Разделы библиотеки
Пятое время года. Книга 2 - Лёля Фольшина - Читать любовный роман онлайн в женской библиотеке LadyLib.Net
Пятое время года. Книга 2 - Лёля Фольшина - Скачать любовный роман в женской библиотеке LadyLib.Net
Фольшина Лёля
Пятое время года. Книга 2
| Предыдущая страница | Следующая страница |
Глава 4
В неделю Жен-Мироносиц в парижском доме Чернышевых намечалось небольшое суаре по случаю праздника и того, что Стефану только что сровнялось четыре месяца, и Василий Сергеевич решил представить сына публике. С самого утра Аглая была занята приготовлениями, и только ушла к себе покормить малыша и немного отдохнуть, как в дверь позвонили. Решив, что пришел очередной посыльный и, зная, что Василия Сергеевича еще нет дома, графиня уложила сына в колыбель и, накинув на плечи шаль, собралась выйти, чтобы дать распоряжения, как дверь отворилась, пропуская испуганную Мари:
– Madam de la comtesse, y a un homme un en uniforme, et une fille avec lui (графиня, там мужчина какой-то в мундире и девочка с ним (фр.)) – быстро заговорила та, – une petite fille, il vous demande (маленькая девочка, он вас спрашивает (фр.))
– Какая девочка? – удивленно спросила Аглая по-русски, забыв, что Мари русской речи почти не понимает, – quelle fille? (какая девочка (фр.)), – тут же поправилась графиня, – restez avec le bébé (посиди с малышом (фр.)), – кивнула горничной, открывая дверь. – Я сейчас.
В холле в самом деле были мужчина и ребенок, лиц которых Аля с высоты антресолей разглядеть не могла, но стоило ей спуститься на один пролет, как ноги сами понесли вниз чуть не бегом:
– Котя, Котенька, – графиня с разбегу повисла на шее брата, – родной мой, ты приехал, – быстро говорила она, вглядываясь в уставшее и какое-то посеревшее лицо Константина Закревского. – Кто это, что за ребенок, что случилось? – отстранившись от брата, Аля наклонилась к девочке, уткнувшейся в шинель ротмистра. Малышка повернула голову, и молодая женщина не смогла сдержать крик удивления. – Оля? Оленька? Как же это? – графиня начала раздевать крестницу, шепча ей на ухо ласковые слова, а потом снова обратилась к брату, и на этот раз голос ее был строгим и чужим. – Извольте, Константин Ильич, объясниться, как вы тут оказались, и почему Олюшка с вами? Где барон? Баронесса?
– Алюша, погоди с расспросами, дай в себя прийти, дороги страшные, прикажи лучше ванну, и девочку пусть спать уложат, после поговорим, – отдав слуге верхнюю одежду, Закревский обнял сестру, – устал я, милая, не чаял уже добраться, право, прикажи ванну и коньяку.
– Хорошо, Костя, – сердце графини сжалось от дурного предчувствия. – Василий Сергеевич скоро будет, проходи в гостиную, я сейчас распоряжусь.
Вернувшись через полчаса в гостиную, Аглая нашла брата дремлющим на диване. Видимо, тепло дома и выпитый коньяк разморили уставшего ротмистра, и он даже не нашел в себе силы дойти до ванны.
– Тимофей, – кликнула Аглая камердинера мужа, одного из немногих русских слуг в доме, – это мой брат, граф Закревский, проводи его в ванну. Вещи, – графиня указала на чемодан и портплед, – снеси в гостевую на первом этаже и мундир ротмистру почисти, боюсь, другого у него с собой нет. – Отдав распоряжения, она прошла на кухню приказать, чтобы поставили на ужине еще один прибор, и вернулась к себе.
Аля терялась в догадках, что могло случиться, и встретила пришедшего домой супруга едва не в слезах.
– Василий, беда у нас, чует мое сердце, беда, – едва Чернышев появился в детской, куда он всегда заходил первым делом поцеловать сына, сказала графиня, прижимаясь к мужу и ища утешения в его объятьях.
– Что, mon coeur, что случилось, Аленька? – Василий с готовностью обнял жену и принялся легонько поглаживать ее по спине и вздрагивающим плечам, – что с тобой, моя хорошая? Кто приехал-то? Вести дурные привезли?
– Костя, – тихо проговорила Аглая, – Костя и Оленька с ним.
– Quelle est cette Olenka (какая такая Оленька (фр.))? – граф пытался говорить шутливо, чтобы Аглая быстрее успокоилась, чувствуя, что приезд брата и этой неведомой ему Оленьки сильно тревожат супругу.
– Велио. Дочка Мари и Андрея Петровича, крестница моя, – только и смогла выговорить графиня и, не сдержавшись, заплакала, уткнувшись в сюртук мужа.
– С какой стати? – брови Василия недоуменно поползли вверх, – выкрал он ее что ли? Надо срочно в Москву телеграфировать, узнать, что там произошло.
– Не надо в Москву, граф, не трудитесь, я расскажу, – в проеме двери неожиданно возник Константин Ильич Закревский, – извините за вторжение, и, я думаю, сестрице лучше здесь обождать, пока мы поговорим.
– Хорошо, ротмистр, пройдемте в кабинет, – Чернышев поцеловал супругу, взглядом прося ее не волноваться, и вслед за Закревским покинул детскую.
Аглая опустилась в кресло и прикрыла глаза, пытаясь успокоиться и не накручивать себя прежде времени, но, не выдержав сидения в одиночестве, прошла в гостиную и приказала подать чаю.
Всю дорогу от Москвы до предместья Парижа ротмистр прокручивал в голове диалог с графом Чернышевым. Он намеревался отдать ребенка, выдвинуть свои условия и, урегулировав все, уйти. Остановиться предполагал в гостинице, к Чернышеву лишь наведаться и, вполне возможно, сначала одному. И лишь договорившись обо всем, привезти Олю. Только в пути он очень привязался к девочке, да и многое передумал, а то, с какой радостью Аля бросилась ему навстречу, вовсе смешало все планы, и теперь он положительно не знал, как начать разговор, потому сидел в предложенном ему графом кресле молча.
Василий Сергеевич тоже разговора не начинал, лишь терялся в догадках, что именно произошло в Москве, и отчего младший из братьев Закревских сидит сейчас тут перед ним, изрядно выпивши, имея сказать что-то важное, и при этом молчит.
– Курите, Константин Ильич, – Чернышев достал из кармана портсигар и предложил ротмистру.
– Благодарю, – Закревский взял папиросу, слегка помял ее в пальцах, понюхал, но отчего-то курить не стал, – хороший табак у вас, Василий Сергеевич.
– Не жалуюсь, – кивнул граф, затягиваясь, – к делу, прошу вас, там Аглая места себе не находит, а мы тут рассусоливаем, ровно барышни кисейные.
– Мой брат убит на дуэли в Москве почти месяц тому, – выдавил из себя Закревский и замолчал.
Василий ждал, не перебивая, предпочитая не задавать наводящих вопросов, пока не очень понимая, куда клонит ротмистр.
– Только и соперник его в ту же ночь от раны скончался. Доктор Бартенев ничего сделать не смог, – продолжил Константин свою сбивчивую речь, но услышав имя семейного врача, Чернышев не выдержал, смяв в ладони папиросу, вскочил с кресла и буквально вцепился в ворот рубашки шурина.
– Кто?! – выдохнул Василий, едва не сорвавшись на крик, – кто???
– Барон, – Закревский схватил зятя за руки, – пусти, задушишь, не ровен час.
– Задушил бы, – в сердцах бросил граф Чернышев, – да рук марать не хочу. Рассказывай. По порядку рассказывай.
– Я пока ехал, думал много, – Константин пружинисто поднялся с кресла, подошел к столику, на которой стоял графин с коньяком и снифтеры, плеснул себе полный и выпил залпом. Видно было, как ходит его кадык в вырезе рубашки, как дрожат пальцы. Выпив, он налил себе еще и пошел к столу, когда был окликнут собеседником.
– И мне плесни. Полный.
Кивнув, Закревский наполнил второй бокал, отнес оба к столу и сел в кресло.
– Сволочь я, Василий, как есть сволочь. И поступил по-скотски. И дальше бы так себя вел, если бы не Оленька и не Аля. Аглая так мне обрадовалась, что… – он скрипнул зубами и сделал глоток обжигающего напитка, – я себя последним человеком почувствовал. Блудным сыном, как в притче. Только я – брат, но это, наверное, еще хуже. – Закревский наконец закурил, жадно затягиваясь, а потом заговорил снова. – Николай с самого начала на наследство Алино зарился, да и я тоже. Денег-то давно в семье не было. Дом продали, имение заложено. Только бабкино héritage и оставалось. – Константин встал, подошел к окну и распахнул форточку шире. В комнату ударила струя теплого воздуха с ароматами весенних цветов, – как родители погибли, братец запил, и если б не Сергей Романович, кто знает, чем кончилось бы. Он тогда в Сосновку приехал, помог, и Николя вроде выправился. Писал мне, что жениться собрался, но оказалось, все – ложь. Андрей Петрович мне в полк отписал истинное положение дел. И все слухи, что брат мой распускает, и много чего. Сразу я приехать не смог, но как отпуск выправил, примчался. Как раз перед дуэлью. Ну и секундантом его стал, брат все-таки. Хоть и говорил тогда, что миром лучше решить, но он уперся: «честь мундира, честь мундира». …Какая к черту честь, коль ведешь себя бесчестно. Андрей Петровича секундантом был прапорщик Штольц, инженер из вольноперов. Тоже все мириться уговаривал. …Куда там! …Рано утром в роще за Ходынкой, пятнадцать шагов, выстрелили одновременно. …Барон оказался лучшим стрелком, – ротмистр словно выплевывал слова и короткие предложения, делая большие паузы. Чувствовалось, что говорить ему нелегко до чрезвычайности. – Андре еще сутки почти промучился… Господи, лучше б мне не ездить туда… Эта француженка… как она кричала, а потом… прокляла меня. Только и я не в себе был… Родители, брат… – Константин уронил голову на руки, и Чернышев услышал глухие рыдания. Он и сам был на грани после этого разговора, а неясным оставалось еще многое. Закревский же был сильно не в себе, и продолжать его мучить казалось графу бесчеловечным.
– Иди проспись, Костя, – Василий назвал ротмистра по имени, как когда-то летом в Сосновке, когда они с Романом порой снисходили к младшим, и все еще было хорошо, и все были живы… – граф вздохнул.– Сейчас Тимоше кликну, уложит тебя, а договорим потом, – Чернышев положил руку на плечо шурина и слегка сжал его. – Я тоже во многом виноват… Прости… Завтра, все завтра…
Сейчас предстояло как-то рассказать Аглае о гибели ее брата и барона, а потом встречать гостей – звонить с отказом было уже неприлично.
***
Вербное воскресение стало для Гликерии Аристовой вместо праздничного днем траура – поутру схоронили на Введенском кладбище барона и баронессу Велио. Месяцем ранее в том же склепе упокоилось и тело старого барона, наказавшего непременно отвезти его в Москву в семейную усыпальницу. Стараниями доктора Бартенева маленького сына Мари удалось спасти, спешно вызванный отец Михаил окрестил младенца по святцам Кириллом, и сейчас мальчиком занималась найденная Чернышевыми кормилица. Малыш чувствовал себя вполне сносно, хоть и появился на свет недоношенным.
Перед смертью Петр Карлович с сыном помирился и завещание переписал, но не в пользу Андрея Петровича, а в пользу его сына, буде таковой родится, так что теперь выходило, что маленький Кирилл – барон и наследник рода Велио.
– Хоть в чем-то малышу повезло, – вздохнул Сергей Романович Чернышев после разговора с поверенным. – Родственников только нет никого, кому опекунство оформить.
– Надобно на Высочайшее имя прошение, – кивнул тот. – У Гликерии Александровны дядья при дворе, помогут оформить.
– И то правда, Павел Дмитриевич Беклемишев на Пасху обещался, с ним и поговорю, – согласился граф, попросив стряпчего составить документ как можно скорее.
– Непременно, Ваша светлость, все сделаю, на отпевание буду, как же-с, непременно, и бумаги привезу.
На том и распрощались.
То, что обоих дуэлянтов будут отпевать в одном храме и похоронят на одном кладбище, было неожиданным, но еще более неожиданным стало приглашение Сергеем Романовичем Константина Закревского и прапорщика Штольца – единственных, провожавших в последний путь второго дуэлянта, – на поминальную трапезу в дом Чернышевых.
Говорили за столом все больше о войне – как сообщали газеты, накануне в Одессу прибыл пароход «Малайя» с командами «Варяга» и «Корейца». Моряков восторженно встречали в карантинной гавани, и был отслужен торжественный молебен.
После трапезы Федор Федорович Штольц откланялся и уехал, было явно, что он чувствует себя в этом доме несколько неуютно, а граф Закревский, хвативший лишнего, уложен спать в кабинете Сергей Романовича, поскольку на дворе было еще сыро и холодно, а в гостевых комнатах не топили из экономии.
Всю Страстную Лика провела в госпитале, который окормляла Иверская община, вместе с крестовыми сестрами и вернулась домой только после пасхальной заутрени – разговеться с родными. Константин Ильич зашел с визитом и попрощаться – после праздника должен был отбыть к месту службы.
Видевшая ротмистра Закревского практически второй раз в жизни – детские приезды в Сосновку не в счет, с того времени она никого из братьев Аглаи не помнила – Лика была рада его отъезду. Было в нем что-то такое, как написала она Мите, скользкое, что общение становилось неприятным. Княжне казалось, что граф не говорит того, что думает, потому что он постоянно прятал глаза; Аполлинария Павловна же считала, что ему, вероятно, просто неловко бывать у них – ведь именно его брат был виновником сиротства детей барона, которые жили у Чернышевых. Прошение на Высочайшее имя пока подано не было, потому что ни Павел Дмитриевич, ни Бобровские на Пасху не приехали, а другой оказии отправить бумагу в Петербург с желаемым результатом пока не случилось.
Отобедали, попрощались с Константином Ильичем, Сергей Романович даже велел Готфриду отвезти графа на вокзал, но тот отказался, поскольку еще не был собран окончательно, да и предпочитал, по его словам, добираться на извозчике.
Ужинали Чернышевы в одиночестве – Лика переменила платье и уехала в госпиталь с подарками, а на следующее утро за ней прибежала взволнованная Дуняша: пропала маленькая Оленька.
Граф Чернышев сообщил в полицию, в доме учинили обыск и опросили всю прислугу, но никто ничего не видел и не слышал. Лишь спустя пару дней к дому явился нищий и за двугривенный рассказал, что ночью – аккурат после Пасхи – из окна первого этажа выпрыгнул мужчина в темном плаще, а на руках у него был не то сверток, не то другое что.
– Ребенок, маленькая девочка, – Сергей Романович внимательно смотрел на мужичонку в обносках, ожидая ответа.
– Мабуть и девочка, барин, ночью-то как разберешь, да и побег он не ко мне, а в проулку. Коли б в мою сторону, разглядел бы, – побирушка мял в руках то, что когда-то было картузом, и смотрел себе под ноги. – Давеча бабы на базаре баяли, я и вспомнил, барыня-то ваша завсегда нищим копеечку подаст у Николы, вот и пришел сказать.
– Спасибо, что пришел, – кивнул Сергей Романович и приказал мужичка накормить и дать что из чистой одежды.
Устроив маленький «совет в Филях», решили нанять частного сыщика, но и тот ничего путного узнать не сумел. Отец Михаил записал Оленьку в синодик за здравие на полгода и призвал всех уповать на милость Божию и надеяться, что девочка жива и найдется.
Лика сообщать Мите о случившемся не стала, чтобы не тревожить, а Аполлинария Павловна отписала в Париж старшему сыну с невесткой, наконец, обо всем случившемся, включая дуэль и пропажу ребенка, надеясь, что молитва крестной скорее до Бога достанет. Только письмо где-то задержалось, потому и получилось, что ни Василий Сергеевич, ни Аглая ничего не знали до момента приезда в их дом графа Закревского с девочкой.
***
Препоручив Константина Ильича заботам Тимофея, Василий первым делом отослал телеграмму родным, понимая, что они наверняка беспокоятся о ребенке, отправленном в такой далекий путь даже без няни. Граф тогда еще не знал, что же произошло на самом деле, и решил, что родители почему-то попросили Закревского отвезти маленькую Олю крестной. При этом он совершенно не понимал, отчего не поехала Мари, и к чему такая спешка.
На другой день поутру принесли письмо из Москвы, и все разъяснилось…
Позже Аглая никак не могла вспомнить, что разбудило ее – крики мужа или топот ног прислуги, бежавшей усмирить барина.
«Слава Богу, двери в гостевой комнате слабые, – писала она позже свекрови, – иначе мы бы не успели предотвратить смертоубийство. Василий одной рукою держал Костю, а другой бил, куда придется. Оба были уже в крови, Тимофею и мне едва удалось их разнять».
Граф выгнал зятя и велел забыть дорогу в его дом, но Закревский ежедневно приходил и просил разрешения объясниться. В конец концов через неделю Василий Сергеевич принял его в кабинете.
Говорили долго, едва снова не подрались, но в конечном итоге пришли к некому соглашению.
– Метрик девочки у меня нет, в мой паспорт вписана, но я могу батюшке свидетельствовать, чья она дочь, чтобы документы выправить, – Константин стоял у окна, опираясь руками о подоконник. – Сам не знаю, что на меня нашло, Василий, словно помешательство. Думал – отдам ее вам и денег потребую, чтоб Аглая и от своей доли отказалась и от притязаний на то, что Николаю положено, а пока ехали, понял – не смогу. Человеком торговать не смогу, не до конца, видать, душой очерствел.
– Так отец от доли Аглаи Ильиничны сразу отказался и денег брату твоему дал, матушка мне отписала, и отказную на долю Николая я тебе от ее имени напишу, пойдем к нотариусу. Там и про Олю расскажешь, поверенный решит, как лучше поступить. – Василий поднялся, показывая, что разговор окончен.
– Нет, ты не понял, Василий, ничего мне не надобно, а Николая доля, коль ее получить можно, пусть девочке будет, ее приданое, и Алина тоже. Я б от своей отказался, да обнищал в конец, а так хоть одолжить смогу в счет будущего наследства, – граф вздохнул и посмотрел на графин с коньяком, но попросить не решился, а хозяин кабинета не предложил. – Мне ж и в Россию теперь путь заказан, ищут меня, наверное.
– Ищут, – не стал отрицать Чернышев, – и найдут скоро, я домой телеграмму дал. Уезжай, Константин, живи, как знаешь, а с наследством вашим как быть, не ведаю. Сейчас бумаги подпишем, на дорогу я тебе дам, но чтобы мы виделись в последний раз. И Аглаю не тревожь, мне спокойствие жены дорого. Как устроишься, поверенному адрес пришлешь, коль захочет графиня тебе писать – противиться не стану, но сейчас знать тебя не хочу. Идем.
Мужчины вышли из дома, сели в поджидавший экипаж и поехали. А у окна наблюдала за ними и тихо плакала Аглая, осеняя непутевого брата крестным знамением, пока ландо не скрылось за поворотом дороги.
Получить полную версию книги можно по ссылке - Здесь
| Предыдущая страница | Следующая страница |
Поиск любовного романа
|
Партнеры