Проклятие неопределённости. Роман-фантазия

Герой романа Кирилл в 90-х был музыкантом, теперь он обычный мелкий предприниматель. Он вспоминает рано погибшую жену, сожалеет о совершённых ошибках, неверном выборе и бесcмысленно потерянных годах. Его ждёт случайная встреча со странным родственником и цепочка совпадений, подтверждающих, что без любви не существует полноценной жизни. Потому он начинает верить в предсказанную вероятность прожить жизнь заново, чтобы всё, что не удалось в этой жизни, исправить в другой. Книга содержит нецензурную брань.

Часть первая

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть первая

Часто природа намеренно мешает выполнению наших планов. Когда нужен мороз, дороги вдруг расквасит нежданная оттепель, а когда жизненно важен дождь, наваливается гибельная жара и страшная сушь. Про ураганный ветер, смерч или шторм и говорить не приходится, настолько они всегда невовремя. Природа плевать хотела на наши планы и правила. Вот и сегодня, ещё окончательно не проснувшись и не раскрыв глаз, Кирилл сквозь мутную дрёму услышал монотонный шум падающих с небес капель. Дождь шуршал успокаивающе, этот шорох шептал: не спеши, спешить незачем, и смывал вместе с городской пылью обещанный дочери зоопарк.

Кирилл разлепил веки и часто-часто заморгал, стараясь побыстрей разогнать остатки сновидения, потом несколько раз крепко, с напряжением, зажмурился, растёр лицо ладонями и повернул голову к окну. Так и есть, ему не показалось: за сплошной пеленой забрызганного дождевыми каплями стекла едва виднелась недавно выстроенная из желтого кирпича коробка дома напротив, рекламируемого застройщиком как элитного. Кирпичная кладка вся была в тёмных водяных намоклостях и соляных потёках, зияла пустыми оконными глазницами, отчего дом не походил не только на что-нибудь элитное, но даже на простое человеческое жильё, – скорее на полуразрушенную варварами защитную башню какого-то древнего города.

С погодой сегодня определённо не повезло. В Питере ещё реже, чем в других местах, можно надеяться на природу, здесь она непредсказуемо ставит свои невидимые ограничители, отгораживаясь ими от желаний людей. Пётр выбрал тактически выгодное, географически удобное для своих амбициозных планов место, много народа полегло здесь за триста лет в старании поднять, выстроить и сохранить красивейший город. А природа продолжает равнодушно глядеть на изменившийся ландшафт и не меняет привычки обильно поливать водой всё вокруг. Растущие на песчаной почве хвойники очень любят этот водяной туман и растут густо, во много ярусов. Не всем одинаково достаётся света, зато всем хватает влаги. Старшие сосны, едва дотянувшись до солнца, при сильном ветре рушатся вниз, их подточенные водой корни не могут удержать тяжёлого ствола в бедной почве. Место упавших занимают подростки, которые спустя тридцать лет повторят судьбу предыдущего поколения. Болот в лесах и янтаря на побережье здесь всегда будет в достатке.

Сегодня Кириллу вновь снился молодой и весёлый друг Витя, который повторял: «Запомни, Кира. Ты встретишь черноглазую девушку. Она поможет тебе, а ты спасёшь её». Негромко говорил своим неподражаемым прокуренным голосом, и немигающим взглядом смотрел сквозь заросли длинных, слегка волнистых белых волос, но взгляд пробивался сквозь эту чащу и даже во сне будоражил. Кирилл что-то невпопад возражал, в этих снах они подолгу разговаривают, казалось – всю ночь. Всегда в полной тишине, хотя рядом берег бурной речки, и видно, как вода с силой налетает на камни, как она взбивается в белые пенистые барашки, которые на перепадах высоты сливаются в большие пенные стада; ниже по течению водяные стада бесшумно сбегаются друг с другом и превращаются в кучевые облака из кипящей ледяной воды, потихоньку растворяясь в небесной синеве ниже по течению. И кроны сосен, под которыми они сидят, совершенно беззвучно треплет ветром. А больше никого и ничего нет. Будто вообще больше ничего не существует – только они вдвоём и эта речка, и эти сосны в бескрайней пустоте пространства.

В последний месяц будоражащий сон повторялся отчего-то всё чаще и чаще. Кириллу доводилось слышать что-то не особенно хорошее о повторяющихся снах, потому он всякий раз старался побыстрее разогнать его остатки. Отогнать наваждение бессознательного, причудливое переплетение придуманного с давным-давно произошедшим.

Что касается непонятной черноглазки – во времена «после Тани» он не помышлял о серьёзных отношениях с любой другой женщиной, будь она хоть с серыми, зелёными, карими и тем более чёрными глазами. Обладателями чёрных глаз были цыгане, которых Кирилл не любил. В молодости настырные развязные цыганки часто приставали на улицах почему-то именно к нему, безошибочно выделяя из толпы. Они приставали, запутывали немыслимой словесной чепухой и вытягивали из него те гроши, что у него находились в кармане. Он не мог сопротивляться, словно загипнотизированный змеёй кролик. Отбиваться от них несколькими простыми грубыми словами Киру научил Витька, знакомство с которым состоялось на первом курсе института.

Для себя он решил, что мозг таким образом реагирует на плохое самочувствие и усталость, а почему вспоминаются именно слова про черноглазую девушку, в жизни не догадаешься. Витька пропал уже много лет назад, и даже в самый острый момент, месяц-два спустя, когда наконец пришло ощущение безвозвратной потери – именно окончательной и безвозвратной, – Кириллу он не снился; сны с его участием начались недавно, впервые где-то с полгода назад, в последние дни повторяясь всё чаще. Ему некогда было заниматься проблемой странных сновидений, забот хватало на работе, гораздо сильнее тревожило нарастающее собственное нездоровье.

Вот и сегодня после пробуждения голова оказалась тяжёлой и неподъёмной и подло провоцировала нежелание подниматься с постели. С ним теперь это случалось всё чаще, и самое обидное, что вопреки обыкновенной для подавляющего большинства россиян причине не заключалось во вчерашнем лишнем алкоголе – как бы он обрадовался такому простому объяснению! И вчера, и позавчера, уже много недель подряд он полностью исключил алкоголь из своего меню. Проще всего свалить на рабочую усталость, уговорить себя, что именно усталость в последние месяцы провоцирует приступы непонятной болезни.

Никогда прежде Кирилл Дергачёв не смог бы себе вообразить, что в середине пятого десятка физически начнёт ощущать себя почти пенсионером: его отец в этом возрасте марафон бегал! Он потянулся в постели, тело тоже казалось налитым свинцом, тяжёлым, таким, как в детстве по воскресеньям, когда брат Лёшка по команде матери снимал в стирку постельное бельё, а Кирюшкину кровать использовал в качестве временного склада. Лёшка наваливал на него, почти всегда ещё спящего, собранные с родительской и своей кровати одеяла и подушки, целую кучу. Потом застилал постели остро пахнущими свежестью простынями, постепенно забирал и одевал в наволочки одну за другой подушки, по одному брал одеяла, становилось всё легче и легче. К этому моменту Кира просыпался, и когда напоследок брат сдёргивал и его одеяло, тело приобретало обычную лёгкость, становилось почти невесомым, он мог пружинкой соскочить с места и надавать братцу подушкой. Сейчас всё не так. Наоборот: будто куча ежедневно увеличивалась, она давила и прижимала к кровати.

Выходные давно не приносили Кире ни радости, ни облегчения. Он никогда не работал по графику «5 через 2», работал бесконечно, в том числе по выходным, потому свободный день был для него редким и желанным праздником. Правда, сейчас он не крутился так, как прежде, почти двадцать лет назад, с двумя-тремя выходными в месяц, когда его немудрёный бизнес только начинался. Тогда надо было развиваться, исхитряться выкручивать наличные, решать вечные проблемы с администрацией, налоговой, пожарными, торговой инспекцией, бандитами, строиться, пытаться выжить в резко усиливающейся конкуренции, переживать бесконечные кризисы, бессчётное число изменений законов и правил работы, извечно воевать с воровством и безответственностью. Но даже сейчас почему-то не получалось оставить без личного контроля свою довольно неплохо стандартизованную торговлю.

Он сам назначил себе сквозной график работы и привык к нему. Поначалу это давало микроскопическое преимущество перед конкурентами, такими же маленькими продавцами всего подряд, мелочей и аксессуаров для карманной техники: работать не тогда, когда работают все, а тогда, когда большинство отдыхает. График появился на свет как-то естественно, из простых логических рассуждений. Покупатели – пользователи современных технических штучек и гаджетов – не корпорации, а обычные люди. Все они чем-то заняты, где-то работают, причём работают в то самое время, когда работают магазины и сервисные точки. И отдыхают вместе со всеми. Однако им нужна техническая поддержка, ремонт, прошивки, настройка, проводочки, карты памяти, зарядники, какие-то чехлы и «украшайки». Далеко не каждый сумеет убежать «на минуточку» с рабочего места.

Когда Кирилл это понял, он передвинул рабочий график на три часа вперёд и львиную долю выручки начал получать вечерами и по субботам. Воскресная работа в последние годы оказывалась большей частью «работой в ноль», Кирилл уже несколько лет хотел от неё отказаться, но до конца следовал рекламному слогану: «Мы работаем, когда вам это удобно». Слоган он тоже придумал сам, очень гордился им, как и всем остальным: ведь он всё выстроил сам. Сам построил эти павильончики, не желая связываться с арендой площадей в торговых центрах вперемешку с тряпками, обувью и неизбежными конкурентами.

Павильоны свои, личные, и сейчас именно это позволяет выживать, когда всё торговое пространство вокруг заняли сетевые ритейлеры, работающие чуть ли не круглосуточно. Правда, когда-то торговых точек у него было четыре, теперь остались только две, зато в проходных местах, и они вполне сносно оправдывают своё существование. А вот от ставших нерентабельными пришлось скрепя сердце отказаться – бороться с превосходящими силами федеральных сетей оказалось накладно. Вместо них осталась несколько платёжных терминалов, которые за вычетом всех расходов, аренды места, электричества, интернета, отчислений в казну и «откатов» приносили стабильную маленькую прибыль, к тому же никогда не требовали личного участия. Кирилл за это свойство нежно любил свои автоматы и мечтал перевести когда-нибудь весь свой бизнес на автоматическую торговлю. Он по привычке продолжал следить за рынком, новинками и предложениями, но отложил эту мечту, как и многие другие, на далёкое «потом». Всему виной нездоровье, объяснял он себе, только нездоровье.

Примерно год назад у него начались поначалу небольшие расхождения с собственным организмом, появилась странная тяжесть по утрам, и тяжесть с тех пор окончательно не отпускала, постепенно нарастая и становясь всё большей. К концу недели накапливалась сильная усталость, накапливалась так, как вода заполняет бак без слива; голова делалась настолько тяжела, что ею было трудно не то чтобы крутить по сторонам, но и просто держать прямо, она норовила свеситься в какую-то одну сторону и упасть на плечо – хотелось подпереть её рукой. Но и эта ручная подпорка не приносила облегчения, потому что в таком положении гул в голове преобразовывался в какой-то моторчик, который начинал въедливо шуметь: «вж-ж, вж-ж-ж» в такт сердцебиению. Вдобавок тяжесть, которой наливалась голова, была какой-то пустой, никчёмной. Она задавливала все мысли и чувства, она словно хотела вытеснить собою всё пространство, освободить место и занять его навсегда. Ещё сравнительно недавно, несколько месяцев назад, почти полностью освободиться от тяжести в теле и шуме в голове удавалось отоспавшись и отлежавшись к вечеру воскресенья. Но в последнее время отдых не спасал, внутренний скрипучий моторчик начинал проявлять себя уже во вторник вечером, а то и с самого утра понедельника.

С мечтой смыть прилепившийся тяжкий груз Кирилл поднялся и поплёлся в ванную. Там, чередуя струи горячей и прохладной воды, он понемногу пришёл в себя. Скоблить бритвой лицо не стал: его небритые щёки сегодня никого не должны раздражать, в глубине души тлела надежда не показываться сегодня на работе. К тому же не хотелось смотреться в зеркало, настолько неприятно он постарел за последние годы. Притом что ещё совсем недавно, глядя в своё отражение, он с удовольствием отмечал, что для сорока-с-небольшим выглядит замечательно, почти как тридцатилетний. Курчавые тёмно-коричневые волосы над стройным пропорциональным лицом, правильной формы прямой нос с минимальной курносинкой, и рот с немного пухлыми губами, мозаичные карие с тёмно-коричневыми вставками глаза в окружении густых длинных ресниц, – всё это вместе хоть и принадлежало мужчине, но какие-то линии выглядели слегка по-женски, нежно, видимо оттого он всегда, с самого раннего юношества, пользовался успехом у девушек. Приятным бонусом к его внешности служил природный контраст по-южному смуглой кожи со светлыми, по-детски яркими белками глаз и такими же белыми зубами, которые он показывал, одаряя улыбкой. Привычка улыбаться осталась, но обаяние её куда-то затерялось вместе с белизной зубов. Кожа лица съёжилась, а кудри волос почти распрямились, сделав причёску лишь слегка волнистой. Только голос нисколько не пострадал от времени и болезни – остался звонким, как в молодости.

Есть не хотелось, но хотелось хотя бы в выходной позавтракать вместе с сыном. Прошлёпал на кухню. Поставил варить кашу из хлопьев, достал мёд и сыр. Включил чайник, передумал и сварил себе кофе. После чашечки горячего напитка стало чуточку полегче, в голове просветлилось.

– Привет, па! – сын зашёл на кухню уже одетым в спортивный костюм.

– У меня сегодня с десяти тренировка, – сын прыгал в высоту, и последний год прибавил в результатах, когда прилично подрос и возмужал.

– Я думал, чуть позже. Кашу вот сварил. Хочешь – изюма добавь. Горячий бутерброд с сыром тебе сделать? Или чего-нибудь мясного?

– Да не надо, я сам. Говорил же – не суетись, сам справлюсь. У тебя какие планы? Дождь на улице.

– Вижу. Зоопарк накрылся. Может, съездим вместе куда-нибудь пообедать, Машу заберём у бабушки?

– Не получится. У меня в школе дела. Ребята будут репетировать, мы с Тёмкой помогаем с техникой.

– Всё как обычно. Одни играют, а Ринго на маракасах.

– Ничего. Старая байка про Битлов вспомнилась. Продюсеру не понравилась игра Ринго, вместо него на первой записи стучал студийный барабанщик. А Ринго вручили маракасы.

– Я слушаю. Неужели блатняк и попсу слушать?

– Да ну! Блатняк для работяг и ментов, а попса для девочек – они музыку не понимают. Хочешь, я тебе что-нибудь вечером включу?

– Лучше запиши, что вы с ребятами играете. Год назад ты каких-то панков-металлистов слушал, забой ужасный, драйва нет, а текста не слышно. Ещё раньше какая-то занудная электронщина была. Ногами дрыгать всю ночь где-нибудь в клубе – сойдёт, а слушать такое… ещё и музыкой называть…

– Ну да, теперь стал совсем большой, это правда, – улыбнулся Кира. Шестнадцатилетний Ваня не понял иронии. – Сам не хочешь играть?

– Предлагал учителя – тебе не надо. Из меня преподаватель никакой, я гитару лет десять в руки не брал.

– Можно. Если сильно захотеть, всё можно забыть. … Ну ладно. Давай попробуем. Профессиональный учитель лучше, но раз ты хочешь самоучкой, покажу тебе основы. Будет толк или нет, не знаю.

Сын ушёл, выключился холодильник, в квартире стало совсем тихо, только слышно, как откуда-то издалека доносятся городские шумы. Кирилл встал и открыл окно. Прохладный мокрый утренний июльский ветерок зашевелил жалюзи на окне, вместе с ним в кухню с монотонным ропотом дождя ворвались шумы и запахи огромного города. Отмытая дождём, ярко зеленела трава, с высоты двенадцатого этажа были видны яркие пятна цветов: это энтузиасты, не надеясь на чью-либо помощь, создали клумбы своими силами.

Кирилл после переезда в этот дом тоже поучаствовал в озеленении, посадил несколько деревьев и кустов. Из всех посадок выжила лишь одна берёзка, ровесница сына Вани: когда он её сажал, им было примерно одинаково лет, около пяти. Правда, в отличие от сына, она выросла хилой и низкорослой, ей мешала городская среда. «Хоть такая, и то ладно», – подумал Кирилл, привычно бросив на неё взгляд. Он сел за стол, посидел немного, дыша влажным воздухом с лёгким привкусом выхлопных газов, и понял, что надо выпить ещё чашку кофе. И что-то действительно нужно решать с выходными. Надо позвонить дочке, вдруг экспромтом что-то придумается?

Маша постоянно жила у бабушки, матери рано умершей жены Кирилла. Получилось это как бы само собой: ухаживать за маленькой, тогда полуторогодовалой девочкой, в отсутствии мамы и вечно загруженным работой папе казалось естественной помощью старшего поколения. Однако как-то само собой вышло, что бабушка, оставаясь бабушкой для своей внучки, фактически стала её мамой, Киру отстранили от хлопот воспитания. Папа видел дочь изредка, по выходным, почти так же, как это бывает с детьми разведённых родителей, с той лишь разницей, что он на своей тёще никогда не женился. Противнее всего оказалось то подспудное незаметное противодействие, какое бывшая тёща оказывала в борьбе за права на девочку, что теперь, в насаждаемой пропагандой псевдо-противодействии всего мира против России, не казалось ему таким уж невозможным. Если сто миллионов взрослых россиян можно элементарно подделанной телевизионной картинкой и сфальсифицированными фактами убедить в мифическом мировом заговоре, что тогда говорить о воздействии взрослого человека на ребёнка. В итоге Кирилл почти смирился со всем этим.

– Алло, Машуля, привет! Давай я за тобой приеду, сходим куда-нибудь. В кино или пообедать поедем, Ваню возьмём с собой, если захочет, – слегка слукавил он. – Ну раз с погодой не повезло и все звери промокли, зачем нам с ними мокнуть?

– Ну и что? Мы к Валентине Федоровне пойдём, к ней сегодня Веру привезут, я с ней поиграю. Я её целую неделю не видела.

– Хочу. Потом. Ты завтра приезжай. Бабушка мой любимый пирог испечёт.

– Ладно. Дай трубку бабушке, – попросил он дочь. – Зинаида Матвеевна, я вас столько раз просил! Девочке девять лет, а она уже тридцать пять кило весит, ну какие пироги! Неужели я вам мало денег даю на здоровую пищу? Ей надо правильно питаться, физкультурой заниматься, в секцию какую-нибудь спортивную ходить. В конце концов, просто по улице бегать – лето на дворе! Для чего вы её откармливаете? Конфеты с пирогами здоровья не добавляют. Сколько раз предлагал на дачу поехать – вы говорите, будто холодно там. Всегда, даже летом!

– Вы, Кирилл, как будто в другом мире живёте! Говорите – бегать. Вы смотрели, какая за окном погода? И вообще. Как в наше время отпускать девочку гулять на улицу, когда везде одни педофилы! А на даче вашей кроме сквозняков и комаров ничего хорошего нет.

– Запугиваете девочку, она всего на свете будет бояться. Нет на улице маньяков, выйдите и присмотритесь внимательно. Пять миллионов простых людей вокруг. Научить в людях разбираться надо, предостеречь, но не пугать. Если ребёнок всю жизнь просидит в квартире – ничему не научится.

– Машечка ходит в школу. Всему, чему надо, её научат там, – холодно ответила тёща.

– Вот вечно с вами так, Зинаида Матвеевна! Какая школа научит жизни! И потом, это ведь моя дочь, а не ваша. Что вы её заперли в своей пенсионерской обыденности! Дайте ребёнку возможность другой опыт получить. Мне придётся её домой забрать, хотя бы на время.

– Я помню, чья она дочь, – горячо парировала тёща. – Ещё я очень хорошо помню маму моей собственной внучки. А вот вы, похоже, забыли. И дома вас не бывает, вечно вы на работе. Ребёнок должен в одиночестве страдать? Кто её будет кормить и водить в школу – вы?

– Зря вы так, Зинаида Матвеевна. Танечка при чём тут? И в школу Маша летом не ходит.

– Какой из вас воспитатель? – не унималась тёща. – Это круглосуточный труд, кручусь тут одна с внучкой. Вот помру, как бедный мой Павлик, что станете делать? Наплачетесь тогда. Скажете: была жива тёща, выручала, а теперь некому.

– Так можно про любого сказать. Хоть про меня.

– Про вас? Да вы молодой! Как вы можете понять нас, стариков!

«Старухе» тёще недавно исполнилось шестьдесят три, и о состоянии Киры она, понятное дело, не догадывалась, он никогда на эту тему с ней не разговаривал. Поэтому ничего другого, как прекратить бесполезный разговор, не оставалось. С тёщей контакта издавна не получилось, с самого начала. Двадцать лет назад, когда Кира начал серьёзно ухаживать за Таней, её мать Зинаида Матвеевна служила большим начальником, целым районным руководителем образования, и потенциального зятя в Кирилле видеть не желала: приезжий из далёкой периферии, без кола – без двора, без работы («разве можно считать работой кривляние с гитарой на танцульках?» – её слова). Дочь, как она считала, была достойна гораздо большего, стабильности, положения, достатка, она не должна горбатиться за кусок хлеба, красивая ленинградская девочка, она будет опорой семьи и достойной матерью внуков.

Кира с Таней любили друг друга, но пожениться не могли целых два года: Таня уважала желание родителей. Это так называлось – родителей, хотя отец Тани Киру понимал, и за спиной будущей тёщи у них сложились неплохие отношения. Он даже попытался устроить Кирилла, молодого тогда инженера, к себе на завод, подключил знакомых, вот только с оплатой труда в далёкие времена начала девяностых было туго, работы по специальности на машзаводе радиоинженеру не нашлось, потому Кира придумал свой собственный мелкий бизнес – продажу разных радиодеталей и прочих причиндалов. Торговал оргтехникой, разнообразной компьютерной шелухой и запчастями, потом наступило время сотовой связи и телефонов, на этом он успел немного развиться, построил павильоны.

Однако извечная его привычка осторожничать не позволила большего: сотовый бум он упустил, проморгал резкое развитие сетевых торговцев, потом не стал рисковать с платёжными терминалами (тогда слишком много разных подозрительных жучков крутилось вокруг наличных денег), теперь возможности его мелкорозничной торговли подходили к логическому концу. Сказать, что он расстроился этому обстоятельству – неправда, скорее он занял обычную для себя выжидающую позицию: что будет, то пусть будет. В конце концов, даже если бы он захотел чего-то затеять, здоровья на бурную деятельность оставалось не так много.

Получить полную версию книги можно по ссылке - Здесь

Проклятие неопределённости. Роман-фантазия - Андрей Марковский - Часть первая Читать онлайн любовный роман

Марковский Андрей

Аннотация к произведению Проклятие неопределённости. Роман-фантазия - Андрей Марковский

Часть первая

Часть первая

1