Разделы библиотеки
Дом, которого нет - Мара Винтер - Читать любовный роман онлайн в женской библиотеке LadyLib.Net
Дом, которого нет - Мара Винтер - Скачать любовный роман в женской библиотеке LadyLib.Net
Винтер Мара
Дом, которого нет
| Предыдущая страница | Следующая страница |
Часть VIII. Время вышло покурить
Я сверху наблюдаю за собой
меняющейся, временной (с любым
ударным слогом). Центр мой – покой,
движенье видит, не затронут им.
Бессмертье смотрит в собственную смерть.
Бесстрастье примеряет платье: страсть.
Безмерность носит тело, меру мер.
Всецелое общается, как часть.
Когда сама находишься за временем,
в нём становленье значит только сон,
который правится щелчком одним:
сознанием, что "исходный я – не он".
Часть VIII. Время вышло покурить
Со временем мы в контрах, господа.
Рассказывать его мне очень сложно.
"Вчера" и "завтра" опись ещё дам,
а вот период… Время дышит ложью.
Порой нам кажется, что тянутся года.
Моргнёшь два раза – всё исчезло без следа.
Была моложе, верила, что счастие
скрывается там где-то, за углом.
А раньше, до того, как сладострастие
дало в башку, уж знала: мир – дурдом,
мы все немного этого… того.
«Я знаю всё, не знаю ничего».
Мы счастливы, своё я забывая.
Умны, как Бог, в безумном состоянии.
Когда лежим, внутри себя летаем.
И рады предвкушению свидания.
На вкус, что есть – не то, что ожидается.
Мечту собою травим, как жида – нацист.
Убрать себя из времени на время,
значит, узреть времён всех панораму.
Воспоминанья души наши греют
уж тем, что можем просто озирать их.
Они нам целыми и завершёнными мерещатся,
ведь взгляд снаружи – это взгляд из вечности.
Я так люблю болтать, когда не слушают,
что, наблюдай кто, принял бы за психа.
В том фокус: остаются одни уши лишь,
там, сверху. Да, туда бросаю стих свой.
Во времени, как в море, всё потонет.
И лекции, и драки, и тектоник.
Зато я убеждаюсь непрерывно,
что мир вокруг творим мы из себя.
Мысль не нова; но не был нов и Рим, где
сходились все концы: дорог и бяк.
Сегодня вышла к морю. Посидела.
Поговорила с первым встречным о пределах
и их отсутствии, о духах, Кастанеде,
которого до сих пор не читала
(хоть не один мне джентльмен и леди
его советовал, лет десять миновало
с совета первого). Нам с Карлосом, вестимо,
знакомиться никак не допустимо.
Считаю я, что книги, как и люди,
находят нас в им близком состоянии.
Когда нам нужен кто-то, он на блюде
протянут, чтоб реакцию с ним дать нам.
И, либо я ещё не доросла, читать его,
либо друг с друга взять нам уже нечего.
Иду по набережной. Вечер. Голоса.
Повсюду люди: синглы, пары, семьи.
Люблю ходить и слушать. Как базар,
только курортный город. Между тем я
ловлю звук: девушка на выгуле мужчины
с ним дискутирует про лирику. Да, чинно.
Потом доходит фраза… долетает:
«На самом деле все ждут половину!»
Остановившись над обрывом, с краю,
вдруг чую («Эврика!»), что Я и я едины.
Влюбившись, станешь круглым идиотом.
Гореть, так уж для вечного… кого-то.
Отличье христианства от буддизма
в том, что не "я блаженствую в Нирване,
сам на себя в Сансаре с прочими смотря вниз",
а "кто-то смотрит, кто один – не рваный;
мы, снизу, все собой являем лохмоты".
Народов разны лишь ментальные черты.
Одно и то же описать есть много способов.
На то Земля и поле игровое,
что святость первому идёт – через собор,
в иного же влетает с вихря воем.
Каждый ту часть небесного встречает,
какую сам, с земли, имел причалом.
Тем временем Ян вверх бежал, как Мурка,
что в урочных куплетах из Одессы.
Вот по кому серьёзно плачет дурка
и юные небитые принцессы!
Так заигрался, что порою забывал,
зачем затеял этот карнавал.
Перезнакомился со всеми в новом статусе
(ввернуть могу: не мальчика, но мужа),
и приобрёл не по отцу, а сам в себе
он репутацию "достойный, но хмур дюже".
Узнав подполье прямо от Царя,
одобрил метод пользовать моря.
Его холодность главному понравилась.
Стал приближать его он понемногу.
Сначала в опере сидели вместе в ложе с ним,
потом совместно наслаждались грогом,
и, наконец, до встреч с поставщиками
дошли едва ль не со сплетёнными руками.
Гриба хотел Ян кокнуть поначалу,
чтобы в глазах Царя авторитет поднять.
Но в разговорах главный развенчал его:
– Не смог бы, слаб. Убийца – твоя мать.
Я без улик не стал бы сообщать такое.
Но то, что знаю, от тебя не скрою.
– Он в завещании списал всё на меня.
Ей с устраненья выгода какая?
– А та, что он зверел день ото дня,
её с Грибом приглядки замечая.
Тот дал идею, а она исполнила.
Сильна, хоть слабым кличут пол её.
– Гриб – серый кардинал… Он в роли этой
не кажется мне вовсе органичным.
– Быть может, он молчал и вовсе. Светом
насчёт Дианы я владею лично.
– Благодарю за информацию. – Мне нравится,
что ты не рубишь сгоряча, – добавил Царь. –
Собрать все данные, потом лишь только действовать…
Ты далеко пойдешь, и мне уж стал как сын.
За краткий срок такой – ко мне б не смог приблизиться
из живших и живущих ни один.
В тебе есть голова совместно с нюхом.
Лишь бойся сердца. Лживо то, как шлюха. –
Беседа повлияла на ход мыслей Яна.
Задумался в ту ночь он очень сильно.
Диана обвиняла власть, а власть Диану.
Ответ всегда лежит посередине.
– Скорей всего, – догадка, – оба истребители.
Законодатель он, она же – исполнитель. –
В бумагах отчих несколько запутался
сначала, но, втянувшись, разобрался.
Прозвали Волком за глаза в лесу родном
его и кролики, и прочие собратцы.
В глаза волкам мы смотрим с опасением.
Но стае именно от них – спасение.
Возможно, не будь Лоры с ним всё время,
пропал без вести б в собственном театре.
Но та стреляла бойко (ногу в стремя,
наизготовку), глаз не жмуря. В такт с ним
она на снайпера училась, как он на
тайноправителя, чтоб править всем сполна.
С левой руки – по банкам, с правой – в темя.
Физический ущерб её подстёгивал:
«Дефект мой – повод быть внимательней». Со всеми,
кто целит вне, поладит бездна вод.
Про биологию узнала много нового.
В аспекте смерти и не только. Бестолковая
для жизни, отрицала к Жизни тягу,
приняв за Смерть её. Туда всю страсть и бросила.
На пистолете дала в верности присягу
Оружию, как продолжению кипящих сил.
Таких два раза не проси, снести башку.
Им рыльце мой, не мой, равно́ в пушку.
Порой она, когда один он слышал, пела,
чуть случай, сразу выходя на крик.
Тогда и план смещения стал зрелым.
– Как будто голос пламенем горит,
ведёт туда, куда не хочешь: крысоловом, –
сказал себе, отметку сделав новую.
– Похоже, что её он шантажировал.
Диану – Царь. Кричала: невиновна.
Могла действительно орудием его лишь быть…
– В тебе привязанность так к ней вещает, кровная.
В день икс ты всё узнаешь от неё.
А я ему устрою Регнарёк. –
Ян иногда поглядывал с опаской
на им самим творимое дитя.
Пытался показать жизнь в ярких красках:
ей всё равно. Любить – в упор. Курить – взатяг.
Вражда – до казни без возможности помиловать.
Ну а потом: «Всё хорошо, живу и так я, милый мой».
Весна цвела, и вместе с нею Лора.
Встречались редко, но, как говорится, метко.
Палили на заброшках по заборам,
друг друга поощряя словом "детка",
гуляли там, где слежка не с руки.
Менялись тёмные очки и парики.
Инкогнито её соблюдено.
– Смешной какой-то вкус на баб у Яна:
все маломерки, с плеч худы до ног,
и обязательно рот корчат, как чикано… –
В прохожей узнавал её черты.
Из незнакомки проступала "ты".
Гора была недалеко особая.
В ней углубленье лесом поросло.
Водились там шакалы, лисы, соболи.
Поляна посреди него – как слой
другой реальности (не этой, из стекла).
Узлы деревьев там переплелись в орла.
Почти никто про дикие просторы
из поселян окрестностей не знал.
Хотели поохотиться Ян с Лорой,
когда явились в лес. Но, из-под сна
набившись в гости к Артемиде девственной,
перестаёшь на городской манер себя вести.
Орёл огромен был. Такого не подстрелишь.
С травы наверх смотрела наша пара.
Она подумала: «Вот – место для мистерий».
Он крылья представлял в пылу пожара.
Долин таких осталось раз, и сплюнешь.
Разрушат их, заметив, скоро люди.
Дошло до старости, признаться, человечество.
Так размельчилось, что уж не собрать.
В маразм впадаем, чтобы им отвлечься от
грядущего конца. Бдит Старший Брат.
Не страшно это, вовсе нет! За смертью
нет смерти: вот что важно. Счастлив смех мой.
Спустя года, в кафе обзорном сидя,
признает Лора подготовку – счастием,
доступным человеку. Прочий мир ей
пока закрыт (в одном лице) всевластием.
Бывают женщины, способные найти,
как Архимед, закон… альтернатив.
Но не про то сейчас. Люблю ж я гнать события!
Как птица-тройка, вихрем в никуда
летим, не успевая толком жить за тем,
чтоб обеспечить радости гнезда.
А я бегу, чтоб больше показать
наверх, через неверные глаза.
И можно сколь угодно запираться
среди лесов, в учениях колдунов,
или пить ром на палубах пиратских
в одном из текстовых иль виртуальных снов.
Всего важнее помнить, где хранится
(ты сам) твоя бессмертная частица.
С рождения впервые близнецов моих
постиг… нет, не раскол, скорей, разлад.
Поток Инессиных вопросов скоро стих.
Растягивались вместе на шпагат,
готовились к экзаменам, но души
с отдельных точек их глядели в сушу.
Одиннадцатый класс они кончали.
Инесса собиралась поступать
на медицинский, в город рядом. К чаю
чтоб в выходные маму навещать.
А Лора знала, что образование
с приставкой «само» – вот её призвание.
Нехоженой дорогой ей идти.
Где были, там уже неинтересно,
ведь "есть кому заняться этим". Штиль
залива ей не даст простора, пресный.
Она планировала стать незаменимою
для Яна. А себя с ним разминировать.
Спокойно было, как после причастия
святых даров – тому, кто крепко верил.
Живём мы целиком, а не отчасти лишь,
когда слышна нам смерть у самой двери.
Палец, курок лаская, не подрагивал.
Трясло, когда наставник руку ставил ей.
Ян не был евнухом, чтоб этого не чуять.
Однако, знал: сначала надо дело
к логической развязке привести. Чуть
дашь слабину – идея разлетелась.
Подробный план развился эмбрионом.
Уж близко роды. Из крови – корона.
Узнал он, кто из общности сродни был
его отцу: к Царю имел вопросы.
Кому, напротив, денежный родник бил,
все запахи глуша, впрямую к носу.
Повальное же большинство входило в группу
и ту, и эту. Угождать всем – глупо,
но иногда, задоря недовольство
(не прямо, косвенным намёком перемены),
направить можно всех по доброй воле
ждать, что "случится нечто непременно".
Агитки, шепотки – весть революции.
Сначала славим жизнь, потом идём на смерть.
Теперь насильственным переустройством мира
смешат детей, читая на ночь сказки.
Утопия нам больше не кумир, а,
скорей, урок: как острый край салазки.
Хоть в маленьких общинах продолжается
борьба за первенство. Рожает царь – царя.
Преемственностью, сменой поколений
зовётся это на масштабе города.
Смешались касты, рыхло население.
Без стержня непонятно больше, кто есть кто.
А всё-таки, на глубине большой, манит нас
мираж навек ушедшей Атлантиды.
Пока Ян притворялся роялистом,
а Лора подбирала слюни с пола
(коллекция у графа Монте-Кристо
оружия и впрямь была весомой,
особенно холодного, она же
неровно к кухонным ножам дышала даже),
стремилась возродить родство Диана,
из раза в раз встречая отчуждение,
мать девочек вынашивала планы
об их, обеих, верном поступлении,
и оказалась в шоке оттого,
что старшая послала… вдаль его.
Их двое с Витой. Кухня. – Университет
со мною параллелен. Sorry, mom.
– Подумай головой. Ученье – свет.
Трамплин для взлёта вам обеим дам.
– Уже подумала. Уже решила. У́же
мне профиль, чем бессмертие, не нужен.
– Бессмертие? Уходишь в монастырь?
Не сможешь там курить и есть бифштексы.
Тем более, не отрекалась ты ль
от всякой веры? Шла бы лучше… – В Герцен?
На языки? Нет, курс держу не в келью.
Божественной – свою приму постель я.
– Я всё тебе, всегда, прощала, Лора, –
вздохнула мать, вскользь глянув в телефон, –
и сигареты, и трущобы… даже вздорный
поступок тот. Он мог принесть урон
намного больше, чем случилось… Нет, дослушай!
Сейчас ты думаешь, сама всё знаешь лучше.
Гуляешь чёрт те где и чёрт те с кем.
Таскаешь у меня коньяк из бара.
От мальчиков тошнит тебя. Я с тем
тебя бы поняла спокойно, кабы
ты замуж выходила. Опыт мощный.
Но нет! Чем заниматься будешь? Мойщиц
посуды, горничных, официанток – пруд пруди:
таких, с надрывом, из тебе подобных.
Чем будешь жить, когда в моей груди
не станет сердца, оплатить попыток сонм стать
кем-то вне денег, но зато… зато с мечтой!
Студенчество – поры нет краше той.
Твои ровесницы бегут, без ног, в столицы.
И посмотреть, и показать горазды. А
ты вот сидишь, нахохлилась, как птица.
Решила, мудрая ты, коли одноглазая?
– Давай без этого, – поморщилась тут дочь, –
я петь могу, чтоб бедность превозмочь.
Мешать коктейли, стойку подпирая.
Писать статьи журналам для разбавки.
Рассказывать с сектантами о рае.
Умершим в морге лица рисовать. Но
всё это опыт, уж поверь, не меньший,
чем щи варить кому-то, жизнь калеча.
Брак выгодный? Тесак уж лучше к горлу.
Разбор литератур? Поэту смерть то.
Когда горишь ты чем-то, разве сор месть
ко времени: следы чужого пепла?
Сейчас я чувствую, что делаю всё правильно.
Здесь быть как будто ангелы сказали мне.
Впервые, мама, золотой след вижу
отчётливо, которым шёл сам Бог.
Звучит ужасно, слово смысла ниже.
Но не настал пока мне ехать срок!
Работу я найду, не думай даже.
Не съеду, хоть проси из града – каждый. –
Железная уверенность такая
не поразила лишь одну Инессу.
Заметить, что выходит в дверь другая
чем во вчера, несложно. Как под прессом
она сжималась, наблюдая трансформацию
сестры то в д'Артаньяна, то в Констанцию.
– Я чувствую… Да, назревает что-то.
– О чём ты, Инь? – Сама пока не знаю.
Мне снилась кровь, лицо твоё на фото
разъевшая от глаза и до края.
Ты не рассказываешь, я не лезу. Всё же,
прошу, на всякий случай: осторожней!
– Ещё что снилось? – Будто ты сидишь,
вся в красном, как царица. Стулом – трон, а
другой трон, больше, рядом тоже, в нише…
На мне, на мне – твоя кровавая корона! –
вдруг прорвало на всхлип её рассказ. –
Сидишь ты под мечами… – Вот те раз,
Дамоклом меня видишь? – Много хуже.
Тот меч на волоске был над главой.
А эти – ты вонзишь в себя саму же.
Врага бьёшь, но сражаешься с собой.
Я тень видала. Грозен его лик.
– Ну, я – твой чёрный, солнышко, двойник.
И чернота моя двоим отмерена.
Одна её пройду и растопчу.
Рысак сменил теперь косого мерина.
Со смертью взапуски мне бегать по плечу.
– Нет, там трясина. Там не разбежишься.
Там не один скакун простился с жизнью.
Но видела ещё я, что болото,
в котором мне казалась смерть твоя,
тебя отпустит. Видно, для чего-то.
Не ты в нём захлебнёшься, Лора. Я.
– Тебе действительно уехать надо, Инь.
Спокойней будет мне смотреться в синь
морскую и небесную, когда ты
окажешься среди иного лета. –
«Тут будет шик и кровь, как в Эмиратах», –
подумала в себе, держа секреты.
– Мы едем поступать вот-вот. На днях.
Ты зря осталась. За тебя – мой страх.
Эй, чувствуешь? Одна из точек выбора…
– Он каждую секунду, выбор наш, –
принюхалась, – что, мама жарит рыбу? – Да,
готовить на неё напала блажь, –
(немного, но) расслабилась Инесса. –
Решила контролировать, всех, вес наш.
Чтоб твой совсем не грохнул в минуса, –
и оглядела ту печально, ласково. –
Я б не хотела здесь тебя бросать.
Но мне учиться… и хочу, и надо ведь.
– Спасать ты хочешь. Тихим быть героем.
– Да брось… – Ну, от зарплат геройство – втрое. –
Так говорили сёстры меж собою.
Одна всё понимала, но судьбе шла в лоб.
Другая ж, интуиции игрою
смущённая, подозревала о борьбе полов.
Июнь стоял. Приятно лету сдаться.
В начале месяца им стало восемнадцать.
.Получить полную версию книги можно по ссылке - Здесь
| Предыдущая страница | Следующая страница |
Поиск любовного романа
|
Партнеры