Разделы библиотеки
Царствуй во мне - Наталья Ратобор - Читать любовный роман онлайн в женской библиотеке LadyLib.Net
Царствуй во мне - Наталья Ратобор - Скачать любовный роман в женской библиотеке LadyLib.Net
Ратобор Наталья
Царствуй во мне
| Предыдущая страница | Следующая страница |
7 Страница
Лихо проскочив ступеньки увечного, выщербленного крыльца, Валерий нос к носу столкнулся с проходившим мимо здоровым, ражим подпоручиком. Тот козырнул.
Шевцов, не отвечая на уставное приветствие, уже тряс Дружного за плечи:
– Сергей – не узнал? Вот так встреча!
– Валерий свет Валерьяныч! Неужели вернулся из земель азиатских?
– Пока нет. В отпуске. Ты где обитаешь?
– Я, батенька, подпоручиком во 2-ой гвардейской.
– Однако. Молодцом. Рад за тебя, гвардеец.
– Ты-то что?
– Все там же. Туркестан.
– Скоро обратно в Петербург?
– Пять лет еще не вышло.
– Ну, хоть в чинах преуспеешь в пограничной страже. Через два года после выпуска – и нате-ка: господин поручик! А мне еще три года мотыжить.
– Точно. Преуспею… если жив останусь, – процедил Шевцов, обрывая тему. – Жениться не думаешь?
– В ваш клуб потерянных для мира человеков? – и калачом не заманишь.
– Потерянных для кого – для красоток?
– А хотя бы. Что Валерия Леонидовна поделывают?
– Говорят, у нее нежный роман с господином Емельяновым.
– Вот так фокус. Ну, Бориска, ну голова садовая… Как узнал?
– Слухом земля полнится.
– Не горюй, Валерий, поделом вору и мука. Представь: Борису с нею жизнь колотиться. Пропащая душа…
– Прекрати, Дружной. Без тебя тошно.
– Да ведь сермяжную правду…
– Отставить, бестолочь. Укажи лучше, где горло промочить в Петербурге – желательно с веселыми плутовками. Я нынче при деньгах. Угощаю, Серж.
– Ба, Шевцов, голубчик, ты ли это! Да ты раньше не принимал ничего крепче минеральной шипучей. И за версту обходил самые завлекательные заведения!
– И сейчас обойду, если там жеманные дуры.
– А знаешь ли, поехали к цыганам, кутить – так напропалую! Вот только хоровые девки до себя не допускают, разве шибко глянешься или жениться пожелаешь. Ну не беда: к утру еще что-нибудь затеем, сыщем доступных веселых баловниц.
– Там видно будет. Указывай дорогу, Вергилий.
* * *
Офицеры, справившись о столике, прошли в просторную, помпезную ресторанную залу с вычурной позолотой, где, блестя разгоряченными потными лицами, с раннего вечера выступал хор русских цыган. Слышимость в зале была везде отличная. Но публика, оторвавшись от осетрины и котлет де-воляй, собралась поближе к сцене, соревнуясь за места с наилучшей панорамой обозрения.
Хористки, наряженные под бродячих цыганок, – в приталенных блузах c широченными рукавами и в аляповатых юбках, роднивших их с бабой на чайнике, в необъятных пукетовых шалях, в звенящих медных монистах, выдаваемых за золотые, – выводили тягучие романсы и бросали в зал яркие плясовые, приправляя их «жгучими, волшебными» взорами и красноречивым подергиванием плеч, словно вытряхивали попавшую в лиф пчелу. Судя по широте торопливых движений, в просторные балахоны артисток их набился целый рой. Колебание мясистых грудей, вкупе с лихими бесшабашными напевами, магнетически действовали на толпу из потерявших степенность купцов, отбросивших приличия фабрикантов, худосочных студентов, подгулявших офицеров и прочих фигур мужеска полу. Лица у всех, невзирая на происхождение, отличались налетом недвусмысленной похоти и готовности к сомнительным «подвигам». Большинство этой разномастной публики под утро откочевывало продолжать кутеж в менее презентабельные заведения, не минуя и дома свиданий.
Горластые хористы в расшитых золотом жилетах приплясывали, рисуясь и демонстрируя удальство, солировали в сопровождении хора. Поклонники цыганского пения, ошалев от восторга, щеголяли друг перед другом щедростью. И точно уловив момент, когда энергия, подпитывавшая золотой поток, почти истощилась, старейшины вытолкнули вперед свой главный козырь – «несравненную Илону».
Принятая в хор из забредшего на российские просторы кочевого племени, полудикая пятнадцатилетняя девочка, принятая в хор ради звучного голоса редкого по красоте тембра, впервые выступала перед публикой. Еще вчера черноволосая смуглянка странничала со своей древней бабулей, а когда та скончалась – девочку сторговали старейшины для столичного хора, что считалось высокою честью. Цыгане что-то приказывали ей по-венгерски: таборная не вполне понимала русскую речь. Аккуратно причесанная и принаряженная дебютантка боязливо поглядывала по сторонам. Ей было в диковинку разнузданное сборище полупьяных мужчин, развязные движения товарок. Простосердечная пугливость сквозила в неискушенных очах.
Старейшины, оценив важность момента, велели юнице одарить поцелуем наиболее щедрых дарителей, при этом, однако, строжайше ограждая ее от скабрезных касаний. Потребовались повторные окрики, пока целомудренная туземочка, затравленно озираясь, не пошла по кругу, нетвердо держа врученный ей поднос.
Чуть не плача, она целовала в губы дышавших перегаром, похотливых мужчин, шептавших ей непристойности. Шевцов стоял в полукруге среди прочих и, следуя очередности, бросил на поднос хрустящую купюру. Приблизившись к нему, певица подняла тревожные глаза – Валерий увидел красивое лицо перепуганного ребенка. Шевцова прожгло острой жалостью. Он отвел детскую руку, тянувшуюся обвить его шею:
– Не надо, девочка.
Не понимая русских слов, горемыка прочла в лице офицера сострадание, боль за нее, желание заступиться. В смятенной признательности затихла перед Шевцовым, пока не окликнули. Этот взгляд он не забудет никогда.
Дружной теребил друга, требуя продолжить похождения. Тщетно: у протрезвевшего Шевцова улетучилось желание куролесить. Дождавшись, когда осипшие к утру хористы завершили выступление, он поманил ближайшего к нему цыгана:
– Ромалэ… или как вас… С кем поговорить о выкупе хористки?
Рома принялись горячо совещаться. Понимая цену таланту кочевой иноплеменницы и подсчитывая выгоду, которую они могут потерять, хористы сомневались, стоит ли продавать девушку. Но, с другой стороны, эти шатровые болезненно свободолюбивы, строптивы и дики – пожалуй, сбежит при первой возможности.
– Господин офицер, мы дорогой выкуп назначаем.
– Сколько?
Хор назначил колоссальную сумму. Шевцов прикинул: едва ли достанет годового офицерского жалованья, хоть и с учетом окраинной надбавки. Все же думал недолго:
– По рукам.
– Мы не отпускаем девушку без ее согласия.
Шевцов издали поманил цыганочку:
– Илона, пойдешь со мной?
Девочка, всхлипнув от избытка пережитого за тяжкую ночь, придвинулась поближе и кивнула.
– К вечеру деньги будут, рома. Подготовьте Илону.
– Подожди, уважаемый. Когда свадьба?
Шевцов опешил:
– Час от часу не легче. Зачем свадьбу?
– Мы хористок на сторону отдаем только в честное замужество.
– И с выкупом?
– Да хоть и с выкупом.
– Мил человек, ведь я женат. Вы, кажется, православные? Венчаный я, понимаешь?
– Дело твое, венчаный или нет, а цыганскую свадьбу сыграй.
– Послушай, нельзя ли ей в табор вернуться – к своим родным, и выйти замуж, за кого пожелает? Я не притронусь к ней, а выкуп за мной, как обещано.
Дружной горячо зашептал Шевцову в ухо:
– Табор ее обратно в хор отдаст…
Шевцов обернулся:
– Погоди… За кочевого пойдет – уже не отдаст. Да и хор замужнюю не примет.
Худой, как вешалка, цыган в обвисшей расшитой рубахе перевел разговор юнице.
Илона, взяв Шевцова за руку, что-то выговорила с чувством, темпераментно поводя очами цвета спелой черешни и необъятной, засасывающей глубины.
– Она готова уйти из табора и хора – за тобой. Будет верною женой. Нарожает тебе много детей. Исполнит любые прихоти.
Шевцов взялся за голову. Дело осложнялось.
– Илона, я тебя заберу, а потом ступай спокойно на все четыре стороны.
Цыган ответил за Илону:
– Свадьбу сыграешь – навек жена. Бросить не можешь, да и никто замуж не возьмет. Порченая.
– Почему порченая?
– Должен свадьбе кровь предъявить.
– Что за обычаи… Зарезать я ее, что ли, должен?
– Господин хороший, не маленький ты.
Девственную кровь показать. Чтобы честный брак.Дружной уже дергал за рукав:
– Шевцов, перестань спасать мир. Всегда с тобой в историю угодишь.
Шевцов огрызнулся:
– Езжай, Дружной. Давно не держу.
Сергей Александрович обреченно подавил вздох сожаления, потер утомленные глаза. Приключение внезапно затянулось.
– Дилемма, однако. Переведи Илоне: может ехать со мной, но свадьбы не будет. Обещаю, что не обижу. Слово офицера. Вам – даю двойной выкуп.
* * *
– Шевцов, надо тебя на экспертизу душевного здоровья отослать. Виданное ли дело: положить жалованье за два года, да еще экипаж заложил. За дикарку туземную. И двух слов с ней не скажешь.
– Серж, не просветляй мне разум. Он давно просветленный. А в Туркестане – и вовсе заблистал. Одежду человеческую взял? Не то на первом перекрестке жандарм за кражу детей перехватит.
Экипаж подъехал к пятиэтажному дому с затейливой художественной лепниной и колоннадой, в одном из богатых кварталов столицы.
Дружной присвистнул:
– Ну и хор… Раскапиталисты. Побогаче всех нас вместе взятых.
Шевцов между тем уже вел переговоры с нагловатым швейцаром.
Молодые люди дожидались более получаса. Пройти дальше парадной им так и не дозволили. Наконец на центральном лифте спустился холеный смуглый господин, на вид лет семидесяти, в парчовом таусинном халате перламутрового отлива. Надменный, полный собственного достоинства, он передвигался величаво, с некоторой вальяжностью. За ним следовал расторопный вихрастый малый в дорогой паре, которого престарелый чванный цыган именовал Василием.
– Чему обязан?
– Мы за Илоной.
– Привез, что обещал?
– Привез.
– Василий, деньги прими.
– Василий, руки убери. Сначала Илону.
– Она собирается. Пока деньги пересчитаем.
– Пересчитаете, когда придет.
– Женщины долго собираются. Зачем время терять.
– Ничего, мы не торопимся.
– Сквозняк, не стану я здесь с вами стоять. Да и недосуг. Прощайте.
– Ничего, подойдем позже, когда будет готова. До свидания.
Красавец Василий засуетился:
– Почтенный, девушке надо убедиться, что ты с серьезными намерениями. Бывает, иной представляется серьезным человеком, а сам проходимец и нищий. Деньги покажи.
– Деньги собраны. И вы это знаете. Иначе бы нас здесь не было.
– Ну, передай теперь Илоне на булавки. Традиция такая. Она сейчас спустится.
– Когда спустится, тогда и поговорим.
Василий закручинился, чванный рассердился и ушел. Офицеры тоже удалились.
Так они, препираясь, уходили и возвращались еще трижды. Шевцова одолеть не удалось. Цыгане тоже были непреклонны. В конце концов, чопорный перестал появляться. Василий тоже не спустился. Швейцар отказывался звать хозяев из верхних покоев, уверяя, что впускать офицеров больше не велено и ко всему прочему все старейшины покинули дом по делам. Дружной пытался столковаться, посулив мзду. Шевцов, между тем, метнулся наверх. На втором этаже он остановился, прикидывая, куда податься дальше. Швейцар оказался проворен и резвым петушком настиг Валерия. Энергично сграбастав широкоплечего парня, Шевцов впечатал его в роскошный тонкий барельеф китайской тематики, радушно прохрипев в лицо:
– Молодец: тебя-то мне и нужно.
Слегка сунув верзиле под дых и встряхнув хорошенько, велел:
– Веди к Илоне.
Дружной для пущей убедительности долбанул парня сзади.
Укрощенный малый проводил молодых людей в квартиру кичливого старика, завешенную яркими хивинскими коврами ручной работы и редкими средневековыми гобеленами, заставленную антикварной мебелью с претензией на близкое знакомство с интерьерами Людовика XIV. Везде, где только можно, хозяева расположили дорогие вазы и старинные подсвечники. В редкие просветы между жардиньерками и комодами были засунуты позолоченные напольные часы иностранной работы. С непонятной целью присутствовало здесь даже утружденное жизнью пианино. На нем веселой компанией сгрудились немытые фужеры, вперемежку со статуэтками разного размера – от выразительного, античного аполлонова торса, до мраморного бюста насупленного пустоглазого Наполеона.
Цыгане, войдя в комнату сразу из нескольких дверей, угрожающе зашумели, окружили офицеров. Их численное преимущество было неоспоримым. Покручивая на пальце револьвер, высокий цыган с корявым белесым рубцом через смуглую щеку, нагло щурил глаза:
– Выкуп принесли? Похвально.
Шевцов достал личный браунинг:
– Грядете на ны?
Дружной встал спиной к спине Шевцова, вспотевшей рукой вцепившись в лежащий в кармане револьвер и уже выбрав мишень – рыхлого дебелого брюнета.
Наверное, ему не удалось сохранить свое намерение в тайне: цыгане раздумали стращать и отступили.
– Зачем так? Мы рады гостям – выпейте с нами хорошего вина.
– В другой раз. Илону сюда.
– Почтенный, тебе уже сказано: мы своих отдаем только в виде исключения, если девушка сама настаивает. И только в честное замужество. Приличным людям.
– Вопрос о приличии?
– Ни в коем разе! Разве можно усомниться в таких добрых молодцах! Да еще состоятельных. Одна незадача: девушка передумала.
– Пусть девушка сама скажет.
– Ты разве нам не доверяешь? Разве мы стали бы обманывать такого почтенного гостя?
– Хочу ей в лицо посмотреть.
– Она уже спит.
Шевцов поднял к потолку оружие, палец на курке:
– Сейчас разбудим.
– Не шуми, почтенный, у нас здесь женщины на нижних этажах – напугаешь. Сейчас пошлем разбудить.
Илону доставили безотлагательно.
– Илона, пойдешь со мной?
Цыганочка что-то горячо сказала по-венгерски.
– Вот видишь? Говорит – передумала. Да она толком и не принарядилась даже, не пожелала собраться.
Шевцов жестом показал девушке свое намерение ее увести.
Та не тронулась с места, не понимая. Шевцов решил, что она не согласна.
– Ну, будь по-твоему. Счастья тебе.
Шевцов повернулся – и тут Илона, подскочив, схватила его за рукав, с жаром пытаясь втолковать что-то на немыслимой тарабарщине.
– Рома, не похоже, что девушка передумала.
– Почтенный, хор решил не выдавать ее за тебя. У тебя русская жена, да и сам ты гадже. Цыганка не пойдет за тебя.
– Не вам решать, куда она пойдет. Не имеете права удерживать женщину против ее воли.
– У нее паспорта нет, у вас будут большие неприятности.
– Посмотрим.
– Негоже так гостям себя вести.
– Негоже контрабандой промышлять, – Шевцов указал на голландские гобелены. – И уверен, жандармам еще будет чем заняться в вашем доме.
– Жандармы наши люди.
– Вашего околотка – возможно. Но не нашего ведомства.
– Почтенный, зачем так расстраиваться. Если уж она тебе так мила – забирай девушку. Ей была оказана честь состоять в нашей хоровой семье. А не хочет – пусть ступает с миром. Но ты загубишь ее талант! Ей нужно петь.
– Разберемся. Илона, пошли.
– Почтенный, выкуп отдай.
– Когда бы сразу да по-хорошему – получили бы до копейки. А как вы дело нечестно повернули, бессмысленно продолжать дискуссию.
– Нехорошо так, господин офицер. Ты слово чести давал.
– Давал слово, что Илону не трону и не обижу. Мое слово в силе. Прощайте.
* * *
Офицеры вывели девушку на улицу, посадили в кибитку. Валерий велел извозчику опустить верх. Поехали на квартиру Дружного, там Илону отправили переодеться. Стали думать, что делать дальше. Полное отсутствие документов весомо осложняло ситуацию.
– Шевцов, а ну как попробовать фальшивые документы… У тех же цыган. У меня есть кое-какие знакомства.
– Ты в своем уме? Может, ты с ними еще и контрабандой промышляешь?
Дружной смиренно потупился.
– Не хочешь – не надо. У тебя есть лучшие предложения?
– Придется обращаться к отцу… Помнится, у него оставались стародавние связи в жандармерии. Не знаю, в силе ли они.
– И пожелает ли твой папенька вмешаться в историю.
– Серж, я знаю отца. Он никогда не отступался при необходимости протянуть руку в нужде.
– Лер, неужели ты и вправду был готов отдать за девчонку чертову сумму, загнавши себя в долги? Или – блефовал?
– Да, пожалуй, вот только цыгане сильно разозлили.
– Шевцов, ты рыцарством захворал? Не могу поверить, что речь идет о дикой цыганке.
– Дружной, в тебе говорит снобизм.
– Так что, идеалист, все люди братья?
– Мне и среди русских куда как не все братья. Братство не национальностью меряется.
* * *
Доставив девушку к отцу в особняк, Шевцов столкнулся с новой трудностью. Илона ни в какую не соглашалась подняться в приготовленную для нее девичью на втором этаже, бывшую комнату Сонечки. Сколько оба Шевцовых и горничная ни бились, пересилить упрямую цыганку не удалось. Нужно было найти переводчика.
Трудно вообразить, каково было в малом городке в предместьях Санкт-Петербурга сыскать знатока венгерского языка. Валерьян Валерьевич обошел прихожан и выяснил, что в прилегающем сельце снимает дачу бывший цирковой гимнаст, уроженец Закарпатья. По безвыходности решили попытать счастья. Послали пролетку. Располневший на покое артист с охотой прибыл и действительно сумел объясниться с норовистой туземкой.
Почесав мохнатую голову, господин Орос передал озадаченным домочадцам:
– Она не может подняться на второй этаж.
– Что за блажь?
– Боится осквернить дом.
– Переведи: у нас другие порядки. И коль скоро она поехала со мной, пусть перенимает правила нашего мира.
Девочка по-прежнему цеплялась мертвой хваткой за перила.
– Поняла ли она?
– Поняла. Но строптива.
Шевцову прискучили бесплодные разъяснения. Взяв руки Илоны в свои, он медленно разжал ее пальцы. Илона смотрела Шевцову в глаза с доверчивым обожанием, все еще сопротивляясь по инерции. Подхватил на руки обмякшую девчонку – и понес наверх. Занеся в горницу, усадил на кровати. Илона не давала ему разогнуться, обхватив шею руками.
– Илоночка… пусти. Ты здесь будешь жить. Обживайся.
Илона еще крепче ухватилась за Валерия, бормоча непонятные тревожные слова.
Шевцов оперся коленом на кровать:
– Девочка, знаю, что тебе страшно. Ничего, все пройдет. Ничего.
– Ничего… – эхом откликнулась девушка.
– Вот и славно… Пусти, моя хорошая.
Илона разжала руки.
– Скоро ужин подадут. Покажу, как нужно за столом сидеть. Не робей, девочка.
* * *
Томным лиловым августовским вечером, одним из последних в остывающем Петербурге, Шевцов запросил аудиенции у Шаляпина: Большой театр давал на сцене Мариинского «Фауста». Ему отказали – певец устал и занят был чрезвычайно.
Тогда Шевцов, потеревшись среди артистов труппы и разведав, каковы вкусы и предпочтения певца, отправил Шаляпину невообразимых размеров корзину его любимых махровых сиреневых роз, с сопровождающим письмом: «Глубокоуважаемый Федор Иванович! Ваше искусство призвано пробуждать человеколюбивые движения души ценителей Вашего таланта. Позвольте выразить уверенность в том, что Вы, как самобытный выходец из крестьянской семьи, выпестованный щедростью благодетелей, разглядевших Ваш творческий гений, не преминете признать природные способности обездоленной, но несомненно одаренной молодой особы. Во имя Ваших учителей и радетелей прибегаю к Вашему покровительству и великодушию. Все, о чем смею просить, – уделите полчаса Вашего драгоценного времени, чтобы распознать Богом посланный талант. Закапывать оный возбранено и Создателем».
Шевцов ждал недолго: в фойе вбежал суматошный, встрепанный человек в поношенном фраке:
– Господин Шевцов? Поднимитесь, вас ожидают.
Шевцов подал знак предупрежденному и задобренному швейцару, и в фойе пожаловал благопристойного вида господин Дружной, под руку с маленькой оробелой смуглянкой, наряженной небогато, по-мещански.
Крупнотелый Федор Иванович приветливо подал руку Шевцову, осведомившись об имени и звании. Шевцов коротко представился и рассказал предысторию визита.
– Удивительно. Подлинно удивительно. Ну что ж… Попробуем…
Шевцов дал знак Илоне приблизиться к инструменту. Догадливая девушка скоро сообразила, что от нее требовалось. Шевцов и Дружной, переговариваясь, спустились в фойе. Против ожидания, прослушивание продолжалось более часа. Шевцов уже стал беспокоиться, когда господин Шаляпин сам изволил подойти к молодым людям:
– Валерий Валерьянович, миленький. Голос, конечно, исключительный, да ведь она неграмотная. И по-русски – ни-ни.
– Федор Иванович, хоть сейчас выйдите на улицу: там сплошь все дамы, которые говорят по-русски и грамотой превосходно владеют. А подойдет хоть одна по дарованию русской сцене? Вот то-то. Возьметесь обучать?
– Исключено. Я не учитель, я артист. Опять же, вы представляете, сколько это может стоить?
– Несомненно. Вы можете порекомендовать кого-нибудь в столице? Денежную сторону дела беру на себя.
– Ну, ладно, добрейший Валерий Валерьянович. Уважаю ваши доводы и великодушие. Я действительно приму участие в вашей подопечной. Приезжайте ко мне домой в следующий вторник. К трем пополудни. Мы найдем возможность пристроить барышню на обучение.
* * *
Валерий прочитал от корки до корки большевистскую газету, следуя принципу «узнай врага досконально». Зиновий Андреевич, застав родственника за этим занятием, обрадовался:
– Ты приближаешься к истине!
– Какой истине?
– Большевиков не одобряю… Но вот программа крыла меньшевиков мне вполне по душе.
Шевцов потерял дар речи:
– Не хочешь ли ты сказать, что записался в революционеры?
– Определим это как «сочувствующий». Я жертвую на нужды партии.
– Однако… не доведет нас это безумие до добра.
И, не слушая возражений, скомкал перед камином пачкающие руки листы.
* * *
Погостивши у отца еще с неделю, Шевцов рассудил перебраться поближе к Туркестану. Нужно было пристроить Илону. В конце концов, решив оставить девушку на попечение отца, поручик пришел с ней попрощаться:
– Илоночка, здесь тебя не обидят. Будешь у Валерьяна Валериевича за дочь. А мне служить надо – понимаешь? На службу ехать. Далеко.
Господин Орос перевел.
Цыганка разразилась загадочной возбужденной тирадою, в которой часто повторялось «Шевцов».
– Господин поручик, она будет ждать вас, сколько надо.
– Вот и чудно. Значит, не убежит.
Валерьян Валерьевич, однако, побаивался оставлять в доме цыганку:
– Я, конечно, сочувствую ее положению… Но племя-то невразумительное… А ну как мне дом расхитят?
– Отец, полно тебе. Илона не из таких.
– А все-таки негоже благодетельствовать за чужой счет. И как ты хочешь устроить ее будущее? Не собираешься же, упаси Господь, приспособить ее наложницей?
– Отец, вот и ты… Не ожидал, что ты можешь так обо мне подумать. Не повторяй бабьих сплетен. Убежден, что с ее одаренностью она выучится, достигнет творческих успехов, и начнется у девочки новая жизнь. Вырастет – выдадим замуж. И без публичного предъявления девственной крови.
– Ну, это еще вилами по воде… По крайней мере, покамест варварка только тебе и доверяет, а при оформлении паспорта выбрала фамилию «Шевцова». Других вариаций и знать не хотела.
.Получить полную версию книги можно по ссылке - Здесь
| Предыдущая страница | Следующая страница |
Поиск любовного романа
|
Партнеры