Разделы библиотеки
Пятое время года. Книга 2 - Лёля Фольшина - Читать любовный роман онлайн в женской библиотеке LadyLib.Net
Пятое время года. Книга 2 - Лёля Фольшина - Скачать любовный роман в женской библиотеке LadyLib.Net
Фольшина Лёля
Пятое время года. Книга 2
| Предыдущая страница | Следующая страница |
Глава 2
Незадолго до Рождества 1903 года графиня Аглая Ильинична Чернышева счастливо разрешилась от бремени мальчиком – ее сын родился девятого декабря на празднование иконы Божией Матери «Нечаянная радость». На следующий день была память Стефана Сербского, в честь которого и нарекли младенца. Крестили малыша на дому, поскольку в крестные давно обещалась Ольга Валериановна Гогенфельзен, но она сама была на сносях, а потому не выезжала. Ее дочь Ирина увидела свет менее чем через неделю. Крестным Стефана стал Петр Чернышев, приехавший в Париж навестить брата.
Предполагалось, что после Нового года Аглая и Василий поедут вместе с Петром в Италию, где, по словам последнего, климат для маленького ребенка куда как лучше, да и Фея могла бы помочь. Последним доводом в пользу переезда было желание Петра и Февронии не возвращаться пока в Россию.
– Понимаешь, братец, отец домой настойчиво зовет, а нам так хорошо тут – и климат теплый, и Фея успехи в пении делает, как и я в рисовании, – изрядно нагрузившись за обедом бренди, уговаривал Петр старшего брата принять его сторону. – Коль ты родителям отпишешь, что мы вместе, и присутствие наше здесь вам необходимо, согласятся они непременно.
– Странно ты рассуждаешь, Петруша, не понять мне тебя, право же, – Василий откинулся на спинку кресла и с некоторым укором посмотрел на подвыпившего младшего брата. – Великий Князь Павел Александрович хотел бы вернуться, да не может, и я не могу, а ты можешь, и – не возвращаешься. Право, теряюсь я, тебя слушая. Пение, рисование – это же не главное, главное – дом, Родина, матушка о прошлом годе болела, отец… – граф ненадолго замолчал. – Давеча письмо от Мити получил – старый князь Беклемишев преставился и княгиня при смерти. Никто не знает, когда Он призовет. Вон как графинюшка моя в одночасье осиротела, и даже на родные могилы поехать… – он встал и заходил по кабинету, ссутулившись и заложив руки за спину. – Нет, конечно, отпишу, коли скажешь, но вот, веришь ли – моя б воля, завтра был бы в Москве.
– Спасибо, братец, – Петр Сергеевич снова налил себе бренди, – потом поймешь когда-нибудь, впрочем, неважно сие, – он мотнул головой, словно пытаясь прогнать опьянение. – Никогда вы нас не понимали, ни ты, ни Роман. Я всегда себя чужим чувствовал – не взрослый, как вы, и не маленький, как Митя, которого все вечно баловали, хотя и разница у нас всего в три года, только Фея меня и понимает, – одним глотком осушив бокал, Петр поднялся, нетвердо стоя на ногах, и пробормотав на ходу, – пойду отдыхать, устал нынче, – направился к двери. Василий подхватил брата под руку, иначе тот непременно упал бы, и, выведя в коридор, передал его в руки лакея, сам же вернулся в кабинет и, достав папиросу, прикурил и глубоко затянулся.
Странный какой-то разговор вышел, и эти неуместные обиды, – Василий был расстроен поведением Петра и гнал от себя нелепые мысли, которые приходили в голову, считая, что младший просто перебрал, а на трезвую голову все иначе будет.
Однако за завтраком Петр вдруг сказал, что уезжает и просил брата непременно отписать отцу, как договаривались.
– Вас же мы непременно ждем у нас в Мессине, как только станет возможным путешествие, – младший брат раскланялся со старшим и поцеловал руку невестки. – Фея будет очень рада познакомиться с племянником.
– Кажется мне, Петр Сергеевич какой-то странный, – промолвила Аглая, едва за деверем закрылась дверь, и посмотрела на мужа.
– Мне тоже показалось, – кивнул Василий, – будто сам не свой, нервный и словно скрывает что.
– Да-да, – кивнула графиня, – именно скрывает, проговориться боится.
– Не нравится мне это, Аленька, и в Италию ехать не хочу. Может, и к лучшему, что Петруша столь быстро нас покинул, дожидаться не стал. Теперь у нас есть выбор, – Чернышев улыбнулся жене и, поймав за руку, притянул Аглаю к себе на колени.
– А что он просил Сергею Романовичу отписать? – тихо спросила молодая женщина, положив голову на плечо мужа.
– Вечор беседовали, Петр пьян был до крайности, – Василий махнул рукой, словно не желая продолжать это разговор, но потом все-таки сказал, – возвращаться они не хотят, ни он, ни Фея. Считает, что тут лучше, а дома, дескать, все равно как чужой – ни старший, ни младший, – повторил граф слова брата. – Одна сестрица его понимает, никто более. Не нравится мне все это, напишу отцу, как есть, – он снова махнул рукой, потом погладил плечи жены, – не волнуйся, родная, доктор сказал – тебе вредно волноваться.
– Да как не волноваться, не чужой, чай, – вздохнула Аглая. – Только вот знаешь, прав он. Сколько помню близнецов, они все время вдвоем. Вы с Романом обиняком как-то были, взрослые совсем, Варвару Сергеевну я и не помню даже, а Петр Сергеевич, он Коте нашему одногодок, кажется, но как приезжал в Сосновку, все с сестрицей. Как-то на именины Костины, в мае, папенька бал давал, братец тогда как раз из корпуса выпустился, а я маленькая была, с антресолей смотрела. От вас только близнецы и приехали, на бале Варламов Мишель Февронию Сергеевну пригласил, так Петр запретил ей и Михаила Ниловича так отчитал, что мне аж страшно стало, боялась – подерутся. Я тогда сразу и убежала с антресолей в комнаты.
– И правильно отчитал, неприятный тип это Мишель, – кивнул головой Василий, – я бы тоже запретил Фее, – граф улыбнулся, но мысли, бередившие его душу в ночи, снова всколыхнулись, вспомнилось, как Петруша всегда слишком рьяно отстаивал свое право на сестру, на общение с ней, прогулки и танцы. Случай, пришедший на память Аглае, еще раз убедил его в том, что отцу следует отписать все по правде, и даже, вероятно, мысли озвучить, как это не неприятно.
Кормилицу маленькому Стефану Аглая нанимать категорически отказалась, потому конец 1903 года и начало следующего жили Чернышевы затворниками – никуда не ездили и почти никого не принимали. Вести из России до них доходили тоже не сразу, и о начале войны с Японией граф узнал только в середине февраля с письмом из дома. В нем же отец сообщал о кончине княгини Беклемишевой и о том, что на очередное прошение о возможности возвращения Василия с супругой в Россию отвечено отказом.
– Что, дорогой, снова отказали? – увидев мужа с письмом в одной руке и бокалом коньяка в другой, спросила графиня. – Может, стоит вам самому написать на Высочайшее имя? Или я братцу отпишу, что все деньги бабушкины ему отдам, лишь бы он на вас наговаривать перестал? Негоже это, не думала, что Николенька на такое способен, – Аглая Ильинична подошла к супругу и, отобрав у него бокал, поставила на стол, – и пить негоже Василий Сергеевич, право слово.
– Домой хочется, Аленька, Митя вон воюет, а я за границей отсиживаюсь, – тяжело вздохнул граф.
– Как воюет? – глаза Аглаи испуганно распахнулись.
– С японцем война. Они на нас неожиданно напали, а Митя в Тихоокеанской эскадре. А я – дома сижу, – Василий неожиданно резко поднялся и стукнул кулаком по столу, – дома, понимаешь? Потому что братец твой – лживый ублюдок! Николенька, – неожиданно передразнил он жену, – сволочь он, твой Николенька, – граф буквально выбежал из комнаты, резко хлопнув дверью, а Аглая опустилась в кресло и заплакала.
Тем же вечером граф просил у супруги прощения, умоляя извинить его вспыльчивость и обещая более не срываться и слов таких впредь не употреблять. Аглая его простила, но долго еще не могла забыть побелевшего лица и резкого голоса мужа – никогда доселе она его таким не видела, но прошел месяц – и все повторилось, когда совершенно неожиданно в дом Чернышевых приехали незваные гости…
***
Посмотрев в газете списки убитых и раненых, Лика обрадовалась, не найдя там имени мичмана Дмитрия Чернышева, но газеты приходили нерегулярно, и кто знает, что может случиться, ведь Митя каждый день рискует жизнью. Она гнала от себя эти мысли, постоянно подавала записки на Литургию и заказывала молебны о здравии воина Димитрия, но сидеть и ждать в бездействии не могла.
– Tante Pauline, – с недавних пор княжна звала Аполлинарию Павловну тетушкой (с момента переезда к Чернышевым девушка очень сблизилась с родителями Мити, их забота помогала ей пережить боль утраты), я благословение взяла у отца Михаила поступить в Иверскую общину сестер милосердия, за ранеными ухаживать, их много прибывает, я там хоть как полезной буду, – сказала Лика как-то вечером, сидя рядом с графиней в гостиной за пяльцами.
– Ох, милая, не тяжело тебе будет? – покачала головой Чернышева. – Я с юности крови боюсь, не смогла бы.
– Я была сегодня в перевязочной, в обморок не упала, правда, толку от меня пока мало, – вздохнула Лика. – Но доктора и сестры там хорошие. Не ругаются и обучают всему, чего не знаю. Мне так легче, tante Pauline, кажется, что, если я тут кому помогу, в Порт-Артуре кто-нибудь Ми… Дмитрию Сергеевичу поможет, – девушка опустила голову к вышивке, чтобы не показать графине набежавших на глаза слез. – Писем которую неделю нет.
– Так война ж, детонька, – графиня ласково погладила Лику по плечам, – Сергей Романович вечор из собрания вернулся, свежие газеты из Артура принес, а они двухнедельной давности. Граф поинтересовался у сведущих людей, ему сказали, что всю корреспонденцию оттуда переправляют дипломатической почтой, а это очень долго и, как я поняла, недешево, может, оттого и писем нет.
– Je comprends tante, mais j'ai peur (я понимаю, тетушка, но мне страшно (фр.)) – княжна отложила в сторону вышивку и, достав платочек, вытерла слезы, – сны какие-то странные снятся, недобрые, и просто так дома сидеть совсем не могу.
– Так может быть тебе в Петербург, к родне? – Аполлинария Павловна обняла Лику. – Не подумай, что гоню, – тут же спохватилась она. – Просто, с дядей и теткой не лучше ли будет?
– Нет-нет, что вы, – слезы на глазах княжны сразу высохли, – мне на Москве лучше, я и бабушку с дедом проведаю, и вы… если что… – она не договорила, но графиня поняла, что имеет ввиду княжна – если с Митей что-то случится, здесь она все узнает быстрее, потому что сообщат родителям. Обе как-то вдруг притихли и замолчали, думая о том, что может случиться, и, надеясь, что этого не произойдет.
– Лика, голубушка, довольно о дурном, спой лучше что-нибудь, у тебя очень хорошо получается, – решила графиня отвлечь их обеих от грустных мыслей. – Что вы с Митей пели или иное что…
– Я попробую, – Лика позвонила в колокольчик и попросила прибежавшего Степку принести гитару, потом долго настраивала инструмент, и после некоторое время сидела, задумчиво перебирая струны и склонив голову к колкам, – я спою, папенькино любимое. Дмитрий Сергеевич тоже как-то пел этот романс.
Я вас люблю так, как любить вас должно;
Наперекор судьбы и сплетней городских,
Наперекор, быть может, вас самих,
Томящих жизнь мою жестоко и безбожно.
Запела княжна, глядя куда-то поверх головы Аполлинарии Павловны в темень за окном. Бог весть, что она там видела, или о чем вспоминала, но пела Лика столь проникновенно, что на глазах у графини выступили слезы.
Я вас люблю без страха, опасенья
Ни неба, ни земли, ни Пензы, ни Москвы, –
Я вас могла б любить глухим, лишенным зренья…
Я вас люблю затем, что это – вы!
Закончив на довольно высокой ноте, Лика снова спела первый куплет, а потом взяв несколько бравурных аккордов, запела романс того же Дениса Давыдова «Я люблю кровавый бой», но где-то на середине вдруг резко оборвала игру, так, что зазвенели струны, и одна лопнула, сильно ударив девушку по пальцам.
– Ай, – княжна бросила инструмент на диван и затрясла ладонью, с которой капала кровь, – ой, …мамочки, – сунув пораненный палец в рот, она быстро выскочила из комнаты и понеслась на кухню. – Глаша, дай воды, промыть, йоду и бинт, – скомандовала Лика горничной, придерживая платком палец, который все еще кровил, – и пошли кого-нибудь убрать в гостиной, графиня крови боится.
– Ой, барышня, да как же, что же, – запричитала Глафира, – доставая бутылочку с йодом и бинт.
– Ничего страшного, до свадьбы заживет, – дородная повариха Марья быстро промыла Лике палец, залила ранку йодом и забинтовала. – Вверх руку подержи, касатка, все пройдет.
– Струна порвалась, – девушка немного виновато посмотрела на вошедшего в кухню конюха Трифона, хозяина гитары, – завтра непременно новую куплю.
– Сорвалась-таки, – Трифон покачал головой, – там одна струна была слишком сильно натянута, давно сменить хотел, да руки не доходили.
– Вот вечно ты, – Марья сердито посмотрела на парня, – не доходили… а барышня поранилась.
– Что ты, что ты, Марья, сама я виновата, резко дернула, вот и оборвалось, – девушка переводила взгляд с одного на другую, – Трифон не причем, я сама виновата, сама и поправлю, и не вздумайте Сергею Романовичу сказать. Пусть чаю подадут, – она поднялась с ларя, на котором сидела, пока повариха бинтовала палец, – пойду Аполлинарию Павловну успокою.
Лика поднялась наверх, но графини в гостиной не оказалось, а из комнат, которые занимал барон Велио с супругой и маленькой дочерью, неслись душераздирающие крики.
Княжна, подхватив юбки, понеслась туда и буквально столкнулась с доктором Бартеневым, обычно пользовавшим графиню Чернышеву.
– Что, что случилось, Нил Федорович? – только и смогла выговорить она, глядя на его бледное лицо.
– Вам, барышня, лучше туда не надо, теплой воды прикажите и простынь, и девку мне какую пришлите порасторопней, – отрывисто сказал Бартенев и снова скрылся за дверью.
Получить полную версию книги можно по ссылке - Здесь
| Предыдущая страница | Следующая страница |
Поиск любовного романа
|
Партнеры