Разделы библиотеки
Зависимые от жизни - Ирина Говоруха - Читать любовный роман онлайн в женской библиотеке LadyLib.Net
Зависимые от жизни - Ирина Говоруха - Скачать любовный роман в женской библиотеке LadyLib.Net
Говоруха Ирина
Зависимые от жизни
| Предыдущая страница | Следующая страница |
2 Страница
Он попытался ее успокоить, но она перебила:
– Ты вчера прилетел в пять утра? И сразу поехал в офис? И работал до 22:00. Я слышала, как у тебя пищал сканер. И так каждый день. И спишь по четыре часа. Вот скажи, чего ты добиваешься? Машину в четвертый раз сменил, семью бросил, с самолетов не вылазишь. Это жизнь?
– Да, мам. Моя жизнь выглядит именно так.
А еще она часто просила: «Не рви себе кишки. Нам богатство просто не дано. Оно не заложено в нас генетически. У нас все были бедными: твой отец, твой дед и прадед, который умер прямо возле наковальни. И не равняйся на тех, кто живет лучше. Лучше обращай внимание на тех, кто живет хуже тебя».
Матвей очень долго искоренял из себя эти установки. Стирал ластиком, соскребал ногтем, вырывал целые страницы из родительских программ. Он разобрал себя на части, убрал заржавевшие, не подходящие ему детали, и заново себя сложил. На это ушло много лет. Много усилий, глубокого анализа и энергии, потому что стремился смотреть на мир собственными глазами и идти своей дорогой, а не шлепать по проторенному родительскому пути.
Он поселился в китайской гостинице «Пекинский сад», где на ресепшн девушки с тонкой костью и выразительными скулами ни слова не понимали по-русски. Задвинул чемодан в угол, дал доступ дождю, приоткрыв форточку, и оживил планшет. Чувства облачились в слова.
Матвей писал далеко за полночь, когда женщины с разными глазами и несколькими сосками на одной груди вылетают на охоту. Когда тонкими струйками стекают по позвоночным костям всевозможные искушения и пахнет наркотической курчавой петрушкой. Когда вздрагивают испуганные звезды, и кто-то курит, импровизируя за роялем.
Как долго я тебя искал…
Мы шли к этой встрече крутыми дорогами. Иногда они были похожи на трассу Олд Юнгас Роудс с частыми оползнями и туманами. Временами – на самую безопасную префектуру Тоттори на западе острова Хонсю. Изредка они пересекались… Бывало, я заходил в банк или в стоматологический кабинет и по запаху определял, что минуту назад здесь была ты. Там пахло свежим мандариновым соком. Соком, который разъедает залежи негатива. Но мы двигались в разных направлениях и, на мгновение встретившись, снова расходились, не замечая друг друга…
Иногда мы были совсем близко. В вагоне метро. На противоположных подножках маршрутного такси… В парке, на параллельных сентябрьских аллеях… А помнишь, когда-то в супермаркете… Было поздно, около 23:00. Ты стояла впереди меня у кассы, очень расстроенная, и у тебя все падало. Хитрые мерчендайзеры так разложили шоколад, жевательную резинку и презервативы, что любое движение твоего платья задевало то «Твикс», то любимые жвачки с эвкалиптом. Я доставал их с пола и даже не подозревал, что со временем буду покупать их чуть ли не каждый день и рассовывать по всем цветастым сумкам. Ты рассеянно благодарила и терла свои уставшие виски, а потом расплатилась и ушла, оставив после себя праздничный мандариновый воздух. Я же боялся сдвинуться с места, чтобы не повредить это веселое маслянистое облачко, зависшее в проходе.
Но Вселенная продолжала вращение, закручивая нас в водоворот, в центре которого мы нашли друг друга. Пройдя через «глаз урагана», оказались с другой его стороны. И теперь все иначе. Спираль жизни раскручивается, вынося нас на новые орбиты. Мы крепко держимся за руки, поднимаясь все выше и выше.
Я слышу музыку… Ты найдешь ее в этом письме… Это моя дорога к тебе длиною в целую жизнь…
Живу тобою… Люблю тебя.
Матвей
В письме было вложение: музыка из фильма «Долгая дорога в дюнах». Я слушала ее перед сном и ощущала вкус тягучего рижского бальзама, темного местного хлеба с грецким орехом и курагой, который не черствеет почти месяц, и силу местного лютеранства, признающего всего два таинства…
***
Сашка не спеша собиралась в школу. Черная юбка, гольфы и блузка с рукавами-фонариками. Через пару дней должен прозвучать последний звонок, и все мысли были уже о лете, южных дынях и новых книгах Рейчел Кейн. Сразу после линейки папа отвезет ее к одной и второй бабушкам, а потом на какое-то экзотическое море. Она была уверена, что они поедут все вместе, как в старые добрые времена, и никакая папина временная или постоянная женщина этому не помешает. Ведь так было всегда. Он даже встречал с ними Новый год, хотя уже была эта уродливая Валерия.
Девушка сравнительно легко влилась в колючий подростковый возраст. Возможно, потому, что была со всех сторон окружена безусловной любовью и не подтвердила знаменитую классификацию психологов «Пяти НЕ». Так же хорошо училась, помогала по дому, приходила всегда вовремя и практически не интересовалась мальчиками. Единственное – руководствовалась эмоциями и яростно отстаивала во всем справедливость. Поэтому считала, что учительница информатики несправедливо занижает всем оценки, а папа несправедливо поступил по отношению к маме.
Ей уже разрешали красить волосы и наносить легкий макияж. И теперь волосы были высветлены на полтона, придавая ее миловидному лицу еще больше романтичности. Совершенная кожа, на которой ни разу не появился даже крохотный прыщик, полные губы и выразительные глаза. Она углубленно изучала английский, занималась хореографией, интересовалась выпечкой и не выпускала из рук фотоаппарат, добиваясь динамических эффектов. У нее было все. Любое желание с помощью папы тут же реализовывалось, кроме одного единственного. Он не возвращался обратно. Казалось, до этого момента рукой подать. Папа игриво смотрел на маму, подшучивал, и все выходные они проводили вместе, как одна семья. Привозил ей из командировок журналы по косметологии и забирал с работы, покупал продукты и сопровождал к стоматологу, гинекологу и ортопеду. Иногда она заставала их обнявшимися на кухне и быстро закрывала дверь. Садилась на корточки, скрещивала два пальца, задерживала дыхание и шептала: «Ну, поцелуй ее. Ну, пожалуйста, папка, поцелуй маму». Бабушки в скайпе создавали консилиум, подсказывая ей, какие еще шаги предпринять:
– Когда ты была грудничком и ползала только назад, они тебя оставляли с нами, а сами ездили купаться на речку. Покупали пакет вишен, крыжовника и лесной земляники, несколько бутылок чистой воды, а еще брали волан и ракетки для игры в бадминтон. И папа всегда заносил маму в воду на руках, так как она боялась холодной воды и подолгу стояла, разминая стопами песчаное дно. Он тогда хватал ее на руки, заходил по грудь и нырял вместе с ней с головой. Используй это. Организуй им купальный день и попроси папу показать, как он это делал. Пошути, спровоцируй его, что уже не тот возраст и не та физическая форма. Ты же не маленькая и понимаешь, что это их снова сблизит.
– А если не сработает, – подсказывала вторая бабушка, – можно напомнить им их студенческую игру в фанты. Напиши на бумажках множество заданий, типа: «Поцелуй маму, как раньше», «Найди в ее одежде спрятанную конфету», «Вспомни и расскажи самую романтическую историю совместной жизни», «Расскажите, как я родилась и какое слово было сказано первым». Окуни их в воспоминания, ведь столько всего было! Пусть покопаются в памяти, вытянут давно забытое, но вместе с тем – очень дорогое. Пусть поспорят, так было или по-другому в середине осени, когда убирали сельдерей, или все-таки летом? Пусть вдоволь выпьют вина, заедая его виноградом и нектаринами. Твоя задача – вовремя потом уйти.
Сашка слушала очень внимательно, тщательно записывала и радовалась. Ведь она видела, что чувства не ушли. Однажды сама приготовила романтический ужин, перешерстив десяток страниц интернета, убрала в квартире, пропылесосив даже свой диван в голландских тюльпанах и парных волнистых линиях. Она навела порядок с игрушками, выставив на видное место медвежью семью. Разложила на полу все их совместные фотографии – от свадебных до вчерашних, зажгла по всему дому свечи и ушла спать к подруге, надеясь, что папа не устоит перед мамой и останется. Накануне они ходили в бутик французского белья «Инженю» и купили ей два новых комплекта. Один – цвета баклажан с высокими трусиками, второй – серый с вышитыми прямо на кружеве стеблями душистого горошка. Выбирали вино, теряясь между венгерским «Токай Харшлевелю» и австралийским «Еллоу Тэйл Мускат». И когда папа зашел в дом, все было готово. На столе стояла миска томатного салата с брынзой и семечками подсолнечника, его любимые жареные креветки на шпажках и десерт из грейпфрута с ликером. Комната была погружена в полумрак, и только оранжевые пятна (свечи-таблетки в мандариновой кожуре) наполняли ее уютом и теплым цитрусовым маслом. У Матвея от увиденного защемило сердце, словно на небольшую ранку пролили чистый лимонный сок. Он сел за стол, и Лина, пахнущая Cinema, стала накладывать еду…
Ближе к полуночи мама позвала ее домой.
– Ушел?
– Да.
– Мам, ну почему ты его не соблазнила? Я так старалась. Я сделала все возможное, остальное было за тобой. Вечно ты все испортишь, это несправедливо.
Сашка громко заплакала.
– Я пыталась.
– Значит плохо. Нужно было придумать что-то еще.
– Я не буду больше унижаться. Хватит. Горбатого могила исправит.
На следующий день она села к папе в машину и начала серьезный разговор:
– Пап, тебе что, мама уже совсем не нравится?
Матвей разрывался надвое и еще крепче сжал руль.
– Нравится.
– Тогда почему ты ее не хочешь?
– Саш, давай не будем обсуждать эту тему.
– Почему не будем? Будем. Давай я с ней поговорю. Что она делает не так? Может, немного поправилась, так это быстро решается. Мы сядем на японскую или гречневую диету и в два счета похудеем. Может, она тебя в чем-то упрекает или противоречит?
Матвей не мог объяснить ей непростые вещи, которые и сам не до конца понимал. Он физически очень хотел Лину, зная наизусть ее каждую клетку, структуру волос, запах подмышек и пышность ноги ближе к бедру. Он бредил ее учащенным дыханием и челкой, прилипшей к влажному лбу. Но был твердо уверен, что слишком жестоко и неправильно давать ей надежду. После оргазма наступит прозрение, и опять вернется на свое насиженное место мощный блок непонимания. Поэтому он продолжал ухаживать, помогать, поддерживать, а Лина продолжала ждать.
– Ты что, любишь свою Киру? Что в ней хорошего? Неужели ты не понимаешь, что она тебя использует? Ты ее последний шанс. Она ведь уже старая дева. Ты точно так же любил Жанну и Валерию. И что из этого вышло? Катастрофа.
– Саш, не говори то, в чем не разбираешься. И давай прекратим этот разговор. Мне неприятно, что ты подслушиваешь старших.
Сашка надула губы. Эта тема у них обсуждалась безостановочно. С мамой, с двумя бабушками и мамиными подругами. Обсуждалась открыто, и подслушивать было совсем не обязательно.
– Тогда хочешь совет?
Матвей никаких советов не хотел.
– Не спеши. Начать с ней жить всегда успеешь. Лучше присмотрись, спровоцируй ее пару раз. А хочешь – мы ее с мамой спровоцируем и выведем на чистую воду?
– Саш, что ты говоришь? Как ты это собираешься провернуть?
– А ты скажи, в какое время вы будете вместе, и мы позвоним. Пришлем смс. А ты случайно включишь телефон на громкую связь. И увидишь, какая она есть на самом деле… Я давно хотела тебе привести пример из собственного опыта. В начале учебного года мне понравился мальчик из выпускного класса. Мы часто встречались на переменах, в школьной столовой и иногда обменивались незначительными фразами. Я его считала самым лучшим, самым хорошим на свете. Он – призер олимпиады по физике и геометрии. И вот на весенних каникулах я увидела, как он обнимается со Светкой. С ней же все гуляют. И тогда я поняла, что с чувствами не стоит спешить. Так и ты, папа, поверь моему опыту, ни за что не спеши.
***
Ночью ко мне в дом залетела летучая мышь. Сперва прозвучал гром и вспыхнула длинная пятнадцатикилометровая молния. Гром был такой силы, что включилась сигнализация во многих машинах на стоянке. Потом небо разорвалось на огромные мясистые куски, огненная дама выжгла на небесном полотне тайные символы и бросилась в море. Ее ждали будущие жемчужины.
Окно было открыто настежь, и я отчетливо услышала, как в него что-то влетело. И это «что-то» стало скользить по линолеуму и шуршать крыльями, как невесомой калькой. Пришлось встать и включить свет. На полу суетилось черное незнакомое существо с напомаженным красным ртом. Может, со сна, а может, от резкого дневного света оно показалось невероятно уродливым: смесь лягушки и летучей мыши. И вот тут стало по-настоящему страшно. Я закрыла дверь и постучала к соседям. На часах было полвторого. Стучала долго – сперва костяшками, а потом кулаком, пока окончательно всех не перебудила. Сосед пришел заспанный, злой и со смятым лицом. У него на ногах были теплые клетчатые тапки с приплюснутыми задниками. Мы перевернули все вверх дном. Смотрели за комодом, шторами и поднимали покрывало на кровати. Ничего нигде не было. Я извинилась и легла. И крылья стали шуршать снова, но теперь уже за кроватью. Пришлось спать с включенным светом, а утром звонить бабушке и спрашивать, к чему бы это. Она долго молчала, и я даже решила, что уже и не вспомнит, но потом бабулька вздохнула и коротко резюмировала:
– Будь сильной и готовься к беде.
Утром я написала Матвею, и он кинулся меня спасать.
– Я понимаю твой страх! Ты молодец, что в такие критические моменты не теряешься и зовешь на помощь! Ничего не бойся. Езжай домой и действуй по моим инструкциям.
Но я все-таки боялась возвращаться и оттягивала время в пассаже. Сперва перемеряла всю обувь из новой коллекции в магазине Mitaron, потом долго пила латте в «Шоколаднице», бездумно постукивая трубочкой. Дальше гуляла по улицам и ела глазами жидкое, как сметана, мороженое. Матвей писал смс и поддерживал:
– Кирюша, я с тобой…
И я ему доверилась полностью. Спустилась в метро, в котором заправлял ключник Портун, потом села в желтое маршрутное такси, пропитанное человеческим потом, и через час оказалась дома. Осторожно открыла дверь и замерла, как черная пантера перед прыжком. Мое ухо стало некоей антенной, которой я пыталась уловить любой шорох. В квартире было тихо.
– Открой настежь окно, чтобы вылетев, она не билась в панике об стены. Открой ей доступ к воздуху и привычным сумеркам. Выключи свет и начинай шуметь. Возьми палку и стучи ею по дверным косякам, шкафам и полу. Пой и декламируй стихи. Она обязательно выползет. Она больше двух дней не может без пищи и питья.
Я сделала все, как он велел. Лупила мебель шваброй и читала стихи Есенина. А потом перешла на Снегову, и, забыв о палке, просто стояла посреди комнаты и шептала, как молитву:
О, Господи, все женщины мечтают!
Чтоб их любили так, как ты меня.
Об этом в книгах девочки читают,
Старухи плачут, греясь у огня…
Когда-то мама в ворохе своих студенческих конспектов нашла несколько тетрадей с переписанными от руки стихами. Тетради были тонкими, без обложек, с надорванными страницами и темными пятнами в верхних углах. Со стихами Ирины Снеговой и Вероники Тушновой. Со знаменитым «Окном» Цветаевой, которое я выучила буквально за два прочтения. Со временем я их тоже старательно переписала в свой дневник и читала на улице подругам, сидящим на бордюрах с перепачканными черникой ладошками. Мы в то время были очень озабочены мыслью, что придется выйти замуж и каждую ночь «этим» заниматься со своими мужьями.
– А я точно знаю, что это очень больно. Это только для мужиков удовольствие, а для женщин – сплошная мука. Мне мама так и говорила: «Ты даже не представляешь, сколько неудобств прячется за дверью родительской спальни».
И мы клятвенно обещали, что никогда, никогда не допустим подобного унижения.
Потом я опомнилась, выползла из воспоминаний и продолжила стучать по подоконнику и спинке кровати. Чтобы убить страх, орала некрасивым горловым голосом и чувствовала, как прилипают руки к держаку.
– Ну что, вылетела?
– Нет.
– Отдохни и заходи в комнату снова.
Я зашла через пятнадцать минут. Было свежо, и пахло ранним летом. Вечерний воздух, напоенный белой сиренью и будущими каштановыми орехами с витамином С, лежал на всех открытых поверхностях. Обвела глазами стены, покрывало и пол. Чудовища нигде не было. А потом подошла к тюлям и замерла. С тыльной стороны сидел мышонок со сложенными крыльями. У него были острые смешные уши и чистая серая шерсть. Он боялся не меньше моего, и я могла сосчитать быстрые удары его предынфарктного сердца. Поэтому тихонько, на цыпочках вышла в коридор и опять забарабанила в соседскую квартиру. Сосед, не удивляющийся после ночи, засунув ноги в заезженные тапки, опять пришел на охоту. И, обмотав мышь в тюль, как в кокон, легко выбросил на улицу.
– Все! Получилось! Мышь и я на свободе!
Матвей, которого я весь вечер отвлекала от переговоров, тут же перезвонил…
***
Доброе утро, Кирюша!
Вот и наступил долгожданный четверг. Отсчет времени уже идет на часы! У меня сегодня день будет лететь со скоростью самолета и в прямом, и в переносном смысле.
Сборы, выставка, завершающие встречи, дорога в аэропорт, предполетная суета, взлет!!! После этого время останавливается до самого приземления. Когда шасси коснутся бетонки, жизнь снова включит секундомер…
Граница, таможня, багаж, стоянка, трасса, пробки!!!! В конце этого маршрута ‒ Ты! И снова время исчезает, и я впервые очень рад этой иллюзии остановившихся часов!
Он прилетел на полчаса раньше.
– Как тебе это удалось?
– Попутный ветер.
Мы встретились очень взволнованно. Даже робко. Между нами уже стояло первое «люблю». Подходил к концу день святого Николая – самый сильный для исполнения желаний. Еще с утра я зажгла сорок церковных свечей и попросила взаимной любви. И пока они горели, выстроенные ровными рядами, представляла ее нежной, доверительной и максимально честной.
– Я хочу угостить тебя чаем.
– Волшебным?
– Все становится волшебным в твоем присутствии.
И он повез меня в чайный клуб, где впервые мы могли незаметно трогать плечи друг друга, полулежа в романтической темноте и нарушая святость чайной церемонии.
Первой заваркой мастер смыл с чайных листьев пыль. От второй листья превратились в стон. Неожиданно переворачивая чашки Инь и Янь, я почувствовала легкое возбуждение. В мое тело из глубины чая втекала дрожь, а потом шустро побежала по телу Матвея.
– Понюхай, как я пахну.
Матвей вдохнул аромат из выпитой чашки. Я в этот момент окунулась в него.
– Ты пахнешь желанной женщиной. Пахнешь музыкой, кажется, вальсами Шопена. Пахнешь городом и напитками, в которых есть соль. Пахнешь востоком и предсвадебной макмарией. Женской тайной и чем-то прозрачным на внутренней стороне бедра. Ты пахнешь криком и тишиной. Девственным утром и порочным вечером. Ты пахнешь ночью, в которой собираются потусторонние миры, и росой, которая их отзеркаливает.
Я в этот момент дышала им. В крохотной чашке уместились дороги, ладан, смола мирры и древесина. Я чувствовала его обнаженную сексуальность. Сладость и горечь. Что-то похожее на подмерзшую облепиховую ягоду и дубовый мох. Из чашки доносились его стоны в момент трансформации и нахождения себя. Она оставалась теплой, как и его руки.
– Лучше забери ее у меня, а то я все узнаю.
Матвей улыбнулся.
– Мне нечего скрывать.
Чай, многократно обновляясь, менял цвет, вкус и энергетику. Мне очень хотелось попробовать напиток с его губ, но мы еще не приблизились к поцелую. И это стало навязчивой идеей: стать ведомой от движения его уст. Понять вкус его жизни.
Матвей бережно целовал мои руки. Я трогала мочку уха.
– В тебе есть магия.
– А в тебе ее понимание.
***
Лина с Таней собирались на праздник последнего звонка. Лина в новом черно-белом платье-футляре, которое Матвей привез из La Belle, казалась стройнее. При выборе одежды он всегда учитывал ее плохо прорисованную талию. Таня – в полосатой футболке и юбке из секонд-хенда. Она покупала одежду только там и только в последний продажный день, когда килограмм вещей стоил одиннадцать гривен. Ее муж давно хотел красную рубашку и даже присмотрел такую на рынке, но она не разрешала ее покупать. Еще чего! Ведь можно такую же приобрести гривен за семь. Через некоторое время она ее нашла – с оторванными карманами и заношенным воротником. И, принеся домой, долго штопала под лампой, только он все равно ее не надел.
– Тань, а вдруг в ней кто-то погиб или болел саркомой? Ткань ведь пропитана энергетикой хозяина.
– Не говори глупостей! Она была обработана формальдегидом. Я ее постирала, поэтому запах и все плохое ушло.
Она фыркала, читая об очищающих ритуалах, типа «бросить на землю, потом постирать с солью и позвонить в колокольчик».
– Лин, Матвея не ждем?
– Он в командировке.
– А, ну тогда я подтяну колготки.
Таня стала посреди кухни и подняла юбку. Из-под широких хлопчатобумажных трусов проглядывал обод густых курчавых волос. Лина не подала виду, только чуть насмешливо улыбнулась. Таня не останавливалась…
– А что? Так задумано природой. Лобковые волосы создают воздушную подушку и защищают от холода, удара и инфекций. Кроме этого, на них задерживаются наши феромоны. И потом я читала исследования, что женщины, которые сбривают волосы на лобке, в скором времени набирают лишние килограммы. Потом нарушается месячный цикл и наступает ранний климакс. А по поводу ног… Мне одна девочка показала, что бывает после того, как начнешь брить.
– И что бывает?
– Ужас! Лес густой!
– А как же лето, купальник, пляж?
– Не мне тебе рассказывать, что мы очень редко выезжаем на отдых. В таких случаях я надеваю плавки с широкими боковыми частями.
Она была очень оригинальной, и годами не пересматривала свой подход к красоте. Белье меняла только по утрам.
– Тань, как так? Ты же приняла душ, почистила зубы и опять одеваешь те же трусики?
– Ну да. Меня так мама научила.
– Но ты же идешь в постель к мужу.
– Ну и что! Я же чистая.
Она предохранялась только свечами «Эротекс» и часто в подробностях рассказывала, как контролирует руки мужа, которые до этого были вымыты с мылом и пытались ее «там» потрогать.
– Это самое большое неудобство. Нельзя за два часа до этого пользоваться мылом.
– А как подгадать? Ведь бывает спонтанное желание.
– А вот так. И потом, ты же помнишь, что в нашей спальне нет двери. Мы привыкли ловить редкие моменты, когда Степка засиживается в туалете или болтает в своей комнате по телефону.
– А не проще поставить двери?
Таня улыбнулась и быстро надушилась духами Лины:
– Нет, что ты! Это лишние расходы. Да и привыкли давно…
Она любила все дешевое и часто бегала на рынок за свеклой, когда она падала в цене. Не умела и не любила готовить. Вареники, голубцы и тефтели считала высшим пилотажем и говорила, что эти блюда занимают у нее много времени.
– А чем ты кормишь своих мужчин?
– На завтрак чай и хлеб с маслом. Они уже за много лет к этому приучены и ничего другого не ждут. На обед – тушеная капуста с соленым огурцом, пшенная или ячневая каша, вареные яйца или картошка в мундирах. Тюлька, сало, хамса.
Лина после подобных разговоров теряла точку опоры. Она не могла поверить, что такое до сих пор бывает. И что остались женщины, лобок которых ни разу не видел бритву и не ощущал тепло воска с запахом сосновой смолы и натуральных масел. И как на это реагирует муж?
А потом, словно опомнившись, осознавала: у нее всегда свежий маникюр и педикюр, удачная стрижка и покраска, прореженные брови, эпиляция ног и зоны бикини. Кожа увлажнена оливковым маслом, шоколадом, молоком и корицей. Она очень вкусно и разнообразно готовит, и всегда есть венский шницель, салат с каперсами и легкий десерт. А муж все равно ушел. Так что же их все-таки удерживает?
***
Нашу первую близость я помню поминутно.
Я ехала с северо-западной стороны Пущи Водицы, где у меня была встреча с клиентом, и огромные кусты крапивы хлестали трамвай по бокам, словно розгами. Мокрая, пахнущая сладким, акация, тонкая с плоскими соцветиями черемуха – все отпечаталось в мозгу как предвестники того, что случится впервые. Деревянные санаторные домики оставались севернее, и город все никак не начинался.
Трамвай №12, запущенный сюда еще с начала века, делал привычные остановки: 13-я линия, 11-я, 9-я. Лесная и Каланча – только по требованию. Он плелся очень долго, около часа, засматриваясь на бывшую баню на 7-й линии, что открылась в 50-х годах, когда ни в одном доме еще не было воды. Тогда в общем зале мылось до тридцати человек за четырнадцать копеек. А теперь это персиковое здание с козырьком и длинной выступающей трубой стыдливо пряталось за церковью.
Мы проехали санаторий «Елочка» и госпиталь «Лесная поляна». Не доезжая до 8-й линии – ресторан «Курортный» и магазин «Кулинария». Заброшенный детский сад на 9-й, в котором обеды малышам накрывали на тенистой деревянной веранде. На каждую тарелку – по два больших вареника с мясом и абрикосовый компот. Полуразрушенный кинотеатр «Барвинок» с натянутой белой простыней и фильмами «Девять дней одного года», «Мужчина и женщина» и «Парижские тайны».
Трамвай скрипел и никуда не спешил. Пышно цвели флоксы, ванильный жасмин и анютины глазки. На остановке стояли пожилые женщины в газовых косынках. Как раз на углу Молодежной и Селянской, где еще осталась парикмахерская, ржавый автомат-освежитель и земляничные кусты. Все время шел дождь, и я постоянно трогала рукой зонт, который он подарил. Провожала взглядом лобовые стекла машин, засыпанные плотными, как ледяной крюшон, каплями. Иногда их нельзя было отличить от живицы – сока сосны. Уже продавали первую клубнику в лотках из шпона и херсонскую черешню с винно-сладким вкусом. Пахло свежими листьями, первыми днями лета и его голосом от панели телефона.
– Кирюш, я уже на пути в аэропорт. Прыгаю в метро. Пробки. На такси никак не доеду.
– Я приготовлю тебе ужин.
– Нет, что ты! Не трудись. У меня на ужин ты.
Я очень волновалась. Вдруг что-то пойдет не так.
Ведь кроме тела в близости будет участвовать душа, и между нами натянется невидимая энергетическая связь. Нитка, идущая сквозь верхнюю и нижнюю полые вены от одного сердца к другому. Сквозь створчатые клапаны, легочную артерию и дугу аорты. А утром, когда восстановится диссимиляция и смятый пододеяльник отправится в шкаф, мы посмотрим друг на друга новыми и одновременно теми же глазами с неизменным весом в семь граммов. И увидим не просто слипшиеся ото сна ресницы, а глубину внутреннего мира. И нитку, завязанную между клапанами туристическим узлом.
Я не могла ждать три месяца, как рекомендует Ренар. У меня за это время кровь стала бы сплошным тромбом или загустевшим липким ликером. Я не могла выждать, как предлагает Стив Харви в своей книге «Поступай, как женщина, думай, как мужчина». Я его хотела и бредила им. Его крепкими мышцами и седоватыми волосами на груди. Крохотными сосками, неглубоким пупком и пахом, о котором мне было еще ничего неизвестно. Его капелькой пота, появившейся из-под глубоких подмышек. Запахом, в котором угадывались свежесть пупырчатого огурца, мягкая кислинка засахаренной клюквы и французский коньяк, названный в честь рыцаря в поместье Гаскони.
Я просмотрела распространенные ошибки первой ночи, о которых пишут дамские журналы. О том, что не следует демонстрировать все свои знания и умения и через каждую секунду менять позы. О выключенном свете и имитации оргазма. О том, что постель – это не сцена школы-студии МХАТ. Я все помнила до той минуты, как Матвей меня раздел. Дальше был толстый туман, состояние измененного сознания, близкое к трансу, жадность обладания друг другом и ни мгновения сна.
Он прилетел поздно. В Москве тоже шел грозовой ливень, и самолеты не могли взлететь.
– Кир, вылет откладывается на час. Но это не беда. Только вода перестанет пениться, только небо просушит платком лоб и нос – я сразу зайду на борт.
– Я сейчас выключу дождь. Я знаю, где этот рычаг.
Я стояла на улице без фонарей и пила кофе, чуть высветленный лимоном. Промокшие деревянные лавочки не позволяли сесть. Шея была обвязана летним шарфом, который напоминал тот из пашмины, подаренный Наполеоном Жозефине. На подоконнике квартиры №2 цвели маргаритки. Они выглядели как крупные перламутровые пуговицы. Совсем близко – в квартире по соседству еще работал телевизор, настроенный на ночной канал. На экране две женщины теребили свои соски и фальшиво целовались, а мужчина, сидя в велюровом кресле, с интересом за ними наблюдал. Было за полночь.
Матвей шел по асфальту, который обмяк от луж. В новой рубашке, совсем не пахнущей телом. Размахивал портфелем с черными прямоугольниками мятных конфет и бальзамом в зеленом стекле.
– Привет!
Он вместо ответа уткнулся мне в ухо.
– Почему рубашка пахнет сталью утюга, а не тобой?
– Потому что я только что переодел ее в машине.
– Зачем?
– Чтобы тебе было приятно. Чтобы не привезти на себе усталость, доминирующую на борту. Вкусы позднего ужина, состоящего из запеченного баклажана, отварной моркови и рыхлого омлета. Затхлость московского метро, в котором практически нет вентиляции, сумасшествие дорог, сломанных светофоров и ужасного эспрессо в зале отлетов.
– Пил латте или, к примеру, американо.
– Это невозможно, я же не американский солдат, чтобы пить кофе, разбавленный молоком. Я пью только эспрессо, а на бортах он просто отвратительный. Его готовят в обычной фильтр-кофеварке и потом наливают в кофейники.
– А какой кофе готовишь ты?
– Я обязательно сварю для тебя.
Мы держались за руки и медленно шли к подъезду. Я чувствовала, как внутри мелко вибрируют мышцы, разогреваясь сами по себе. Как тело, словно пронизанное миллионом иголок, реагирует на каждое движение руки, плеча, запястья.
– Ты голодный?
– Да.
– Есть мясо и салат.
– Спасибо, любимая. Позже.
– В душ?
– Да.
Мы легли в постель и обнялись. На телах уже не было ни лоскутка, кроме бархатной, медленно сползающей кожи. Изголодавшиеся руки стали самими по себе и сжимали ягодицы, покатые плечи и бедра. Мне хотелось прочувствовать, как он оживает в моем рту от момента конфетной мягкости и до самой твердой стали. Его поцелуи высыпались как спелые вишни из лукошка и оставляли после себя влажные розовые места. Кружилась голова, пока вконец не оторвалась и стала чем-то отдельным. Он выворачивал меня наизнанку, чтобы прикоснуться губами к самым труднодоступным уголкам. Легкие не успевали перерабатывать воздух. Соски затвердели от настойчивости его языка. Он осторожно проникал, а я подсасывала его своими ребристыми мышцами. А потом застонала от восторга. Он полностью мне подходил, комфортно помещаясь внутри. И появилась ощущение, что наконец-то я нашла тот важный недостающий пазл. Ту составную, которая превращает мою привычную внутреннюю картину в шедевр.
И движениям не было начала и не было конца. И стоны перерастали в хрипы. И это был танец, которому позавидовали бы самые талантливые хореографы: Борис Эйфман и Энтони Трейхерна…
Рано утром мы вышли на улицу. На часах было пять утра. Лето еще не разогрелось, как следует, и после ночи знобило. Крупные дождевые капли продолжали слюняво падать с крыш. За ночь они стали вязкими и желтыми, словно ногти у пожилых людей. Матвей улетал обратно в Москву со своей потертой сумкой.
Лифт застрял между пятым и шестым. Он бодро спускался по лестнице с седьмого этажа, натянув на голову капюшон. Его синяя бобка немного подскочила, оголив полоску кожи цвета темной сливы. Напевал песню и казался мне холодным, толстокожим и равнодушным. А потом, сидя в самолете, написал письмо, одна фраза из которого меня взорвала. Он писал о том, что ночь оставила в нем неизгладимый след. И что ему нравится моя страсть, моя нежность, моя похоть и даже мой стыд. И что внутри меня огонь и энергия, а снаружи совершенное тело – бедра в виде песочных часов, девственная грудь и мягкие сладкие губы.
Получить полную версию книги можно по ссылке - Здесь
| Предыдущая страница | Следующая страница |
Поиск любовного романа
|
Партнеры