Разделы библиотеки
Крошка, ты продаешься! - Артур Грабовски - Глава 4 Читать онлайн любовный романВ женской библиотеке Мир Женщины кроме возможности читать онлайн также можно скачать любовный роман - Крошка, ты продаешься! - Артур Грабовски бесплатно. |
Крошка, ты продаешься! - Артур Грабовски - Читать любовный роман онлайн в женской библиотеке LadyLib.Net
Крошка, ты продаешься! - Артур Грабовски - Скачать любовный роман в женской библиотеке LadyLib.Net
Грабовски АртурКрошка, ты продаешься!загрузка...
Глава 4В этот день Алексу проживал кошмар наяву: где бы он ни оказался, Хейккиннен будто бы преследовал его – словно специально поджидал у выхода из туалета, на лестницах, у кабинетов, в столовой или на спортивной площадке. Это было странно, непонятно и серьёзно пугало. Алекс был уверен – Маркус задумал что-то особенно гадкое, а потому прилагал все усилия, чтобы оставаться незамеченным и самое главное – не пойманным. Сперва это ему удавалось вполне успешно. На первой перемене он улизнул сразу же после звонка, нырнув в огромную толпу спешащих в спортзал девочек. На следующую, заподозрив неладное, отпросился пораньше, наврав учительнице про больной живот. На большой перемене начались сложности – Маркус караулил его возле шкафчиков. Он стоял хмурый и какой-то непривычно сосредоточенный, шевелил губами, словно репетировал речь. Попадаться ему на глаза совсем не хотелось. Алекс застыл, не доходя до него, судорожно соображая, что будет хуже – пересечься с Маркусом или прийти на шведский без конспектов. На секунду замешкавшись, он заметил пристальный взгляд Маркуса из-под сведённых тёмных бровей. Это решило дело: Алекс развернулся и сбежал. Шведский он в тот день завалил и после школы брёл, уныло пиная попавшийся под ногу старый проколотый мяч. Хейккиннен оказался за первым же поворотом. Он стоял с суровым видом, убрав руки в карманы куртки, и снова смотрел на Алекса так пристально, что у него внутри всё сжалось от паники. Что ему нужно?! Алекс огляделся, надеясь на чью-нибудь помощь, но как назло рядом не ошивалось даже случайных прохожих. Недолго думая, он показал Маркусу средний палец и сиганул через проезжую часть на другую сторону дороги. – Серьёзно?! – воскликнул Маркус, от неожиданности даже не сразу побежав за ним. Опомнившись, он рванул было следом, но ему не повезло: машины проезжали одна за другой, не давая быстро сократить расстояние между ним и Алексом. – Да стой ты! – снова крикнул Маркус. – Я просто хочу поговорить, придурок! Алекс же несся во весь опор. На новом повороте он замер, оглянулся и, понимая, что в этот раз Маркус за ним точно не угонится показал ещё несколько откровенно неприличных жестов и движений. Настроение взлетело до небес – впервые за долгое время ему удалось обставить Хейккиннена. Да, скорее всего завтра у них будут новые конфликты, где Алексу наверняка придётся несладко, но в этот момент он чувствовал себя настоящим победителем. Добежав до дома, он на полном ходу пронесся в свою комнату, упал на кровать и схватился за замызганный старый блокнот. Уже через полчаса были готовы стихи для новой песни. Алекс писал о том, что сами силы природы на его стороне и обидчикам никогда не догнать его, потому что в его сердце поселился ветер свободы. Через три года каждую написанную впопыхах строчку будет скандировать первый в его жизни серьёзный клуб, а ещё через год – стадион. И только, стоящий на сцене в лучах прожекторов, Алекс будет знать, что послужило основой для такой эмоциональной композиции. *** «Сука! Я просто хотел тебе во всем признаться! Че ты как чмо трусливое? Ну бля…» Взгляд именно это первым выцепил на фотографии стены Маркуса, которую Алекс теперь внимательно рассматривал при любом удобном случае, то приближая, то отдаляя отдельные фразы, находя новые детали и мысли. Перед глазами сразу же возник тот день и его бегство, которое он и сам прекрасно помнил, поскольку после написал очень важную для себя песню. Узнать спустя столько лет, что на самом деле тогда хотел от него Маркус, было странно и грустно. – Он ведь тогда крикнул, что хотел только поговорить, – пробормотал Алекс, хмурясь в экран. – Что? – Матти оглянулся. Они уже три часа сидели в студии – записывали и сводили, сводили и записывали. В работе не было видно конца и края, но Алекса это не волновало – он был занят переосмыслением того дня, который вдохновил его на один из главных хитов. Теперь выходило, что то вдохновение было ошибочным, фальшивым даже: Маркус не преследовал его, а хотел признаться в чувствах. «Но почему тогда с такой перекошенной злобной рожей»? Алекс закрыл фото, которое его больше пугало, чем радовало, залез в Фейсбук. Ему не нужно было искать: скрытая настройками приватности страница Маркуса висела у него в закладках ещё со школьных времён. На аватарке стояло что-то тёмное и неразборчивое. Нервно зажевав губу, Алекс ткнул в кнопку «отправить запрос на дружбу». Пару минут он пялился в экран, но ничего не происходило. Потом Матти позвал его перезаписать истошный крик для одного из треков. Вернувшись, он обнаружил, что Маркус не только не принял его запрос, но ещё и ограничил доступ к своей странице – внёс в черный список, так что теперь Алексу нельзя было ни просмотреть его профиль, ни написать сообщение. Почему-то это снова напомнило тот же день, когда Маркус хотел «просто поговорить». Кажется, теперь они поменялись местами. Алекс фыркнул, отмахиваясь от неприятной мысли. В конце концов, они больше не дети, и, если он того захочет, Маркус не сможет от него убежать, скрыв свою страницу или ограничив доступ. *** Следующая неделя выдалась очень напряженной: Матти не врал, когда объяснял Маркусу, что у них с Алексом очень много планов и обязательств. Они обсуждали концепцию нового клипа, писали альбом, много ругались насчет организации концерта в Олимпии. Это обязано было стать триумфальной презентацией будущего альбома, судя по продажам вот-вот пора было объявлять солд-аут, и при таких условиях никак нельзя было облажаться. Алекс подтвердил также своё участие в новом телевизионном музыкальном проекте, куда его пригласили в качестве жюри юных талантов, ищущих свой путь к успеху и славе. Он смог вырваться из Хельсинки только к выходным. Всю неделю Алекс проверял, не ответил ли Маркус на его запрос, но там было всё так же глухо. Впрочем, расстраиваться он не успевал, поскольку так уставал, что всё, на что его хватало в те дни – иногда обновлять страницу на Фейсбук. Думать, анализировать или вспоминать Алекс просто не мог из-за тотальной загруженности. Они работали по двенадцать часов в сутки, к концу каждого дня он был вымотан до предела. Однако, выбив себе законные два дня выходных перед началом репетиций, Алекс немедленно уехал в Эспоо. Дома его приняли чуть ли не со слезами – родители теперь чаще видели его по телевизору, чем на кухне. Алекс не стал говорить им, что приехал не потому, что соскучился. Он планировал навестить Маркуса. Визит к родителям всегда был для Алекса событием странным. В последнее время такие приезды случались у него всё реже из-за загруженного графика, и тем острее он каждый раз чувствовал разницу своего прошлого с той жизнью, которая складывалась у него сейчас. Его светлая и просторная комната на втором этаже стандартного таунхауса всякий раз встречала его одним и тем же: застывшим во времени пространством. Родители, понятное дело, не пытались там что-то поменять, а Алексу это, вроде как, было не нужно, ведь он давно не жил здесь. Дверь привычно скрипнула, отворяя лазейку в прошлое, Алекс застыл на пороге. Ему не нужно было рассматривать вещи и мебель – он помнил наизусть каждый сантиметр, но всё равно каждый раз сперва внимательно осматривался, будто видел свою комнату впервые. Это был интересный, лично им придуманный ритуал, потому что каждое новое возвращение позволяло взглянуть на старую жизнь слегка по-другому. Письменный стол у окна, над ним – длинная полка, заваленная книгами, фигурками супер-героев, недостроенным реактивным истребителем из Лего – это были артефакты детства. Рядом со столом – пробковая доска с приколотыми туда газетными вырезками – первыми упоминаниями Алекса в прессе, первыми билетиками на концерты, смазанными тёмными фотографиями из клубов. У стены рядом с кроватью – старые гитары, все заклеенные стикерами и исписанные маркерами. Дешёвые, наверняка безнадёжно расстроенные и без части струн. Сейчас каждую из них можно выставить на аукционе и срубить на такой мелочи немало денег. У другой стены – синтезатор, тоже заваленный листами, нотами, записями Алекса. Любой, зайдя сюда, сразу понял бы, что это комната музыканта. Только не понял бы, успешного или нет. В шкафу вперемешку висела школьная форма разных лет и мерч из самой первой коллекции, которую Алекс создавал сам, лично придумывая и рисуя принты для футболок. Человеческая фигурка с гитарой, за которой как тень стояла демоническая фигура – большая и опасная. Футболки продавались после концертов и сейчас за эти раритеты фанаты были готовы продать почки. В этой комнате Алекс провёл и свои самые унылые дни, и дни, полные надежды, а после – полные триумфа. Первые продажи, первые полные клубы, первый успех. Всякий раз он возвращался сюда, валился на кровать и пялился в потолок, думая о том, что с ним будет дальше. Отчаянное желание стать кем-то значимы, важным, кем-то, с кем другие будут считаться, владело всеми его помыслами, начиная, наверное, лет с десяти, а то и раньше. «Превосходство» – это было не просто броское называние для музыкального коллектива. Это была его религия, его идея-фикс, его мечта. И эти стены видели, как Алекс Лааско достигает своего превосходства над всеми и становится тем, кем всегда хотел стать. Поэтому эта комната не только показывала ему, как было и как стало, но и говорила: ты всё тот же, ты по-прежнему жаждешь превосходства, даже когда получаешь его в избытке. Алекс достал телефон и сделал пару снимков. Выкладывать их сейчас не стоило – фанаты бы тут же окружили дом, надеясь застать Алекса, но при случае можно порадовать их таким «эксклюзивом». После семейного обеда, отделаться от которого оказалось просто невозможно, да и бесчеловечно по отношению к родителям, Алекс наконец выбрался на улицу, предварительно натянув пониже шапку и замотавшись в шарф так, что видны оставались только одни глаза. Он решил не брать такси, а как и в прошлый раз прогуляться пешком до старой мастерской, к тому же погода сегодня была на удивление погожей – ни ветра, ни мороси, только тёмное небо и тяжёлый, наполненный влагой воздух. Было странно, но приятно идти среди таких знакомых улиц – почти всегда пустынных – и ни о чем не думать, просто наслаждаться мрачноватым очарованием осени, напитываясь им, как губка. Отчего-то он помнил, что Маркус, в отличие от него самого, не любил глубокую осень. Он будто бы становился ещё угрюмее и смурнее, едва последние листья облетали с деревьев. При этом его кожаная потёртая куртка не менялась на более теплую и, казалось, Маркус вообще не знал, что такое шарф и шапка – Алекс никогда не видел, чтобы тот носил их. Вероятно, плохое настроение и нелюбовь к тёплым вещам были как-то связаны: Маркус просто-напросто мерз, а согреть его было некому. Алекс мысленно застонал. Лучше бы он так ничего и не узнал о его чувствах! В этот же момент он запнулся и застыл, заметив через дорогу самого Хейккиннена. Почему-то Алекс был уверен, что сможет застать его только в мастерской и совсем не ожидал встретить вот так – просто на улице. Заметив его, Маркус тут же перешёл на его сторону улицы и цапнув за плечо, оттащил за угол дома. Алекс не сопротивлялся, он сам искал этой встречи. – Какого хрена ты здесь делаешь? – зашипел на него Маркус, привычно сдвигая брови. Он, как и раньше, щеголял без шапки, вот только его горло теперь закрывал свитер с высоким вязанным воротом – наверняка очень тёплый и приятный к телу. Или наоборот, колючий, как сам Хейккиннен. Алекс удержался от странного желания потрогать, чтобы узнать, колется тот или нет. – Иду по улице! – между тем ответил он с вызовом. – Это, вроде бы, не запретили ещё! Как только Маркус начал диалог в привычной со школьной скамьи грубой манере, отвечать ему захотелось так же. Весь настрой на какую-то человеческую беседу пропал, оставляя только злость и азарт от их новой стычки. Алексу всегда нравились конфликты с Хейккинненом, хотя он редко выходил из них победителем. – Надо же! – воскликнул Маркус. – В Хельсинки ведь нет улиц, нужно было именно сюда припереться! Алексу хотелось ответить, что вообще-то выйти вот так на улицу в Хельсинки он действительно не мог – с вероятностью почти сто процентов его тут же узнали бы, так что об этом не могло идти и речи. Однако оправдываться перед Маркусом он не собирался, хоть и действительно приехал в Эспоо не за прогулками. – Что тебе еще нужно? – тут же снова стал наседать Хейккененн. Он выглядел нервным и будто бы даже чуть испуганным, хотя употреблять это слово по отношению к Маркусу казалось смешным. – Мы тогда не договорили, – деловито объявил Алекс, – потому что ты сперва запер меня в подвале, а потом пришёл Матти. Он хотел сказать ещё про признание Маркуса, но не решился. Это открытие всё ещё казалось чем-то невозможным. Алекс прекрасно помнил себя в школьные годы – тощий, со светлыми, считай, бесцветными волосами, не блещущий в учебе или спорте, всегда хмурый – он просто не понимал даже, как мог вызвать какое-то чувство у популярного парня, кроме раздражения. – Я не собираюсь больше выслушивать твое нытье и претензии, – закатил глаза Маркус. – Если моих извинений тебе всё ещё недостаточно, просто катись нахуй и не еби мне голову, – он круто развернулся, явно намереваясь вот так просто оставить его посреди улицы. – Какие извинения?! – Алекс тут же вырос у него перед лицом. – Не больно-то ты милый для якобы влюбленного по уши! Он выпалил это зло и, не думая, сразу понял, что предательски краснеет – то ли от смущения, то ли от возмущения. – А ты, как и всегда, сама скромность, – фыркнул Маркус и покрутил у виска. – Ты больной, если думаешь, что от подростковой дебильной влюблённости что-то осталось, – он снова двинулся дальше, обойдя Алекса и толкнув его плечом. Алекс закусил губу. Он и сам не понимал, как так вышло, что на глаза мгновенно навернулись слёзы. Он давно не был тем мелким пацаном, которого расстраивала любая мелочь – несмотря на свой короткий путь на вершины чартов, шоу-бизнес научил его жёсткости, циничности и, что самое главное, умению всегда держать лицо. Он мог обмануть в своих эмоциях любого ушлого журналиста, рекламного агента, многотысячную публику, но, похоже, не Маркуса Хейккиннена. Алекс сглотнул и истерично окликнул его: – Почему? – он зажмурился, понимая, что это последнее, что стоило спрашивать после того, как тебя отшили. – Почему не осталось? Маркус всё-таки остановился и обернулся, чтобы посмотреть на него. На его лице, помимо извечной угрюмости, появилась новая эмоция – недоверие, смешанное с чем-то ещё, чего Алекс не мог распознать сходу. – Потому что, повзрослев, я понял, что в тебе нет совсем ничего хорошего, – безжалостно сообщил Маркус и пожал плечами. – Ты всегда был злым капризным ребенком, ты остался им сейчас. Я явно любил кого-то другого. Хотелось, чтобы он пояснил, что это значит, но Хейккиннен лишь окинул его грустным взглядом и снова отвернулся. – Ты не можешь так говорить! – Алекс упрямо продолжал этот неловкий и очевидно болезненный для них обоих разговор. – Ты меня не знал толком ни тогда, ни сейчас! Было до слёз обидно слышать, как Маркус вот так запросто говорит ему все эти слова. Они били больнее, чем те ругательства и угрозы, которые доставались ему от Хейккиннена в школе. – А ты меня знал?! – разозлился Маркус, возвращаясь к нему и впиваясь в лицо сердитым взглядом. – Для тебя я только лишь собирательный образ обидчика, которого ты проклинаешь во всех своих дерьмовых песнях. Ну, напишешь ещё одну, переживу, хули! – А что я должен был писать по-твоему?! – вскинулся в ответ Алекс. – Наверняка за всеми издевательствами стоит скрытое чувство?! Ты перетрахал всех доступных парней в городе! Вот всё, что я знал о тебе и твоей любви! – С чего ты это взял? – Маркус недоуменно хмыкнул. – Свечку держал, что ли? Свечку Алекс не держал, но регулярно видел Маркуса с кем-то новеньким: каким-нибудь очередным хилым неудачником с блеклой внешностью. Сомневаться, что все они привлекли Маркуса только сексом не приходилось – даже такому тупице, каким был Хейккиннен, быстро становилось с ними скучно, и он менял своих парней, как перчатки. Сам Маркус, однако, был другого мнения: – Если я и спал с кем-то, тебя это ебать не должно, – выдал он в своей обычной манере, но как-то растерянно. На это возразить по идее было нечего, но Алекс не был бы собой, если бы не нашёл повод для новой провокации: – Когда я смотрел на эту смену твоих пассий, – он показал жестом кавычки, – то всегда думал о том, каково это – быть рядом с тобой, когда все в школе тебе завидуют и уважают, потому что самый крутой парень выбрал тебя. Сперва. А потом подумал, что хуже нет – стоять в веренице этих однотипных и одноразовых гандонов. Для них это была всего лишь минута славы. Тогда я и решил, что моя слава будет совсем другой, – не без гордости добавил он. На самом деле, будучи в школе, Алекс просто-напросто не мог рассчитывать на место рядом с Хейккинненом. Зависть и злость к чужим романтичным историям сжигали его изнутри, раз за разом заставляя выливать все свои чувства в текстах и мелодиях. – Ага, ты выбрал цели покрупнее, кому себя предложить. И со сколькими продюсерами пришлось переспать, чтобы стать суперзвездой? – криво усмехнулся Маркус, но улыбка его была совсем не веселой. Он сплюнул себе под ноги, будто ему было неприятно ощущать послевкусие собственных слов. – Что тогда, что сейчас тебе нужна именно слава, – заключил Маркус совсем уж разочарованно. – И ты еще спрашиваешь, почему меня блевать от тебя тянет? – он покачал головой. – Я ухожу. Не ходи за мной и не появляйся здесь больше. Больше я тебе ничего не скажу. Посильнее натянув ворот свитера, Маркус поспешил вдоль по улице. Его тяжёлые грязные ботинки опускались прямо в лужи. Алекс отражался в каждой из них. Он всё стоял и стоял, оглушенный этим обвинением. Такое он услышал о себе впервые. Его путь к успеху был прозрачный, да – быстрый, но всем видимый: от маленьких клубов до больших, от разогревов на фестивалях до хэдлайнера. Никто не смог его упрекнуть в каком-то нечестном ходе, в отсутствии таланта, в связях или купленных рейтингах. Это была его честная победа, его гордость. Так сложилось, что тысячи людей полюбили его творчество, и никакой продюсер здесь был ни при чём. Маркус же снова одной фразой втоптал в грязь всё то единственное, что делало жизнь Алекса счастливой. Из глаз брызнули злые слёзы, Алекс и сам не понял, как так вышло, но в следующий момент он уже колотил Маркуса, пытаясь попасть по лицу, пнуть, повалить на землю. – Ты не смеешь так оскорблять меня! – рычал он, совершенно потеряв контроль. – Ты, который в жизни своей ни разу не стоял перед публикой, не написал ни одной строчки, ни ноты! Не смеешь поливать грязью меня и мою группу! Маркус какое-то время пытался просто закрыться от него, видимо, не решаясь бить «звезду», но когда Алекс заехал ему открытой ладонью по губам, не выдержал и ткнул его кулаком в ухо, так что в голове тут же зазвенело. – Как же ты заебал! – рыкнул Хейккеннен, дёргая его за ворот куртки, а другой выкручивая руку, что Алекс занес для очередного удара. Стало больно и стыдно – Маркус всегда мог обезвредить его, почти не напрягаясь. – Ненавижу тебя! Самовлюбленная скотина! – продолжал шипеть он, но взгляд его уперся Алексу в губы. «Не может быть, – пронеслось у Алекса в голове. – Или да?» Сил, нервов и времени на раздумья не было. Следом пришло шальное: «хоть попробовать, терять-то все равно нечего». Алекс нервно облизнул губы, взгляд Маркуса, вроде бы, стал темнее, хотя поручиться за это было нельзя. Алекс резко выдохнул и качнулся вперед, попутно отмечая, что Хейккиннен использует парфюм, что было неожиданно. В следующую секунду он толкнулся губами в губы Маркуса, быстро поцеловал и так же быстро отодвинулся; замер, отчаянно хлопая ресницами. Лицо Маркуса пару секунд не менялось, словно он не мог осознать, что именно сейчас произошло – он всё так же хмурился и напряжённо всматривался в Алекса. Но вот брови взметнулись вверх, он моргнул и даже чуть приоткрыл рот – кажется, еще никогда Алекс не видел у него такого вот беспомощного выражения лица. – Зачем ты это сделал? – с очевидным трудом выдохнул Маркус. Он тут же отпрянул он Алекса, нервным жестом выудил из кармана сигареты. – Я сделал это, – срывающимся от подступающей истерики голосом проговорил Алекс, – чтобы ты знал: я не продался никому ради успеха и ни с кем не спал! И не целовался даже! Только с теми, с кем сам того хотел! Маркус смог прикурить только с раза с пятого – огонек зажигался и всё время гас, сдуваемый ветром. – И сейчас – тоже? – неопределенно спросил он после пары быстрых жадных затяжек. Вопрос был задан в привычной грубой манере, но было в нём и что-то еще такое, что Алекс не смог бы сходу определить. Похожее на смущение и надежду. – Да, – быстро ответил Алекс, чтобы не дать себе время для страха и сомнений. Он так делал, когда выходил на сцену: будто нырял в ледяную воду – не раздумывая и не сомневаясь. Маркус недоверчиво хмыкнул, отвел взгляд. Докуривал он молча, смотря куда угодно, только не на Алекса. – Идём, – вдруг скомандовал он, отбросив окурок, и рванул по улице в том же направлении, куда до этого планировал сбежать один. Получить полную версию книги можно по ссылке - Здесь 6
Поиск любовного романа
Партнеры
|