Разделы библиотеки
Говорит и показывает - Татьяна Вячеславовна Иванько - Читать любовный роман онлайн в женской библиотеке LadyLib.Net
Говорит и показывает - Татьяна Вячеславовна Иванько - Скачать любовный роман в женской библиотеке LadyLib.Net
Иванько Татьяна Вячеславовна
Говорит и показывает
| Предыдущая страница | Следующая страница |
Часть 2
То, что Илья застал нас с Георгием, досадно, но не смертельно, он, конечно, никому не скажет, а его презрение не очень-то меня задевает. Да и не боюсь я, что он скажет. Узнает Виктор, и что? Что он сделает? Что он может сделать, директор Приборного завода, крупнейшего предприятия в городе, член горкома. Что он сделает? Разведётся что ли? Пусть молится, чтобы я не развелась с ним за его бесконечные амуры… Так что, руки у меня развязаны.
Вот только Игорь бы не узнал. Игорь Владимирович, старость уже постукивает в твои окна, седины на волосы намела, весу прибавила на всегда стройное тело. А Георгий – молод, если Игорь прознает, не поздоровится ни мне, ни ему. Придётся в Москву ездить работать. Георгию-то это только повод отсюда, из М-ска свалить, а я, стану на электричке туда-сюда мотаться. Надо осмотрительнее всё же… А вот и Виктор, дверь входная лопнула.
Я вышла из ванной, едва не столкнулись с Виктором.
– О, привет.
Я смотрю на жену. Что-то очень довольной выглядит. Я-то еле отделался от Вики, надо же взяла в голову, вместе Новый год встречать… Но почему так выглядит Лида? И не смотрит в лицо, и румянец на щеках… не иначе, новый хахаль. Ах, Лида, всё одно и то же… Столько лет у нас всё одно и то же. Дочь уж невеста, а мы так и не повзрослели, всё будто черновик пишем, будто вот-вот прекратим, и будет контрольная.
Я смотрю на себя в зеркало. Как странно видеть своё отражение снова спустя какие-то полчаса после того, как смотрелся в зеркало в ванной у Вики, в её кривоватое зеркало в розовой пошловатой оправе, плитка ребристая с коричневатым деграде, модно что ли? Или налепили, что достали, как и все… Это у нас в ванной старинный белый кафель, глянцевый, с маленькими чёрными вставками и зеркало большое, я вижу себя почти во весь рост. И выгляжу я здесь куда значительнее и даже интереснее. Во какой – красивый даже. А в тускловатой ванной у Вики – настоящий обормот, какой-то потрёпанный развратник…
Я закончил намыливать руки, смыл пену. После праздника надо с Викой развязываться, не то надумает себе что-нибудь лишнее.
Я вышел из ванной. Хлопнула входная дверь. Кто это ушёл?
Я заглянул на кухню. Татьяна Павловна сразу на двух столах хлопочет над стряпнёй.
– О, Виктор, пришёл, переодевайся, помоги-ка, картошку почистить надо. Уж извини, все разбежались куда-то, – сказала она, вскользь взглянув на меня.
– Куда же только еды – удивился я, оценивая масштабы готовки, – нас сегодня трое всего, как я понял.
– А завтра опять пятеро будет. Ты, не разговаривай, Витюша, время не тяни.
Я увидел, как Маюшка метнулась на лестницу и так быстро, что только кончики волос мелькнули, как кончики крыльев. Я выглянул, вижу, она в домашнем побежала, не переоделась:
– Ты куда понеслась-то? Стряслось что? – только и успел я крикнуть ей в спину.
– Там… Вася… Ох, Ю-Юшка, потом расскажу! – даже не взглянула и исчезла внизу.
Через несколько секунд стукнула входная дверь. Надо же, как несётся, на ходу, на улице одеваться будет. «Вася», ишь ты… Я почувствовал что-то такое, что-то, чего не знал никогда раньше. Что это, почему мне нехорошо от того, что Маюшка побежала к своему приятелю? Что такого? Какой противный сегодня день!..
Я подошёл к шкафу, что надеть-то… Чёрт, позвонить вначале надо, а то собираюсь, а может там никто не ждёт меня.
Нет, ещё пока ждёт и даже обрадовалась. Ох, лучше бы послала. Похоже, я сегодня сам не знаю, чего хочу…
Ёлка необыкновенно красивая сегодня, как никогда. Хорошо, что такая высоченная, под четырёхметровый потолок, как мечта из детства. И игрушки ребята развесили здорово. В этом году мы с Маюшкой забыли по нашей с ней традиции новых игрушек купить, всегда покупали, с тех пор как ей исполнилось пять, а в этот год… как же это я забыл? Нехорошо как-то. В каком классе Маюша? В восьмом? Или уже в девятом?
На заводе план выполнили на семьдесят восемь процентов, подводят поставщики, как ни ругался я, каких не отправлял пройдох-снабженцев к ним, какими только обещаниями взаимозачётов не обольщал, вплоть до личной заинтересованности, но они так и не пошли навстречу. Тринадцатая зарплата повисла в воздухе. А премии вообще сорвались и это перед Новым годом. Пришлось выдать из резервов…
– О, вы уже чистите картошку?
Лида зашла на кухню, потянулась за фартуком. Стройная талия, красивая грудь, волосы блестят. Она всегда радует глаз, я люблю её уже за это: приходишь домой и видишь вот такую Лиду…
– Покемарить бы перед Новогодней ночью, – сказал я, взглянув на неё. Лида не ответила взглядом, только улыбнулась.
– Майя уходит? – Лида спросила Татьяну Павловну.
– Ушла уже, – это Илья заглянул в проём, тоже уже готовый к выходу, только куртку застегнёт.
Всегда о Майе знает больше, чем мы все. Они там наверху давным-давно живут своей отдельной от нас жизнью. Я о том, что они вместе катаются на мотоциклетные рокерские сборища, узнал только этой осенью, и то, увидев мотоциклетный шлем у Маюши под мышкой, когда она входила в дом. Она с удивлением заявила, что с тех пор, как Илья вернулся после института, редкие выходные они не бывают на этих сомнительных собраниях.
– Это зимой перерыв, а летом…
– Тебе-то это зачем? – изумился я, разглядывая мою дочку, больше похожую на барышню из старинных времён, чем на современную оторву.
– Пап, ты чё?! – ещё больше изумилась Маюша моему вопросу.
Я совсем не знаю мою дочь. Я встречаю её каждый день, но я её не вижу. И чем, и как она живёт, я не знаю. Но, так у всех…
Оттепель. Новогодняя оттепель, что может быть гаже?.. Под ногами сырость, ботинки промокнут точно, приду с мокрыми ногами. Хорошо, носки чёрные, хотя бы не будет видно. Но оставлю мокрые следы на полу. У Иры светлый линолеум, может быть, не заметит? И что пошёл, на такси надо было… но такси не дождёшься в Новогодний вечер. Десять уже. Всё сегодня отвратительно, даже погода…
Хотя бы цветов надо было купить, подарка никакого. Хорошо конфеты были, шикарная коробка, вино тоже, палка салями, почти неприлично, не будь всё это в дефиците. Из презентов моих пациентов. Завален весь дом моими и Лидиными, то, что я домой приношу – это процентов десять, а остальное в ординаторской остаётся и оседает у сестёр. Работа в родильном и дежурства в гинекологии, операций много, иногда по пять за ночь… На работу третьего, опять дежурство…
Я увидел белые жигули, изрядно заляпанные в грязи, поднял руку, голосуя, может, подвезёт, идти близко, но уж больно не хочется с мокрыми ногами являться…
– На Пионерскую подбросишь?
– Трояк.
– Грабёж, – сказал я, забираясь внутрь.
Три рубля за пятиминутную поездку – это не просто грабёж, это гангстерское нападение.
Расплачиваясь, я зашуршал пачкой презервативов в кармане, край выглянул наружу, водила ухмыльнулся:
– Запасся?
– Времена тяжёлые, Чума двадцатого века тянет костлявые руки, – ухмыльнулся и я.
– Разве у нас есть?
– Неохота на себе проверять-то, верно? – я отдал ему трёшку. – С Новым годом!
– Ну и тебя, ходок!
Выбрался я прямо в мокрющий сугроб. Теперь ещё и штаны мокрые будут до колен. Тьфу! Герой-любовник в мокрых портках! Хоть назад возвращайся…
Я с энтузиазмом взялась за уборку Васиной комнаты. Тут не было так грязно, как мне показалось с первого взгляда, но разбросано всё и…
– Лампочки слабые у вас, Вась, а? Нет других-то? – спросила я, поглядев на люстру в три рожка.
– Да есть, – сказал Вася. – Сейчас принесу.
Когда мы вкрутили лампочки по сто ватт в вымытые и протёртые до блеска плафоны, убранная комната стала совсем другой. Очень простая и скромная, теперь она выглядела вполне симпатичной и даже уютной.
– Слушай… – я вспомнила, что купила сегодня утром несколько игрушек на ёлку и забыла их достать из кармана куртки, как раз этой, что была на мне сегодня.
Так и есть: два мишки, розовый и оранжевый, и зелёный то ли кот, то ли… в общем, неведома зверушка.
– Вася, там, на улице, я видела ветка от ёлки, видимо отломилась у кого-то, может, принесёшь? Вон, у подъезда, погляди.
Я подошла к окну, чтобы показать ему. Уже через две минуты у нас была настоящая ёлка.
– Ты знаешь, у нас с папой каждый год традиция покупать несколько игрушек на ёлку. Хоть три штуки, любых, самых уродливых, но обязательно. Ходили числа тридцатого… А в этом году, он забыл, все дни приходил поздно, я его и не видела. Так что сама купила…
– А я отца вообще не помню, – сказал Вася, садясь на диван возле меня. Мы привыкли так сидеть, четвёртый год так сидим за одной партой.
Пока убирались, нам обоим стало жарко, он снял свитер и остался в майке, и на мне футболка. Даже форточку открыли.
– Как его звали?
– Андрей. Андрей Метелица. Они разошлись с мамой, когда мне… я не знаю, сколько мне было, но я не помню, чтобы мы когда-то жили вместе. А потом он умер, и мама… Она любит его до сих пор, – сказал Вася, сложив большие руки вместе. И когда у него успели сделаться такие большие руки? И волосы на них, вот это да, я и не замечала…
– Ты думаешь, она поэтому?..
– Не знаю… Нет… Они… вместе тоже поддавали. Но как он умер… Мы и переехали сюда из-за этого. Она не могла ходить по тем улицам, где уже нет его.
Он говорит так, что…
– Это мама сказал тебе? – дрогнула я.
Я не ожидала услышать подобное, мне всегда казалось, что люди пьют просто потому, что они порочны от природы. А тут Любовь… Сам Вася вдруг поднялся на много-много ступенек вверх в моём представлении о нём. Мало того, что он, оказывается, плод огромной любви, так он ещё и понимает свою маму без слов. Он не несчастный, он сильный мальчишка, у которого чуткое сердце, способное ощутить горе, и разбитую любовь, и глубину отчаяния, которые царят в душе его матери. Не эгоист и слепой себялюбец, как положено быть подростку.
– Нет, мне не пришлось спрашивать. Она вообще не говорит о нём. И фотографий у нас нет. То есть у бабушки остались с их свадьбы, но тут нет… Мама плачет по ночам иногда… – тихо добавил он. – Думает, я не слышу…
Я коснулась его руки пальцами, мне кажется, ему необходимо сейчас моё прикосновение.
Она тронула меня за руку. А пальчики у неё такие… маленькие, и влажные немного… Я повернул голову.
Майка совсем рядом, чуть подняв плечи, и мы на моем диване, который мы не раскладываем, мне места хватает и так, а если разложить, в комнате станет не пройти. Майка смотрит спокойно, и улыбается немного. А под натянувшейся футболкой чуть расплющились мягкие соски её грудей…
Я вошёл в спальню, зная, что Лида уже здесь, Татьяна Павловна тоже прилегла отдохнуть. Сейчас девять. Свет притушен. Только бра, накрытое косынкой, светит тёмно-жёлтым сквозь неё. Лида лежит очень ровно, подбородок задрала немного. Не спит, я вижу…
– Ох, Витя… – она засмеялась тихонько, не отвергая моих объятий.
И за это я люблю её тоже, не ломается никогда. Не знаю уж, насколько ей всё это в радость, никогда не разобрался бы, но за все годы она ни разу не заставила меня почувствовать, что я нежеланен или неприятен ей. Думаю, это держит нас рядом гораздо прочнее, чем все остальное…
И задремали мы сладко после. Пока Татьяна Павловна не пришла разбудить, стукнув в дверь, но не входя:
– Молодёжь, половина двенадцатого!
Лида надела туфли и платье, вроде и незачем, но приятно, что мы втроём за столом, будто у нас гости. Я тоже в белой рубашке, Татьяна Павловна даже бусы из малахита и серёжки надела. Платье на Лиде посверкивает люрексом сквозь размытый рисунок.
– Пора желания на бумажках написать? – улыбнулась Лида. – Сейчас договорит уже…
– И будем жжёную бумагу пить с шампанским? – засмеялся Виктор.
Я смотрю на них и думаю, как они молоды, счастливы, любят друг друга, зачем рвутся из дома, что им там, на стороне? Что они находят с другими, чего не могут друг другу дать? Какое-то непонятное и чуждое мне баловство.
– Муж-то не прикатит? А то тут у тебя четвёртый этаж… – усмехнулся я, шутя довольно неуклюже.
И обнял Ирину в прихожей, когда она погасила свет, приглашая пройти дальше. Что ж, любовник пришёл…
«Голубой огонёк» традиционно начинается с классики, которая в новогоднюю ночь кажется невыносимо скучной, неуместной. Зачем они это делают? Чтобы все после боя курантов успели салатов наложить в тарелки и наесться?..
Вообще-то опасения вполне обоснованы – если муж вернётся, тут и прятаться негде – одна комната, под кровать и то не залезешь – у них диван…
– У тебя есть дети? – спросил я.
Она смутилась почему-то.
– А что?
– Ты не хочешь говорить?
– Сыну пять лет.
– А где он сегодня? Праздник…
– У матери. Ну, у бабушки. Где ещё…
– Что же муж-то поехал в командировку, что несемейных не было?
Я спрашиваю только, чтобы что-то говорить. До утра ещё часа три. Не в телевизор же смотреть на Веденееву, кто там ещё? Я приподнялся на локтях, глядя в телевизор. О… Эдмунд Шклярский, вот это да! Не ожидал от «Голубого огонька» увидеть «Пикник». Что Перестройка делает… Этак и до «Арии» и «Металлики» дойдём. Нет в это не верится… А если «Гражданскую Оборону» покажут? Мне стало весело.
– Ты чего смеёшься? – Ирочка поднялась за мной от подушки, руки к моим волосам, чёрт, засалит все…
У Васи что-то изменилось во взгляде, что-то появилось, чего я не видела раньше, что-то незнакомое, даже страшное немного… но нет-нет, не страшное, обжигающее, из-под ресниц смотрит и…
Я двинулся к ней, все мои сны, в которых я пытался разобраться, мои ощущения, что взвешивал на весах Добра и Зла, всё пропало, потому что Майка сидит на моём диване, вот так, совсем рядом, близко, и я могу коснуться её так, как захочу, потому что так говорит её взгляд…
…Я задохнулась от того, как он внезапно нахлынул на меня весь, такой большой, горячий, эти горячие губы, руки большущие… Я как странный пластилин разом подмялась под него и растаяла…
…Губы у неё тёплые, горячие даже, вареньем почему-то пахнут… Она такая мягкая и твёрдая одновременно. Так странно, совсем не такая как я. Узкая, тоненькая, гибкая, кожа тонкая, а груди такие… ох… Я вовсе ослеп и оглох, я весь на ладонях и…
…Он очень быстро проник руками под мою одежду, так быстро и ловко, словно делает это три раза в день… Мне стало страшно от его уверенной силы… Но от его рук, от его губ на моих губах приятно, они так славно пахнут и такие приятные на вкус, тёплые, скользкие внутри…
…Вот это придумано для меня, специально для меня… Я проник ладонью ей за пояс джинсов… только расстегнуть несколько пуговиц… я весь устремлён туда. Там спокойно и нет ни стыда, ни тьмы, ни холода, что едва не поглотили меня сегодня. Это целый мир. Другой. Новый. Неведомый и так непреодолимо влекущий… Там… Но как проникнуть туда, там невообразимо узко и… так тепло…
…Там… и-и-и, Вася… я боюсь, не надо… Мне страшно… не надо, Васенька… Он прикоснулся и даже нажал там, где… мне стало больно немного, и я охнула, испуганно сжимаясь… Он надо мной, так близко смотрит мне в лицо, такие огромные зрачки… Лампы мы вкрутили… они слепят мне глаза…
Я отпустил её и встал с дивана. Мне больно, узкие джинсы сдавили мне всё ниже пояса, жесткие двойные строчки, пуговицы-болты будто зубы дракона… вот чёрт!
Я ничего ещё не хотел так сильно. Я вообще не знаю, чего можно так сильно хотеть. Сердце колотится, захлёбываясь жаром. Но она испугалась… и… я не хочу, чтобы… чтобы мы вот так… Это должно быть как-то… как-то, чтобы она не боялась. Не отодвигалась, бледнея.
Она поднялась тоже, опуская футболку, которую я ей задрал почти до шеи, тронула меня за локоть.
– Ты… испугался?
– Нет… просто…
– Это я виновата, я… у меня не было никогда такого… Вообще ничего такого. Я… Но если… Вася, если тебе надо…
Я повернулся к ней:
– Ты разве… Ты меня любишь?
– Люблю, – она ответила почти удивлённо. – Разве ты не знаешь?
Я обнял её, сильно прижал к себе, выдыхая в её волосы жар, что распекает меня, прижимаясь лицом к её голове и всем телом к ней. Я впервые так обнимаю кого-то, у неё такие мягкие волосы, шёлковые и мягкие, нежными прядями цепляются за меня, за пальцы, за мои плечи, за майку. Она вообще вся мягкая, такая маленькая, податливая, она вся помещается в моих руках. Майка… вот ты какая. Я всё думал… я так много думал, а ты…
– Ты прости, что я так… я сам… я не ожидал. Но…
Она сказала, что любит меня. А я? А что я? Я так хочу доделать то, что я даже не знаю, как и делать, даже в теории не знаю, только я…
Но не теперь. Не сегодня, когда мама… когда я так позорно боялся. Так стыдно боялся. Стыдно перед самим собой…
Я хочу… чтобы Майка тоже хотела, как и я, вот до такого умопомрачения, а не уступила и позволила, потому что «мне надо» …
Мы долго так стояли, обнимая друг друга и это лучшие минуты в моей жизни. Я не решался снова поцеловать её, потому что остановиться снова я уже не смогу… И мы стояли и стояли, чувствуя, как наше тепло перемешивается, перетекает друг в друга. Пока Майка не сказала, всё так же, положив мне голову на грудь:
– Между прочим, уже давным-давно наступил 89-й год… уже три часа. Я никогда не была не дома в такое время. Так странно.
– Интересно, что наши делают сейчас? – усмехнулся я. Как хорошо, что мы тут, вдвоём, а не вместе со всеми.
Майка засмеялась:
– В «Кис-брысь-мяу» играют!
– Нет, в «Мафию». Я не хотел бы со всеми играть в «Кис-мяу», – я продолжаю её обнимать, а она и не думает отстраняться, тоже обнимая меня.
– Значит, хорошо, что мы не пошли.
– Получается, мы вдвоём встретили Новый год. Как встретишь…
Мы снова засмеялись, уже почти отпуская друг друга.
Майка опустила голову:
– Вася, может… У тебя есть что-нибудь… поесть? Так есть хочется…
Я засмеялся:
– Во я в гости-то тебя привёл, убираться заставил, и даже не покормил! Хорош, гостеприимный хозяин! – и тоже вспомнил, что голодный. – Яичницу будешь? Яйца точно есть и хлеб. И масло. Или жареную картошку?
– И то и другое! С прошлого года ничего не ела!
Получить полную версию книги можно по ссылке - Здесь
| Предыдущая страница | Следующая страница |
Поиск любовного романа
|
Партнеры