Разделы библиотеки
Прежде чем мы стали чужими - Рене Карлино - Читать любовный роман онлайн в женской библиотеке LadyLib.Net
Прежде чем мы стали чужими - Рене Карлино - Скачать любовный роман в женской библиотеке LadyLib.Net
Карлино Рене
Прежде чем мы стали чужими
| Предыдущая страница | Следующая страница |
6 Страница
МЭТТ
Спустя несколько дней я пересматривал негативы в темной комнате. Я не мог толком разглядеть выражение лица Грейс на одной из фотографий и напечатал ее в увеличенном изображении. Когда снимок начал проявляться, я сразу понял, что она смотрела не в камеру, а на меня, с нежностью. Поняв это, я уже не мог сдержать улыбки все то время, что провел в лаборатории. Высушив напечатанную фотографию, я пошел ждать Грейс на лестнице у входа в Стариковский приют. Я уселся на ступеньки и, вытащив из-за уха сигарету, закурил в ожидании.
Через минуту появилась Грейс с огромной виолончелью в чехле.
– Хочешь, помогу донести? – спросил я, поднимаясь на ноги.
– Не, сиди. У тебя есть еще одна? – Она указала на сигарету и опустилась рядом на ступеньки. Было уже поздно, но еще тепло. Я был в футболке, джинсах и босиком. На ней были белая майка и высоко обрезанные «Ливайс». Кожа ног была ровной и загорелой. Она прижала два пальца к губам, напоминая мне о сигарете.
– У меня только эта, но я с тобой поделюсь. – Я передал ей сигарету и показал фотографию, которую напечатал. – Наше первое совместное фото.
На нижней стороне фотографии я жирным фломастером написал по эмульсии еще до проявки: «Лучшие друзья», и когда снимок проявился, надпись осталась белой.
Она рассмеялась.
– Лучшие друзья? Вот прям так?
– Хорошо бы, – улыбнулся я ей во весь рот.
– Она классная. Я буду ее хранить. Спасибо, Мэтт.
– Много упражнялась сегодня? – спросил я.
– Ага. Я вымотанная и голодная.
– Дарья, наверно, может поделиться с тобой своими рыбными палочками, если попросишь.
Грейс сморщила нос.
– И почему она всегда ест эту дрянь?
– Может, потому что это дешево?
– Кстати… По средам тут в одном месте бесплатно дают оладьи, но только если ты в пижаме. Хочешь пойти позавтракать на ужин?
– Классно звучит, – засмеялся я.
Она поднялась и загасила окурок.
– Вот и отлично, пошли надевать пижамы.
Я надел клетчатые пижамные штаны, но остался в своей белой футболке. Потом сунул ноги в здоровенные пушистые тапки и зашел за Грейс в ее комнату. Приоткрыв незапертую дверь, я резко выдохнул. Она стояла спиной ко мне в лифчике и трусиках. Я нервно сглотнул и попытался заставить себя отвернуться и выйти из комнаты, пока она меня не заметила, но не мог оторвать глаз от безупречной округлости ее попки. На ней были белые трусики в мелкий цветочек с бантиком сзади наверху. С одного боку они слегка задрались. Мне дико захотелось упасть на колени и укусить ее. Сердце заколотилось, в промежности стало горячо, дыхание захватило. Вот черт!
Не замечая меня, она сунула голову в розовую ночнушку, натянула ее и обернулась – на ночнушке спереди были горошки и лого «Хелло, Китти». Я не сумел убрать улыбку с лица.
Заметив меня, она застыла.
– И давно ты тут стоишь?
– Только секунду, – соврал я.
Она покосилась на перед моих штанов. Я не следил за ее взглядом; я пытался, не вызывая подозрений, как-то привести себя в порядок, чтобы она не заметила, что происходит там, внизу.
– Ой, – она заметила мои тапки. – Какие прикольные.
Я засмеялся с облегчением, что она меня не поймала.
– Нам далеко идти?
– Надо будет на метро ехать, это в Бруклине, – сказала она, сидя на полу и зашнуровывая голубые конверсы.
Когда мы выходили, моя рука непроизвольно легла ей на спину. Она остановилась и повернулась ко мне, ее лицо было в каких-то сантиметрах от моего.
– Не хочешь взять камеру? Там стоит поснимать.
Я вернулся к себе, схватил камеру и догнал ее уже снизу, в компании парня и девушки, которые тоже были в пижамах.
– Маттиас, это Татьяна. Она вместе со мной играет на струнных. А это Брендон, ее друг.
Я не ожидал, что у нас будет компания, но был рад познакомиться с друзьями Грейс. Я протянул Татьяне руку. На ней были красный пижамный комбинезон и бейсболка. Вообще-то она была хорошенькой, но рядом с Грейс казалась совершенно незаметной. На Брендоне были обычные серые треники и майка. Он был невысокого роста, темноволосый, коротко стриженный, в очках без оправы. Мы улыбнулись, оглядывая свои наряды, и направились к выходу.
Кафе было довольно устаревшего вида, такие типичные 50-е, с блестящими красными кабинами на четверых и маленькими музыкальными автоматами в каждой. Грейс первой уселась в одну из кабинок и стала перелистывать список песен.
– Мне так тут нравится.
Татьяна и Брендон сели напротив нас, практически на колени друг другу. Татьяна вытащила из сумки фляжку.
– Ром с ликером для ванильного коктейля. Умереть можно.
Мы с Грейс одобрительно причмокнули.
– Вы давно вместе? – спросил я.
– Три недели, – ответил Брендон, целуя Татьяну. Я заметил, что Грейс смотрит на них с живым интересом.
Инстинктивно я положил руку на ее голую коленку, там, где задралась ночная рубашка. Она не оттолкнула меня, но и никак не отреагировала. Когда я попытался подвинуть руку повыше, она показала жестом, чтобы я выпустил ее из-за стола. Выбравшись, она пошла в туалет, пританцовывая в такт мелодии Джеймса Брауна «Пожалуйста, пожалуйста».
– А что ты изучаешь, Брендон?
– Тоже музыку, но больше со стороны звукозаписи и бизнеса. А ты?
– Фотографию.
Он указал на камеру, лежащую на столе:
– Я мог бы и сам догадаться.
– Вы с Грейс последние пару дней прямо как неразлучники, – сказала Татьяна.
– На самом деле она тут единственный человек, которого я знаю. Я только что переехал в Нью-Йорк.
– Я не это имела в виду, – сказала она с улыбкой.
– Ну а кто бы не хотел быть с ней вместе?
– Тоже верно.
Грейс вернулась, и мы отдали должное оладьям и ванильному коктейлю с ликерной добавкой. Грейс в голос подпевала песням 50-х. Похоже, она знала их все. Я изучал каждое ее движение, все привычки и манеры.
– Ты нюхаешь еду, прежде чем откусить, – смеясь, заметил я.
– Что? Да нет же, – нахмурилась она.
Татьяна тоже рассмеялась:
– Точно. В самую последнюю секунду.
– Ничего подобного, – возмутилась Грейс.
– Слушай, но это очень мило, – подмигнул я ей.
– Это очень глупо. Но я так делаю с самого детства.
Я взъерошил ей волосы на затылке:
– Это очень мило.
Она взглянула на меня, покраснела и улыбнулась.
Когда мы вышли из кафе, Татьяна с Брендоном попрощались и отправились в кино.
– У тебя классные друзья, – сказал я.
– Ага. Они не могли оторваться друг от друга весь вечер. Думаю, им хорошо вместе.
– Слушай, прежде чем мы зайдем в метро, у меня есть одна идея. У меня тут цветная пленка, – сказал я, показывая на камеру. – Я хочу кое-что попробовать.
Я схватил ее за руку и подтащил к пролету бетонной лестницы пешеходного моста. Движение на шоссе под ним было плотным и быстрым. Я поставил Грейс возле одной стороны лестницы, и начал устанавливать камеру на перилах с другой стороны. Огни проезжающих машин подсвечивали Грейс сзади, четко выделяя ее силуэт. Подол розовой ночнушки тихонько трепетал на ветру.
– Я выставлю таймер, перебегу и встану рядом с тобой. Смотри направо, в камеру, и не двигайся. Спуск сработает очень медленно, потому что выдержка большая. Постарайся стоять неподвижно, как только можешь.
– Что ты хочешь сделать? – спросила она, наблюдая, как я выставляю камеру.
– Огни машин позади нас будут не в фокусе, потому что машины едут, но, если мы будем стоять неподвижно, нас будет четко видно, и здания позади нас тоже. Должно получиться здорово. Я ставлю таймер на десять секунд. Ты услышишь, как он щелкает все быстрее, а потом сработает спуск, и вот тут мы должны будем совсем замереть.
– Ладно, я готова.
Она стояла, слегка расставив ноги, как будто собиралась начать танцевать джаз. Я нажал кнопку, побежал и встал рядом с ней. Не оглядываясь, я сжал ее руку в своей и уставился в камеру. Таймер щелкал. Я чувствовал, что она смотрит на меня. В самую последнюю секунду я тоже повернулся к ней. Затвор сработал, и я произнес, не шевеля губами: «Замри».
Грейс хихикнула, но продолжала, не шевелясь, смотреть на меня широко раскрытыми глазами, влажными от ветра. Три секунды – не такое большое время, но, когда ты смотришь кому-то прямо в глаза, его достаточно, чтобы пообещать в душе что угодно.
Когда затвор наконец щелкнул, Грейс облегченно вздохнула и засмеялась.
– Мне кажется, целая вечность прошла.
– Правда? – спросил я, не отводя от нее глаз. Я мог бы смотреть на нее всю ночь.
По пути в Стариковский приют от метро мы раскурили полкосяка на двоих.
– У тебя в школе было много парней?
– Нет. У меня особо не было времени. Как только мне исполнилось шестнадцать, надо было искать работу, чтобы у меня была машина и я могла бы возить сестер и брата в школу.
– Где ты работала?
– В кафе-мороженом в молле.
– Клево.
– Ну, сперва это было гадко, потому что я сразу набрала килограммов пять, а потом я чуть не отравилась, когда объелась «ромом с изюмом». Я до сих пор его не переношу. Я там проработала три года, пока не окончила школу. У меня до сих пор вот такой правый бицепс от наскребания мороженого в стаканчики. Я вся перекошенная.
Она напрягла мускул, согнув руку, и показала мне. Я обхватил ее крошечную ручку двумя пальцами, прежде чем она успела ее вырвать.
– Псих.
– Ручки-макаронинки.
– Чушь. Свои покажи.
Я напряг мускул. Ее маленькая, изящная ручка не могла обхватить его даже наполовину.
– Надо же, впечатляет. Что ты для этого делаешь?
– У меня дома была штанга. Больше ничего, честно. А, ну и еще я много плавал на серфе в Лос-Анджелесе.
– Ты по нему скучаешь?
– В основном по серфингу.
Она помолчала.
– Черт, сколько сейчас времени?
Я посмотрел на часы:
– Четверть десятого. А что?
– Я хотела быть дома к полдесятого.
– Что будет в полдесятого?
– Мое прелестное платье превратится в грязную тряпку.
Она крутанулась вокруг себя. Я наклонился, подхватил ее и перекинул через плечо.
– Ой, черт возьми, поставь меня на место!
– Нет уж, принцесса. Я доставлю вас к половине десятого.
Я вбежал в дверь Стариковского приюта и пустился вверх по ступенькам. Грейс висела у меня на плече, колотя меня по заднице. Я слышал, как кто-то сзади произнес: «Ну ни фига себе!»
Я опустил ее на ноги прямо возле ее двери, глянул на часы и поднял руки:
– Девять двадцать девять, детка!
– Ура! Ты успел! Спасибо, друг!
По коридору у Грейс за спиной шла девушка в джинсовом супермини, на высоких каблуках. Я посмотрел на нее. Грейс, обернувшись, перехватила мой взгляд. Когда она снова повернулась ко мне, я ответил невинной улыбкой.
– Тебе нравится? Это твой тип?
Я оперся на дверь и скрестил руки на груди.
– Не совсем.
– Ты в Лос-Анджелесе был бабником?
– Вовсе нет.
– Сколько у тебя было девушек? – она была очень серьезной.
– Это вопрос на засыпку?
– Мне просто интересно. Ты симпатичный парень, и…
– Ты – красавица. Значит ли это, что у тебя было много парней?
Она фыркнула.
– Ладно, можешь не отвечать.
– У меня было несколько девушек, Грейс. Но не много.
– А с девственницей ты когда-нибудь спал?
Резко повернувшись, я заметил, что ее глаза широко раскрыты, а губы дрожат.
– Нет. Я никогда не спал с девственницей, – ответил я, наклонившись, чтобы поймать ее взгляд, но она быстро отвернулась и уставилась на свои туфли.
Я почти было спросил Грейс, девственница ли она, но уже и так знал ответ и не хотел ее смущать.
– Ладно, я пойду заниматься, – сказала она.
– Погоди минутку.
Я забежал в свою комнату и, покопавшись там, вернулся к ней с диском «Пиксиз»[6] «Роза серфера» и «Давай, Пилигрим».
– Это классный альбом, один из моих любимых. А седьмая песня самая лучшая.
Она прочла название:
– «Где был мой разум?»
– Эта самая.
– Клево. Спасибо, Мэтт. Слушай, завтра после уроков, – она запнулась. – Ну, я собиралась пойти заниматься наверх, на крышу.
– Угу.
– Ну и… Хочешь тоже пойти? Можем музыку послушать.
– Давай.
– Ладно. Я заканчиваю около трех. Хочешь, я сделаю бутерброды?
– Звучит отлично.
Я открыл руки для объятия. Когда она обхватила меня за талию, я поцеловал ее в макушку и почувствовал от ее волос запах фиалок.
Она отпрянула и нахмурилась.
– Ты поцеловал меня в макушку?
– Это дружеский поцелуй. Вот такой, – я наклонился и поцеловал ее в щеку. Она стояла не двигаясь, с широко распахнутыми глазами. – Доброй ночи, Грейси.
– Доброй, Мэтти, – прошептала она, пока я шел в свою комнату.
После этого мы с Грейс проводили вместе почти все время, и у нас сформировался своего рода распорядок. Мы продавали кровь, ходили на пижамные ужины и изобретали другие способы заработать. Мы вместе занимались – она играла свою музыку, а я ее фотографировал. Ее длинные светлые волосы, развеваясь, падали ей на лицо, когда она страстно мотала головой вверх и вниз, следуя движениям смычка. Скоро это стало одним из любимых зрелищ для меня.
Всю осень и начало зимы мы с Грейс много тусовались, в основном с ее друзьями с музыкального курса. Брендон и Тати были самой частой нашей компанией, и, хотя мы с Грейс не были парой, все равно казалось, что это так. Грейс и Тати ухитрились раздобыть для нас бесплатный пропуск во все музеи и даже заманили меня на бесплатный симфонический концерт. Лично мне казалось, что энтузиазм Тати и Брендона от перспективы прослушивания классической музыки в течение двух часов был излишен. Я был уверен, что они вообще хотели меня прогнать, потому что я пришел в джинсах, но, честно говоря, я и сам был поражен, как мне понравилось и как там было хорошо.
Но, как бы Грейс ни была увлечена музыкой, она никогда не забывала найти что-то, что было бы интересно мне. Она подсовывала под мою дверь вырезки из газет про выставки фотографии, проходящие в городе. Мы делали все, чтобы вырваться из тесных комнат общаги, пропитанной запахом рыбных палочек, исходящим из комнаты Дарьи.
Всем знакомы эти справочники для экономных путешественников: «Путеводитель по Гавайям» или там «По Нью-Йорку за пять долларов в день». Ну так вот, клянусь всем святым, мы делали все то же самое за два доллара в день. Ну да, тут не обошлось без кучи растворимой китайской лапши и безбилетных проездов в метро, но мы изучили весь город вдоль и поперек.
Энергия Нью-Йорка прорастала сквозь наши тела. Даже приезжий вроде меня начинал воспринимать все его части и районы как живые, дышащие организмы. Такого больше нигде нет. Город становился не просто частью, а персонажем твоей жизни, любовью, которую нельзя было отнять. Загадочный человеческий фактор этого места мог заставить тебя полюбить его и одновременно разбить тебе сердце. Когда ты слышишь его звуки, чувствуешь его запахи, ты делишь его со всеми прохожими на улицах, в метро, в аллеях Центрального парка и понимаешь, что ты – живой, жизнь прекрасна, и ты плывешь по ней, наслаждаясь взахлеб. Я думаю, именно поэтому все жители Нью-Йорка связаны друг с другом – этот город источает всеобщую коллективную любовь и восхищение. Так и мы с Грейс тоже влюбились в него.
Следующие пару месяцев я почти каждый день мог найти Грейс в лобби. Она занималась и ждала меня. Наша дружба стала такой комфортной, что казалось совершенно естественным, когда я прижимался к ней, брал ее за руку или катал на закорках. Иногда выдавались более тихие минуты, когда мне казалось, что она хочет поцеловать меня – и, видит Бог, мне тоже хотелось этого, но она всегда прерывала молчание или отворачивалась. Я не расстраивался, мне все равно нравилось быть с ней рядом. И мне совсем не хотелось ни с кем встречаться и даже смотреть на других девушек.
– Уже поздно, да? – как-то заметила она в один из бесконечных вечеров, которые мы провели вместе.
– Два часа ночи, – ответил я, взглянув на часы.
– Мне надо идти к себе.
Грейс лежала на животе поперек моей койки, свесив голову вниз. На ней были треники и майка с рисунком «Секс пистолс»[7], а волосы были скручены в небрежный пучок. Я знал, что ей вообще-то не хочется уходить, хотя мы оба уже порядком устали.
– Подожди еще, давай поиграем в «Я никогда».
– Ну давай. Чур ты первый, – пробормотала она.
– Я никогда ничего не воровал.
Она внезапно погрустнела, а затем загнула палец на руке.
– И что же ты украла?
– Ну, такое было несколько раз. Но про самое плохое я не могу тебе рассказать.
Она перевернулась на спину и спрятала голову под одеяло.
– Ну брось, расскажи. Ты же знаешь, я тебя не осужу.
– Я украла сорок баксов у своей соседки, – промямлила она из-под одеяла.
– Зачем? Ну брось, рассказывай. Такие правила игры.
– Я больше не хочу в нее играть.
Я выкопал ее из-под одеяла.
– Ну же, что там было-то?
Она взглянула мне прямо в глаза.
– Я их украла, чтобы заплатить за свой выпускной альбом, ясно? И я чувствовала себя страшной свиньей и честно собиралась ей все вернуть.
Мне было ее очень жаль. Я даже не представлял себе, как это, когда нельзя попросить у родителей сорок долларов. Она украла деньги, чтобы купить не что-нибудь, а свой собственный выпускной альбом – то, что другие дети получают, даже не задумываясь. Это было ужасно грустно.
– Давай поиграем во что-нибудь другое, – предложил я. Как насчет «Трахнуть, Жениться, Убить»?
Она приободрилась.
– Давай. Твои будут… Дай подумать… хмм… Вот – Кортни Лав, Памела Андерсон и Дженнифер Энистон.
– Фуу, убить, убить, убить.
– Да ну тебя, психопат, давай отвечай по-честному! – она дала мне шутливый подзатыльник.
– Ну ладно. Убить Кортни – это всем ясно, трахнуть Памелу и жениться на Дженнифер. Вот! Теперь твоя очередь. Билл Клинтон, Спайк Ли и я.
– Ха! Проще простого! Трахнуть Билла, выйти замуж за Спайка и убить тебя.
– Ты гадкая, злобная девчонка!
– Любишь ты меня, – она собралась уходить.
– Грейс?
– Что?
– Да ничего, – я хотел спросить, что между нами происходит. Мне хотелось понять, можем ли мы быть не только друзьями. Но вместо этого я отвернулся и стал смотреть в окно.
Она снова плюхнулась на кровать и обхватила рукой мое плечо.
– Знаешь… я лучше выйду замуж за тебя.
– Правда, что ли? А я-то надеялся, что ты решишь убить Билла, выйти замуж за Спайка…
– Ха! – она нагнулась и поцеловала меня в щеку. – Ты хороший.
Но я хотел получить награду за все немыслимые усилия, которые мне приходилось прилагать, чтобы сдержаться. Я поджал губы:
– И это все?
– На что ты намекаешь?
– Я ни на что не намекаю, Грейс. Мне только иногда кажется, что все это, – я помахал между нами рукой, – как-то ненормально.
– Все это – это что? Что мы друзья?
– Ну, типа того, – фыркнул я. Я старался избегать обсуждения секса, но я часто ловил Грейс на том, что она пялилась на меня, когда я переодевал майку или вставлял ремень в джинсы. Мне было трудно не думать о том, что она хочет меня так же, как я ее. И потихоньку я начинал испытывать чувство собственности. Я замечал, как на нее смотрят мужчины, а она не обращает на это внимания, и я испытывал ужас при мысли о том, что она может влюбиться в какого-нибудь бессердечного идиота.
Она встала и направилась к двери. Но, уже потянувшись к ручке, она вдруг обернулась и прислонилась к двери спиной. Опустив голову вниз, она тихо произнесла:
– Не дави на меня.
Подняв голову, она встретилась со мной глазами:
– Ладно?
Она не была ни рассержена, ни обижена. Выражение ее было искренним, как если бы она на самом деле меня просила.
– Я не давлю.
– Я знаю. Поэтому ты мне так и нравишься.
– С тобой случилось что-то нехорошее? Ты поэтому…
– Нет, ничего такого не было. Просто… Моя мама родила меня в восемнадцать. Не знаю, мне всегда казалось, что это я сломала ей жизнь.
– Слушай, если она тебе это внушила, это ужасно. – Я встал с койки и подошел к ней.
– Она мне ничего не внушала. Просто я не хочу такой жизни. Я всегда чувствовала, что отец недоволен ею. Я не знаю, Мэтт, но думаю, что я всегда старалась учиться, чтобы из меня что-то получилось. Потому я ни с кем и не встречаюсь по-настоящему. Но мне нравится то, что между нами. Никаких обязательств.
– Я понял.
Она могла говорить что угодно, но я все равно знал, что она ощущает растущее напряжение между нами так же, как и я. Я половину времени пытался обуздать буйную эрекцию, а она изо всех сил избегала смотреть на мои руки. Ну, и кого мы пытались обманывать?
– Спасибо за понимание, – сказала она.
– Всегда пожалуйста, – я наклонился и чмокнул ее в щеку. – Хорошая девочка.
Я почувствовал, как по ней пробежала дрожь, и прошептал: – Может, даже слишком хорошая.
Она отпихнула меня и закатила глаза:
– Все, Мэтт! Спать!
Я смотрел ей вслед, пока она уходила, и потом сказал:
– А я знаю, что ты улыбаешься! Знаю, Грейси.
Она не обернулась, но показала мне руку с поднятыми двумя пальцами – знак мира.
Получить полную версию книги можно по ссылке - Здесь
| Предыдущая страница | Следующая страница |
Поиск любовного романа
|
Партнеры