Разделы библиотеки
Проклятие неопределённости. Роман-фантазия - Андрей Марковский - Читать любовный роман онлайн в женской библиотеке LadyLib.Net
Проклятие неопределённости. Роман-фантазия - Андрей Марковский - Скачать любовный роман в женской библиотеке LadyLib.Net
Марковский Андрей
Проклятие неопределённости. Роман-фантазия
| Предыдущая страница | Следующая страница |
10 Страница
Назавтра, в пятницу, он встал с постели немногим легче, чем обычно. Всё-таки женщина – никакое не лекарство, обманул старик, – подумал Кира. Отпился кофе, как мог взбодрился, – на сегодня у него запланирована куча дел. Нужны некоторые документы на павильон, для продажи, сегодня как раз приёмный день в администрации Петроградского района. После обеда ему обещали отдать с обслуживания машину, надо ехать в автосалон, потом на работу, а там Динара. Интересно, как они будут общаться после вчерашнего?
С отделом потребительского рынка удалось расквитаться легко, они к вопросам принадлежности и собственности отношения не имели, а вот с отделом землепользования могло сложиться не так просто, Кирилл издалека увидел большое скопление людей около заветной двери. Но тут ему пришлось сильно удивиться: навстречу по коридору своей лёгкой походкой в знакомых кроссовках «Nike» шёл недавний знакомец, шаман, прорицатель или сумасшедший Палыч.
– Как вы тут очутились, Михаил Палыч? Именно в этом коридоре?
– Здравствуй, молодой человек. Жизнь – это и есть коридор, – по-своему витиевато приветствовал его старик. – Этакий коридор с движущимся эскалатором. Какие в Пулково раньше были, помнишь? Люди становятся на него и едут, торопливые ещё идут по нему, спешащие – бегут. Но некоторые рядом бредут, просто пешком, медленно. Однако всех этот коридор в одно место приводит, и тех, кто медленно идёт, и тех, кто едет, и тех, кто бежит. Только в разное время.
– Любите вы, Михал Палыч, красивые сравнения. Самый настоящий физик-лирик. А всё-таки, как вы тут оказались, неужели опять случайно, как в поликлинике?
– Нет. Конечно нет. И в больнице не случайно, хотя там я тебя ещё не знал, только чувствовал. Теперь засёк – всё, больше не пропадёшь.
– И какова дальность вашего радара? Если я уеду в Америку, засечёте? – засмеялся Кира. Он не понимал, потешается старик или что-то секретное в его словах всё-таки есть.
– Насчёт Америки не знаю, врать не стану. Потому приходится и другие способы пользовать. – Палыч хитро усмехнулся, достал из кармана ветровки листочек, развернул и показал. Это была копия обложки медицинской карточки, которую Кириллу завели перед началом обследований.
– Послушайте! – удивился он. – Не легче телефонами обменяться, что за шпионские методы? Впрочем, постойте, тут не может быть написано, что я сегодня собирался в администрацию. Откуда вы узнали, интересно?
– Говорю же: почувствовал, – кратко ответил Палыч. – На это я ещё способен, хотя силы уж не те.
– Опять загадками говорите. Тогда другой вопрос: для чего я вам? Зачем вы меня находите и рассказываете ваши красивые притчи?
– Вот это вопрос непростой. Ожидал я его. Должен был ты его задать когда-то. Ответ у меня будет простой и непростой одновременно. Ты все свои дела здесь сделал?
– Нет, надо подписать в сто восьмом, а после печать в канцелярии поставить. Тогда будет всё, но вряд ли это быстро получится.
– Дай-ка мне бумаги, зайду я в этот сто восьмой. А то времени жалко.
– Кто же вас пустит, Михал Палыч! Тем более – тут лично. Или по доверенности нотариально заверенной.
– Дай-ка, – настойчиво сказал Палыч и вынул из руки Кирилла папку с бумагами. – Они сами знают, где подписать? Или показать надо – так ты мне покажи.
Кирилл заторможено посмотрел со стороны, как ловкий дед, взяв папку и намеренно сгорбившись, не встречая ни малейшего сопротивления ожидающих своей очереди посетителей, спокойно прошёл в кабинет, и через две или три, максимум пять минут так же, тихо прикрыв за собой дверь, вышел и распрямился.
– В канцелярию сам зайди, это на втором этаже. Я к выходу пойду, подышу пока воздухом.
Девушка из канцелярии без проблем пропечатала синими оттисками гербовой печати все нужные листы. Он рассчитывал успеть с документами хотя бы до обеда, сейчас начало двенадцати – и уже свободен. Кирилл вышел на улицу и не увидел старого колдуна Палыча. Подумал: что это за хрень, он что, привидение? Непонятно. Встряхнул головой, пытаясь вытрясти из неё всё загадочное и необъяснимое, но пока торчал на крыльце, как лунатик, не зная, что предпринять дальше, через дорогу к нему перешёл Михал Палыч, держа в каждой руке по брикету мороженого на палочке.
– Я подумал: раз сегодня тепло, можно побаловаться, – он протянул Кириллу завёрнутый в фольгу брикет. – Любишь эскимо? Сейчас столько разного делают, а я по старинке люблю эскимо. «Ленинградское» за двадцать две копейки помнишь? Чего встал столбом? Пойдём, тут есть парк маленький рядом, сядем, поговорим.
Они, медленно прогуливаясь и облизывая мороженое, как первоклашки, героически закончившие свой первый учебный день и вознаградившие себя за стойкость, дошли до Александровского лицейского сада.
– Итак, дорогой Кирилл, всё очень просто и сложно: на самом деле я твой родственник. Не прямой, не родня, однако же не сильно дальний. Это простая часть ответа. Сложную я тебе начал рассказывать, да не больно ты мне поверил. Не самое простое это знание.
– Давайте разберёмся с простой частью. Для начала. Родственник с какой линии? Мне родня вся знакома, так что в этом придётся разбираться, хочешь – не хочешь.
– Узнаешь. Я тебе всю свою историю расскажу. Приготовься, долгая моя история. Пока поверь, что я не просто так вздумал тебе помогать. Я не сумасшедший, не сводник, не провокатор и не жулик. Какие ты ещё мне эпитеты понапридумывал в нашу первую встречу?
– Разве не ясно, на что тот наш разговор мог походить? На беседу психа с параноиком, или украинца с русским, когда каждый на своём языке говорит – слова похожие, а смысл ускользает.
– Хорошо. Тогда издалека начну. Без особой лирики всю мою прозу жизни. – Они дошли до сквера и присели на свободную скамейку. – Ты человек образованный, поэтому тебе и сложно, и просто будет поверить во всё, что я тебе сейчас скажу. Я происхождением из очень простой семьи, в войну отец мой, сапожник, ушёл воевать и погиб от рук германцев. Мать из крестьян. Всё, что она смогла, так это в хаосе революционном-послевоенном нас с сестрой не потерять.
– Это какая революция? Откуда вы родом, Михал Палыч?
– Оттуда же, откуда твой прадед – с Белоруссии я, из-под Гомеля. А революция на всех одна пришлась: февральская, а потом октябрьский переворот. Переворота мы не заметили, у нас в ту пору фронт рядом стоял.
– Я не знаю, из каких краёв мой прадед, а дед с Украины. Постойте… Революция, вам сколько лет тогда было?
– Шестнадцать. Я почти ровесник века.
– Так вам, выходит, далеко за сто? – откинулся назад Кира, словно хотел разглядеть Палыча с расстояния. С самой первой встречи он полагал, что деду около семидесяти. – Оказывается, вы мастак на выдумки гораздо больший, чем я предполагал!
– Да, выглядит не очень правдоподобно, однако это тоже правда, дорогой мой соплеменник. Фотографии – те немногие, что сохранились – я тебе после дам полюбопытствовать. Плохие карточки, мало что видно, не то что сейчас: нажал на кнопку – весь мир глядит. Однако с твоим родным прадедом и женой моей первой, его младшей сестрой, качественная карточка есть, дореволюционная. На Троицкую ярмарку они вместе с родителями в Гомель ездили, там снимались. В двадцатые годы фотографов и близко не найдёшь, из тридцатых кое-какие фотки сохранилось. Поглядишь на своих родственников. Ты поди знать не знал об этой ветке твоей родни.
И продолжил неспешно рассказывать, так же неспешно облизывая исчезающую с палочки порцию мороженого:
– Времена тяжёлые настали, ты только представь: война, потом большевики, босяцкая власть, снова война – германцы накатили, с ними петлюровцы. Красные потом их погнали, да заодно всех гнали и убивали без разбору. Гражданская, бандиты, поляки, белые, зелёные – всё плохо, куда ни кидайся, конец везде одинаковый.
Сбежали мы с матерью в город, в Гомеле хотя бы постоянный гарнизон красных стоял, поспокойней немного. Сестра моя старшая замуж вышла за красногвардейца, сынок у них родился, а я в мастерские на работу там устроился. Всех противившихся новой власти красные к двадцать второму году перестреляли, тут худо-бедно мир настал. Работал я хорошо, двинули меня новые власти пролетарский завод строить – «Сельмаш», и производство на нём запускать – сеялки да плуга делать. Но я тебе не трудовую биографию рассказываю, а про то, в чём мы с тобой похожие.
Году в тридцатом понял я, что не всё во мне так, как у других. Девки меня любили, да и я их не чуждался. Много девок было у меня, никогда не считал – сколько. Вот к тридцати своим годкам начал сомневаться, гляжу на себя в зеркало и вижу: какой был парень двадцатилетний, такой и остаюсь. Думал, от деда здоровье досталось, крепок был, почти до ста лет дожил, не сумел я тогда лучшего объяснения придумать.
Без особого упоминания времени не обойтись, однако. Ты знаешь, что за весёлые тогда настали времена, середина тридцатых. В партию я вступил, начальником транспортного цеха работал, жениться надумал – нельзя одному, подозрительно, да и детей пора заводить, по-людски чтобы. Нельзя мотыльком порхать, к тому девушка хорошая мне подвернулась, очень красивая. В твоём роду все красивые. Вот тогда, впрямь как теперь у тебя, катавасия со мной приключилась: жена болеть начала, а я принялся стареть, и за довоенные годы догнал возраст свой, и перегнал, прямо-таки следуя заветам партии и правительства. Перед самой войной, к сорока годкам приближаясь, я в зеркале уж не сорокалетнего себя видел. Волосы пучками полезли, зубы зашатались, морщины такие – будто мне плугом нашего гомсельмашевского производства лоб перепахали. Кстати, волчок твой в голове у меня кружился не переставая. Сказался ко всему прочему недостаток питания да витаминов. Потому полагаю, что время в запасе у тебя ещё есть: на здоровье жалуешься, однако говоришь, будто не постоянно, а временами волчок в тебе кружится. И выглядишь не так, чтоб совсем плохо.
Мне, по правде сказать, моё нездоровье в ту войну жизнь спасло. Здоровья для войны не хватило, не взяли меня на фронт. Сбежали мы с семьёй в эвакуацию, еле успели. Ты в курсе, что наша доблестная Красная Армия на шестой день войны Минск сдала, а у Гомеля гитлеровцы через две недели оказались? Так вот, я тебе честно скажу – бардак в первые военные недели бушевал неописуемый, до сих пор не очень понимаю, как мне удалось в последний эшелон со станками запрыгнуть и меж бомбёжек уехать. Семью я на двое суток раньше отправил, в первом составе с оборудованием. А сам чуть от поезда не отстал, сил не было. Женщина мне одна помогла хорошая, чего уж… буквально на себе втащила в теплушку.
Вот тогда, в эшелоне том эвакуационном я впервые догадался. Еды у нас почти не было, а ведь сила во мне прибывать начала. Почувствовал я прилив энергии ниоткуда, когда у нас с женщиной, меня спасшей, вагонная любовь приключилась. Уж не знаю, что она во мне нашла, может просто забыть хотела о страшном, что позади нас осталось? Никто ничего в те дни не знал о близких своих, она не могла знать и я не знал. Или она тоже была нашего необычного племени? Ничего про неё не мог узнать – пропала, как в воду канула. Не показалось мне это подозрительным: война, многие пропадали.
Так вот, за почти месяц, что ехали мы с той женщиной в одном вагоне, оправился я, как на курорте побывал, силы откуда-то взялись.
Приехали в Курган, небольшой городок за Уралом. Кое-как устроились, станки распаковали, производство мин и снарядов наладили. Но раз уж я к тому времени догадался о причине своей странной болезни, не стал забирать силы у жены – ей самой не хватало. Принялся от разных женщин «заправляться», много женщин тогда было вокруг, почти все одинокие. Не скажу, что так уж легко себя оправдать: развлекаться в лихую для народа годину, но к тому времени потерю сил своих через недостаток женской энергии понял. Поэтому с радостью ощущал возвращение сил, когда брал её понемногу от разных девушек и женщин. Я старался по-честному, героем-любовником заделался, чтобы не у одной всё забрать, а у многих – понемножку, чтоб им самим полегче было. Жена как-то догадалась, что эти мои измены не для развлечения, выздоравливать начала после семи лет нашей совместной жизни, несмотря на голод. Если б не оставил я её, так же погибла, как твоя.
– Ну, вы прямо Казанова какой-то! – с некоторой иронией оценил невероятный рассказ Кирилл.
– При чём здесь Казанова, скажи? К чему эти штампы глупые? Тот был простой обманщик, писака, чужие истории за свои выдавший, – возмутился Палыч. – Второй раз с тобой говорю, и ты опять как мальчишка себя ведёшь. Обязательно тебе надо красочный ярлык прилепить, будто со знакомым ярлыком тебе понятней станет. Не торопись. Повезёт узнать, какие мы в самом деле, тогда все твои смешки кончатся. Черпнёшь силы да здоровья, разом смеяться перестанешь, над собой станешь смеяться, каков дурак был…
– Извини, Палыч, – как можно примирительнее сказал Кира. – Непросто мне в твои рассказы верить. Ты продолжай.
– В самом конце войны встретил одного из наших. Узнали мы как-то друг друга. Почуяли. Именно он мне подробно всё объяснил. Принялся я искать свою половину. И однажды, уже сильно после войны, в сорок девятом, встретил такую, с которой не хотелось расставаться. И ей тоже. Мы потихоньку состарились вместе. Повезло нам друг дружку встретить.
– После стольких женщин – всё одна и одна? – снова не удержался от нелепого комментария Кира.
– Дураком надо быть, чтоб жалеть! – глянув с осуждением, воскликнул дед. – Это счастье великое, найти свою правильную половину! Мало нас, мудрено друг дружку встретить. Ты ляпнул давеча: в газету объявление подать, или в теперешний интернет, – осрамишься на весь свет, и больше ничего. И по чужим постелям скакать всю жизнь невелико счастье, по себе знаю. Обычно скачут как раз те, у кого нашего чудесного свойства нет. Быстро истрёпываются, быстро старятся, и жалеют, что состарились, жалеют, что не могут больше скакать. Даже если ничего, кроме обрывков удовольствия, в памяти не остаётся. Так что, дорогой мой Кирилл, ты из нашего рода, ты такой же, как я. Потому вся болезнь твоя исключительно изнутри исходит, и только женщиной может быть остановлена. А излечена – только любовью, только черноглазой девушкой, только той, которая не единственная на свете, но очень редкая. Потому говорю: ищи, времени не теряй. Не так много у тебя его осталось.
– Придумывать ты горазд, Палыч. Не обижайся, дорогой мой дальний родственник, но твой рассказ о девах и черпании у них силы и молодости мне какую-то старую сказку напоминают: живая и мёртвая вода, царевна-лягушка, ведьма и Баба Яга. Но не верю я в сказки, материалист проклятый. Так научили. Паспорт твой где, покажи, дорогой мой Кощей Бессмертный! Там написано, что ты в начале прошлого века родился?
– Документы в послевоенное время я себе сделал. Непросто, но и не так уж сложно это оказалось, несмотря на контроль НКВД – там ведь тоже много женщин работало. Жена моя с ребятишками в сорок шестом домой вернулась, в Гомель, родня кое-какая выжила, места привычные, родина, не то что Зауралье и Сибирь – сплошные чалдоны да переселенцы со ссыльными. Я в Зауралье остался и с детьми некоторое время связь держал. После перестал, когда паспорт себе новый выправил и уехал в Сибирь следы заметать. Умер я для них, так правильнее.
– В Сибири жену свою встретил?
– Нет, здесь. В Ленинграде. И не в самом городе, а в пригороде тут недалеко, в Царскосельском парке познакомились. Бывал там?
– Много раз с детьми ездил. Не только в Пушкин. Все старые парки очень красивые.
– Вот в той осенней красоте мы повстречались, и поняли сразу, что нужны друг дружке. Раз поцеловались – и поняли. Один только поцелуй! Шестьдесят пять лет почти прошло. Там на берегу царского пруда дерево наше отмеченное, где мы друг про друга поняли. Раньше ездили каждый год то дерево благодарить, теперь напоследок хотели, да пока что-то не получается. Хворает жена моя.
– Писателем тебе надо было стать, Михал Палыч. Здорово у тебя выходит, интересно. Правда, не очень убедительно.
– Я и не хотел тебе в чём-то убеждать. Выгоды я не ищу, поскольку её нет. Просто хочу тебе помочь по-родственному. Моё время заканчивается, и по всему выходит, жалеть мне не о чем, кроме как о тебе, непутёвом. Желаю, чтоб тебе любовь выпала. Не удовольствие, а любовь. Я столько удовольствий имел года с двадцатого до пятидесятого, а вспомнить почти нечего, кроме семьи моей тогдашней. Войну помню, жену с ребятишками, трудности помню, самогон вонючий однажды под одеялом с любовницей пили – помню! Ночь, самогон из горлышка в темноте, пьяный храп её мужа помню, а саму её – забыл. Рассказывал как-то одному пенсионеру, конечно без подробностей, не как тебе, – так он слюной весь истёк, хрыч старый. Всё переспрашивал: правда каждый день новая баба? Не мог поверить. Ни о чём больше не спрашивал, всё про девок просил рассказать. Самец, нечего больше сказать. Не способен понять, что для меня женщина не удовольствие, а жизненно важное лекарство. Вот ты мужик достойный. Просто так тебя девки не интересуют, тебе любовь подавай. Сам знаешь, как быстро проходит физическое удовольствие, примерно как голод. Наелся – и сыт, и ничего тебе больше не надо. Никакими деликатесами не соблазнить. А любовь – лекарство, жизненно необходимое для здоровья.
Палыч встал со скамейки, огляделся вокруг, поднял глаза к небу, улыбнулся чуть пробивающемуся сквозь облака солнцу и сказал:
– Ладно, ты переваривай пока всё, что я тебе наговорил. Ты поймёшь. Ты быстрее поймёшь, чем думаешь, ты парень неглупый. Увидимся ещё.
– С тобой весело, Палыч, и занимательно. Я заметил, как незаметно на «ты» перешёл, по-родственному. Это ничего? Телефон свой скажи, пожалуйста.
– Телефон? Запиши, – он достал из кармана ветровки простейшую древнюю «Нокию», нажал кнопки, и у Кирилла знакомой мелодией запел в барсетке его смартфон. – Слишком поздно только не звони, мы с супругой люди пожилые. Да, кстати! Отца своего спроси, помнит ли он фамилию Зиневич – бабки твоей фамилия девичья. Спроси, что ему мать про отца рассказывала. Не могла она рыбой молчать. С кем ещё поделиться, как не с сыном. Пока, правнучатый мой племянничек, не хворай. Женщину не забывай, ищи.
– Подожди, Палыч, постой! – взмолился Кирилл. – Ещё один важный вопрос. Интересно, почему ты всё время говоришь о балканской женщине? Витька, помнится, тоже говорил: балканская черноглазая девушка. Получается все, как ты говоришь «особенные», должны иметь общих предков оттуда? У меня никого в родне из тех краёв не было.
– Не знаю. Откуда-то оттуда подсказка, – дед тыкнул пальцем в небо. – Я предполагаю балканское наследие, потому что очень мало таких, как мы с тобой, знал. Буквально пальцев рук хватит пересчитать. Однако все очень похожи на выходцев с юго-востока Европы: смуглые славяне, кудрявые и темноглазые – ты сам такой. Если чисто логически, то из этого вытекает вот что: вряд ли люди с такой удивительной особенностью могли появиться в разных частях света, значит, все мы откуда-то из одного места. Лишь один точно знал своих предков, да к тому сам вырос на побережье Адриатики… Хотя,… строго говоря, … исходя из той же логики, больше Индия бы подошла: все их древние писания очень подозрительно полны схожими сведениями. И цыгане неплохо подходят: при их образе жизни легче всего скрывать, кто ты есть на самом деле. Какие в таборе документы? Женщин у цыганского барона в достатке, своя, особенная может жить рядом – за двести лет никто не заподозрит. Цыгане родом из Индии, их племена когда-то давным-давно переместились через средний и ближний Восток к Турции на Балканы. Цыгане и дальше пошли, они в Европе имеются и в Америке, но какие они биологически – без понятия. Как ты понимаешь, в газетах об этом не напишут. Что насчёт нашей с тобой родни, так разве знаем мы нашу родословную? Не принято это у босяков. Кто откуда взялся – неведомо. Сколько всяких войн в ту пору происходило, сколько людишек перемешивалось в этой человеческой каше, уж я по своему опыту могу себе представить, сам беженец во вторую мировую. Кто с войсками Суворова в Россию приехал, кого пленным привезли, а девушку красивую да черноокую могли за любовь её сладкую прихватить, вот оттуда могло пойти. Красивая сказка, но мне нравится. Ладно, пора мне, моя черноглазая красавица меня заждалась. До встречи.
Получить полную версию книги можно по ссылке - Здесь
| Предыдущая страница | Следующая страница |
Поиск любовного романа
|
Партнеры