Разделы библиотеки
Проклятие неопределённости. Роман-фантазия - Андрей Марковский - Читать любовный роман онлайн в женской библиотеке LadyLib.Net
Проклятие неопределённости. Роман-фантазия - Андрей Марковский - Скачать любовный роман в женской библиотеке LadyLib.Net
Марковский Андрей
Проклятие неопределённости. Роман-фантазия
| Предыдущая страница | Следующая страница |
5 Страница
Дни тянулись по-прежнему, лето прибывало, белые ночи убывали, огуречный аромат корюшки заменили настоящие огурцы. Зелень кустов и деревьев сделалась из яркой изумрудно-зелёной, словно светящейся изнутри, просто зелёной и грязной, будто нарисованной плохими акриловыми красками. Хвойники выпустили весной на каждом кончике своих веток молодые почки-побеги с бледно-зелёными мягкими иголками, и пару месяцев простояли пушистые и нарядные. Сейчас новые иголки огрубели, потемнели и слились своим малахитовым цветом со старыми взрослыми ветками.
Буйство красок перешло к цветам, у них до самой осени будет время похвастаться людям своей расцветкой. Не всем людям это надо, да и не рассчитано на всех. Имеющий глаза – увидит. Простые слова не о зрении, а о желании видеть. Так же, как имеющий уши – услышит. Сколько хорошей музыки сочинили люди, на любой вкус. Но кому-то музыка нужна в качестве фона, кому-то хочет слышать слова про пахана и урку. Люди привыкли подстраиваться под музыкальный ритм, когда он помогает шевелить лопатой и закручивать гайки. Когда отдыхают, музыкальный фон становится суррогатом веселья, дополнением примерно таким же, как взрывное разноцветье фейерверков.
Особый интерес у Кирилла вызывали люди, включающие музыку очень громко без особой на то нужды. Естественно, Кира к такой категории никак не относил любителей вникнуть в тонкости звучания металлического рока и джаза, или жестокую необходимость обеспечить музыкальным ритмом большую толпу, например, свадебные торжества, бесшабашную молодёжную вечеринку или рядовую пьянку в день рождения. Но не мог понять тех, кто «заряжает на всю катушку», когда в этом нет вообще никакого смысла, кроме дешёвых понтов. Не понимал дребезжания железа старенького ВАЗа под грохотание мощного сабвуфера, выдававшего в итоге наполовину ритм, наполовину – ужасные звуковые искажения.
Не понимал любителей включить погромче и уйти подальше, ну никак не понимал – ради чего? Несколько позже догадался: эти люди настолько бедны внутри себя, что им приходится гордиться чужим так, словно это их собственное. Именно поэтому включают громче, этим они показывают: вот я какой, вот как я умею, вот она какая у меня громкая музыка! Притом что музыка как искусство их интересует не очень, они её не понимают, мало в ней разбираются, руководствуясь в выборе модой, популярностью, известностью, а чаще всего тем, как она совпадает с собственным внутренним ритмом.
Кирилл шёл от метро вдоль Выборгского шоссе к улице Композиторов, к дому, в котором жил старый музыкальный товарищ Серёга. Эта северная часть Санкт-Петербурга нисколько не походила на обласканный любовью старый центр города Петра и всех последующих царей, при которых Питер являлся столицей огромной империи. Здесь, в новом районе, высились мириады многоэтажек вперемешку с магазинами, школами и торговыми центрами, как в любом городе современной России, все одинаково бетонные, одинаково безликие, утилитарно-одинаковые по своей сути. Здесь, на севере города, чуть просторней, чуть шире дороги, это почти граница с Финляндией – она тут и была бы совсем рядом, кабы не людоед Сталин и «зимняя война» 39-го. Если работать где-то недалеко и не стремиться к старине, к музеям, выставкам и театрам, всю жизнь можно прожить в Петербурге так, будто живёшь в Красноярске или Перми. С той лишь разницей, что немного проще, чем жителям материковой части страны, выехать за границу. Хотя приграничную Лаппеенранту, ласково называемую петербуржцами «Лапой», заграничным городом назвать трудно – это большой город-магазин, точнее весь маленький городок – один огромный магазин, вся разница состоит в ассортименте и качестве товаров и необходимостью расплачиваться за него не рублями, а евриками.
Серёге, которого иначе чем Серым в годы рок-н-рольной молодости не звали, Кира позвонил сам. Бывают такие моменты, когда хочется рубануть все узлы сразу. Новые. Старые. Все накопившиеся в кладовке памяти спутанные моточки, причудливо перепутанные друг с дружкой. Похоже на то, когда ты в поисках чего-то срочно нужного достаёшь из дальнего угла кладовки забытую коробку из-под обуви. А в ней зачем-то хранятся выцветшие неудачные фотографии, не удостоившиеся попадания в альбом, открытки и письма от людей, с которыми ты давно не встречался и почти забыл, клочки ткани с пришитыми к ним запасными пуговицами от изношенных тобой много лет назад курток и костюмов, сувенирные ручки с высохшей пастой, пожелтевшая вырезка из городской газеты с заметкой о тебе. Всё это можно, не разбирая, целиком отнести в мусорный бак, но ты садишься и перебираешь, каждый предмет что-то значит для тебя, в каждом есть какая-то твоя частичка, твоя «резервная память», часть твоего «облачного хранилища».
Эти ничего сейчас не стóящие предметы ты скрупулёзно перебираешь, ты только что спешил, был очень занят, у тебя не было лишней минутки, но ты сидишь час, второй, неспешно разглядывая мутные лица на фото, читаешь поздравления к дню рождения двадцатилетней давности, щёлкаешь ручкой с надписью «Гостиница Турист». Ей ничего нельзя было написать уже пятнадцать лет назад, когда она была новой, эта ручка. Но ты её не выбросил, чтобы в дополнение к памяти о чудесных днях в этой гостинице осталось маленькое материальное свидетельство. И перепутанные мотки ниток ты не выбросишь, просто отрежешь спутанное и, аккуратно всё упаковав, положишь обратно в коробку, а коробку в кладовку, чтобы через много лет снова наткнуться и вновь освежить в памяти приятные воспоминания. Ты не хранишь в этом тёмном углу, в старой коробке из-под обуви, воспоминаний неприятных.
Серый откликнулся на предложение встретиться с той радостью, что свойственна когда-то давным-давно близко знакомым людям, по каким-то не от них зависящим обстоятельствам не пересекающимися друг с другом. Что поделать – так сложилась жизнь, так повернулась другим своим боком. Планеты ведь тоже разбегаются.
Серый, игравший на ритм-гитаре в «Папаше Дорсет» больше шести лет, не стал для Киры близким другом, они были просто хорошими приятелями. Скорей всего, помешал Серёгин характер: слишком он весь был бодрый, чересчур подвижный, из-за этого часто оказывался излишне резким, грубоватым на язык, не ощущающим невидимой грани, когда и с кем так себя вести можно, а с кем и когда – нежелательно. Из-за него случались всякие неурядицы, он в простейших ситуациях неожиданно мог взорваться, как водородная бомба, стать в позу, грубо послать «по матушке» или засветить кулаком. Он всегда был таким, но Кира умел находить с ним общий язык. Вообще-то Серёга славился своей надёжностью, в отличие от лучшего друга Витьки, который мог забухать в самое неподходящее время.
Однажды им пришлось сыграть часть концерта как акустику, в две гитары, мелодихорн и бубен, пока Люся пыталась расшевелить в матину пьяного Витьку. Никто ничего не заподозрил, лишь какая-то весёлая компания всё время кричала с дальних рядов: «Хорош! Давай «Перекрёсток железных дорог!», начинали петь «Практикантку» и хором топать в ритм, но их удалось общими усилиями, без участия ментов успокоить, а ко второй половине Витёк очнулся и доиграли отлично, в том числе «на бис» Башлачёвский «Перекрёсток».
Видимо, потому он и держался в группе, хотя после некоторых особо неприятных ситуаций ребята несколько раз пытались его уволить, особенно Алекс, вот только Кира не соглашался. Хотя одна ночь на лавочках под открытым небом ему тоже очень хорошо запомнилась: Серый вместо извинений о почти суточном опоздании в гостиницу стал по своему обыкновению «качать права», и дежурная выставила их на улицу «до решения администратора», рабочий день которого начинался в восемь утра. Хорошо, что тогда накатило относительно тёплое лето, у Витьки в заначке оказался коньяк, сигарет тоже было в достатке, душевно проговорили почти до самого утра и даже немного подремали на жёстких досках скамеек ближайшего сквера.
В память о той чудесной ночи Кирилл купил бутылку хорошего коньяка и поехал к Серому домой, как договорились. Серый оказался «в духе», и с порога начал привычно кричать (он так разговаривал).
– Кей-Кей! Чертила! Как я рад, что ты объявился! Снизошёл до нас, грешных!
– Ладно, не ори так. Чего ты всегда кричишь? Сколько тебя знаю, ты всегда на меня орёшь.
– Не обольщайся, ты не уникален. Я на всех кричу. У меня такой громкий командный голос развился. Ничего не поделаешь: характер с рождения дурацкий, а воспитать и поправить в детстве некому было: мамашка одна, и та всегда на работе. Теперь уж поздно. Жена и дети привыкли, на работе не мешает. Больше того: скажу, на производстве это сейчас помогает, обматеришь кого-нибудь – и процесс пошёл, а то ноют вечно: «Некому работать, Сергей Иваныч, некому работать. Тьфу!»
– Ну, со мной постарайся как-то. А то у меня прям в ушах зазвенело. Сделай скидку на мою болезненность, и так в голове шумит.
– Попробую. Раньше я старался измениться, вот только это оказалось намного сложней, чем бросить курить. С куревом получилось, а изменить характер – ни хрена, – потише и поспокойней сказал он. – А потом надоело – зачем мучиться, ради кого? Семье не мешает, а родной стране наплевать. Я бюджет не разворовываю и на демонстрации против жуликов и воров не хожу. Всё остальное можно. Поработал, принёс родине прирост ВВП, вернулся в стойло – и стой в нём, и в этом стойле вякай, что хочешь. Хочешь – громко, хочешь – тихо, главное не публично. За это будет тебе почёт и уважение. И пенсия в старости, которую за день пропить можно. Так что контролировать себя мне разнадобилось, меня и так море бездельников контролирует. Проходи, не стесняйся, мы дома одни. Детки шляются где-то, и жена ушла, позже придёт, ещё увидишь её.
Они прошли в большую комнату, стол оказался накрыт: и пара салатов, и мясная нарезка, и маринованные грибочки со свежим зелёным лучком, здесь же ваза с фруктами. Серый усадил Кирилла, пододвинул ему тарелку и рюмки. Кира откупорил принесённый коньяк.
– Давай выпьем за нас, за встречу, в память наших молодых лет.
– А чего ты так мало себе льёшь? Сегодня можно, выходной. Не стесняйся, если что. У меня навалом всякого дарёного пойла скопилась, пить некогда. Рюмки две в субботу за обедом, вот и вся пьянка. Разве только на даче после бани стакан-другой самогона. Оксана, спасибо ей, всё правильно поняла, приготовила пожрать и с подружкой пошла куда-то, в кино или по магазинам шляться, даже не знаю. У неё там ещё горячее в духовке стоит, мясо какое-то. Так что налегай.
– Серый, ты себе наливай, сколько хочешь, а я плохо переношу выпивку в последнее время, выпью вот грамм сто, хватит мне. Давай, за нас – за вас, чин-чин, как говорят итальянцы.
– Ну, хозяин-барин, – Серый с видимым удовольствием залпом проглотил коньяк и закусил грибочком. Старик Реми Мартен и не предполагал, что солнечный напиток пятнадцатилетней выдержки в России будут пить залпом и закусывать луком, солёными огурцами и колбасой. Впрочем, американцы Кока-Колой разбавляют, так что различия весьма условны. – А чего ты расхандрился?
– Давай не будем о грустном. Медицина не знает, а мне откуда знать? – Кирилл взялся рукой за предплечье Сергея, ему захотелось стать физически ближе к человеку, с которым он провёл в очень тесном общении почти шесть лет своей жизни. Мышцы Серого на ощупь оказались дряблыми. – Рад тебя видеть, старик. Я тут с Шуркой случайно встретился, посидели, выпили немного, поговорили о наших старых днях, вот поэтому я решил тебя найти-увидеть. Алекс в Москве, будет оказия – тоже повидаю. Витьку не увидим, так что давай просто помянем индуса нашего волосатого.
Выпили не чокаясь, Кира из пригубленной рюмки, Серый налил себе вторую и опять махнул залпом.
– Так вот: Шурка до меня докопался с подробностями последнего нашего вечера, – продолжил Кира. – Пришлось вспоминать, хотя не хотелось, если честно. Но спустя девятнадцать лет оказалось не так страшно, всё плохое забывается, а хорошее помнится. У тебя что осталось в памяти от нашего похода на пороги?
– Я мало что помню, крепко выпил. Поэтому разговоров почти не помню. Мы смеялись, дурачились – вот это помню. Я к тому времени просёк: финиш моему музицированию, и налёг на водку. Шашлыки помню. Ещё что? Помню, Витёк тебя водил на берег разговаривать, тет-а-тет, оттого ты получился тем последним, до которого всегда докапываются. Тебя даже подозревали в чём-то, дураки. Искали на кого списать. О чём вы меж собой возле воды бакланили?
– Мы по-простому, о своём. Правда, обидного он тоже успел наговорить.
– Обычные Витьковские разборки типа «дураки вы все, ничего в жизни не понимаете»?
– Не, этого не было. Он такие разговоры заводил, когда дурью всякой накачивался. Но на порогах мы только водку пили. Другие меж нами случились разговоры.
– Чё ж тогда он до тебя докопался? С перепою?
– Витёк, как мне показалось, вообще больше прикидывался пьяным. К тому времени он практически бросил – сам знаешь, в наших последних поездках он капли в рот не брал. Я даже начал подозревать у него болезнь какую-нибудь страшную. По-дружески, напрямую его спросил, а он мне: «Нет, Кирюха, это новое просветление», – хотя знал, зараза, не люблю я, когда меня Кирюхой называют. Значит, нарочно сказал. Для чего – чёрт его знает!
– Я-то напился, помню! – двигая челюстями, сказал Серый. – Земля качалась и болел наутро, башка раскалывалась.
– Может быть, я не заметил. Тебе лучше знать. Выпили, конечно. Для того и ехали. И на берегу всё вполне спокойно прошло, без разборок.
– Да ладно! – громко возмутился Серёга. – Я видел издалека, ментам не стал ничего говорить. Напились все. Витёк, как всегда самый умный, выговаривал тебе что-то, ты его толкнул, он упал. Спьяну не обратили внимания. Ты назад к костру вернулся, а Витька остался на берегу, сидел и курил. Не знаю, правда, есть ли тут связь с его исчезновением.
– Не выдумывай, Серый! Шишка у Витьки была, больше ничего. Компресс сделали из моего платка и спокойно перетолковали. Вот то, что я его одного на берегу оставил – тут я виноват, не сообразил. С другой стороны – все взрослые люди, не впервой на природе, выпивали тоже не первый раз в жизни. Кто же знал!
– Обычное дело, – сказал Серый. – Как в кино – концы в воду. Мы надеялись, что он просто забурился куда-то по пьяни, протрезвеет – выйдет. Всё прочесали, водолазы воду потом излазили, Ладогу только невозможно всю проверить. Исчез, но раствориться ведь не мог! Хотя допускаю: плохо ему могло стать, мог отключиться, сознание потерять, поток там нестрашный, но достаточно бурный, чтоб тело унесло. И всё-таки так, чтобы вообще бесследно! Не специально же он это подстроил? Помнишь, как в анекдоте: «Бросился в ледяную воду понтоны крепить и пропал. Искали – не нашли. Улицу его именем назвали. Сейчас он официантом в Лондоне, жалеет страшно». Ха-ха-ха, – громко засмеялся он. Выпив, ему стало тяжелей сдерживать себя, он нова начал говорить громче, резко размахивал руками, угрожая снести посуду со стола.
– Хорошо, если бы по Жванецкому. Только Витёк ни в Лондоне, вообще нигде не объявился. И правду мы, похоже, никогда не узнаем. А тебе он что сказал?
– Ещё бы! – воскликнул Серёга. – Сказал, отличный производственник из тебя получится. Оказался прав, нашёл я своё место в жизни, лучшее применение моим громким талантам. Тяжело поначалу было, семья, а доходы копеечные. Миллионов не заработал, зато стабильно.
– Витёк тоже был женат, правда без детей, – заметил Кира.
– Чёрт те что у них было, а не семья! Людка после Витьки моментально замуж выскочила, двоих родила настолько мгновенно, будто плевать хотела на биологические сроки. Да, кстати! – вспомнил он. – Я её постоянно вижу, она у нас на заводе в отделе внешних связей работает.
– Знаю, встретил весной на рынке. Давным-давно не виделись, а тут вдруг столкнулись. Всё одно к одному. Помню, как я удивился: дочка не Витькина, но дьявольски похожа: светленькая, глаза тёмные, и профиль прямо-таки его. Мистика.
– Ты мужа её не видал, – хмыкнул Серёга. – Она себе мужа нашла, на Витьку как две капли похожего. Только тихий, из конструкторов. Кстати, я ей телефон твой дал – ничего?
– Конечно, какие проблемы. Пускай звонит.
Серёга взялся за бутылку, потянулся добавить Кириллу, он махнул рукой, отказываясь. Серый налил себе, поднял рюмку и сказал тост.
– Что получилось, то получилось. Всё равно ничего не поменяешь. К тому же не так уж плохо получилось.
Выпил, поковырялся в салате и продолжил.
– Мне надоело мыкаться, вот я и завязал. У меня нормально, у тебя тоже всё зашибись, чего ещё желать? Вот Алекс-маленький давно хотел уйти, да никак не мог решиться: Витёк ему что-то говорил, и Алекс ему верил. И тут Витька прав оказался. Алекс в Москве по клубам и кабакам играет с кем попало, ничего он без «Папаши Дорсет» из себя не представляет, ну музыкант, ну хороший, техничный – мало их, что ли? А у нас он уникум был, звезда. Хоть всегда на втором плане, однако не зря я его Джон-Полом любил называть, он на клавишника Led Zeppelin с тогдашними патлами сильно смахивал, к тому же играл на всём подряд, где струны или клавиши есть. Мне иногда казалось – ему на доску проволоку натяни, он запросто «боже царя храни» без фальши сыграет с первого раза.
– Я тоже устал от неопределённости. Даже Витька, который на словах бросать не хотел, мне намекнул, что не будет больше играть. Алекс рвался к кому-то. Не знаю только, куда его звали.
– С ним тёмное дело, – ожесточённо почесав лоб, сказал Серёга. – Он как раз на порогах с Витькой это обсуждал, только я не вслушивался. Помню, называл каких-то общих знакомых. В общем, без разницы. Мы ж договорились разбегаться, а на мелочи я внимания не обращал – стало всё равно, потому и накидался до невменяемости. Вот последние наши месяцы удивительно неплохо помню. Тогда хорошие были разговоры обо всём: о музыке, о жизни, интересные разговоры. Хоть и объявили сухой закон, пиво потихоньку посасывал – никто не был против. Иногда только на Витьку находило, даже на трезвого, всю душу мне вынимал, зараза. Начинал учить, как правильно то, правильно сё.
– Как правильно что?
– Да всё! Жить, пить, думать, про будущее начинал выдумывать – какое оно будет, да чё делать. Доставал своими буддистскими штучками. Сокровенность знаний, слова всякие умные, вся эта муть голубая.
– Ну почему муть? Древние знания…
– Да я не про это. Просто вспомни – где Витёк и где мы? Что, помогло ему?
– Не знаю. Судьба. Это, мне кажется, не связано.
– Ладно. Не связано – так не связано. Вечно ничего ни с чем не связано, давай лучше выпьем ещё, – Серый схватился за бутылку и налил в обе рюмки до краёв. Быстро влил в себя коньяк и продолжил. – В те последние дни, я замечал, Витёк с Алексом о чём-то потихоньку тёрли. На меня Алекс постоянно злился, а тут они начали вдвоём наезжать.
– Интересно. Я и не знал. Делили что-то у меня за спиной. Не легче было «в лоб» сказать? Подумаешь, великая группа, широко известная в узких кругах студенческой молодёжи!
– Ты, как обычно, ничего не заметил, всегда витал в облаках. Хотя ко мне и раньше находились серьёзные претензии, но именно в конце Витька с Алексом начали вдвоём ко мне цепляться. К пьянке на порогах всё утихло, будто они заранее договорились не мутить напоследок.
– Весёленькое дело, по-другому не скажешь. Никогда не догадывался.
– Плюнь. Ничего не вернуть – и не надо. Как там говорил любезный друг наш Сашка Пушкин? «Что пройдёт – то будет мило». Я вот иногда вспоминаю, как мы сраные ваучеры продавали, чтоб усилок голосовой купить. Смешно, а вспомнить приятно!
– Ещё бы! Это не забудешь. Чубайсовские бумажки за бэ-ушный усилитель. Родительские ваучеры я продал, чтоб гитару купить, так она у меня осталась, дома висит. Неплохая копия «Гибсона». А тёщины чеки сожрал какой-то жулик вместе с липовым инвестфондом. Вот и думаю: лучше было на те тёщины ваучеры микрофоны «шуровские» прикупить или примочки гитарные. Вечно у нас проблемы были со звуком.
– Теперь без разницы, одинаково всё пропало. Микрофоны так же прожили бы или пропили, как чеки приватизационные. Приятные воспоминания остались – больше ничего. Песенки эти Витькины мудрёные. «Что жизнь коротка, несложно понять, потери свои подсчитать мы успеем. Труднее о главном не забывать, не растерять по дороге того, что важнее».
– Из предпоследних. Молодец, помнишь.
– Забыть не удаётся, потому что не изменилось ничего в нашей жизни. И в этой славной стране тоже. Я ведь уехать хотел, совсем, – так меня всё достало. Но мои наотрез отказались. Приходится терпеть, хотя жизнь коротка, а потери уже бессчётные. Сейчас они начали сомневаться, да вот только стало ясно-понятно, что раньше надо было суетиться.
– Ты Витькины стихи вспомнил, а у меня наша ранняя песенка про инопланетян всплыла. Я её на какой-то неинтересной лекции начал писать, на репетиции вместе закончили. Она даже потом в институте была популярна, помнишь? Ты тогда с нами только-только начал играть, курсе на четвёртом. Лёнька стучал на ударных, я на клавишах, мы с Оксанкой твоей, тогда ещё даже не твоей – на два голоса пели, а Витёк на варгане дребезжал и в дудочку свистел какую-то индийскую. Какая-то у нас была тогда дикая подделка на помесь «Машины времени» и «Пикника», этакие рок-частушки.
– Напой, я не помню, – предложил Серый.
Он и гитару предложил, гитара стояла тут же, за диваном, однако Кира слишком давно не брал инструмент в руки. Потому спел, просто подстукивая ритм вилкой по тарелке. «…Им пиво вроде серной кислоты, а кислота им словно пиво, и вместо водки пьют воды. И килька там у них, как диво, но чёрной завались икры!» Серёга текст старой песенки давно подзабыл, невпопад открывал рот, руками стучал по коленкам в такт, в его глазах разгорелся огонёк, от алкоголя или тёплых чувств раскраснелись щёки, и даже ставшие редкими волосы растопырились, как от сильного электрического разряда.
– О-о! – когда прозвучали последние строчки, Серый расхохотался и с размаху больно приложил Кириллу ладонью по плечу, как будто рука, отбивавшая такт, сама не смогла остановиться. – Мы тогда были круче, чем «Сплин»! Видишь, я почти всё позабыл. Только показалось, конец не такой.
– Да, но я сам его не помню, Шурку надо спросить. В конце, – Кира пощёлкал пальцами, словно ритм мог помочь, – «нам говорят, что во вселенной мы одни…» Нет, с наскоку не вспомнить.
– Хорошее было время, – затосковал Серёга, и его понесло в воспоминания. – Самое лучшее, что могу в жизни вспомнить. Лучше, чем семья – общее житьё, одинаковые заботы, всё открыто и откровенно. Даже наше знакомство вспомнить. Такого вообще в нашем возрасте представить невозможно. Я ведь просто услышал, как вы с Шурой последний альбом Квинов обсуждаете, и остановился возразить чему-то или поддакнуть, я ведь не с вашего потока, просто по коридору шёл с одной лекции на другую.
– Помню. Ты остановился с возгласом: «О! Квин!», – засмеялся Кира.
– А в результате никуда не дошёл, с вами всю пару протрепался. Оказался в тот вечер у вас на репетиции, с Оксанкой познакомился. Судьба! Недавно перебирал старые фотки, приятно вспомнить. Ты и я с гитарами, усилки на фоне, Витя за ударными, маленький наш виртуоз Алекс с клавишами своими как всегда в обнимку. Смотрел, себя не узнавал, ей богу… Тоненький, волосатый. Ты кудрявый, как Боб Дилан, Витёк усатый-бородатый-патлатый хиппи, всегда серьёзный Алекс. Крутая у нас была команда!
– В последнее время всё чаще случается вспоминать те времена, – согласился Кира с приятелем, и тут опять нахлынула грусть последних дней, и в такт этой грусти он, кивая головой, словно китайский болванчик, сказал. – Витьку отчего-то гораздо чаще вспоминаю. Не хватает мне его. И так обидно за ту ночь на Лосевских порогах! Всё бы отдал, только бы вернуться в тот день, вмешаться, поправить, переменить. Досадно до слёз.
– Да уж, наши доблестные менты сделали вид, будто упорно ищут, и дело закрыли. Потаскали нас, особенно тебя. Меня в осведомители попытались заодно вербануть. Такие в середине девяностых дела были, – менты даже не с бандитами – между собой не могли разобраться, а тут нелепый случай на речке. Утонул как будто, и вся песня. Жаль, могилы не осталось.
– Ладно, что было – то быльём поросло. Мы с тобой сейчас в этом не разберёмся, раз тогда по свежим следам никто не смог. И не надо разбираться, не ради разборок я приехал. – Кирилл решил сменить грустную тему. – Что мы всё о старом! Ты-то как? По жизни? Мы с тобой лет шесть-семь не виделись, не меньше?
– Я точно тоже не помню, разве на поминках твоей Тани? Много лет незаметно пролетело. Давай помянем девчонку, хорошая была, незлобивая, – он быстро налил коньяк и так же быстро опрокинул рюмку в себя.
– И как у тебя? Работа, семья? – пригубил Кира свою рюмку.
– В семье можно сказать – неплохо, если бы меня не бортанули с переездом. А я уж всё разузнал, по полочкам разложил. Несложно оказалось в Канаду уехать. Здесь, правда, работы тоже полно. Пока нефть есть, пока её качают, мы нужны. Мы датчики всякие делаем, и проблема только в одном: молодёжи нет нормальной, в смысле технарей. Никто не хочет быть инженером в наше время! Лучше – шоу бизнес! Банкирами или неведомыми менеджерами, как дочка, «менеджер по продаже» – дерьмо, а не работа. Но я не жалуюсь, мне не на что жаловаться. Зарплату платят, если совсем честно – невеликую, но хорошую. Моя Оксанка иногда что-нибудь ляпнет, да не по злобе, а просто наслушается говна по телевизору. Или, бывает, – ты же знаешь женщин – загорится ей какую-нибудь тряпку особенную купить, а особенные они все особенно дорогие. Так я ей сразу: «Купи, не жмоться. В Турцию мне неохота, в Монреаль – тебе. Раз мы тут живём, дети в порядке, машину недавно поменяли и баньку на даче достраиваю – чего ещё надо? Только здоровье». – Без особого оптимизма рассказывал Серый, но долго грустить он не умел, оживился моментально. – Да ты её увидишь сегодня, они с подружкой долго не загуляются. Может, тебе её подружка глянется? Она разведёнка.
– Да. Про здоровье ты прав, – ушёл от разговора о подружках Кира. – Мне бы успеть детей поднять, а потом наплевать.
– Ладно тебе! Что так сразу за упокой! Кризис среднего возраста? Наливай! Нам же ещё пятидесяти нету! Самая жизнь. Дети подросли, время внуков ещё не пришло, какое-то время их точно не будет. Живи – радуйся. Чего ты расквасился? Жениться тебе надо, вот что! Жена тебя быстро причешет. На курорт свозит, в Сочи или Карловы Вары. Чего морщишься?
– Нет, мне жена не нужна. Я Ваньке обещал.
– Сыну? Это правильно. Для него любая баба после матери будет посторонней, он мать слишком хорошо помнит. А, с другой стороны, сколько ему, семнадцать? Взрослый, должен понимать, скоро сам начнёт по девочкам бегать, наверно уже вовсю бегает, ты просто не знаешь. А Машке как без женщины? Ну не мать – ладно, но ты ведь не обо всём с ней можешь поговорить, ей ведь женский опыт нужен?
– У неё тёща вместо матери. Ей, пожалуй, отца больше не хватает, хотя тёща этого не понимают. Маленькая глупая девочка имеет право об этом не догадываться, а вот тёща просто по-сволочному зомбирует – она умом никогда не отличалась, а теперь совсем скурвилась. Боюсь, уже безвозвратно испортила девчонку. Иной раз думаю даже, крамольно думаю, но по-другому не получается: зачем мне дочь, лучше бы Таня моя была жива.
Получить полную версию книги можно по ссылке - Здесь
| Предыдущая страница | Следующая страница |
Поиск любовного романа
|
Партнеры