Разделы библиотеки
История любви - Эрик Сигал - Читать любовный роман онлайн в женской библиотеке LadyLib.Net
История любви - Эрик Сигал - Скачать любовный роман в женской библиотеке LadyLib.Net
Сигал Эрик
История любви
| Предыдущая страница | Следующая страница |
2
Оливер Баррет IV старший
Ипсвич, Масс. Филлипс Эксетер
20 лет; 1 м 79 см; 83 кг
Спец.: социальные науки
Отл.: 61, 62, 63
Сборная Лиги плюща: 62, 63
Карьера: юриспруденция
К этому времени Дженни уже прочла справку в программе. Я очень постарался, чтобы менеджер Вик Клейман доставил ей программку.
– Черт, Баррет, это у тебя первая, что ли?
– Заткнись, Вик, если не хочешь жевать свои зубы.
Пока мы раскатывались, я ей не помахал (еще чего!) и даже не поглядел в ее сторону. Но думаю, она думала, что я на нее поглядываю. В смысле: когда играли гимн, она сняла очки из уважения к флагу?
К середине второго периода мы выигрывали у Дартмута 0: 0. То есть мы с Дейви Джонсоном уже готовы были прорвать им сетку. Зеленые почувствовали это и заиграли жестче. Может, поломали бы косточку-другую до того, как откроем счет. Болельщики уже орали, требовали крови. В хоккее это в самом деле кровь, на худой конец – гол. Долг обязывает – я их этого никогда не лишал.
Ал Реддинг, дартмутский центр, пересек нашу синюю линию, и я врезался в него, забрал шайбу и покатил. Публика заорала. Я видел Дейви Джонсона слева, но хотел протащить шайбу сам – их вратарь был трусоват, я запугал его, еще когда он играл за Дирфилд. Бросить я не успел – на меня перли оба их защитника, и пришлось проехать за воротами, чтобы не потерять шайбу. Дальше началась возня втроем у борта. Моя система была – не жалеть локтей, молотить куда попало любого в чужой форме. Где-то у нас под ногами находилась шайба, но сейчас мы были заняты только одним – валтузили друг друга.
Судья свистнул:
– Ты, две минуты на скамейке!
Я поднял голову. Он показывал на меня. Я? За что мне штраф?
– Ты что? Что я сделал?
Он не пожелал продолжать диалог. Подъехал к судейскому столу и сцепил руки:
– Седьмой номер, две минуты.
Я запротестовал, но больше для порядка. Зрители ждут протеста, даже при явном нарушении. Судья погнал меня жестом. В расстройстве я подъехал к калитке. Стуча коньками по дереву, услышал объявление:
– Баррет, Гарвард. Две минуты за задержку.
Зрители загудели; несколько гарвардцев шумно усомнились в зрении и честности судьи. Я сидел, стараясь отдышаться, и даже не смотрел на лед, где Дартмут играл в большинстве.
– Почему ты сидишь здесь, когда твои друзья играют?
Это был голос Дженни. Я игнорировал ее и подбадривал наших.
– Давай, Гарвард, вколоти им!
– Что ты сделал не так?
Я обернулся и ответил. Все же это я ее пригласил.
– Я перестарался.
И продолжал наблюдать, как наши сдерживают Ала Реддинга, рвущегося к воротам.
– Это очень позорно?
– Дженни, подожди, не мешай сосредоточиться.
– На чем?
– Как я выключу этого Реддинга!
И снова повернулся к площадке, морально поддержать ребят.
– Ты грязно играешь?
Мой взгляд был прикован к воротам, вокруг которых роились зеленые черти. Я не мог дождаться, когда меня выпустят на лед. Дженни не отставала:
– И меня когда-нибудь захочешь выключить?
Ответил не обернувшись:
– Прямо сейчас, если не умолкнешь.
– Я ухожу. До свидания.
Когда я обернулся, ее уже не было. Встал, чтобы увидеть подальше, и в это время сказали, что две штрафные минуты истекли. Я выскочил на лед.
Публика приветствовала мой выход. Баррет на краю, команда в полном составе. Где бы Дженни ни стояла сейчас, она слышала, с каким энтузиазмом встретили мой выход. Да какая разница, где она там.
Где?
Ал Реддинг щелчком запустил убийственную шайбу, наш вратарь отбил ее в сторону Джина Кеннауэя, тот отпасовал на ход мне. Я погнался за шайбой и на долю секунды отвлекся – посмотреть, где там Дженни. Увидел. Там. На трибуне.
И в следующую секунду очутился на заду.
Два зеленых гада врезались в меня, и я ехал сидя – черт! – сгорая от стыда. Баррета уронили. Слышал стоны верных гарвардских болельщиков и ехал на заду. И кровожадные дартмутские скандировали:
– Дави! Дави!
Что подумает Дженни?
Дартмут снова был в нашей зоне; вратарь отбил шайбу, Кеннауэй пропихнул ее Джонсону, тот запустил мне (я уже был на ногах). Болельщики завелись. Гол назревал. Я подхватил шайбу и на скорости вошел в их зону. Оба их защитника устремились ко мне.
– Жми, Оливер! Рви!
Сквозь ор прорвался пронзительный вопль Дженни. Исключительно свирепый. Я увернулся от одного защитника, а в другого врезался с такой силой, что сбил ему дыхание – и, вместо того чтобы бросить, стоя на одном коньке, отправил шайбу Дейви Джонсону. И Дейви вогнал ее в сетку.
Гарвард повел!
Через секунду мы уже обнимались и целовались. Я, Дейви Джонсон и остальные. Обнимались, целовались, хлопали друг друга по спине и прыгали (на коньках). Публика кричала. А дартмутский, в которого я врезался, еще сидел на льду. Болельщики бросали на лед свои программки. Дальше Дартмут посыпался. (Это метафора; их защитник встал на ноги, когда отдышался.) Мы размазали их 7: 0.
Если бы я был сентиментален и настолько обожал Гарвард, чтобы повесить на стену фотографию, это был бы не Уинтроп-Хаус, не Мемориальная церковь, а Диллон. Диллон-Филд-Хаус. Если бы у меня было духовное пристанище в Гарварде – то этот дом. За эти слова Нат Пьюси[9] мог бы отобрать у меня диплом. Но библиотека Уайденера значила для меня гораздо меньше, чем Диллон. Каждый день моей студенческой жизни я входил в этот дом, обменивался с ребятами похабными приветствиями, сбрасывал оковы цивилизации и превращался в спортсмена. Какое удовольствие – надеть ракушку, наплечник и свитер с номером 7 (мечтал о том, что после меня его выведут из употребления; не вывели), взять коньки и отправиться на Ватсон-Ринк.
Возвращение в Диллон было еще приятнее. Стаскиваешь пропотевшие доспехи, голый идешь к столу выдачи за полотенцем.
– Как прошло сегодня, Олли?
– Хорошо, Ричи. Хорошо, Джимми.
Потом в душ, слушать, кто кому заделал сколько раз в прошлую субботу вечером.
– Мы склеили там свинок из Маунт-Айды, слышь?..
А у меня была привилегия отдельного помещения для медитации. Повезло: непорядок с коленом (да, повезло – видели мое призывное свидетельство?) – после игры приходилось сидеть в гидромассажной ванне. Я сидел, смотрел на водоворот вокруг колена и мог подсчитывать синяки и ссадины (почему-то с удовольствием) и типа думать о чем-нибудь или ни о чем. Сегодня мог думать о своей шайбе и голевом пасе и о том, что практически гарантировал себе в третий раз подряд место в сборной Лиги плюща[10].
– Принимаем джеку-кузи?
Это был Джеки Фелт, наш тренер и самозваный духовный наставник.
– А на что еще это похоже, Фелт, – на дрочку?
Джеки хрюкнул и расцвел дурацкой улыбкой.
– Олли, знаешь, что не так с твоим коленом?
Я побывал у каждого ортопеда на Востоке, но Фелту было виднее.
– Ты неправильно питаешься.
Мне было не очень интересно.
– Ты мало соли ешь.
Подыграть ему – может быть, отстанет.
– Ладно, Джек, буду есть больше соли.
Как же он был доволен, черт! Он ушел с выражением полного довольства на своем идиотском лице. Слава богу, я остался один. Я погрузил приятно побитое тело в водоворот, закрыл глаза и сидел по шею в тепле. Аа-аа.
Черт! Дженни, наверно, ждет на улице. Надеюсь! Сколько я тут кайфовал, пока она торчит на кембриджском холоду? Я поставил новый рекорд по скорости одевания. Не высохнув толком, я распахнул центральную дверь Диллона.
Холод набросился на меня. Черт, какая стужа! И темень. Еще стояла кучка болельщиков. Поклонники хоккея, выпускники, мысленно не сбросившие доспехов. Такие, как старожил Джордан Дженкс, не пропускающий ни одной игры – ни дома, ни на выезде. Как они умудряются? В смысле, Дженкс – большой банкир. И почему они так?
– Тебе досталось, Оливер.
– Да, мистер Дженкс. Вы знаете, какой у них стилек.
Я искал взглядом Дженни. Ушла, отправилась одна в Рэдклифф?
Я отошел на три-четыре шага от ребят и в отчаянии вертел головой. Вдруг она вынырнула из-за кустов, лицо замотано шарфом, только глаза видны.
– Слушай, тут адский холод.
Как же я ей обрадовался!
– Дженни!
Инстинктивно, что ли, я легонько поцеловал ее в лоб.
– А я тебе разрешала?
– Что?
– Сказала, что можно поцеловать?
– Извини. Меня занесло.
– Меня – нет.
Мы были совсем одни, и было темно, холодно и поздно. Я снова ее поцеловал. Но не в лоб и не легонько. Это длилось довольно долго. Когда перестали целоваться, она продолжала держать меня за рукава.
– Мне это не нравится, – сказала она.
– Что?
– То, что мне это нравится.
Всю дорогу, пока мы шли до нее (у меня машина, но Дженни хотела пешком), она держала меня за рукав. Не за руку – за рукав. Не просите у меня объяснения. Перед дверью Бриггс-Холла я не поцеловал ее на прощание.
– Слушай, Джен, я, может быть, не позвоню тебе несколько месяцев.
Она секунду молчала. Несколько секунд.
Наконец спросила:
– Почему?
– Или же сразу позвоню, как войду в комнату.
Я повернулся и пошел прочь.
– Негодяй! – догнал меня ее шепот.
Я повернулся и зарядил с дистанции в семь метров:
– Понимаешь, Дженни, ты наехать можешь, а на себя не позволяешь.
Хотел бы видеть выражение ее лица, но стратегия не позволяла мне еще раз обернуться.
Когда я вошел к себе, мой сосед по комнате Рэй Стрэттон играл в покер с двумя приятелями-футболистами.
– Здорово, животные.
Они отозвались надлежащим бурчанием.
– Чего достиг сегодня, Олли?
– Гол и передача, – ответил я.
– От Кавильери.
– Не твое дело.
– Кто это? – спросил один из бегемотов.
– Дженни Кавильери, – ответил Рэй. – Музыкантка, ботаничка.
– Знаю ее, – сказал другой. – Недотрога.
Отвернувшись от похотливых жлобов, я размотал шнур и ушел с телефоном в спальню.
– Она играет на рояле в Баховском обществе.
– А во что играет в Барретовском?
– «А ну-ка, доберись».
Хрюканье, кряканье, ржанье. Животные смеялись.
– Джентльмены, имел я вас.
И с этими словами вышел.
Я закрыл дверь от недочеловеческих звуков, снял туфли, лег на кровать и набрал Дженни.
Говорили шепотом.
– Джен, ты…
– Да?
– Джен, что бы ты сказала, если бы я сказал тебе…
Я замялся. Она ждала.
– Думаю… я люблю тебя.
Наступила пауза. Потом она очень тихо ответила:
– Сказала бы, что ты брехло.
Она положила трубку.
Я не расстроился. И не удивился.
Получить полную версию книги можно по ссылке - Здесь
| Предыдущая страница | Следующая страница |
Поиск любовного романа
|
Партнеры