Разделы библиотеки
Забери меня с собой - Таня Винк - Читать любовный роман онлайн в женской библиотеке LadyLib.Net
Забери меня с собой - Таня Винк - Скачать любовный роман в женской библиотеке LadyLib.Net
Винк Таня
Забери меня с собой
| Предыдущая страница | Следующая страница |
Глава 2
Витя продал машину и купил другую. Когда продавал, выкатил из гаража, чтобы покупатель осмотрел ее. Катерина была против – машина-то хорошая, но молчала, потому как встревать было бесполезно: раз Ирина Петровна присмотрела иномарку, пусть даже развалюху, Витя слова поперек не скажет. Он маму не слушал, а уж сестру и подавно. Катя стояла в сторонке, на маму косилась, и все происходящее казалось ей странным – и месяца не прошло, как папы нет, а уже его вещи в комиссионку отвезли, теперь до машины очередь дошла. Не по-людски это. На Ирину смотреть противно – нос задрала, губы скривила, ходит вдоль машины с видом хозяйки, а Катя губы кусала, вспоминая, как на «жигулях» этих из Новосибирска на Байкал ездили, как однажды на проселочной дороге кукурузу воровали, и кукуруза эта так и осталась в ее памяти самой сладкой в мире. А однажды папа вез Катю в больницу, объезжая все ямки, потому что от тряски у нее почки так болели, что хоть кричи. Когда он учил ее водить, она до педалей не доставала, а когда стала доставать, то даже с грузовиком справилась, не то что с легковушкой. Правда, с папиной помощью…
– Витя, может, не надо продавать? – несмело прошептала Катя брату и вдруг увидела на сиденье водителя кота, огромного, серого, с порванным ухом и загноившимся глазом.
– А ну брысь! – брат распахнул дверцу, замахнулся на кота, а тот шмыг – и был таков.
Покупатель засмеялся, подмигнул:
– Хорошему человеку машина принадлежала, раз коту в ней хорошо.
– Очень хорошему, – сказала Катя.
Машину продали, и вскоре в гараже стояла какая-то древняя иномарка представительского класса – так Ирина Петровна говорила, а Катя гадала: хочет она отдельную квартиру или уже не хочет?
Оказывается, очень даже хотела, потому как вопрос о квартире снова возник ранним утром, но в иной интерпретации:
– Нам двухкомнатную, а вам «однушки» хватит.
– Угомонись, Ирина Петровна! – мама впервые обратилась к невестке по имени-отчеству. – Все будет так, как я захочу, а ты можешь ехать в знойный Казахстан. – И, повернувшись к обалдевшему Витьке, добавила: – И ты с ней тоже можешь ехать.
Катя с трудом сдержала ликование и побежала в школу. Когда вернулась, кот с рваным ухом возле подъезда сидел. Она погладила его:
– Как тебя зовут?
Кот глаза закрыл, шею вытянул, стал мурчать и Катину ладошку бодать. Катя взяла его на руки, в глаза посмотрела, а он жмурится, мурлычет.
– Будешь Мишкой.
– Мурррр…
– Ты хороший, Мишка, идем со мной, я тебя покормлю.
Опустила кота на землю и в подъезд зашла. Мишка следом. Она по ступенькам стала подниматься, а он за ней, на одну ступеньку ниже, – будто уважение проявляет. Консьержка кота не заметила. Пришла Катя домой, дверь открыла – никого. Постояла, подождала – сунется кот в квартиру или нет. Если сунется, то она его в кухне покормит, если нет – то на площадке. Кот оказался то ли воспитанный, то ли наученный горьким опытом, но порог не переступил, а только шею вытянул, поводя носиком, с любопытством осмотрел прихожую и сел на резиновый коврик. Когда-то Надежда Степановна говорила, что, если у котика гноятся глазки, ему нужно каждый день давать два сырых яйца со сливочным маслом, масло растопить и все это перемешать, давать до тех пор, пока котик не начнет от блюдца нос воротить. Катя так и сделала, правда, взяла одно яйцо и масла совсем чуточку. Мама заметила, что яиц с каждым днем становится все меньше, поинтересовалась, куда деваются, а Катя ей:
– Я ем. Хочется…
Вот так она «съела» двадцать три яйца, потому как котик на двадцать третьем яйце отворотил нос от блюдца, и с того дня глазик стал очищаться от гноя. А в Катиной семье все это время происходили необратимые изменения. Наверное, изменения эти можно было остановить, направить в доброе, разумное русло, но Ирина закусила удила, и день начинался и заканчивался с грызни все по тому же поводу – разделу квартиры. Витя и Ира были уже при дипломах, уже работали, и Ирина заявила: подаю на развод и уезжаю к маме. Вечером, когда вся семья была в сборе, она позвонила маме и стала плакаться на судьбу – мол, жить негде, приеду к тебе, дорогая, и попросила прислать денег на дорогу. Катя, готовясь к экзаменам за девятый класс, вынуждена была все это выслушивать. Экзамены Катя сдала, но Витька за это короткое время похудел и почернел. Мама его за руку – и в поликлинику потащила, и там у Витьки обнаружили язву желудка. Мама тут же пообещала, что разменяет квартиру, но только после того, как вылечит его, причем сама. И вот она приступила к этому кропотливому делу: поехала к знаменитому травнику, привезла пакетики со снадобьями и каждый день настаивала и заваривала приятно пахнущие сборы и поила ими Витьку. Тот поправился, похорошел, и вот в один из студеных ноябрьских дней они втроем – он, мама и Ирина – сели в «представительский класс» с тарахтящим мотором и поехали к риэлтору. И очень скоро выяснилось, что без доплаты две «двушки» им не видать, как своих ушей, ну а денег папа не оставил. Это сильно разозлило Ирину, но она была довольна, что и Катьке-уродине высшего образования тоже не видать, как своих ушей. День за днем, неделя за неделей они смотрели квартиры и возвращались домой злые, как черти, с хнычущей Леной на руках. Лена же и подвела черту под просмотрами, потому как заболела ангиной. Еще одну черту подвела мама:
– Вот вам мое слово: вы пойдете в однокомнатную, а мы с Катей – в двухкомнатную.
Витя промолчал, Ирина Петровна потрепыхалась и примолкла – видимо, ей не сильно хотелось ехать к мамаше в знойный Казахстан, и она сидела с дочкой, будто воды в рот набрала. В конце февраля выпал снег, ударили морозы, и кот Мишка, которого Катя каждый день подкармливала бутербродами, показался ей весьма нездоровым.
– Пойдем ко мне жить, – сказала она, и он пошел, робко переступив порог квартиры.
Дома никого не было. Катя искупала Мишку, обмотав руки до плеч пришедшим в негодность пододеяльником, но Мишка почти не царапался – наверное, и правда заболел. Потом она накормила его яйцом с маслом, напоила молоком, и Мишка, едва доковыляв до Катиного дивана, рухнул со всех четырех лап на пушистый коврик. Его появление вызвало со стороны Ирины Петровны цунами негодования, и даже Леночка, кинувшаяся к Мишке с криком «ой, котик!», не смогла утихомирить свою мамашу. Люда же улыбнулась, погладила кота, прошептала: «Мишенька» и пошла к себе. Шесть дней Мишка только ел и спал. На седьмой день Катя вернулась из школы – а перед дверью в комнату семейства брата кучка… Не помня себя от смеси испуга и торжества, Катя все убрала, пол вымыла, Мишку погладила, сказала, что он очень умный кот, знает, где гадить, и на душе у нее легко стало. С того дня кучки на том же месте обнаруживались с завидной регулярностью, но никто про них не знал, потому как Катя приходила домой раньше всех.
Но однажды Катя задержалась в школе – надо было окна в классе вымыть, и, выходя из лифта, услышала истеричные вопли Ирины Петровны и душераздирающие крики Лены. Катя открыла своим ключом дверь – а посреди коридора в луже крови лежит Мишка. Рядом кухонный топорик валяется.
– Явилась, стерва! Все из-за тебя! – Ирина буквально выстреливала слова.
Схватив трупик за хвост, она распахнула настежь дверь, вышвырнула Мишку на площадку, вытолкнула туда же Катю и с грохотом дверь захлопнула.
Катя завернула Мишку в старую тряпку, которую Кузьминична дала, какое-то время посидела на ступеньках, не в силах остановить рыдания, а потом снова сунулась к консьержке – за лопатой. Вырыла на пустыре за гастрономом небольшую ямку, похоронила Мишку, но домой не вернулась, а пошла к Надежде Степановне. Та с вопросами не приставала, а Кате говорить вообще не хотелось – она выпила чаю с вишневым вареньем и села в гостиной читать Чехова, у Надежды Степановны было полное собрание его сочинений. Надежда Степановна устроилась в другом кресле с Солженицыным. В начале восьмого по потолку прошлись – это были шаги Витьки, а в начале девятого Надежда Степановна подняла глаза к потолку и прислушалась.
– Кажется, это твоя мама… Ну, давай… иди.
Дома был страшный скандал – орали все, кроме Кати.
– Вы не понимаете, животное в доме – это глисты! – Ирина натягивала на плачущую дочку комбинезон.
– Так его уже нет! – крикнула Катя. – Ты его убила! Ты убийца!
– Что-о?! – Ирина бросила дочку, схватила Катю за грудки, но Виктор тут же, одним резким движением, оторвал ее от Кати.
– Перестаньте! Замолчите! – Он припер к стене бьющуюся в истерике жену. – Ира, успокойся, хватит! – сказал и отпустил ее.
Воцарилась тишина, в которой даже Лена старалась дышать как можно тише. Несколько секунд Ирина сверлила мужа взглядом, а потом прошипела:
– Выбирай – или мы, или твой сумасшедший дом.
Снова тишина, слышно было только лязганье лифта.
– Мама, чего ты ждешь? Больше так продолжаться не может! – сказал Витя и, громко хлопнув дверью, скрылся в своей комнате.
Наверное, когда очень хочется, все получается. Через две недели они разъехались, Катя с мамой – в двухкомнатную в соседнем дворе – вот как повезло, школу менять не надо, – а Витька с кобылой и вечно орущей дочкой – в однокомнатную на другом конце города. Вещи помог перевезти Иван Андреевич, приехал с двумя грузовиками и кучей солдат, а сам переезд нисколько не напряг Катерину – главное, куклу Машу не забыть…
…Свой первый переезд она пережила в четыре года, и пережила тяжело. До этого, когда ей еще двух лет не было, семья тоже переезжала, но Катя этого не заметила. А в тот раз расставание с квартирой, к которой она успела привязаться всей детской душой, с комнаткой, ковриком на стене, разлапистым кленом-коротышкой за окном, зелено-бордовой скамейкой во дворе, маминым садом возле подъезда было очень тягостным – ее душа успела там пустить корни. В новом гарнизоне Катя еще долго спрашивала, когда они вернутся домой. Но они не вернулись, потому как то был не их дом, а их дома на планете еще не было. Тот самый гарнизон с кленом за окном и скамейкой недолго просуществовал в ее памяти, хотя успел стать родиной и местом, где прошло детство. Они снова переехали, и снова едва пущенные Катей корешки вырвали с мясом. Последующий оставленный дом вытеснял предыдущий, тоже претендуя называться «местом, где прошло детство», а потом еще один, и еще, и Катины «корешки», видя такое к себе отношение, усохли и отпали, а вместе с ними отпало фундаментальное, основополагающее для живого существа чувство родины, принадлежности к дому, семье и традициям. Чтобы окончательно не потерять себя, Катя, как слабое растение без корней, цеплялась за куклу Машу, но однажды, когда за ними уже приехала машина, в суматохе сборов Катя забыла куклу на подоконнике. Пропажу она заметила почти у вокзала, заплакала, попросила вернуться, но мама прикрикнула:
– Не надо было ворон ловить!
А шофер засмеялся:
– Такая большая девочка, а в куклы играешь!
Папа приехал на вокзал перед самым отправлением поезда, увидел заплаканную Катю, выслушал и сказал:
– Я догоню поезд, – помахал рукой и, не реагируя на крики мамы, убежал.
Он сел в вагон на второй станции. С ним была Маша…
Гараж мама отдала Вите.
– Это компенсация за одну комнату, – сказала она.
Витька гараж продал и купил такой же возле своего дома. Звонил он редко, а мама звонила ему каждый вечер и разговаривала заискивающим тоном. Катя это слышать не могла и зажимала уши. Иногда мама ездила к ним в гости, а Катя не ездила. На годовщину смерти папы семья в Петербург не поехала – оказывается, денег на это не было.
– Мам, а ты сама съезди, – робко посоветовала Катя, сильно обеспокоенная тем, что в такой день рядом с папой никого не будет.
– Никуда я не поеду! – с какой-то надрывной злостью бросила мама не в лицо Кате, а в сторону, будто не с нею разговаривала, а с кем-то невидимым, и эта злость в несколько мгновений что-то сотворила с Катей.
Мама уже хлопнула дверью, уже включила телевизор, а Катя все сидела в кухне, сжимая чашку с остывшим чаем. Сначала она почувствовала себя беспомощной, ну просто до слез, но решительно остановила их и, поскольку что-то же из нее рвалось наружу, с ненавистью швырнула чашку в стену.
– Ты что это, девка, делаешь? – заорала мама, влетая в кухню, и тут же закрыла рот.
Конечно, Люде хотелось поорать, выплеснуть обиду, нестираемыми когтями царапающую сердце, дать оплеуху Катьке, восстановить статус-кво матери как главы семьи. Может, даже посуду побить, ее у них достаточно, но взгляд Катерины, мрачный, чужой и, самое страшное, мстительный, остановил ее на полуслове и полувзмахе.
Так, в тесной кухне, должной быть местом уютным, предназначенным для вкусной трапезы и задушевной беседы, женщина и девушка, связанные кровным родством, изучающе смотрели друг на друга, будто впервые увиделись, и обе ощущали, как надвигается развязка годами зревшего конфликта. Искры его уже летали над головами, грозясь сжечь все, что их еще объединяло, но Люда вдруг впервые в жизни испугалась, не умом осознав, а интуитивно почувствовав, что Катя – единственный родной ей человек на всей планете. Катя же в этот момент никаких чувств не испытывала, ни горькой обиды, прочно обосновавшейся в ее сердце после короткого жития у Анны Ивановны, ни досады из-за папы – только пустоту в душе и одиночество. Ненависти к маме она не испытывала ни до этой минуты, ни после – что-то давнее, теплое, далекое, очень детское охраняло юное, а потом и взрослое сердце от крайностей и погибельных чувств. Глядя на осколки чашки, мать и дочь с сожалением, болью и тщательно скрываемым желанием разбудить то хорошее, что теплилось в их сердцах, понимали, что разбито и разорвано так много, что склеивать придется годами, а сил ни у одной, ни у другой на это не было.
– Ты совсем чокнулась? – спросила Люда и покрутила пальцем у виска.
Ничего другого она придумать не смогла.
– Да, совсем, – полувраждебно-полупримирительно отозвалась Катя.
– Убери и ложись спать, – тихо сказала Люда.
– Уберу и лягу спать, – отчеканила дочь.
Смешанные чувства накрыли Люду в ночи, ей снились рваные, тревожные сны, в которые так и не приходил Миша. А она звала его, ой как звала! Ночью она одна, могла плакать, просить прощения у мужа, сына, дочки. За что просить? За хорошее, плохое, за свою жизнь, которая не удалась. А днем все это пряталось куда-то глубоко, и перед людьми представала она в образе старшего сержанта Бойко, дамы жесткой, требовательной, исполнительной, у которой слово никогда не расходится с делом.
Кате тоже снились тревожные сны. Не только в эту ночь, а уже довольно давно, но рассказать о них было некому. В детстве ее папа выслушивал, улыбался, смеялся, и никогда ни один Катькин сон не предвещал плохое – папа был оптимистом и постепенно приучил ее к тому, что все будет хорошо. Потом появились подружки, с которыми Катя и снами делилась, и всякими девичьими мечтами, и они делились, но после Петербурга все поменялось. Не сразу, а как-то незаметно отношения с девочками, да и с мальчишками, потихоньку сошли на нет. Все потому, что Кате стало с ними неинтересно, а им – с Катей. Надо сказать, что интерес к тому, что называют предысторией взрослых отношений, – записочкам, подброшенным мальчиками в портфель, многозначительным взглядам, вечеринкам с полусладким вином или чем-то покрепче в квартире одноклассницы, родители которой рванули в отпуск, зажиманиям на лестничной площадке, неумелым поцелуям – в общем, ко всему, что погружало девчонок в эйфорию, у Кати пропал. Будто его в один миг отрезали. Но Катя никакой горечи не чувствовала, а было у нее ощущение, что между нею и ровесниками появилась стена. И все происходящее за этой стеной вдруг показалось ей пустым, никчемным, ненастоящим, обманчивым. Она перестала покатываться со смеху, когда все покатывались, перестала мечтать сняться в кино, петь на сцене, интересоваться жизнью разномастных звезд. На уроках кройки и шитья не вытаращивала глаза на новенький журнал мод или на чью-то активно обсуждаемую обновку, и все поняли: Катька теперь другая. С этим пониманием табунчик «подружек до смерти» отвалил, не простив Катьке предательства, а она, незаметно для себя, зачастила к Надежде Степановне, проводя в старом кресле, покрытом давно потерявшем ворс шерстяным клетчатым пледом, уютные часы с книжками, коих в квартире учительницы было не счесть. Книги размещались на разнокалиберных полках, упирающихся в потолок в коридоре, двух комнатах, громоздились на письменном столе – таком огромном, что на нем, без преувеличения, могли спать два человека, на подоконниках, всевозможных столиках и тумбочках, и еще шесть полок с книгами висели в кухне.
– Откуда у вас столько? – поинтересовалась однажды Катя.
– От любопытства, – улыбнулась учительница, заваривая чай. – Я когда-то писала рассказы, их в журнале «Юность» печатали. – Она вздохнула. – Хороший был журнал.
– А можно почитать ваши рассказы?
– У меня их нет.
– Почему?
– Дала кому-то, и мне не вернули.
– Хм… Тогда что советуете почитать? – спросила Катя, трогая корешки.
– Начни с Марка Твена, он веселый.
И Катя начала…
В один из дней в конце октября, в любимое время года папы – он обожал шуршать опавшими листьями, обожал делать из них замысловатые букеты, – Катя пришла домой с желто-багряной охапкой, а в кухне, на папином табурете, сидит чернявый пузатый дядька с длинным лицом, узкими, глубоко посаженными глазками, выдвинутой вперед челюстью, как у бульдога, улыбается и пьет кофе.
– А вот и Катерина! – Мама вышла в коридор, пару секунд хмурилась, глядя на листья, но тут же растянула ярко накрашенные губы в улыбке. – У нас гость, познакомься – это Николай Петрович.
Не снимая туфель, Катя произнесла с нежностью в голосе:
– Папа любил осень.
Сняв туфельки, она потопала в свою комнату. Вышла она оттуда, чтобы взять вазу, живущую в кухне на подоконнике. Примерно через час Николай Петрович убрался восвояси, а мама спросила:
– Ну, чего ты такая?
– Какая? – Кате хотелось есть, а не разбираться в своих чувствах.
– Колючая.
Катька застыла с открытым ртом – мама попала в точку. Да, она теперь была колючей, как ежик. Со всеми. И ничего с этим не могла поделать. Ей все время казалось, что если она спрячет иголки, то ей еще больнее сделают. Или нож в спину воткнут.
– Николай Петрович скоро переедет к нам жить, – объявила мама, и из ежика Катя в доли секунды превратилась в выставившего колючки дикобраза. – Катерина, ты это брось! – Мама сдвинула брови, глазами захлопала. – Иди поешь, там оливье осталось.
Николай Петрович явился в пятницу вечером с большущим чемоданом. Раздеваясь, долго пыхтел в коридоре, а мама, стоя рядом, щебетала. Катя поздоровалась и закрыла дверь в свою комнату. Она б и не поздоровалась, но дверь мама нарочно открыла. Перед его приходом мама долго торчала в кухне, жарила, пекла, варила, а когда побежала в ванную, Катя нагребла в тарелку всего понемногу, хлеба отрезала, компот прихватила и все это отнесла в свою комнату.
– Катерина, ужинать! – прощебетала мама после того, как Николай Петрович протопал из комнаты в кухню.
– Я не хочу! – отрезала Катя.
– Как – не хочешь? – Мама стояла в дверях.
– Я здесь поем.
У Люды под ложечкой неприятно засосало. С трудом борясь с нахлынувшей горечью, она потопталась и, не зная, что делать, что говорить, вошла в комнату и тихо закрыла за собой дверь.
– Катя, – она стиснула кисти, – так нельзя, он наш гость, ты должна выйти. Из уважения…
Внутри у Кати будто пружина распрямилась, и она ухмыльнулась. Гаденько ухмыльнулась, как победитель, топчущий ногами побежденного.
– Я не хочу.
Сама того не желая, Люда заплакала. Так неожиданно, что даже испугалась: как же теперь она выйдет с красными глазами? Да что же это такое?! Она хотела остановиться, но комки подкатывали к горлу, лопались и выливались через глаза слезами, превращались в сдавленные рыдания, всхлипывания…
– Мам, ты чего?
Люда руку подняла – мол, молчи, дочка…
– Мама, я буду с вами ужинать, – растерянно сказала Катя, взяла со стола тарелку, чашку…
В течение всего ужина Катя молчала, ни на кого не смотрела. Наверняка мама думала: и на том спасибо.
Спустя всего несколько дней Николай Петрович чувствовал себя в квартире уже вполне вольготно, вел себя бесцеремонно. Бесцеремонность заключалась в том, что он завалил всю квартиру коробками с пищевыми добавками. Под два метра ростом, пузатый, обрюзгший, с тремя подбородками, бывший спортсмен, а ныне дилер, распространяющий эти самые добавки, он доводил Катю и двух ее соседок до исступления, рассказывая, как надо питаться, какие добавки принимать, какую воду пить, какие упражнения делать, чтобы сохранить стройность фигуры. При слове «стройность» Катя и девочки усмехались, а Николай Петрович тут же совершенно серьезно добавлял:
– Если захочу, могу убрать живот за месяц, – и просил у девочек домашние телефоны.
Наверное, треп по телефону о добавках – действительно тяжелая работа, но все чаще Катя заставала его на диване перед телевизором, а мама тем временем таскала тяжелые сумки и стояла у плиты. Люда, конечно, надеялась, что Николай Петрович в какой-то мере заменит Кате отца, но сам он метил совсем не на отцовское место. И однажды, когда они с Катей остались в квартире вдвоем, он, тяжело сопя, вошел в ее комнату и упал на диван – он именно падал как подкошенный, а не садился.
– Катя, мне нужно с тобой обсудить очень серьезную тему, – пробасил он.
Катя нехотя оторвалась от учебника – ну какую серьезную тему можно обсуждать с пустозвоном? А ей уже ясно было, что за типа подцепила мама, потому что он очень напоминал ей соседа по гарнизону в Баку – тому было под тридцать, а Кате, как и ее подружкам, и десяти не исполнилось. Сосед этот отличался от других военных тем, что все время лез к малолеткам с разговорами, задирал гимнастерку и показывал, какой у него пресс кубиками, какие бицепсы, щупал животы у девочек, просил бицепс показать и агитировал за здоровый образ жизни. Как-то раз одна девочка постарше, ей шестнадцать было, согласилась пойти с ним поплавать, ради здорового образа жизни, а Катя с подружкой решили проследить за ними. Надо сказать, что в гарнизоне девок на выданье было пруд пруди – красавицы, длинноногие, шикарно одетые, образованные, но он цеплялся к прыщавым школьницам.
Парочка искупалась, потом они сели на песок, стали разговаривать, а Катя с подружкой метрах в десяти за кустами примостились, и вдруг слышат:
– Ты регулярно менструируешь?
Девчонка вскочила на ноги, схватила пригоршню песка и как бросит ему в лицо! Он разорался, упал на четвереньки, пополз к воде. Стал воду руками зачерпывать, материться, а она его в бок ногой, и он плюх в воду! Это спасло девчонок – они убежали незамеченными. Катя потом часто вспоминала того соседа – внешне вроде нормальный парень, отец полковник, но от него веяло тщательно скрываемой липкой развязностью, граничащей с животным страхом быть уличенным в интересе к малолеткам, Катя уже тогда почувствовала это едва зарождающейся в ней женской интуицией.
И вот эту тщательно скрываемую липкую развязность Катя видела в гражданском муже мамы.
– Катерина, ты уже взрослая… – голос гражданского мужа дрожал от волнения.
– Я слушаю, – сказала Катя, косясь на учебник.
Николай Петрович откинулся на спинку дивана, широко расставил ноги, шумно сглотнул и стал пялиться на Катю. Верхняя губа у него покрылась капельками пота, а нижнюю он выпятил, как это делал Муссолини, обращаясь с балкона к своему народу. «Я не твой народ, – подумала Катя, – и слушать тебя не намерена».
– Николай Петрович, давайте быстрее, мне уроки надо делать.
Не сводя глаз с Кати, он вынул из кармана пластмассовую баночку – все его добавки были в таких баночках, больших или маленьких.
– Тебе надо это принимать, это очень важно для растущего женского организма.
Катя пожала плечами:
– Я себя нормально чувствую.
– Ты должна слушаться дядю Колю! – Он погрозил ей пальцем, как маленькой девочке, ухмыльнулся, подался вперед и положил руку на ее колено.
Катя вздрогнула и уставилась на него широко распахнутыми глазами.
– От этих пилюль микрофлора в твоем влагалище всегда будет в норме.
К ней потянулась другая его рука. Катя вскочила на ноги, стул упал.
– Уходите! – крикнула она. – Уходите, иначе я людей позову!
Огромный живот надвигался прямо на нее. Катя так и не поняла, как ей удалось проскользнуть между животом и шкафом, – она пришла в себя только в кухне, держа в руке сковороду.
– Не подходите! – крикнула она, когда Николай Петрович, гадко ухмыляясь и сверля ее маленькими злобными глазками, заслонил дверной проем. – Я окно разобью!
Этому ее учил папа: если в доме опасность, разбивай окно тем, что под руку попало, и зови на помощь. Николай Петрович сунул большие пальцы за ремень брюк, выставил вперед ногу и удивленно вскинул широкие брови:
– Ты что, с ума сошла? – Он снова выпятил нижнюю губу и шагнул к умывальнику. – Я за водой пришел. – Он набрал воды в стакан, медленно выпил и, не сполоснув, поставил стакан на сушку для посуды. – Что это с тобой, девка?
– Со мной? – Катя вся дрожала от негодования. – Это вы меня хватали… Это вы!
– Я тебя хватал? – Он прижал руку к груди и выпучил глаза. – Слушай, по-моему, тебе пора к психиатру.
– Я все маме расскажу… Все! Она вас прогонит!
– Маме? – Он изобразил на лице крайнюю степень удивления. – Что ты скажешь маме? Что приставала ко мне? – В его глазах сверкнула злость. – Попробуй…
Он вышел в прихожую, накинул куртку, сунул ноги в ботинки.
– Пойду прогуляюсь, а то с тобой опасно в одной квартире находиться.
Николай Петрович вызвал лифт, а Катя, схватив пальто, побежала вниз по лестнице. В ожидании мамы, сжимая кулачки, она металась по остановке, а Николай Петрович, покачиваясь с пяток на носки, выпятив живот и сцепив руки за спиной, стоял на одном месте, на троллейбусной остановке. Мама вышла из троллейбуса, он подал ей руку, обнял, поцеловал. Подбежала Катя, а он сказал:
– Вот, решили тебя встретить, – и посмотрел на Катю с улыбкой, ну просто отец родной.
– Я рада, мои дорогие! – Мама тоже улыбнулась, поцеловала его, потом Катю.
– Знаешь, Катя интересуется добавками, – сказал он, беря маму под руку.
– Правда? – радостно воскликнула мама. – Катюша, может, у тебя талант к торговле?
– Очень может быть, – пробасил Николай Петрович и сверху вниз посмотрел на Катю. – Думаю, Катерина, тебе нужно включаться в мою работу. Вдруг это твое? – И он увлек маму вперед.
Идя позади них, Катя думала о том, что вот сейчас они придут домой и она все расскажет маме. Все! Она смотрела на вальяжно шагающего Николая Петровича, выворачивающего носки ботинок наружу, на семенящую рядом маму, прильнувшую головой к его плечу, и вдруг поняла, что мама ей не поверит. Как обычно. Еще и накричит.
– Катерина, ты где? – обернулась мама, на лице счастливая улыбка. – Не отставай!
Она не отставала, а если честно, будь ее воля, вообще не пошла бы домой. Да и разве это дом? Дом – это особое место, где хорошо, куда хочется возвращаться, а эта квартира – вовсе не дом, хоть она и своя. Странно, в гарнизонах все квартиры были чужие, но в них было уютно, потому что там был папа. Он разговаривал с Катей, стихи читал – он очень любил стихи, знал их наизусть много-премного. Папа был особенный, и Катя никак не могла понять, за что мама любит Николая Петровича, ведь он на редкость неприятный человек, мерзавец, каких мало. Катя это поняла с первой минуты, потому что мерзость, как вонь из плохо вымытого унитаза, ничем не замаскируешь. Спрашивать у мамы, что она в нем нашла, Катя не осмелилась, а однажды случайно услышала разговор мамы с подружкой:
– Николай Петрович необыкновенный, он не пьет.
Да разве это достоинство? Лучше бы он пил, думала Катя, приближаясь к подъезду и ничего, кроме ледяной злости, не чувствуя. Вот сейчас мама накроет на стол, они сядут ужинать, включат телевизор, будут растягивать губы в улыбке, согласно кивать, пялиться в ящик, и никакой радости от ужина втроем не будет, потому что они чужие люди, волею случая оказавшиеся в одном помещении. Раньше в их семье был очаг, в который хотелось подбрасывать поленья доброты, любви, радости, а теперь очага этого не было, остался один лишь пепел. Кто в этом виноват? Как это исправить? Почему в семье не сложились нормальные отношения? Почему ко дню ее рождения Анна Ивановна не то что подарка не пришлет, но даже поздравительной открытки? Ответа на эти вопросы не было. И не будет.
Катя не заметила, как вошла в подъезд.
– Я почту посмотрю, на лифте не поеду, – сказала она и побежала на площадку между первым и вторым этажом.
– А я тоже пройдусь! – воскликнул Николай Петрович. – Катя, давай наперегонки!
Но он и не думал ее обгонять. Как только двери лифта за мамой захлопнулись, он схватил Катю за волосы, запрокинул ей голову и прошипел, брызгая в лицо слюной:
Получить полную версию книги можно по ссылке - Здесь
| Предыдущая страница | Следующая страница |
Поиск любовного романа
|
Партнеры