем свежие, хотя даты возле них не стояло. Поймав болтающуюся на шнурке ручку, что явно не первый раз была присобачена к тетради, потому что вечно терялась, Юлий аккуратно заполнил все столбцы.

– А когда придут? – поставив закорючку в графе подписи, спросил он.

– Как только, так сразу! Ты ж не один такой безрукий, вас тут полная общага, – беззастенчиво хмыкнула Валентина Петровна, не стараясь подбирать слова.

«Аромат обмана», – прочитал про себя Юлий, украдкой глянув на обложку читаемой ею книги и решительно вычеркнул две заявки, что числились над его.

Получить полную версию книги можно по ссылке - Здесь

Юленька - Артур Грабовски - Глава 1. Тот, кто приходит, когда что-то ломается Читать онлайн любовный роман

Грабовски Артур

Аннотация к произведению Юленька - Артур Грабовски

Глава 1. Тот, кто приходит, когда что-то ломается