Делать детей с французом - Дарья Мийе - Вступление Читать онлайн любовный роман

В женской библиотеке Мир Женщины кроме возможности читать онлайн также можно скачать любовный роман - Делать детей с французом - Дарья Мийе бесплатно.

Правообладателям | Топ-100 любовных романов

Делать детей с французом - Дарья Мийе - Читать любовный роман онлайн в женской библиотеке LadyLib.Net
Делать детей с французом - Дарья Мийе - Скачать любовный роман в женской библиотеке LadyLib.Net

Мийе Дарья

Делать детей с французом

Читать онлайн

Аннотация к произведению Делать детей с французом - Дарья Мийе

Эта книга вовсе не про модные тенденции в воспитании детей, а про болезненное выращивание француза в себе. И шире – про то, как мы хотим стать лучше и что нам в этом мешает.У Дарьи есть умница дочка, красавец муж, европейский вид на жительство и несколько языков в активе. Вроде бы живи да радуйся. Но не тут-то было! Жизнь то и дело подкладывает ей горошины под перину, и вскоре героине предстоит выяснить, как узка, оказывается, её зона комфорта.

загрузка...

Следующая страница

Вступление

© Дарья Мийе, 2019



ISBN 978-5-4490-7224-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Эта книга основана на настоящих эмоциях, о которых рассказывает вымышленная героиня. Любое совпадение с реальными людьми или событиями прошу считать частью художественного замысла.

«˂…˃ Человеческое существо в корне отличается от минерала или химического раствора тем, что может являться объектом для наблюдения с двух не сводимых друг к другу позиций. Посредством взгляда от третьего лица можно наблюдать лишь человеческое тело. Посредством взгляда от первого лица можно наблюдать лишь свою собственную человеческую сому. Тело и сома равноправны по своей реалистичности и ценности, но как наблюдаемые явления они существенно отличаются в своих проявлениях.

Тогда соматику можно определить как сферу исследования, которая изучает человеческое существо, как оно ощущает себя изнутри».

Вступление

Прогресс застаёт нас врасплох в самых неожиданных местах. Однажды я пришла в муниципалитет Тринадцатого округа Парижа, чтобы взять копию свидетельства о рождении ребёнка. Для этого надо было заполнить формуляр, в котором имелись следующие строки:

Фамилия-Имя Отца (1) / Матери (1)

Фамилия-Имя Отца (2) / Матери (2)

Минуты три я пыталась сообразить, какое место занимаю в этой шведской семье, где папы и мамы ходят под порядковыми номерами. Взглядывала исподлобья на даму за стойкой, не зная, как спросить. Во Франции ведь полигамия формально запрещена, хотя соответствующее лобби уже работает над либерализацией этого вопроса. Может, оно уже и победило, а я не в курсе?! Гийом всё время говорит, что я живу как в пещере, даром что журналист. Родителей, выходит, четверо? Как бы это так спросить, чтобы с одной стороны не выдать своего ретроградства, а с другой – не переборщить с наигранным энтузиазмом… Тут дело такое: раз вышел закон, надо быстренько подстраиваться, ведь считается, что он увенчал собой долго вызревавшие чаяния народа.

Я медлила. Иностранцу так легко на ровном месте сделать faux pas2 и заслужить клеймо дикаря в глазах просвещённых французов. Мать ли я вообще, если не прошла соответствующую процедуру идентификации и не получила порядкового номера?..

И тут озарение!

Я хлопнула себя по лбу и воскликнула на всю приёмную:

– Так они геев имеют в виду?! В смысле однополые семьи? Вот в этой графе?

– Да, мадам, – нейтрально ответила темнокожая чиновница.

– Уф, слава богу! А то я подумала было, что арабы уже многожёнство протащили!

В помещении повисла тяжёлая пауза. Я быстро подписала формуляр и вышла, пока у меня не отняли вида на жительство.

В России я знала свои абсциссы и ординаты по всем важным вопросам, и, как правило, они располагались в верхней левой четверти системы координат, в зоне «возвышенного либерализма». Гостеприимное отношение к мигрантам, искоренение гомофобии, свобода самовыражения, независимость СМИ, равноправие полов – эти принципы казались мне единственно правильными до того, как я попала в мир, по ним устроенный. Во Франции общество живёт по ним уже несколько десятилетий: за это время они окрепли и эволюционировали, дошли до абсурда и теперь всё больше напоминают собственные противоположности.

Например, в России я горячо выступала за равноправие полов. Сбросим с корабля современности паразитический альянс мамы-наседки и папаши-трудоголика! Но до переезда я не задумывалась, готова ли принять противоположный тип семьи. Возможно, это потому, что в наших широтах он просто не встречается. У нас женщины робко заявляют свои права в топ-менеджменте, тогда как во Франции мужчины активно борются за право уходить в декрет.

В работе я была за то, чтобы выбрать себе такое дело, которым по-настоящему интересно заниматься восемь-двенадцать часов в день. Превратить увлечение в способ заработка – вот залог счастливой карьерной судьбы! Во Франции, оказалось, такая жизнь считается «несбалансированной». Кроме работы, которая есть необходимое зло, человек обязательно должен иметь отдушину, делать что-то бескорыстно. За хобби нужно платить деньги, а не получать. А на профессиональные темы не принято говорить в компании друзей.

Горизонтали и вертикали вдруг стало недостаточно, чтобы отметить точку зрения. Из плоскостных дилемм «хорошо-плохо», «свой-чужой», «можно-нельзя» проблемы сделались объёмными. По тем немногим вопросам, где мне ещё удавалось сформулировать собственное мнение, моя точка зрения теперь позорно чернела где-то в нижней правой четверти области значений, там, где «реакционный капитализм».

Но самое неприятное, что эта потерянность из личной драмы превратилась в общественную. Ведь отныне я генеральный подрядчик на строительстве чужого мировоззрения. То есть мать.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

I. Скажи мне, кто твой друг…

В жилом комплексе «Черри Хиллз» нет ни одной нормальной семьи, кроме нас. В кастинге друзей по подъезду, которых можно было бы пригласить на аперитив или пляжное барбекю, мы отсеяли американского пенсионера с внешностью латентного серийного убийцы, пару одержимых спортом гомосексуалистов, представительную австрийскую чету за шестьдесят, которые даже здороваться умели обидно, высушенную британскую леди, в чьём деловом костюме сквозило садо-мазо, и семейство, которое мы окрестили «амфибиями» – все пятеро ходили в обнимку с ластами и аквалангами, и даже что-то в их семейной морфологии необратимо изменилось от долгого пребывания в воде. Это конечно же оптический обман, уговаривала я себя, но не могла не замечать, что скулы у них слегка скошены по отношению к носу, чтобы обеспечивать волнорез, и кожные перепонки между пальцами длиннее и прозрачнее обычного. «Бульк!» – дружно говорили они в ответ на «Good morning!» и, проходя, оставляли после себя шлейф йодистого аромата.

В сингапурской ссылке, куда я отважно последовала за Гийомом и его двукратно повышенным окладом, мне особенно не хватало двух вещей – творога и разговоров о квартплате. Ну, или, шире, о прозе жизни. Потому что жизнь в Сингапуре пугающе походила на рай – с бассейном, кокосами, меблированной квартирой, массажем пяток, посудомоечной машиной и уборщицей-филиппинкой. Там было всё, что душе угодно. Кроме, разумеется, творога. Но надо уже смириться, что его пока не завезли ни в один земной рай.

Люди тут говорили о каких-то странных вещах. Например, о том, куда лучше ехать за Большой Волной – на Ниас или на Восточную Яву? Стоит покупать золото сейчас или подождать до января? Кстати, как проверить сертификат у китайского перекупщика? Где достать специальные контейнеры для хранения жидкой хны? Лучше вакуумные или проветриваемые? «Хна» стала главным словом в моём лексиконе: сталкиваясь с очередным сингапурским явлением, не доступным пониманию, я презрительно шипела: «What’s the henna again?!»3

Гийом же активно участвовал в театре абсурда, поддерживая беседу о масонском заговоре вокруг эко-топлива из пальмовых листьев. Вероятно, это потому, что наша социальная сеть здесь целиком и полностью состояла из его начальников и их жён. Пришлось купить специальные закрытые белые сандалии для походов в кантри-клаб, чтобы соответствовать дресс-коду casual attire. Я прозвала их «белые тапки»; они, как и положено, символизировали переход в мир иной – мир богатых.

Но после того как одна из давних экспатрианток посоветовала мне стричься только у парикмахера-буддиста, который один знает, где у волоса карма, а где – результат аммиачного окрашивания, я решила форсировать события. Нужно было срочно найти нормальных человеческих человеков, ещё не до конца утративших связь с суровой реальностью, где в обед едят макароны с баночным соусом, засыпают под мерный говор телевизора и знать не знают о существовании кармы у волос.

После долгих обсуждений выбор пал на соседей с третьего этажа – серьёзного китайского мужчину и его жену, красавицу ланкийку. Гармоничная пара за сорок, они смотрелись комплементарно: её голова, вытянутая, как у Нефертити, за счёт сложно подколотых волос, составляла контраст его голове, одинаково плоской со стороны лица и затылка; её пёстрые одежды оттенялись его рубашками в бледную клетку; её загадочная полуулыбка равно противостояла как его обычному выражению лица «не подходи – убью», так и его внезапному раскатистому смеху.

Мы пригласили их на добрососедский ужин. Достали бутылку припасённого для особого случая «Шато де Седр» – настоящего сокровища по здешним меркам, ценности которому добавлял пробковый сбор за провоз через местную таможню. Жест остался незамеченным: мадам пила воду, а мсье предпочитал местное пиво «Тайгер». Вечер развивался прекрасно, мы многое узнали про экспорт шурупов в Австралию и даже стали привыкать к резкому смеху нашего нового друга… Но когда вина осталось на донышке, мне вдруг стало казаться, что суровый китаец делает мне авансы. Он то и дело переводил глаза на мою грудь, а когда поднимал их, они сально блестели. Я уговаривала себя, что это опять самовнушение, что у людей не бывает перепонок и жабр, а женатые китайцы не могут вожделеть своих европеоидных соседок… Но все же набросила палантин и для убедительности убавила кондиционер.

– Становится жарко, – в контрапункт мне протянула Шеара и развязала шелковый платок на шее. Его концы скользнули по плечам и обнажили такое декольте, которое французы называют plongeant. То есть хоть ныряй туда. Шеара переложила ногу на ногу и оставила коленку коричневым айсбергом выступать между полами запашной юбки. Её платье, длинное и вполне целомудренное в вертикальном положении, теперь приняло форму буквы Х с тонкой перемычкой в районе бёдер. Она взяла стакан с водой и приложила его к диафрагме: – А можно ещё льда?

«Мой мозг опять меня предает, – думала я, крутя ручку ледорубки. – Мне кажется, что невероятно красивая сорокалетняя ланкийка раздевается у меня в гостиной, а её муж в это время смотрит на мою грудь».

Ой, а куда же в это время смотрит мой муж?!

Поверх барной стойки, разграничивающей гостиную и кухню, виднелась голова Гийома. Его глаза бегали по полу, а когда поднимались, становились в два раза больше обычного. Это не гипербола, а симптом повышенного внутричерепного давления, и оно проявляется тогда, когда Гийом сильно взволнован.

Я вернулась в гостиную и поставила перед Шеарой пиалу со льдом. Она бросила несколько кубиков в стакан и стала медленно перекатывать его от ключицы к ключице, запрокидывая голову и как будто даже постанывая.

– Ой, кажется, Кьяра хнычет! – не выдержав, воскликнула я и выбежала из комнаты.

В детской, разбросав руки-ноги наподобие морской звезды, дочь дрыхла с полной самоотдачей. Я присела на краешек кровати и перевела дух. Потеребила одеяло. Поправила подушку. Рассадила по росту плюшевых животных. God же damned, на курсах хороших манер не учат, как с честью выходить из подобных ситуаций… Я поковыряла губу и тихонько спросила:

– Малыш, ты не хочешь писать?

Малыш даже не шевельнулся, ни одна случайная волна не сбила синусоиду её дыхания.

– А стоило бы, ты же столько сока выпила после ужина, – сказала я чуть громче.

Слова падали в её сон, словно пляжная галька в мазут – не оставляя на поверхности кругов. Дочка плавала в одной из тех морфеевых бездн, откуда надо подниматься медленно, чтобы от перепада давления не лопнули барабанные перепонки.

– Малыш! – я потрясла Кьяру за плечико, сначала деликатно, потом настойчивей, а когда из гостиной донесся грудной смех гостьи, и вовсе бесцеремонно. – Надо сходить пописать!

Кьяра вдруг глубоко вдохнула, широко открыла глаза и уставилась на меня.

– Доченька, прости, что я тебя бужу, но надо сходить в туалет. А то опять написаешь в постель, как… в прошлом году. Хорошо?

Кьяра кивнула, встала с кровати и лунатической походкой направилась в туалет. Через гостиную, как того требовал мой не до конца выношенный план.

Я вышла следом с расстроенным лицом.

– Дочка так нервно спит в последнее время. От любого шороха просыпается. И даже иногда случаются… м-м-м… подзабытые инциденты, ну, вы понимаете. Наверно, затянувшаяся акклиматизация. Поможешь поменять ей постель? – я выразительно посмотрела на мужа.

Гийом кивнул, вынырнул взглядом из декольте Шеары и поплёлся в детскую.

Гости остались сидеть с выжидающими и несколько разочарованными лицами. Чтобы деликатно подтолкнуть их к мысли об уходе, я прошла на кухню и стала рыться в ящичке для лекарств.

– Она вся горячая. А у нас, похоже, кончилось жаропонижающее. Придётся ехать в дежурный супер.

– У нас есть жаропонижающее, – проворковала Шеара.

– Вряд ли оно подойдет ребёнку…

– О, у нас большая коллекция жаропонижающих! Как и жароповышающих, кстати, – сказала она так, будто речь шла вовсе не о безрецептурных препаратах. – Реншу, дорогой, сходи покажи Дарье наш мини-бар из лекарств на все случаи жизни? Наверняка найдете то, что нужно.

Реншу с готовностью приподнялся и обратил на меня истекающие салом глаза. В голове услужливо всплыли фоновые знания: Джакомо Казанова тоже часто приглашал наивных девушек в гости под предлогом показать коллекцию бабочек.

– Нашла!

Я, как оберег, выставила перед собой розовую коробочку «Долипрана».

Сосед разочарованно опустился обратно в бежевые подушки.

Обрисовывая вокруг себя защитные круги флаконом жаропонижающего, я прошла мимо Реншу и Шеары в детскую.

Гийом щупал матрас в поисках влажности.

– А где она написала-то?

– Тчщ! Это же отвлекающий маневр! Ты что, не видишь, что она раздевается у нас на глазах?

– Серьёзно?! – как будто удивился Гийом и приподнялся на цыпочках посмотреть.

Я захлопнула дверь перед его носом.

– Надо как-то дать им понять, что ЭТО нам не-ин-те-рес-но.

Гийом закусил губу.

– Или… интересно? – грозно спросила я.

– Нет-нет, конечно, ни капельки не интересно. Но как же быть? – он приоткрыл дверь: Реншу выливал в пивной стакан остатки вина. – Они вроде как не собираются уходить.

На ходу подтягивая трусы, в комнату приковыляла сонная Кьяра.

– Так и есть, у Кьяры высокая температура, – озабоченно объявила я гостям.

– И понос! – добавил Гийом.

Кьяра засыпала у него на плече: она ещё не очень понимала по-английски и потому не знала, что у неё жар и диарея.

– Солнечный удар, – предположила я. – Наверно, перегрелась на прогулке.

– Или воспаление от укуса мухи, – подхватил муж. – Помнишь, её на выходных какая-то тварь ужалила в вольере с бабочками?

– Да-да, – закивала я. – Надо будет завтра позвонить педиатру, – и, видя, что гости по-прежнему не торопятся прощаться, добавила: – Жалко, что приходится так рано расходиться.

– Прекрасно посидели! – Гийом подхватил руку Реншу и стал оживлённо её трясти.

Гости нехотя поднялись и пошли к выходу. Это был стратегически важный момент: надо было всячески избегать стандартной формулы вежливости «Хорошо бы повторить». Мы мялись и мычали, потому что прощанию явно недоставало завершающего аккорда.

– Ну, продолжим с этого момента в следующую субботу? – пришла на выручку Шеара. – У нас.

– В субботу мы уже ангажированы, но в одни из выходных непременно! – быстро сориентировалась я и чмокнула её в обе щеки.

Мы закрыли дверь за призраком начинающейся дружбы. На всякий случай, на оба замка.

Получить полную версию книги можно по ссылке - Здесь


7

Следующая страница

Ваши комментарии
к роману Делать детей с французом - Дарья Мийе


Комментарии к роману "Делать детей с французом - Дарья Мийе" отсутствуют


Ваше имя


Комментарий


Введите сумму чисел с картинки


Партнеры